Когда заговорили пушки ("Попаданцы" в стране царя Петра, часть 3)

Семен Семенович поднял прислоненный к расписанной драконами и иероглифами напольной фарфоровой вазе небольшую сумку и достал планшет. Длинный цветной провод тянулся от него в сумку, соединяя с массивным аккумулятором. Покопавшись в кнопках, поставил на столешницу перед сидящими с непроницаемыми лицами маньчжурами. Только когда на принятом ими за необычную тарелку предмете появилось изображение, их глаза округлились, став совершенно европейскими. Странные слухи о чудесах Мастерграда были правдой! На экране летающие корабли, намного меньшего размера чем те, какие маньчжуры уже видели, сбрасывали бомбы на город. Здания, парки и улицы заволокло чадным дымом пожаров и пылью. Взрывы словно карточные домики складывали многоэтажные дома в жалкие кучи строительных материалов. Фильм длился всего несколько минут, но произвел на циньцев ошеломительное впечатление. Иньжэн тихонько выпустил воздух меж зубов. Да, воздушные корабли — это мощь... Несколько мгновений назад ему показалось, что с экрана колдовской тарелки на него взглянула сама смерть. Императорский наследник несколько мгновений молча смотрел в лица северных варваров, потом перевел взгляд на военноначальника Аньчжуху. Тот понимающе прикрыл веки. Не к лицу императорскому наследнику делать уступки варварам, для этого есть люди попроще.

— Мы согласны, — бесстрастным голосом произнес Аньчжуху прерывая ставшую совсем неприличной паузу, — чтобы границей быть реке Амуру до самого моря': левая сторона реки — России, правая — Империи Цин.

Предложение русские сочли неприемлемым, очередной день безуспешных переговоров завершился когда на улице потихоньку сгущались вечерние сумерки.

Под утро императорского наследника разбудили перепуганные слуги. От Сына Неба прибыл срочный гонец с страшными известиями. Вечером над резиденцией в Ихэюань появился подобный ужасной грозовой туче летающий корабль предателей и насильников лаовай. На дворец посыпались черные горошины бомб, но не взорвались а исторгли из себя густые клубы вонючего серого дыма. Сын Неба собирался уйти в опочивальню чтобы уединиться с одной из молоденьких наложниц, когда почувствовал едкий запах, защипало в глазах. Он собирался повелеть узнать, кто так отвратительно испортил воздух, когда сквозь открытое окно в палату проникли клубы серого дыма. Жжение под веками и кашель моментально стали невыносимыми. Император почти не помнил как в густой толпе спасающихся слуг бежал на выход. Вслед Сыну Неба глумливо смотрели картины великих художников, скалили зубы бронзовые фигуры драконов и львов — символов императорской власти. Множество могущественных придворных осталось лежать в коридорах. Обезумевшая толпа их затоптала насмерть. Погиб один из старших министров Сони. Не в парадной одежде: 'лифу' (парадная одежда) или праздничной 'цзифу' (праздничная одежда), а в простом 'чанфу' (обыденная одежда) беспрерывно чихающий, кашляющий и одновременно плачущий император выскочил из ворот. Густая толпа горемык с ужасом смотрела красными, заплаканными глазами на затянутый серой дымкой дворец.

Получив новые указания от Сына Неба, циньские послы стали сама уступчивость, только в одном они проявили принципиальность: китайцы настаивали на обмене пленными по принципу всех на всех, что при огромном количестве пленных китайцев и маньчжур было невыгодно русским. Только через три дня удалось преодолеть последние разногласия.

Все в той же комнате, где проходили трудные переговоры, напротив друг друга в креслах: улыбающийся Орлов и бесстрастный Иньжэн. На сверкающем лаком под лучами вечернего солнца столе перед ними исписанные каллиграфическим почерком поднаторевших в своем искусстве писцов согласованные экземпляры договоров на латыни. Позади старших послов безмолвные переводчики и помощники. Послы одновременно взяли ручки и подписали оба экземпляра. Два оттиска государственных печатей: русской и китайской, скрепили текст. Поклявшись соблюдать заключенный договор, поменялись экземплярами. По обычаю, обняли дуг друга.

