Пропаданец, первая часть романа-пикарески

— И живут, припеваючи, до самой смерти, которая наступает в неполные сорок от кровоизлияния в мозг. А нырять принимаются, еще не встав с горшка. Бросьте, Франног! Вы не ответили: это устрицы?

Франног смерил меня презрительным взглядом:

— Послушай, дружок, я живу на этом свете более восьмидесяти лет, и повидал такого, что тебе и не снилось. Я преисполнился мудрости уже к сорока, и с тех самых пор редкий человек подвергал сомнению мои слова. Я сказал раз, и этого раза достаточно. Тем более достаточно, что мой собеседник...

— Да-да, неуч и тупая солдатня, я знаю. Мне и десять раз повтори — не пойму, а если пойму, то неправильно, а если правильно, то сделаю не так, а если так — то все равно криво, а если не криво, все равно развалится, потому что плохая карма. Бросьте, Франног! Что за детские обиды? Вот подумайте: я не обрезаю канаты, "Выстрел" падает на бок... Вам знакомо морское словечко "амба"? Или вы предпочитаете сухопутное "хана"? Не обрежь я канаты, получилась бы из вас со всех сторон мокрая лепешка! Ну и я благодаря кваэру отправился бы на тот свет.

Бороденка чудодея, от морской соли похожая на серый веник с выдранными прутиками, мгновенно встопорщилась:

— Глупец! Дубина! Да ты, пустоголовый, даже представить не можешь, что есть для нас детские страхи. Наши переживания! Они въедаются в нашу память корнями. И они сидят там, и шевелятся там, и только последний кретин...

— Кгм! Франног, за "кретина" можно и в глаз.

— Да-да, в глаз! Я еще припомню тебе оплеуху! Я еще припомню мою мать, которая жила с павианом, "старую вешалку" и "кошелку"!

— Кошелку? Нет, вот "кошелкой" я вас не обзывал, это точно! "Старой заразой" — было, но когда я обзывал вас "кошелкой"? По-моему, у вас припадок самокритики. Кошелка, нет, ну надо же!

— О-о, Шахнар, не повторяй этого слова! Ты бросил меня в воду... ты заставил меня пережить то, что я испытал много-много лет назад... Ты всколыхнул мои самые глубинные детские страхи, понимаешь или нет, мерзавец такой?

Я плеснул ладонью, подняв веер брызг.

— Драхл! Ну, если вы об этом... Меня примерно так и научили плавать. Дело в том, что до пяти лет я тоже плавал не шибко. Отдали меня в парусную школу. Тонул я там раза три, один раз меня течением несло... ну, неслабо так несло, пока за корягу не уцепился. Но плаваю я с тех пор как рыба и воду, кстати, люблю.

— О, заткнись!

— Эрт шэрг! А кто говорил, что он собирает всяческие правдивые истории?

Мудрец не ответил.

— Ну и насчет детских страхов. Как-то раз я чуть не убил мешком с гайками своего дядю. Понимаете, просто баловался, бросал мешок со старыми тракторными гайками в забор. Вот так: "Баб-бах!" Невинные детские шалости! И вот мешок случайно перелетел забор, мимо которого как раз проходил...

Франног демонстративно отвернулся и перешел на нос плота, под навес, где сел, скрестив ноги и прикрыв руками мохнатый пупок.

— Это устрикус гигантис, эндемик южных морей, — молвил он так, словно делал большое одолжение великовозрастному балбесу.

— Ну смотрите мне! Если получится, что я корячился зря, а паче того, если мясо этих ракушек будет ядовитым и не сгодится даже на суши... Я сам из вас сделаю сяке-маки, а бороденку пущу на хаяши вакаме!

— Ты говоришь много странных слов, Олег, — задумчиво проронил мудрец. — Слов, значения которых я не понимаю...

Я кивнул с умным видом:

— Франног, вы похожи на покемона.

Я знаю, что вы думаете, я вижу это по вашим скучающим глазам: где приключения? Где, твою мать, крутые опасности, секс, кровожадные пираты, страшные схватки и все такое прочее? Где явное колдовство в виде файерболов (господи, я блюю от этого слова!), где крутой герой в стиле "Всех нагну - один останусь"? Где свой замок? Где гарем из податливых самок с одной извилиной? Ну, могу вам сказать - кое-что будет, кое-что уже происходит, однако ни замка, ни гарема самок, чтобы пропаданец тешил свою глупенькую плоть, я вам не обещаю. Кое-кого я, конечно, нагну по ходу пьесы, но в основном я буду бегать и драться без особого пафоса и успеха. На мне - заклятие неудачи, помните об этом! И еще - я трус. Никогда об этом не забывайте! Если вам нужны удачливые герои без страха и упрека - ищите в другом месте. А здесь... здесь только Олег Ковалев, пропаданец со страхом и упреком, угодивший в переплет, из которого пытается выбраться.

