Весна веры

Там он и связался с освобожденцами. Поверил в их идеи, вел пропаганду среди заводских рабочих, за что его и арестовали. Сослали на рудники, оттуда он бежал, и потом отдавал все силы на благо Освобождения.

Несколько раз его арестовывали. Он бежал, и снова включался в работу. Листовки, агитация, а иногда и террор, да...

Впрочем, у Урагана были и жесткие правила. Не убивать женщин и детей. Отречение Петера он как раз в тюрьме встретил. Пламенный выпустил.

Сейчас под его началом Внутренняя Охрана. То есть — ему действительно доверяют. Пламенный, Тигр, остальные... именно ему.

Ида молча слушала. А потом...

— Кто приказал убить семью императора?

— Пламенный.

— А выполнял?

— Тигр...

Платок все же был разорван на мелкие клочья.

— Вы, Константин, не причастны к этой трагедии?

Так легко было бы соврать... Константин уже понял, что для Иды это личный вопрос. Очень легко. Но рано или поздно правда все равно выплывет наружу.

Константин не хотел начинать семью со лжи.

Не хотел грязи в отношениях с Идой. Или она примет его таким, какой он есть, или...

Лучше тогда никак. Это привычнее. А обманывать себя, обманывать ее... нет, на это Ураган не готов был пойти. Это его сломает вернее любой каторги и пыток.

— Ида, я не стану скрывать — причастен. Ровно в той мере, что и остальные освобожденцы. Петер был слабым правителем, который губил республику. Я не убивал его сам, но считаю, что убили его правильно.

— Вот как?

— Плохой пекарь быть может. Плохой портной, плохой бухгалтер... они либо ничего не заработают, либо попадут в тюрьму и искалечат свою жизнь. Понимаете, Ида? Свою... За плечами Петера были сотни и тысячи... даже сотни тысяч искалеченных жизней. Его указами, его войнами, его глупостью искалеченных...

До Зараево Ида бы и слушать не стала. Вот еще!

А сейчас... в том-то и беда, что Яна говорила примерно то же самое. Объясняла, пока тащила Иду по полям и лесам. А что еще было делать двум девушкам? Только разговаривать.

Яна и постаралась вправить мозги сестре.

Понятно, никому умирать не нравится. А тем, кто по вине Петера оказался на фронте? Полуголодным, полуодетым... Или крестьянам, из которых последние соки выжимают? Или... да долго можно было перечислять.

Ураган говорил то же самое. Как это ни горько было признавать Иде.

А еще...

Прямо он виноват не был. А косвенно... так половину Русины возненавидеть можно. К тому же, Ураган рассказывал о том, как тяжело сейчас в Звенигороде, как там воруют, как он пытается навести порядок, как они с Тигром закупили зерно, потому что ожидают голод...

Для этого синдрома никакого Стокгольма не придумали. Потому что Ида действительно понимала Константина. И сочувствовала.

Она не могла сказать, что безумно его любит. Но... были тепло, приязнь, понимание, уважение. И что им понадобится для перерождения в любовь?

Горели свечи, создавая доверительную атмосферу, за окном сгущались сумерки, мужчина и женщина сидели в гостиной...

Ида обещала подождать.

До зимы.

И весточки от сестры, и весточки от Константина, который возвращался в Русину. И обещал писать. Не каждый день, нет. Но хотя бы раз в десять дней, потому что сил не было совершенно. Он ведь не груши там околачивает, а сейчас приедет — и по уши в работе. Но он напишет, обязательно напишет. И о том, что происходит в Русине, и о себе...

Вы будете ждать, Ида?

Буду...

Я не обещаю ответить на ваши чувства, но я буду молиться за вас. И дождусь. Обязательно. Потом мы вместе примем решение, но — потом. А пока — храни Вас Творец...

Жом Константин откланялся в приличествующее время.

А Ида поднялась наверх и долго плакала в подушку. Вот ведь... как ее только угораздило?

Но сердцу не прикажешь.

Наутро глаза у нее были красными от слез.