— Мир! — густым басом воскликнул Орлов и довольно оскалился, пальцы залихватски подкрутили седеющий ус. Война закончилась. Второй русский посол: мастерградец потер красный нос, выдававший в нем опытного бойца с зеленым змеем.

Иньжэн промолчал, только сильнее ссутулился на кресле и потупил глаза. Хотя и так немноголюдный север Маньчжурии после начала казачьих набегов окончательно обезлюдел, но отдавать родовые земли маньчжур невыносимо стыдно. Если бы не категорическое повеление Сына Неба, он ни за что не подписал постыдный договор.

На следующее утро солдатские колонны и грузовые обозы запылили по дорогам, ведущим в бывшую северную Маньчжурию. Удалые русские песни эхом пронеслись над притихшими улочками древнего Пекина. Победоносная русская армия отправилась в долгий путь домой. Пекинский договор состоял из семи статей.

Статья 1-я установила границу между Русским государство и Империей Цин: От корейской границы по реке Туманган, далее на север по хребту Лаоелин, до места где Лаоелин ближе всего сходится с Малым Хинганом, по притокам Сунгари текущим с Лаоелин и Хингана. Затем по хребту Малого Хингана и по северной части Большого Хингана до реки Халхин-Гол, по ней до озера Далайнор, а от него по реке Керулен до гор Хэнтей на севере Монголии и дальше по реке Туул, потом по Орхону (Селенге) и притоку Эцзин-Гол до Саянского хребта. Статья 2-я обязывала совершить обмен пленными. Статья 3-я запрещала сторонам принимать перебежчиков. Статья 4-я разрешала торговлю подданных сторон, закрепляла свободу перемещения подданным с проезжими грамотами. Статья 5-я вводила высылку и наказание за совершение разбоя или убийства подданными, перешедшими границу. Статья 6-я позволяла Империи Цин и России на своей территории установить пограничные знаки. Статья 7-я Позволяла земледельцам-дючерам, насильно переселенным в южную Маньчжурию со среднего Амура, вернуться на Родину и принять русское подданство.

Заканчивался текст указанием на заключение договора в Пекине лета 1703-го, сентября 3 дня.

Три десятилетия тому назад маньчжуры додавили противников своей власти на Тайване, но настроения в пользу прежней династии на юге страны были еще сильны. Неприятности с Россией заслонили грозные события, угрожающие самому существованию маньчжурского государства. Необъятный Китай полыхнул мятежами. Провинции: Сычуань, Фуцзянь, Гуандун, Юньнань и остров Тайвань, совсем недавно приведенный к покорности, восстали. К мятежникам незамедлительно примкнули войска, набранные из этнических китайцев, к ним присоединились непримиримые противники Цин из числа беглецов от власти маньчжур. Вооруженные силы повстанцев возглавил талантливый полководец Хао Го и недобитые потомки династии Мин. По дорогам Южного Китая зашагали колоссальные по европейским меркам армии. Горели нескошенные посевы и сады, взятые штурмом города опустошались, мирное население разорялось. Вновь решалась судьба Китая, быть ли ему единым под рукою Цин или вверх возьмут Мин. Дела на севере пришлось предоставить самим себе.

