— Если только ты попробуешь отстать, или подать знак... — он кивнул назад и выразительно потянул из-за пояса внушительный топор с длинным, окованным железом ратовищем.

Я оглядел его зверовидную физиономию, темную, как земля и всю заросшую жуткой бородой и решил, что он, наверное, был здешним кузнецом.

— Хорошо, — пообещал я ему.

— Слейф, — донесся голос Рэры, и сверлящие меня глаза сделались более нормальными. Бросив косой взгляд в сторону деревни, он еще раз оглядел меня с ног до головы. Сказал;

— Я не верю тебе. Будешь рядом со мной. Пошли! — и, схватив меня, как клещами повыше локтя, потащил вперед, в голову маленького отряда. Пожалуй, он-таки действительно был здешним кузнецом.

* * *

Мы продрались через какой-то ивняк, быстро, почти бегом, миновали открытое пространство и нырнули в чащу. Здесь стало поспокойнее. Но все равно все спешили, как на пожар. Впрочем, чему удивляться?

Гораздо серьезнее стоило задуматься о причинах такой спешки. Куда я попал? Что это за страна, место, деревня или, в конце концов — параллельный мир?! И в какую заваруху я угодил уже здесь, с самого, так сказать, начала?

Вот только времени для рассуждений было не очень много. Торопясь, мы гуськом скользили между стволами. Слейф отпустил меня, но все время следил, чтобы я был рядом. Так мы почти бежали примерно с четверть часа.

Затем местность ощутимо пошла вниз, пахнуло прохладой. Лес поредел, и впереди между стволов мелькнула река. Не очень большая, но достаточная, что бы воспользоваться лодкой для бегства.

Спеша, мы стали спускаться по крутому, поросшему кустарником откосу. Ноги скользили, приходилось изо всех сил цепляться за ветки кустарников, и я даже толком не заметил, когда спуск закончился.

От неожиданного удара сзади я полетел кувырком и, ничего еще не успев сообразить, понял, что произошло самое страшное для меня здесь — я остался без очков...

На какое-то время я, видимо, потерял сознание. Потом очнулся и почувствовал, что меня подымают куда-то рывком и ставят вертикально. Перед глазами что-то мелькало. Сосредоточившись, я понял, что стою, кем-то поддерживаемый за руки, что я без очков и что кто-то стоит передо мной.

— Кто такой? — услышал я вопрос. Ни к кому другому кроме меня вопрос относиться не мог. Я помотал головой, пытаясь избавиться от нехорошего ощущения, что мозги у меня из пробкового дерева. Нельзя сказать, что это мне помогло, но я вспомнил, что могу говорить.

— Ради бога! — торопливо попросил я. — Тут где-то мои очки! Они упали! Я без них ничего не вижу! Дайте мне найти их!

— Что? — тоном, не обещающим ничего хорошего, произнес спрашивающий и рукой ухватил меня за лицо. Повернул мою голову к себе: — А меня ты видишь?

Во мне все перевернулось и заныло от такого тона: влип-таки в историю, влип! Ведь не хотел же сюда ! Не хотел же!... Ведь чувствовал! А теперь что?

— Вижу, — ответил я ему, с трудом переглотнув. — Но это же только вблизи, в общих чертах... — пальцы сдавили мне лицо и я смолк.

— Не морочь мне голову, — с расстановкой сказал он. — Трусов и лгунов вроде тебя я вижу насквозь... Говори быстро и без уверток — кто ты такой ?!

Это было совсем плохо. Завернутые за спину руки загнули аж чуть не к лопаткам. При этом державшие меня все время сопели и всхрапывали. Не то от удовольствия не то от хронического насморка.

Совершенно невольно я вспомнил Слейфа с его железной хваткой — по сравнению с этими ребятами он обращался со мной просто по-божески. Но что я мог им всем ответить, кроме того, что было на самом деле?..

— Да я попал сюда совершенно случайно! — начал объяснять я, с тоской предчувствуя, что ничем хорошим это не кончится. Но, может быть, удастся, все-таки, объяснить? — Я две недели бродил по тайге...

Объяснить мне не дали. Пальцы на лице опять сжались, на этот раз сильнее.

— Я тебе сказал не морочить мне голову? — со зловещим шипением переспросил он.

— Бокут! — донеслось откуда-то сбоку. — Погляди-ка, чего...

С толчком отпустив мое лицо, спрашивавший отошел, коротко бросив:

— Связать!

Державшие меня тут же обмотали мне туловище и руки веревкой. Я не сопротивлялся. Какой смысл? Связав меня, один из двоих ушел. Второй остался, не спуская с меня глаз и не снимая руки с рукоятки меча.

Насколько я мог рассмотреть, это был достаточно молодой парень. Крепкий, темноволосый, перетянутый ремнями. Одетый в какую-то кожаную рубаху с бляхами, из-под которой виднелась шкура неизвестного мне зверя мехом наружу.

Его, видимо очень интересовала моя одежда, в свою очередь, но никаких попыток ознакомиться поближе он не предпринимал. Выражение же его лица мне очень не понравилось — насколько я, опять же, мог рассмотреть его без очков.

Слишком знакомый у него был взгляд — уличной шпаны, прекрасно мне известный по детским впечатлениям. Вид этого охранника, все время, пока мы стояли с ним, ожидая неизвестно чего, вызывал во мне непреодолимо мерзкое чувство какого-то прямо гадского страха. И это не смотря на то, что он ни словом ни движением никак не выказал каких-то своих намерений. Все они были написаны у него на лице...

Вернулся Бокут. Быстро отодвинул в сторону охранника и сунул мне под нос... мои очки! Целые и невредимые! О, какая это была радость!

— Это — твое? — резко спросил он.

— Да, это мои очки, — сказал я. — Я говорил...

Бокут резко убрал очки за спину. Глаза его впились в мое лицо.

— Ты — колдун? — произнес он с угрозой.

Да что же это такое, подумал я, чего им всем в голову взбрело??...

— Да нет же! — я вздохнул. — Я не колдун! Я здесь случайно! Я же говорил уже!...

Прищуренные глаза Бокута блеснули сталью, — у меня аж сердце сжалось, — и он холодно спросил:

— Дурака со мной хочешь валять? Ничего: долго не станешь! — и, слегка повернув голову, позвал: — Рыбец!

Охранник тут же подскочил к нам.

— Отведи его в замок. К остальным. Да смотри в оба глаза! Птичка интересная... А чтоб пропала у него охота чепуху молоть — обломи ему, как следует! — сказав все это, Бокут повернулся и ушел, оставив меня в полном отчаянии — без очков и умирающим от страха.

Я посмотрел на Рыбца. Он, улыбаясь жуткой улыбкой, что-то поправил в свой амуниции и не спеша шагнул ко мне. В моем распоряжении были только ноги, но бежать представлялось позорным, а ударить его я не мог: и без толку и все равно лишь озлоблю...

-Ну, что? — спросил он лениво и, взявшись одной рукой за веревки, рывком развернул меня в свою сторону.

Сколько не убеждай себя, что бояться унизительно — все равно против воли будешь всегда уворачиваться от ударов. Я отдернул голову... но Рыбец лишь только слегка потыкал меня кулаком в скулу, усмехаясь.

Пошлепал по лицу раскрытой ладонью, отпустил... Я невольно почувствовал облегчение. И тут же получил легкий, какой-то играющий удар по лицу. Это было не больно — исключительно, неприятно, обидно.

Я отвернул лицо снова — и тут же получил еще раз. С другой руки. Теперь уже чуть посильнее. Выражение лица у Рыбца было скучающее... От унижения все внутри у меня просто свернулось: вот, вышел, называется, к людям! Мерзавцы! Так с человеком обращаться...

— Чо морду воротишь? Чо воротишь, сопля гнилая? — тыкая мне в лицо кулаком приговаривал Рыбец с отсутствующим видом. Я дергал головой, уворачиваясь. — Чо воротишь, я тебя спрашиваю, — повысил он внезапно голос перешедший разом в рев: — А?!

Я не успел испугаться этого вопля: все тело от живота до лопаток точно огнем прожгло. Не знаю даже — закричал я или нет от боли, не помню даже, как упал. Из глаз текло, в паху страшенно резало.

Убил, сволочь! — полыхало в мозгу багровым от боли светом, убил! Я даже все остальное перестал замечать — даже продолжавшие сыпаться удары. Только чуть погодя сообразил, что все эти толчки — пинки по ребрам, спине, голове...

Наконец последовало еще несколько толчков и все стихло. Я, скорчившись, прятал голову в траве.

— Вставай, — отдуваясь, произнес надо мной чей-то голос. Рыбец.

Я осторожно попробовал пошевелиться, но боль всплеснулась с новой силой и я, всхлипывая, снова скорчился.

— Встать! — проревел Рыбец визгливо и я получил еще пару пинков. Скуля и подвывая, я начал подниматься. Господи: вроде все было цело! В висках колотило, как отбойными молотками, голову разламывало, в паху все еще болело и каждое движение вызывало слезы.

Дрожа и шатаясь, я поднялся на подгибающихся ногах. По лицу потекло что-то теплое... Кровь. Голову разбил, подлец. Я облизал разбитые губы и почувствовал, что с подбородка капает соленое. Слава богу, кажется, по ногам ничего не стекало.

— Пошел, — без предисловий рванул меня Рыбец за веревки и я поневоле заковылял непослушными ногами, вообще почти ничего не видя перед собой сквозь наплывающий туман.

За что?

За что,!

З а ч т о?!!!...

Ну почему? Что я такого сделал? В чем виноват? По какой причине встретился я с этим скотом, что им — друг друга мало, или других дорог нет?! Почему обязательно оказаться здесь должен был именно я?! За что?

— Не спотыкайся, яма поганая! — достал меня окрик Рыбца. — Чего тащишься, как вошь беременная? А ну давай шевелись! А не то я тебе сейчас в задницу сук обломанный вколочу и так с ним до самого замка бежать заставлю! Понял? — он весело засмеялся беззаботным смехом свободного человека.

И только бесшабашный пинок, подвинувший меня вперед по тропе, дал мне понять, что это несколько более шутка, нежели угроза.

Я думаю, нет надобности в итоге говорить, ч т о я думал к моменту прихода в замок об этом новом этапе моих неожиданных приключений....

* * *

Всю обратную дорогу до замка я употребил на то, чтобы взять себя в руки. Чувствовал я себя непереносимо, отвратительно и страшно. И в добавок ничего не видел. Правда это, может быть, даже было и к лучшему.

Замок встретил нас тусклым светом факелов — уже наступил вечер. На дворе сновали какие-то люди, стояли телеги с запряженными лошадьми, откуда-то доносились явно пьяные голоса. От одной из телег мы прошли совсем близко и я разглядел торчащие из-под рогожи руки и ноги.

Подле стенки стояла группа людей. Рыбец подвел меня к ним. Здесь я увидел Рэру. Стоя на коленях, она перевязывала голову кому-то лежащему. Остальные в этой группе были охранники.

Когда мы подошли, девушка бросила на меня быстрый взгляд и снова вернулась к раненному. Кто это — я рассмотреть не мог. Но комментировать и так было нечего. Я потоптался немного на месте, потом, с трудом согнувшись, сел.

Но тут же получил пинок от Рыбца;

— А ну вставай! — приказал он. — Сморчок вонючий! Расселся...

С еще большим трудом, чем садился, я стал подниматься. Чувствовал я себя отвратительно. Рыбец вызывал у меня озноб.

— Слушай ты, куриный зад, — Рыбец вплотную приблизил ко мне лицо со страшно остановившимися глазами. — Чтоб без моего приказа чтоб ни сесть, ни встать, ни шагу шагнуть не мог! Понял, ты?! Не то заставлю вообще на одной ноге стоять и не шевелиться! Ясно?

Я осторожно выдохнул воздух и сказал как можно более ровным голосом:

— Ясно...

— То-то, — Рыбец еще пару мгновений посверлил меня своим неподвижным взглядом, потом отодвинулся. Но тут вдруг раздался голос девушки:

— Мерзавец, — сказала она так уверенно, что я даже испугался. — Все вы только и умеете, что воевать с безоружными! Сам Потур пес и люди у него такие же псы!

Хорошо, что было уже темно: никто не видел, как я покраснел. Рыбец дернулся, но почему-то никак более не отреагировал. Охранники же восприняли демарш на редкость спокойно, что меня несколько удивило.

Рэра встала и двинулась прямо на Рыбца, хищно поднимая руки с изогнутыми криво пальцами.

— Ну, попробуй! — сказала она с вызовом. — Попробуй, справься со мной — у меня-то руки не связаны!

Двое охранников все же шагнули к ней, но как-то мягко, скорее загораживая дорогу, чем что-либо еще. Да, похоже здесь с этой девушкой считались. Рыбец, схватившийся было за рукоять меча, отступил, отойдя в сторону и сплюнув.

— Сука... Токово отродье, — но девушка уже словно забыла о нем, повернулась спиной и направилась ко мне.

Ничего не говоря, она осторожно, чем-то мягким вытерла мне лицо и разбитые губы. Потом подвела к лежащему раненному, усадила и принялась ощупывать мою залепленную кровью макушку.

Я молча сидел, сгорая со стыда. Девушка же, казалось не обращает ни на что происходящее никакого внимания, всецело поглощенная своим занятием. У меня перед глазами в такт ее движениям равномерно колебался тесный лиф ее платья.

Что не добавляло мне самообладания. У меня в висках заломило так, что я даже вытерпел, когда ее пальцы двигали на черепе содранную кожу, выскребая грязь из раны. Проморгавшись от слез, я произнес с трудом разлепляя губы:

— Спасибо... — но она без слов оставила меня и вернулась к лежавшему раненному.

Вот так вот. Я покашлял, прогоняя неловкость — сколько получалось — и тут вспомнил, что у меня же имеется, чем подкрепиться!

— Послушайте... — позвал я девушку. — Возьмите фляжку. У меня на поясе.

Охрана, как ни странно, тем не менее никак не стала нам препятствовать. видимо предыдущий демарш возымел какое-то действие. Рэра без помех отцепила у меня фляжку и с некоторым затруднением, после моей подсказки, отвинтила колпачок.

— Осторожнее, это крепкое, — предупредил я.

Но я ее опять недооценил: прежде всего она дала выпить мне самому. С наслаждением я проглотил порцию обжигающей жидкости. Волна тепла разом покатилась по телу. Рэра тоже поднесла фляжку ко рту, отпила, но тут же, поперхнувшись, быстро придавила горло рукой.

— Я же предупреждал, — напомнил я.

— Я никогда не пила еще такое крепкое. — Сказала она в ответ. — Прямо как огонь обжигает! Оно с чем-то смешано?

— Нет. Наоборот... — я замялся, сообразив, что затрудняюсь рассказать о сущности спирта, если здесь он не известен. Промучившись пару секунд, махнул рукой и закончил: — Раненному дайте — ему это должно быть как раз полезно.

Кивнув, девушка склонилась над лежащим. В это время откуда-то из темноты донеслось.

— Эй! Стражники! Девку, вместе с этой падалью в подвал! А этого — к Ветрибу!

Охрана пришла в движение. Рыбец угрожающе надвинулся на меня и я поднялся. Рэра, выпрямляясь, протянула мне фляжку.

— Оставьте себе, — сказал я, кивнув на лежащего. — Вам с ним нужнее.

— Благодарю вас...сударь, — на этот раз она посмотрела на меня чуть попристальней, но охрана уже разводила нас в разные стороны.

Рыбец достаточно вежливо на этот раз — без пинков и подзатыльников, рывком за веревки — указал мне направление, и мы пошли с ним куда-то. Сделав несколько шагов, я обернулся, но рассмотреть уже не смог ничего — без очков же!

* * *