Перекрестки Берии

— Все будет нормально, — максимально уверенно заявил, не чувствуя убежденности в собственных словах. — Главное сейчас не попасть под каток. Они тебя посадят на поезд за пределами республики. А потом я по своим каналам постараюсь уладить. Как только смогу, дам знать.

— Куда?

— Я буду знать где тебя искать, не волнуйся. Но быстро весточки не жди. За неделю такие дела не делаются. И за две тоже.

— Ну долго еще? — спросил недовольно водитель, высовываясь из кабины. — У меня график.

— Все. Езжай. И имя с фамилией не перепутай!

Ирья проморгалась от слез не скоро. Ребенок, будто понимая, не мешал. Наконец по-простому вытерла нос рукавом и полезла в чемоданчик. Паспорт нашелся на имя Гусевой. Настоящий отсутствовал, но фотография та же, что и в прежнем. Правда новая личность была слегка моложе, согласно свидетельству о рождении. Подумав, признала правильность. Вдруг обыскивать станут, как объяснить наличие второго. Школу заканчивала Светлана в Ленинграде. Справка об эвакуации. Потом обнаружились диплом педагогического факультета и направление в город Псков. Учительницей русского языка. Не немецкого, что было бы логично.

Краткая биография сообщала недостающие подробности. Родители померли в блокаду. Дом разбомбили. Очень перекликалось с ее настоящей жизнью, а значит и запомнить легко. Главное четко знать ключевые моменты. Прежний адрес, имена родителей. Жила в общежитии, потом комиссия по распределению заявила, надо ехать в провинцию.

Интересно, Иван все это сам рисовал? Не похоже. Опыта у нее определять фальшивки не имеется и явных подчисток не было. Но уж больно похоже на реальную биографию. А значит Светлана претензии предъявлять не будет и про потерю заявлять тоже. Кто-то из зарезанных на улице... Ребенок недовольно толкнул ногой, реагируя на волнение.

— Все, Алек, — согласилась. Почему-то была уверена в мальчике. Живя в этой стране назвать Альбертом было б неразумно. Потому сошлись на Александре. Достаточно нейтрально и отца мать иногда звала Алеком, так что память останется. И не только по первым буквам. Говорить этого Ивану не стала. Не потому что обидится. Просто это ее. Личное. — Я больше не стану по пустякам нервничать. Веришь?

Судя по дальнейшему отсутствию пихания, успокоился. Еще раз мысленно повторила необходимое и убедившись — запомнила, порвала бумажку. Сидела и просто смотрела на хорошо знакомый холмистый пейзаж. Южная Эстония красивейшее место. До войны она состояла в Ко́дутютред, то есть дочерях родины. Организация скаутов, нечто напоминающее советских пионеров, но немалое количество времени уделяющая разнообразным физическим упражнениям. Например, ходили в походы с ночевкой или ездили на велосипедах по стране, знакомясь с достопримечательностями. Конечно, это делалось и для патриотического воспитания, но записывать всех членов в антисоветчики, как и состоящих в Ка́йтселийте нельзя. Все люди разные. Даже коммунисты, как выяснилось, не одинаковы. Наверняка же кто-то намекнул Ивану из причастных к депортациям, иначе б не засуетился.

Это началось 25 марта. К вызовам в любое время он давно притерпелся и ничему не удивлялся. Происшествия обычно случаются по ночам, частенько по выходным, а в праздники он дома и вовсе не появлялся. Хорошо еще когда 'пьяный попал под поезд' или 'выпив, стали выяснять отношения'. С бытовухой разбираться самое милое дело. Прямо на глазах свидетелей жена пырнула ножом и потом сидела до приезда наряда, рыдая. Или убил соседа и пошел спать, настолько 'косой', что не соображал, что сделал. В таких случаях можно спокойно спихнуть оформление на подчиненных.

