Чимахай будто проснулся. Сглотнул, перевёл взгляд на меня, потом на всхлипывающего горниста.
— Ага. И по брату плачет. И по любовнику своему. Они же 12 лет как муж с женой жили. Не знал? Знал, значит. А откуда? Вона как... А у нас почти все знали. Покрывали перед пророчицей. Ну и сами-то иной раз. Я-то? А у меня чего, яйца деревянные, что ли? Только он как вашу бабёнку увидел... Ну, он-то и раньше не великого ума был. А тут и вовсе — глаз не отводит. И ходит, а будто спит. И всё в её сторону голову разворачивает. Любовь, видать, случилася.
— Серьёзная, видать, любовь. Если он на ней жениться хочет. И бритой, и битой, и больной, и всеми пользованной. Слышь, парень, а чем она тебе так за душу взяла?
Всхлипывание прервалось. Кряхтя и охая при каждом движении, парень, с нашей помощью, поднялся на ноги. И глубоко задумался.
* * *
Я понимаю: вопрос дурацкий. Русская народная мудрость чётко определяет причину и следствие: "не по хорошу — мил, а по милу — хорош". И тут мудрость останавливается. Даже — народная. Доискиваться до первопричины в этом вопросе продолжают и в третьем тысячелетии.
Паркинсон, например, говорит о человеке, который ищет в жены стройную блондинку, протестантку, воспитанную в традициях Новой Англии, а обнаруживает себя женатым на пухленькой брюнетке из Нью-Мехико.
"Возможно, подвергнув тщательному анализу обширную коллекцию фотографий женщин, вызвавших у вас сердечной интерес, удастся понять тот уникальный, ключевой признак, который и делает этих женщин привлекательными для вас. Это может быть какая-то особенность горбинки носа или изгиба губ. Вполне возможно, что это нечто, на ваш взгляд, совсем несущественное. Более того, вы даже не знаете об этом, пока не проанализируете ряд фотографий своих избранниц. Но ваше сердце реагирует именно на эту мелочь".
Однако "пламенный горнист" сумел дать чёткий ответ:
— Она... молоденькая. И — беленькая.
Это даже лучше, чем в конце двадцатого века! В ходе одного из всенародных молодёжных мероприятий на вопрос массовика-затейника:
— Чем вам нравится ваша спутница?, — последовал исчерпывающий ответ кавалера:
— Она — сивая.
Не в смысле: "кобыла", а в смысле: "блондинка".
Меня как-то цвет волос женщины не сильно интересовал. В рамках естественного, конечно. А уж когда узнал, что они ещё и волосы красить умеют...!
"Если у блондинки видны чёрные корни волос, значит мозг ещё борется". Так что меня такие цветовые пристрастия несколько смешили.
* * *
Тут я согласен с кирпичом на крыше: "Главное — чтобы человек был хороший". А вот проблема "горниста" понятна. Почти всю его сознательную жизнь единственной наблюдаемой особой женского пола была "пророчица".
Я вспомнил её чёрную, похожую на змею, косу. Как она, медленно извиваясь, уходила в темноту омута... И по возрасту ведьма была старше парня.
Тут он впервые увидел нечто более-менее нормальное.
— Господине! Сжалься! Жить без неё не могу! Отдай её мне! Я тебе самым верным слугой буду! Всё, что скажешь...
— Погоди. Куда ты молодую жену приведёшь? Изба нужна. Чем жену и детей кормить будешь? Нужна корова.
— Да я... да мы... Ты только дозволь — мы ж враз...
— Вот и договорились. Поставишь избу, подворье. Заработаешь на корову и прочую скотину — получишь бабу. Всё, иди спать.
Парень, радостно благодаря, кланяясь, и на каждом поклоне морщась и охая от ощущений в спине, отправился, держась за стенку сарая, к своему спальному месту. А мы с Чимахаем остались снаружи.
— Обманешь дурака, боярич.
— С чего ты взял? Поставите подворье. Себе. Каждому. Потом ещё по одному — заработаете на корову. Потом ещё по одному — на кобылу. А баб я вам найду. И будет вам как богоизбранному народу: "Плодитесь и размножайтесь". Вам — в удовольствие, мне — в прибыль.
* * *
В "Острове Сахалине" А.П.Чехов приводит прошения ссыльнопоселенцев в местную тюремную администрацию с фразами типа: "А ещё прошу прислать бабу и корову для обзаведения хозяйством". Есть, конечно, куча народа, которые говорят, что Россия держится на триединстве "самодержавие-православие-народность". А по мне — триединство в основе России есть, но несколько другое: "изба-корова-баба". В широком смысле слов "изба" и "корова". И во вполне узком насчёт "баба". Поскольку почковаться мы так и не научились.
А так-то... тут у меня взгляд философский: "Без женщин плохо и с женщинами плохо. Но, с другой стороны, с женщинами хорошо и без них тоже хорошо".
* * *
Вот, вроде бы, простые вещи. И несмышлёному дитяти внятные. Но, когда стал я так в землях своих устраивать, то многие люди на Руси по-всякому хулить меня начали. Будто сия троица — новизна какая-нибудь. Как Святая Троица для поганых. Не господское-де дело. О высоком думати надобно. Об боге. Об Руси Святой.
Только бог в своём домушке и сам справится, а ты мужику помоги. Одну-то избу мужик и сам смастырит. А когда сотню изб надо? Тогда надобно и церкви ставить, и города городить, и дороги торить. Всё сиё обустраивать да защищать. Это-то обустройство да защита и есть Русь.
Говорю вам: как бы вы себе дела славные не искали, какие бы подвиги громкие не придумывали — у себя спросите: а прибудет ли от сего "подвига" на Руси "изб", да "коров", да "баб"? Или, может, те, что есть — лучше станут? Коли "нет", то и не тратьте время своё да чужое попусту.
Интересно, а ведь, кажется, я нашёл ещё одно решение. Я же мучился, что не могу стать нормальным лидером, потому, что не могу объяснить людям свою главную цель — "смерть курной избе". Снижаем уровень абстракции, смотрим подцель. Например: построить боярскую вотчину. Это им понятно, но не сильно греет. Однако, в рамках такого целеуказания у нормального туземца можно сформировать его собственную, понятную и приятную для него цель. Причину следования за мной, основание для подчинения. Вот это самое триединство.
"И люди к тебе потянутся".
Проверяем:
— Слышь, Чимахай. А тебе это как? Поработаешь на меня, получаешь избу-корову-бабу. Ещё чего для жизни надо. Мне от этого польза: я вотчинку подымаю, мне крестьяне нужны. Бить-резать-мордовать — только себе в убыток. Будешь крестьянствовать. Вроде — и тебе славно. Что скажешь?
— Обманешь.
— Ты себе-то не ври. Я обмануть не могу — на мне дар богородицы. Меня от всякой лжи наизнанку выворачивает. А более всего слышна та ложь, которая не в ухо летит, а которая с языка скользит. Мне соврать — день у поганого ведра на карачках простоять.
— Всё равно. Постоишь, проблюёшся и обманешь.
— Та-ак. Слушай, а ты сам чего испугался? Не хочешь — не говори. Мне не говори — себе объясни. Тебя аж корёжит всего. Что "нет", когда я по глазам вижу. Чего тебе не так?
— Я... ммм... эта... Да ну, мать твою! Что пристал как репей?! Всё в душу лезешь! Ну на: не хочу крестьянствовать! Вот! Ни холопом, ни вольным смердом. Не хочу землю пахать! Съел?!
Во дела. Опять облом. Сейчас и этот в истерику впадёт.
Топоров у него в руках вроде не видать. Но всё равно — а не многовато ли на сегодняшнюю ночь мужских истерик? "Муж горниста" заистерил — на шашку мою налетел. Ивашка от моего выговора до сих пор бабёнку на столе трахает. А я ж к нему чисто литературно.
* * *
Был случай, пришлось как-то сидеть в приёмной, в те поры — ещё товарища — Черномырдина. Ещё в Тюмени. И слушать как будущий премьер и кладезь выражений новой России выговаривает одному из подчинённых. По часам засекал: 25 минут выговора и за всё это время только два литературных слова: "в" и "на". То-то ему потом, когда по телевизору стали показывать, приходилось на каждом слове останавливаться и внутренний переводчик запускать. С языка газовиков и нефтяников на язык Пушкина и Толстого.
А тут и без "слов от Черномырдина" — сплошная "килевая качка" нижестоящего. Или правильнее — подлежащего?
* * *
Третьим истериком за сегодня был "горнист", которому, как оказалось, ну просто горит жениться на бабёнке общего пользования. Поскольку она — одна-единственная в жизни виденная "беленькая и молоденькая".
Бывает. Но почему обязательно с плачем и слезами?
Теперь вот ещё один: дышит — будто марафон сбегал.
Он где-то прав. Отказаться от крестьянского труда в "Святой Руси" — всё равно, что на общем собрании работников городской управы сообщить, что будешь голосовать против Путина. Не поймут-с. И очень обидятся.
"Все — туда, а ты — обратно? Мы тут, все как один, в этом во всём, а ты хочешь чистеньким?".
Церковь, власти, община дружно внушают: крестьянский труд — почётен. Основа жизни, основа "Святой Руси". Что есть истина. Как всегда, из истины делается ложный вывод: "все — в борозду".
" — Все — в сад!
— Вы там будете петь?
— Нет, вы там будете слушать!".