На просторах Желтороссии, так народ назвал новые русские земли по берегам Сунгари и Халкин-гола, поднялись казачьи остроги. Более десяти тысяч русских казаков переселились на юг. Плуг земледельца начал распахивать тучные южные земли. Одновременно с этим и шел обратный поток переселенцев. Десятки тысяч насильно переселенных в Южную Маньчжурию земледельцев-дючеров возвращались в родные места. Многие из них крестились и вступили в православные общины. Их дети ходили в церковно-приходские либо солдатские школы и по праву считали себя русскими. Для закрепления новых земель за Россией митрополит Стефан создал Сунгаринскую епархию и послал для окормления паствы и умножения почти полсотни священников. На берегах Амура и Сунгари поднялись пока еще деревянные стены двух монастырей. При помощи казаков их построили почти пять десятков отправленных далеко на восток для трудного служения православных монахов.

* * *

В колонну по двое взвод несся по обочине дороги по трассе для утренней зарядки к мосту на Казахстан. Чуть сбоку от строя неутомимо бежал сержант. За спиной Алексея, по-башкирски его звали Алан, хриплое дыхание товарищей, гулкое эхо шагов терялось среди обступивших дорогу застывших пятиэтажек. Первый лед хрустел под дружными ударами солдатских ботинок, ночной мороз превратил осенние лужи в подобие катков. Все мышцы работали на пределе.

Алексей вместе с Дохлым, Сергеем и Сашком несли носилки. Сидевший на них урод: Хитрый, отвернувшись, съежился под злобными взглядами товарищей. Судя по ним весь взвод был в курсе, кому они обязаны марш-броском. Он хотел выглядеть непроницаемым, однако лоб предательски собрался в морщины, выдавая напряжение.

Первые сотни метров дались легко. К войсковым порядкам Алексей готовился еще в суворовском училище, каждое утро бегал кросс и подтягивался весьма прилично, пятнадцать раз, но к тому, что придется таскать на носилках толстого сачка, он был не готов. Мимо пролетали, обдавая вонючим выхлопом, редкие по утреннему времени грузовики. Сырой ветер размахивал голыми черными ветками деревьев, изогнул вопросительным знаком негустой, грязный дым, вившийся над котельной-электростанции на улице Советской, отопление в домах уже включили.

Последние городские дома закончились. Дорога уперлась в распахнутые ворота, охраняемого вооруженными милиционерами КПП. Под их внимательными взглядами взвод покинул городскую территорию, тяжело побежал по обдуваемой осенним, зябким ветром степи вдоль потемневшей Вельки. С каждым шагом носилки наливались тяжестью, Хитрый, парень крупный, весом под восемьдесят килограмм. Всхлипывая, Алексей глотал воздух. 'Блин, только бы не уронить. Скажут совсем дохлый, куда тебе в армию!' Кислород пылающим огнем жег горло, в глазах замелькали разноцветные искры, но самым плохим стало то, что он начал спотыкаться.

— Стой, — остановившись, скомандовал внимательно наблюдавший за солдатами сержант, — заменить носильщиков, первые четверо!

Алексей хватал ртом холодный живительный воздух, сердце стучало словно барабан, казалось, что его стук слышен всем. Немного продышавшись он наклонился к уху сидевшего на носилках сачка и прошептал многообещающим голосом:

— Ну, урод, готовься, если ты немедленно не выздоровеешь и не побежишь сам, я тебе это припомню.

Парень еще больше съежился, татарские глаза прищурились, превратившись в щелочки. Если ты плюнешь в коллектив, коллектив утрется, а если коллектив плюнет в тебя, ты утонешь! Вокруг враждебные лица, даже небо хмурилось седыми тучами. Почему его так не любят? Неужели не понимают, что он не хотел никому ничего плохого? Только немного отдохнуть. Он человек, а не дол_анный конь чтобы столько бегать!

Руки Алексея разжались. Не ожидавший подвоха Хитрый скатился с носилок в лужу, едва успев выставить руки и оказался на четвереньках. Крупные капли грязной воды забрызгали куртку и штаны.

Новобранцы разразились дружным и обидным хохотом. С ойканьем, потирая ушибленный локоть, солдат вскочил на ноги, отряхиваясь от грязи.

— Ты чего? — угрожающе сжал кулаки, на лице готовность кинуться на обидчика.

