Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

Юноша наморщил лоб и выдавил из себя несколько слов.

— Заткнись! Если даже простенький рецепт не можешь осилить, как собираешься жить дальше? Так и будешь вечно мыть склянки да сушить траву!

— Но... — робко посмотрел на старика Энгерранд. — Я ведь могу научиться, если вы... если согласитесь...

Маг потеребил бороду, самодовольно ухмыльнулся — и прищёлкнул пальцами:

— Если я возьмусь за обучение — да, сможешь!.. А теперь — прочь отсюда! Иди в комнату для слуг! Не знаешь, где она? Ничего, найдёшь! И не смей ничего касаться своими лапами, свинья!

Отыскать "комнату для слуг" и впрямь оказалось делом нехитрым, поскольку комнат на первом этаже оказалось всего три. Первая — та, где проходил разговор, — служила для приёма посетителей, во второй, похоже, маг занимался приготовлением эликсиров и порошков. Оставалась последняя, маленькая и сырая, со скамьёй у стены и пучком соломы в углу.

Энгерранд улёгся на пол — и вдруг увидел, что в комнату заглядывает какой-то подросток на пару лет его младше. Лицо его в полумраке казалось угрюмым.

— Ты кто? — спросил юноша. — Тоже здесь служишь?

Подросток посмотрел на него и неохотно произнёс:

— Эдберт.

А после скрылся в своей комнате.

Мессер Махрет не обманул: он и в самом деле не собирался посвящать своего нового помощника в тайны магии — во всяком случае, поначалу так и было. Быть может, он хотел сперва убедиться, что Энгерранд достаточно умён, чтобы не совершить глупостей, если к нему попадёт вещь, не предназначенная для рук простого человека, или же не доверял никому, даже человеку, которого привёл метр Гавэн, — так или иначе, юноша и в самом деле занимался вещами, в которых загадочности или таинственности. Обстоятельство это нисколько его не огорчало.

И справлялся Энгерранд со своей ролью превосходно: если по истечении первого месяца службы маг с мерзким хихиканьем швырнул на стол один денарий, второго — с кислой миной положил перед своим учеником два с половиной, то в третий раз с затаённым вздохом отсчитал обещанные четыре и проворчал:

— Держи, мерзавец. Видишь? Я своему слову верен.

Энгерранд смущённо улыбнулся в ответ, сам же мысленно поздравил себя с победой — если не считать постоянной ругани, мессер Махрет ему даже нравился, в лавке жилось неплохо. И опасность очутиться однажды без гроша в кармане на улицах Фотланда пусть и не миновала окончательно — терять осторожность никогда не следует, — но стала всё же не такой близкой, как прежде.

Подросток, назвавшийся Эдбертом, в первые дни после знакомства с юношей не заговаривал, затем лишь обменивался иногда парой слов, да и времени на беседы у обоих было немного. Поэтому каково же было удивление Энгерранда, когда мессер Махрет однажды проворчал:

— Этот племянничек меня с ума сведёт... Вот ведь послал Эстельфер лентяя и тугодума!

Если со вторым эпитетом юноша ещё мог согласиться, поскольку проверить способности Эдберта до сей поры не успел, то насчёт "лентяя" старик явно погорячился: племянник исполнял все его приказания быстро, аккуратно, без споров и пререканий. Раз в декаду, бывало, исчезал куда-то и возвращался лишь к вечеру, но "дядюшка", который обычно за бранным словом в карман не лез, в таких случаях особого беспокойства не проявлял — значит, едва ли поступок этот являлся в глазах мага преступлением.

Эти постоянные отлучки в конце концов до того разожгли любопытство Энгерранда, что однажды он не вытерпел и обратился к подростку:

— Слушай, Эдберт, сколько ещё мне нужно стараться, чтобы хозяин отпустил меня в город?

— Что? — удивился тот.

— Ну-у-у... Я ведь эдак задохнусь скоро в этой комнатёнке, если не увижу солнца, а ты, верно, через это испытание уже прошёл...

Подросток хмыкнул:

— Работай.

