Ругару

Тут же снова выпрямился, уставился в окно.

— Вот такая хренотень. Поэтому развиться в нормальную женщину ей не дали. Они же там насилуют природу как хотят, кого хочешь вылепят, хоть из девочки мальчика. Если бы ты хоть раз увидел наших, что к ним в плен угораздило попасть, ты бы убедился, что это не преувеличение и не пропаганда. Они после подобных опытов сами на мины шагают, потому что лучше смерть, чем жизнь таким уё...м. Так вот из нее создали, так сказать, неубиваемого солдата. Настоящего берсерка. Ты ж историю хорошо знаешь. Помнишь, кто такие берсерки? Телом она девочка невинная, так что сердце от жалости разрывается: ну как же такую крошку ударить? Как же ей не помочь? Но внутри боевая машина: идет днем и ночью, дерется, плывет, бежит, не требует дозаправки — бишь это без еды и питья. Мы ее много лет разрабатывали. Эльфы — они дураки. Они не догадываются, на что способна ненависть. Они не подозревают, что творится внутри наших, когда их уродуют. Так что весточки с той стороны мы регулярно получаем, и появление этой девчушки незамеченным не прошло. Но нам надо было не просто ее взять, а камень захватить, который она своим тащит. Поэтому едва ты покинул Омутово, наш человек среди диссидентов сразу сообщил о тебе. И мы вас вели аккуратненько. Но у границы уже дошло, что провела нас девка где-то. Неясно только где и когда, — он снова сел на стул, вгляделся в Лешу. — У тебя сейчас есть шанс отмыться. Не только себе помочь, всей своей семье, которая может отправиться на фронт по твоей дурости. — Скажи нам: где камень? Скажи, и мы сразу тебя отпустим. И больно не будет.

"Что если они ее убили? — внезапно накрывает его липкой волной паники. — Что если поэтому они со мной так обстоятельно разговаривают? Потому что я их последняя надежда. Потому что ее нет..."

Он закрывает глаза, чтобы следователь не заметил в них ужаса. Как узнать? Черт подери, как узнать, что с ней?

— В камеру его, — звучит над ним усталый голос. — Пусть посидит, подумает.

Милый дом

Привязалась откуда-то песня. Вернее не песня, а одна строчка: "Дом, милый дом". Сколько она не была здесь? Боже мой, два с половиной дня не была, а кажется, вечность прошла. А Елисей болел четыре дня. А Гриша не звонил пять дней.

Она еще не вышла на работу, надо немного прийти в себя. Поэтому в подготовительный класс, Оля водила сына сама. Сидела на лавочке в тени, ожидая, когда занятия закончатся. Сейчас они возвращались домой. "Пять дней!" — снова охнула она.

Набежали слезы. Усилием воли Оля стиснула зубы и проглотила ком в горле. Она поплачет, но не сейчас. Чуть позже. Когда сын намается и уснет. Тогда она пойдет на кухню и поплачет. Ребенок не должен видеть слабости матери. Ведь для него мама и папа сродни богам. Они не должны ошибаться. Не должны плакать. Они все знают, все умеют, самые сильные, всегда придут на помощь и защитят от любых бед. Только вот с таким пониманием ребенок вырастет радостным и счастливым.

А если родителям приходится развестись?

Оля гнала от себя панику. Она не хотела развода. Не хотела даже думать о разводе. Не хотела верить, что Гриша ее бросит. Но с каждым прожитым днем страхи все настойчивей возвращались. С утра она уговаривала себя: "Он переживал за сына, поэтому и не разговаривал со мной. Но сегодня обязательно позвонит..." Но Гриша будто забыл о ее существовании.

Конечно, он не уйдет от нее без объяснений. Сначала придет свекровь. А может, и свекор для поддержки. Они скажут что-то вроде: "Оленька, Елисейке пока надо пожить у нас". Потом вернется Гриша из Москвы. Он будет собранным, усталым и решительным. Он скажет: "Прости, Оля. Мне было очень хорошо с тобой. И если бы не эта досадная случайность, и дальше бы было так же. Но... случилось то, что случилось. Я не могу купить квартиру без денег, которые мы накопили вместе. Нам теперь все придется делить. Поэтому Елисей пока поживет у моей мамы, а я поработаю еще в Москве. Наверно, так будет лучше. Малыш постепенно привыкнет, что жизнь изменилась необратимо..." А она скажет: "Не буду я ничего делить. Бери деньги и покупай квартиру. У ребенка должен быть и отец, и мать. Он же ни в чем не виноват. Ты ведь позволишь мне видеться с ним?" А он скажет... Что ответит Гриша она не представляла. Ей страшно было предположить, что он запретит встречаться с Елисеем. А если не запретит, тогда зачем разводиться? Ведь она тоже ни в чем не виновата! Что она сделала?

Елисей, до этого радостно подпрыгивавший рядом, теперь притих, вложил ладошку в ее руку и искоса поглядывал, словно пытаясь угадать, что ее тревожит. Потом загородил дорогу, обнял ее колени и пролепетал, всхлипывая:

— Мамулечка, прости меня, пожалуйста!

— За что, солнышко? — Оля остановилась, присела, чтобы взглянуть ему в глаза, но он упорно бодал головой ее плечо, крепко обнимая за шею. — Что случилось, родной?

— Ну за то, что я взял этот медальон. Я никогда у чужих брать ничего не буду. Прости меня, пожалуйста. Не сердись.

— Я вовсе не сержусь, — уверяла она, отдирая его от себя, целуя его щеки, лоб, веки. — С чего ты взял? Это и со мной вполне могло случиться. Правда. Это с каждым могло случиться, никто в этом не виноват!

Елисей оттаивал, слезы высыхали.

— А почему тогда ты грустная? — спросил он подозрительно.

"Вот дурочка! Нельзя же ребенку свою тоску показывать..."

— Я не грустная. Я усталая. Вот сейчас придем домой, и все пройдет.

— А давай ты ляжешь спать, а я тихонько книжку почитаю? — предложил он. — А затем ты отдохнешь, и мы пойдем гулять. Давай?

— Я все равно не усну, — улыбнулась Ольга. — Так что давай зайдем в магазин, купим что-нибудь вкусненькое, пообедаем, а после гулять. Ладно?

— Ладно!

Малыш снова радостно прыгал вокруг нее. Она смеялась.

Нет, Гриша не отберет у нее сына. Вернее, это неправильно, если отберет. У ребенка должны быть и отец, и мать. И она не заслужила такого жестокого наказания. "А что если с Региной посоветоваться? — посетила ее неожиданная мысль. — Она занята сейчас сильно, но, может, посоветует хоть что-то. Она женщина. И... человек". Ободренная этой идеей, Ольга прибавила шаг, так что теперь Елисею пришлось ее догонять. Но ему это понравилось. Давненько они не играли в догонялки! А Оля, смеясь, щекотала его, если ловила, и снова себя ругала: "Почему это я сдалась без боя? Нет, я буду бороться за тебя малыш. Никто тебя не отнимет!"

Баггейн

Регина снова просматривала протокол допроса Зинаиды Ягишевой. Она читала его вчера перед сном, утром первым делом посетила женщину и еще раз с ней побеседовала, затем снова взялась перечитывать.

Дурацкое ощущение, что в материалах дела находится что-то очевидное, но она никак это не разглядит, не давало покоя. Голова начала болеть. Она взлохматила волосы, потом снова их пригладила кое-как. Встала, налила воды в стакан. Стоя у окна, смаковала воду, как вино.

Надо отвлечься. Скользя взглядом по знакомым ларькам за окном, людям, спешащим по своим делам, она сосредоточилась на медальоне.

С такими надписями и рисунками в их картотеке ничего не было, что, впрочем, не удивительно. А раз они не могут узнать, для чего предназначен артефакт, то не вычислят, и кому он понадобился. Замкнутый круг.

