Феникс - 1. Пламя теплится

— Ой! — воскликнула она. — Хилки, у тебя здесь что-то выпало! Смотри!

Старик обернулся. В его взгляде читалось непонимание, которое, впрочем, вскоре исчезло, сменившись прежней усталостью.

— Хилки и Браксус рады видеть красивую девочку, — проговорил он. — Ну-ка, а кто там у нас прячется? А ну выходи, покажись. Да.

Ани, потупив взор и с каждым мгновением краснея все больше, показалась из-за кустов можжевельника.

— А, это смелая маленькая девочка. Помню, помню. Пушистик просил передать, что никогда еще не видел такой умной и смелой девочки.

— Хорьки не разговаривают, — все еще смотря себе под ноги, сказала Ани.

— Конечно, не разговаривают. Но Пушистик — он необычный. Да! Он волшебный...

— Как это?

— Это очень длинная история, смелая девочка. Если хочешь, я расскажу ее. Но не сейчас, а вечером.

— Очень хочу! — Ани широко улыбнулась.

— Вот и хорошо. А теперь нам всем надо собираться.

— Хилки, подожди, — окликнула его Дезире. — Всего минуту. Что это? — она указала на блестящий предмет.

Старик пожевал губами, поморщился.

— Это очень ценное. Нельзя никому показывать. Вы никому не говорите, что видели это.

— Но что — это?

— Хилки не знает, — он развел руками. — Браксус говорит, что Хилки должен хранить эту вещь, что она обязательно пригодится. Хилки слушает Пушистика и потому хранит.

Дезире вздохнула. Она чувствовала полное разочарование, но все равно не могла сердиться на безумного старика. Даже несмотря на небылицы с хорьком, он заслуживал уважения.

— Спасибо, Хилки, — сказала она как можно более искренне. — Ани, пойдем. Не будем мешаться.

* * *

Теперь они старались держаться от городов на почтительном расстоянии. Спасение прошлой ночью казалось чем-то нереальным. Оно и возможным-то стало, скорее всего, потому, что сработала подготовленная геерами ловушка. Не попадись в нее та пятерка, о которой потом рассказала Дезире, погоня продолжалась бы до самого утра. А вернее — до того момента, когда бы беглецы выбились из сил или попросту не смогли больше противостоять сумасшедшему натиску. И случилось бы это значительно раньше рассвета. Несчастные, провалившиеся в яму, стали своего рода отступной платой за жизни остальных.

Искушать судьбу повторно не хотел никто. Кэр напрочь отказывался давать какие-то рекомендации или прогнозы. Он, который был уверен, что гееры не могут жить в каменистой почве, в недоумении разводил руки.

— Они живут гнездами. Это все равно что семья... Муравейник — вот хорошее сравнение, — говорил эрсати. — Понятно, что разница в структуре сообществ радикальна, но не это важно. Два соседних гнезда не могут находиться близко друг к другу. Охотничьи угодья охраняются крайне ревностно. Любые иноплеменники уничтожаются и используются в пищу. Кстати... свои мертвецы тоже. Очень удобно — не нужны кладбища. Сожрал соседа, поплакал, отрастил брюхо — и все довольны.

Путники старались держать города в поле зрения, но не подходить к ним ближе. Несколько раз на пути встречались небольшие поселки, но дома в них находились в таком плачевном состоянии, что не годились даже для ночлега. Погода снова испортилась и напомнила о себе сильными порывами ветра и мелкой моросью.

Организованные Гракхом дозоры неотрывно осматривали окрестности в поисках возможных опасностей. Сам же зарккан уже не первый час проклинал низко висящие тучи. Те плотно заволокли небо, отчего солнечные батареи 'Плевка' оказались практически бесполезны. Израсходованный за ночь заряд аккумулятора следовало пополнить как можно быстрее. Без энергии смертоносное оружие превратилось в бесполезную конструкцию.

— Гракх, ты уже всех достал своим нытьем! — наконец не выдержал Кэр. — Солнышка ему не хватает. Будешь отмахиваться своей хреновиной. Сойдет за палицу или топор. Хоть бы и тупой.

— Да если бы не я с этой, как ты выразился, хреновиной — еще неизвестно, чем бы все закончилось ночью. Ты сам много стрелял, умник?

— Сколько ни стрелял, а все в цель. Зато ты палил во все стороны без разбору — вылитый вурст... только мелкий и волосатый.