Гораздо хуже, когда в подворотне дали местному комсоргу железной трубой по башке, а политработника военно-морской базы отделали до полусмерти прямо на пороге квартиры. Сразу политическую подкладку начинают искать, устраивая нервотрепку и требуя результат прямо вот к утру. В первом случае оказался обычный грабеж, во втором еще лучше — муж любовницы постарался. Был бы пострадавший не офицер из самой паршивой категории, погрозил бы пальцем и закрыл дело. По любым понятиям мужик прав, но с флота его выперли.

Так что работа нервная, постоянные дежурства, включая ночные. Бесконечные звонки. Когда в дежурке сидишь, ощущение, весь город на ушах стоит. Постоянно звонят. Не обязательно грабеж или убийство, но в сто сорокатысячном портовом городе ежедневно случаются несчастные случаи, кражи, драки и даже самоубийства. И на любое происшествие надо писать кучу бумаг, проверять прежние, не подошел ли срок следствия к концу — а это крайне важно, ну и отвечать перед начальством всех уровней за любую неприятность, будто сам обязан пресечь лично.

Притом такая жизнь ему первоначально нравилась. Новый опыт и реально полезным делом занимаешься. Поиску преступников он профессионально обучался с 41го, только профиль изменился. Если прежде были шпионы, диверсанты и предатели, то теперь обычные урки и масса хозяйственных и бытовых нарушений. Иногда сложно сказать где проходит грань между сознательным и случайным преступлением. Тут уж приходится слушаться инстинктов.

Следствие очень хорошо учит жизни. Быстро понимаешь, что все врут и не обязательно из злодейских побуждений. В рабочее время к бабе ходит и не хочет, чтоб жена узнала, к примеру, или пивной сидел, а супруге втирал про партсобрание. Но быстро, почти безошибочно определять учишься, что люди из себя представляют. А через год все повторяется уже в привычной колее. Преступления чаще всего типовые и не так много мотивов.

Да еще и регулярно выходят постановления об усилении борьбы с тем или этим и сразу идет накат сверху. Покажи показатели. Слава богу, его отдел по убийствам и тяжким физическим, а мелочевкой лишь попутно, занимается, когда требуется усиление. Правда, приходится много чаще за город в помощь оперативной группе МГБ, но уже на подхвате и в оцеплении, а не в первых рядах.

Так что ничего удивительно в самом вызове не было. А вот место, куда приказали явиться достаточно не типичное — кинотеатр, бывший 'Гранд-Марина'. Многие его и сейчас так называют. На удивление сохранился после всех катаклизмов практически в первозданном виде. Кресла, безусловно, пообтерлись, позолота на стенах тоже. Но само здание снаружи и внутри неплохо смотрится.

Задним числом сообразил, в любом другом месте просто не хватило бы объема всех вместить. Собрали чуть не весь, а возможно и весь партийно-хозяйственный актив, добавив милицию и комсомольских активистов. Прямо со сцены Кумм (говорящая фамилия) зачитал указ о депортации враждебных элементов и инструкцию. Очень гуманно, скажем откровенно, написанную. В 41м глав семей-мужчин отделяли и сразу срок. Сейчас всех вместе в ссылку. К тому же вместо ста килограмм вещей разрешалось взять полторы тонны.

Потом всех присутствующих разбили на тройки-четвертки и дали список из парочки семей, которых нужно было отконвоировать на товарную станцию Копли. Все было обставлено очень четко и заранее распределено кто с кем и кого брать. Уклониться в последний момент — признать себя скрывающимся врагом. Возможно никто и не сомневался, но дураков искать причину не участвовать, не обнаружилось. А тройки создавались не просто так. Один партийный из горкома-райкома, комсомолец из молодых и милиционер. Иногда добавляли кого-то из моряков для демонстрации силы. Но и так все с оружием и поскольку из разных организаций не ясно кто стукнет моментально. Понятно же, доверия никакого, все следят друг за другом. Лучше всего действовать по инструкции от сих до сих.

