"Приют для путника"

— Не знаю, как ты нейтрализовала действие наркотика, но с этой женщиной будет плохо. Время действия тоже неизвестно. Пока не довезём — пусть будет пристёгнута.

"Довезём?" Лисса наклонилась над решёткой присмотреться к водителю.

Ромео, не оглядываясь, поднял руку, помахал.

Девушка смотрела на него с минуту, не понимая, кто этот ей знакомый человек. А потом, налившись тяжестью освобождения, ноги подломились, и пришлось сесть. Всё так же держась за нижнюю часть решётки, Лисса оглядела мотоцикл, который хозяин не собирался пристраивать удобней; женщину, которая лежала скорчившись.

— Почему? — жёстко спросила она. — Почему вы не расстреляли этих мерзавцев в упор? У тебя же есть оружие!

— Попробуй только это сделать сама — первым пристрелю, — отозвался Дирк.

— Но почему?

— Ты развяжешь войну — межрасовую, если не межпланетную. Объяснять дальше — или сообразишь, что ты предлагаешь, не зная всех условий? Скажи спасибо, что освободили тебя и эту дуру, которая без сопровождения бродит по такому месту!

— Что?! — Лисса чуть не задохнулась от негодования. — А не наоборот?! Не спаси, как ты это называешь, нас, эти места точно бы погрязли в войне, потому что я точно не оставила бы этого просто так!

Сидевший, скрестив ноги рядом, Чумной Дирк наклонился к Лиссе, заставив её замолчать одним этим движением. А потом она чуть не зарычала: он вынул из петли кухонной курточки нож! Несмотря на собственные быстрые движения, сравниться в действии с Дирком Лисса не сумела: была слишком растеряна и возмущена. А эмоции заставляли медлить.

— Отдай!

— Нет. Оружия на тебе не будет, иначе немедленно вернёшься в реабилитационный центр. Мы должны сидеть здесь тихо и не принимать никаких агрессивных действий.

"Врёт!" — улыбаясь, сказал призрачный неизвестный.

— В чём? — машинально спросила Лисса.

— В межрасовой розни, которая здесь существует, — буркнул Дирк, принявший её вопрос к невидимке за вопрос к его угрозе.

Но невидимка понял её и, как ни странно, на этот раз откликнулся: "Не отправит".

Прислушиваясь к странному голосу, Лисса лихорадочно пыталась понять, где же находится невидимка. Но получила лишь одно — впечатление, что невидимка укрыл её волной, и эта волна разговаривает с нею. Тогда, расслабившись, она прислонилась к решётке между кабиной и платформой и начала растирать кисти. Кожа здесь была содрана, а где и потемнела от будущих синяков. Но Лисса растирала — не глядя, уйдя в собственные мысли, сердясь и негодуя, но признавая за Дирком правоту: она ещё плохо знает эти места, плохо знакома с обстановкой. И — да, наверное, Дирк прав и в том, что спасти двух женщин от здешних сутенёров — уже благо. Наверное, потому что Лисса пока принимала слова хозяина заведения на веру, как более опытного, почти аборигена. Но обещала себе разобраться во всём.

Руки замерли. Машинально взглянув на кожу, которую в темноте с мелькающими уличными огнями всё равно сложно рассмотреть, Лисса вздрогнула: какая-то холодная искра сверкнула у кисти правой руки, наиболее заметно разодранной наручниками. Сверкнула и погасла. А кисть перестала ныть. Мгновенно.

Лисса забыла дышать.

Что происходит в этом чёртовом квартале, где расположено заведение Чумного Дирка? Изучая его, она не слышала в данной ей для изучения информации никаких материалов о чём-либо подобном.

Машина мчалась, насколько позволяла ей грузная, пусть и пустая платформа, а Лисса уже задумалась о другом... Краем глаза она замечала, как недовольно поглядывает на неё Дирк, и незаметно вздыхала.

— Лисса, ты правда так думала, что надо расстрелять их, этих двоих?

— Правда, — проворчала девушка.