А губы опухли... ладно, и от слез — тоже. Но не только. Ничего большего Константин себе не позволил, но уж пару-то поцелуев? Можно?

Можно...

Ида собиралась ждать. Писем, Яну, Константина, новостей... И как же мучительно было это ожидание.

Хормельская волость

— Сенька! Где тебя нечисть носит?!

Рев Папаши пронесся над двором, словно боевой клич раненного в зад слона. Все на миг замерли, а потом задвигались вдвое быстрее. В том числе и сам виновник.

— Папаша, здесь я!

— Здесь он... — Никон, не особо стесняясь, ухватил родственничка за ухо. — я тебе кричу-кричу, а ты... опять на сеновал шлялся? К Лидке?

— Да я...

— Смотри у меня! Ту шалаву вся братва переваляла, потом не вылечишься!

— Я не...

— Все вы не. А потом у баб пузА растут!

Никон ворчал уже без души, так, для профилактики. Надо ж молодежь учить?

Надо!

— Пошли, Сенька.

— Куды, папаша?

— Туды, — Никон ухо отпустил и неожиданно для Сеньки, одернул на том гимнастерку. — Вот так... и воротник поправь... фу! Ты шею хоть иногда моешь?

— А то как же, папаша! Вчерась!

— Врешь ты все. Ладно, Сенька, такая для тебя боевая задача. Возьмешь десяток хлопцев и прокатишься до Исона.

— Хорошо. А зачем?

Подзатыльник вышел увесистым. У Сеньки аж в ушах зазвенело.

— За надом! Проедешься, посмотришь, нет ли нарушителей, подорожные поспрашиваешь, ежели кого встретишь... по ситуации разберешься. Пора тебя потихоньку приучать людьми командовать.

— Меня, папаша?!

— Тебя, а то кого ж? Ты малый неглупый, разберешься.

А еще сестра твоя за тебя просила. Хорошо так просила, активно, всю ночь упрашивала... Никон вспомнил белеющие в полумраке обильные Валькины телеса, и аж слюну сглотнул. Вот бы опять туда, в спаленку. И чтобы баба ласковая, и кувшин с подогретым вином...

Сеновал — он в шестнадцать хорош. А на четвертом десятке комфорта хочется. Уюта...

Ладно. О приятном потом. А сейчас пошли, Сенька. Покажу тебя людям, поставлю над десятком старшим, и задание еще раз повторю. Для всех уже.

Пора тебя выводить в люди...

* * *

Сенька... хотя какой он теперь Сенька? Он теперича Семен Игнатьевич, во! И все равно он был неприлично счастлив!

Папаша его заметил!

Понял, что Сеня умный, что Сеня на многое способен. Что Сеня справится и с десятком. А там и с сотней справится!

И с полком...

Сеня видел это как наяву, перед его мысленным взором проплывали яркие картины. Вот он, чуточку постарше, лет двадцати пяти, весь в отглаженной форме, начищенных сапогах, с тонкими усиками (видел он у одного тора, ох и авантажно получается!) подходит к Папаше, и рапортует:

Никон Иваныч, разрешите доложить, Звенигород взят!

Никон Иваныч, Русина наша будет, исполнил я вашу поручение...

Никон Иваныч, Фереи тоже наши! И Чилиан!

Сверкали в видении и медали, и ордена. Бряцало наградное оружие, улыбались пленительные чернобровые красавицы. Не 'эй ты, Сенька, подь сюды!', а герой! Бравый командир, каких мало!

Понимать надо!

Дайте только время! А шанс Папаша ему уже дал! И десяток счастливчиков под начало! Ух, развернемся теперь! Заживем!

Десяток Сеньке понравился, сразу видно, ребята лихие, ни Творца, ни Хеллу не боятся, огни и воды прошли. И верно. Никон Иванович специально таких подбирал для родственничка. Чтобы, случись что, они сами действовали. Чтобы опытные были.

А то командир зелень ранняя, да еще и солдаты ничего в службе не смыслят? Считай, приговор...

Сенька об этом не знал.

В мечтах он побеждал Влежного, рубил Логинова и даже сносил голову императору. А, кажется того уже... того! Вот ведь люди!