— Ничего, — безразличным голосом произнес Алексей, — уж больно ты толстый, не удержал.

— Прекратили горячие финские парни! — вмешался сержант, приплюснутый нос выдавал в нем опытного боксера, не раз участвовавшего в городских соревнованиях — ты, — он повернулся к Алексею, — в строй, — а ты, — он указал рукой Хитрому на носилки.

Бросив напоследок беспомощно-злобный взгляд на Алексея, виновник торжества подчинился...

Осенью Алексею принесли повестку в армию. Ходатайство мэра: Чепанова, помогло. На радостях парень обзвонил всех одноклассников. Грандиозные планы военной карьеры: после полугода службы подать рапорт на поступление в школу сержантов а там уже рукой подать до офицерского факультета Академии, начали осуществляться. На скромные проводы он пригласил друзей по суворовскому училищу и несколько коллег с работы помоложе, с кем успел близко сойтись. На следующий день в колонне таких же наголо стриженных новобранцев молодой человек переступил порог КПП батальона.

Поселили новобранцев в отдельном помещении, а на утро начался форменный ад: зарядка три километра, перед обедом марш-бросок и это не считая физической подготовки, где без жалости гоняли на тренажерах, спортивном городке и строевой. Так что после вечерней поверки новобранцы едва доползали до коек. Первые дни в армии дались Алексею по сравнению с товарищами легко, в суворовском училище он привык к дисциплине да и гоняли физподготовкой там неплохо, хотя с учебным подразделением не сравнить. Зато кормили в столовой словно на убой, на обеденном столе всегда лежали тарелки с свежими фруктами и овощами из городских оранжерей а борщ варили такой, что ложка стояла. Кривил губу только Хитрый:

— У родителей гораздо лучше готовили!

Папенькин сынок Алексею сразу не понравился, скорее не хитрый а хитрожопый. Работавший когда-то в администрации города отец Хитрого, из коренных мастергадцев, как-то был связан с произошедшим в первый год после Переноса бунтом Романова, но сам под следствие не попал. Без армейского стажа на государственную службу, куда он хотел пристроить Хитрого, не брали. Знакомства остались, ходили смутные слухи, что чадолюбивый папаша подсуетился и устроил сынка на годичный контракт. Остальных новобранцев еда устраивала, особенно выпускников суворовского училища, во взводе их было с Алексеем четверо. Для них такой рацион давно стал привычным.

— Взвод, подъем! — сквозь сон послышался громкий крик сержанта. Включился свет, заставив на миг вновь закрыть глаза. Новобранцы торопливо вскакивали. Не дай бог опоздать на построение. Сержант заставит снова лечь в кровать и подняться на 'бис'. Грохоча сапогами и на ходу застегивая последние пуговицы, замерли в строю. Перед строем замкомвзвода. профессиональный военный. В армии Мастерграда должности специалистов: артиллеристов, саперов и других а также сержантский состав комплектовался из контрактников. За неделю в армии новобранцы видели командира взвода всего несколько раз, зато один из сержантов всегда был рядом.

На построение Хитрый вышел заметно прихрамывая. На пятке красовалась внушительная кровяная мозоль. Сержант удивленно посмотрел на новобранца и покачал головой.

— Как же это ты парень?

Тот лишь страдальчески пожал плечами. Алексей знал, что Хитрый после ужина снял носок на правой ноге и весь вечер ходил так, мучился. Когда спустя десять минут лучащийся довольством Хитрый вернулся из батальонного медпункта в тапочках, сержантом окинул его цепким взглядом и хмыкнул.

— Зарядку пропускать не следует, тем более новобранцам! Назимов, Сорокун, получить в каптерке носилки, остальным строиться!

Покачиваясь на каблуках сержант с легкой усмешкой разглядывал строй недоуменно переглядывающихся подчиненных. Дождавшись когда солдаты с носилками встанут на место, объявил: