Цр: О верности крыс

— Ладно, — вздохнул караульный, — плюнул и забыл. Служить так и так надо. Ты зачем пришёл-то? Неужели без дела? Да ещё ночью.

— Да есть одно дело, — медленно сказал Ошта. Задумчиво воткнул нож в скамью, покачал, выдернул. — Ты не слышал слово такое: "кхади"?

Итхае хакнул.

— Слышал, как же. А ты о них с какого боку?

— Да ни с какого пока. Так, любопытствую. Это что, при ком-то из старичков вроде Безухого молодая поросль пробивается?

— Не-э, — протянул Итхае, — эта поросль наособицу растёт. У них и голове порогов двадцать семь — двадцать восемь. Девчонка,т по слухам, что твоя былинка, но ведьма. Потому и голова, и потому они себя ведьмиными и называют.

— А, так это шпана, крысята, — сказал Ошта, чувствуя, как глыба моральной дилеммы тает в пар и опять становится легко. Не подводники — дети, шпана. И значит, не преступление против Империи, а угодная Вечным забота о слабых. И ясно почему она передала, что мол, подождать проще, пока Нактирр сам помрёт. Если ей едва четырнадцать, то уж верно резонней ждать.

— Вот и мы сперва думали — шпана. А только всех остальных крысят эти уже перегрызли — за порог или два. А про Кхад чем дальше, тем страшней истории рассказывают. Брехня, конечно, почитай всё, а только всё равно выходит та ещё тварюка.

— Как же — выходит, если брехня всё? — усмехнулся успокоенный Ошта.

— Всё, да не всё, — возразил Итхае. — Туноша помнишь? Туноша Немого, здоровый такой мужик, разговорчивый, что полено.

— Тот, что в Верхних казармах стену на спор кулаком проломил?

— Его да ещё троих ребят с ночного обхода как-то принесли холодными. В Серпном нашли, недалеко от Старой Храмовой.

— Ну?

— Подковы гну. У меня тесть в Серпном живёт. Так он мне тишком сказал, что видел он, как ребят порезали. Один малёк порезал, порогов двадцати, насвистывая. Потом из-за угла ещё трое детей вышли, да самая дохлая девчонка и сказала, что принят, мол. Такие вот крысята-шпана.

— И чем занимаются? — как-то безразлично спросил Ошта.

— Да всем по чуть, как обычно. Пылью3 торгуют, шёлком, людьми, кражи тоже. Заказы, вроде, берут. Осторожничают пока, видно, и сами не прочь, чтоб их пока шпаной считали.

— Дети, — пожал плечами Ошта, думая о том, что мальчишка был прав. Других таких учеников ему не найти. Хал, до чего любопытная работёнка намечается!

— Дети-то, оно да, — раздумчиво сказал Итхае. — Да только человечий ребёнок — это такой зверёныш, из которого любая тварь вырасти может. Не только что человек.

— Да, — отсутствующе кивнул Ошта. Улыбнулся и протянул руку. — Спасибо, я пойду уже.

_________________

1стандартным обращением в Империи, да и на всей Равнине, в данный период является обращение на "ты". На "вы" обращаются к правителям, носителям герцогского титула, высшим церковным иерархам и Мастерам. Герцоги и Мастеры крупных храмов обязаны говорить "вы" только правителям и главе Церкви, при общении с равными можно использовать как "ты", так и "вы". Хорошим тоном считается обращаться на "вы" к мэтрам в частности и учителям вообще. Обращение на "вы" к любому другому, как правило, звучит либо подхалимски, либо высокопарно и старомодно.

2тагал — дорожный алтарь в форме высокой трёхгранной призмы на приземистом пятигранном основании. На каждой из граней верхней призмы изображение весов Тиарсе (крест из горизонтального вытянутого овала и вертикального узкого ромба). Также мера расстояния: от 9,5 до 13 км в разных районах.

3пыль — зд. дазаранский наркотик, галлюциноген; отсюда "пыльник" = наркоман; "пыльный" = под кайфом.

Хриссэ

Лисья нора, Эрлони

— Отвяжись! Сгинь, хал тиргэ! — невнятно донеслось из-под одеяла. Хриссэ усмехнулся и сдёрнул шерстяную клетчатую ткань. Вчерашнее приобретение недовольно зажмурилось, ещё раз выругалось сквозь зубы и беззлобно отбрыкнулось от Хриссэ.

— Вставай давай, — рассмеялся тот, как раз когда уже не спящий илирец убрал чёрные волосы с открывшихся глаз.

— Сейчас позавтракаем, и начнётся самое интересное, — заявил Хриссэ, закутываясь в одеяло, как в мантию, и отворачиваясь к окну.

— Да пошёл ты! — илирец проснулся окончательно и теперь его голос перехватывало от злости, презрения и ещё чего-то от чего должно перехватывать голос у илирского дворянина небольших лет, но большого гонора, проданного в рабство в чужой стране, да ещё такому гаду, как нечесаный этот...

Что Хриссэ всегда нравилось в илирцах, так это именно обыкновение принимать за смертельное оскорбление и унижение простую затрещину. Впрочем, большинство из них предпочли бы терпеть затрещины, чем сарказм, так что Хриссэ с огромным удовольствием пренебрегал первыми в пользу второго. Он отчётливо вообразил, как лицо его "приобретения" каменеет в должном возмущении, и ухмыльнулся снова. Когда обернулся, илирец сидел на пятках на кровати, настороженный, как арбалет в траве. Даром, что ещё и тридцати порогов нет мальчишке (или пятнадцати лет, как выражаются в Илире), и комплекцией не лучше Хриссэ — всё равно впечатляет.

— Ты сколько в рабах ходишь? — спросил Хриссэ. Без издёвки, без сочувствия, без презрения, с толикой любопытства разве. Как равный спрашивает равного о пустяке. Интонация вышла настолько — вдруг — искренней, что илирец ответил. Не иначе как от неожиданности.

— Полгода.

— Тогда ясно.

— Чего тебе ясно? — ощерился илирец.

— Почему с тебя гонор ещё не слез, — объяснил Хриссэ. Просто объяснил, без вызова или угрозы. Просто. Илирец на всякий случай несуществующий вызов принял.

— Хоть двадцать лет старайся, — исподлобья и пафосно начал он, сразу как-то показавшись младше, — ты меня не сломаешь!

Хриссэ не выдержал и рассмеялся этой пышной серьёзности, за что удостоился взбешённого взгляда и странного горлового звука. Успокоился, складывая одеяло, и сел на него на пол, скрестив ноги.

— Знаешь, отчего-то я тебе почти верю, — доверительно сказал он, глядя на мальчишку снизу вверх. — Не буду я тебя ломать, передумал. Умывайся и айда завтракать.

Илирец... послушался. По его лицу не понять было, поверил он или нет. Потому, вероятно, что и сам он этого не понял. В обоих чёрных глазах ночной водой стояло замороченное непонимание. Его пугала нелепость ситуации, этот безумец, который вчера купил себе илирского раба, и ничего этот илирец — не худший в драке! — не смог сделать, когда психу вздумалось разнообразить свою жизнь отработкой ударов по болевым точкам... Мальчишка ополоснул лицо, завязал волосы, неловко поводя плечами — руки ныли, — осторожно сел на край кровати и уронил глаза вслед за руками. Злость хороша, чтобы спрятать ужас: такой, что даже ужас остаться без тьё1 почти неважен. Нет, в нашада2 так не превратишься — ведь не по своей вине терпел боль и не мог ответить, а только по слабости. Значит, касанием проклятие не передашь, но тьё мертво, потому что тьё умирает от бессилия и боли. И значит, Тиарсе не забудет и Кеил не простит, и со смертью умрёшь полностью.

А этот...

Илирец дёрнул ртом, словно чтобы усмехнуться, но только напомнил себе о вчерашнем кулаке в челюсть. Рука приподнялась тронуть — и легла обратно, на залитое жемчужным светом колено.

А этот, пепел ему в душу, и не соображает, что натворил. Память у имперцев избирательная, не помнят, крысиное племя, от чего душа умирает! Кипя от сознания своей правоты, мальчишка поднял бледное от этого сознания лицо, где на скуле расцветал мощный синяк, и чуть не отшатнулся. Этот серый — от волос до одежды и глаз — имперец смотрел и улыбался. Смотрел и улыбался так, что несомненно было: знает он, что творится в голове и лёгких его покупки. Знает, смотрит снизу вверх — и улыбается. И оттого ещё жутче стало, чем от мысли об убитом бессмертии. "Серая тварь!" — подумал он.

— Сын пепла! — это он уже сказал. И сквозь бледность на смуглом лице со всей отчётливостью проступило, что сперва он сказал, а потом уже понял, какое оскорбление.

Хриссэ с удовольствием потянулся, встал, бросил одеяло на кровать и чуть наклонил голову, по-птичьи, искоса глядя на илирца.

— Зря ты лицом просветлился, как Орект перед колесованием. За слова я не убиваю.

— Только просто так? — вскинул "просветлённое" лицо мальчишка.

— Зачем же просто так? — ухмыльнулся Хриссэ. — Или для удовольствия, или для дела. Пойдём уже.

Он повернулся спиной и вышел. Илирец догнал его на ступеньках вниз, где располагался главный зал кабака, в соответствии с его "подземным" названием. По случаю раннего времени зал был пуст, только у самой лестницы сидел перед камином хозяин, а на шкуре между его креслом и огнём — щеголяла толстой золотой косой девчонка лет шестнадцати, в которой илирцу почудилось какое-то неуловимое сходство с "серой тварью".

— ...ты взял, что именно игрушка3? — беспечно спрашивала девчонка. — Мало ли, кого там Хриссэ вздумал устроить на ночлег?

Лысый хозяин "Лисьей норы" тихо усмехнулся в усы.

— Будто ты Хриссэ не знаешь, дочка. Или я ослеп и отупел под старость. Я сперва подумал, правда, что кто-то из ваших: ухватки самые подходящие. Но больше похоже, что этот умник опять игрушку себе прикупил. К тому же, илирца.

Девчонка рассмеялась, а илирец чуть не кинулся вниз с кулаками. Да и кинулся бы, если б Хриссэ не перехватил его левую руку так, что она чуть не выскочила из плеча.

— Доброго утра, — весело объявил Хриссэ, шагая к ним. — Клойт, завтрака у тебя не найдётся?

— Найдётся, — Клойт кивнул и встал. — Подождите немного.

— В кои-то веки я одобряю твой вкус, — задумчиво сказала Кошка, разглядывая илирца.

— А я не одобряю, — огрызнулся тот. Хриссэ хмыкнул и отпустил его руку.

— Он будет при мне, — серьёзно сказал Хриссэ.

— Да пошёл ты, — почти ровно сказал илирец, поводя злосчастной конечностью.

— Килре-насмешник! — протянула Кошка, разглядывая его. В отличие от илирца, она знала, что слова "при мне" среди кхади означают помощь и защиту, а может, Хриссэ и в кхади его хочет протащить через месяц-другой. — Чем он так отличился? Хотя то, что ещё огрызается, уже редкая доблесть!

Илирец набычился, но девчонка говорила безо всякой насмешки.

— Да я и не зверствовал, — отмахнулся Хриссэ. — Так, пару приёмов повторил... Очень уж удивился, когда он чуть не вырвался. Он об меня табурет сломал, — доверительно сказал Хриссэ вернувшемуся Клойту и расхохотался на пару с Кошкой. Илирец медленно наливался краской, как железо в горне. Клойт молча поставил на стол блюдо с пирожками и кувшин и сел, не вмешиваясь в разговор, но слушая с видимым удовольствием.

— Где ты его нашёл? — спросила Кошка, начиная жевать. Хриссэ последовал её примеру, потом ответил:

— В "Бесенятах", он там был танцор, жонглёр и Тиарсе знает кто ещё для любителей илирских игрушек.

— Прекрати! — мальчишка не выдержал, вскочил, сжимая кулаки и не зная только, на кого кинуться в первую очередь. — Не смей так говорить!

— Скажи спасибо, что я не стал так делать, — посоветовал Хриссэ, не отрываясь от еды. Илирец раскрывал и закрывал рот, но так и не сумел ничего сказал. Постоял ещё немного, чувствуя себя всё более глупо, сел.

Потом они молчали, пока Кошка не поблагодарила за завтрак, Хриссэ заплатил за убитый табурет и все трое вышли. Дорога илирцу не понравилась. Кошка и Хриссэ шли позади, иногда командуя свернуть, и между собой переговаривались тихо. Мальчишка, впрочем, слышал всё отлично: они не очень таились, а слух у илирца всегда был исключительный. Большую часть разговора понять всё равно не получилось, подслушивай или не подслушивай. К чему можно отнести новость о том, что безухие зарвались и надо бы с ними разобраться?

— К углежогам сворачивай! — сказала Кошка.

Или заявление, что коричневые звереют и вчера перед закатом вломились в "Маэтишеной" искать заговорщиков? То есть, тут всё понятно, но какие могут быть заговорщики в "Маэтишеной"? Туда же одни любители элитного чая ходят! И как это всё может быть связано с тем, что Тень уже полностью подготовил план, но Кхад говорит, что ещё не время?

— Увидишь, они ещё ворота повадятся запирать чуть не до заката, — хмыкнул Хриссэ. А Веройге закроют вовсе.

— И как тогда?..

— Как теперь, так и тогда. Кавалер-то будет из благородных. А танец с пьяным героем мы уже репетировали, ты разве не видела?

— Не. Но мне Лорд рассказывал, так что заранее предвкушаю. Надо будет спрятаться где-то неподалёку: посмотреть.

Илирец тряхнул головой. Со своей жизнью непонятно что происходит — самое время заморачиваться о чужих тайнах.

За время, пока они шли в Собачницу, илирец успел услышать ещё массу интересного. Например, что угадал верно: Хриссэ действительно знает о том, как убивать тьё. Очень обнадёживает. Не бог весть какой секрет, конечно, но кто ему рассказал?

Улочка, пропахшая дымом и старой золой, вильнула в последний раз и вынырнула на пустырь из-под арки с серой в мокрых разводах штукатуркой.

— А чего ты от него хочешь-то? — спросила Кошка, вальяжно усаживаясь на старое сухое бревно в мокрой траве.

— Проверить: вдруг пригодится, — Хриссэ пожал плечами, садясь рядом. — Всё-таки, чуть меня не прибил...

Кошка рассмеялась. Илирец в очередной раз вскипел.

— Что ж ты такой нервный? — весело спросил Хриссэ, заметив сжавшиеся кулаки. — Я тебя хвалю, между прочим. Думаешь, меня так легко прибить? Я что думаю, — он повернулся к девчонке, — Кошка, ты попробуй отрезать ему ухо, а я посмотрю. Если у тебя не получится — предъявим Кхад кандидата.

— Псих! — снова рассмеялась Кошка, щурясь на Хриссэ против солнца. — Но идея здравая.

Она встала, вынимая нож и поворачиваясь к солнцу боком. Илирец переводил взгляд с неё на Хриссэ и обратно. Особенного понимания на его лице не рисовалось.

— Держи! — Хриссэ протянул ему свой нож — рукоятью вперёд. Илирец медленно подошёл, взял.

— Это я с ней должен драться?..

Кошка кокетливо подмигнула.

— А если не хочу? — он повернулся лицом к девчонке и пару раз разрезал воздух ножом на пробу.

— Дело твоё. Не хочешь — прирежем по-быстрому и гулять пойдём, — деловито сказала Кошка.

— Зачем — по-быстрому? — не согласился Хриссэ. — У меня времени много...

И улыбнулся илирцу этак доверительно.

Видно было, что мальчишка растерян, что ещё больше он зол и что держит себя в руках, несмотря на это. Кошка ждала, он медлил тоже, но в конечном итоге ударил первым. Кошка легко увернулась, но не расслабилась: рекомендация Хриссэ дорогого стоила. Мальчишка ударил ещё: прямо, без затей, но так быстро, что Кошка едва успела отскочить. И снова не стала атаковать, нервируя илирца. Он явно увидел, что противник не из простых, но не мог понять, насколько. Переступил и чуть-чуть отвёл руку с ножом в сторону, приоткрылся, ровно настолько, чтобы умелый человек получил шанс. Кошка охотно "купилась": поглядеть, как илирец перетечёт на шаг и попробует перехватить её руку. Не сумел, Кошка отступила, и Хриссэ сказал "хватит".