Третья сила

— Кхмер? — нахмурился Акселератор.

— Я подумал было, что это может быть сам Пол Пот. Но нет, он умер, такая подпись слишком глупо выдаёт и этот человек совсем не похож на него. Я специально сравнивал. Если это какое-то изменение внешности, то оно затронуло всё. И рост, и форму черепа, и шрамы. И Пол Пот не был эспером, это известно точно.

— Плевать. Что-то ещё знаешь?

— Их убежище под детским приютом, "Приют добрых сердец". Где вход — точно не знаю. Насколько я понял, убежище заминировано. Если всё взорвётся, то не только оно погибнет, но и целый район города уйдёт под землю. Возможно, даже два, мои люди давали приблизительные расчёты.

— Ожидаемо. Ещё что-то о нём?

— Увы. Только что на него, похоже, работают очень много эсперов. И они как-то заметают все следы его деятельности. Даже мелкие. Мои люди хотели просчитать возможную совокупность сил, необходимых для такого, но не успели. Эта шлюха заставила их перестрелять друг друга. Прошу разрешения сломать ей шею.

— Отказано. Вообще не трогай её. — он и так покусился на одну девочку Камидзе Томы, если покусится на вторую... — Больше нечего сообщить?

— Нечего.

— Ясно... и зачем я так тебе понадобился? — раз уж есть время спросить.

— Ты? Ты мне совсем не сдался. Ходи букой, пока не переходишь мне дорогу. Но ты имеешь доступ к Алистеру, а он мне нужен.

— Зачем?

— Не могу сказать.

Акселератор удивлённо посмотрел на труп. Эстер клялась, что он расскажет даже сокровенные тайны, но вот... что-то засбоило. Ну и ладно. Наверняка покрасоваться хотел. Постоянный доступ к главе Совета Директоров позволяет смотреть на всех остальных как на презренную чернь.

Ладно. Похоже, на этом всё.

"Приют добрых сердец". Мизуру, истошно крича, сказала это же название. Но, в отличие от Кайкине, добавила, что вход находится за потайной дверью в кабинете директора. Ну что ж... только ещё одно дело.

Клоны продолжали послушными собачками толпиться у двери комнаты, так что через них пришлось проталкиваться. Акселератора это ничуть не раздражало, он спокойно добрался до дремавшей Эстер и потряс её за плечо.

— А? А, это вы, учитель...

— Впервые вижу разочарованной. — фыркнул Акселератор, осторожно присаживаясь у кровати. — Эстер, я вижу, что ты устала, но мне нужно от тебя ещё одно дело.

— Я слушаю. — серьёзно кивнула девушка и зевнула с закрытым ртом.

— Помнишь монахинь, к которым мы вторглись? Мне нужно, чтобы ты к ним вернулась.

— Учитель, вы смерти моей хотите...

— Нет. — он даже усмехнулся. — Заставь их себя выслушать и скажи им вот что.

Тома очнулся от прикосновения чьих-то рук и от приятного тепла, разлившегося по телу. Именно так же он чувствовал себя от лечения Канзаки или Ицувы, так что даже попробовал произнести их имена.

Вышло не очень, а руки исчезли сразу после:

— Он пришёл в себя. Можешь идти.

Хлопнула дверь, и Тома поднял голову — но перед этим успел увидеть наручники, холодными клешнями обхватившие руки. Он сидел на офисном кресле, почти сползая с него, за тюремной решёткой, отгораживающей рассматривающего его из коридора лазурного оттенка седого азиата, сидящего в точно таком же кресле. Когда тот увидел, что Тома смотрит на него, то подкатил поближе к решётке и улыбнулся.

— Привет, Камидзе Тома. Я и есть тот самый Интри.

Парень какое-то время молчал, рассматривая своего врага, а затем тихо сказал:

— Ваши шрамы... они вам о чём-то напоминают? Медицина Академия-сити позволяет их убрать, полностью.

Интри удивлённо вздёрнул брови, а затем кивнул.

— Именно. Напоминание о том, кем я был и через что прошёл. Дабы всегда помнить, ради чего я сражаюсь.

