| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Карл закипел от негодования. Царь Петр трус, трус! Проклятый московит! Он боится открытой встречи с шведской мощью! Вместо того чтобы встретится в честной битве, царь Петр использует нечестные способы: воздушные корабли Mastergrad. Карл по-королевски проигнорировал тот факт, что сам использовал в сражении при деревне Клишове воздушные аппараты. Уста юного короля изрекли такое выражение, какое он не должен был знать. Неслышно подошедший адмирала Ватранг довольно крякнул.
— Залпом пли! — откуда-то издали послышался смутно знакомый королю голос.
'Бах, Бах, Бах!' — выпалили поблизости в ответ.
Вскоре воздушный хищник повернул в сторону открытого моря и скрылся во мраке. До утра лагерь так и не заснул, разбирались в ущербе, нанесенном коварным противником. Худшие опасения Карла Двенадцатого о взрыве пороховых складов к счастью не сбылись, но ночной налет обошелся шведам потерей еще четырех кораблей и что особенно было досадно, сгорел новейший линейный корабль первого класса Enigheten, на котором он прибыл на этот негостеприимный берег. Весь день Карл ходил мрачный. Угнетали не только потери, короткого сна на походной постели не принес ни облегчения, ни отдыха. Он разбил всех врагов, но вместо того чтобы наслаждаться плодами шведской победы он был вынужден гоняться за голодными саксонскими фузилерами и пьяными польскими гусарами от Варшавы до Дрездена, а теперь еще придется учить проклятых московитов! Ну что же, он готов! Не зря всю зиму батальоны готовились к войне с применением оружия пришельцев из будущего. Записки о военном деле, оставшиеся от беглеца из Mastergrad, Чумного, очень пригодились. Верные каролинеры научились воевать по-новому. Король Август, потеряв пушки и знамена, погиб в битве, теперь очередь царя Петра!
Следующая ночь прошла беспокойно, но слава богу обошлось без бомбежек. Лишь в отдалении напоминанием о русских кружил издали похожий на птицу воздушный корабль. Утром длинная колонна шведских батальонов выступила в сторону Риги. Пыль вилась над утоптанной тысячами ног проселочной дороге. Гордо реяли над треуголками каролинеров белые с разноцветной каймой полковые стяги. Карл Двенадцатый двигался на любимом Нептуне в окружении верных телохранителей из 'особой' роты. Покрасневшие от недосыпа глаза, упрямо сжатые узкие губы — все выражало недовольство и злость. Еще ни один его поход не начинался так скверно и с такими потерями, но ничего он спросит за все!
Днем раньше. Вопреки расчетам Карл Двенадцатый сумел отбиться от воздушного нападения и высадить в нескольких днях пути от Риги армию: десять тысяч пехотинцев и тысячу драгун. В Прибалтике русских войск намного больше, но они вынуждены контролировать огромные территории бывших шведских владений и в несколько дней русские смогут собрать ненамного большее количество. Сила немалая и грозная. Войско у шведов всей Европой почитаемо как одно из лучших и возглавляется полководцем, уже разгромившим три немалые державы. Есть от чего призадуматься.
Ночью прогремел мощный взрыв, разбудивший всю Ригу и слышимый далеко за ее пределами. Взлетел на воздух расположенный в пригороде мастерградский артиллерийский склад. Шестеро охранявших его измайловцев погибло, но самое главное у союзников Петра осталось всего по зарядному ящику на артиллерийский и минометный ствол (20-30 выстрелов) а мотодельтопланы лишились возможности пополнить запас зажигательных и осколочных бомб. У стрелков осталось по четыре магазина до небольшой запас патронов россыпью у старшины. Пока еще непонятно, взрыв следствие нарушения техники безопасности или действия шведских диверсантов, но ясно одно, на ближайшие дни, пока не отзовут в Мастерград один из двух дирижаблей и не подвезут боеприпасы, союзники Петра выведены из строя. Заранее разработанные на случай наступления шведов планы пошли насмарку. Ситуация для русских войск в Прибалтике стала угрожающей.
