Цр: О верности крыс

А ещё лорд тэрко был полностью нечувствителен к магии. С рождения. Так бывает — как бывают слепые или глухие от рождения, так Нохо ол Баррейя был лишён способности ощущать магию. Она для него просто не существовала. Здесь были и свои неудобства: есть болезни, которые без магии не вылечить, — но пока такая особенность приносила тэрко только пользу.

Домой ол Баррейя вернулся в настроении скорее радужном, хотя некоторая досада осталась: в итоге паршивка ушла, и полюбоваться на её труп не удалось. Но по большому счёту лорд тэрко был собою доволен. В скорой победе он ничуть не сомневался, хотя бы потому, что не сомневался в рэнговском яде. А даже если паршивка выживет и доберётся до дома, там её ждёт ещё один сюрприз.

Новости о сюрпризе ещё больше приподняли настроение ол Баррейе, когда лорд тэрко со своими людьми вернулся во внутренний двор Башен. Перед тем, как устраивать ловушку Лису, ол Баррейя расспросил его о кхади и выяснил, где именно в Собачнице они обосновались. Этим утром туда отправился не очень большой, но проверенный отряд. Отряд нужное место нашёл, застал там всего несколько человек — и пригласил их нанести ответный визит лорду тэрко. Идя в дом, ол Баррейя расспрашивал десятника, руководившего походом в гости. По словам десятника, из пяти схваченных только двое были кхади. Ещё двое — рабы, похоже, что-то вроде прислуги. И один — старик-монах, учитель. Больше никого в доме не было.

— А где были остальные кхади, они сказали? — спросил ол Баррейя.

— Сказали. Говорят, ушли облавой на лис.

— Рабы разговорчивые?

— Разговорчивые, но ничего не знают. Или врут, что ничего не знают.

— Кхади — кто?

— Мелкая сошка, насколько я понял. Монах их назвал: парень постарше — Синий, помладше — Тлайко. Младший дрожит, но молчит, старший — молчит или ругается. Монах разговорчивый, он нам, кажется, даже обрадовался. Но допроса мы пока толком не начинали, ждали вас.

— Рабов запереть отдельно, не бить. Кхади и старика — в допросную. Поговорю с ними после обеда.

Допросной была небольшая комната под юго-западным крылом дома. Попадали сюда по довольно широкой изогнутой лестнице с первого этажа. Если разговор в допросной не ладился, гостей приглашали в следующую комнату, пыточную. Там обстановка мало располагала к молчанию. Допросная, впрочем, тоже не отличалась уютом. Свет сюда попадал только искусственный, а из мебели имелась узкая и жёсткая скамья у одной стены, да Г-образный стол с двумя креслами — у другой. Когда к двери в допросную спустился сытый, отдохнувший и благодушный лорд тэрко, которого с явной неохотой сопровождал сын, караульные у входа заметно обрадовались: скучать им уже наскучило. Потенциальные собеседники ждали напротив: старик в бесформенном плаще, сгорбившись, сидел на скамье, рядом с ним примостился темноволосый мальчишка лет четырнадцати. Ещё один мальчишка, с зангской серьгой в ухе и года на два постарше, гордо подпирал стену. Оружие у них отобрали, но руки не связали: вдвоём и безоружные против десятка опытных солдат они даже героически погибнуть не смогли бы, не то что прорваться из комнаты. Похоже, мальчишки это понимали. Старший поэтому злился.

Ол Баррейя кивнул десятнику, присел на край стола и начал задавать вопросы. Больше всего отвечал монах, представившийся Янеком из Сейнледа. Взгляды старшего мальчишки — Синего — монах старательно не замечал. Паршивка монаху явно не нравилась, и кхади ему не нравились, но меньше всего ему нравилось то, что внук монаха смотрел на ситуацию совсем иначе.

— Понимаете, это страшно, лорд герцог, — быстро говорил старик, — страшно, как они все ей верят, во всём, до мелочей. Вы только помогите, лорд герцог, всеми Вечными прошу! Внучок мой... Шонек...

О-Баррейя ойкнул. Отец быстро обернулся к нему.

— Ш-шонек? — переспросил старика Оней. — Который рисует, рыжий? Собака у него ещё...

— Да, — закивал монах. — Кудлаш, пёсик его. Лорд герцог, помогите: ведьма совсем голову заморочила мальчишке. Он же хороший мальчик, добрый, не то что твари эти некоторые...

Лорд герцог смотрел на сына.

— Ты его знаешь? — резко спросил он, шагнув к Онею вплотную и глядя сверху вниз.

— Выходит... да, — мальчишка смотрел круглыми глазами с бледного лица. — Он... рисует, мы с ним у Мийгута... Я им чертежи показывал... Мы... друзья...

— Друзья, — процедил сквозь зубы ол Баррейя. — Втереться в доверие к моему сыну, чтоб удобней добить было, раз с первой попытки не убили.

— Они... — чуть слышно сказал Оней.

— Тебя друзья о моих планах не выспрашивали? — почти издевательски спросил тэрко.

— Но... — попытался возразить Оней.

— Ты друзьям про намечающиеся операции не рассказывал?

— Да я сам ничего про твои операции не знаю! — звенящим от обиды голосом выкрикнул Оней.

— И то хорошо, — кивнул ол Баррейя. — Где этот Мийгут живёт, знаешь?

Оней тупо кивнул.

— Хорошо. Потом расскажешь. Теперь иди наверх.

— Но...

— Иди наверх.

Оней глянул на отца, вскидывая голову, как делают, когда в глазах стоят слёзы, крутнулся на месте и побежал по ступенькам. Ол Баррейя повернулся обратно в комнату.

— Ну и дерьмо же ты, лорд тэрко, — отчётливо сказал ему тот из кхади, который представился Синим, с зангской серьгой в ухе. На лорда тэрко он глядел с брезгливой гримасой. Ол Баррейя неспешно подошёл и неуловимым движением ударил в зубы. Вот только что стоял напротив — и уже стряхивает руку, чтобы потом бегло огладить костяшки. Синий сполз под стену, кашляя кровью и зубами и опираясь на руку, и взвыл, когда кадарский сапог тяжело наступил ему на пальцы. Сухо захрустело.

— Не я стрелял ему в спину из-за угла, — равнодушно сказал лорд тэрко с высоты своего роста. Потом убрал ногу, скользнул взглядом по мальчишкам — бледный Тлайко вжимался в стену, Синий бережно держал пострадавшую руку, сверля тэрко ненавидящим взглядом.

— Этих запереть, — сказал ол Баррейя. — Янек, расскажешь имена, внешность и где искать.

— Она тебя крысам скормит, — не очень внятно, но с душой сказал Синий ол Баррейе в спину. Лорд тэрко не слушал. Он пытался решить, кто вышел победителем в этот раз. И склонялся к тому, что ему есть, что отпраздновать.

Три дня спустя столицу ненадолго взволновала новость о том, что мэтр одной из самых известных фехтовальных школ арестован за шпионаж в пользу Занги. Знавшие Ошту ол Туавера лично возмущались нелепостью обвинения, не знавшие — наглостью Занги. Ошта больше всего возмущался не тем, что тэрко решил его спрятать в тюрьму, а тем, что Нактирру для приказа об аресте не понадобилось даже предлога — хватило простого намёка, к тому же глупого. Ол Баррейя тем временем тихо кипел: по дому ходила грозовая туча, как сказал бы Оней, если бы вышел из своей комнаты и был склонен разговаривать. Причин у кипения было несколько. Янек знал мало, и его информации хватило только на арест мэтра Ошты. Хватать ол Каехо и ол Нюрио вышло бы слишком сложно и накладно: за ол Каехо на тэрко ополчились бы не только ол Каехо и ол Кьет, но и нка-Лантонц с ол Жернайрой. И для того, чтобы защитить козырную карту, которую они считают своей, и для того, чтобы насолить тэрко. Кхади затаились, и облава на "Лисью нору" по наводке Янека ничего не дала, если не считать результатом то, что этим выпадом лорд тэрко немного повеселил скучающую столицу. Мийгута найти не получилось: подмастерье исчез, как не бывало, к удивлению собственного мэтра. Не иначе, предупредил кто. Треной Ченга, на редкость живучий наследник опочившего банкира, спешно уехал на родину уже на следующий день после стычки возле складов. Схваченные мальчишки не сказали ничего. Не потому, что у лорда тэрко были плохие дознаватели, а потому, что дознаватели не успели взяться за дело: мальчишки перестраховались и сбежали с Кеилом. Организатором побега явно выступил старший: придушил младшего и сам повесился на одежде, — охране за это здорово влетело.

А потом лорду тэрко внезапно стало не до того.

Мэтр Ошта, граф ол Туавер

тюрьма Устойе, Эрлони

"А шикарные у него апартаменты для государственного преступника!" — думал Тайрек, осматриваясь в "гостиной" — первой комнате, откуда через узкую и высокую дверь можно было попасть в кабинет. Там, видимо, преступник и прохлаждался сейчас. Хорошо быть дворянином, даже в тюрьме: слуга прибегает, чуть позвони, отдельный сортир, нежности телячьи! Кинуть его в общую, к полусотне блохастых чесоточников — мигом во всём сознается, начиная с убийства Хада ол Джашье!

...А войти всё ж таки боязно. Он-то, хоть и безоружный, а — мэтр!

Тайрек остановился между креслом и сундуком, напротив двери, и окликнул:

— Мэтр Ошта?

Ошта отнял перо от набросков к "Воинскому искусству", с удовольствием поднялся, поводил плечами и вышел встречать. Гость тощестью мог поспорить с ногой цапли.

— Садись, — пригласил Ошта. — Желаешь чаю?

Тайрек переступил с ноги на ногу, звякнув ключами о пояс.

— Велено вас выпустить, мэтр Ошта. Указ подписали, что, дескать, снятие обвинений с вас.

Ошта вежливо кивнул, благодаря за информацию. Тайрек помялся, шагнул вперёд, подавая бумагу графу. Тот, по-прежнему стоял в дверях, не допуская на лицо никаких вовсе эмоций. Просмотрел бумагу, задержав взгляд на подписи.

— Давно ли Мастер ведает подобными вопросами?

— Со смерти Его Величества Нактирра ол Истаилле.

"Так..."

Мэтр свернул бумагу, спрятал в рукав.

— Начальник тюрьмы у себя?

— Нет, господин. Его заместитель там.

— Отлично, — сказал Ошта, в душе опасаясь, что это новость окажется лучшей за день.

Граф ол Ройоме был толковым парнем с хорошими шансами дорасти в скором времени до сотника. Его ответы в значительной мере утвердили опасения Ошты. Нактирр умер от удара этой ночью. Наследник ещё не родился, хотя ждут со дня на день. Ол Жернайра естественно и безболезненно вошёл в состав временного правительства. Ол Баррейя хранит молчание. Святейший Джатохе, по неофициальным данным, уверен, что во временное правительство надо ввести ещё и лорда тэрко, но сопротивляются как первое, так и второй. О кхади учитель фехтования не спросил, да ол Ройоме и не смог бы ответить.

— Это, конечно, дерзость с моей стороны, но Его Величество был несправедлив к вам, мэтр, — сказал парень, слишком тихий, не похожий на себя обычного. Добавил:

— Я бы, пожалуй, на вашем месте не скорбел о его смерти, а напротив...

"Рад ты смерти Нактирра, Ошта?" — спрашивал себя фехтовальщик, нахлёстывая мерина-флегматика из тюремных конюшен. И не отвечал. Мерин обиженно вскидывал пегую голову и едва не оскальзывался на мокрой мостовой.

"Рад ли ты смерти своего сюзерена, мэтр Ошта, граф ол Туавер?" — "Нет!"

Пожилая простолюдинка шарахнулась из-под копыт и упала в грязь, запнувшись о подол. Кто-то гоготнул, женщина заругалась, грозя костлявым кулаком и не убирая выбившихся рыжих волос.

"Рад ли ты смерти императора, имперец?" — "Нет! Лучше бездарный император, чем гражданская война!"

Чёрно-бело-красные флаги метались на ветру, мокрые и неопрятные, хлопали по стене, оставляя грязные пятна. Двое коричневых караульных ухнули в гостеприимную дверь кабака.

"Тебя бросили в тюрьму по первому же навету! Как же дворянская гордость?" — "А дворянская совесть?"

Мерин шумно и как-то тоскливо выдохнул-фыркнул и перешёл на дробную рысь. В брюхе у него что-то неприятно булькало.

