Пропаданец, первая часть романа-пикарески

О боги! Мудреца таки смыло за борт! Он мертв!

Сейчас кваэр остановит мое сердце...

— Мастер Ко-о-ов!

О боги! Мудрец таки жив!

А теперь скажите, боги, только скажите честно: что лучше?

— Олег! Друг Олег! — завывал где-то на палубе Франног. Завывал испуганно, почти рыдал. Но к его крикам по любому поводу я уже привык. Может, старик увидел крысу? Или защемил бороду в досках палубы?

Я с ворчанием сел на палубе, щурясь на свет. Погано мне было, как с похмелья: раскалывается голова, глаза слипаются, тошнит. Осторожно высвободился из промокших веревок, ногой откатил рей и только потом осмотрелся.

Было раннее утро. Лоскуты серых туч медленно уплывали к западу, сторонясь румяного солнца, которое уже начинало припекать (черт, я действительно умею красиво складывать слова, ну оцените: румяное солнце, лоскуты серых туч!). В воздухе висела редкая сетка тумана.

Стало быть, "Выстрелу" удалось пережить ураган. Мачта на месте, доски палубы — тоже, корабль вроде цел, неизвестно, правда, что делается в трюме. А что за треск меня разбудил? И какая напасть приключилась с Франногом?

— Ай-ай-ай! — заблеял тем временем старикашка. — Нам ...! — Он употребил одно слово, которое прежде и я не очень-то старался пускать в ход.

Я хмыкнул, потом расхохотался. Встал, опираясь на мачту. Какое чудесное утро! Легкий, пока еще прохладный ветерок...

— Мы тонем, Олег! "Выстрел" выбросило на рифы!

— Тухлая каракатица!

Вы заметили, что я начал ругаться, как заправский морской волк? Погодите, я изображу еще: чертова барракуда! Семьдесят семь тысяч семьсот семь мертвых кашалотов! Нет, это, по-моему, уже перебор. Пусть будет - пять тысяч. Ох, девочки и мальчики, я вижу по вашим глазам - приключилась беда. Вы же снаружи и можете рассматривать "Титькион обширный" со всех боков, а я внутри - и не могу понять ситуацию... Но мне страшно! Вы уж поверьте, я мастер бояться. Дайте мне время - и я закачу вам истерику. (Вру. А может, и нет. Но все-таки брешу, как сивый мерин. Вообще - лучше не верьте мне, я то еще брехло.)

Что за ирония! Спастись от урагана, чтобы напороться на рифы. Боги, наверное, ухохатываются на небесах... Чтоб их всех пробрала икота!

Внезапно "Выстрел" дал резкий крен на левый борт. Скользкая палуба метнулась из-под ног, меня поволокло к фальшборту. Дорога была короткая и знакомая. Я не успел даже выставить руки, как с треском врезался в преграду. Лбом. От удара глаза сбежались в кучку, и слезы брызнули из них, мешая видеть. Я зарычал и дернулся, порываясь встать, но первая попытка не удалась. Не удалась и вторая: ноги отказывались слушать хозяина. Где-то в стороне что-то невразумительное блеял старый бородатый козел.

Оставив на время попытки подняться, я решил передохнуть, гадая при этом, сколько времени "Выстрел" удержится на плаву. Впрочем, он мог спокойно осесть на рифы и сидеть на них сиднем до первого шторма. В этом случае лихорадочная торопливость была ни к чему. Однако я хорошо помнил о своем проклятии, и потому готовился к худшему.

— Олег! Мой дорогой друг! — взывал Франног непонятно откуда, словно бы из трюма. — Не бросай старика, помоги!

— Ведите себя достойно, мудрец! — рявкнул я. Крепко вцепился в планшир, подтягивая свое тело. (Мимоходом заметил волнистую трещину в досках фальшборта. Уж не от удара лбом ли? Ну вот, а кто позавчера хвастал Франногу, что может пробить головой стену каюты?) Утвердившись на ногах, я огляделся. Кажись, пока я поднимался, корабль накренился еще сильней. Чтобы не выпасть за борт, приходилось держаться за планшир и опираться на него ягодицами.

Очевидно, "Выстрел" здорово пропорол днище о подводные камни. Оставались считанные минуты, потом он уляжется на бок, а там... Или утонет, что совсем плохо, или застрянет на рифах, что предпочтительней — надо ведь достроить плот! Черт, куда вчера подевался обрезок пилы? Проклятый вэйрок спутал все карты!

— Олег, друг мой! Помоги, я сейчас упаду!

Крики доносились с бака. Однако никакого мудреца я там не увидел.

— Франног, так вас растак, где вы?

— Здесь! — Голос доносился от борта, где стоял я, но я не поручился бы за это — слишком уж шумело в голове от двух ударов, полученных с минимальным промежутком.

— Где "здесь", проклятый мудрец?

— Тут...

— Где "тут", что вас пеплом развеяло?

— Бу!

— Что?

— Меня мутит!

"Выстрел" кренился все ощутимей. Нет времени расспрашивать старика...

— Франног!

— Да?

— Пойте!

— Что?

— Пойте, проклятый мудрец!

— Не понимаю...

— Пойте, старый сухопутный бабай, я отыщу вас по голосу!

До Франнога дошло, и он затянул гнусаво и абсолютно мимо нот:

Я буду верить в чудо,

И ждать тебя я буду,

Вернешься ты, я знаю,

И сразу я оттаю!

Я с трудом подавил желание завыть в такт словам идиотской песни. Я никогда и мысли не допускал, что сухой аскет — лирик в душе. Но песня определила направление: Франног точно был на носу корабля. Если судить по голосу, ничем его не привалило и ничего у него, кроме головы, не повреждено. Однако он не может двинуться, это факт.

Я начал перемещаться по направлению к носу приставными шагами. Старик пел, перемежая строфы страстными призывами о помощи. Где же он, побери его Драхл? В каюте? В трюме? Я почти физически чувствовал, как время, отпущенное на спасение мудреца, просыпается сквозь пальцы последними песчинками. Не успею — мудрецу каюк, и мне тоже. Перед глазами все плыло. Вот и бак корабля, он же нос, если по-простому. Где этот чертов мудрец?

— Где этот чертов мудрец? — заорал я.

Франног на секунду смолк, но почти тут же воодушевлено затянул новую балладу:

Вышел на битву король Аль-Кан-Рас

Тысячи тысяч он вывел в поле.

Но сгинуло войско в этом бою:

Зло разгулялося на воле!

Мудрец был где-то у самого бушприта. Я заковылял по трапу. А Франног все пел и пел.

Он болтался над водой, как муха в паутине, запутавшись в тросах такелажа, что свисали с бушприта. Я увидел его спину в полинявшем халате и тусклую лысину, которая стала пунцовой.

— Я здесь! — крикнул я. — Сейчас помогу! Больше петь не нужно!

Когда осеннею порой

С любимой Джейн я повстречался,

Тогда ко мне пришла любовь,

Я даже с нею обвенчался!

— Больше петь не нужно!

— Ох, ты уже здесь, сынок! — Мудрец настолько запутался, что не смог поднять головы. — Я любовался рассветным морем, и тут... Толчок, удар! Я выпадаю за борт! И вдруг — я повисаю между небом и землей! Смотри, я вижу камни — это рифы!

Я перегнулся через борт: под водой, метрах, наверное, в двух, на окатанных зеленоватых глыбах колыхались бурые космы морской травы. Между глыбами зияли провалы, из которых поднимались широкие изумрудные, словно тканевые ленты других водорослей. Пульсируя зонтичным телом, проплыла медуза.

— Ахарр... Вот задница!

"Выстрел" содрогнулся, и стало слышно, как вода с плеском вливается в трюмы.

Я дернул за канаты... Нет! Я, конечно, могу вытянуть мудреца на палубу, но прежде чем распутаю тенета, "Выстрел" хлопнется на бок и Франног скажет буль-буль карасям и прочей морской живности. Насколько погрузится корабль? Хватит ли длины веревок, чтобы удерживать голову мудреца над поверхностью воды? И сколько я смогу ее удерживать, пока не устану? А мокрые канаты будет очень сложно распутать! А кваэр не спит. Не дремлет кваэр, чтоб ему сделалось пусто!

Меня охватило чувство беспомощности. Я ничем не могу помочь старику! Чтобы освободить его, требуется хороший острый кинжал. И время — хоть немного времени, прежде чем "Выстрел" ляжет на бок и утопит несчастного аскета.

А впрочем...

— Куда вы задевали свой ножик, Франног? — быстро спросил я, стараясь, чтобы голос звучал по возможности спокойно.

— Ножик? — Старый мудрец беспомощно дернулся.

— Ваш перочинный нож, с которым вы вчера ходили на Вомака!.. Дурацкое имя, под стать этому недоделку-мазохисту!

— Э... Дай Шахнар памяти... Я вроде сунул его в карман халата сразу после того, как ты мне его отдал. Чисто рефлекторное действие. Полагаю, он и сейчас в кармане. Но зачем тебе ножик?

Не раздумывая больше, я перемахнул через планшир и, уподобившись пауку, медленно ползущему к своей жертве, начал подбираться к мудрецу. Сделал ногой петлю, встал в нее, потом уцепился рукой за канат, а другую сунул в карман к чудодею.

— Только не дергайтесь больше, Франног! — процедил сквозь зубы.

— Я не дергаюсь, — отозвался мудрец. — Не дергаюсь я. Но мне страшно... Я совсем не умею... — Вдруг его голос стал испуганным: — Ты что, хочешь перерезать веревки?

Я выругался. В первом кармане ничего не было, кроме задубевшего носового платка.

— Да, и не кричите мне в ухо!

— Но... Но если ты перережешь веревки, я упаду в воду!

— К этому и стремлюсь.

Пальцы нащупали второй карман. Если этот маразматик ничего не напутал...

Франног заревел благим матом:

— Олег, Олег, я думал, ты развяжешь канаты и затащишь меня на "Выстрел"!

Словно отзываясь на свое имя, судно дернулось и накренилось еще больше. Оставались считанные секунды, а потом... Хвала небесам, пальцы нащупали рукоятку! Извлекая нож, я издал торжествующий рев.

Франног сказал, и голос его был страшен:

— Олег, мастер Ков, я боюсь воды! Я много раз ходил на кораблях, но оказаться в воде боюсь пуще смерти! Оставь все как есть, Олег! Святым именем пророка Зарта прошу — оставь!

— Не блажи в ухо! — цыкнул я. Зубами сдернул костяную насадку-футляр и начал перепиливать канаты. Я бы вгрызся в них, если б имел тигриные клыки.

— Олег, Олег, молю тебя и заклинаю бронзовым троном царя Аль-Кан-Раса, Урешем, Драхлом, Ахарром, Шахнаром, Шенго, а еще бриллиантовыми сосками богини Адари — оставь! Я НЕ УМЕЮ ПЛАВАТЬ!

Он сказал "ПЛАВ...", а "...А-А-АТЬ!" докричал уже у самой воды. Глаза мудреца напоминали два блюдца, а раззявленный рот — вход в пещеру.

Мудрец бултыхнулся в воду, и сразу "Выстрел", скрежеща и постанывая, как раненый великан, начал заваливаться. Не раздумывая, я прыгнул, стиснув нож в зубах. Ухнул с головой, оттолкнувшись от склизлых камней, выскочил из воды и сграбастал хлебающего соленую морскую воду мудреца. Обхватил рукой за шею и начал отгребать, стараясь уйти от падающей громады, чья тень уже накрывала, накрывала...

Я успел!

Громко хлопнули по воде мачты и гик, раздался треск отлетающих от шпангоутов досок, скрежет, хруст и скрип... Поверженный "Выстрел" со стоном лег на камни, и вода с бурлящим звуком стала наполнять его корпус.

Я скроил болезненную гримасу: эх!

Корабль капитана Заррага, сработанный из ценного кедра с гор Абнего, нашел свое последнее пристанище на рифах Срединного Моря.

Ну и хрен с ним.

* * *

Некоторое время спустя я, устроившись животом на плавучем якоре (плиту я, разумеется, уже спровадил в море), подплывал к останкам "Выстрела". Мудрец сидел позади, смертельно обиженный на мое самоуправство, и, не переставая, гугнил под нос что-то скверное.

Обойдя "Выстрел" по кругу, я покачал головой и громко обозвал себя дураком.

— Это ты к чему? — холодно поинтересовался Франног.

— Да как вам сказать... — откликнулся я, седлая остов плота. — Меня вдруг осенило... Хорошая мысля, знаете, она опосля приходит... Здесь либо вина вашего проклятия, либо моя дурость. Во-первых: зачем мы, надрываясь и рискуя быть смытыми в море, волочили плавучий якорь на бак? Ведь сам якорь, привязанный к бушприту, можно сбросить у любого борта, где угодно! Вон, хотя бы через пролом от мачты! Волны в любом случае вынесут его куда нужно. А чтобы не пробил нам борт, можно было его отпихивать веслом!

— Гм!..

— И второе: зачем я потел, резал пальцы и надрывал пупок, стравливая кучу канатов, если ванты мачт — целехоньки? Это же готовые канаты, только выбленки надо обрезать! Ну, так не дурак ли я, а?

Мудрец задумчиво потеребил козлиную бороденку:

— Я не рискну с тобой спорить, сынок.

Я подумал и сказал:

— А еще у нас нет воды. Мы, пока доплывем до побережья, скукожимся от жажды и станем... похожи на вашу маму, Франног!

*Морская катастрофа веселит только тогда, когда в ней участвует много народу. Ну, вспомним густонаселенные "Титаник", или "Бисмарк", или "Тирпиц", или какой-нибудь похожий кораблик. А тут нас всего двое — да еще оба мужики далеко не товарного вида. Никакого интереса, особенно милым дамам (им нужна драма, желательно с их же участием). Говорю же — скукотища!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ (ктулхулюбная)

Познакомьтесь с кракеном*

— Держите-ка еще одну! — Отфыркиваясь, я забросил на плот серо-зеленую тарелку с волнистыми краями. — Эта последняя. Хфу-у-у... От глубины уши ломит и в голове... бабочки порхают. Такие, с грудями и попами, чирлидершами кличут. Боюсь, еще одно погружение, и наверх поднимется мой хладный труп. — Встав ногами на риф, я оперся о край плота, пытаясь отдышаться. — Эти заразы держатся за свои места, как наши депутаты! Франног, вы уверены, что это устрицы?

Надменно поджав губы, мудрец взял скользкую, обросшую тиной раковину и бросил в торбу из парусины, которая свисала с края плота в воду, крепко привязанная за люверсы канатами.

— Итого пятнадцать. Воды и пищи на трое суток. Жаль. Не думал, что ты такой слабак. На островах Инабиру за устрицами ныряют женщины, они совершают до тридцати погружений за день, при этом — на глубину куда большую, и...