— Мед надо искать у пчел, а не у пасечника... — пробормотала она себе под нос и налила еще воды.

Это у отца любимая поговорка. Он сразу возник в ее памяти: высокий, не красавец, но эдакий мужчина со стилем, чем-то неуловимо напоминавший ее бывшего. Может, от этого и никак не получалось примириться с отцом. На детскую обиду наложилась взрослая — она теперь с подозрением относилась ко всем уверенным в себе мужчинам, знающим себе цену и умеющим себя преподнести. И с Киром была такая же петрушка. Будь он чуть менее... прокурор... например, такой, как Гриша, и она проявила бы большее снисходительности к его ухаживаниям. Регина передернула плечами. Волосы отчаянно мешали. Нашла в столе резинку и стянула их в хвост.

Так вот отец утверждал, что самое простое — пойти на рынок и купить мед. А если ты разбираешься в меде — большинство людей считают, что хоть что-то в этом понимают, — то неплохой товар купишь. Но настоящий мед, он все-таки у пчел, а не у пасечников. И если ты рискнешь, то будешь по-настоящему вознаграждена.

В данном случае это означало одно: чтобы узнать что-то о медальоне, ей нужен зигорра. Хоть какой-нибудь. Не специалист, который кое-что знает о существах, представляющих четвертый класс опасности, или даже сталкивался с ними, а сам зигорра. Хоть какой-нибудь: молодой, слабенький... Только где же его взять, если их убивают сразу, как только видят? Потому что если ты не убьешь — тебя убьют. Кто быстрей, в общем-то...

Еще одна ниточка — Зина Ягишева. Регина была уверена, что она в этой истории не замешана. Жертва обстоятельств, не подозревающая о том, что живет на каторге. Радим Харин ее отец? Ха! Радим был оборотнем-нелегалом. Ее отцом он не мог быть. У него был свой, довольно противоречивый кодекс чести. Он особо не вредил людям и каторжанам, которые на самом деле желали исправиться. Но запросто подставил под удар семнадцатилетнюю девушку, когда потребовалось спрятать медальон. Как он ее вычислил? Откуда узнал? Сейчас уже вряд ли выяснишь. Но жизнь он ей подпортил однозначно. Медальон явно имеет какое-то отупляющее свойство. Маги от него болеют, люди перестают рассуждать достаточно здраво. Поэтому и жизнь у Ягишевой наперекосяк: мечется, мечется, а без толку. Точно лягушка, попавшая не в кувшин с молоком, а в бассейн. Ей бы к берегу грести и выпрыгнуть, а она вместо этого долгие годы масло из воды взбивает.

Они знали о Зинаиде очень многое, и поэтому Регина не торопилась ее выпускать. Вообще, по отношению к задержанным людям у них тоже были двойные стандарты. С одной стороны — это же человек! Хозяин каторги и настоящей Земли. С другой стороны, если ты хоть каким-то краешком коснулся серьезного дела, о правах человека можешь забыть. Никто никогда не пригласит Зине адвоката и не постарается за сутки отыскать повод задержать ее подольше. Она будет здесь так долго, как потребуется: год, десять. Конечно, такого пока не случалось, но если бы потребовалось, никто бы не колебался. Исход обычно бывает один: независимо от того, насколько замешан человек в преступлении, по окончанию расследования его лишали воспоминаний о том, что с ним произошло и возвращали либо в прежнюю жизнь, либо в новую, даря ему другое имя и судьбу (если он был по-настоящему виновен).