"Он развалил армию и почти уничтожил Империю. Он был трус, никчёмность, подлец. Рад ты его смерти?" — "Да, хал тирге, да!"

Ошта яростно рванул повод, спрыгнул, швырнул его конюху, пропечатал следы через тренировочное поле, боковую дверь, лестницу — в свою комнату; умылся, переоделся... С отстранённым удивлением отметил, что переоделся в верховой, а не домашний, костюм. "Что ты делаешь, старый осёл? Ты это не всерьёз!" Так же недоверчиво следил, как молча выходит, сам седлает Ветерана, выводит его из садовой двери, скачет на северо-запад, через Глинянку к Красным воротам, к загородному имению ол Истаилле, где ждала родов Её Величество...

"Ненавижу!" — билось в виске. Почему-то только в одном, левом.

"Ненавижу! Нактирр! Не может из дурного семени вырасти добрый плод! Разве может?"

Город обдал его запахом дёгтя, человеческого и конского пота, тины, вспыхнул портовым шумом и остался позади. Новый тракт на Нори-ол-Те звонко дрожал под копытами сквозь намытую осенними ливнями грязь. В Империи давно не чинили никаких дорог, кроме этой, в храм Нори-ол-Те и Белый двор, загородный дом ол Истаилле.

"Всё равно этому ребёнку не жить. Не здесь убьют, так в Рикола. Не сегодня, так завтра. А если ты, старый осёл, сунешься, твоя лучшая ученица тебя на ремни порежет".

Ошта вдруг обнаружил, как ноют у него битые рёбра и вывернутая лодыжка.

Загнил род ол Истаилле, не выйдет из него ничего путного.

Мелькнула шильда на последнем повороте, теперь уже только старый сосновый лесок скрывал усадьбу. Ошта сжал колени — Ветеран рванулся вперёд, не дожидаясь шенкеля. Фехтовальщик знал, что собирается делать. В Рикола у наследника и вдовы есть хоть какой-то шанс.

Вылетев из сосняка, Ошта от досады потерял целую секунду прежде, чем остановить Ветерана. Тот оскорбился и недовольно потянул повод обратно: с каких это пор мы стоим и ждём, когда можно скакать?

Впереди из-за стены Белого двора стлался тонкий дым, сносимый ветром в противоположную от Ошты сторону. Не пожар, а обычный костёр, хоть и большой. У ворот виднелись три мундира имперской гвардии — охрана. Гвардейцы держались лениво, даже вальяжно, и Ошта несколько успокоился. По мере того, как он подъезжал ближе, спокойствие таяло. Одна створка ворот была открыта, и в неё виднелась часть двора, полного гвардейцами. Ни одного приятеля Ошта там не заметил, сплошь первая сотня, куда брали за лояльность нка-Лантонцу, а не императору. В глубине двора, на боковых ступеньках, полускрытых углом левады, лежала женщина, судя по одежде — служанка. Судя по неудобной позе — мёртвая. Ошта придержал коня, жалея о мысли подъехать ближе. Один из гвардейцев сплюнул ореховую шелуху и окликнул его:

— Чего высматриваешь?

— Так, мимо проезжал, — сказал Ошта, кляня себя за неосторожность. — Думал, знакомых из третьей сотни повидать, новости узнать. Как Её Величество себя чувствует, пора ли пить за наследника.

Гвардеец прожевал ещё горсть орехов, сплюнул шелуху в его сторону.

— Плохо роды прошли, — ухмыльнулся он. — Умерла Её Величество, и ребёнок мёртвым родился. Осиротела Империя, можно сказать.

Ошта покачал головой.

— Несчастье какое, — сказал он. Фраза прозвучала нелепо и неестественно, чуть ли не в тон словам гвардейца. — А из третьей сегодня никого нет? Зря сворачивал, выходит.

— Вот и вали отсюда, выходит, — лениво порекомендовал гвардеец.

Ошта последовал рекомендации, стараясь только не поднять коня в галоп раньше времени. И надеясь, что гвардеец до того не успеет сообразить, что свидетели сейчас доблестной гвардии решительно ни к чему. Шагов на сто пятьдесят он отъехал, когда позади послышалась ёмкая ругань в адрес ленивого любителя орехов. Видимо, начальство выглянуло. И заорало во всю лужёную глотку: