Пропаданец, первая часть романа-пикарески

— Я наводил о тебе справки: ты попал в Селистию неведомо откуда, сначала прозябал в рабстве...

Боль воспоминаний резанула по сердцу.

— Про рабство не стоит, Франног!

— Ох, прости...Ну да, ну да... Ты себя выкупил, стал свободным солдатом, поднялся до чина лейтенанта в дворцовой гвардии... и на этом бросил... перестал расти! Я ведь знаю, что такое дворцовая гвардия, сынок! Парады, сладкая жизнь при дворце... Но ведь это путь в никуда, разве нет?

А старик совсем не дурак.

— Именно этого я и добивался.

— Как так?

— С ростом возможностей растут потребности. Человек забывает обо всем, кроме достижения цели — превращается в робота... ну, чтобы вам было понятно, в голема цели. Личность его стирается, он как голем преследует цель, но забывает жить! А я нашел золотую середину. Солдат. Потом гвардеец. Популярная личность. Придворные дамы меня любят, а я люблю дам. Чего еще надо? Такая жизнь мне по душе. Политику я ненавижу: не встречал еще ни одного честного политика, признаться. Становиться военачальником я не желаю — война дело опасное, там, чего доброго, убить могут. Мне хватило войн... в самом начале моего... появления в Селистии. Копить деньги, жить ради прибыли, чтобы под конец жизни сидеть на горшках с золотом? Чушь. Я нашел золотую середину. И никогда бы ее не оставил, если бы не эта дурацкая история с женой герцога...

— Ох-ох, сынок — само небо сказало тебе: блуд не доведет до добра! А твоя трусость прошла испытания и была побеждена не далее чем вчера!

Хм... Нет, Франног, сомневаюсь. И я не сказал вам главного, мой бородатый чародеуюшко: я застыл в одном положении, потому что являюсь закоренелым трусом. И трусость определяет мои поступки. Я лев с заячьим сердцем. В гвардии Барнаха — безопасно. Вот и вся моя подноготная. Дерусь я, только когда меня загоняют в угол. В остальном я предпочитаю вести тихую и спокойную жизнь сибарита... не обделенного женским вниманием, конечно. А мой героизм с вэйроком — да полноте, дружище: выручая вас, я выручал себя, ибо скован с вами кваэром!

— Что до прочих черт твоего характера — уж поверь, я зрю их сейчас как на ладони...

— Зрите, зрите, главное, не узритесь.

Однако старый аскет не услышал подколки.

— Но сдается мне, Олег, что этот мир оказался для тебя слишком тяжелым. Он тебя сначала раздавил, частично разрушил твою личность, и ты, вынужденно, поддался, и все твои скверные душевные качества не более, чем наносное, защита собственного я от этого мира.

Психоанализ? Игры, в которые играют люди? Сказочно! Оч-чень любопытно. И бесит. Шел бы ты, мудрило, с анализом в... куда подальше.

— В каждом скрыта крупица добра, как говорил мой знакомый по каторге. Он обычно грабил нищих крестьян. Пять крестьян — золотой. Работа, конечно, муторная, но при известной сноровке можно набить руку...

— Сынок, и все же, это наносное. Мир, зрю, изрядно потоптался по твоей душе...

— Цыц, Франног! Не будем об этом. Теперь мой ход. Какая тайна скрыта в вашей молодости? Откуда у вас на плече татуировка с голой девицей? Признавайтесь: вы опытный бордельный заседатель?

— Шахнар! Да чтоб тебя черти разорвали! — И старик замкнулся во враждебном молчании. К этому времени мы гребли уже более часа, и Франног, что было удивительно, ни разу не приостановился, дабы передохнуть.

— Вы не утомились, Франног?

— Нет!

— Скажете, когда почувствуете усталость.

— Да!

Чертов старикашка.

— Франног!

— Ну что тебе еще?

— Я тут вспомнил про Вомака.

— Ну?

— Понимаете, вы говорили, что можете подселить его в корпус корабля...

— Ну?

— Вы сказали, что "Выстрел" будет двигаться по нашей воле в любую сторону...

— Хочешь сказать, я брехал? Ах ты сявка!

— Да упаси бог! Вы девственно-правдивы, и чисты... ну, как попка младенца! Здесь иное... Я хочу понять, почему демон смог бы разогнать наш корабль всего до двух-трех миль в час? Вомак же, как понимаю, представляет собой мистические силы?

Мудрец подумал и ответил преувеличенно спокойно.

— Дело в массе и весе. Ты видел демона — он далеко не атлет. Чем больше масса и вес объекта, который нужно двигать, тем меньше скорость. Пока тебе ясно?

— Пока ясно.

— Груженый корабль слишком тяжел. Вомак разогнал бы его до трех миль в час. А без людей, да без груза Вомак смог бы разогнать выстрел миль до десяти в час, я думаю. Я рискнул его призвать... и проиграл.

— Из-за меня.

— Небо! Больше не вспоминай о проклятии! Считаю, твое покушение на мою жизнь сегодня смыло все обвинения!

— "Смыло"? Гм... Я бы так не сказал. Скорее, сделало промоины. А ветер заклинать вы умеете?

— Нет! Ты чем слушаешь, сявка? Собственной задницей? Повторяю: заклинать ветер — это высшая магия, работа с элементалами ветра. А общение с элементалами блокируют пиратские чародеи с Меркхара! Срединное море — их вотчина, хоть ты тресни, но ежа поперек шерсти не родишь, так и с ветром. Шахнар, ты все-таки тупой солдафон!

— Франног, я бы вам кое-что сказал, да вежливость мешает. А ежа, смекаю, даже по шерсти родить сложновато. Но вам — я верю! — вам все по плечу!

— Как и тебе, сынок! — парировал чародей.

На этом разговор окончательно увял. Часам к трем ночи Франног без предупреждения отложил импровизированное весло, растянулся на досках и захрапел. Я с усмешкой перешел на корму. Там в воду выступал обломок мачты, на который можно было усесться и преспокойно грести в одиночку. Я так и сделал. Оседлав бревно (нос плота слегка приподнялся из воды), я принялся за работу, решив не жалеть сил.

Какие-то двести миль. Всего лишь!

Я гнал плот наедине со своими мыслями, под светом луны и мерцающего огоньками небесного свода. Через некоторое время, в глубокой ночной тишине, на меня накатило чувство, за последние лет десять редко меня посещавшее.

Тоска.

Я жив, и это чудесно. Однако товарищи... проклятые дубоголовые гвардейцы... и матросы... И свита баронской дочери. Я-то жив, а они — на дне морском. Как-то блин жалко и несправедливо... Но еще более несправедливо то, что "Выстрел" сел на рифы, и теперь годится только на дрова. А я-то планировал продать его на фалгонарском берегу, заработать деньжат на мага и снять заклятие кваэра. А теперь чего делать — вообще не ясно. Нет, ясно, что нужно оберегать Франнога, и пока, во всяком случае, ему кое в чем потакать. Хочет освободить Нэйту? Ну, пожалуйста, ага, бегу-бегу. Но без денег далеко не убежишь, правда? Может быть, добросовестный и честный чародей использует свое магическое мастерство на берегу, чтобы заработать нам толику денег? Потом добросовестный и честный чародей будет связан, и оставлен в надежном месте, пока я не сниму заклятие и вновь не почувствую... свободу.

Ненавижу быть рабом, ненавижу! Мне хватило нескольких лет рабства в этом мире. И вот снова — я, по сути, раб этого старикашки. Кваэра ему захотелось, видите ли! Освободить свою воспитанницу, девственницу-сикуху, из пиратского плена. Вот же старый сморчок!

Я фыркнул, тряхнул головой и чуть не свалился с бревна.

Но вот если кваэр не удастся снять... Тогда и впрямь — с визитом на Меркхар не стоит затягивать. Иначе...

Я решительно налег на весло. Размеренный гребок справа. Пауза... Гребок слева. Потом поскрести в шевелюре, которая хрустит от въевшейся соли. И опять за весло. Миля за милей. Пять миль в час или немного больше под звон однообразных тягостных мыслей и бурчание проснувшегося желудка. Западный ветерок почти не сносит плот с курса: ему не за что зацепиться кроме навеса, но все же направление приходится иногда восстанавливать, следя за Полярной звездой. Ритмично, без плеска, обломок весла погружается в воду, в глубине которой плывут фосфорические борозды — тонкие, золотистые. Изгибаются, словно змеи.