В шесть утра Воронович уже стучал в первую дверь. Никто не знает, как унести трем женщинам, из которых одна пожилая, а вторая с трехлетним ребенком столько добра? А собрать в течение часа, когда тебя подняли на рассвете и ничего не соображаешь? Нет, может в деревне и можно погрузить в телегу, но городским откуда транспорт срочно взять, если их не выпускают? Мечутся, как курицы, не соображая, что взять в первую очередь. Уж точно не красивое платье. Хотя, может его продать можно, но сейчас они думают не о том. Если вообще способны размышлять. Неприятно. Сиди здесь какой бывший, служивший у немцев, и цеди с ненавистью ругательства, было б много проще. А эти помрут бессмысленно.

Только и остается, как сквозь зубы советовать взять швейную машинку и теплые вещи, включая ватник с валенками. Хоть зимой не замерзнут в степи Казахстана. Благодарности он не ждал. Не за что говорить спасибо, если вышвыривают из родного дома навсегда. Такая занятная формулировка у указа. Высылка навечно.

— Давай! — орал охранник, больше для остальных, чем по делу. — Шевелись, чухонская немощь!

Женщины с натугой толкали тележку с флягами. Доходили до очередного вагона, оттуда передавали ведро. Его наполняли и шли дальше. Потом цикл повторялся. Воронович молча смотрел. Он сознательно не поставил на работу мужчин. Меньше шансов на эксцесс. Да и наполнить из колонки не так сложно. Но потом можно на законных основаниях выдать трудившимся бабам сухой паек. У городских и еды-то особо не имелось. Станут с ними остальные делиться или нет неизвестно.

Отправление эшелонов пошло уже после обеда. Таллин справился достаточно быстро. На станции проверяли специальные семейные карточки, вычеркивая прибывших и проверяя соответствие. Мало ли, может в запарке прихватили кого не того или подмена со стороны врагов народа. Очень важного для них человека спрятали. Дважды, на удивление такое происходило. Но здесь, скорее, глупость исполнителей. Не проверяя документы забрали трех в одной квартире. А что один в списках не значился даже не удосужились проверить. Еще несколько пытались бежать в пути. Двоих застрелили, один сумел удрать, парочку задержали. Из вагона уже не сдернуть. Конвойные с собаками и двери закрывают при заполнении.

Но вот провинция затягивала выполнение приказа. К вечеру еще не прибыло и трети намеченного. Расстояние и сборы не позволяли в срок организовать все по инструкции. Воронович в деревню не поехал, но ему пришлось налаживать снабжение едой и водой сидящих под арестом в вагонах. Двое суток без отдыха и сна на ногах и бесконечная беготня. Начальников много, а ответственность сверх инструкции брать не хотят. Если что, они разрешения на поставки воды не давали.

— Капитан Воронович? — спросил из-за спины спокойный голос.

— Я, — обернувшись, подтвердил.

Лицо смутно знакомое, где-то видел и совсем недавно. Не иначе в кинотеатре или прямо здесь, на товарной. Одет в ладно сидящий штатский пиджак, похоже специально на него шили. Ткань импортная, но не похож на трофейный.

— Пройдемте с нами.

За спиной у него торчали двое с сержантскими погонами и мордами поперек себя шире. Вот этих он знал, хотя и не лично. Приходилось сталкиваться. Кажется, дождался.

— С кем это с вами? — спросил брюзгливо, чисто для проформы.

Чужие нынче здесь не ходят, да и эти, из тюрьмы, не случайны. Видать совсем некого привлечь для задержания. Все в разгоне. Сопротивляться? Какой смысл. Пока еще есть возможность выскочить. Слишком долго представлял себе, как это произойдет и думал позже. Поневоле напрягся.

'Гражданский' продемонстрировал удостоверение быстрым смазанным движением. Так делают, когда не хотят, чтоб фамилию и звание запомнил. А это дает нечто хорошее. Чего стесняться, когда сажать собираются.

— Необходимо допросить в качестве свидетеля, — ответил 'штатский', заметно напрягаясь и отслеживая движения капитана.

Ого, подумал тот, узнавая позу. А не из кабинетных. Умеет. Зачем тогда врет по-глупому? Такое пройдет разве с первый раз попавшим в жернова. Сам их крутил и прекрасно знаю порядки.