В том же зале древнего замка, где зимой Петр праздновал взятие оплота шведского владычества: Риги, за длинным столом, помнившим заздравные крики в честь славной виктории, собрался военный совет. Давно стемнело. Слуги занесли лампы, поставили по краям стола, где было не занято картой окрестностей Риги. Привычно пахнет сгоревшим керосином. За частыми стеклами окошек тревожная темнота, лишь мерцают вдалеке огоньки городских окраин, да с неба сурово смотрят звезды. Зловещие тени метаются по залу, лампы на миг высвечивают то изогнутые аркой своды, то парсуны на стенах, то золото парадных костюмов фельдмаршалов, то до блеска натертые воском полы. За столом самые ближние: фельдмаршалы Головин, Шереметьев, мастерградский посол Петелин и царев любимец: Меньшиков. Незримый вопрос, как случилось, что в момент десанта шведов взорвался склад мастерградцев витает по залу. И еще один, как не допустить такого позорного поражения, как бывшее в истории попаданцев из будущего нарвское?
— А от взрыва того великого, все разбило и определить он от небрежения был или от диверсии вражеской, немочно... — Шереметьев развел руками, был печален, понимал, что за порядок в городе он ответственен и, царь спросит, ох спросит...
Петр в зеленом Преображенском кафтане, простоволосый, нескладно-длинный, густо побагровел, на лбу бешено надулась жилка, едва сдерживая гнев произнес:
— С твоим небрежением будем после разбираться, а сейчас решать нужно, дальше делать что?
Фельдмаршал открыл было рот, но еще раз взглянув на бешенное лицо Петра, захлопнул его и с оскорбленным видом надулся. Царь немного помолчал, успокаиваясь, повернулся к внимательно слушавшему Петелину:
— Как второй пилот?
— Сергей Михайлович?
Петр молча кивнул, уже привычно не обратив внимания на вначале шокирующий его обычай всех называть с отчеством. В московском царстве зваться с 'вичем' было привилегией дворянства и высшей аристократии.
— Уже нормально, картечины из икр вытащили, через месяц опять летать сможет.
— Когда сможете подвести снаряды и патроны?
— Оба дирижабля сейчас на Дальнем Востоке, так что в ближайшие дни их не стоит ожидать...
Загорелое, обветренное, суровое лицо Петра незаметно дрогнуло и на короткое мгновение смягчилось, потом засопел простуженно. Хотя и весна, но ветрено, вчера застудился пока испытывали первый построенный на рижской верфи корабль. Хоть одно хорошее сегодня известие, но помощи от мастерградцев ждать не стоит. Он глянул на собравшихся: Шереметьев низко опустил голову, словно позор уже лег на его плечи, Александр смотрит сконфуженно, Головин согласительно кивал, лишь верный Алексашка геройски подбоченился, — голова обвязана тряпкой, вчера гонялся за отрядом восставшей чухны во главе с помещиком. В сабельном поединке лично срубил немца хотя и заработал царапину. Авантюриста даже смерть не брала...
— Ну? — спросил царь наконец. — Что скажете, господа фельдмаршалы? Что делать будем? Пойдем навстречу Карлу или в осаду садится станем?
Петр застучал ногтями по столу, щека подергивалась.
— Я так думаю, — лениво произнес Головин, — армия у шведов преизрядная и сам Карл полководец не из последних. Вот наши союзники, — он бросил взгляд на непроницаемое лицо Петелина, — пытались забросать супостата гранатами и минами зажигательными и что? Сгорело малое число корабликов, но армию он все же высадил! А теперь они нам не помощники, пока припас не подвезут... — помедлив, добавил, — Надо в крепости ждать шведа. Подтянуть войска, подождать пока союзники припасы подвезут и тогда давать шведу баталию.
— В крепости хлеба совсем мало, без подвоза голодать станем. Швед перед тем как сдаться весь пожог, — покачав головой произнес Шереметьев, — Реки только-только вскрылись и подвести не успели. В осаде не высидим.
