| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Когда, схватив оружие, как звери свирепые, приблизились они к спальне, где блаженный князь Андрей возлежал, позвал один, став у дверей: "Господин мой! Господин мой..." И князь отозвался: "Кто здесь?" — тот же сказал: "Прокопий...", но в сомненье князь произнес: "О, малый, ты не Прокопий!" Те же, подскочив к дверям и поняв, что здесь князь, начали бить в двери и силой выломали их. Блаженный же вскочил, хотел схватить меч, но не было тут меча, ибо в тот день взял его Анбал-ключник, а был его меч мечом святого Бориса. И ворвались двое убийц, и набросились на него, и князь швырнул одного под себя, а другие, решив, что повержен князь, впотьмах поразили своего; но после, разглядев князя, схватились с ним, ибо он был силен. И рубили его мечами и саблями, и раны копьем ему нанесли, и воскликнул он: "О, горе вам, бесчестные, зачем уподобились вы Горясеру? Какое вам зло я нанес? Если кровь мою прольете на земле, пусть Бог отомстит вам за мой хлеб!" Бесчестные же эти, решив, что убили его окончательно, взяв раненого своего, понесли его вон и дрожа ушли. Князь же, внезапно выйдя за ними, начал рыгать и стонать от внутренней боли, пробираясь к крыльцу. Те же, услышав голос, воротились снова к нему. И пока они были там, сказал один: "Стоя там, я видел в окно князя, как шел он с крыльца вниз". И воскликнули все: "Ищите его!" — и бросились все взглянуть, нет ли князя там, где, убив его, бросили. И сказали: "Теперь мы погибли! Скорее ищите его!" И так, запалив свечи, отыскали его по кровавому следу.
Князь же, увидев, что идут к нему, воздев руки к небу, обратился к Богу, говоря: "Если, Боже, в этом сужден мне конец — принимаю его. Хоть и много я согрешил, Господи, заповедей твоих не соблюдая, знаю, что милостив ты, когда видишь плачущего, и навстречу спешишь, направляя заблудшего". И, вздохнув от самого сердца, прослезился, и припомнил все беды Иова, и вникнул в душу свою, и сказал: "Господи, хоть при жизни и сотворил я много грехов и недобрых дел, но прости мне их все, удостой меня, грешного, Боже, конец мой принять, как святые его принимали, ибо такие страданья и различные смерти выпадали праведникам; и как святые пророки и апостолы с мучениками получили награду, за Господа кровь свою проливая; как и святые мученики и преподобные отцы горькие муки и разные смерти приняли, и сломлены были дьяволом, и очистились, как золото в горниле. Их же молитвами, Господи, к избранному тобой стаду с праведными овцами причти меня, ведь и святые благоверные властители пролили кровь, пострадав за народ свой, как и Господь наш Иисус Христос спас мир от соблазна дьявольского священною кровью своею". И, так говоря, ободрялся, и вновь говорил: "Господи! взгляни на слабость мою и смотри на смиренье мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, охватившую ныне меня! Пусть, уповая, стерплю я все это. Благодарю тебя, Господи, что смирил ты душу мою и в царстве твоем сонаследником сделал меня! Вот и ныне, Господи, если кровь мою и прольют, то причти меня к лику святых твоих мучеников, Господи!"
И пока он так говорил и молился о грехах своих Богу, сидя за лестничным столбом, заговорщики долго искали его — и увидели сидящим подобно непорочному агнцу. И тут проклятые подскочили и прикончили его. Петр же отсек ему правую руку. А князь, на небо взглянув, сказал: "Господи, в руки тебе предаю душу мою" — и умер. Убит был с субботы в ночь, на рассвете, под утро уже воскресенья — день памяти двенадцати апостолов".
То, что литературный князь Пётр тоже что-то насчёт ГБ и грехов своих себе бормочет — не уникально. В это эпоху все так делали. А вот имя — Петр Кучкович — и в нравоучительном сочинении звучит.
