— Когда к стене припирает, кто-то должен принимать решения и нести за них ответственность. Именно поэтому я согрешил, заставив экстренно собраться и экстремально принудив к самостоятельному развитию по очевидным вам путям вместо навязывания готовых решений. Своим выбором я увеличил степень свободы ваших решений. Стрессовая ситуация вскрыла истинные размеры нагноения, поразившего нашу жизнь и замаравшего наши семейные ценности. Мам... Я хочу прощения и не лишаю других права прощать, просто не знаю, как суметь самого себя простить и остаться человеком, а не монстром...
— Раскайся за ту боль, что причинил семье, — с лунной высоты ответила ему жрица, по заветам божьим готовая попытаться принять такого сына и полюбить с божьего благословения — когда Лариат совершит покаяние. За боль. За ложь о детскости — это особенно коробило Коринну. Мать с болью в сердце была готова попробовать начать всё с чистого листа, всё-таки это её сын, родная кровь и даже душа, как выясняется. Коринна просто не могла пустить по ветру свои идеалы, все те мучения, что она вынесла, все те жертвы, которые она принесла ради благополучия семьи и детей в этом проклятом Доме Хунаба.
— Хирург не раскаивается, когда делает ампутацию в полевых условиях, — спустя долгую паузу подобрал слова Лариат. Совсем не те, что ожидались родителями. — Я сожалею о последствиях, но не о самом поступке, породившим их. Я виновен в боли, что причинил семье, но не сожалею об этом — иначе бессмысленно было вообще так поступать.
— Ты намеренно причинил нам всем боль, — с горечью констатировал отец. Хаскар Второй тонул в тихом ужасе от того, что его самый любимый ребёнок, которого он так холил и лелеял, пожелал причинить жуткую боль ему, матери, своим братьям и сёстрам.
— Боль развивает, — отвечая на невысказанный вопрос "зачем?".
А что ему ещё отвечать на это? Лариата так воспитали. Скарлет доверяли больше, чем суждениям мальчика. А когда всё же наезжали, то старая карга запирала магию в малыше, отчего энергия накапливалась и причиняла невыносимую боль. Скарлет всякий раз ещё и применяла кантрип агонии, делая болезненной даже саму помощь в высвобождении распирающей магии. Однажды Лариат через Дога подслушал разговор в лавке по продаже волшебной амуниции. В нём речь зашла о тренировках латандеритов, лучшие из которых выступают на городской арене голышом. Группу отобранных мальчиков обучают борьбе в специальных набедренных повязках с магией агонии — каждый пропущенный удар ощущается болезненнее обычного. Так ученики привыкают к боли и на соревнованиях держатся дольше других борцов. Малыш Лариат принял к сведению и принял меры. Без умения терпеть боль ему бы нипочём не удалось таить свои реальные силы, а без сокрытого ему бы не хватало сил экспериментировать с вожделенной магией — Скарлет не удосуживалась учить его каким-либо двеомерам. Ей требовался не умный, а вышколенный; не умелый, а зависимый. Волшебница, способная применять малую сферу неуязвимости, не была идиоткой и ещё в прошлом году заподозрила, что мальчишка дурит всех, но поймать с поличным не могла, вот и придумала, как одним выстрелом убить сразу нескольких зайцев. Боль — отличный учитель. Конечно, всё это жалкое оправдание произошедшему, но тем не менее Лариат повторил тезисы, с которых начал этот разговор:
— Мать больше не мучит двойственность и страх пережить семью, обретена вера и уверенность в себе. Отец стал мужественнее, страх физической боли занял положенное место позади психической. Старшие двойняшки испытали беспомощность и обрели целеустремлённость, но, к сожалению, после осознания драгоценности семьи для них последовала разлука с нами — это наоборот разрушит их понимание семейных ценностей в сравнении с нуждами рода и Дома, — заявил Лариат, прочитавший достаточно романов и повестей, чтобы сделать подобные выводы, или это опыт другой жизни подсказывал.