Приятный глазу рассеянный свет под плотом...

И справа.

И слева.

И поднимается.

Расширяется!

Вода стала прозрачной, заиграла янтарными бликами. Нечто стремительно поднималось из глубины.

Я испуганно подобрался и, сжав весло, выскочил на плот.

— Франног!

Старик суматошно дернулся:

— А? Это не я! Я не брал этот кошелек, падло буду! Забожусь-обзовусь!

Я придержал его рукой:

— Тихонечко!

— Шахнар! Ты меня точно убить решил! Мне кошмары снились, а тут...

— Тихонечко! Там, там внизу!..

Мудрец, присев, уставился мне под ноги:

— Где?

— Ох на... За бортом!

Франног выглянул за борт:

— Ох на!..

— Вот и я о том же!

— Ох... Сявки потрошенные!

— Оно прямо под нами и поднимается. Что это? Стая морских змей?

Мудрец схватил весло и макнул в воду.

— Греби! Греби что есть силы, щенок! Без плеска, иначе убью!

Я повиновался молча.

Но впереди, не более чем в десяти метрах, лениво разорвав пленку воды, поднялась гигантская змеиная шея. Россыпь фосфорических точек, приглушенных на миг, снова замерцала вдоль волнистого туловища, как рой светляков.

— Вбок! — неистово прохрипел чудодей. — Принимай в сторону!

Я начал табанить, поворачивая плот. Весло захрустело в могучих руках. Поворот, поворот...

Куда там!

Еще одна тень, кажется, в два раза длиннее первой, встала на нашем пути, раскидав по лицам тускло-желтые отблески.

— Назад, щенок! Снова вбок! Снова вбок!

Плот качнуло. Буквально в трех метрах от борта взметнулся третий силуэт — вначале темный, а затем окрасившийся цепочками янтарных огней, которые заиграли на досках плота мириадами солнечных зайчиков. В звенящей тишине щупальце скрутилось спиралью и с отвратительным чавканьем раскрутилось, ткнув в темноту ночи острым, похожим на копейное жало кончиком.

— Только без плеска, щенок, умоляю, только без плеска, иначе всажу перо в бок! Даем задний ход! Хватит! Хватит!

Перед нами тут и там поднимались из воды циклопические змеиные силуэты, свивались плотными жгутами, демонстрируя светлые присоски, и распрямлялись, настырно прокалывая темноту хищными клювами. Раздался плеск воды, которая стекала со щупальцев.

Менее чем за минуту перед нами воздвигся огромный, высотой до тридцати метров, лес — щупальцев было куда больше десятка. Золотисто-янтарный приглушенный свет наполнился мельтешением змеящихся теней. Вонь гниющих водорослей скребла ноздри. Одни щупальца скручивались, другие распрямлялись со слизисто-влажным "шшшлак!", чтобы через мгновение тоже свиться в клубок, и эта непрестанная гипнотическая пульсация разбудила во мне безотчетный, панический ужас.

Ктулху! Мой Ктулху таки выбрался из сортира и сейчас спросит с меня за все насмешки!

Я извлек весло из воды. Плот, подрагивая, как испуганный зверь, был метрах в десяти от первых щупальцев.

Хорошо, промелькнуло в голове, что отростки выстреливают вовне, за пределы светового круга, который сами же и нарисовали, иначе... Не дай бог оказаться на пути могучего удара!

Раздался сиплый голос аскета:

— Тихо! Теперь спокойно! Назад не смотри.

Я, конечно, сразу же оглянулся. Оторопел, зажмурился. Открыл один глаз: наваждение не прошло! Открыл второй...