Возможно, здесь ошибка моралиста, возможно — среди Кучковичей был тёзка, другой Пётр. Потому что моралист утверждает, что Софья (Улита) Кучковна была любовницей двух своих родных братьев. А не — брата и зятя.
В обоих текстах убийцы наносят князю тяжёлые раны. Он прячется от них. Они уходят, возвращаются, находят и убивают.
Вторая странная ассоциация: гробы у воды.
В сказании: штабель заготовленных гробов-домовин, в одном из которых и спрятался от убийц бедный князь Пётр.
Заготовлять гробы впрок — дурная примета. "Смерть призывать". На "Святой Руси" так не делают. Гроб ладят под конкретного покойника, по размеру. Обычно, изготавливается главой дома или другим взрослым мужчиной в доме — после смерти болезного. В маломощных семьях или наоборот — весьма зажиточных — заказывают плотнику-соседу. Но только — "после того как...". Одни сумасшедшие старики могут позволить сделать гроб самому себе заранее.
Это настолько... "все знают", что мне пришлось в Пердуновке круто своих наказывать. И то — нормальные мужики на это не идут. Только обельные холопы. Над которыми власть хозяйская — полная. Проще: которых я в любой момент убить могу.
В реальности... штабель гробов у воды был. Но не пустых. После того, как брат Андрея, самый младший из Юрьевичей, Всеволод (Большое Гнездо), сел князем в Залессье, он велел выкопать гробы с умершими или казнёнными к тому времени его братом и соперником на княжеском столе Михаилом, и бросить их в Чёрное озеро под Владимиром, утопить.
"Ни дна, тебе, ни покрышки".
Третья деталь: смертная казнь не только любовников-убийц, но и княгини. Русских княгинь никогда не казнили публично. Никогда! Кроме одного случая. О чём — чуть дальше.
Видимо, вот этот, упоминаемый мною, морально-поучительный текст, воспринятый дословно, произвёл на Татищева столь сильное впечатление, что он обвинил Софью Кучковну в соучастии и организации заговора против Боголюбского. Чего быть не может. Ибо Софья умерла в конце мая 1174 г., а Андрея убили в конце июня.
Глава 344
Наверное, нужно хоть кратко объяснить суть моих "пророчеств".
В марте 1169 г. войско 11 русских князей берёт Киев. "На щит". Впервые за почти три века Киев взят штурмом.
Боголюбского, как прежде Ростика, призывает в Великие Князья "вся Русь Святая". В конце января 1169 г. к Андрею прибыла депутация из четырёх князей и представителей 50 городов, с просьбой защитить их от произвола "киевского хищника". Андрей созвал Собор во Владимире, который приговорил, что надо спасти Русь от пленения и разорения.
Его верховную власть признают все. Кроме волынских князей во главе со Мстиславом (Жиздором). Который сел в Киеве Великим Князем. Который сучит ножками от слова "майорат": Жиздор — старший сын Изи Блескучего, который — старший сын Мстислава Великого, который — старший сын Владимира Мономаха. Который "сел на стол Киевский" не в очередь, но мы об этом забудем.
И забудем про действующий "Русский закон" — "лествицу": всё это дикость, древность и примитивизм!
Пока был жив Ростик — он своего нервенного племянника придерживал. Бывали крики, скандалы, хлопанья дверями и скачки галопом по грязи и бездорожью. Но без смертоубийства. Как Ростика не стало — Жиздор вовсе с катушек слетел.
Ещё очень не хотели Андрея киевляне и Рось. И характер у него плохой, и морда плоская, и ростом не вышел и... и взыщет Боголюбский за убийство отца своего, Долгорукого. Не милостив Суздальский князь, не прощальник он.
Удивительной чертой этого похода был сбор войск. Обычно войска сначала собирались в назначенном пункте, затем выступали на встречу с противником. На этот раз войска выступили самостоятельно из различных районов и одновременно встретились под Киевом 5 марта того же года. Два дня отряды одиннадцати князей-подручников (русский эквивалент вассалов) штурмовали Киев. На третий день 8 марта 1169 г. взяли "мать городов Русских" приступом.
Союзники вычистили Киев до пустого эха. Столица Руси уж и забыла, как это бывает, когда вражеское войско силой берёт город.
В войске оказались дисциплинированные отряды, которые, войдя в город, не задерживались у домов граждан, торговых лавок, а брали под свой контроль церкви, монастыри и реликварии, не допуская туда посторонних. В результате из Киева были вывезены все чудотворные и драгоценные иконы, мощи святых, книги, ризы и все колокола. Священное имущество было доставлено во Владимир и встречено с ликованием народом, духовенством и князем.
Летописец свидетельствует, что Киев был наказан за грехи жителей и ересь тогдашнего митрополита.
Приняв венец Великокняжеский, Андрей оставляет в Киеве князем своего брата Глеба (Перепёлку), а сам остаётся во Владимире-на-Клязьме. Киев разом теряет статус столицы Руси. И вытекающие из этого возможности и привилегии.
Это было общенациональное потрясение. Все российские историки в разных вариантах повторяют: Андрей впервые на Руси показал, что источником власти является не место, но государь. Где бы он не находился.
Пострадавшие взвыли. Да как же так можно?! Нас, бояр киевских, соль земли русской — и в провинцию, на задворки, под общую гребёнку...?
В марте 1171, также как Долгорукого, в Киеве на пиру травят Глеба-Перепёлку.
Сначала эта смерть выглядит естественной. Бывает. Кому теперь должность исполнять?
Андрей напрочь не хочет считать Киев столицей, сам туда не идёт. Отдаёт киевское княжение — не Великое, но только одну из равных, по его мнению, земель — Ростиславичам.
А вскоре, по своим каналам, получает донос. С указанием трёх конкретных киевских бояр, причастных к отравлению брата. Там есть интересные имена, например: Никифор Киевлянин. Понятно, что, живя в Киеве, где все такие же киевляне, такого прозвища не получить.
Андрей посылает своего личного палача Маноху для проведения сыска и наведения порядка... и получает оскорбительный ответ.
У Карамзина:
"Вы мятежники. Область Киевская есть мое достояние. Да удалится Рюрик в Смоленск к брату, а Давид в Берлад: не хочу терпеть его в земле Русской, ни Мстислава, главного виновника злу".
Сей последний, как пишут современники, навык от юности не бояться никого, кроме Бога единого. В пылкой досаде он велел остричь голову и бороду Послу Андрееву.
"Теперь иди к своему Князю, — сказал Мстислав: — повтори ему слова мои: доселе мы уважали тебя как отца; но когда ты не устыдился говорить с нами как с твоими подручниками и людьми простыми, забыв наш Княжеский сан, то не страшимся угроз; исполни оные: идем на суд Божий".
Заметим, что Давиду (Попрыгунчику) и Мстиславу (Храброму) государь сразу, "дистанционно" даёт "вышку" — высылка из Руси есть для русских князей "высшая мера наказания". Видимо, представленные улики столь убедительны, что Андрей не видит смысла в проведении разбирательства, не призывает подозреваемых на суд свой. "Всё раскрылось". И преступники, понимая, что им уже не отговориться, не оправдаться — идут ва-банк.
При этом, вопреки обычаю, подставляют младшего. Оскорбление (обритие, текст объявления войны) исходит от недавно получившего взрослый статус Мстислава Храброго.
Позже летопись будет называть его "драгоценностью Руси". А пока он хамит старшему в роду и государю. Очень безграмотно хамит: Ростиславичи, в самом деле "подручники" Великого Князя. Они — служивые вассалы. Ибо получили Киев не по наследству, а в управление из рук Андрея.
Мстислав Храбрый ломает обычай, старшинство. И ему это позволяют:
— Юнец болтанул. В семье не без урода. Мы за него не вписывались.
Ромочка в этих делах не фигурирует и, едва Боголюбский из Залесья рявкнул — убрался быстренько в Смоленск. Второй Ростиславич — Святослав (Ропак) к этому моменту уже умер.
Вердикт Боголюбского — не семейная вражда, не кровная месть, не война смоленских князей против суздальских — чётко персонифицированное обвинение против конкретных лиц — организаторов убийства Глеба (Перепёлки). Других — не виноватят.
А вот Рюрик, Давид-Попрыгунчик и Мстислав Храбрый... Все ребята — безместные, безудельные. Их уже с разных уделов выгоняли. Кого с Новгорода, кого с Витебска, кого с Роси. Им терять нечего, "Святой Руси" им не жалко — "своя рубаха ближе к телу". "Княжить хочу!" — они пытаются устроить настоящую войну.
Поход огромной армии, собранной Боголюбским, заканчивается очень странным разгромом под Вышгородом. Пятидесятитысячное (как говорят) войско, осаждавшее маленький Вышгородский гарнизон с Храбрым во главе, при приближении небольшого конного отряда, позаимствованного где-то Попрыгунчиком, вдруг охвачено паникой и бросается в реку. Где многие и утопли.
Весной 1174 г. Андрей начинает собирать новую армию. Всем понятно — Андрей не может остановиться. Он законный, признанный государь. Никакие истеричные выкрики княжат:
— Ай-яй-яй! Он о нас подумал плохо! Мы Перепёлку не травили, а вот он... какой он нехороший!
значения не имеют.
Андрей придёт, поймает, проведёт сыск. Суды и казни. Статья: измена государю. Вооружённый мятеж. Взыщет "по правде", не глядя на заслуги и лица. Его ничем остановить нельзя: он уверен в своей правоте, в праве на Киев, в Покрове Богородицы.
А на Волыни поднимают голову тамошние недобитые княжата. Жиздор уже умер, но сынок у него остался. Очень своеобразный псих с крепкими польскими связями.
Союз между Смоленском и Суздалем, который был нужен Смоленску против Волыни, который привёл Андрея в Киев. Союз, который княжата так неосмотрительно развалили, "пожадничав по-быстрому", может смениться союзом двух Владимиров — Клязьменского и Волынского. Тогда Ростиславичей зажмут с двух сторон.
Остановить Андрея нельзя ничем — ни разговорами, ни отступными, ни войсками.
Только смертью.
После Ростика его сыновьям осталось в наследство не только мощное, процветающее княжество, не только сбалансированная "Уставной Грамоткой" налоговая система, обустроенные торговые пути, церкви и крепости.
Ещё в наследстве: "княжие потьмушники".
"Славная когорта", сообщество людей, частью уже во втором-третьем поколениях, выученных, натасканных на достижение целей своих сюзеренов нестандартными, тайными, воровскими способами.
Понятно, что о деяниях этого сообщества летописцы не пишут. Но, созданное в начале тридцатых годов 12 в. "гнездо Ростиково", унаследовав, в некоторой мере способы и методы своего предшественника — "гнезда Мономахова", всё-таки изредка проявляется. В странной, мирной, посреди воюющей "Святой Руси", устойчивости самого Смоленского княжества, в удивительной скорости появления дружин Ростика в нужных местах, в серии чудесных спасений брата Ростика — Изи Блескучего, в истории транспортировки Ивана Берладника из Ростова в Галич, в успешном возвращении в Новгород сына Ростика — Святослава (Ропака), в чётком пресечении подрывной деятельности сына Долгорукого — псевдо-изменника Ростислава (Торца)...
Ростик, стремясь к мирному житью, а отнюдь не к бранным забавам, должен был создать инструмент, ослабляющий военную опасность без разорительных армейских походов. Почти тридцать лет он растил и оттачивал это сообщество.
Потом Ростик умер, а люди остались.
Военные, храбрые, энергичные люди.
Наследник Ростика — Ромочка Благочестник — их не устраивал. Да и они ему были... неудобны. А вот младшенький Мстислав, по своим личным качествам и происхождению, естественным образов становился их лидером.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