Было слышно, как Гракх скрипнул зубами. Он замедлил ход, с силой сжал 'Плевок'.

— А что, умник, не поиграть ли нам? Я мелкий волосатый вурст — хорошо. Значит, тебе нечего бояться. Постреляем? Если, конечно, не испугаешься. Всего по разу. С двадцати шагов...

— Бояться тебя? — Кэр фыркнул. — Я с большим удовольствием снесу твою башку!

Губы зарккана растянулись в довольной улыбке.

Видя, что простая перебранка начинает заходить слишком далеко, Марна встала между уже готовыми пролить кровь дуэлянтами.

— Если уж вам моча в головы ударила, так я с этим ничего не поделаю! Но не позволю стреляться у всех на глазах. Пошли вон, оба! Куда угодно, лишь бы не видеть ваши рожи. А там уж хоть чем занимайтесь. Хоть стреляйтесь, хоть вешайтесь. Совсем из ума выжили!

— Так это он... — начал было Гракх, но Марна не желала ничего слышать.

— И так несем потери за потерями, а они друг на друга кидаются. Что ты там про геер говорил, Кэр? Жрут своих мертвых? Так вы заживо грызетесь. Тошно смотреть на вас.

Как ни странно, но ни со стороны эрсати, ни со стороны зарккана не последовало не то чтобы возражений, но даже робкого оправдания. Оба стояли пристыженные, не зная, куда деть глаза. Словно застигнутые за воровством соседских яблок дети.

— Идемте, — уже более миролюбиво сказала Марна, видя замешательство горячих голов. — Но на будущее — все мы живые, все на взводе, у всех могут сдать нервы. Но зачем становиться зверьми?

* * *

— Не нравится мне здесь, — поморщился Кэр. — На все это смотреть холодно, не то что зимовать.

— Да и мне не нравится, — отозвалась Марна. — Только есть ли у нас выбор?

— Выбор есть всегда.

— И какие варианты видишь ты?

Кэр задумался.

— Проклятье, чувствую себя крысой, которая пытается спастись с тонущего корабля. Зима в этих стенах почти наверняка убьет нас. Но в то же время мы не протянем в городе или на окраине. Я бы предложил продолжить поиски. Здесь у нас нет шансов — корабль утонет вместе с нами, — эрсати пожал плечами.

— Много у тебя осталось патронов?

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — ухмыльнулся Кэр. — Да, еще одну встречу с какими-нибудь хищниками, а пуще того — ходящими на двух ногах, нам не пережить.

— И все равно настаиваешь на поисках?

— Что ты, Марна, я ни на чем не настаиваю. Ты спросила, я ответил. Кто я такой, чтобы настаивать? Обычный...

— Стоп! — Марна повысила голос. — Не начинай снова. Ты прекрасно знаешь, что мне важно знать твое мнение.

— Знаешь, если уж тебе так это важно... как тебе такое? Мы останавливаемся здесь, начинаем обустраиваться. Но каждый день два или три человека уходят в поиск. В город я бы поостерегся ходить, а вот осмотреть окрестности было бы не лишним. За сутки такой отряд вполне может отойти километров на двадцать и успеть вернуться.

— Может быть, и в город придется ходить, — вздохнула Марна. — У нас почти нет инструментов. Я уж не говорю о строительных материалах.

— Ну, инструментами, если повезет, мы можем разжиться и здесь. Но это вопрос второй. Сначала надо определиться с тем, остаемся мы или идем дальше.

— Остаемся, — сказала Марна. — И сделаем, как предлагаешь ты. Я всегда говорила, что у тебя ясная голова.

— О! — Кэр расправил плечи, а его лицо приобрело надменное выражение. — Я произведен в ранг советника?

— Иди ты, — отмахнулась Марна.

Они начали спускаться с весьма крутого склона.

Поросшую травой насыпь удивительно правильной формы и возвышающуюся над ней мачту путники заметили за несколько километров. Кэр почти сразу определил их как террикон и часть канатной дороги. Спустя примерно час община вышла к заброшенной шахте. Судя по состоянию, оставили ее еще до войны.

От канатной дороги осталась только мачта, да и та проржавела настолько, что теперь расслаивалась и облетала ворохом ломающихся в руках пластин. Почти все здания были сложены из красного кирпича. Он неплохо пережил все эти годы. Обветренные и источенные водой стены стояли несмотря ни на что. Оконные и дверные проемы зияли дырами. При ближайшем осмотре стало ясно, что здесь использовались деревянные рамы и двери, которые не выстояли против стихии и попросту сгнили. Но стекла кое-где сохранились в целости, а значит, могли быть использованы снова. Крыши явно текли и кое-где — сильно.