Не могли Сеньку подождать! Уж он бы не оплошал! Он бы справился! Он бы их... ух! Шашкой! Да с плеча! Да чтобы ноги в одну сторону, а голова в другую, чтобы кровишша хлестала...

В отличие от паренька, Никон Иванович время в мечтаниях не проводил. Не до того. Надо патрули налаживать по границам волости, надо снабжение бы наладить, надо насчет оружия договориться, надо где-то денег достать... приказать, что ли, реквизировать у беглецов средства?

А чего ж нет? Когда ему нужнее?

Он за свободу сражается! За всю Хормельскую волость! А беглецы?

Вместо сражения свои толстые зады уносят, вот какие люди нехорошие... нечего их жалеть! Нечего!

Надо и Сеньке приказать, пусть дерет с них три шкуры! Авось, еще четвертая вырастет!

Деньги нужны, деньги...

На священное дело Освобождения!

Глава 8

Ветер слова качает -

Я их слыхала.

Анна, Россия

— Анечка, подождите, пожалуйста!

Анна едва не застонала вслух. Остановило только хорошее воспитание. Вроде как и неприлично взрослому человеку стонать во весь голос на улице. А еще — прятаться в закоулок, нырять под забор или лезть на дерево.

А хочется...

Лейкин!

Да что ж тебя понос-то не побрал!?

После грустной встречи в 'Орхидее' она так Лейкина и не видела. Смс-ка не считается, написал он, что весь в душевном расстройстве, извиняется за сорванное свидание и прощения просит... Анна ему отписала, что она не в претензии. Правда-правда. И успокоилась.

Он может проводить так хоть каждое свидание и желательно не с ней.

Ан нет!

Стоило ей ненадолго поехать в город, как нарисовался... следят за ней, что ли? Анна задумалась об этом всерьез. А правда?

Пока она сидела дома, у Бориса Викторовича, с Кирой и Гошкой, все было в порядке. Никакого Лейкина. Выезжала она куда-то с сыном и воспитанницей — опять тишина. С Савойским они еще раз в кино сходили, всей семьей — не появлялся Лейкин.

А вот выехала она одна — и пожалуйста. Что за несправедливость?

Выехала в город Анна по уважительной причине. У нее закончились средства личной гигиены, а заказывать их Розе Ильиничне девушка элементарно не могла. Язык не поворачивался.

Как, КАК о ТАКОМ можно говорить вслух? Это же интимный вопрос, очень личный... и Анне безумно нравилось, как его решили в двадцать первом веке. А то они... специальные пояса, подушечки с опилками... с ума сойдешь!

Вот она и стояла в большом магазине, и глаза разбегались.

И тут — Лейкин!

А можно ли, действительно, отслеживать?

Память Яны тут же подсказала, что еще как можно. По сотовому телефону. Кто имеет номер, тот получит и доступ к информации. Противозаконно?

Ага-ага, мы все верим в строгость соблюдения законов. Что их никто не нарушает, что все чтят Уголовный Кодекс... Анна не знала в точности, но вроде бы, чем навороченнее телефон, тем лучше он работает. Шпионом.

И о чем ты разговариваешь рядом с телефоном тоже можно услышать. Если он не выключен, конечно. Может, и тут нечто подобное?

— Добрый день, — вежливо сказала она.

— Анечка, здравствуйте. Как я рад вас видеть!

Анна молчала. Врать не хотелось, а убеждать этот кошмар в том, что ей приятно... увольте!

— Анна, скажите, вы сейчас не заняты?

— Занята, — отрезала Анна.

— А... чем, если не секрет?

— Олег Андреевич, я сюда пришла по делам. Личным.

— Может, я могу вам чем-то помочь?

— Нет, благодарю вас.

— Хотя бы сопровождать?

— Нет, благодарю вас.

— Анна, ну не будьте так жестоки! Хоть чашечку кофе!

— Кафетерий на третьем этаже, не смею вас задерживать.

— Анна, вы жестоки.

