Повесть первая. Выше, чем надежда

— Спасибо, Грета, я скоро спущусь.

Илл заинтересованно поднял голову, отчего ему на нос упала непослушная шоколадная прядка. Мужчина забавно прищурился, став похожим на хитрого кота, считающего, что самая лучшая сметана — это та, которую тебе запретили есть.

— Как же твои успехи в ратном деле, дорогая сестра?

— Боюсь, не так блестяще, как мне хотелось бы, брат мой. Но я стараюсь, — скромно потупив глаза, ответила я и ушла переодеваться.

* * *

Три месяца. Три месяца назад у меня появился дом. Три месяца назад у меня появилась семья. Не просто родители, бабушки-дедушки, чувствующие ответственность за непутевое дитя скорее по привычке и обычаю. Моя семья — сирота Илларио, сходивший с ума от одиночества в фамильном замке. Моя семья — король, которому принадлежат моя жизнь, честь и верность, который никогда не предаст и не бросит. Моя семья — замок на краю моря с высокими стрельчатыми окнами и яркими витражами. Это — мой дом.

Все так просто. Все так ясно. Все так понятно. Но...

Я смотрю на серое море и серые тучи, просиживаю часами на подоконнике, и терзаю себя сомнениями. Может быть, ненужными. Может быть, оправданными.

Я беглец. Toujours, partout. Зачем учится, когда интереснее смотреть телевизор или окопаться за компьютером? Зачем работать, если от однообразия жизни сводит скулы? Зачем вообще так жить? A quoi bon?

Tres bete! Глупо и бессмысленно. Я далеко не одна в своем эгоизме и сомнениях. Сколько людей, готовых выть от никчемности своей жизни? Сколько людей не замечают подобных проблем своего существования?

Я усмехнулась. Вот оно! Сама того не замечая я сделала жизнь и существование синонимами. Это ли не показатель?

Хотя... Все это лишь пустые размышления и последствия депрессии. Илларио прав, скоро это пройдет. Чему я, признаться, рада.

Жизнь продолжается, mes cher amis.

* * *

— "Я не вернусь" —

Так говорил когда-то,

И туман глотал мои слова

И превращал их в воду.

Я все отдам

За продолжение пути,

Оставлю позади

Свою беспечную свободу.

Артхолл, столица королевства Аре, встретил меня шумом, удушающей рыбной вонью и пестротой одежд всех сословий и рангов. Заливались криком чайки, сбившиеся в многочисленные стаи, ругался народ на портовом рынке, безбожно фальшивили многочисленные уличные музыканты. Что меня несказанно удивило, так это репертуар местных трубадуров: я с удивлением узнала с десяток песен, и это только по пути домой! Здесь, в столице, нам принадлежал старый особняк, Шатобре, где мы должны были жить все время пребывания в столице. Вскоре же нам предстояло предстать пред его величеством Генрихом II.

Шатобре встретил нас темнотой пустынного холла, прорезанного ярким светом высоких стрельчатых окон. Виноградной лозой вилась лепнина по потолку, тускло блестело фамильное серебро редких безделушек, морской волной изгибалась лестница на второй этаж, гигантским маятником казались напольные часы. Поступью Повелителя Мертвых казались наши с братом шаги, а шелест моего платья звучал шагами родового приведения. Я поднялась до середины лестницы и, улыбнувшись, обернулась к наблюдающему за мной Илларио:

— Мне здесь нравится!

Я выбрала себе комнату, отделанную в голубой и синей гамме. Размеры выбранного жилища приятно удивляли: помнится, в родительской квартире на Земле зал был меньше. Три узких и высоких окна, кровать, застеленная синим покрывалом, круглый столик у окна, камин и два глубоких кресла. Мне определенно здесь нравится.

Два окна выходили на небольшой сад с прудом. Брат рассказывал, что в Шатобре живет почти десяток кошек различных пород, и они особенно любят играть в траве. Третье окно выходило во двор, где сейчас суетились слуги, разбирая багаж. Я переоделась в легкое голубое платье и спустилась в столовую, где меня ждал брат.

— Ты уже готова?

— Да.

— Прекрасно, — Илларио стоял у окна, выходящего на одну главных улиц Артхолла. Он улыбался чему-то, глядя на прогуливающихся дам и их кавалеров, изысканно поддерживающих разговоры о ненужных пустяках. — Тогда я хотел бы рассказать тебе кое-что о нашей религии.

Брат отвернулся от окна, все еще продолжая улыбаться. Он подошел к столу, на котором стоял поднос с чаем, благоухающем корицей и лимоном, и жестом подозвал меня, наливая горячий чай в две фарфоровые чашки с тонким синим узором. Я опустилась на стул и взяла себе одну из чашек, приготовившись внимательно слушать.

— Как ты знаешь, у нас официальной религией является язычество. Но дело в том, что боги разные в разных частях света. Точнее, они таковыми были до эпохи великих путешествий, то есть примерно триста лет назад. С тех пор боги потеряли географическую и этническую привязку. Сейчас запросто можно встретить в одном городе храмы Гермесу и Тору, стоящие по разные стороны одной улицы...

— Постой! — удивленно перебила я. — Какой Гермес? Какой Тор? Это же боги с Земли! Разных народов, но с Земли!

— Ну да. Pourquoi pas? — переспросил Илларио. — Наши боги одни и те же, просто люди из вашего мира зачем-то придумали себе других богов или просто возвели в божественный ранг когда-то живших людей. Я, честно говоря, всей этой истории не знаю, но об этой ситуации у нас знает каждый ребенок. Все языческие боги изначально родились здесь. Они появились сразу после рождения первородных стихий. Кстати, о стихиях. Всего их семь: простые и высшие. К простым относятся огонь, вода, земля и воздух. Простейшие стихии составляют суть стихий высших, не зависимо от названия. Высшие — это свет, тьма и природа. Как ты наверное знаешь, свет далеко не всегда означает абсолютное добро и благо, а тьма — безраздельное зло. Все это лишь невежественные домыслы землян. Природа же тесно переплетает в себе саму жизнь и смерть, связанных не менее тесно. Со временем безликие стихии молитвами людей и черпающими силы от них магами получили некое подобие личности, и тогда появились боги. Как именно связаны эти "высшие существа" не знает никто и, наверное, никогда не узнает.

Но вернемся к богам. Я тебе еще не рассказывал, но само существование магии у нас доказано очень давно, но развита она примерно также, как и у вас. Ну, может, чуть получше. Магию заменило чудо. Не делай такие удивленные глаза, Хэл. Да, настоящее божественное чудо. Говорят, до появления у вас монотеизма, чудо тоже было довольно распространенным явлением на Земле. Но не будем вдаваться в ненужные подробности.

Здесь чудо вполне распространенное явление. Я сам не раз и не два был свидетелем того, как в храме Асклепия излечивались смертельно больные люди. Действительно смертельно больные, и это никак нельзя было объяснить шарлатанством или врачебной ошибкой. Согласись, истекающий кровью обрубок ноги сложно подделать. А однажды вообще случилась забавная история с Локки. Как-то младшего сына губернатора Нуара ограбили. Вора вроде бы нашли, им объявили какого-то мелкого служку. Недолго думая парня приговорили к виселице. Так перед самой казнью, когда на несчастном уже затягивали петлю, появился Локки, обложил всех последними словами и поведал, что губернаторский сынок просто проиграл папенькины деньги в карты и чтобы скрыть сей позорный факт, выдумал историю с ограблением. Естественно, служку отпустили, а проштрафившийся дворянчик был навеки опозорен. Говорят, кстати, что тот недоповешенный служка впоследствии стал самым удачливым вором севера.

Как видишь, эти истории — вполне правдивая реальность, и ты теперь в этой реальности живешь и здравствуешь. Поэтому сегодня у нас с тобой на повестке дня экскурсия по столичным храмам. Для удобства в Артхолле был построен огромный храм, где есть алтари всех богов мира. Вход туда совершенно свободный, так что я прошу тебя быть готовой через полчаса. Etez-vous d'accord, ma cherie?

— Tout a fait. Но что-то мне подсказывает, что ведешь ты меня на эту экскурсию не просто так, — я поставила на поднос пустую чашку, которую старательно вертела в руках последние полчаса.

— Ты как всегда права, ma cherie. Жрецы ясно видят способности любого человека, да и других рас тоже. А ты у нас ко всему прочему еще и ведьма. Слабенькая, конечно, но сам факт наличия дара это ни в коем случае не отменяет, — улыбнулся Илларио. — Советы жрецов всегда крайне ценны, и если он советует завести кошку, значит, это может как-то изменить твою жизнь или же тебя самого.

— Тогда вопросов больше нет, — я встала и сделала перед братом немного кривоватый реверанс. — Я буду готова через двадцать минут.

— Жду.

* * *

La Ville. Каменный гудящий город. Сотни людей, тысячи судеб. Я смотрю в окно, как мимо проходят люди: веселые и беззаботные, пустые и лицемерные, скучающие и прячущие боль за улыбкой. Прекрасные дамы, галантные кавалеры. Цокают копыта лошадей, стучат подкованные по последней моде высокие каблуки изысканных господ.

Так красиво. Так бездушно. Так бездумно. Так чертовски притягательно и немного романтично!

Летят по голубому небу невиданной формы облака. Иногда мне хочется молится им, подобно герою комедии Еврипида. Они прекрасны, недоступны и чужды.

Есть ли мне место в этом мире? Что я здесь делаю? Что ищу? От чего бегу?

"Берег, ласковый берег... В замке зеркал сегодня бал". Мне скоро предстоит предстать перед королевским двором. Charmant mademoiselles, elegant messieurs...

Наверное, мне надо найти себе хобби. Может быть, мне, как настоящей леди, научится вышивать крестиком? Или же лучше заняться чем-нибудь другим, более сложным и, несомненно, достойным? Например, музыкой? Как рассказывал Илларио, местные инструменты стараниями одного великого барда мало отличаются от привычных земных. Моего соотечественника, кстати, стараниями.

Странно, и почему я склоняюсь ко второму варианту?..

Странен этот город под названием Артхолл. Как это в переводе с английского?.. Если примерно, то что-то вроде "дома искусства". Или так переводится "art house"?

Но есть нечто интуитивно-притягательное в мощеных булыжником улицах аристократически-ухоженного центра и пропахших тухлой рыбой улочках трущоб. Это напоминает мне фотографии из старых районов Риги, где снимался фильм про мушкетеров; так представляется манящая мистикой Прага; так я видела Талин по рассказам бабушки, что недавно умерла.

Ах, mes amis! Он прекрасен и равнодушен, этот город, как и всякая красота, навеянная многими.

Наверное, я уже люблю этот город. Люблю английскую мрачность Шатобре, где живут девять кошек, которым так нравится играть в саду. Люблю старые пирсы в порту, где плавают в будние дни нечистоты, а иногда и чей-нибудь распухший труп. Люблю людей, что каждый день прогуливаются под окнами столовой, где мы с Илларио беседуем о вечных пустяках.

Воистину, мне нравится здесь! Так к чему же терзать себя риторическими вопросами, если ответы на них тоже — риторические?..

* * *

Главный храм Аре почему-то напомнил мне Исаакиевский Собор в Санкт-Петербурге. Те же колонны, узорчатый мрамор, высокий потолок главного зала и тонкий золотой шпиль на башне, с которой виден весь город. Действительно, Храм с большой буквы. Зеленый газон перед главным входом, статуи величайших деятелей культуры и искусства. Дарящая покой и облегчение прохлада темных стен. Где же еще чувствовать покой и радость, как не в земной обители богов?

Только вместо музея внутри компактный лабиринт: как в сказке или анекдоте, где: "Направо пойдешь — коня потеряешь, прямо пойдешь — богатым будешь, налево пойдешь — убью! Твоя Василиса".

Так и здесь: налево пойдешь — алтари южных богов, направо свернешь — восточных, а прямо — местных, северных, божеств. Илларио проводил меня в просторный, но слабо освещенный холл, где мы и расстались. Брат отправился к алтарю Одина, а мне он посоветовал навестить Фрейю, богиню весны, красоты и любви. Пока я медленно шла в нужном направлении, и навстречу мне попадались редкие посетители, почему-то вспомнилась цитата из одного фантастического произведения: "Увы, мы так закоснели в своем безверии, что когда говорим с Богом, называем это молитвой, а когда Бог с нами — шизофренией". Честно говоря, даже не представляю, с чего бы это высказывание вспомнилось мне?

Признаться, жрица Фрейи произвела на меня неизгладимое впечатление. Представьте себе женщину лет двадцати пяти, в легком белом платье явно не по сезону, с двумя задорными льняными косицами и изысканным поведением потомственной леди. Она стояла на коленях у самого алтаря, бережно раскладывая по камню последние полевые цветы и тихонько напевая себе под нос какую-то забавную песенку. Но стоило мне недоуменно замереть на пороге небольшой комнатки, где находился алтарь вечно юной богини, жрица, не оборачиваясь, приветствовала меня:

— Bon jour, ma cherie. Ищешь свою богиню, незнакомка?

Я застыла, пытаясь понять, что же имела в виду женщина, но через минуту пришла к выводу, что просто стоять нет смысла, и осторожно ответила:

— Наверное, — легкое пожатие плечами.

— Если ты пришла в храм в поисках ответов, то вопросы должны звучать как можно четче. Иначе столь желанные слова могут быть весьма далеки от истины, — заметила жрица, поворачиваясь ко мне лицом. Она была красива, спору нет, но из всей этой красоты запоминались лишь глаза: глубокие, темно-зеленые, таинственного хвойного оттенка и с легкой рыжинкой у зрачка. — Ты не веришь нашим богам, mademoiselle, поэтому они не видят тебя с высоты своих чертогов. Но хочешь ли ты получить их благословение, а, возможно, и покровительство? Они не знают тебя, и влиять на твой путь не могут, но и помощи свыше ты не дождешься. И чудеса для тебя не свершатся.

— Чудес не бывает. Бывают чудотворцы, — скорее для проформы возразила я, внимательно вслушиваясь в неторопливую речь собеседницы.

— У тебя дома — peut-etre. Но здесь чудо — часть системы мира. Поэтому я и спрашиваю тебя: хочешь ли ты стать родной нашему миру? — женщина в упор посмотрела на меня своими нереальными глазами. Наверное, этот взгляд должен был смутить или запутать человека, но все произошло совсем наоборот. — Думаю, тебе надо дать время на размышление. Приходи через пару дней, и дашь ответ, — она хотела уже вернуться к прерванному занятию, но я остановила ее.