Как-то так.

Я рывком взгромоздился на плот.

— Мне мнится, сынок, ты сейчас обозвал меня не очень-то приличным словом...

— Забудьте, Франног, это обычный мультисарказм. Он, конечно, больше свойствен правильным девушкам, которые общаются с правильными мальчиками... э-м-м... Так, забудьте. Просто сидите и не сквиртите, тьфу, не трындите мне тут, старый вы сверчок.

Я прошелся по плоту.

Эту постройку вернее было назвать "горе-плотом", так как соорудил я его из всего, что удалось отвоевать у погибшего корабля. Доски, отлетевшие от шпангоутов, брусья, койки, двери, шкафчики, разнообразные обломки. В ход пошел даже рундук, который я вызволил из затопленного камбуза (из него, конечно, вывалили сперва мокрую угольную кашу). Плот удался довольно высоким, но хлипким: без утопших пилы и топора, вооруженный лишь перочинным ножом, я не смог нарезать в дереве зарубки для канатов, так что вся конструкция гуляла под настилом, ненадежно связанная между собой. Хорошая волна грозила разметать это сооружение в считанные часы.

Я сделал плот продолговатым, дабы обеспечить ему хотя бы минимальные ходовые качества и предусмотрительно оставил щель для мачты, под которую намеревался использовать гик (хотя обычно гик не использует щель, поскольку кто ж ему, бородатому очкарику, ее предложит). Маленький парус я хотел смастерить на досуге. Вместо весел, смытых ураганом, предстояло грести обломками досок.

Я выловил из камбуза остатки еды, и, пока нырял за устрицами, Франног рассортировал то, что еще было съедобно. Немного ветчины, пара яблок, огрызки овощей. Покамест голодная смерть нам не грозила. Хуже было с водой. Я первым делом, еще до постройки плота, успел нацедить с обрывков парусов, не окунувшихся в море, дождевой воды. Получилось на две трети кастрюльки, которую накрыли плотной парусиной и поставили в рундук рядом с пищей.

Мы коротали время на рифах до заката, устроившись под навесом. Слишком утомленный постройкой плота, я решил пуститься в путь, когда спадет жара. Мудрец придремывал, я, сидя неподалеку, без конца молол языком. Растянутая над головой штормовая роба капитана Заррага ужасно воняла прогорклым маслом. Сбоку виднелся темно-коричневый скелет корабля — грудная клетка великана с выломанными ребрами. Иногда "Выстрел" скрипел и постанывал, тягостно и жалобно, как вэйрок в последние мгновения жизни.

Я хотел подкрепиться устрицами, но Франног настоял на том, чтобы съесть их, когда не останется ни еды, ни питья, — болтаясь за бортом, устрицы могли оставаться свежими несколько дней.

Пришлось жевать ветчину и грызть капустные листья, горьковатые от морской соли. Воду — себе пол кружки, Франногу — четверть (я распределял справедливо, по массе тела, а вы уж решили, что я трус, подлец и последняя сволочь? Я — добрейший, честнейший и смелейший красавец из всех, кого носила земля, то-то она меня выбросила на воду!), я посоветовал пить, надолго задерживая во рту. Если вам когда-нибудь взбредет на ум поприключаться в море, приключайтесь лучше на яхте какого-нибудь Ромы А. Случится вам претерпеть морскую катастрофу, откормленную тушку Ромы всегда можно пустить на гуляш.

И вот кроваво-красный закат разлился на пол неба, потом загустел, почернел, как и полагается крови. Солнце упало в прорезь горизонта, как жетон в игровой автомат. Давненько, ох, давненько я не видывал игровых автоматов... Волной накатил легкий, пьянящий, но, блин, не попутный ветер.

Старик завозился на бухте канатов, потирая належанные бока.

— Темнеет.

— Да, скоро нам пускаться в дорогу. Хотите еще смешную историю?

— НЕТ!

— Я, на самом деле, Франног, знаю тысячи веселых историй...

— Оставь меня в покое! У тебя слоновье чувство юмора, Олег!

— Даже про двухголового минотавра с острова Ренкас? В канун Нового Года его жена — у него была жена, только представьте! — послала его за...

— О небо, ад, боль! За что мне это проклятие? Не хочу!

Ну-ну. А то я бы тебе пересказал по-своему мульт "Падал прошлогодний снег". Хорошо иметь в голове огромный культурный базис мира Земли. Просто подбиваю его под местные реалии — и оп-па, я уже — самый модный и остроумный рассказчик во всей Селистии.