За кормой плота, на расстоянии примерно двадцати — двадцати-пяти метров, громоздилась вытянутая, похожая на гигантскую сморщенную дыню голова, вся крапчатая от скругленных светящихся пятен. В профиль был виден глаз размером с колесо "Белаза": за прозрачной вздутой роговицей вихрился желтый туман, пронизанный красными струнами, а в самой его середине лениво пульсировал конусовидный черный зрачок. Голову окружал лес щупалец, и их было куда больше, чем у осьминога. Они создали вокруг головы что-то вроде сферической клетки с отверстием наверху, и мы болтались между прутьями и башкой, как дерьмо в проруби.

Пробив беспрерывное многоголосое "шшшлак!", от головы донеслось отвратительное чмоканье, словно тварь была огромным младенцем, жующим пустышку.

— Умоляю, молчи! — просипел мудрец, скорчившись на середине плота; весло он держал перед собой, как защиту. — Он, Предвечный... Ме-е-ерзкая плоть! Мы мошка... в его зенице...

— Да, пожалуй, что и в заднице... — Пытаясь справиться с сердцебиением и одуряющим страхом, я разглядывал великанский калган, вокруг которого едва заметно бурлила вода. Пасти отсюда не видать, однако ясно, что тварь откусит за раз половинку "Выстрела" и не подавится. (Только пусть перед этим выплюнет пустышку.) У осьминогов вместо пасти клюв, но ясно, что это не осьминог и не великанский кальмар, а кое-что другое. — Эй, он же... не видит нас! Он зырит в другую сторону!

— Тихо, тихо, щенок! Он не видит... пока, он не слышит... вообще, но проявляет необыкновенную чувствительность к чужим вибрациям. Экла... маноке! Онтора... — Мудрец начал выводить пассы дрожащей рукой. — Не-ет, не пособит отводящее заклятие... Ой, спаси нас Шахнар!

— Что нам делать... Вот прямо сейчас?

— Не знаю! — Мудрец опять вцепился в весло обеими руками. — Ждать. Логово этого создания там, внизу, в глубинах. Он опустится. Мы подождем. Нам нельзя касаться плотом его тела, нам нельзя мелькать у него на виду! Ох, грешен я, грешен! Сынок, давай помолимся вместе за упокой наших душ!

— Франног, вы, часом, не двинулись? Молиться и ждать? Вы еще скажите: "Есть, молиться и любить", и я на вас лифчик надену; вылитая баба, только с бородой. А вдруг он повернется? А если он надумал встречать тут зарю? А если у него тут свидание с невестой? А ч-черт! — Скользкая доска ушла из-под ног, и я, не сдержав крика, приземлился копчиком на выступ каната.

Щупальца застыли. Сдерживая ругательства, я оглянулся, чуть не вывихнув шею.

Сгусток плоти, который был одновременно и телом, и головой, не шелохнулся. Все также, повернутый в одном направлении, мерцал чудовищный глаз. Нет, теперь он был обращен к небу; зрачок набух, заполнив всю роговицу.

Мало-помалу полчища отростков возобновили свои однообразные движения. Я перевел дыхание и подцепил из воды весло.

— Ду-у-урень! — просипел чудодей.

— Бросьте, обыкновенная неудача. По вашей вине. — Я огляделся, чувствуя, как кровь бьется в висках. — Вон там, возможно.

— Что возможно? Ох-ох!

— Проскользнуть между щупальцами. Как мошка из задницы.

— Зеницы!

— Один черт. Берите весло, повторяйте за мной.

— Ох, грешен я, грешен! — шепотом, который показался мне громогласным, запричитал старик.

Я едва не пришиб чудодея веслом.

— Встряхнитесь! Мне нужна ваша помощь! Слушайте, мы одолели вэйрока... А теперь, что же, достанемся на обед этой пакости?

Охая, мудрец привстал на колени, и, как снулая гусеница, подполз к краю плота. Я отошел к другому борту, присел и окунул весло в воду. Плот двинулся, огибая колоссальную голову со стороны, если так можно выразиться, затылка. Хвала небесам, там не было глаз — лишь необъятные кожистые складки, в которые можно было завернуть наш плот. Благодаря круглым светящимся пятнам они походили на драпировки из великанских леопардовых шкур, драпировки, которые прикрывают... Я не стал задумываться, чем набита черепушка страшилища. Хороших вещей, наверняка, в ней было немного.