"Приют для путника"

Попыталась ходить в спортивный зал — сбросить апатию в выплеске адреналина, пока разминается. Едва она появилась на пороге зала, подошёл тот самый тренер, который раньше руководил её тренировками, приучая к владению искусственными конечностями как собственными. Сказал спокойно, хотя Лисса сразу почувствовала в его голосе тень брезгливости:

— Лисса, прости. Но, пока нет указаний к работе с тобой, здесь тебе лучше не находится. Извини.

Девушка только кивнула, инстинктивно и неосознанно высокомерно задрав подбородок, — горло снова и немедленно сжало. И выехала из спортзала. Лишь разок угрюмо подумала: "Раньше он со мной так не говорил, хоть знал..."

Ещё сутки вялой безнадёги...

Прошла ещё неделя, и Лисса поняла, что больше всего её тянет именно в оранжерею. Здесь мало посетителей. Здесь есть о чём подумать, чего она не могла сделать в палате, куда теперь её поместили. Если до поездки на нижний ярус Аргеоса у неё в реабилитационном центре была личная комнатка, то теперь она жила в палате с десятью инвалидами. Многие из них были настолько слабы, что Лиссе приходилось выполнять при них обязанности нянечки и даже процедурной медсестры: уж одной рукой, даже левой, инъектор она удержать могла. Своего места в палате у неё не было. Поэтому она оккупировала часть подоконника, поставив в уголок коробку из-под ампул — для вещей, скромное количество которых ей позволили взять с собой, а спала всё на той же универсальной каталке, на которой и передвигалась. Вот и всё личное место.

Когда она начала приходить в себя, за что была благодарна однопалатникам, не дававшим своими просьбами о помощи полностью раскиснуть и замкнуться на своих бедах, её вызвали в центр и там снова тщательно допросили. Посылаемые ею сведения оказались скудноватыми для понимания обстановки на нижнем ярусе — особенно в связи с нынешним положением этой опасной части города. Но и сейчас Лисса промолчала об Искре. Ведь никто в центре не знал о тучке, не знал о том, что была отдельная инопланетная особь, заинтересованная собирать сведения о человечестве лично от человека. А когда девушка поняла, что про Искру не знают, она почувствовала, как внутри всё потеплело: её личная тайна, её личный секрет останется навсегда с нею. И это почему-то радовало. Может, потому что Лисса и так чувствовала себя выпотрошенной и физически, и душевно. А теперь, когда она очнулась от горечи, появилась возможность вспоминать, как с Искрой участвовала в таких делах, которые тогда казались важными. А ещё котёнок. А ещё хищная птица, кормившая своих птенцов тем, что утаскивала с кухни Лисса, а добрасывала в птичье гнездо Искра.

Иногда ей становилось стыдно своего странного, полудремотного, остолбенелого состояния. Как ни странно, тогда она вспоминала сначала Пипца, который назвал её "леди" уже при первом знакомстве. Вспоминала — и улыбалась кривой улыбкой: видел бы мицен-"помидор" эту леди сейчас. А потом — вспоминала Дирка. Как он уверенно сел на заднее сиденье, рядом с нею, с Лиссой, а Ромео удивился этому.

... Скоро она настолько втянулась в помощь однопалатникам, что ей стало даже неудобно надолго уходить: чувствовала себя виноватой, что бездельничает, а то время как они надеются на её помощь. Времени на себя, на мысли о недавнем прошлом не оставалось. И всё чаще она ловила себя на мысли, что ей просто хочется сбежать из палаты и не появляться до сна. И стыдно было, и жаль, но упрямая жилка стучала в висок: "Они же обходились без твоей помощи ранее, когда тебя не было рядом!"