— Вы хотите уничтожить мой город.

— И на это есть веские причины. Сейчас я выскажу их вам.

— Злодейский монолог? — невесело усмехнулся Тома. — Душераздирающая история о том, какой вы на самом деле хороший? И как я должен пожалеть вас?

— Я понимаю ваше неприятие...

— Вы убили двоих моих друзей. Заставили меня убить моего друга. Из-за вас погибли тысячи жителей моего города, а многие близкие мне люди пострадали. Вы называете это "неприятием"? — Тома вопреки наручникам устроился поудобнее и подкатил к решётке. — Даже если вы скажете, что так спасаете мир, то всё равно не сможете расплатиться за содеянное.

— Тем не менее, именно это я и делаю. — твёрдо сказал Интри. — Спасаю мир. И прошу выслушать меня, Камидзе Тома, а потом уже решать, как быть.

— У меня и выбора нет. — усмехнулся парень. — В наручниках, за решёткой... только и остаётся, что слушать чешущего языком убийцу.

— Ценю ваше желание уязвить меня, вот только не получится. Потому что вы абсолютно правы. — Интри тоже слегка усмехнулся. — Я убийца. И я не искал бы себе оправдания, но... выслушайте меня, пожалуйста.

Теперь Тома не стал язвить, просто кивнул. Интри подкатился вплотную к решётке.

— Позвольте не говорить вам моё настоящее имя. Интри не первая моя кличка, их было столько, что иногда я сам забываю, как меня зовут. И это неважно. Важно лишь то, что в тысяча девятьсот семьдесят пятом году мне было столько же, сколько и вам. Удивлены? — он улыбнулся, увидев замешательство в глазах Томы. — Выгляжу значительно старше, не так ли? Неудивительно. Но тогда я был молод, мечтал о справедливости и желал лучшего для своей страны. И поэтому вступил в "красные кхмеры". Вы ведь знаете, кто они, Камидзе Тома?

— Да. — буркнул парень. — Убийцы на службе Пол Пота.

— Увы... но тогда нас никто не называл так. Мы хотели избавить Камбоджу от иностранного гнёта, от всего того, что, казалось, было навязано нам заграницей. Религии. Науки. Образы жизни. Города. Все не-кхмеры. Мы считали, что действуем во благо страны, что для достижения этого блага необходимы все средства, а наши великие вожди призывали нас оставаться бдительными, выявлять иностранных захватчиков и шпионов, а если те попадутся к нам в руки — безжалостно уничтожать. Думаю, не надо объяснять, что происходит, когда власть даёт отмашку на кровавую баню.

— И вы участвовали во всём этом.

— Разумеется. Я считал себя героем, изничтожающим врагов своего народа. И в том, что часто этими врагами объявляли женщин, стариков, детей, да попросту самых обычных людей... я обвинял скорее тех, кто завербовал их, обвинял иностранцев, проникших в наших культуру подобно сорняку и отравивших столько народу... а затем я стал понимать — что-то не так. Возможно, именно тогда я ощутил свою силу, и увидел, что всё это не помогает. Ощутил масштаб бесконечных убийств, пыток, истязаний, осознал, что наши великие вожди уже не контролируют это. Более того — не хотят контролировать. Я понял, что режим обречён, и сбежал. При побеге и получил эти шрамы. — Интри вытянул вперёд руки. — Пока пересекал страну, то видел и засыпанные ямы, в которых покоились десятки трупов, видел брошенные деревни, откуда насильно переселили жителей, и видел, как благополучие цветущих поселений не более чем лаковое покрытие, готовое раскрошиться в любой момент. Я ушёл во Вьетнам, считавшийся нашим врагом, имеющий множество своих проблем и свою революцию, но никогда не уходивший в такую степь. Я сумел обосноваться там с помощью своей силы, и начал ждать. Ждать, что США и СССР, чья холодная война даже у нас была на устах, вмешаются. Я всё ещё был наивным пареньком и думал, что два титана, делящих мир, непременно узнают о происходящем и прекратят бойню. Они ведь не были где-то далеко, они были прямо тут. Мы видели их людей, мы пользовались их оружием, мы слышали их речь. Я был уверен, что само существование безумного режима, уничтожающего людей тысячами, будет плевком в лицо таких мощных государств, ведь по радио я регулярно слышал от них слова о стабильности, недопустимости насилия, готовности работать на благо стран и человечества... они заверяли в дружбе, обещали помощь, рассказывали о том, как хорошо живут люди в их чудесной стране...

Интри сгорбился, даже не пытаясь смотреть в глаза Томе и уставившись исключительно на стальные прутья камеры.

— Но никто из них так и не пришёл. Режим Пол Пота начал падать сам, когда он решил вторгнуться во Вьетнам и мальчишек, привыкших сражаться против безоружных, стадом гнали обратно. Но именно начал. Ещё долго он имел влияние, ещё долго со своими соратниками преуменьшал количество убитых, ещё долго утверждал, что не подписывал ни одного приказа о казнях и пытках... и колоссы безмолвствовали. А потом я узнал, что многие у них самих оправдывали этот режим. Утверждали, что всё то, что я видел своими глазами, все те затылки, в которые я стрелял, все ямы с телами, все разведённые над клетками костры — всё это ложь. Или же вовсе обходили молчанием эту тему, словно ничего не было. И я понял, что ждать помощи от них не стоит. Все их слова ложь. Они не просто не хотят дружбы и мира — они хотят, чтобы наша кровь лилась рекой, чтобы бесноватый тиран у них под боком уничтожал десятки тысяч людей, чтобы Азия пылала огнём войн. Их войн, не наших. Их идеологий, не наших. Их оружия, не нашего.

— Есть такая вещь, как политика. — глухо проговорил Тома. — Она могла мешать...

— До этого они договорились разрешить Карибский кризис. После договорились провести московскую Олимпиаду. Если они не могли договориться вместе прикончить разбуянившегося царька, то это лишь подтверждает мои слова. — Интри поднял взгляд. — Не надо говорить мне о моей неправоте, Камидзе Тома. Вы не первый, кто пытается. Были и другие, кто объяснял мне, что я должен пасть ниц и благодарить небо, что у меня имелся такой замечательный лидер. И уж тем более не смею раскрывать узкоглазую харю на величайшую в мире страну, простёршуюся от океана до океана и силой своего оружия несущую мне свет истины. Одному из таких ораторов пришлось доказывать свою правоту приёмами, что я узнал в тот период. Теперь он не может жить без компьютера и выглядит как ваш ночной кошмар.

Тома сглотнул. Он выходил против Акселератора, сражался со многими безумцами, но ещё никогда не видел в глазах противника столь фанатичной уверенности в себе.

— Когда я понял, что ждать помощи не от кого, то решил хоть что-то сделать сам. Но быстро осознал, что сражаться нет смысла. Даже если я убью, скажем, сотню человек — это ничего не изменит. Да и как понять, кто именно твой враг? И я задумался, глубоко задумался. И подумал, что видел множество брошенных детей, пробирающихся по дорогам, просящих милостыню в городах, ворующих в деревнях. И что я убивал таких детей, их отцов и матерей. Поэтому я решил поискать ребят, ставших жертвами войн, не только в Камбодже, но везде, где смогу, по всей Азии. Во Вьетнаме моя сила и умение убивать людей позволили собрать неплохой капитал, с которым я и начал свой путь. Тем более что я своей силой чуял, где именно происходит беда и где могут оказаться брошенные дети.

— И что же это за сила? — спросил Тома, воспользовавшись паузой; Интри словно бы уставился в никуда, но вопрос услышал и улыбнулся.

— Очень простая и одновременно очень сложная, Камидзе Тома. Я вижу слабости.

— Слабости?

— Да. План дома — и я вижу, как в него проникнуть. Доспехи — и я вижу, где у них уязвимое место. Человек — и я вижу, как можно его одолеть и заставить служить себе. Академия-сити — и я вижу, как его можно разрушить.

— Но... — Тома побледнел. — Но... если ты видишь слабости целого города, то...

— Пятый уровень? Разумеется. — кивнул Интри. — Мне казалось, для вас всех это уже очевидно. Второй Самородок с пятым уровнем. Всё это время скрывающийся от глаз даже Алистера.

