Ругару

— Ты шутишь, — потрясенно пролепетала Регина. — Зигорра в тюрьме пятое столетие? Зачем?!

— Ну, если тебе дадут его дело почитать, узнаешь. Мне вот не дали. Так что тебя, может, и не пустят к нему. Но мало ли. Дело вроде серьезное. Все-таки Чистяковых затронуло. Попробуй.

— Обязательно попробую! — Регина бросилась обратно к себе.

Кража

В назначенное время они были на месте. Лекс прибыл на позицию чуть раньше, поэтому мог наблюдать за командой Павла. Ребята неплохо сработались и оказались вовсе не такими дилетантами, как он предполагал. По знаку все надели маски. Дальше только так.

Он прыгает во двор с двухметровой стены. Собаки уже мчатся к нему. И Лекс на вдохе издает низкий утробный рык, по очереди заглядывая каждому доберману в глаза. Всё, собак нет, они сбежали, не оглядываясь и не скуля. Он слышит, как Шмат цедит еле слышно:

— Ниндзя, блин.

Наверно, он действительно напоминает им ниндзя. Парни тоже сработали чисто: охранники отдыхают на асфальте, но убрать их надо позже, сейчас — добраться до пульта до того, как на экранах заметят что-то неладное и вызовут полицию.

Лекс действует быстро, бесшумно. Расположение дома он знает наизусть. Удар ногой — дверь слетает с петель и тут же выстрел. Успели. Ладонь охранника бессильно падает, не дотянувшись всего сантиметр до кнопки. Охранников спрятали. Хозяева спят дальше, за другой сигнализацией, поэтому вышибленную дверь услышать не должны.

Они снова разделились. Лекс взял рацию охранника с пульта. Теперь можно переговариваться.

Через несколько мгновений раздается голос Токаря.

— Мы идем.

Лекс подождал их немного. Как только они появились в коридоре, начал не спеша подниматься наверх. Вскоре его догнали. Едва очутились на балконе, парни четко выполнили его указание: Павел замер у двери, рядом с Лексом. Остальные рассредоточились.

— Я на месте, — отчитался Эдик Шмат еле слышно.

Лекс кивнул — отлично. Теперь его очередь.

Темная комната освещалась слабым светом луны и звезд, проникающим сквозь круглые окна в куполе потолка. Знатную домину отгрохали. Настоящий дворец. Но в отличие от людей, кроме перил и фигур напарников, застывших у стены на балконе, Лекс видел еще тонкие лучи, рассекающие пространство над "музеем". Если бы они использовали какое-то устройство, чтобы спуститься вниз, пришлось бы повозиться. Но маг снял несколько ограничивающих заклятий с Леши, а ругару будто специально созданы для подобных преступлений. Хотя оборотни-волки тоже неплохо бы справились. Он почти физически ощущал изумление парней. Странные движения в темноте, словно он исполняет диковинную пантомиму: наклоняется, выгибается, переступает ногами точно журавль. И вот он с другой стороны перил. Отцепляет руки и прыгает вниз. Приземляется неслышно. Тут же выпрямляется — и прямиком к нужному шкафу. "Ниндзя, блин". Это никто не сказал, но наверняка кто-то так думает.

Шкафы тоже заперты — это, наверно, чтобы не искушать гостей. Но замок тут простенький, Лекс вскрывает его за два вдоха. Теперь Ключ. Его перчатками не возьмешь, он должен почувствовать твое тепло. Лекс достает из кармана медальон, секунд пять держит его в ладони, потом аккуратно вкладывает в углубление на основании артефакта.

После этого все идет не так.

Сначала бриллиант вспыхнул. Всего на миг, но так, что Лекс ослеп, и только тупо хлопал глазами, краем уха отмечая две вещи: еле слышный стук — медальон упал на пол, и шелест двери — хозяин проснулся. Будто неладное почуял.

Тут же глухой удар. Эдик, придурок! Почему не усыпляющий раствор? Ладно, уже неважно. Если даже убил, Лекс здесь ни при чем.

Зрение восстановилось, но Ключ искать некогда. Время утекало, оставляя им все меньше шансов уйти невредимыми. Это было волчье чутье на неприятности, молчавшее до сих пор, несмотря на предупреждения Информера, а теперь завопившее.

Он осторожно берет бриллиант за постамент. И соображает, что штуковину с такими иглами в кармане не потаскаешь. Почему ему раньше это в голову не пришло?

— Павел, прими игрушку, — приказывает он по рации.

Тот смыкает два пальца кружком — понял. Прицелившись, Лекс швыряет артефакт на балкон, точно между изящными деревянными столбиками ограды, у самого паркета балкона, там, где не зацепят лазерные лучи. Токарь быстро прячет его, укутывая в какую-то тряпку. Запасливый.

