Волчица и пергамент. Том 8

— Просто спроси.

— Я слышал, что госпожа Рутея взялась изучать церковное право, чтобы отстоять наследство какого-то аристократа и противостоять тем, кто хотел забрать его земли.

Рутея рассказывала об этом, не нервничая, не так, будто что-то пыталась утаить. Конечно, Ле Руа знал и об этом, и он медленно кивнул.

— Кто этот аристократ?

Судя по лицу Ханаана, он недоумевал, зачем Коул этим интересовался. Ле Руа почесал свою седую стриженую голову и сказал:

— Значит, ты ещё не знаешь.

Но Коул уже догадался.

— Говорят, этот аристократ умер много лет назад, а его земля давно перешла в другие руки. Таким образом госпожа Рутея... эй, преподобный Коул!

Но Коул услышал уже достаточно и бросился бежать вдогонку Миюри.

Дело состояло в том, почему Рутея была должна бороться за бедных школяров, хотя сама уже бросила учиться. Она рассказала, что встретилась в лесу с необычным аристократом, познала, что такое жить, когда тебе расчёсывают волосы у камина, а вместе с этим и одиночество. Потом Рутея пару раз употребила слово "стая". Ради блага стаи она поклялась укрывать своих спутников и притворяться человеком независимо от собственных желаний. И когда она услышала, что Коул и те, кто был с ним, собираются единым махом решить проблемы бедных школяров, её глаза округлились не от изумления при виде возможностей Предрассветного кардинала. Это было просто раздражение от того, что эти ничего не понимавшие люди собирались сломать ту стену, которую она использовала, придя сюда, чтобы укрыться от действительности, вот что она почувствовала на самом деле.

Если бы не явился Предрассветный кардинал, проблема города никогда бы не была решена. Но именно эта проблема давала в Акенте приют бездомной волчице.

— Иными словами, мы...

Не спасители. А просто совершенно незваные гости.

Миюри, узнав об этом в какой-то момент, решила помочь Рутее. Теперь можно было много чего ожидать.

— Это просто чушь какая-то, — вырвалось у Коула непонятно, к кому обращённое недовольство.

Даже посреди глубокой ночи в центре города на улицах было полно юношей и подростков, которые веселились, собираясь группами, они пели, играли на каких-то инструментах с менестрелями, толпились у лавок, вовлекая торговцев в свои затеи, в разгар ночи это всё не затихало, а, наоборот, всё больше расходилось. Хотя некоторые подростки всё же использовали ночное освещение, чтобы читать или писать, отыскав местечко поспокойней.

Такие сцены можно было наблюдать во множестве в этом городе, именуемом городом школяров. В этом странном, отделённом от остального мира городе, детское и взрослое сходилось вместе и перемешивалось так, что было трудно отличить одно от другого. Эти люди могут проводить здесь время беспрерывно, не принадлежа ни к взрослым, ни к детям, проживая в забытьи каждое мгновение этого кошмара.

На улице такого Акента Коул заметил унылого вида миниатюрную фигурку. Ошибиться он не мог — Миюри.

— Мию... — прошептал было он и тут же пожалел о своей неосторожности.

Девушка-волчица тут же услышала его шёпот и рывком повернула к нему голову. На её лице промелькнуло сильное изумление, но она сразу поняла его намерение, потому что подобное происходило в Ньоххире бессчётное число раз, и каждый раз девочка-сорванец поджимала хвост в досаде на итоги очередной шалости.

Сейчас при ней не было никаких свидетельств рыцарского достоинства, следовательно, у неё отсутствовали какие-либо рыцарские обязательства, она была вправе убегать хоть до самой смерти.

Увидев улепётывавшую, словно заяц, волчицу, Коул тут же крикнул:

— Постой же, не убегай!

Миюри, бросившаяся в переулок, и не подумала возвращаться, Коул кинулся следом, но переулок был пуст. Не успел он о чём-либо подумать, как заметил в слабо освещённом каким-то отблеском участке на противоположной стороне переулка её промелькнувшую спину.