— Ты знаешь Алистера?

— Разумеется. Я же сказал — я вижу слабости. А Алистер — одна из слабостей Академия-сити. Человек, без которого рухнет если и не всё, то многое, разве что найдётся кто-то не менее достойный, кто подхватит упавшее знамя. Сможете быть таким, Камидзе Тома?

Парень качнул головой, и Интри понимающе кивнул.

— Тогда, Камидзе Тома, поговорим же о том, почему я хочу уничтожить Академия-сити.

— Ну что, сегодня мы не идём в первых рядах? — спросил Цучимикадо, забираясь в чёрный фургон и сразу устраиваясь на сиденье.

— Ты видишь здесь Тому, готового взять на себя все шишки? — Кумокава уже что-то печатала на ноутбуке. — Я нет. Так что посижу за спинами Анти-Навыка и всем рекомендую. Кстати, где Тома, что там о нём последнее слышно?

— Утёк из монастыря спасать Индекс от внезапно воскресшего Акселератора.

— В одиночку, разумеется? — вздохнула Кумокава. Цучимикадо лишь развёл руками.

— Но Шокухо-тян и Етцу сказали, что утекут следом. — добавил он.

— Как пить дать, все эти мымры влезут в нашу спецоперацию. Ещё бы это использовать... — Кумокава вновь застучала по клавишам.

— Унубара так и в тюрьме? — грустно осведомилась Мусуджиме, плюхнувшись рядом с парнем.

— Я поговорю с ним после всего этого. — пообещал Цучимикадо. — Выясню, что да как. Если он всё так же нацелен мстить Томе, то уж ничего не поделаешь.

— Возьми меня с собой.

— Я надеюсь, тут не замешан любовный роман? — улыбнулся парень. — Не, серьёзно, если замешан, то скажи, это изменит картину...

— Не замешан. Но мы же партнёры по команде...

— Заканчиваем с воркованием. — Кумокава нацепила наушники. — Они приступают.

— Надеюсь, вы не опять с нашим свидетельством о регистрации. — Даниэлла открыла ворота, по которым безостановочно стучали кулаком, и уставилась на женщину в тёмно-синей форме. — Мы его продлили ещё месяц назад!

— Лейтенант Йомикава Айхо. — вместо ответа представилась женщина, столь серьёзно, что Даниэлла сглотнула. — Можно пройти?

— Дети ложатся спать. Если вы их разбудите...

— Ох, простите. — Йомикава вздрогнула, мигом растеряв часть серьёзности. — Разбуженные дети это страшно, но у меня приказ. Позволите уложить их, если накосячу? Есть опыт, увы...

— Ээ... — Даниэлла даже растерялась. — Ну заходите.

Она взглянула за ворота, увидела целый отряд спецназа и вновь сглотнула — но Йомикава зашла одна, со сбивающей с толку уверенностью.

— Прошу прощения, у нас начальство лютует. — весело сказала она. — Заявило, что в детском приюте затесался беглец из тюрьмы, и отправило целый отряд на ловлю, ибо как иначе. По приказу они должны сейчас весь приют обыскать, еле уговорила доверить мне. А то действительно детей всполошат, а никого не найдут, уже в третье место выезжаем. Позволите?

Даниэлла помедлила с ответом. По порядку она должна была вызвать Отца, и уже он сказал бы, как поступить с наглыми гостями. Но Отец попросил не беспокоить и обрубил саму возможность связаться с ним... не нырять же в портал на виду у незваной гостьи.

Хотя... пусть ищет. Пусть весь приют перевернёт, пусть спецназ привлечёт — проход ей всё равно не найти. А там Отец и выйти успеет, решит всю проблему.

— Позволяю. — кивнула она. — Но очень аккуратно, пожалуйста.

— ...собственно, это всё. — закончила Шокухо. Гунха не прерывал её ни словом, так что девушка к концу рассказа успела занервничать. За него ответила Сатен.

— То есть, Уихару может быть жива? — она сжала кулаки. — И всё это время страдала и мучалась в руках изверга?