Затем Лекс в два прыжка взлетает на банкетку, отталкивается и сам повисает на перилах. Теперь надо аккуратно. Ну да не привыкать.

В два двадцать они, как и запланировали, выскользнули из дома. Еще минут через десять, покинув обозреваемый камерами район, стянули маски, облегченно выдохнули.

— Все получилось? — полюбопытствовал Тукан — самый тихий и интеллигентный мальчик в их компании.

— Скоро будет ясно, — ответил Лекс. — Сигнализация не сработала, иначе бы нас на выходе повязали. Как быстро среагируют те, кто следят за порядком в районе, сейчас проверим.

Покидая дом, они не особо скрывались от камер. Так что если за камерами следят внимательно, заметят на улице людей в масках, начнется облава. Но пока тихо.

— Эдик, — продолжил Лекс. — Ты почему не вырубил хозяина пистолетом с ампулой?

— А он кого-то вырубил? — изумился Киря.

— Растерялся! — Шмат проигнорировал вопрос Филиппа. — Ты говорил, что в доме только дед, а вышла баба!

"Не все знал Сева!" — вздохнул про себя Лекс. Вот откуда было это ощущение опасности. Кто знает, когда Юсифов поймет, что любовница что-то долго не возвращается в постель. А если бы он сразу услышал удар, вызвал бы полицию без кипиша. Вот был бы сюрприз.

— Убил? — равнодушно поинтересовался он. И опять всей кожей ощутил их страх от того, что он так запросто спрашивает об этом.

— Хрен его знает, — буркнул Эдик. — Надеюсь, нет.

— Ладно, — Павел вернул себе инициативу. — Сейчас все по домам, а завтра... Вернее, сегодня, но ближе обеду, собираемся у меня. Отметим удачное окончание дела. И расплатиться с нами должны, — он покосился на Лекса.

— Девчонок звать? — оживился Шмат.

— Конечно, — усмехнулся Павел. — Какой праздник без девчонок?

Уже вдвоем с Токарем, они прошли еще квартала два. Приехали они, по указанию Лекса, с разных сторон и машины оставили в разных дворах.

Павел сел за руль жигуленка. До самого дома они не проронили ни слова.

На полу в ограбленном доме остался медальон с отпечатками Лекса. Но это не так уж страшно — его пальчики давно есть в полиции. Лишний раз убедятся, что его приезд в Волгоград не пропал даром. А вот кровь — это плохо. Он не знал, что смогут вытянуть маги из раненой женщины или ее трупа, но если они доберутся до Эдика — всем хана. Может, в провинции они не настолько сильны? Оглушил ее Шмат пистолетом, оружие забрал с собой. Может, и обойдется. А по-хорошему валить всем надо из города. Хотя бы на месяцок, чтобы последить, что тут происходить будет. Хотя если припечет, Информер даст знать. Он прямо-таки живет у полиции в компах.

Очень бережно, еле дотрагиваясь, чтобы не дай бог не повредить нежную светящуюся кожу. Едва-едва лаская ладонями. Чуть сильнее — целуя. Лаэртель изгибается, будто жаждет прижаться к нему плотнее, раствориться в нем. Стонет, закусывая губы. А потом плачет.

Он испуганно отстраняется:

— Я сделал тебе больно?

"Дурак! Не надо было прикасаться к ней. Ты же слон по сравнению с этой девочкой. Как бы ты ни старался..."

— Нет-нет! — она снова прижимается всем телом. — Почему ты такой нежный, Леша? - еще немного - и она зарыдает. — Ты же темный, ты не должен быть таким нежным!

— Почему это? — спрашивает он ревниво, а в душе вспыхивает желание разорвать ее прежних любовников - эльфов, что проводили с ней ночи. Не потому, что она принадлежала им, а потому что у них не хватило ума быть ласковыми. Или она сейчас имеет в виду не эльфов? "Менты..." — ярость захлестывает его.

— Нет-нет, — снова шепчет она. Теперь он уже точно знает, что Лаэртель читает его мысли. — Они не тронули меня. Боятся. Заразиться боятся или того, что я их порабощу, околдую. Но ты ведь не боишься меня?

Вместо ответа он снова ее поцеловал. И тут же другое: "Боже мой, бред какой-то. Мы в тюрьме. Она сказала, что завтра ее убьют, а чем я занимаюсь, вместо того чтобы спасать ее?"

И снова тоненькие руки, которые становились очень сильными, если она хотела, обхватывают его плечи.

— Я умру. Ты ничего с этим не поделаешь. Не кори себя за это. Сделай то, о чем я тебя просила. Сделаешь?

