В лапах Xviii века: Дочь кузнеца

Осознав призрачность перспектив стать мастером, Василий плюнул на это дело и решил пойти по пути своих предков. Так волей случая и оказался он в их деревне, где их собственный кузнец уже десяток лет как помер от какой-то болезни, а его дом с кузницей сожгли. Однако, понимая выгоду от наличия в деревне своего кузница, местный барин без проблем разрешил (естественно, не бесплатно, а в аренду) взять земли под кузницу и дом с огородом. Более того, даже разрешил взять себе в молотобойцы кого-нибудь из крестьянских мальчишек — с условием, что кормить он его будет за свой счет. Так и стал Василий Никитич простым сельским кузнецом — и, собственно говоря, тут и прожил всю последующую жизнь, лишь изредка наведываясь к родственникам, знакомым или на ярмарку в Тулу. По местным меркам их семью можно было смело отнести к зажиточным — нормально питались, жили в нормальном доме с крышей из дранки, а не соломы, своя лошадь, куры, утки, свиньи, большой огород, где выращивали овощи... Только вот все это благополучие было лишь по меркам крестьян. По меркам даже самых захудалых дворян они — обычные голодранцы. Разве что не крепостные...

Со злостью сплюнув — одно только упоминание про дворян вызывало у нее бешенство — Маша двинулась к деревне... Как уже знала Маша, по местным меркам это была весьма большая деревня — почти полсотни дворов и точно не меньше трех сотен 'душ' крепостных крестьян, как писали в эти времена про владения помещиков. Многих из которых правильнее было бы считать, пожалуй, не крестьянами, а крепостными ремесленниками, производившими товарную продукцию для помещика. Вся территория деревни была окружена плетеным из тонких веток забором, назначение которого было для девушки загадкой. 'Околица', — когда она уже подошла к первым домам, всплыло слышанное еще в свое время слово. Вот только назначения постройки так и не прояснилось — хоть у околицы и были ворота, но, судя по виду, их не закрывали с самого момента постройки, с забор-плетенка вряд ли представлял бы серьезное препятствие для грабителей...

Впрочем, очень быстро Маша переключила внимание на дома местных жителей. И если их собственное жилье она могла назвать разве что 'избушкой', то эти скорее подходили под определение 'хижина'. Маленькие, низенькие, неказистые, многие покосившиеся от старости, крытые старой посеревшей соломой, с низенькими — даже она со своим не таким уж большим ростом могла пройти лишь согнувшись едва ли не в три погибели. Маленькие окошки, затянутые бычьими пузырями. Как и у них дома, стена к стене дома стоят сараи для скотины. Такие же, только похуже, амбары. На задах — небольшие, буквально на несколько грядок, огороды, что уже очень удивило девушку. Насколько она знала, в деревнях всегда были большие огороды — ведь люди кормились с того, что там выращивали. Овощи и фрукты, казалось бы, должны быть неотъемлемой частью крестьянского быта. И их собственный дом, казалось бы, был наглядным подтверждением. Выращивали и картошку, и репу, и свеклу, и капусту с морковью, и лук с чесноком практически все то, что было известно любому российскому дачнику. Не хватало разве что фруктовых деревьев да ягод, но это Маша списала на то, что, скорее всего, культурных сортов их пока или нет, или они не получили широкого распространения.

Однако увиденные ей крестьянские огороды вдребезги разбивали уже давно ставшие привычными представления. Получалось, что в жизни большинства крестьян огород играл глубоко вспомогательную роль. Впрочем, подумав над этим вопросом, девушка пришла на этот счет к весьма логичному для себя выводу, что все дело в том, что заниматься огородами крестьянам было попросту некогда. Это их семья — вольные люди, могут делать то, что сами считают нужным. А тут крепостные крестьяне, кому мало того, что четыре дня барщины надо отработать, так еще и успей свои собственные поля вспахать, засеять, убрать. Какой уж тут огород, если порой в ночь приходится работать чтобы без урожая не остаться!