— Эй-эй, хватит уже!

Пытаясь что-то разглядеть в темноте, Коул перелез через сложенные деревянные ящики, перескочил кучу кирпичей, протиснулся под висевшей на одной верхней петле дверью недостроенного дома и продолжил погоню за Миюри. По скорости Коул не мог с ней сравниться и сразу отстал, однако он хорошо знал Миюри, убегая, она сворачивала в попадавшиеся переулки направо и налево. Поэтому он аккуратно осматривал каждый переулок вправо и влево.

Когда ему стало казаться, что его натруженные лёгкие начали кровоточить, он добрался до тупика, но Миюри в нём не оказалось.

Будь его противником медведь в горах, Коул мог бы опасаться, что хищник где-то осторожно прошёл по собственным следам, чтобы улучшить момент и напасть на охотника сзади. Но Миюри он ещё не видел достаточно хладнокровной для такого расчёта, когда она убегала после какой-нибудь проказы. Поэтому он вытер пот со лба и стал ждать, пока его глаза не привыкнут к темноте, а дыхание не успокоится. Вскоре он действительно приметил пучок белой шерсти, выглядывавший из-за деревянного ящика в конце переулка.

При виде этого ошеломительного зрелища Коула одновременно потянуло разозлиться и рассмеяться, в то же время ему стало ясно, что убегала Миюри всерьёз, но в то же время надеялась, что он найдёт её.

— Миюри, — обратился он, и его голос, то ли от усталости, то ли от осознания ею своей вины, прозвучал мягче, чем он ожидал. — Это ты придумала, чтобы меня схватили, так?

Кончик хвоста дёрнулся и исчез за ящиком.

— С тобой нет меча и пояса, потому что ты знала, что будешь делать что-то нехорошее?

Миюри молчала. Коул вздохнул, подошёл к ящику и заглянул за него, там он увидел эту волчицу, сжавшуюся маленьким клубком, как она это делала в Ньоххире.

— Это невыносимо... — досадливо вздохнул он, как уже делал столько раз, что сам Бог не смог бы подсчитать эти вздохи. — Если бы ты так решила поразвлечься ради собственной забавы, я был бы готов подвесить тебя за твой хвост.

Серебристая шерсть на хвосте встала дыбом, и хвост тут же спрятался у неё на животе.

— Но какой бы безрассудной ты ни была, ты бы не стала топтать душу госпожи Рутеи. Иначе говоря, она на самом деле знала, что меня должны были схватить, отсюда можно догадаться о её причинах. Ведь её любимый хозяин и его жена уже давно призваны Господом.

Миюри не стала возражать, её выгнутая спина не дрогнула, рассуждения Коула были верными. Он сделал пару глубоких вздохов, чтобы успокоить дыхание после бега и заодно собраться с мыслями.

— Чего я не понимаю, так это причины, по которой ты пошла на этот плохой поступок.

Дело тут было вот в чём. Предложила ли это Рутея, попросив у Миюри помощи, или Миюри сама догадалась, что происходило в голове Рутеи, но Миюри в любом случае могла всё рассказать Коулу, так? Если Рутея желала навсегда остаться в своих воспоминаниях, Миюри не надо было намеренно скрывать это, тем более, сговариваться с кем-то, кто схватил бы её брата, что становилось нарушением её рыцарского долга. Уши её глупого брата были достаточно податливыми, чтобы в них уместилось всё, что она бы использовала для убеждения. Ей достаточно было доходчиво ему всё объяснить, пусть её брат больше не будет глупым в этом вопросе, пусть сам захочет поучаствовать в его решении, это был бы наиболее устойчивый, надёжный путь.

Но Миюри пошла иным путём, в заброшенной часовне Коула пытались схватить, и Рутея имела к этому отношение.

В целом же, если следовать за хвостом ситуации, просто рассуждая, дойдёшь только до порога ответа, сокрытого за дверью в такой плотной тьме, что протяни руку — пальцев не увидишь. Если просто рвануть вперёд на основании рассуждений, рискуешь упасть в яму, из которой не выбраться.

