Я шел, куда глаза глядят, и ноги принесли меня к Лавре. Мне было нужно с кем-то поговорить, кому-то высказаться. С Костей не вышло, а Ковров наверняка поймет. Ведь он тоже любил...

Лавра уже закрылась, и пришлось лезть через ограду.

Павел Иванович, как всегда, пребывал в задумчивости, сидя на могильной плите. Я подошел, и он взволнованно вскочил на ноги:

— Андрей, вы видели ее? Показали медальон?

— Нет, — ответил я. — Не смог.

Я хотел добавить, что делать мне больше нечего, как показывать медальоны... Но сдержался и про-молчал. Впрочем, мое лицо наверняка меня выдало.

— Простите, я даже не поздоровался... После того, как вы рассказали мне о Дарье... я думаю только о ней, — извинился Ковров, и мне стало стыдно. Впрочем, не настолько, чтобы все бросить и бежать отда-вать медальон. Свои проблемы всегда ближе.

— Павел Иванович, я обязательно вам помогу... Но не сейчас. Мне нужно кое-что узнать. Вы же говорили, что я еще не совсем умер?

— Говорил, и это так.

— Скажите: у меня есть хоть какой-то шанс стать живым? Ведь если я наполовину мертв, значит, и наполовину жив! Ведь так? Я не хочу исчезать! Я согласен быть мертвым, но я не хочу исчезать!

— Вы привязаны к миру людей, как и я. Вот почему мы понимаем друг друга, — Ковров вздохнул. — Честно вам скажу: не знаю случаев воскрешения из мертвых, не считая библейских. Но я — не Иисус, а вы — не Лазарь. Всем, кого я знал, мне и вам, даются сорок дней, и каждый распоряжается ими по-своему. Я лишь могу посоветовать: проживите их так, чтобы потом не было горько. Потому что эта горечь останется с вами всегда.

— Но я не говорил, что это невозможно! — видя мое вытянувшееся лицо, поспешил сказать Ковров. — Помните, в Библии: 'Вы можете горе сказать — перейди, и она перейдет!' Если вера есть.

— Нет у меня веры.

— Есть! Есть! Если спрашиваете — значит, надеетесь! Вот я надеялся, что Дарью увижу, думал о ней, мечтал. Потому что жить больше было нечем... И вот вы пришли, сказали — и теперь у меня вера по-явилась. Веры без надежды не бывает!

Я чувствовал, как внутри разгорался огонь. Вместо слез меня пожирало иссушающее душу пламя. Теперь я понимал, почему Архип людей ненавидит. Завидует! И готов убивать, чтобы хоть немного быть похожим на человека, иметь тело, чувствовать и жить. Призраки тоже живут, взять хотя бы Коврова, но раз-ве это жизнь: полупрозрачным, невесомым?

Мне дали фору в сорок дней. Скоро аванс закончится, придется платить. Либо своей жизнью, либо чужими. Третьего не дано.

— Я знаю, кто может вам ответить, — прошептал вдруг Ковров. — Но я бы не советовал их спра-шивать. Да и не скажут они вам.

— Кто?! Скажите, кто?

— Я знаю троих, — Ковров снизил тон, произнося последние слова шепотом. — Водяной не такой уж древний, но может что-то знать, есть еще Леший и...

— Упырь! — вскрикнул я. Получается, спасти меня могут лишь те, кого все советуют избегать! А Слизень, как мой хозяин, подавно ничего не скажет!

— Тише, — испуганно сказал Павел Иванович, озираясь по сторонам. Я хотел сказать, что шеп-таться необязательно, как услышал знакомый голос:

— Это кто здесь у нас?

Я оглянулся и остолбенел. Темный! Явление было эффектным. Таким же, как мое — в клубе. Что ж, по очкам один-один.

Мой взгляд пробежал по окрестным кустам и могилам, но за ними никто не прятался. Похоже, он один. Где же охрана? Неосмотрительно с его стороны.

Темный криво усмехнулся и снял очки. Каким-то он был странным. Мне показалось, Темный здоро-во постарел. И был-то некрасивым, а стал... Заходящее солнце отразилось в его зрачках багровым пламе-нем:

— Свеженький. Но не мой. Своих я всех знаю. Ты чей, мальчик?

— Ничей, — дерзко ответил я. — Свой собственный.

