"А компот?". Компот здесь называют "узвар". С фруктами на Руси хорошо: вишнёвыми косточками все новгородские мостовые заплёваны. Понятно, что в Новгород везут не свежую ягоду, а сушёную, мочёную, даже солёную.
* * *
По "Вишнёвому саду":
— В прежнее время вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили... И, бывало, сушенную вишню возами отправляли в Москву и в Харьков. Денег было! И сушенная вишня тогда была мягкая, сочная, сладкая, душистая... Способ тогда знали...
— А где же теперь этот способ?
— Забыли. Никто не помнит.
Это я о себе: я таких способов не помню.
"Царское варенье" из вишни сварить смогу — пока жена в роддоме была, я этим и занимался. Три дня рождение дочки всей общагой отмечали. Одновременно и варенье варили. Кто поднимется, тот и тазы двигает. До сих пор удивляюсь: почему никто не обварился? Повезло. И с гостями, и с вареньем. Такое... наваристое получилось — потом три года ели.
Но это с сахаром. А здесь сахара нет. Ни свекловичного, ни тростникового, ни кленового. Соответственно, практически нет кариеса. Сибирская язва — пожалуйста. Голодомор — каждые десять лет. Пародонтоз — через одного. А вот с кариесом...
Здоровые в "Святой Руси" люди были — с целыми зубами помирали.
Шутки-шутками, но придётся учиться. Нормальный ГГ варенья не варит, но я же ненормальный — хочу всё знать и уметь.
* * *
А хорошо плотно покушавши — опоясочку на животе распустить. Оглядеть всех присутствующих таким... доброжелательно-сытым взглядом. Ну что, сотоварищи-сотрапезники, а жить-то хорошо! И мир вокруг такой... благорасполагающий.
Опа... А почему у Хотена глаз подбит? А у Звяги на костяшках пальцев — ссадины? И сидят друзья закадычные врозь.
— Хотен, кто это тебя так приложил? Глаз-то заплывает.
— Хто-хто. Скопец твой голомордый... Гадина облезлая.
— Я те счас и вторую гляделку заровняю! А сопелку в задницу вобью! (Звяга делится планами)
— Слышь, боярыч, по татьбе холопа твово — тебе отвечать.
Звяга, начавший подниматься со скамейки, остановился и неуверенно посмотрел на меня. Чего-то я не догоняю: они же друзья всегда были. Во всех делах вместе. Звяга — здоровый мужик и мастер добрый. Хотен всегда за него прятался. Ну, и шестерил помаленьку. А тут ссора.
— Вот и сядь, на чем сидел. А то завёл манеру: рабскими своими кулачонками да на вольного человека махать. Вот пожалуюсь господину твоему — он тя плетью-то и обдерёт. Чтоб наперёд от невежества твово ему убытка не было.
Опаньки! Так вот как выглядят социальные отношения в эпоху развитой сословной структуры!
Звяга теперь холоп, раб мой. Хотен тоже ко мне просится, но в слуги. Вольный человек. Более высокое сословие. И теперь он донимает своего вечного друга и защитника насмешками. Да ещё и выпороть предлагает. С чего это? А с того, что где-то валяется кусок бересты с кабальной записью.
Но Звяга же от этих буквочек не изменился! Ни хуже, ни лучше, чем три дня назад был. Только тогда Хотен на него мало что не молился, а теперь... "плетью ободрать". Как-то странновато...
* * *
А в прежней жизни не так? Дадут человеку корочку или в другой кабинет пересадят. И куча народа из прежних знакомцев — прогибаться начинают. "Иван Иваныч" — только с придыханием. Или наоборот: "встать, суд идёт". И всё, будто и знакомы не были. А ведь человек от бумажки не меняется. То, за что он сегодня бумажку получил, он же раньше делал, он прежде тем стал, что сегодня бумажкой засвидетельствовано. Но... сегодня на него вот такой ценник налепили, по ценнику и почёт.
* * *
Мда, хороший обед был. Всё пищеварение испортили. Вся благостность с сытостью... только горечь во рту.
— Я смотрю, боярыч, худо у тя работнички работают. Мужики-то здоровые, а ленятся. То — постоят, то — посидят. Оно понятно — у тя свои заботы. А за этим народцем глаз да глаз нужон. Ты поставь-ка меня над ними, над дровосеками, старшим — они у меня быстро забегают, мотыльками порхать будут, кузнечиками заскачут.
Глухой рык со стороны Ивашки я услыхал. А Хотен — нет. Он, прикрыв глаза от общего ощущения сытости и наступления эпохи исполнения персональных желаний, продолжал излагать свои планы в части повышения производительности труда других.
— Я ж этого дурня здорового знаю. И хитрости все его мне сведомы. Он, к примеру, гадит завсегда только на лесосеке. Все, значит, дома, на подворье в нужнике это делают. А он, значит, в лесу. Все топорами машут, а он в кустах отсиживается. Дескать, припёрло. Вроде, и при деле, а вроде и не в напряге...
Интересно было рассматривать остальных моих людей. Звяга цвёл пятнами, открывал и закрывал рот: хотел ответить, но воздерживался. Очень нехороший взгляд у Чимахая — ему все кабальные записи до... до одного места. А дурака над собой он просто не потерпит. Поставить Хотена старшим — через два-три дня максимум придётся хоронить. Если будет что. Тут в округе и болотин немало, может, и сыскивать нечего будет.
Ивашка сидит красный — упрёк в плохой работе лесорубов в его огород, он был старшим. А вот Николай и Чарджи на меня смотрят. Внимательно. Ждут — как я решать будут. Как я это дело решу, так они и обо мне решать будут.
"Сначала человек решает проблемы. Потом становится проблемой сам" — российская уголовная мудрость.
Как бы не накосячить...
Наработанные методики надо использовать. Оттачивать и совершенствовать. Прогресс — он того... в повторении пройденного. Ну-ка, дежавюкнем.
— Хотен, ты над Звягой смеялся, что у него волос на голове нет. И у меня нет. Может, ты и надо мной посмеёшься?
Построение воздушных замков будущего карьерного роста предполагаемого мастера-распорядителя лесоповала и щеподрания — прервалось. С явно слышимым скрежетом расцепляющихся мозговых шестерёнок. Полузакрытые глазки соискателя распахнулись. Частично: один продолжает заплывать фиолетовым.
Продолжаем деструкцию вредных иллюзий.
— Живём мы тут грязновато, сами видите. Чтобы вошек-блошек не разводить, велел я всем сбрить все волосы. И на голове, и на теле. Кто не сделает — пшёл отсюда вон. Понятно? Ты как? Уходишь? — Тогда — как все. Так что, когда захочешь в другой раз над голой мордой посмеяться — подойди к любой лужице, глянь в неё да и смейся себе.
Невнятное возражение, вырвавшееся у Хотена, прервалось сразу. Когда мы с ним глазами встретились.
"Взгляни, взгляни в глаза мои суровые
Быть может видишь их в последний раз".
Не по тому смыслу, что в песне, а в том смысле, что, может статься, и глядеть нечем будет.
Я посмотрел на остальных. Особенно внимательно — на Чарджи. Если степной принц сочтёт мои требования насчёт бритья оскорбительными, мне с ним просто не справиться. А терять воина, стрелка и наездника... Да просто: собственный инал в хозяйстве — это круто, это пригодится.
* * *
У нас представление о степняках, как о людях бреющих головы целиком. В отличие от бород и усов. Однако всё значительно разнообразнее. Даже традиционное в Российской Империи прозвище мусульман — "гололобые" — относится лишь к некоторым народам: туркам, татарам, чеченцам. Те же арабы и курды — головы не бреют, сам видел.
И ещё. В этом 12 веке, в отличие от современного мне обще-бытового представления о степняках, в Степи мусульман нет. До хана Узбека, казнями насадившего в Золотой Орде ислам — полтораста лет.
Печенеги носили волосы распущенными по плечам. Считалось, что такая причёска помогает пугать врагов и защищает шею воина. Большинство мужчин и в Великой степи, и Североамериканской прерии носили косы. Монголы, маньчжуры, сиу... даже князь Святослав носил косу. Позже эта причёска сохранилась в форме оселедеца запорожских казаков. Половцы головы брили наголо. Торки, хоть и родственный тюркский народ, но настолько стремились подчеркнуть свои отличия во всём, что последние поколения, осев на рубежах Руси, стали отпускать волосы и заплетать их в косичку.
Вообще, причёска, как и любой другой элемент внешнего вида: одежды, обуви, конской упряжи... несёт здесь кучу социально-родовой информации. Общего правила нет, и то, что в одном обществе считается признаком благородного происхождения — в другом высмеивается.
Длинные хвосты волос гуннов, пробивших в самом конце 4 в. "Железные Ворота" — Дербент — и разоривших всё Закавказье, через поколение стали "писком моды" среди "золотой молодёжи" Константинополя, вызывая потоки нравоучений со стороны более старших и консервативных "властителей дум". Хипующие молодые патриции раздражали своих родителей — старших патрициев-скинхедов.
Я не говорю о женских причёсках. Здесь, не смотря на кажущееся разнообразие, видна общая закономерность. Чем выше социальный статус женщины, тем длиннее её волосы и её одежда. В "Таис Афинской" героиня насмехается на персами. Потому что коротко стриженные мало-одетые рабыни лезут в первые ряды уличных зевак, а знатные персиянки разглядывают процессию из-за закрытых окон своих домов, расчёсывая свои длинные волосы.
В Новое Время только эпидемии Первой мировой войны, проблемы с санитарией и массовое вовлечение в индустриальное производство ("не гуляй с косой вдоль суппорта — без скальпа останешься") заставили женщин коротко обрезать волосы. Впрочем, ненадолго. Уже в середине двадцатых годов двадцатого столетия пошло отращивание. С переменным успехом.
По историческим нормам длина волос и одежды моих современниц из 21 века позволяет отнести их к классу младших рабынь из домашней прислуги в небогатом доме. Или к рядовым сотрудницам в античном борделе для пролетариев. Полевые рабыни иначе выглядят, а рабыни из верховых... ну, они почти как их госпожи. Хотя, конечно, спутать что по платью, что по причёске... только сослепу.
* * *
Я ожидал от торка какой-нибудь язвительной фразы. Но возражение несколько неожиданно последовало с другой стороны.
— Не надобно мне этого. Ни у меня, ни у мужа мово вошек нет. А как лярва эта ваша ходить... Не буду.
Та-ак. Одна из самых неприятных вещей в жизни — женский ультиматум. "Не буду — и всё!". То я ей: "Домнушка, голубушка. Что хочешь проси — сделаю". А теперь чего? По сути... она, пожалуй, права: Домна баба чистоплотная. Не так чтобы "до бзика", но вполне. И парнишку своего она... выстирает.
Конечно, тут у нас всё ещё не устоялось. В Пердуновке у каждого жителя своя постель, со своими, уже много лет знакомыми насекомыми. Слабенькие младенцы быстренько вымирают, у выживших — иммунитет. Я тамошних пейзан и пейзанок дожму. Но временной люфт — есть. "Не горит".
Здесь — иначе. На заимке — "проходной двор". Постоянно приходят новые люди. Со своими персональными паразитами. Которые очень хотят размножиться на чём-то чистеньком и новеньком. Экосистема в стадии формирования. И обычных навыков Домны может не хватить.
Элементарно: во всём мире вплоть до начала 20 века люди моют головы раз в неделю. На "Святой Руси" — аналогично. Но у меня за одну неделю столько случается...
Ну почему ни один попаданец не пишет, что традиционная русская баня при попадизме — смертельна! Потому что попадизм почти всегда означает перемещение значительных человеческих масс, форсированное формирование новых человеческих коллективов. С новыми стаями и стадами паразитов и комплектами переносимых ими болезней. Новые, заново осваиваемые ареалы обитания вшей, блох, клопов, тараканов, глистов, грибков, бактерий и вирусов. А баня... Конечно — хорошо. Но если только раз в неделю...
Цикл инфицирования по многим возбудителям — от часов до нескольких суток. Надеяться, что раз в неделю по субботам — достаточная безопасность... Как с компьютерным антивирусом без ежедневного обновления — вредная и опасная иллюзия защищённости. "Ах-ах! Как же так? Оно же установлено! Мы же за него деньги платим!".
Ладно — комп, а здесь — люди. Угробить своих людей — без вариантов.
Но ведь не обязательно же, что именно на Домну тифозная вошь залезет... А может и вовсе не будет... То есть, конечно, будет. Но, может, не здесь, не сейчас, не с ней... ради каких-то умозрительных, может быть и преувеличенных, придуманных опасностей обижать её сейчас?
Для неё это обида страшная: она к тебе пришла, всей душой потянулась. Ты её принял, вроде как обрадовался... Будто — заманил и обманул... Унизил и оскорбил. Перед всеми показал, что она тебе не "Домнушка, любушка", а "курва драная" вроде этой Кудряшковой... Может, не надо? Добрее надо быть, милосерднее.
"Иван-милостивец", а не "Лютый Зверь". Авось обойдётся...
"Авось" хорош, когда он с "Юноной". И — под весёленькую музыку. А у меня здесь будет музычка... похоронная. Сделать исключение для Домны... а как быть со Светаной? Она тоже проситься начнёт. Отказать? Несправедливо. Потом мужики будут выступать. Причина-то для всех одна. Если для одних закон не действует, то мы чем хуже? По параметру вшивости и блохастости. "Исключительность" Домны обернётся обидой и неповиновением "неисключительных". Восстанавливать управляемость команды придётся кровью.
"Шашечка дрожит в руке, упёршись в позвоночный столб".
Кого, скольких мне придётся убить, чтобы Домна могла носить спрятанные под платок длинные косы?
Но добила меня картинка.
Я уже говорил, что многие вещи воспринимаю картинками, образами.
Картинка простенькая: снова "источник с мёртвой водой", ночь. Носилки с телом. Носилки медленно поднимаются, и с них соскальзывает тело. Домна. Мёртвая. В длинной белой рубахе. Медленно уходит под воду. И там, уже в толще воды, вдруг открывает глаза. Она смотрит на меня. Сквозь увеличивающийся водяной слой, погружается в темноту, пытается что-то сказать, губы шевелятся, рот открывается. И я вижу, как там, в темноте, из её рта непрерывным потоком, как пузырьки воздуха, только чёрные, ещё чернее воды, сыпятся насекомые. И эта струйка чёрных точек неестественно быстро поднимается из глубины ко мне, к моим ногам на берегу, и уже шуршит камыш вокруг, а эта масса шевелящегося, копошащегося, лезет во все стороны, а я не могу сдвинуться с места, хочу, но не могу, а они уже лезут на сапоги, по одежде...
— Надо, Домнушка, надо.
— Не буду.
И — руки в боки. Голову наклонила, губы поджала, глаз злой, настороженный. Надолб противотанковый перед переходом в контратаку.
* * *
А что говорят на этот счёт старые анекдоты?
Ну, например, женился узбек на украинке. Привёз домой, рассказывает о местных обычаях:
— Ты, главное, смотри на каком боку у меня тюбетейка. Если я прихожу домой и тюбетейка на левом боку — всё хорошо. Сейчас мы пообедаем, и я тебя любить буду. А вот если тюбетейка на правом боку — я злой. Ты ко мне не подходи, слова не говори, на глаза не попадайся. Понятно?
— Понятно. И ты послушай. Если я тебя встречаю и руки у меня вот так, под грудью сложены, то дома всё хорошо, еда готова, постель постелена, и ты можешь меня любить. А вот если у меня руки вот так — в бока кулаками поставлены, то ты ко мне не подходи, слова не говори. И мне плевать на каком боку твоя тюбетейка!
* * *
Вот и Домна так упёрлась. Сейчас ей глубоко плевать — "на каком боку тюбетейка". И никаких слов, доводов, объяснений и убеждений она не воспримет. Что я, мальчишка сопливый, женщин не знаю?