— Эй, подожди! — зашептал Энгерранд. — Скажи прямо: твой дядя со всеми так поступает? Племяннику можно разгуливать по городу, а прочие пусть помирают со скуки? Или... ты там занят чем-то особенным?..

Фраза получилась двусмысленной — и улыбка на губах Эдберта тоже. Однако, постояв немного в дверях, подросток передёрнул плечами и сказал всё же, понизив голос:

— Потерпи. Хозяин объяснит. Когда-нибудь...

"Стану я ждать!" — подумал юноша. И с тех пор начал с удвоенным вниманием следить за тем, что происходит в лавке.

И вскоре удача ему улыбнулась.

Сперва, проходя мимо комнаты для приёма посетителей (или "аптеки", как называл её мессер Махрет) в ту самую минуту, когда Эдберт вернулся со своей прогулки (случилось это, конечно, неожиданно для него самого), молодой человек услышал краткий, но, тем не менее, весьма примечательный диалог: "Всё купил?" — "Да". — "Хорошо справился". В следующий раз — и тоже по чистой случайности — он столкнулся с подростком у дверей, когда тот вносил в дом небольшой ящик, содержимое которого издавало чуть слышный звон. Ещё через неделю случилось новое открытие: проснувшись как-то поздно вечером, Энгерранд услышал приглушённые голоса. Подобравшись бесшумно к портьере, которая отделяла "аптеку" от прочих комнат, и чуть сдвинув в сторону толстую ткань, он увидел, что маг с племянником потрошат громадный мешок, извлекая из него пучки каких-то растений. На полу лежал ещё один, чуть меньших размеров. В углу стоял, переминаясь с ноги на ногу и прижимая к груди квадратную коробку, мужчина средних лет и не отрываясь следил за мессером Махретом; больше того, юноша поклялся бы, что он ловит каждое слово старика. Перебирая растения, маг монотонно говорил: "Розмарин... белый корень... лаванда... полынь... трава маточная... гвоздика... Коробочки льна не забыл взять, болван?" "Нет", — отвечал незнакомец. "А семена медоноса зонтичного?" — "Тут, всё тут!" И вновь начинало раздаваться бормотание: "Тимьян... рута... гвоздика..."

Энгерранд осторожно вернулся на своё место. До рассвета он не сомкнул глаз — происходящее казалось слишком невероятным... но имеющим, как казалось юноше, вполне простое объяснение. Оставалось лишь проверить догадки, но для этого нужно было сперва дождаться нового удобного случая.

Каково же было удивление Энгерранда, когда наутро мессер Махрет вместо того, чтобы раздавать поручения, вдруг сказал:

— Что, не выспался, как я вижу? Голова болит? Настоя из травок выпить не хочешь? Их у меня знаешь сколько!

Юноша понял, что раскрыт, но виду не подал и с улыбкой кивнул:

— Благодарю, мессер. Было бы неплохо.

Старик подпрыгнул на месте:

— Вот мерзавец! Да я столько отвара наготовлю, что ты им захлебнёшься, раздери тебя демон ночи! — Затем вдруг произнёс на редкость спокойно: — Знаю, что вчера за нами подглядывал, всё видел.

Отпираться смысла не было, и Энгерранд виновато опустил голову:

— Не удержался, мессер...

— Ну ты и безмозглый болван! — схватился за голову мессер Махрет. — Да я уж замучился ждать, когда же тебе наконец взбредёт в голову выяснить, что здесь на самом деле творится. Решил уже, будто таких непроходимых глупцов в жизни ещё не встречал. "Тупица! У него под носом какие-то дела проворачивают, а он и пальцем не пошевельнёт! — вот что я думал. И дал слово: ещё пара месяцев — и вышвырну тебя отсюда! Не нужны мне такие работники.

— Значит...

— Да, я ждал.

Старик перевёл дух и спросил:

— И как по-твоему, чем мы вчера занимались?

Вид у него при этом был таким, словно он заранее приготовился услышать несусветную чушь.

Энгерранд улыбнулся:

— Ну, всё яснее ясного. Вам ведь нужно выдавать себя за аптекаря, но времени собирать травы и готовить лекарства не хватает. Поэтому скупаете в городских аптеках лекарственные травы, семена растений, снадобья — и выдаёте за свои собственные. Вчера полки в "аптеке" были полупустые, а сегодня, ручаюсь, там всё уставлено склянками, а уж сколько пучков целебных трав висит вдоль стен — не сосчитать!