И тут до меня дошло. Точно так же спрашивал бомж в Таврическом парке, непостижимым образом определивший, что я мертвец. Откуда Темному знать, что я 'свеженький'? Не потому ли, что и он... Догадка пригвоздила к земле.

— О чем это вы говорили? — осведомился Темный. Вряд ли он обратился ко мне на 'вы', к тому же его взгляд был устремлен на Коврова. Он видел призрака, значит... Теперь все сходилось.

— Вас это не касается, — вежливо, но твердо ответил Ковров.

— С тобой я потом разберусь! — нехотя отмахнулся Темный и, словно от потока воздуха, поднято-го рукой, Коврова потащило куда-то прочь. Ничего себе!

— Негодяй! — успел крикнуть он и исчез за кустами.

— Утопленник, — неведомо как определил он. — Вижу: утопленник.

Я не возражал.

— Так о чем говорили утопленник и призрак? — повторил вопрос Темный. Он сделал шаг вперед, и я почувствовал жуткую ауру, исходящую от него. Как я этого раньше не чувствовал? Впрочем, конечно же, чувствовал, но не придавал значения, списывал на собственный страх. А свой страх я умел контролировать. В боксе без этого никак.

— Надо же, как интересно, — проговорил он. — Редкий случай. Давненько к нам утопленники не забредали. Слизень тебя послал, малыш? Зачем? Что ты тут ищешь?

— Малыш у тебя в штанах, — по инерции ответил я известной дворовой фразой. Глупо достать этим мертвеца, но Темный разозлился:

— Здесь моя земля, слизняк! В пыль сотру!

С каждым словом он приближался. Взгляд ввалившихся вглубь черепа глаз был невыносим, он при-тягивал, отнимая всякую волю. Я не мог его ударить, даже руку поднять... Да что же он такое?

Я отступал в сторону пересекавшей кладбище канавки, чтобы почерпнуть силы в воде. В воде ото-бьюсь! Темный с усмешкой шел за мной. Похоже, он был уверен, что мне никуда не деться. Повернувшись, я несколькими прыжками достиг канавы. Но, прыгнув в нее, обнаружил, что та обмелела и высохла. Вода в ней была, но не проточная, а гнилая, затянутая зеленой ряской. Стоя в ней по колени, я видел, как Темный неторопливо спускается с крутого берега. В наступавших сумерках его темный костюм казался пятном за-густевшего мрака.

Я попробовал поднять стоячую воду, но зря потратил силы, которых и так было немного. Эта вода мертва, ее не подчинить заклятиям. Вместо мощного водяного столба на Темного обрушился жалкий фон-танчик.

— Куда тебе со мной тягаться, гниль подводная!

Не беспокоясь о костюме, он вошел в воду и приблизился. Я попытался ударить, и не смог — взгляд Темного парализовал руки и ноги. Он схватил меня и с нечеловеческой силой выбросил из воды. Пролетев несколько метров, я ударился спиной о дерево и рухнул наземь. Был бы я жив, стал бы мертв, но сейчас я смог подняться.

Бороться с Упырем на кладбище, тем более на суше, где все против меня — заведомое поражение. Тут даже время работало на него. Он может просто схватить меня и держать, пока не рассыплюсь от обез-воживания. И я побежал.

Темный, он же Упырь, несся следом. Его жуткая тень опережала меня, пытаясь схватить за ноги длинными крючковатыми руками. Я боялся даже его тени и не оборачивался, чтобы не глядеть на владель-ца. Только бы добраться до воды, до хорошей проточной воды! Тогда будет шанс. Слава Богу, набережная недалеко. Перемахнув через ручей, я бросился к ограде. Помнится, есть место, где она не слишком высока, сумею перелезть.

Я не перелез — перелетел. Остановился и увидел, что Упырь не отстает. От спасительной реки от-деляет сотня метров.

Под визг тормозов и мат водителей я перебежал улицу. Лавируя между машинами, я чувствовал, как заканчиваются силы. Враждебная среда поглощала их быстро и беспощадно. Обезвоженные мышцы сла-бели, колени предательски дрожали, а встречный ветер резал глаза, как ножом. Темный настигал. Что он сделает, если догонит? Разорвет на части? Испепелит заклятьем на глазах у сотен проезжавших по набе-режной водителей? Останавливаться и испытывать судьбу не хотелось.