Хочешь увидеть верный путь, нужно узнать всё, что можно.

— Миюри, — обратился Коул к сидевшей на корточках в темноте за ящиком девушке. — Ты сказала самой себе, что ты...

...больше не рыцарь? — хотел спросить Коул.

Должно быть, Миюри почувствовала, что, если он это произнесёт, она больше никогда не осмелится назвать себя рыцарем. Виновато опущенные волчьи уши дёрнулись, и она, сжавшаяся в комочек, выдавила:

— Письмо Рутеи...

— Э?

— Я обнаружила это в письме Рутеи.

Рутея когда-то им писала?.. Коул, подумав, решил, что речь шла о письме, полученным Рутеей от учёного человека, с которым она связывалась.

— Письмо блондинки пахло дорогой, а письмо Рутеи — нет. Так я узнала, что её слова про то, что она поддерживает связи с большими людьми в отдалённых местах, — это ложь, — рассказывала Миюри, постепенно возвращая себе самообладание и набираясь смелости в достаточной мере, чтобы выйти из своего кокона, правда, она ещё не осмеливалась смотреть на Коула и отворачивалась в сторону. — Но чего я не понимала, так это почему Рутея нам солгала. Она прятала когти и клыки, она боролась за всех, она терпела так долго, почему она должна была так поступить?

Чтобы разгадать эту загадку, надо начать с четы аристократов. Возможно, Ле Руа смог узнать больше, потому что его разум не был связан знанием сущности Рутеи, в то время как Коул и Миюри не сомневались в ней, потому что она была волчицей.

Дело состояло не в том, чтобы подозревать её во лжи, а в том, насколько полной была её правда. Рутея не лгала напрямую, она просто искусно заметала след.

— Однако, я в действительности давно находила её странной, думала, что она должна была что-то от нас скрывать.

Странной?..

Миюри вздохнула из-за тупости брата.

— Ты решил её затруднения, а она не выглядела от этого радостной.

Её глупый брат решил, что Рутея была слишком поражена тем, что её затруднения решались "на раз", а Миюри в тот момент заподозрила, что что-то не то.

— А потом из-за этого письма у меня сразу много чего вылетело из головы.

Миюри обнаружила, что в действительности Рутея не хотела решать проблем города.

— Когда мы с преподобным Ханааном уходили, ты уже договорилась с Рутеей...

Тогда Миюри сказала, что хочет остаться и переговорить с Рутеей насчёт спасения "цыплят", это было не вполне естественно, но не вызвало вопросов с учётом того, насколько это намерение захватило Миюри.

Однако пара добросердечных агнцев уже нашла мощные средства для лечения болезней города, и у Миюри с Рутеей уже не было времени придумать для них какие-либо отговорки. Двум волчицам пришлось пойти на трудный шаг в попытке добиться своего.

— Верно. Рутея не хотела, чтобы проблемы в городе были решены, потому что она осталась без дома. Пока она продолжала свою борьбу в городе, время для неё как бы останавливалось.

Когда Рутея приехала в Акент, она ещё не знала, жива ли её хозяйка-аристократка. Но изучение церковного права — процесс длительный, у Рутеи ни за что не хватило бы времени отбить земли для хозяйки и этим оплатить ей за доброту. Получать учёную степень ей было уже не нужно, но отказаться от неё означало убить последнюю надежду хозяйки. Рутея напоминала тех подростков, которые отчаянно боялись ложиться спать на рассвете и потому пили всю ночь, стараясь удержать её время, и тем самым создавали себе много проблем.

— Я более-менее понял, почему ситуация Рутеи нашла у тебя отклик, но...

Если она хотела защитить Рутею, могла бы всё объяснить Коулу, тогда бы они не стали решать затруднения города, а поехали вместо этого в другое место. Коул в самом деле не понимал, зачем ей надо было ради защиты Рутеи преднамеренно подстраивать захват Коула с Ханааном, идя тем самым против духа рыцарства.

Миюри, наконец, решилась посмотреть на Коула. Неловкость от понимания своей неправоты и одновременно невозможности не делать этого вызвала у неё поток слёз.

— Потому что мой брат — очень хороший человек, — сказала она, и интонации её голоса совершенно не соответствовали содержанию её слов. — Ведь если ты уйдёшь, не решив проблемы Рутеи, ты наверняка будешь искать способы, чтобы в будущем помогать ей издалека, так ведь? Я... просто хотела, чтобы ты так...

— Э?.. — вырвалось у сбитого с толку Коула, но в глубине сердца он чувствовал, что Бог не осудил бы её.

И всё же он пока не понимал, о чём говорила Миюри. Ведь она сговорилась с Рутеей, чтобы помешать ему решить проблемы Рутеи, так? Но Миюри только что сказала, что хотела, чтобы он помогал ей потом решать эти проблемы. Это походило на старую загадку для логиков — смогла бы насытиться змея, поглощая саму себя с хвоста?

— Что означает это...

— Это и означает, — нетерпеливо тряхнула головой Миюри. — Мой брат очень хороший, покинув город, он всегда будет заботиться о Рутее и пытаться ей помочь, делая то или это. Разве не так?

В принципе так и было. После случившегося в часовне Коул с остальными покинул город, а когда Миюри собралась вернуться в город, он попросил её именно это передать Рутее, чтобы её поддержать.

— И когда ты попросил меня передать Рутее то, о чём я думала, у меня чуть хвост не вырвался наружу.

Коул вспомнил беспокойство в её глазах и чувство облегчения на лице, когда он обещал не оставить Рутею без помощи. Очертания мира стали расплываться в его глазах.

— Однако с твоим уходом из города плохим типам не составит труда то и дело проходиться по голове Рутее. Таким образом...

Миюри смотрела на Коула, и тот вдруг с унынием осознал одну вещь. Оказалось, что Миюри была такой же, как и Рутея.

— Пока мы можем помогать Рутее справляться с проблемами, которые не могут быть решены, мы можем продолжать наше путешествие, так ведь?

Глядя на то, как жемчужины слёз падали из глаз Миюри, Коул подумал, что никогда ещё её красноватые глаза, унаследованные от матери, не были такими красными, хорошо ещё, что слёзы оставались прозрачными.

— Если всё будет так, как сказал братец Ханаан, то после Вселенского собора наше путешествие закончится. Для меня узнать, что это может случиться, после того как не стало известно, что делает Рутея, это как если бы мне сдавили сердце.

Они были не только двумя волчицами. Миюри стала действовать заодно с Рутеей, потому что поняла её чувства всем сердцем.

— Но это означает... Обмануть тебя и увидеть, как ты будешь мешать нам в дальнейшем... — правая рука Миюри судорожно сжимала край подола, а левая вытирала лившиеся из глаз слёз. — Но это поможет Рутее... И наше путешествие продолжится... Так что я просто...

Просто сняла свой меч с рыцарским гербом и запрятала пояс на дно мешка, чтобы уныло брести по улицам Акента, даже если всё получилось. Умная, способная прятать чувства с мыслями под маской и продумывающая шаги наперёд, а ещё имеющая своё достоинство.

Коул смотрел сверху вниз на Миюри, признавшуюся в своей виновности и лившую из-за этого слёзы, и ему вспомнилась она из той поры, когда она вся была не больше её теперешнего пушистого хвоста. Она тогда двигалась ещё быстрее, и ему приходилось ловить её за хвост, немногим меньший, чем была вся она. И потом, когда она подросла, то осталась весьма чувствительна к тому, чтобы её тянули за хвост. Она всегда была умна, но недостаточно владела собой, чтобы всегда прятать хвост и уши.

Признание Миюри было настолько разумным, что оставалось лишь печально улыбнуться. В нём не было ничего непонятного, и оно полностью соответствовало той Миюри, которую Коул знал. У неё не было никакого злого умысла, это даже немного разочаровывало. И Коул продолжал вздыхать не потому, что она его обманула.