Дом своей подруги Кати Маша зашла без проблем — та ей объяснила, где он находится. Вот только кроме старого деда никого больше там не было — все в поле работать ушли. Так что раньше позднего вечера ждать никого не следовало. Так что, отложив накопившиеся вопросы на потом, девушка двинулась дальше — в сторону 'гнезда' местных господ, которых она хоть никогда и не видала, но уже ненавидела всей душой. Хватало того, что ей люди порассказали... В свое время ее сильно удивляла жестокость Революции — когда крестьяне вешали, сажали на колья, жгли господ вместе со всем их имуществом. Ну зачем все это? Ну прогони их, забери землю, но убивать-то зачем?

Прошло какие-то три месяца с момента ее попадание в прошлое — и вот она уже пусть и не одобряла, но понимала такое их поведение. Нет, дело было не в том, что у них там была какая-то земля — много ли получили те крестьяне с передела тех господских земель? Дело было в той ненависти к 'барям', что веками копилась в народе. Ненависти за те жестокости, что чинили их предки в отношении простого народа... Недаром ведь совсем скоро так много простого люда поддержит 'Лжепетра', бунтовщика Емельку Пугачева. Который, впрочем, даже в случае своей победы вряд ли что-то всерьез изменил бы к лучшему — просто один царь сменился б другим, наиболее нелояльную часть дворян вырезали б, заменив приближенными нового царя. После чего все пошло бы по старой колее. И самое обидное — что даже она, несмотря на все свое послезнание, вряд ли чем сможет помочь этим людям... Единственная надежда — что, подтолкнув научно-технический прогресс, она тем самым ускорит и переход к новой общественной формации и новым общественным отношениям, когда рабский труд наконец-то отживет свое...

Зачем же она пошла смотреть, как местные баре живут? Да, наверное, из простого любопытства — хотелось сравнить уровень жизни господ и тех, за чей счет они живут. И сравнение не подвело. То, что она увидела, полностью вписывалось в то, чего она и ожидала.

Помещик Митрофанов хоть и не входил в число особо богатых, но и далеко не нищенствовал. Хоть усадьба и была окружена значительно закрывавшим обзор бревенчатым забором, но и того, что было доступно для обозрения, вполне хватало чтобы составить представление. Ни о каких покосившихся халупах тут не шло и речи. В середине широкого двора возвышался большой двухэтажный господский домик с крытой тесом крышей, украшенной резьбой и выбеленой — чего прежде Маша не видела нигде — окантовкой застекленных слюдой окон. Возвышавшиеся над домом печные трубы говорили о том, что топится он по-белому — что в эти времена девушка видела впервые. Рядом — домик для слуг и огромное количество хозяйственных построек, прежде всего — огромные амбары, где хранился господский хлеб, и конюшня.

Вороты усадьбы были распахнуты, но на воротах стоял откровенно бандитского вида — столкнешься с таким в темном переулке, сразу станешь телефон с бумажником доставать — здоровенный мордоворот-охранник, мигом напомнивший ей телохранителей 'новых русских' из ее времени. Только этот из крепостных, как, недолго подумав, решила Маша — но только из наиболее преданных, 'приближенных к телу'. И, наверняка, пользующийся 'горячей любовью' односельчан...

Ассоциация с 'новыми русскими' вызвала лишь еще большую злость. 'Все как прежде', — подумала Маша, вспоминая будущее... Есть господа — кому можно все или почти все. Есть приближенные холуи, готовы целовать властьимущую задницу за плюшки с барского стола. И есть 'стадо', которое эти самые господа стригут, наживая собственное благосостояние. Разница лишь в методах. В отличии от господ-капиталистов с их запланированным старением, ипотеками и 'модными' товарами, нынешние господа грабят народ нагло и неприкрыто. А будешь плохо работать на 'доброго барина' — так на конюшне мигом разъяснительную работу проведут...

Отвернувшись от ворот, Маша двинулась в обратную дорогу. Гулять особо некогда, дома работы полно. Скотина не кормлена, огород не полот... Да и подумать над своим будущем.

Глава 4.

— Твою ж... — прошипела себе под нос Маша.

Прежде она и не думала, что шитье — такая трудная работа. Однако в эти времена без этого никуда. Если не считать производства военной формы, то швейных фабрик, производящих массу типовой одежды стандартизированных размеров, пока не было. Так что готовую одежду заказать можно было разве что у профессиональных портных, услуги которых стоили очень недешево. Во всяком случае, для простой деревенской девушки. А раз так — придется осваивать и этот навык.

Вот тут-то и начались сложности. Хоть теорию Юля знала достаточно неплохо — размеры снять могла без проблем, начертить выкройки — тоже. Вот только вся ее практика ограничивалась парой кукольных платьев, да и те делала с подсказками матери, да ремонтом уже готовой одежды. Теперь приходилось вспоминать этот давно, казалось бы, забытый опыт. Да и опять же... Одно дело — раскроить материал, сделать наметку, а затем прострочить на швейной машине.

Здесь было все куда труднее... Вместо миллиметровки — натянутый на самодельную рамку кусок старой ткани. Вместо карандаша — уголек. Вместо швейной машинки... Ручками все, ручками! Как все же хорошо, что у нее тут есть подруга Катя... Задача перед Машей стояла и так нелегкой, а без подсказок подруги, пусть звучавших порой и в ее любимом слегка насмешливом стиле, она стала б и вовсе тяжеленной...

Но самым ужасным стал все же сшивка, как Маша назвала 'ручной аналог' машинной прострочки... Аккуратно сшить даже самую обычную рубашку оказалось непросто. Привыкшему к виду аккуратного машинного шва взгляду казалось, что произведение ее рук выглядит просто ужасно.

— Твою ж... — оглядев произведение своих рук, произнесла девушка.

Сколько она не пыталась, но идеально ровного и с одинаковым шагом шва не получалось. Ну почему до сих пор никто не придумал швейной машинки? Впрочем, как честно себе призналась Маша, даже если б ее уже придумали — ей такое удовольствие было бы точно не по карману. 'А ведь это идея! — внезапно подумала девушка, — Инженер я или кто?'

Устройство швейной машинки она знала достаточно неплохо — пришлось разобраться, когда ремонтировала старую бабушкину 'Подольск'. Так что наверняка бы смогла разработать конструкцию швейной машинки. Что-то вспомнила бы, что-то додумала сама... 'Эх, мечты, мечты', — оборвала свои мысли Маша. Все это, увы, не дало бы ровным счетом ничего. Литейка у тебя есть? А токарные, фрезерные, шлифовальные станки, инструмент и оснастка к ним? Ах, нету? И чем тогда делать ее собралась? Напильником да клещами с молотком? Ну-ну, так можно и за всю жизнь не успеть ее сделать. А измерительный инструмент? Да у тебя даже самого паршивого штангенциркуля-то нету, не говоря уж о микрометре! Чем детали-то мерить будешь? Так что, Машуль, закатай-ка губенки и продолжай дальше ручками работать... Размечталась тут...

Вообще вся жизнь в прошлом была каким-то сплошным обломом. Куда ни кинь, всюду... Нет, не клин. Клинья-то как раз могли бы и пригодиться, их из 45 стали делают — такую сейчас попробуй найди. А та самая птичка обломинго, которая буквально стаей кружится над ней с того самого несчастливого дня, как ей пришлось искать новую работу...

Наконец-то — затратив на все раз в двадцать больше времени, чем потребовалось бы на машинке (хотя привычные к тому крестьяне или, тем более, портные XVIII века сделали бы это, несомненно, быстрее) — докончив шитье рубашки, Маша отложила ее подальше. Ходить в ней все равно было рано. Не принято здесь было ходить в однотонной одежде, а демонстративно плевать на людские представления о 'правильном' и 'неправильном' было нежелательно. Не любят крестьяне тех, кто выделяется, кто не похож на них. А она и так сильно выделяется за счет своего происхождения. Так что следующим этапом теперь нужно будет вышить рисунок — а в ней-то она не разбиралась от слова совсем. С большим трудом Маша смогла вытащить из головы лишь слово 'мулине' — название специальных ниток для вышивки — и виденные у бабушки пластиковые двойные кольца — пяльцы... Только чем эти нитки отличаются от обычных? Опять же это не давало ей ничего... Значит, снова придется просить помощи у Кати.

А пока пора ужин готовить... Тоже та еще технология! Дома-то у нее в свое время чего только не было... И современная индукционная плита, совсем недавно сменившая газовую, и СВЧ-печь, и электродуховка, и миксеры, мясорубки, соковыжималки, хлебопечки... И, в конце концов, вода в доме, открывай кран да наливай сколько нужно. Из всего этого здесь было... Ничего! Печка да колодец во дворе, куда приходилось бегать с уродливыми стянутыми металлическими кольцами деревянными ведрами, весившими едва не больше той воды, что в них вмещалась. Первый раз такое увидев, девушка настолько удивилась, что однажды решила спросить у машиного отца, что мешает сделать привычные ей железные ведра.

— А толку с того? — когда Маша наконец-то объяснила, как она представляет себе такое ведро, спросил тогда он.

— Но ведь его и таскать легче гораздо, — ответила то, что было для нее непреложной истиной Маша, — И служить оно дольше будет. Плесень появляться тоже не будет.

— Не будет оно служить долго, — отрицательно покачал головой Василий Никитич, — Проржавеет быстро. А стоить такое ведро будет...

Тогда, мысленно обругав себя, Маша пришла к выводу, что далеко не все, что она со своей колокольни привыкла считать непреложной истиной, верно и в это время. Действительно ведь — без защитного покрытия толку от металлического ведра будет немного. Бесполезная и дорогая вещь. Еще и вода будет с металлическим вкусом. А с защитными покрытиями пока туго. Специальные термостойкие эмали для посуды еще не изобретены — не достигла еще химическая промышленность должного развития. Как не доросла еще наука и до гальванического цинкового покрытия. Да что говорить — наверное, еще и цинк не открыт...

Впрочем, что уж говорить о ведрах... Не было еще ни железных кастрюль, ни сковородок, ни ложек. Не было даже чугунков, которые в сознании девушки прочно ассоциировались с деревенским бытом. Только керамика, сделанная местным же крепостным гончаром, да полученная в оплату за металлические изделия деревянная посуда. Керамические горшки разного размера, кувшины, блюда и кружки. Деревянные бочки и бочонки, сельница — небольшое 'корытце' для замешивания теста, — деревянные тазы-лохани, ступа, мутовка, специальная хлебная лопата, деревянные ложки. Вообще недостатка в деревянной посуде, как уже знала Маша, в их семье не было никогда. Поскольку денег у крестьян практически не водилось, расплачивались преимущественно бартером. Продуктами, часто прямо в крякающем или кудахтающем виде, домашней утварью, домашнего изготовления тканью, услугами... Большая часть всего этого в итоге — вместе с металлическими издельями — вывозили на ярмарку в Тулу, где и продавали, получая какую-никакую денежку, которой хватало на уплату аренды помещику, покупку железа и, порой, некоторого инструмента.

Металлического на кухне в итоге были лишь ножи, сечка, кочерга да ухват...И хочешь ты того или нет, но пришлось Маше учиться пользоваться такой посудой. Другой ей никто не даст, как не пришлет ей и газовой плиты из будущего. А если б вдруг и прислал — толку не было бы никакого. Разве что на металл, да стекло с духовки как эталон плоскости пригодилось бы... Но увы, даже таких поблажек давать ей никто не торопится.