Интересное2

— Все вам расскажи, — буркнул анестезиолог. — Я в партии с тридцать седьмого. А что?

— Ощущаю потребность произнести молитву, но не знаю ни одной.

— Есть альтернатива. — Анестезиолог подмигнул медсестре. — Галя, будь добра, разведи нам… по сто грамм.

— Ночь на дворе, — буркнула медсестра. — Хоть бы до утра подождали… для приличия.

— Нервы не ждут, требуют успокоения.

— И еще неизвестно, какое будет утро, — продолжил мысль коллеги Яков Лейбович. — Даже если не поступят другие… такие же, как Филин… хлопоты нам обеспечены. Этот случай спустить на тормозах не выйдет. Это вам не внутренняя травма, которая то ли была, то ли нет… это…

— Все начальство и Смерш в придачу, — подсказал ассистент. — В гости к нам.

— Галя, разводи! — с заметной тоской в голосе, теперь уже не попросил, а потребовал анестезиолог…

Все, что сказали врачи, отложилось в памяти у Филина отчетливо, да только осмыслил он эту информацию с запозданием — лежа на каталке. Точнее, в тот момент, когда откуда-то вдруг возник ефрейтор Покровский, в белой санитарской куртке поверх формы. Алексей перехватил у Ереминой каталку и ловко завел ее в палату номер три — удивительно маленькую, всего на шесть коек, и единственную с зарешеченным окном. Нет, решетка была старая и условная, из тонких прутьев, наверное, раньше в этой комнате располагалась какая-то канцелярия или хранились матценности, но факт немного покоробил.

Филин уселся на каталке и осмотрелся. Его прибытия ожидали двое. Подполковник Васнецов и старшина Бадмаев. Оба в больничных халатах. Командир смотрел на нового обитателя чуть иронично, а Бадмаев расплылся в искренней улыбке до ушей. Никита покосился на Покровского, затем на Еремину и хмыкнул.

— Все в сборе?

— Все — это кто? — вдруг послышалось со стороны двери.

Филин обернулся.

— Теперь точно все. — Он кивком предложил войти. — Присоединяйтесь, товарищ замполит… к пролетариям всех стран.

— Ты это! — В палату вошел подполковник Стасенко. — Думай, о чем шутишь. Ну так что? Кто тут собрался, по твоему мнению?

— Вы-то как тут очутились? — удивленно спросила Еремина.

— По контузии.

— Не в госпитале, в палате. Как вы нас нашли?

— Приснилось. — Стасенко усмехнулся. — Не увиливайте от прямого ответа. Вопрос задан всем, товарищи разведчики. Вам, доктор, тоже.

— Собрались и собрались, — буркнул Покровский. — Так получилось. Свободная палата тут одна.

— Товарищ подполковник намекает на мистическую предопределенность событий, как я понимаю, — сказал Васнецов и теперь адресовал снисходительную усмешку подполковнику Стасенко.

— Это ж мракобесие. — Филин тоже усмехнулся.

— Вы оделись бы, товарищ капитан, — недовольно парировал Стасенко, — а то сидите при женщине в одной простынке, словно римский фараон в бане!

Услышав про «римского фараона», Васнецов, Еремина и Филин не удержались и покатились со смеху. Покровский присоединился секундой позже.

Бадмаев продолжал улыбаться до полного смыкания глазных щелочек, но просто радуясь возвращению Филина.

— Отставить ржач, — через силу приказал Васнецов. — Товарищ Стасенко на самом деле задал серьезный и глубокий вопрос. Есть мнения?

— Ой, уморил. — Еремина смахнула с ресниц слезинку. — Все, что я могу сказать, — всем повезло.

— В чем? — Стасенко поначалу насупился, но быстро отошел.

— Вы не понимаете? Каким-то образом к вам в организм попала немецкая дрянь. Та самая, из секретных вагонов. Поэтому вы все живы и здоровы.

— Это везение?! — У Стасенко заметно вытянулась физиономия. — Мы отравились какой-то химией и вы называете это везением?!