Слушать как пахарь "орёт пашеньку"? "Ор" — будет. А вот "дело делать" у "всех" — не получится. Крестьянский труд, как и всякое профессиональное занятие, требует навыков, специальных знаний, специфического склада ума. Просто соответствующих физических кондиций.
Один из советских крестьянских писателей, вспоминая своё босоногое детство, пишет о приятеле-сверстнике. Когда тому надоедало водить коня по пашне он, тайком от отца, развязывал упряжь. И земледелец, бросив пахоту, отправлялся искать кого-нибудь из соседей, которые смогли бы заново запрячь коня. Поскольку сам не умел.
Ещё раз: крестьянин не умеет запрячь коня в плуг.
Это — уровень профессиональных навыков данного конкретного российского крестьянина. Ну и много он наработает?
Мне, к примеру, что с плугом по полю ходить, что тряпки от кутюрье показывать... Не, с кутюрье проще. Не костюмчик, так хоть кукиш покажу правильно. А землю мучить по своей неумелости... Мне жалко.
— Ты чего завёлся? Я тоже... крестьянствовать не собираюсь.
— Ты?! Да не об тебе речь! Ты, боярыч, кочка на ровном месте! А меня знаешь, как батя ругал? Я неделями сесть не мог. Он-то как закричит: "Мы — пахари! С дедов-прадедов! Один ты — подкидыш!". И — чем ни попадя. Ухо чуть не оторвал напрочь... Я тогда богу молился, чтоб он нас от этих всех нив... Хорошо, пророчица пришла и весь увела в лес. Пахота кончилась. И батя с мамкой... — тоже. Вроде, и сбылись мои молитвы, а оно вишь как обернулось. Будто я в смерти родителей и сестёр с братьями виноват. Молитвами своими. А теперь ты. Снова: давай пахать. И вона — двое уже мёртвые лежат. И кому теперь молиться? Какой молитвой?
— Молитва простая. Слушай внимательно: Господь всемогущий, Пресвятая Богородица дай мне сил, чтоб всегда я был честен с тобой, с людьми и с собою, и не оставь, сохрани, вразуми и научи.
— Ты, эта... постой-ка. Повтори-ка. Чего там по порядку?
— Чимахай, ты бога за дурня держишь? Ему твоих слов не надо. Он же всемогущий и всеведущий. Слова — тебе надобны. Чтобы твои собственные мысли и чувство в порядок привести. Вот как чувствуешь "правильно", так и говори. И ещё. Если ты крестьянствовать не хочешь, так что за забота? Мне в вотчине разные люди нужны. Плотники, к примеру, ну просто край. Ты кем хочешь быть?
— Дык... Эта... Не, ну плотницкое дело — само собой. Это-то — да. А вот кем я хочу быть? Кем — хочу?! А я знаю?! Никогда никто не спрашивал. Кем я хочу... Да отстань ты от меня! То молитвами голову морочишь, то вот пристал...
— Ты не ори. Ты в книжной премудрости разумеешь? Ну что вылупился — я не шучу. Книги читать можешь? Сам написать чего, или там посчитать — сколько брёвен и каких на избу надо? Да не обижайся ты. Я по делу спрашиваю, а не зубоскальства ради. У меня тут всерьёз грамотных — один Николай. К зиме открою в вотчине училище: мне дел много надо сделать, а для этого грамотные мастера нужны. Грамоте и счёту учиться пойдёшь?
Мужик смотрел на меня как на выходца с того света. Или как на полудурка.
* * *
Странно: "полудурок" — это же только половина от "дурака", а звучит обиднее.
Наверное, так же смотрели славные Елизаветинские и Екатерининские офицеры на полковника А.В.Суворова. Когда он в своём полку открыл школу для солдат.
* * *
— Обманешь...
— Так. Мы с тобой уже по третьему кругу пошли. Мне тебя обманывать есть только один резон: если ты мне не слуга, не помощник, а так... дерьмо стоячее. Ты — дерьмо?
— Я? А... Не...
— Ну вот и ответил. По первопутку пойдёшь учиться. Точка.
Глава 98
Ответа не последовало. Мужик, до того внимательно смотревший мне в лицо, уставился куда-то над моей головой. И как-то замер. Я обернулся. В воротах заимки стоял князь-волк.
Здрасьте.
Как-то он быстро сегодня. Совесть моя хвостатая. Но деваться некуда: "муж горниста" от моей руки помер.
— Чимахай, иди-ка ты спать. Это не к тебе пришли. Видеть тебе этого не надо. Спать пошёл!
Пришлось рявкнуть. Мужик заворожено кивнул, кажется, так и не поняв моих слов. Осторожно, держась за стенку, шагнул в проём сарая.
Как "горнист" не сводил взгляда с того места, где, хоть бы и невидимая за стеной, находилась наша баба, так и Чимахай, не сводя глаз с места, где стоял волк, пошёл к своей лежанке.