Так было, пока она не заметила, что дежурная по палате медсестра, оказывается, здорово отлынивает от своих обязанностей, совершенно спокойно переложив их на Лиссу. Обозлившаяся, девушка стащила её визор с коридорного стола, где женщина обычно сидела, и, с трудом, прижимая культей маленький корпус к столу, залезла в его информационный лист. Пока искала, раз сто вспомнила Джея и благодарила его про себя за то, что брат сказал о её умении разбирать приборы. Сама бы она никогда не догадалась даже попробовать хоть что-то разобрать... Когда дежурная вернулась, Лисса спокойно "гуляла" наверху, по оранжерее, а обрадованные калеки, в чьи визоры для внутреннего пользования в корпусе девушка вбила нужный номер, сами наперебой вызывали свою палаточную сестру.

Заканчивался первый месяц её странного, тягостного для неё самой положения в реабилитационном центре. Сколько ни просила, ей так и не сообщили её настоящего имени. Лишь сказали, что Лисса — это не её имя, а данное ей здесь, и не той девушки, с которой её перепутали.

От безделья Лисса сначала пряталась в кустах, где погуще были — хотелось одиночества, и тренировалась сама. Хотя бы левую руку она решила разработать до способностей правой. Кажется, получалось. Потом она привыкла, что может заниматься определённое время, и на пребывание в оранжерее устроила себе целое расписание, куда входили и тренировки, и созерцание. Последнее было почти медитацией, когда Лисса слепо следила за небольшим фонтанчиком бассейна, расположенным посреди оранжереи. Почти медитацией было и наблюдение за городом сквозь решётки оранжереи... Если бы она при этом ещё не вспоминала. Хотя, ловя себя на воспоминании, она немедленно начинала думать о другом. Заставляла себя думать о другом. Мысли о жизни в баре Дирка сжимали сердце до боли.

... Нанизываю дни на нитку обещаний.

Мотаю вечера порой в увесистый клубок.

Как просто потерять придуманное нами.

Потом искать виновного иль клясть всё тот же рок.

"А дальше?" — спросили за спиной, и Лисса при звуке знакомого бестелесного голоса заморгала, чтобы удержать слёзы.

— Дальнейшее — молчание, как сказал великий поэт Земли, — с трудом выговорила она. — Зачем ты здесь?

"В каком смысле?" — не поняла Искра.

— Вы же ушли, когда решили, что человечество недостойно и бесперспективно для вашего общения с ним. — Девушка с трудом сглотнула появившийся в горле ком.

"Ты мыслишь как человек", — заметила тучка.

— Если ты не заметила, то напомню: я, вообще-то, человек и есть.

"Я не о том. Ты мыслишь, как человек. И не хочешь мыслить, как человек, который может общаться со мной".

— Есть разница? — равнодушно спросила Лисса, даже не оборачиваясь.

"Тебе объяснить на пальцах? — спросила Искра и захихикала. — На моих пальцах... Ваш человеческий юмор замечательный, как и идиомы, которыми вы пользуетесь. Можно сказать глупость, а будет выглядеть здорово..."

— Объясни... На пальцах. — Лисса нехотя усмехнулась.

"У нас нет своей планеты. Мне кажется, ты давно догадалась про это. Ведь мы можем летать в космосе — будучи нематериальными. То, что нас объединяет, не захотело общаться с человечеством на вашем официальном уровне. Уровень этот для нас оказался излишне регламентированным (хи, какое я слово знаю — из ваших!). Но всем нам нравится незримо присутствовать среди вас. Ты открыла мне стихи. Я рассказала о стихах всем нашим и научила их читать. Я ведь следила за тем, как ты считываешь слова, составленные из знаков. И сейчас наши с увлечением роются в ваших словесно-информационных запасниках в поисках гармонии, с которой раньше никогда не играли".

— Что значит — не играли? — Ком в горле смягчался, и Лисса уже могла говорить спокойней. Она уже привыкла к неожиданному присутствию Искры, но оборачиваться не хотелось. А вдруг та здесь ненадолго? Опять разочаровываться...

"Мы живём в вечных поисках игры, которая помогает нам развиваться и совершенствоваться дальше. И постоянно ищем новое — то, чего раньше никогда не видели и во что не играли. Нам с вами, с человечеством, интересно. Вы агрессивные, но необычные. У нас нет поэтов и стихотворений, но тяга к словесному плетению образов, поиску сравнений огромная. А ещё нам нравится человеческая неугомонность. И мы обожаем человеческую нелогичность".