Леша, соглашаясь, прижал ее к себе. Снова ласкал девочку, еле ощутимыми касаниями. Не корить? Как не корить себя, если она здесь из-за него. Может быть, пробиралась бы домой одна, ничего бы не случилось. Это ведь из-за того, что он пошел к диссидентам, все произошло. Поверил. Как дурак, поверил, что они помогут. А они давно сотрудничают с ментами. Следовало догадаться об этом раньше. Кто-то же настучал, когда он болтал по пьяни.

— Ты не мучайся, — вновь подхватывает эльфийка. - Это не из-за тебя. Это мое предназначение. Я родилась, чтобы принести нашим этот камень. И теперь я понимаю, что если бы не ты, я никогда бы не справилась с заданием. А ты сделаешь последние мгновения моей жизни самыми прекрасными. Пожалуйста, не думай ни о чем.

Он не может не думать. "В камере темно, а она светится. Интересно, если надзиратели заглянут, они поймут, чем мы занимаемся?" Или так: "Нары скрипят так, будто сейчас развалятся. А как же она? Ей не тяжело?"

А потом все мешается, сознание взрывается разноцветными брызгами. И он тоже плачет. О любви, найденной и тут же потерянной, невозможной в их мире.

...Свет бьет в глаза, его сбрасывают с кровати, и он сначала радуется, что оделся до того как уснуть, а затем на него обрушиваются удары, один за другим.

— Ты что сделал, с...? Что ты сделал?

Леша ничего не соображает, даже не прикрывается от летящего на него сапога. Но избиение прекращается так же быстро, как и начинается.

— Оставь его, - холодно и властно. — Этого следовало ожидать. Врача позови.

Он наконец сфокусировал взгляд. На кровати, откуда его только что столкнули, лежит Лаэртель. Лежит так, что сразу ясно: мертвая. Никакого врача не нужно. Но он не верит. Перебирается ближе. Целует ее ладонь — ледяная. И тогда он воет, скрючившись на полу, обхватив голову.

Дальше сколько-то времени выпало из его памяти совсем. Леша не помнил, где был, сколько был, били его или разговаривали с ним. Смутно подозревал, что его допрашивали, и вроде бы он сидел в той же камере. Но в себя пришел, только когда услышал приказ:

— Встать в строй!

И тогда точно что-то включилось в нем. Словно девочка Лаэртель повторяла в нем то, что сказала в камере.

"Тебя не казнят. Они ведь считают, что я тебя околдовала, значит, ты не виновен. Тебя отправят в штрафбат. Они смертники, но ты выживешь, я знаю. Как только попадешь туда, сразу, не медля, до того как начнется бой, беги к нашим. К моим".

И он сбежал. Прятался, полз, стрелял, ломал заграждения голыми руками и все-таки добрался до эльфов. А они как ждали. Будто знали, кто он такой и зачем пришел.

С ним обращались довольно уважительно. Не так, как с рабами, которых он там встретил. Это было страшно, не соврал следователь. Неизвестно, ставили эльфы над темными опыты, проводили операции или, как и везде, использовали лишь магию, но среди рабов не было оборотней, болотников, гоблинов или ругару. Это были существа, лишенные своей сущности, не способные измениться: не люди, не темные, не эльфы. Нечто. И все кастраты — эльфы считали, что мужская сила делает рабов агрессивными, а так ими легче управлять. Женщин, вероятно, сразу убивали.

"Если со мной такое сделают — тоже брошусь на мины", — со злостью и отчаянием решил Леша.

Позже его привели в комнату, украшенную изнутри дивными растениями так, что скрылись стены. Ни одного окна, только дверь-арка, а сверху льется свет, кажется, что над ними синее небо, но Леша-то знал, что они на первом этаже огромного дворца. В центре будто алтарь с многочисленными яствами. Его оставили одного с едой и напитками. Но он ни к чему не притрагивался. Ждал. Наконец вошел красивый эльф — беловолосый, высокий, тонкокостный. Глянул на Лешу, презрительно сощурившись, процедил:

— Я брат Лаэртель. Сводный, — а у Леши в голове стукнуло: "И любовник. Тот самый, который не умеет быть нежным". Но прежде чем он сделал что-то непоправимое, эльф сверкнул сталью глаз: — Я вытащу камень. Вот, выпей.

"Выпью и отключусь, а проснусь таким же рабом", — горько подумал Леша. И залпом осушил кубок.

Все оказалось не так страшно. Он очнулся на нейтральной полосе с развороченной грудью. Его использовали и выбросили, как ненужную вещь. И Леша был очень им благодарен. Хуже было бы, если бы оставили себе. А ему все равно теперь, где жить, чем заниматься.

Пару дней он отлеживался в воронке, ожидая, когда затянется рана. На нем ведь все заживает быстро. И шрамов не остается.