— Сдается мне, вы до сих пор на меня злы.

— Это тебе не сдается, это так и есть на самом деле!

— Ну, раз вам не по нутру анекдоты, не спеть ли мне песню? Да на свой лад?

— О небеса! Проклятый солдафон, тупица, невежа... Рассказывай свой анекдот.

Но я промолчал. Выбрался из-под навеса и, потирая булыжный подбородок, некоторое время пристально разглядывал северный горизонт.

Если Зарраг ничего не напутал, до фалгонарского побережья ориентировочно двести миль. Неделя пути. Случится попутный ветер, выйдет меньше. Но задует ли он? И удастся ли соорудить годный парус? И не умрет ли за это время старый елдун?

Густая щетина скрипела под пальцами. Побаливало, будто его кошка шершавым языком лизала, раненое плечо.

И категорически нельзя забывать, что я проклят на невезение! Возможно, до самого берега нам не встретится ни одного корабля, ни одной рыбацкой шаланды, которые выходят на лов и за двадцать, и за пятьдесят миль от берега! Да, и еще вода... Сказочно! Я уже сейчас чувствую зверскую жажду!

Мудрец завозился под навесом:

— Ну что, нам отправляться в путь?

— Пускай жара спадет. Дождемся звезд и луны. Нам грести пока хватит сил, помните об этом, Франног.

Наконец черный купол опрокинулся над морем, стирая грань между небом и водой. (Нет, я никогда не смогу отрешиться от велеречивого стиля, хотя и пытаюсь его контролировать — но это адски сложно, поймите, тут почти все так говорят!) Среди хрустальной мишуры звезд я легко заметил Большую Медведицу, взглядом провел прямую линию от края ковшика вверх и отыскал Полярную звезду. Север. Наша дорога. Созвездия здесь полностью совпадают с земными. А вот очертания континентов — другие, даже на примитивных картах это видно. Странно, создается ощущение, что Вселенная та же — а вот Землю... Землю заменили на эту планету.

Я вручил мудрецу обломок доски, себе взял другой.

— Гребите размеренно. На выдохе. Торопиться нам некуда. — Тут я, конечно, приврал. — Как устанете, скажите мне, я буду подстраиваться под вас. Бодрячком, папаша! Бодрячком!

Мы разошлись к бортам, уселись, подобрав ноги, и взялись за весла.

— Ну, бурлаки... поехали!

Плот дрогнул, рассек темную глянцевую воду, в которой полоскался серп луны, и, оставляя по правую руку мертвый корабль, двинулся на север.

* * *

— А что вы делали раньше? Раньше... Ну, до того, как стали мудрецом? В молодости?

— Шахнар! Дурень! И зачем тебе это знать?

— Я почему спрашиваю: я подумал, может, мой путь приведет меня... ну, допустим, к тому же жизненному итогу, что и вас. И вот, если бы вы поделились опытом прожитой молодости, как пример для меня, понимаете...

— О-о-о-ох! — с надрывом всхлипнул мудрец. — Мой жизненный итог — прозябание на утлом плоту без еды и питья рядом с тобой. Я старый голодранец, ох-ох! Жизнь моя не стоит кучки пепла! На мне грязный, задубевший от соли халат и рваные подштанники страшного цвета! А теперь сядь и подумай: стоит тебе проходить мой жизненный путь, чтобы в конце его оказаться с голой задницей на плоту, посреди океана, без еды и питья, в обществе огромного волосатого детины, который за здорово живешь бросает в воду женщин, детей и стариков!

Памятуя о том, что любой человек часами может говорить о себе самом, я решил начать разговор с мудрецом с этой темы. Грести в тишине, наедине со своими мыслями, казалось мне нестерпимым. Сначала, пока разговор крутился вокруг житья Франнога в Селистии, мудрец отвечал хоть и односложно, но довольно охотно, но едва я попытался заговорить с ним о молодых годах, взорвался, припомнив свежую обиду.

Тем не менее, я отдавал себе отчет, что в прошлом Франнога скрыта какая-то тайна.

Козлиная бороденка мудреца резко повернулась в мою сторону:

— А ты? А вот ты, Олег?

— Что я?

— Посмотри на себя: здоровый, сильный, да и не такой уж, признаться, дурень, каким я тебя полагал. Почему ты не пошел к другим высотам?

— К каким еще высотам я должен был идти, Франног? Я не альпинист, я на тренерской работе.

— Я ведь вижу: тебе дано много! От природы твой потенциал огромен! Ты мог бы стать... политиком! Крупным военачальником! Мужем прекрасной дамы и отцом благородного семейства!

— Ох, только про семейство не надо. И крупным военачальником я быть не желаю. Что до прекрасной дамы — то я как раз от такой и сбежал.