Петр, откинувшись, глядел остекленевшими глазами на доверенных помощников. Они молчали.
— Хлеб чтоб был... Сами виноваты, что по зиме мало подвезли. Вешать буду..., — сквозь зубы произнес царь.
Над столом повисло тягостное молчание, лишь муха с жужжанием вилась над лампой, опалив крылышки упала на стол.
Меньшиков кашлянул, привлекая к себе внимание, глаза наглые. Невместно сидеть фельдмаршалам с человеком низкого происхождения, но царь указом 'Табель о рангах' еще зимой 1692 года повелел ценить человека не по происхождению, а по заслугам перед государством. А водил тот конные полки преизрядно и лихо, чем заслужил несмотря на младые годы и происхождение звание драгунского полковника. Приходилось терпеть.
— Садится в осаду смерти подобно, — в азарте размахивая рукой словно он ею врагов рубил, свирепым от негодования голосом произнес Меньшиков, — Сие предложение есть позор!
Головнин густо покраснел, но сдержался и произнес с иронией:
— Позор? Что же позорного в сидении в осаде?
— Трусость и измена! Этим мы отдаем инициативу в руки супротивника, а стало быть и победу! Войск у нас в Риге поболее чем у Карла, обучены мастерградцами преизрядно. А ляхи уже сидели в осаде. Шведы забросали сверху гранатами Эльбинг и взяли крепость штурмом. Так какой прок прятаться? Когда затевается что-нибудь противное интересам и чести русского царства, каждый обязан возвысить голос против! Не совещаться нужно, а драться!
Шереметьев одобрительно стукнул кулаком по столу. Удачная баталия спишет все неудачи, и царь простит за промах с мастерградским складом.
Головнин вскочил с кресла, лицо покрыто гневными пятнами, обратился к Петру:
— Я прошу защиты, Петр Алексеевич! Худородному невмочно лаять на Головнина!
Глаза царя сверкнули, но он лишь отмахнулся и произнес:
— Успокоились все!
Фельдмаршал сел, дрожа от негодования:
Алексашка обвел всех горящими глазами; одних этот взгляд зажигал, словно факел, других клеймил будто раскаленным железом, затем шевельнул бровями, откинулся назад и разом спрятался в тени.
Петр нахохлился, молча сидит во главе стола, от досады грызет ногти. Не знал на что решится. Армия у него конечно лучше, чем была под Нарвой в истории попаданцев, ну а как опять проиграет Карлу? Боязно... Не страшно, а одолели сомнения правильно ли он поступит? Не погубит так удачно начавшееся дело?
— Что скажешь, Борис Петрович? Только ты ничего не сказал! — обратился он к Шереметьеву.
— Я за баталию, — азартно сверкая глазами с жаром произнес тот, — с начала войны бьем шведа, дай бог и снова побьем его! Сейчас нам представляется удобный случай главные силы шведские сокрушить. Если мы немедля ударим на врага, нас ждет удача. Велите идти на Карла!
— Да как вы не понимаете! — вновь подскочил Головнин, — Государь разве можно так рисковать армией!
Петр пристально и недобро взглянул в прозрачно-синие глаза фельдмаршала, отчего тот зябко поежился. Показалось что из глубин глаз царя взглянула на него сама смерть, потом стукнул рукой по столу:
— Мать вашу так, — гаркнул, багровея. — Сам поведу войска. Сам. Завтра выступаем! Все, пишите диспозицию на марш! В Риге оставить больных и сильный отряд на всякий случай.
* * *
События в Европе происходили почти также, как известной мастерградцам истории. Континент, так долго беременный войной, наконец полыхнул. Франция с восхождением на престол Испании Филиппа Анжуйского, внука Людовик XIV, стала претендовать на гегемонию в Европе. Король-солнце отрезал Англию и Нидерланды от торговли с Испанией, что серьезно ударило по их коммерческим интересам. Недовольна осталась и Австрия, возглавляемая другой веткой ранее властвовавших в Испании Габсбургов. Империя претендовала на контроль испанских Нидерландов. Последней каплей стало смерть короля Якова Второго, предыдущего властителя Англии, смещенного Вильгельмом с трона, произошедшая на год раньше, чем в известной Мастерграду истории. Король Людовик XIV объявил, что наследником английской короны может быть только сын изгнанного Якова Второго, Джеймс Фрэнсис Эдуард Стюарт. Оскорбленные и возмущенные Англия и Голландская республика в мае 1701 года объявили Франции войну. В июне к ним присоединилась Австрия. Савойя, Португалия стали союзниками Франции. Германские государства разделились, лишь часть встала на сторону Франции, а большинство поддержало Австрийскую империю. История, несмотря на изменения, внесенные в нее усилиями мастерградцев показала удивительную эластичность, вернувшись в известные пришельцам рельсы. Европейцам стало не до удивительных событий, происходящих на далеком восточном краю континента. Решалось кто станет контролировать Европу и стало быть мир.
То ли противники не успели озлобиться то ли такая манера воевать присуща наступающему 'галантному' веку, но война поначалу шла осторожно и нерешительно. Основные боевые действия в Европе развернулись в Нидерландах, Южной Германии, Северной Италии и Испании. Под жарким итальянским солнцем по пыльным дорогам замаршировали войска. Французская армия (51 батальон пехоты и 71 эскадрон конницы, всего 33 тысяч человек и около 11 тысяч в гарнизонах Кремоны, Мирандолы, Пичигетоны, Лоди и Лекко) во главе маршалом Катина вошла в Северную Италию. Противостояли ей австрийские войска под командованием блестящего полководца: принца Евгения Савойского. Боевые действия шли довольно вяло. Противники предпочитали больше маневрировать чем полагаться на одну-две решительные битвы, но и без боев не обошлось. После нескольких неудачных для французской армии сражений: при Карпи и у Кьяри, маршал отступил к Кремоне и к Новому году расположился там на зимние квартиры. На Рейне и в Нидерландах противники лишь накапливали силы, ограничиваясь воинственными демонстрациями. Соединенный англо-голландский флот под командованием адмирала Рука готовился противодействовать объединению французского и испанских флотов и перехвату 'серебряного' флота. От его прибытия из Южной Америки зависело будут ли у Испании средства для ведения войны.
С английских фрегатов Mary Rose, Leopard и Swallow с плеском сорвались в воду якори, на фоне бледно-голубого неба, на востоке, виднелись четкие силуэты Анд, длинное многомесячное путешествие закончилось. За узкой полоской прибоя небольшие пологие возвышенности, обрамляющие крупные солончаки. Страшное место: пустыня Атакама. Спущенные с фрегатов на воду шлюпки дружно расплескали соленую воду Тихого океана. Однотонный шум волн, бьющихся о пустынный, годами не видевших человека берег, смешался с криками боцманов и ритмичным скрипом уключин под взмахами весел. Берег 'приветствовал' одетых в красные мундиры пехотинцев удушливой жарой. Заключенных, которые будут строить в этом негостеприимном месте крепость и добывать селитру, высадили на берег последними. Сразу после, на берег сгрузили солнечные опреснительные установки, через третьи руки закупленные в Мастерграде. Они уже успели себя изрядно зарекомендовать в длительных морских путешествия и без них в безжизненной пустыне Атакама делать нечего. Высадка англичан на безжизненной и никому не нужной плоской равнине — пустыне Атакама, в Чили, осталась для мира незаметной. Кто станет обращать внимание на происходящее в далеком уголке Земли у черта на куличках, когда Европа бьется в пароксизме общеевропейской войны? Когда смутные слухи о белокожих пришельцах дошли до местного губернатора в распложенный на берегу реки Био-Био город Консепсьоне он ничуть не обеспокоился. Хотят помирать от безводья в жаркой безводной пустыне? Их дела, а испанскому губернатору не станет беспокоиться о безумцах.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