— Мне, наверное, всё же придётся отправить тебя назад. Я просил спокойного напарника, чтобы не лез туда, куда нельзя, а ты... Ты можешь за время своего пребывания здесь натворить такого, что потом не расхлебаешься...

"А ты агрессивная, — прошелестело в воздухе, полном ощутимого разочарования. — Мне с тобой неинтересно. Прощай..."

Услышать такое, как получить две пощёчины... Лисса взглянула на кисть... Искра пропала... С трудом сдерживаясь, чтобы не зареветь от несправедливости: она права! Права в том, что хотела смерти этим двоим! Почему её не понимают?! — она выдохнула, подышала немного, восстанавливая спокойное дыхание. Посидела немного в неподвижности, не зная, что сказать, — оправдываться не хотелось!

Уткнулась в подтянутые колени, злая, обиженная, стараясь не думать, что будет с нею в реабилитационном центре... Потом заставила себя поднять голову. Ну и пусть отправляют! Ну и пусть!.. Задрала голову. "Хоть небо увижу", — возникла мысль.

Утешение... Лисса слабо улыбнулась. Платформу на полном ходу подтряхивало, и девушка, продолжая смотреть на небо, вдруг тяжело выговорила, словно и не она шевелила собственными губами:

— А утром светлая звезда

в ветвях небесного гнезда

заснёт, как будто навсегда,

с печалью тая без следа...

И с нею грусть взлетит моя

сгореть в лучах чужого дня.

И станут сном мои слова,

что видит спящая звезда...

— Что это? — изумился Чумной Дирк, выждав паузу, не скажет ли Лисса ещё чего-нибудь. — Ты умеешь складывать слова? Рифмовать?

— Три дня назад заметила, — безучастно сказала девушка. Она только что обнаружила, что без присутствия невидимки ей стало... пусто.

— Красиво, — тихо сказал Дирк.

— Дилетантски, — вздохнула Лисса.

И замолчали.

"Повтори, — прошептал воздух. — Про себя".

"Разве ты не ушёл?" — радостно удивилась Лисса. Повторила только что придуманный стих и начала вспоминать все стихи, которые написала за эти три дня. Мельком взглянув на кисть, она заикнулась, но сумела продолжить читать стихи про себя. Правда, очень хотелось откашляться. Вокруг кисти мерцала, вспыхивая и снова исчезая, целая тучка искр. И создавалось впечатление, что чем дальше читает девушка "сложенные", по выражению Дирка, слова, тем больше густеет эта тучка.

А вскоре они доехали до заведения, и Дирк помог девушке спуститься. Прежде чем взяться с помощью Ромео за неизвестную, чтобы внести её в дом, Дирк хмуро спросил:

— Лисса... Ты не откажешься от своих мыслей? Ну, чтобы расстрелять этих...

— Откажусь! — заявила Лисса. — Я не хочу возвращаться туда, где со мной неизвестно что станется. Попробую удержать свою агрессию. Ну и займусь кое-чем.

Дирк с облегчением кивнул и принялся за работу. Подходя к дверям, девушка огляделась: Пипца нигде не было видно. "Но помидору с глазами я точно поддам! — кровожадно подумала Лисса. А потом хмыкнула: — Или сначала спросить у Дирка, почему Пипец это сделал?"

"У тебя красивое имя. Чем ты собираешься заниматься?"

"Ну, я тут придумала кое-что. Убивать никого не буду, раз Дирку и тебе это не нравится. Но за своё и за этой женщины похищение отомщу. Весело отомщу!" И Лисса в предвкушении усмехнулась: может, мысль и глупо выглядит, но ведь попробовать никогда не поздно? И вошла в заведение Дирка, уже чувствительно сопровождаемая странной волной, часть которой радостно играла вокруг её кисти.

4

Миранда кивнула вопросительно, едва Лисса появилась в поле её зрения, но девушка покачала головой: потом! Сначала работа!