— Олег Андреевич, я не жестока. Я пытаюсь донести до вас, что не нуждаюсь в вашем внимании.

Глаза мужчины стали жесткими, внимательными.

— А... — замолчал. И правильно, начни он выяснять, в чьем внимании нуждается Анна, девушка бы его послала к чертям! — Анна, я это понимаю, но умоляю дать мне еще один шанс.

Анна скрипнула зубами.

— Простите...

— Не надо со мной специально встречаться! Просто выпейте со мной чашечку кофе, раз уж мы здесь?

— Я занята.

— Но рано или поздно ваши дела закончатся?

Анна вздохнула.

— Чашка кофе. Одна.

— Да. В кафетерии, где будет еще много народа.

— И после этого вы навсегда оставляете меня в покое?

— Клянусь!

— Хорошо. Через, — Анна поглядела на часы, — сорок пять минут я буду там.

Роман обещал ее забрать через час, поэтому на кофе ей останется пятнадцать минут.

— Какой кофе вам заказать?

— Глясе, — не стала отнекиваться девушка. — До встречи.

— До... встречи.

Второе слово Олег договаривал уже в пустоту.

Вот стерва!

Анна свернула в магазин с бытовой химией и косметикой, и набрала Романа.

— Рома, миленький, помогите мне! Пожалуйста!

— Аня, что случилось?

После Нового Года, вкуснейших подарков, переписанных рецептов и даже небольшого мастер-класса для супруги, Роман к Анне относился очень положительно. А что, хорошая ж девчонка! Даром, что молодая, но и руки на месте, и голова работает, и на мужиков не бросается... такие-то вещи сразу видны. И сына любит до безумия...

Выслушав про Олега, Роман аж зашипел.

— Вот козел! И что надо? Морду ему набить?

— Нет. Роман, вы сможете за мной зайти в этот кафетерий?

— Да, конечно. Обещаю.

Анна чуточку расслабилась. Противное свидание надолго не затянется, разве это не замечательно? И отправилась в магазин.

Роман посмотрел на телефон.

На дорогу.

А потом решительно включил аварийку, затормозил, и набрал номер.

— Борис Викторович, тут такое дело...

* * *

— Девушка, не проходите мимо.

Анна и не прошла.

Вот как хотите, но магазин с нижним бельем... там в витрине было такое выставлено! Ужасно неприличное! Нежно-сиреневого цвета, с белой вышивкой, кружевом, отделкой, и чулочки белые, и... вообще, оно было невероятное!

Анна просто встала, где стояла — и засмотрелась.

И это заметила продавщица.

— Девушка, у нас сегодня скидки!

— Да?

— Честное слово! Вам комплект с витрины понравился?

— Да.

В комплект входили не только трусики и лифчик, которые и называть-то такими простыми словами было обидно, но и чулочки с подвязками, и пеньюар сверху.

Анна знала, что надеть это никогда не рискнет. Но...

НО!!!

Женщина она — или уже где!? Выглядело это... восхитительно! И еще десять минут у нее было, чтобы не приходить раньше... ну хоть померить?

Удержаться было невозможно.

Анна оценила свое отражение в зеркале, правда, сиреневый цвет комплекта изумительно оттенял красное от смущения лицо, и подумала, что надень она такое для Ильи... у них бы тройня была! Наверное...

— И стоит недорого, — интимно шепнула продавщица. — А как вам идет...

Анна смотрела на себя еще несколько минут. А потом решилась.

— А давайте!

Ей умирать через полгода! Больше она ничего себе не позволит, но хоть один неприличный комплект белья у нее должен быть?

Обязан!

* * *

Несмотря на препятствия, в кафе Анна пришла вовремя. Но не раньше Олега. А жаль...

Она искренне надеялась, что из этих пятнадцати минут... может ведь назойливый тип опоздать? Или лучше — не прийти?

Не повезло.

Пришел, сидел, ждал...

И кофе заказал.

Вот бокал с кофе глясе примирил Аню с действительностью, и шарики мороженого на нем были такие... аппетитные. Один шоколадный, второй розовый, третий даже с листиком мяты... почти картина!