Все комедии заканчиваются свадьбами!

— Дорогие молодожёны! — на эстраду вышел Стас Золотарёв.

— Дамы и господа! — подхватил поднявшийся следом Ярослав. — Сегодняшнее событие является для нашей семьи эпохальным, а потому, без ложной скромности, никому, кроме нас, доверить конферанс не могли.

— Вы не могли, — поправил Клим Колодей. — Ничего, я здесь, ребята, — подмигнул гостям. — Всё под контролем.

Братья переглянулись и двинулись к конкуренту, но в последний момент остановились. Переглянулись.

— Ладно, оставайся, — решил старший. — Три невесты, три жениха, три ведущих.

— По фен шую, — подтвердил младший.

— Вы забыли ещё что-то, чего должно быть три, — Клим повернулся к молодым. — Ваш свадебный вальс.

— Вадим и Лина, этот танец для вас, — объявил Стас.

Три красивых пары по очереди выходили на танцпол. Вадим и Лина танцевали под 'Метель' Свиридова, Матвею и Рите поставили вальс Евгения Доги, а Жене и Алине — 'Маскарад' Хачатуряна. Все танцевали очень неплохо, но Лялька летала, не касаясь пола, как будто была эфемерной.

— Это было очень красиво, — Клим поаплодировал вместе со всеми. — Я думаю, только за это стоит выпить шампанского.

Ребята вели свадьбу то вместе, то по очереди. Сценарий никто, кроме них, не знал. Ну, может, только жёны, но и они молчали, как немые, поэтому каждый их выход был для кого-то чреват сюрпризом.

— Я думаю, самое время поздравить молодых родителям. Дядь Игорь, дядь Артём, не все знают, что вы пишете песни, но мы-то в курсе. Наверняка у вас есть новая, написанная именно к этому торжеству. Пожалуйста, просим.

Клим оперативно принёс Артёму Русанову гитару, поставил микрофоны.

— Отношения надо уметь создавать,

Делать знаки любви, и навстречу шаги.

Вместе жить — это больше, чем есть вместе, спать,

Вместе жить — это мир разделить на двоих.

На двоих и печали, и радости дня,

Принимая в свой круг тех, кто дорог и друг,

Помогая, поддерживая и любя,

И в сплетении чувств, и в сплетении рук...

Вместе жить — это больше, чем просто "иметь",

Это больше, чем секс, не касается трат,

Вместе жить — проживая рожденье и смерть,

В боли, в радости, в старости, как говорят.

Надо слышать и слушать, ценить и дарить

И доверие бережно в сердце нести...

Создавая свой рай, надо просто любить,

Повторяя волшебное слово "ПРОСТИ"...

(стихи Татьяны Резниковой)

'В подарок' пели много — и молодёжь, и гости постарше. Своим родителям Клим предложил станцевать.

— Не спрашивайте меня, откуда я знаю, но мне кажется, это композиция вам подходит, — и улыбнулся, глядя на приятно-удивлённые лица Саши и Маши, когда зазвучала медленная латина.

Совсем удивительно получилось с Татьяной, женой Лялькиного крёстного. Собственно, сначала Константину и Татьяне предложили выбор — петь или танцевать. Костя очень комично выставил руки и затряс головой.

— Не-не-не! Меня медведь истоптал, — отказался.

— Русскую плясовую, — заказала Татьяна, поправляя причёску.

— Позвольте, — раздался хорошо поставленный глубокий мужской голос. К столику подошёл мужчина, высокий, крепкий, не смотря на возраст. — Разрешите даму на танец пригласить?

Приосанился, притопывая, вывел свою партнёршу в центр танцплощадки и кивнул — можно.

Пара так зажгла, так выдала, что Лялька, сидевшая, притопывая каблучком, вскочила, как только мелодия закончилась, затопала, захлопала. Раскрасневшаяся Татьяна и Сергей Семёнович Горелов поклонились, и Горелов предложил.

— А давайте на бис? Только не мы, а вот молодые. Попросим!

И Лялька станцевала на бис, а Женька ходил вокруг гоголем и заламывал несуществующий картуз.

Праздник был веселый и время летело быстро, никто скучать не успевал. И пели, и танцевали, и смеялись — конкурс анекдотов чего стоил, или когда в 'ручеек' бегали.

— Первый раз на такой свадьбе гуляю, — обмахиваясь веером и отпивая холодного шампанского сказала Злата мужу. — Классно, скажи?

— Наших женить будем, тамаду искать не надо. Вызову вон Колодея, командующий я или нет? — пошутил Келлер.

Когда на небе зажглись первые звёзды, на эстраду опять вышло ведущее трио.

— Когда-то существовал прекрасный обычай. Мужчины пели прекрасным дамам серенады под балконами.

— Балкона у нас нет, а кавалеры есть.

— И прекрасные дамы.

— Осталось только узнать — какие сейчас серенады.

Рита стояла на краю эстрады, Матвей встал внизу, поправил на плече гитару.

— Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было сорок сороков.

Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал,

Потому что, если не любил,

Значит, и не жил, и не дышал!

Я дышу — и значит, я люблю!

Я люблю — и, значит, я живу!

Владимир Высоцкий

Допел, снял инструмент, одним прыжком вскочил на метровую высоту, схватил жену на руки. Она обняла его за шею, смеясь, потянулась к губам. Матвей ответил на поцелуй, унес её в темноту, за освещенный круг.

На подиум вышла Лина, улыбнулась Вадиму, неосознанным жестом сложила руки на груди в тревожно-нежном жесте.

И Вадим прочитал, серьезно, как он делал всё и всегда.

— Я люблю тебя и небо, только небо и тебя,

Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.

В светлом небе — бесконечность: бесконечность милых глаз.

В светлом взоре — беспредельность: небо, явленное в нас.

Я смотрю в пространство неба, небом взор мой поглощен.

Я смотрю в глаза: в них та же даль пространств и даль времен.

Бездна взора, бездна неба! Я, как лебедь на волнах,

Меж двойною бездной рею, отражен в своих мечтах.

Так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя...

Я люблю тебя и небо, только небо и тебя.

Валерий Брюсов.

Протянул руки, обнял Лину за талию, опуская. Они постояли несколько мгновений, обнявшись, глядя друг другу в глаза...

Лялька улыбалась, спокойная и счастливая, в радостном предвкушении. И когда он запел, сердце остановилось, а потом ударило набатом.

— Если однажды горячее солнце

Станет холодным как утренний лед,

Если зима жарким летом вернется

И на песок белый снег упадет,

Если беда, что ничем не измерить

Рухнет на землю косою звеня —

Я буду знать, всё равно, что ты веришь

Я буду знать, что ты любишь меня.

Денис Майданов

Женя унёс её на руках, закрывая от всего мира, она прятала его на плече лицо, мокрые от счастливых слёз глаза, и совсем разрыдалась от простых слов.

— Зайдем дочку проверить, да?

Глава 13.

Рита пришла домой в начале девятого вечера, уставшая, как собака, которой семь верст не крюк, и такая же грязная и замерзшая. Включила свет в комнате, в кухне, в прихожей — так надоела темнота, что она даже шторы повесила ярко-жёлтые, весёлые. Горячей воды опять не было, всё-таки хорошо, что Матвей добыл нагреватель. Пока вода грелась, закинула в стирку комбинезон, попробовала оттереть бушлат от каких-то вонючих пятен.

— Я могу уже патент получить на то, как сделать пятновыводитель из стирального порошка, подсолнечного масла и волшебного заклинания, — ожесточенно орудуя жёсткой щеткой, ворчала Рита, ёжась от холода. Она так и ходила в трусах, футболке и носках, потому что ей казалось, что от неё до сих пор пахло. Отчистила, повесила у батареи в коридоре на специально приспособленную сушилку, принюхалась.

— Приду из душа, будет пахнуть — духами обрызгаю, пусть полполкана орёт, может, охрипнет.

Побросала бельё в корзинку, пошла мыться. Вышла, замотав волосы полотенцем, в толстом халате, поглядывая на часы, переоделась, сушила волосы. На планшете замигал значок вызова, торопливо ответила, сразу заулыбавшись.

— Привет!

— Привет! — две головы одновременно влезли в экран, поздоровались хором, заговорили. — Что делаешь? А Матюха где?

Рита уселась, скрестив ноги, перебивая, в свою очередь, задала тысячу вопросов про учёбу, про дом, про всех родных и знакомых.

Никита и Кирилл поступили в МГУ, на факультет космических исследований, впилились в учёбу с головой и могли про это рассказывать бесконечно. Но Рите всё было интересно — и про космическую медицину и биологию, изучение различных явлений в космосе, про информационные технологии и конструирование новых приборов.

— Наш факультет самый продвинутый, — похвастался Кир. — Космические исследования лежат на стыке наук, у нас со всех почти факультетов и институтов ученые и преподаватели.