— Давайте без эмоций, — вмешался Васнецов. — Насколько это возможно.

— Как это без эмоций?! — Стасенко почти подпрыгнул. — Мы можем завтра умереть! Или превратиться в таких же… как те… которых вы гранатами…

— Не превратимся, — уверенно сказал Филин. — Немцы под этой дрянью становились неубиваемыми берсерками, тут сходство есть, только тупыми, как бараны. Если впереди не шел козел… в эсэсовской форме или в камуфляже, они сбивались в стадо и стояли.

— В одном из наших случаев и тут нет разницы, — буркнул, по обыкновению, Покровский, стараясь не поднимать взгляда на Стасенко.

Политработник все понял, задохнулся от возмущения и начал багроветь.

— Соглашусь с товарищем капитаном, — торопливо вмешалась Алевтина. — Немецкая дрянь делает из солдат неубиваемых берсерков. Как она действует — понятно только немецким изобретателям этого вещества, но очевидно, что мозги у берсерков работают плохо. В случае же с Филиным, да и с вами, система рушится. Вещество такое же, но эффект другой. Все в здравом уме. Почему?

— Вы опять уходите в сторону, — заметил Стасенко.

— Никуда мы не уходим, — возразил Филин. — Просто на ваш вопрос ответа нет. Насчет наших… метаморфоз… правильно? — Он взглянул на Еремину, а затем на Васнецова. Оба кивнули. — Тоже нет ясности. Но лично меня больше волнует другой вопрос: что дальше? каким боком все это нам выйдет?

— Вот! — Вечный скептик Покровский поднял палец кверху. — Практичный подход.

— Каким — не знаю, но боком — точно, — сказал Васнецов.

— Все молчи давай, — вдруг оживился Бадмаев. — Сюда много-много человек идут. Сердитый впереди. За ним четыре думать много, не верить чему-то. Еще трое выпили. Мало-мало, по сто грамм.

— Вот прямо по звуку определили? — недоверчиво спросила Еремина и перевела удивленный взгляд со старшины на Филина.

— С гарантией. — Никита кивнул. — Сами увидите.

«Сердитым», топавшим впереди всех, оказался старший лейтенант Ворончук. За ним в палату вошли два пожилых врача довольно заспанного вида и два офицера абсолютно не кадрового пошиба. При этом оба носили форму летчиков. Филину это противоречие резануло по глазам. «Летчики» выглядели максимум операторами аэростатов, но имели майорские погоны и даже орденские планки на груди.

Трех замыкающих Филин уже знал. Яков Лейбович, его ассистент и анестезиолог выглядели крайне уставшими после сложной операции. Последний так вообще едва стоял на ногах. И когда успели?

То есть Бадмаев ошибся только в дозе. Остальное сошлось. Но Еремина не успела выразить свое восхищение бурятскому следопыту. Старший лейтенант ОКР Смерш Ворончук начал с места в карьер.

— Вся шайка в сборе! — Вася вел себя как Стасенко на партсобрании, причем было не понять, всерьез он или так жестко разыгрывает. — Какая приятная неожиданность! Даже подполковник Стасенко здесь! Предупреждаю на берегу, граждане, за дверями конвой, во дворе — взвод автоматчиков! Ведем себя тихо, отвечаем на вопросы четко, сидим ровно, не ерзаем! Вам все понятно? Вопросы?

— Одеться можно?

— Валяй, Филин. Хотя так, конечно, виднее, что отстреливать при попытке к бегству.

— Не поможет, — сдержанно икнув, сказал анестезиолог. — Как у ящерки хвост — чпок… и снова вылезут.

— Това-арищи! — возмутился Стасенко. — Где ваша культура и совесть?!

— Это нам и предстоит выяснить. — Ворончук прищурился и обвел всех «длинным» начальственным взглядом. — Ну так что, есть желающие сделать чистосердечное признание?

— В чем? — спросил Васнецов.

— В том, что вы боги! — Анестезиолог глупо хихикнул.

Ворончук зыркнул на троицу врачей, и Яков Лейбович с ассистентом вытолкали расклеившегося коллегу в коридор.