Заводя "уборщик", Лисса постоянно и довольно нервно поглядывала в сторону входной двери в бар. Но Дирк и Ромео с той женщиной так и не появились. "Наверное, вошли с другого входа, а потом спрятали в одной из комнат", — решила Лисса, помнившая о кухонном коридоре, куда подъезжала машина с продуктами. И обратила внимание на собственные руки: кажется, бившая их крупная дрожь — выплеск адреналина, когда, уже очутившись в безопасности, она поняла, во что чуть не вляпалась. Тем не менее, Лисса задрала подбородок и велела себе: "Чихаем? Чихаем! Ведь мне повезло? Повезло! Тогда не фиг! Буду радоваться! Тем более, теперь у меня ещё и тайна-секретик есть!"

Вечер только начинался, так что, уже наученная горьким опытом работы в заведении Дирка, Лисса снова убралась в помещении бара — причём прочистила не только там, где не успела до собственного похищения, но и заново пройдясь везде. Горький опыт: разгар вечера в баре — это сплошные ноги по полу и липкие и не всегда дружеские ручонки посетителей.

Последнее обычно не так волновало девушку, как её собственная реакция на прикосновения: в ход шли не только машинально лягающие ноги, но и локти, а однажды, когда довели, — она исполнила бешеный разворот, после которого Чумной Дирк, не меняясь в лице, суховато сказал, что за ремонт барной стойки и за вызов скорой он вычтет из денег самой Лиссы. Девушка огрызнулась, что за такое она готова платить беспрекословно и не раз. Правда, после того как незадачливого ухажёра, травмированного хозяйской племяшкой, унесли, Лисса поняла, что слава Чумного Дирка перешла в некоторой степени и на неё. Но, будучи, кажется, всё же особой рассудительной (ещё не совсем в себе новой разобралась), Лисса вывела правило для себя: не работать в час пик. Убираться легче, пока посетители сидят за столиками. Хорошо, и посетители не дураки оказались: Лиссу больше не трогали, когда она вынужденно появлялась в баре.

Итак, воинственным вихрем она промчалась с "уборщиком" в руках по заведению. Но сегодня мчалась не только потому, что старалась удержаться в рамках личного временного лимита, но и потому, что ей страстно хотелось смыться в собственную комнатушку и разобраться с той искрящей волной, которая весело носилась за нею по бару, а то и "ездила" на "уборщике", облепляя его руль новогодней гирляндой. Лиссе порой хотелось смеяться: впечатление такое, что на крутых поворотах собравшаяся на "уборщике" толпа искр радостно вопит, словно дети на цепочных каруселях, когда сиденья летят так, что местность вокруг сливается от их скорости! И хочется радоваться их радости — и смеяться! От удовольствия, что им весело!

Убираясь, Лисса не только приглядывалась к сияющей тучке, но и прислушивалась к собственным ощущениям. И удивлялась втихомолку: голова не болит, и тело, кажется, тоже в порядке. Неужели эти вот искорки ей помогли?

"Это твой личный кусочек пространства?" — прошелестело вокруг и около, когда она закрыла дверь в собственную комнатушку.

— Да, — негромко сказал Лисса, новыми глазами оглядывая комнатку, по которой разлетелись искры. Неожиданно ей показалось, что эти мигающие разноцветки-блестяшки здорово похожи на любопытного котёнка: его впервые привели в незнакомую квартиру, и малышу позарез необходимо обследовать расположение комнат и запомнить, что где есть любопытного.

Пока рассеявшаяся тучка любознательно стреляла искрами по комнате, девушка подошла к столу, столешницу которого не убирала, и взглянула на бумагу: её Лисса достала, упросив Чумного Дирка прихватить заказ из города — из центра нижнего яруса, откуда он привозил продукты. Не в папках своего визора она писала стихи, а почему-то на бумаге — карандашом. Неизвестно почему. Иногда она размышляла: а было ли такое желание писать карандашом до того, как она стала частичным киборгом? Почему-то сам старинный процесс материального воспроизведения слов на бумаге, которым сейчас пользуются мало, ей очень нравился. И даже не напоминал, что пальцы, которыми она работает, — механизмы.

Бумага засияла, засверкала от опустившейся на неё тучки.

"Это что? Письмена? Старинные?"