— Секунду... — Лисса наконец обернулась, недоумённо сощурившись на разноцветное мерцание, еле видное в листьях кустарника, возле которого она стояла. Машинально протянула руку, и тучка сразу перелетела на её кисть. — Значит, ты и тебе подобные остались на Аргеосе и сейчас вовсю разгуливаете среди людей, а они этого не замечают?

"Конечно! — По впечатлениям, Искра пожала плечами. — Мы уже выяснили, что среди людей мало таких, как ты, которая видит меня в этой моей ипостаси. Есть такие, которые слышат, но с огромным трудом. Ты же видишь меня со всеми моими изменениями в цвете. Взгляни на решётку".

Лисса снова оглянулась и от удивления рассмеялась.

Вся решётка сверкала и сияла мерцающими искрами!

"Ты улыбаешься! — обрадовалась тучка. — Я пригласила своих посмотреть на поэта. Они слышали, как ты сочиняешь, и им понравилось — видеть, как появляется плетение!"

— Какой из меня поэт, — пробормотала Лисса, вытирая слёзы. — Так, набрасываю иногда... Искра, спасибо. Ты помогла мне справиться с плохим настроением. Вы помогли.

Безо всякого перехода Искра сообщила: "А Дирк чёрный".

Девушка оцепенела. Что имеет в виду тучка? С трудом выговорила, чувствуя, как холодный пот стекает по позвоночнику:

— Он... жив? — И, только выговорив, поняла, что в глазах Искры Дирк окутан чёрной аурой.

"Он тоскует, — не замедлил ответ. И тут же Искра наивно спросила: — Лисса, а почему ты здесь, в этом здании? Почему ты без ног и без руки? Тебе ведь это не нравится!"

Девушка хотела было резко ответить: "Из-за тебя! Ваши не захотели контачить с нашими, и меня вернули сюда, где я законченная калека!" Но сдержалась, хоть и с огромным трудом. Ведь тучка и ей подобные существа не виноваты. У них другое мировоззрение. И Лисса постаралась объяснить:

— Мне дали задание — быть такой Лиссой, чтобы вам захотелось бы с нами сотрудничать. Я не сумела быть такой. Меня вернули сюда, откуда я пришла. Ты забыла, Искра. Я же говорила, что в человеческом обществе всё строится на подчинении. Мы слишком материальны, чтобы быть такими свободными, как вы.

"Но ведь Дирку плохо, что тебя нет. А тебе плохо здесь, — обескураженно сказала Искра. — Мне это трудно понять. Ведь если бы вы двое были вместе, на той улице, где живёт Дирк, многим бы было хорошо".

— Многим? — теперь уже удивилась Лисса. А потом как-то сразу сообразила, что имела в виду Искра: Дирк своего плохого настроения, наверное, скрыть не может. — Искра... Проблема в том, что я хочу видеть Дирка, но в то же время... Я не хочу, чтобы он видел меня такой... — Она вздохнула. — Увечной.

Мерцание переместилось с кисти в пространство, после чего тучка совершила торжественный облёт Лиссы, словно внимательно присматриваясь не только к ней, но и к её креслу. Девушка, не понимая, чуть голову не свернула, заворожённо наблюдая за этим облётом. Потом фыркнула и перешла на мысленный разговор — рядом с ней появились и другие гуляющие. Их было немного, как всегда в послеобеденное время, но проходили или проезжали на своих креслах довольно близко от Лиссы и её невидимой собеседницы.

"Что ты делаешь, Искра?"

"Ты осталась той же личностью, что и была. Почему ты не хочешь, чтобы Дирк тебя видел? Ему не понравится отсутствие твоих конечностей?"

"Ну, это я так думаю, что не понравится. Физическая сторона для людей тоже важна. Не забывай, что у людей свои эстетические воззрения".

"Тогда это плохо, что Дирк не видит так, как видишь ты, — вздохнула Искра. — Но мне нравится, что он не думает так, как ты".

— Что? — вырвалось у Лиссы.

Но их интересную беседу, начинавшую приобретать любопытный для девушки поворот, прервали.

Грохот, на который она до сих пор не обращала внимания, вдруг словно придвинулся. Люди, гулявшие в зимнем саду, недоумённо позадирали головы. Лисса вцепилась левой рукой в подлокотник. Нарастающий звук она узнала — вертолёт. Наверное, полицейский. Но почему он так близок к открытому пространству над зимним садом? Обычно этот корпус облетают, чтобы не потревожить его жильцов...

Но грохот приближался и с каждым метром прибавлял звука, от которого все гуляющие начали зажимать уши, а Лисса мгновенно рассвирепела — из-за отсутствия правой руки. Голова уже дребезжала, но примеру других калек, ринувшихся из оранжереи, она не последовала. Посреди помещения застыла коляска, в которой скорчился парнишка. Он с ужасом смотрел вверх и что-то пытался сделать с креслом-коляской, но колесо, видимое со стороны девушкой, не крутилось. Заело?

Лисса раскрутила своё колесо, помчалась к нему.

Неизвестно, что происходит, но оставлять его одного здесь, в зоне опасности, она не собирается!

— Убери руку, — велела она ему, чуть не врезавшись своей коляской в его.

— Что?! — Немудрено, что в таком грохоте он её не расслышал.

— Руку убери!! — завопила она. — У тебя здесь перекрутилось кое-что!

Он руку отдёрнул, а Лисса быстро сунулась пальцами левой в спицы колеса.

— Что это?!

На панический крик парнишки она резко подняла голову.

Над ними и в самом деле завис вертолёт. Полицейский?

Листья кустов зашелестели так, словно собирались немедленно взлететь, а по всему залу оранжереи вихрями метался мусор.

Колесо кресла задёргалось под рукой.

— Ты, псих, а если бы ты мне ещё и эту руку сломал?! — сердито крикнула перепуганному парнишке Лисса. — Не бойся, ничего не будет!

— Откуда тебе знать? А вдруг...

Парнишка подавился репликой, дёрнув головой кверху.

У Лиссы всё похолодело внутри: брюхо вертолёта разъехалось — из него выпали, ударившись о пол свободными концами, тросы! Что происходит?!

Парнишка снова принялся отчаянно дёргать колесо своего кресла. А девушка могла только смотреть, как по двум из нескольких (они мотались — и трудно было подсчитать точно) чёрных тросов быстро съезжают два человека в зеленовато-серых маскхалатах и в чёрных шапках с прорезями для глаз. Грабители?! Они спрыгнули с тросов в нескольких шагах от них двоих, оставшихся из всех гулявших в оранжерее, и немедленно побежали к ним. Один оказался ближе к Лиссе и, недолго думая, схватился за ручки её кресла. Второй обежал их и кинулся к парнишке, который только и смог, что пригнуться от страха и закрыть голову руками.

Девушка резко ударила локтем левой человека в маскхалате. Удалось врезать по почкам. Тот от неожиданности согнулся и захрипел, а Лисса приготовилась стукнуть его ладонью по затылку. Размахнулась — и услышала тихое хихиканье: "Бедный Ромео!"

— Ромео?! — повторила она изумлённо.

— Ли-исса, это мы... — услышала она задыхающийся хрип человека в маскхалате. Голоса не узнала, но положилась на объяснение Искры.

— Что ты здесь делаешь?! — поражённо спросила она.

Ромео с трудом выпрямился, поглаживая поясницу. И снова прохрипел:

— Мы тут с Дирком решили прогуляться, а заодно и тебя вытащить.

— Но откуда вы знали, что я буду здесь, в оранжерее? — Глядя, как второй неожиданный десантник в маскхалате, присев на корточки, наконец что-то поправил в застрявшем колесе кресла-каталки и подтолкнул изумлённого парнишку к двери на выход, Лисса радостно улыбалась: Дирк и впрямь здесь!! Это он!!

— Лисса, потом, а? — Ромео уже очухался от её удара и быстро тащил к её креслу-качалке тросы.