Коринна ждала совсем не этих объяснений. По её мнению, Лариат совершенно не понимал, что нельзя желать другим боли, особенно родным и близким. Должен уяснить, но как? К прискорбию, за вычетом часов в кабинете, где занятый документами муж приглядывал за рисованием или лепкой Лариата, мать в последние года три виделась со своим единственным сероглазым ребёнком меньше отца — утро, трапезы да вечерняя гостиная с редким укладыванием баиньки всех трёх своих сыновей. Ей было стыдно за своё незнание, чем и как жил её малолетний и самый нелюбимый ребёнок, который словно чувствовал её к нему отношение и постепенно перестал тянуться к ней, чтобы лишний раз не провоцировать её страх перед ним. Как теперь объяснить такому ему, что такое хорошо, а что такое плохо? С чего ей вообще начать налаживать контакт, когда у неё не получается — понять и простить? Ей следует познать добродетель терпения, потом принятия, потом любви. Беда в том, что не выходит увидеть в нём равного. И родного... Взрослого — пожалуйста. Страшилище — да просто разуйте же глаза! Монстр, как есть... Оба супруга, как могли, старались всячески поддерживать и укреплять свою семью, воплощая всё то, чего сами были лишены в детстве. Видимо, они предприняли недостаточно усилий — недоглядели. Как ни пыталась Коринна примириться с таким её сыном, она почти откровенно боялась находится рядом с этим чудовищным сгустком магии — теперь ещё пуще страх гложил! Иррациональный. Глубинный. И материнский инстинкт Коринны пасовал в отношении Лариата. Держаться ей помогала вера в Селунэ и любовь к Хаскару Второму, пусть и провинившемуся за свою мягкотелость. Вместе они справятся, как умудрялись все эти годы находить радости и счастье посередь недружественной родни Хунаба. Коринне оставалось вытерпеть, выслушать и смиренно начать воспитывать — или уже перевоспитывать?..
— А я? Как же я?.. — С плаксивым негодованием вопросил Джаспер, порвав вопиющую тишину. Он даже спрыгнул на пол, встав с воинственно сжатыми кулачками.
— Брат, ты больше не завидуешь мне и узрел пропасть разницы между нами. Следующий этап взросления заключается в понимании собственной уникальности и достоинств, становление самостийности и жизненных целей...
— Но я хочу сейчас! — Насупился перекошенный Джаспер, не видя переглядывания родителей.
— Ты хочешь всего и сразу, Джас. Так не бывает...
— Но ты же всегда оп и умеешь!..
— Цель. Озадачься и добивайся. Целенаправленно занимайся фамильяром минимум по восемь часов в сутки, тогда будет тебе и гениальный ум, и гигантская форма для полётов, и дымовая завеса, и огненное дыхание, и всё остальное. Ты просто не замечал, как много и упорно я занимался...
— Ага! Целыми днями игрался в клубочки, сидел с Догом на коленях и воображал себя магом, пока он дрых! И ещё в постель всегда с собой тащишь! — С запалом выплёскивал наболевшее Джаспер.
— Вот именно! Разрабатывал магию иллюзий — вот результат! Мой фейри-дракон научился воплощать в своих иллюзиях моё воображение, между прочим, прямо сейчас защищая нас от подглядывания взрослых заклинателей на корабле и в городе. Благодаря фейри-дракону я также был осведомлён о многом, творившимся на вилле. И с твоей помощью я не издевался или наказывал, а просеивал гвардейцев, прогоняя недобросовестных или некомпетентных. Я готовился к оплате тройного тарифа гильдии для найма вместо Силмихэлв, для чего сберегал в запас сотни якобы потерянных заколдованных клубочков, — он мотнул головой в сторону, убрав иллюзию куста с волшебного рюкзака.
— Ты их своровал у своей наставницы, — уничижительно произнесла мать, положив руку на плечо разгорячённого Джаспера. Официально лишь Скарлет была предоставлена прерогатива подбирать, подготавливать и передавать клубки фейри-дракону для волшебных игр с ними.
Лариат сжал кулаки, но не позволил злости прорваться — хватит зла. По книгам он представлял, что родители сейчас должны переосмысливать своё отношение к сыну, выстраивая новое отношение с учётом всех вскрывшихся и надуманных обстоятельств. Увы, по книгам этим мать дарила своим детям безусловную любовь и прощение, а отцы чего-то требовали типа морали и соблюдения устоев общества, наказывая за непослушание. Да, Лариата охаживали розги и ремень в отцовской руке за бедлам за стенами виллы, но материнской любовью его обделяли — только на расстоянии. А переводить стрелки на Скарлет бестолково — сбежала без шанса на возврат. Сколько бы Лариат не вешал на неё собак, всё равно маститой старухе больше веры, чем ему.
— Двеомер стойкого пламени, Школа Иллюзий, второй круг в классификации Эльминстера под редакцией Келбена Чёрного Посоха от Года Дикой Магии. С третьего лета жизни Дог применял его аналог, только растянутый по времени. С тех пор никаких алхимических подготовителей, проявителей и закрепителей не требовалось ни для каких светящихся штук, будь то клубки нитей или краски... Да, я предполагал, что мне и теперь не поверят. Когда-то я устроил брожение дрожжей-мутантов. Не помогли и другие доводы. Я пытался говорить прямо, но по-детски — не люблю пребывать во взрослом сознании и не хотел осквернять этим семейное общение. Просто вспомните, сколько раз на дню я открытым текстом говорил вам, что Скарлет плохая, что я хочу нормально заниматься магией и учиться двеомерам. Дрожжи-мутанты, иллюзорные букашки, зловонные и веселящие облака, крысы-мутанты и прочее — я пытался показать и доказать вам свою мощь и мастерство, но вы в упор не замечали. И сейчас не верите, хотя достаточно оглянуться вокруг... Мне пришлось смириться с верховенством Скарлет, и очень скоро я вдруг понял, что переборщил в стремлении учиться у профессионала. Пришлось скрипя зубами и скрепя сердце предпринять меры для решения проблем наставницы, чтобы она всерьёз занялась моими. Эм, в начале тарсаха среди обсуждаемых видений о голоде затесалось то, где говорилось о лютых заморозках в миртуле. У моего Дога появилось схожее предчувствие. Я сперва к тебе обратился, отец, но ты откупился складом виллы. Потому я пробрался в ванную, защитился от шпионажа и встретился с Хаскаром. Он не услышал меня о голоде, но раскрыл глаза на то, что мой Дог стал таким ленивым и чувствительным из-за наших с ним слишком интенсивных тренировок двеомера перманентности. Зато я добился другой цели, подвигнув патриарха на серьёзный разговор с его старшей сестрой и инспекцию её деятельности на примере двух подарочных артефактов. Он бы сам к лету выяснил об амнийских наркотиках. Как патриарх Дома Уотердипа, он бы нашёл альтернативный канал их поставок для Скарлет, обойдясь без драматизма. Но я не шибко рассчитывал на патриарха, к тому же, ещё с прошлого года испытывал на крысах способы исцеления — Осборн Силмихэлв получил порцию вместо Скарлет Хунаба. Не возникни план убийства Дога, Дом Хунаба вскоре перестал бы терять десятикратный объём официальной прибыли, а получал ещё большую выгоду от гильдии Теневых Воров, так же ставшей зависимой от Скарлет, как она от них. Уже к осени не осталось бы ни одного клиента Дома Силмихэлв, которые бы не подверглись обворовыванию. Эм, я бы этому очень способствовал.
Лариат глядел на родителей глазами фамильяра, а потому, памятуя уроки по риторике для старших родичей, он сделал паузу, давая слово собеседникам — давая своему слабому тельцу передышку. Кощунственно и противоестественно, что взрослый разум находится в детском теле.
— Почему именно к осени? — Напряжённо спросил Хаскар Второй, пыжившийся переварить информацию, пытавшийся воспринять новую действительность о сыне, которого отец, как оказывается, совсем не знал — видел лишь фальшивую обёртку.