— Мы китайский учить начали, — всунулся Никита. — Представляешь?

— Представляю, — Рита обняла подушку. — И как?

Братья на китайском поздоровались, попрощались и спросили как дела.

— Акцент ужасный, конечно, но вы молодцы! — похвалила старшая сестра. — Скажите ещё что-нибудь!

Так они проговорили с полчаса, пока у Риты не начало громко урчать в животе.

— Я еще не ужинала, пойду поем, ок?

— Давай, мы пока Вадьку попробуем набрать.

— С ними уже три дня связи нет, но, может, прорветесь. Всё, пока, — помахала. — Маму я сама наберу, скажите ей, ладно? Может, и папа придет пораньше.

В холодильнике стояла огромная кастрюля бигуса с грудинкой, черносливом. Было очень вкусно с домашним ржаным хлебом из хлебопечки, но есть одной было тоскливо. Они никогда в жизни одна не ела! В носу защипали близкие слёзы, и она торопливо шмыгнула. Налила себе холодного маминого травяного чая, съела конфету, покосилась на телефон. Можно попробовать маме позвонить или рано? Не выдержала.

— Привет, роднуля, — тепло улыбнулась мама через мгновение. — Мальчишки сказали, ты будешь звонить, я хожу везде с планшетом...

Поговорили. Мама рассказывала, расспрашивала, Рита отвечала, что всё у них хорошо, и служба, и бытовые условия.

— Нет, мам, полярной ночи у нас нет. Световой день, правда, пять часов всего, но скоро же зимний солнцеворот, потихоньку прибавляться будет. Местные говорят, в январе обычно пурга, но теплеет. Хорошо мы питаемся, мамуль! Здесь всё есть, только дороже, — хихикнула. — Зато рыба как дед любит. Матвей строганину наловчился делать на раз, — присмотрелась к экрану. — Мам, Вадим вызывает! Я сейчас быстро с ними пообщаюсь, и ты поговоришь!

Сколько себя Рита помнила — а она, когда была помладше Камиллы, рассказывала родителям вещи, которые с тройняшками происходили месяцев с девяти, что по определению помнить не могла — они всё время были втроем. Своя комната у неё появилась в восемь лет, и то она первые полгода убегала и спала с Вадькой или Женькой. У них не было секретов друг от друга, они никогда не ссорились, не дрались, не делили игрушки и родителей. Удивительно, да. Двойняшки Русановы, например, могли за несколько минут поругаться, подраться, как две кошки, и тут же обниматься и целоваться. У Серебро было по-другому, потому что с Вадимом поссориться было невозможно из-за его терпения и добродушия, Женя всё переводил в шутку, а сама Рита, хоть и проявляла порой характер, капризничала, как единственная девочка, любила, чтобы всё было по её, и вообще, была искренне убеждена, что всегда знает, как лучше, братьев любила до самозабвения. Спорить тройняшки спорили, и во взглядах, бывает, не сходились, но стоило обстановке накалиться, как Вадька замолкал, Женька начинал хохмить, Рита сначала доказывала, начинала злиться, топать ногой, фыркать. Братья терпеливо пережидали, пока она сама не начинала смеяться. Так они жили дома, потом поступили учиться — тоже мало что изменилось, расставались только на несколько месяцев лётной практики, но каждый день подолгу разговаривали по телефону, по скайпу, переписывались. А теперь они с Матвеем служили в новом авиационном полку в необъятной Якутии, а Вадим с Женей на самой северной авиабазе, знаменитом Арктическом Трилистнике, теперь обеспечивающей всесезонные полёты. Общаться стало труднее и из-за занятости, и из-за проблем со связью, случающихся время от времени. Поэтому каждый звонок Рита ждала до дрожи.

— Рита, не нагнетай, — начал было Женя после её длинного монолога, со слезами и кучей использованных салфеток. — Мы только из училища, естественно, летаем меньше, чем опытные...

— Что не нагнетай? Матвей-то летает. И сегодня тоже. А я ни разу!

К Ритиному несчастью, сразу после их из прибытия к месту службы командир полка загремел в госпиталь с не смертельной, но плохо излечиваемой в местном климате болячкой. Его перевели в Бурденко, он отлечился месяц, потом ему дали отпуск за два года, и он уехал со счастливой женой на юг. Обязанности временно возложили на начпотеха — заместителя командира полка по инженерно-авиационной службе подполковника Сидорова. Марго его потом определила как типичного Скалозуба. Ко всему прочему, он был страшным женоненавистником, по крайней мере, женщин-пилотов не признавал категорически. У Риты, к тому же, были отягчающие обстоятельства. У неё был папа генерал-полковник ВКС, и, соответственно, блат. Ну, начпотех был в этом абсолютно убеждён!