— Желания признаться, как понимаю, нет. — Старший лейтенант обернулся к одному из врачей постарше: — Симон Леонтьевич, вы сможете провести полное обследование этих… подозреваемых?

— Подозреваемых… в чем? — растерянно спросил врач.

— Это имеет значение?

— Нет, нет, конечно же нет! Я хотел спросить, на предмет чего обследовать, что мы ищем?

— Вы меня спрашиваете? — Ворончук уставился на врача не мигая, как учили.

— Ах да, да, конечно! — Симон Леонтьевич обернулся к другому «заспанному» доктору: — Вениамин Захарович, надо сделать анализ крови, мочи, рентген…

Врач обернулся к Ереминой. Та развела руками и взглядом указала на Ворончука.

— Простите, любезный Василий… э-э…

— Просто товарищ старший лейтенант, — подсказал Ворончук.

— Да, да, конечно. Алевтина Дмитриевна тоже арестована? Рентген по ее части.

— Здесь пока никто не арестован. — Василий поморщился. — Просто разбираемся. Если доктор Еремина докажет, что не состоит в шайке… пусть делает свой рентген. Но по моим сведениям, она вколола себе немецкое снадобье.

— Доказать — раз плюнуть. — Алевтина закатала рукав халата, а затем и гимнастерки. — Смотрите внимательно, видите? Дырок нет.

— Это вы сейчас пошутили? — Вася взглянул на Еремину с укоризной. — У Филина дырка от ножевого ранения затянулась, неужели ваша оспинка от укола не затянется? Как вы объясните свой приступ? Говорят, вы едва дышали, бились в припадке. Вас спасали всем миром. Почему молчите? Где доказательства невиновности?

— Как раз потому и молчу. — Алевтина буквально впилась взглядом в старшего лейтенанта. — Вы все доказали за меня. Но если вам действительно интересно, отвечу. Конвульсии, припадок, спасение… это был спектакль, чтобы отвлечь внимание, сорвать чудовищную провокацию. Вы знаете, что собирались сделать майор Золкин и подполковник Стасенко?

— Не Золкин, а фашистский диверсант под этой фамилией, — поправил Ворончук. — Вы же сами все видели, если действительно только изображали отравление немецким зельем.

— Видела. — Алевтина кивнула и виновато покосилась на Филина. — И как он ударил ножом капитана Филина, и как стрелял в вас, но почему-то не попал, тоже видела. Но это случилось позже, на нейтральной полосе. А мне пришлось устроить спектакль еще до бомбежки, когда мы только собирались вытащить трофеи из уцелевшего вагона. Подполковник Стасенко и диверсант Золкин хотели проверить действие немецкой дряни на…

— Золкин оказался диверсантом?! — наконец дошло до Стасенко, и он зафонтанировал, явно пытаясь увести разговор от скользкой для него темы. — Я так и думал! В нем сразу чувствовалась не наша жилка! Коварный враг проник в самое сердце нашей обороны, в контрразведку Смерш! Это непростительная…

— Отставить! — рявкнул Ворончук. — Никуда он не проникал. Почему вы решили, что он из Смерш? Вы документы у него проверяли?

— Я… нет… но…

— Все! Лучше молчите, подполковник. — Вася опять поморщился. — Доктор Еремина, идите готовьте ваш рентген!

«Легко отделалась, — мелькнула мысль у Филина. — Нет, вообще-то изложила убедительно, и логика такая… типично женская, не подкопаешься. Но на месте Васи лично я не поверил бы. В смысле… нет, поверил! Почуял бы! Но все равно проверил. Служба в Смерш дело серьезное, внимание к фактам требуется, а не только чуйка. С другой стороны, набирали бы одних буквоедов, без оперативного чутья, был бы еще тот клоповник вместо эффективной контрразведки. Так что правильно Вася поступил. Видно же, что Алевтина попутчица в этой истории, пассажир, а не машинист или стрелочник. От начала и до конца случайно под раздачей».