В случае с Ягишевой, возможно, удастся избежать этой процедуры. Она жила в особой квартире, похожей на гостиничный номер люкс, то есть в намного лучших условиях, чем у себя дома. Телевизор показывал тысячи каналов, вплоть до эротических. По ее просьбе принесли бы любой диск или книгу, любую пищу, которую она захочет. Ее охранник — Бажен Зингер — слабенький маг, приставленный исключительно к людям, спокойный, вежливый вдовец, внушающий женщинам ощущение покоя и безопасности. Может, даже подружатся с Зиной. Зато ее сыночку полезно помаяться без матери. Глядишь, ценить начнет, а то присосался, как пиявка, всю душу вымотал. А память можно Ягишевой не стирать, потому что она все еще уверена, что находится в обычной полиции. Регина заверила женщину, что пребывание у них необходимо для ее же безопасности, поскольку она — ценный свидетель. На ее работе они вопрос решат, чтобы не было ни прогулов, ни нареканий. И Зинаида успокоилась, наслаждаясь столь редким в ее жизни отдыхом.

Регина вновь села за стол, открыла дело, перечитала показания.

"Преследователи постоянно менялись. Нет, я не замечала, как они менялись. Сначала идет девушка, потом оглянусь - мужчина. Очень быстро менялись".

Устало прикрыла веки рукой, открыла заключение Царевского.

"Раны нанесены предметом, по форме напоминающим деревянный брусок с торцовой частью примерно 7 на 7 сантиметров. Удары наносились торцовой частью..."

— Черт!

Регина вскочила и, подхватив папку, выскочила из кабинета. Постучавшись в соседнюю дверь, тут же вошла.

— Володя, ты сильно занят?

Муриан — молодой русоволосый парень в ярко-синей рубашке — присмотрелся к ней. Глаза его сегодня тоже пронзали синевой, будто он вставил линзы.

— Да вот вожусь с гастролером, только все бесполезно, — кисло промычал он. — А что ты хотела?

— Прочти, пожалуйста, эти показания и скажи свое мнение.

Володя читал быстро, словно охватывал страницу взглядом целиком. Затем поинтересовался у Регины:

— Почему ты никогда не делаешь себе нормальную прическу?

Она взбесилась мгновенно.

— Вовка! Ты же прекрасно знаешь, что я тебе скажу!

— Иди в задницу? — предположил он.

— Можно и туда!

— Но я же по-доброму...

— Вовка, если бы я хотела, чтобы кто-то мне указывал, какую прическу делать, какую одежду носить, в какой цвет волосы красить, я бы уже давно была замужем. Не беси меня. Скажи, что ты об этом думаешь, — она опять ткнула пальцем в записи.

— У нее точно нет проблем с головой?

— Точно.

Следователь надолго замолчал.

Регина опять не выдержала и выложила:

— Ладно, спрошу по-другому. У меня глюки или в этом деле замешан баггейн?

— Баггейн! — потрясенно пробормотал Фролов. — Ведь действительно баггейн. Быстро меняет внешность. А удары наносились не торцовой частью деревянного бруска, а...

— Копытами, — завершила за него Нарутова.

— Правильно! Регина, ты умница, — он быстро отодвинул бумаги и набрал что-то на компьютере.

— В Волгоградской области нет баггейнов-каторжан, — набрал другую строчку. — Беглецов-баггейнов в России тоже нет, — уныло оповестил он.

— Нелегал! — Нарутова чуть не зарычала от злости. — Вот же непруха. И не знаем, кто-то нанял его или он действовал по собственной инициативе...

— А что медальон?

— Ничего. Полный тупик. Никто не видел, нигде не зарегистрирован. Даже ни с чем похожим не столкнулись. Пчел бы... — уныло завершила она.

— Каких пчел? — не понял Володя.

— Да отец у меня так говорил. Мед надо искать у пчел. О медальоне зигорра надо спрашивать у зигорра.

— Ну и спроси.

— Издеваешься?

— Нисколько. Зря, что ли, мы держим в тюрьме одного.

— Чего? — Регина от удивления едва язык не проглотила.

— Ну да. Ты не знала? Хотя об этом трепаться не принято. Сидит, родненький. У нас только лет сорок, а вообще вроде пятое столетие по тюрьмам кочует.