— Неплохо, — кивнул маг. — Только ты забыл, мальчишка, одну вещь. Сейчас в соседней комнате дымит кастрюля с превосходным отваром...

— Это яд.

— Что?!

— Вы торгуете не только лекарствами, не только магическими порошками и зельями, но ещё и готовите отраву. Я ведь не раз видел, как ведут себя некоторые посетители, что сюда заходят. На честных людей они мало похожи...

— Довольно, — прервал разглагольствования юноши мессер Махрет. — Поменьше болтай, тупица. Мало ли кто услышит твою трескотню.

Энгерранд поклонился.

— В следующий раз пойдёшь вместе с Эдбертом и поможешь ему. И запоминай хорошенько! Со временем тоже будешь этим заниматься.

Юноша кивнул.

— Да... И ещё раз повторяю: держи рот на замке.

— Конечно, — улыбнулся Энгерранд.

Мессер Махрет знаком приказал ему следовать за собой. Очутившись в "аптеке" и убедившись, что ни один покупатель ещё не ждёт у запертых дверей, открыл шкаф и достал с полки потрёпанную тетрадь.

— Иди сюда.

— Знаешь, что это такое?

— Нет.

— Это книга учёта, осёл.

Старик положил её на стол, раскрыл на первой попавшейся странице.

— Смотри, — сказал он. — Понимаешь что-нибудь?

Энгерранд с нескрываемым удивлением уставился на два столбика записей, шедшие по обеим сторонам листа: кто бы мог подумать, что мессер Махрет ведёт дела так широко! И куда все эти деньги исчезают — вот в чём вопрос! Не похоже как-то, чтобы маг наслаждался жизнью — так зачем ему терпеть столько мучений, ради чего подвергать себя опасностям?..

— Объясни, что здесь написано! — сердито произнёс мессер Махрет.

Юноша вздрогнул — возглас мага вырвал его из глубокой задумчивости. Какое-то время Энгерранд вздыхал чуть слышно, морщил лоб, чесал затылок, изо всех сил тёр подбородок — и наконец, сделав вид, будто полностью признаёт своё поражение, пролепетал:

— Не знаю... Наверное, вы записываете тут, сколько денег заработали... Прошу вас, мессер, расскажите...

Старик победоносно улыбнулся — у него, похоже, не возникло и тени подозрений в искренности слов собеседника.

— Это — Главная книга, болван. В левый столбец записываешь... ну, вот, скажем: "Белый корень. Десять пучков стоимостью два денария каждый..." — и так далее.

Через четверть часа голова у Энгерранда раскалывалась от боли — тайны двойного учёта оказались юноше не по зубам.

— Ничего, — утешил его мессер Махрет. — Со временем всё поймёшь. А для начала нужно бы тебе научиться читать. И писать тоже. Без этого, знаешь ли, так и останешься на всю жизнь круглым дураком. Дело нелёгкое, сразу говорю. Но моя палка и не с такими трудностями справлялась — значит, о твою пустую голову тоже не переломится. Так что, готовься, готовься, осёл: с завтрашнего дня засядешь за книги.

— Правда?! — выдохнул Энгерранд.

Впервые за всё время, проведённое в лавке, радость его была неподдельной.

Старик хихикнул:

— Отчего это вдруг ты так повеселел? Думаешь, что теперь можно отлынивать от работы? И не мечтай даже. А ну-ка, живо принимайся за дело, болван!

И он ткнул Энгерранда тростью в живот.

Юноша не обиделся.

С тех пор Энгерранд каждый вечер, покончив с делами в лавке, приступал к учёбе. Первое время он сидел, склонившись над книгой, после — над листом бумаги, на котором красовались жирные кляксы и причудливые каракули, а через четыре месяца впервые протянул мессеру Махрету пергамент, где было неуверенным, но аккуратным почерком выведено следующее: "Сок чёрного корня. Две склянки по семьдесят денариев каждый".

Однако вместо похвалы юноша услышал в ответ недовольный возглас мага:

— Что ты написал, баранья твоя голова?!

Растерявшись, он пробормотал:

— Разве я ошибся?

— Конечно! Ты хоть представляешь себе, что случилось бы, потребуй я столько за жалкий флакончик с соком этой паршивой травы?

— Это же лучшая отрава...

— ...которую можно сделать самому, если в башке не совсем пусто. Поэтому никто не согласится отвалить кучу серебра за склянку с соком чёрного зелья. А лавку сумасшедшего, который вздумал бы запросить столько, все обходили бы стороной.

— Но я собственными ушами слышал...

— Знаю-знаю! — не дослушав, затряс руками мессер Махрет. — Сейчас ты скажешь, что в аптеке у площади Менял продают по восемьдесят. Да только не забудь, тупица, что сюда богачи не заходят. Изредка какой-нибудь аристократишка заглянет, но от него толку мало. Разве только зелья приворотного купит или тот же чёрный корень. Бесполезный народец!..

И маг стал жаловаться на свою тяжёлую участь.

Наутро после разговора с ним Энгерранд и Эдберт отправились в "деловую прогулку", как называл походы по городским лавкам и аптекам племянник мессера Махрета. Эта была уже пятой по счёту, и всякий раз юноша повторял себе: ни к чему хорошему подобное занятие привести не может, и рано или поздно какой-нибудь сметливый торговец травами и зельями догадается, что его дурачат, и задаст мошенникам хорошую трёпку. Как-то он даже поделился со спутником своими опасениями, но тот в ответ пожал плечами: "Да в Гранвиле столько торговцев травами и зельями — мы за год их всех не обойдём!"

Впрочем, Небесам подросток, похоже, не слишком доверял, поэтому принимал кое-какие меры предосторожности: менял одежду, головные уборы, причёску, приклеивал иногда короткую, словно только-только пробившуюся бородку и усы, щёки его бывали залиты ярким румянцем или же становились землистого цвета — и всё это по желанию Эдберта.

Говорил подросток по-прежнему мало и неохотно, однако иногда Энгерранду удавалось развязать спутнику язык, и через некоторое время юноша уже многое знал о столице графства Фотланд и даже о самых видных её обитателях — на поверку Эдберт оказался знатным сплетником.

"Эге! — думал Энгерранд, глядя, как разгораются глаза его собеседника, если тот нарушал молчание и принимался разглагольствовать о жизни аристократов или о богатых купцов. — Сдаётся мне, ты с радостью избавился бы от спутника и побродил где-нибудь на рынке, развесив уши".

Но догадку свою проверять не спешил.

В тот день Эдберт, казалось, был веселее обычного: на вопросы отвечал охотно, сам временами рассказывал что-нибудь забавное из жизни горожан — словом, впервые стал напоминать своих ровесников, любителей сплетен и бестолковой на первый взгляд болтовни. Энгерранд же, напротив, почувствовав эту перемену, стал говорить мало — и слушать с удвоенным вниманием.

Когда поток красноречия спутника иссяк, он осторожно произнёс:

— Знаешь, я уже несколько месяцев живу под одной крышей с тобой и мессером Махретом. Со стариком всё ясно: не землю же ему пахать — в таком-то возрасте. Что умеет, тем и занимается. Но ты... Неужели тебе охота сушить травы, готовить ядовитые зелья и прочую ерунду?

— Почему ты об этом спрашиваешь? — удивлённо вскинул брови Эдберт, однако Энгерранд продолжил, словно не услышав вопроса:

— Я — одно дело, ты — совсем другое. Меня приволок в лавку купец — а не сделай этого, подпалили бы мою шкуру добрые сородичи. Вот и приходится во всём слушаться мага, выполнять любые его прихоти... Нет, я не жалуюсь: он и читать меня выучил, и пишу я... ну, так себе, по правде сказать, но всё же... А тебе-то зачем его слушать? Сейчас вот идёшь себе спокойно по городу, думаешь о том, какого бы аптекаря сегодня надуть, — а по сторонам совсем не глядишь. Дядя сказал — значит, сам король приказал, ослушаться никак нельзя. Так получается?