— Баба за рулём — обезьяна с гранатой, а баба за штурвалом — бандерлог с базукой, — мельком проглядывая Ритины документы и небрежно бросая перед собой, объявил ей подполковник. — Что за

* * *

придумали... Ну выучилась ты, служила бы в штабе, кофе подавала. Что сюда-то припёрлась, за мужиком, что ли? Так могла бы не ревновать, у нас тут женского пола не густо, и все при деле. Ладно, чем тебя занять-то?

— Товарищ командир, — не сразу поверила в худшее Ритинья. — Меня к вам летать направили.

— Мало ли, — подполковник откинулся в кресле, улыбнулся ядовито-заносчиво. — А я не допускаю.

Маргарита хотела было возмутиться, начать доказывать, но сдержалась. 'Терпи, терпи', — уговаривала она себя. — 'Может, он тебя проверяет'.

— Будешь ты у меня помощником дежурного по аэродромно-техническому обеспечению полетов.

Рита подавилась воздухом.

— Сказать что хочешь? Нет? Свободна тогда, иди, оформляйся.

И вот три с половиной месяца Маргарита не выходила за территорию аэродромных служб, занималась всякой ерундой, вроде проверки кондиционности топлива, масел, спецжидкостей и газов, а проще говоря — лазала по складам и бочкам со всяким вонючим и липким, злилась, тосковала по настоящему делу, по полетам, по небу, раз в месяц подавала рапорт о допуске к полётам и ждала, ждала хоть каких-то перемен.

— Отцу так и не сказала? — судя по тону, Вадим не сомневался.

— Ещё не хватало, — фыркнула Рита. — Нет, сама. Может, командир полка вернётся, он, говорят, мужик нормальный.

— Ритуль, я дома, — прогудел из прихожей Матвей.

— Ой, ты рано! — собирая салфетки и вытирая глаза и нос, прокричала Рита. — Хорошо, в смысле, что рано! Иди, с пацанами поговори, я ужин погрею, — и торопливо приложила палец к губам, покачала головой — не выдавайте. На бегу ткнулась губами в чуть колючую холодную щеку мужа, открыла в кухне кран с холодной водой и торопливо умылась.

Маргарита не даром была очень умной девочкой, много чем интересовалась, брала у мамы читать книжки по психологии. Поэтому своё теперешнее состояние она понимала правильно. Она лётчик только по диплому, занимается чёрт те чем, Матвей летает, и много, как будто в пику ей (на самом деле именно потому, что она, Рита, не у дел, штатное расписание не из головы нарисовано), на хорошем счету у опытных пилотов. Как тут не завидовать? И не поругаться? Или, по крайней мере, Матвею не чувствовать неловкость, не сдерживаться, не рассказывать про полёты? Но нет, напротив. Рита искренне радовалась за любимого, нисколько не досадовала, старалась узнать что-то новое. Матвей, в свою очередь, старался поддержать, подробно рассказывал о каких-то профессиональных вещах, о мелочах, которые можно узнать не из теории, а на практике. Он тоже всё понимал, представлял себя на её месте. Был согласен с Ритой, что вмешивать в эту ситуацию Игоря Вадимовича нельзя. Риту никогда не будут воспринимать как профессионала, если её проблемы будет решать кто-то со стороны. Уважать уж точно не станут. Сейчас все экипажи были на стороне единственной женщины-пилота в полку, командиры экипажей на каждом совещании поднимали вопрос нехватки кадров, ворчали, что 'вот есть же лётчик, что же она не летает-то?'. Вся инженерно-авиационная служба старалась оградить Риту от работы на улице, от особо грязной. Не позволяли таскать тяжести, подбадривали. Не было такого, что кто-то насмехался, подкалывал. Ухаживали, да, дарили то шоколад, то унты или варежки, но никто не приставал. И повода не давала, и Матвей внушал. Мороз был как-то под сорок градусов, полёты отменили, но обслуживать самолёты продолжали, Рита работала, муж один спать в тёплой постели не остался. Было так холодно, что лом в ангаре примёрз. Вернее, вмёрз в лед сантиметров на двадцать. А Матвей подошёл и одной рукой вырвал, вроде и без усилий даже.