Собрав последние силы, я поднажал, и с разбега, перепрыгнув ограду, 'ласточкой' упал в воду.

Почувствовав себя в безопасности, я остановился, и ощутил ледяную хватку Темного. Он осмелился прыгнуть за мной! В воде мои силы крепли, но мертвец был неимоверно силен! Костлявые руки сжали мое предплечье, и я увидел, как оно сломалось. Боли не было, но страх смерти заполнил каждую мою клетку. Судорожным усилием я сгустил воду, направляя поток на врага. Я хотел отбросить его и разжать хватку. Не вышло. Будь он живым, я мог бы задушить его. Но Темный — не живой, и не дышит. А его хватка вытяги-вает силы. Я отчаянно боролся, пытаясь выскользнуть из мертвых объятий, но тщетно. Глаза Упыря впи-лись в меня, высасывая жизнь не хуже клыков вампира. Что же он такое?!

Я почувствовал нечто за спиной. Вода забурлила, водяные струи превратились в бешеных полу-прозрачных змей, разом набросившихся на Темного, и тот отпустил меня. Я камнем повалился на дно.

Мертвец выставил палец со странным, закрывавшим две фаланги, черным перстнем. Вокруг него разлилась странная, едва заметная под водой дымка. Он ткнул пальцем в мою сторону, и я понял: это конец! Но откуда-то протянулось щупальце, схватило и отбросило меня в сторону. Кувыркаясь, я отлетел и гря-нулся о дно. Заклятье Темного прошло мимо, и я увидел, как брюхом вверх всплывает мертвая рыба.

Словно водяной вихрь прошелся по дну, отшвырнув Темного к набережной. Сам Слизень явился на помощь! Владыка Невы схватился с Темным и, похоже, побеждал. В чем я и не сомневался. Сейчас он ему покажет!

Я не видел и не знаю, как сумел Темный разорвать хватку Слизня, но он вырвался и, уцепившись за камни набережной, как обезьяна по пальме, стремительно вскарабкался наверх. Чувство радости сменилось досадой: я надеялся, что Слизень уничтожит моего врага...

Морщась не от боли, а от омерзения — не могу переносить вида открытых ран, даже в кино — я вправил торчащую кость на место и прочитал лечащее заклятье. Место перелома стремительно срасталось.

— Что здесь делал Упырь? — спросил Слизень, нависая надо мной. Разгоряченный боем, он широко раскрывал рот, наполненный длинными игольчатыми зубами, между которыми извивался черный, похожий на жирную пиявку, язык.

— Гнался за мной, — признался я, стараясь не смотреть на кошмарный рот Слизня.

— Почему?

— Я шел, — ответил я. Не хотелось говорить о делах на кладбище. — А он напал...

— Что ты делал на суше?

Я молчал. Что-то сейчас придумать я был не в состоянии, и сказать правду тоже не мог. Щупальца Слизня схватили меня:

— Руку залечил?

— Да.

Черные отростки сжали едва залеченное предплечье — и кость снова выскочила наружу. Я был раздавлен. Сил на повторное заклятье уже не осталось. Властитель Невы чуял это и не без удовольствия наблюдал за мной:

— Понял, что я с тобой сделать могу? Забыл, кто твой хозяин? — возвысил он голос.

— Не забыл. Ты, — униженно прошептал я, понимая, что геройствовать сейчас бесполезно и бес-смысленно. Было стыдно пресмыкаться перед мутантом. Казалось бы: чего бояться, если уже умер? Умер, да не совсем — сидело в моей голове. Быть может, еще будет шанс стать живым! Просто пока я не знаю всех правил этой загробной игры. К тому же, только что Слизень спас мне жизнь... Вернее, не жизнь, а... Идио-тизм какой-то...

— То-то! — рассмеялся Слизень. — Ладно, на первый раз прощаю.

Я не ожидал, что Слизень сменит гнев на милость, и почувствовал за этим подвох. Владыка Невы знал много больше, и я мог только догадываться о том, что у него на уме.

— Знаю, что любишь по земле шататься! Все знаю. Но ты — мой слуга, и в воде жить должен! Наказать бы тебя за ослушание, но прощу... Недолго тебе ходить осталось... Но смотри: что худое про тебя узнаю — накажу так, что Упырю страшно станет!

Я молчал, понимая, что возражать или спорить бесполезно. Слизень — царь реки, жестокий и свое-нравный хозяин. Я ненавидел его, но понимал: если бы не он, мой труп давно бы выловили из реки. И сказке конец... Черт водяной! Ведь я живу благодаря ему, думал я.

Я не мог на него смотреть — внутри рвалось от благодарной ненависти.

— А теперь плыви к Архипу. Он тебя давно ждет.

Владыка исчез, а я почувствовал неприятную тяжесть в груди. Наверно, щупальцами Упырь сломал мне ребра. Я сунул руку под рубашку и нащупал торчащий из тела осколок. Вытащил и поднес к глазам. Это был кусочек раздавленного телефона.

Несмотря на приказ Слизня, к Архипу я так и не поплыл. Я не хотел провести остаток жизни с мерт-вецами. Я хотел к людям. Подождал до утра и пошел к Костику. Очень хотел к Юльке, но сумел убедить себя, что сначала хорошо бы обсудить все с другом. А там видно будет.

Я позвонил в дверь. Подъем по лестнице вытянул силы не хуже рывка на стометровке. Что-то я со-всем расклеился. Быстрее, открывай! Я прислушался и спрятался за стену. Хозяин не спешил отпирать, не видя никого за дверью. Еще бы. Я подождал и позвонил еще. На этот раз дверь открылась. Костя высунулся и огляделся. В его руке я заметил изрядно початую бутылку портвейна. Ага, стресс снимает.

Я выскочил, намереваясь втолкнуть его в квартиру, но Костик отшатнулся и тем облегчил задачу. Хуже, если бы он попытался захлопнуть дверь. Но не сообразил. Я вошел следом и закрыл дверь. Ошелом-ленный Костик, как статуя, стоял в коридоре. Его пальцы по-другому перехватили горлышко бутыли. Еще шандарахнет!

— Не бойся, Костя, все нормально. Это я, Андрей. Расслабься!

Услышав мои слова, Костя вздрогнул и попятился. С его лица не сходило изумленное выражение.

— Это я, Андрей! — отчетливо повторил я. — Не бойся. Все нормально.

— Ты... — выдавил Костя. Его лицо стремительно трезвело. Наверно, вспоминал, что случилось на набережной.

— Восставший из ада, — съязвил я. И рявкнул. — Да расслабься ты! Не буду я тебя убивать!

Я попытался приблизиться, но Костя угрожающе поднял бутылку:

— Не подходи!

— Ладно, — спокойно проговорил я и сел в стоявшее в коридоре кресло. — Я подожду, пока ты успокоишься. Все равно не уйду, пока ты меня не выслушаешь!

— Что тебе надо?

— Я же объяснял тебе, а ты убежал! Понимаю, страшно с непривычки, мне поначалу тоже страшно было. Теперь привык. Пойдем, поговорим, — как можно более миролюбивым тоном предложил я, встал и первым прошел в Костину комнату. — Заходи ты, не бойся.

Я ожидал повторного бегства и принял меры: входная дверь попросту бы не открылась. Как в фильмах ужасов: герои дергают-дергают, а она не открывается. Примитивное заклятье, а как эффектно ра-ботает!

Но, к своей чести, Костя не сбежал. Он прошел в комнату и напряженно замер у окна.

— Да ты садись, это же твоя квартира, — сказал я, проходя за ним. В комнате было накурено, не-смотря на открытую форточку. Костя сел, не выпуская из рук бутылку.

— Короче, как я уже говорил, Костя: я умер. Давно уже, больше двадцати дней прошло. Умер, но, как видишь, хожу и разговариваю. И еще много чего могу. Ну, не знаю, почему так! Не знаю! Но факт есть факт! Кровь свернулась, сердце не бьется, боли не чувствую — умер. Но живой!

Костя молчал, не сводя изумленных и настороженных глаз. Все-таки боится. И пальцами по бутыл-ке перебирает.

— Самое главное, Костян: не бойся меня! Я, хоть и мертвец, но добрый, — я невесело усмехнулся. — Кушать тебя не стану. Все, что мне нужно — чтобы наша дружба продолжалась и дальше. Мне нужна твоя помощь, Костя.