В палату вернулись Яков Лейбович и его ассистент, а место выбывшего анестезиолога заняла медсестра. Похоже, именно ее появление подтолкнуло буксующую ситуацию в нужном направлении. Вениамин Захарович подхватил падающее знамя и приказал медсестре организовать «забор крови», а затем еще ряд исследований, включая измерение температуры, пульса и давления. Тоны сердца доктор выслушал у всех лично.

Когда врач выдохся, в дело вступил один из «летчиков». Он почему-то проявил познания в неврологии, исследовал рефлексы, а затем подключил всех по очереди к портативному, всего с дорожный чемодан, аппарату неведомого назначения. Пока одни сидели опутанные проводами на приеме у «летчика», другие под конвоем посещали рентген-кабинет и сдавали анализы.

Вся эта катавасия была несколько сумбурной, но при этом загадочно-интересной, так что никто от нее не устал. Филин, например, даже искренне пожалел, что концерт закончился, когда врачи и прочие откланялись. Чуть позже сожаление ушло — вернулась Алевтина. Она держала в руках предварительное заключение консилиума.

Ворончук изучил бумагу и подытожил.

— Пока что предъявить вам нечего, — Василий наконец заговорил нормальным тоном, как товарищ, а не как следователь. — Доктор, что тут отличается от нормы? — Ворончук указал на заключение.

— У всех понижена температура, брадикардия, при этом нормальное давление, идеальная кардиограмма, в порядке рефлексы и даже повышена скорость реакции.

— Бради… чего?

— Брадикардия, замедленное сердцебиение.

— Понятно. — Ворончук кивнул. — То есть здоровы?

— Абсолютно. Более того, у них показатели хороших спортсменов. Кроме температуры, конечно.

— А прежде никто из них к вам не попадал? Карточек на них нет?

— Нет. Симон Леонтьевич первым делом это проверил.

— То есть тупик. — Василий задумчиво уставился в стену. — В медицинском смысле.

— Еще не сделаны анализы. Хотя и тут мы вряд ли увидим что-то поразительное, я почти уверена. Следует делать химический анализ, а не общий. И желательно — понимая, что мы ищем. Стимуляторы? Лекарства? Неизвестные вещества?

— Химики подключатся, уже договорились. — Взгляд у Ворончука прояснился. — За сутки управимся. Ну а до той поры все остаются здесь. Запру вас в палате от греха подальше. Возражения есть? Или соображения? Выкладывайте, если имеется что-то еще по теме.

— А что еще? — Филин пожал плечами. — Ты половину своими глазами видел. Остальное мы тебе рассказали. Дальше твои соображения важны, а не наши.

— Не упустить бы чего. Это ведь и в ваших интересах. Точно нечего добавить?

Никто из разведчиков не ответил, а вот Стасенко вдруг заерзал, явно мучаясь какими-то сомнениями. Он будто бы что-то знал, но нетвердо, с чужих слов, или не был уверен, что это знание ему не приснилось.

— Рискну… — проронил Стасенко.

— Чем? — Василий удивленно уставился на подполковника.

— Рискну предположить, что остались неоприходованные улики! — выпалил Стасенко.

— Какие улики?

— Я не знаю.

— О чем тогда вы говорите?

— Вы проверьте, что у Покровского в кармане. В нагрудном.

Ворончук обернулся к ефрейтору и вопросительно поднял бровь.

— Ничего нет. — Алексей нахмурился.

— А если найду? Лучше сам поищи, вдруг запамятовал?

Покровский стрельнул взглядом в сторону Филина, вздохнул и вытащил из кармана пробирку с желтоватой жидкостью.

— Замотался, только сейчас вспомнил. Вот.

Ворончук взял пробирку и взглянул на просвет.

— Немецкая дрянь? — Он адресовал вопрос Алевтине.

— Нужен анализ.

— Да уж. — Ворончук спрятал пробирку в планшет. — Сказать, что я разочарован, не сказать ничего. Боевые товарищи называется!

— Я один виноват! — запротестовал Покровский. — Сунул в карман машинально и забыл! Если б вспомнил раньше, сразу отдал бы вам, товарищ старший лейтенант!