— Август! — окликнул Воронович своего лейтенанта. — Проследишь, чтоб хлеб им дали, когда закончат.

— Есть! — ответил тот в некоторой растерянности. Не иначе все понял.

— Ну пойдемте. По какому хоть делу?

— На месте объяснят.

Привезли, как и ожидалось не в обычную, а внутреннюю тюрьму МГБ. Причем, как только закрылись ворота, стесняться перестали. Тщательный обыск, забрали оружие и только после этого провели в хорошо знакомый кабинет. Сам в нем неоднократно допрашивал подследственных. Ничего с тех пор не изменилось. Выходящее во внутренний двор окно закрыто решеткой. Письменный стол, в углу железный сейф, некогда покрашенный защитной краской. С тех пор много воды утекло и краска местами облупилась. Вполне в стиле стен, которые тоже в проплешинах от ободранной штукатурки.

За столом сидел майор, рядом на стуле капитан. Оба незнакомые, что очень странно. Видать приехали с Москаленко. С переводом в милицию он практически перестал общаться с бывшими коллегами и об изменениях не в курсе. Не из обиды, просто времени нет. Да и не настолько друзья, чтоб встречаться по праздникам и обмениваться байками. Секретность, ага. Одного Эдика уважал из прежних.

Воронович, повинуясь небрежному жесту, автоматически сел на табурет в углу.

— Начальник следственного отдела майор Пряхин, — сказал старший по званию, после длинной паузы. Глаза умные и жесткие. Очень хорошо знакомые. Каждый день в зеркале видит такие же.

Воронович молча ждал. Ему приходилось бывать с обеих сторон стола и как себя вести прекрасно знал. Сами все объяснят и ничего подыгрывать. Все равно не поверят в наивность, начни болтать об ошибке. Меня ж пригласили свидетелем, так?

— Капитан Черняк, — показал на второго.

Что-то здесь было не так. Сразу оба присланы внезапно? Причем хорошо знакомого прежнего начальника отдела, Виктора Ивановича Никеева сняли и он не услышал? Плохо. С тем можно было нормально говорить и подляну б своему из системы без приказа не кинул. Чтоб не говорили, если работника НКВД сразу не расстреляли, он и после чисток 30х всплывал. Посаженные, при Берии в войну, практически все амнистированы и получили немалые должности на фронте вместо штрафбата. Еще и на это был расчет. Теперь все поворачивается нехорошей стороной.

— По поводу чего меня сюда доставили? — спросил Воронович.

— Сначала стандартные ответы для анкеты, — сказал Черняк.

Воронович привычно отвечал, внимательно слушая. Не нравился ему капитан. Такой корректный и вежливый. Непременно гадость отмочит, когда не ждешь. Сам нередко баловался: усыпляешь бдительность ничего не значащими вопросиками и в общей куче подсовываешь неожиданный.

— Что вы знаете о подпольной организации русских националистов, несогласных с политикой Центрального Комитета ВКП(б)? — все тем же абсолютно лишенным интонации голосом, спросил капитан.

Только готовность к такому заставила не вылупиться в изумлении с криком: 'Что'? Вот такого он точно не ожидал. Вся обдуманная защита неуместна абсолютно.

— Ничего не знаю, — так же спокойно сообщил Воронович. — В первый раз слышу.

В голове между тем стремительно прокручивалось недавнее. Борьба с космополитами, идеологические указания по поводу литературных журналов, фактический обрыв связей с заграницей и выпячивание роли русских изобретателей по поводу и без повода. Иногда до смешного доходило. Паровоз с парашютом тоже русское изобретение. Жданов умер в конце августа прошлого года, но компания продолжается и без него. Но Иван Иванович Воронович то к этому причем? Ни за, ни против официально не выступал. А неофициально с эстонцами в отделе такие вещи обсуждать глупо. А русских у него только он сам. Не считать же недавно присланного Амбарцумяна русаком, даже если тот родился в Рязани.