— Я уже перерос наставницу и улучшил домашние рецепты. Избавленная от пагубной зависимости от наркотика Теневых Воров, Скарлет бы всерьёз занялась своим и моим обучением магии, а не только доила золото. А осенью состоялась бы ваша плановая встреча с архимагом Лейрел Сильверхэнд. По дневнику за полугодие она бы догадалась об освоенном двеомере перманентности. Без содействия Скарлет в серьёзном домашнем обучении Лорд Магии выдрал бы меня вместе с потрохами в свою чёрную башню, а я не хочу расставаться с семьёй... — с дрожью всхлипнул Лариат.
— Тогда почему ты нас отправил на корабль, а не в Сильверимун?! — Вспылил отец. Как говорится, в чужом глазу соринку видим, а в своём бревна не замечаем.
— Я не знаю о Сильверимун, — искренне ответил Лариат. — А корабль — это символ. Хаскар грамотно подчистил хвосты, телепортировавшись. А мы, эм, ну, путешествуя чужим курсом, лучше поймём, где сами хотим быть...
— Посмотри мне в глаза, сын, — приказал отец. Сын поднял моросящую серость к яростной синеве. Спустя долгие мгновения и долгий выдох отец разрешил: — Продолжай.
— Эм, всё это не успело сбыться, поскольку консорт Амонра не простила мне Наиву в ванной своего мужа, а он захотел уязвить её. И она... она... сплп... у-устроила то-от взры-ыв... клетки с фамильярами... частями наших с братом душ... умерли. Я узнал и спас дракончиков... Джас, мой фамильяр опять со мной... Твоя Раззи опять одиноко грустит на перинке и по тобой недоразвитой связи опять безропотно и терпеливо пытается вслушиваться в эхо твоих бурных эмоций и мыслей — вместо сопереживания и успокоения на твоих руках...
— К-ко мне, Ра-азз! — Со всхлипами сумел позвать Джаспер.
Послушная псевдо-дракон по команде лихо пробежалась, прыгая прямо в руки рыжего мальчика и позволяя ему себя тискать, довольная, что несёт пользу.
— Лар, ты тоже иди к нам, — сжалившись, напряжённо позвал отец, понимая, что жена пока не готова простить и отпустить сыновий грех, как он сам за время речи Осборна потерял искренность уже теперь своего прощения для Лариата, покусившегося на его ненаглядную жену. Просто не в силах даровать прощение, но попытаться обнять и попробовать понять...
— Я не животное, — тихо произнёс мальчик, заупрямившийся непонятно чему.
Превратно понявший его Хаскар Второй криво улыбнулся, не сумев сходу придумать подобающую шутку для разрядки. Его линия губ и разлёт бровей, обожаемый у жены носик и её скулы, дедовские глаза и волосы — обожаемое личико. Хаскар Второй не мог предать свои принципы. Он продолжал любить Коринну, когда она перестала удивлять и подкалывать его своей магией и когда мило пополнела после третьих родов. Отец хотел поскорее завершить этот тягостный разговор, чтобы возобновить наедине, прояснив от и до, ведь теперь у него куча свободного времени!
Хаскар Второй передал Джаспера, усадив на колени своей притихшей жене, из двух больше всего любившей именно рыжего двойняшку. Отец хотел уже сделать шаг к несмотря ни на что остающемся его родным сынишкой Лариату, униженно и болезненно зажавшемуся у края мшистого ковра, но:
— Нет! Не подходи! — Мигом воскликнул Лариат, по-прежнему утыкавший нос в коленки. Тщательно скрывающийся от Коринны фейри-дракон на спине Лариата воинственно раскрыл крылья и зашипел, дёргая хвостом подобно нервничающей кошке и предупреждающей об атаке гремучей змее.
— Почему? — Глупо застыл встревоженный отец, думавший, что справится с потрясением, что они вместе переживут этот разлад.
— Я слишком взбудоражен и еле сдерживаю Молнию, отец, — процедил малец. Как родители перестали использовать ласкательные обращения, пришедшие от матери Коринны, так и сын давал им понять, что не забыл их предательства. — Теперь... из-за нашей связи близнецов... пока брат не успокоится... я не смогу снять электрическое напряжение. Ремень антимагии нельзя... иначе молния бесконтрольно разрастётся... вырвется сразу, как только...