— Нет, они современные, но придумали их и в самом деле давно.

"А как?"

Поразмыслив, Лисса сообразила: кажется, искры спрашивают, читается ли это.

— У человека есть несколько затверженных звуков, — медленно сказала девушка, пытаясь сообразить, сможет ли искрящаяся тучка понять её объяснения: сама она уже поняла, что эти искры — нечто инопланетное, но, кажется, настроенное дружелюбно — к ней самой, во всяком случае. — Он этим звукам дал свой рисунок — знак, а из знаков стали складываться слова.

"Что такое слова?"

— Это отдельные частицы или элементы речи. Ну, вот вы меня сейчас спросили — употребили три слова: что, такое, слова. Вы же их понимаете? Не зря же спросили.

"Нет, не понимаем. Мы берём их из твоей головы: звук, знак — и соотносим с тем образом, который появляется у тебя в воображении. Это помогает нам с тобой общаться".

— Вы сказали "мы". Вас много? — Лисса спросила, ухватившись за первое, что можно было спросить, а сама в это время усиленно пыталась понять ответ разноцветной тучки — и, увы, не понимала, что это значит: соотносить звуки, образ с тем, что она видит в собственном воображении.

"Нас много, но мы одно".

Лисса задумалась. Что-то вроде коллективного разума? Типа муравейника? Пчелиного роя? Когда отдельная личность думает в унисон с остальными?

— А таких "мы одно" несколько бывает?

"Бывает. Ты умеешь читать эти письмена?"

— Да. Я сама писала их.

"Это как те образы, которые ты выговорила, пока смотрела в небо?"

— Ну, записи не всегда такими бывают. Те назывались...

"Стихи! Мы поймали это слово! — И, по впечатлениям, тучка защебетала, сияя: — Почитай нам стихи! Нам нравится!"

— Хорошо, — пробормотала Лисса и замолкла на секунды, лихорадочно соображая: "Мы поймали это слово"? Значит ли это, что тучка копается в её мозгах? И на всякий случай мысленно надела на голову отражающий обруч. Слышала где-то, что таким образом можно блокировать некоторых из инопланетян, умеющих считывать информацию напрямую из мозгов. — Но только читать буду не свои. Мои не так уж очень, но у нас, людей, есть очень красивые. Секунду. — Она села за стол и включила простейший проектор-визор, старенький, отданный ей Дирком, когда он узнал, что объём её личной компьютерной памяти маловат, а адаптироваться к миру ей необходимо. Проектор был хорош тем, что всё скачанное из общей космосети можно было переносить на него — и являлся простейшим воспроизводителем. И Лисса усердно тащила из космосети всё мало-мальски интересное. А увлёкшись написанием "сложенных слов", принялась искать в сети страницы поэзии и жадно копировала стихи, которые сумели тронуть её сердце.

Пальцы зависли над сенсорной клавиатурой, за которой немедленно вырос визо-экран. Лисса быстро нашла папку со стихами и открыла её.

— Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины Полны свежей мглой...*

Голос дрогнул, когда она начала читать это стихотворение. Несколько коротких строк — и она словно тонула в его бездонном пространстве.

Дочитав, опустила глаза на поблёскивающие искорки и заметила, что в том разноцветье, которым они обычно искрились, произошло небольшое изменение: теперь было больше холодно-синего цвета, мешавшегося с белым мерцанием. Вспомнив собственную картинку перед внутренним взглядом, она решила, что тучка таким цветом эмоционально реагирует на содержание стихотворения.

"Ещё..."

И она начала читать всё, что успела нахомячить из сети.

Так увлеклась, что стук в дверь заставил её сильно вздрогнуть, а тучку — разлететься на множество искр. Причём, как заметила Лисса, — с ощущением радостного хихиканья детишек, которые баловались и которых застали врасплох. Пришлось встать и на слегка подрагивающих от неожиданности ногах подойти к двери. Она знала, что там Чумной Дирк. Только он стучал определённым образом, но всё равно было как-то страшновато: смешались увлечённость чтением и недавним происшествием.