Весь комплекс был пронизан ощущением запустения и заброшенности: поросшая кустарниками территория, плесень и сырость в зданиях, изъеденные ржавчиной оборудование и металлические конструкции. Место навевало не надежду, а уныние.

Несколько дней ушло на то, чтобы выбрать и вычистить строение, которое решили использовать как основную базу. Кэр предположил, что ранее здесь располагался машинный зал привода клетей и подъемного короба, предназначенного для вывоза пустой породы из основного штрека. Самих двигателей не осталось, зато различных передаточных механизмов и шестеренок было предостаточно. Словно внутренности огромных сломанных часов, они замерли в одном положении, чтобы больше никогда не сдвинуться с места. Все еще не высохшие пятна масла, какая-то стружка и металлическая пыль, битая напольная плитка, детали тяжелых агрегатов и инвентаря — все это следовало убрать.

Стены здесь были толстые, на окнах стояли решетки, что оказалось очень кстати.

Наряду с первыми шагами по обустройству внутреннего помещения была отремонтирована крыша. Благо материала для этого оказалось достаточно, а 'Плевок' Гракха с успехом заменял сварочный аппарат. С частными остановками на подзарядку, но заменял. Погода снова благоволила, дав беглецам время устроиться на новом месте.

Удалось найти несколько лопат, ведер, топоров и мелкий инструмент. Вообще сложилось такое впечатление, что когда шахту покидали, то вывезли с нее все более-менее ценное. Оставили либо неисправное, либо сложное для транспортировки и не представляющее особой ценности. К чему отнесли инструмент — осталось загадкой.

Как заявил Кэр: 'Не было целесообразности'. Чем вызвал полные непонимания взгляды.

Жизнь, пусть тяжелая и выматывающая, начала обретать новые очертания. Еще не было полной уверенности в том, что безымянная шахта станет новым домом. Еще не пришло осознания относительной безопасности. Но даже такое состояние внушало некоторый оптимизм, позволяло почувствовать уверенность в завтрашнем дне.

* * *

— Говорю тебе — там кто-то ходит, — шепотом возмущался Кларк. — Я еще не совсем ослеп.

После того как погиб Винсент, ему в напарники достался Эрик — вечно что-то жующий паренек семнадцати лет. Он сильно заикался и потому предпочитал отмалчиваться, объясняясь жестами. Худой, с редкими пепельными волосами и большим носом, Эрик никогда не пользовался вниманием женской части общины, а постоянные насмешки сверстников сделали его замкнутым. К тому же парень находился в том возрасте, когда чужое мнение и опыт чаще всего воспринимаются в штыки. Кларк не мог поверить в то, что получает такого напарника. Но все его доводы отметались единственным заявлением: 'Эрик — один из лучших стрелков'.

— Да вон же, глаза разлепи!

В свете то и дело скрывающейся за набегающими тучами луны Эрику почудилось движение. Он напрягся, до рези начал вглядываться в ничем особо не примечательное место рядом с высокой, рассеченной молнией березой. Там, среди извивающихся теней, одна тень выглядела особенно неуместной. Она то пропадала, то возникала вновь, но всегда одной и той же формы и размера.

— Ну что, видишь?

Эрик неуверенно кивнул. Отсюда, с крыши здания, где ранее располагался машинный зал, а теперь обживалась община, окрестности лежали как на ладони. Днем видимость составляла до десяти километров. Ночью, разумеется, значительно снижалась, а потому Эрик не торопился делать выводы. Расчетливый во всем, он предпочитал несколько раз перепроверить данные, нежели бросаться в омут с первыми предположениями.

Кларк же не находил себе места. Он думал послать мальца поднимать общину, да не тут-то было. Этот истукан только молча пучил глаза.

— Да не молчи ты! — вышел из себя Кларк и тут же сплюнул, вспомнив, как глупо прозвучали его слова. — Вон-вон, теперь-то видишь?

От березы отделилась тень и замерла.

— Ч-ч-чеел-л-ловек, — наконец нарушил молчание Эрик.

— А я о чем?!

Явно глядя в сторону шахты, человек выпрямился в полный рост.

Кларк поежился. Ему показалось, что глаза неведомого соглядатая смотрят прямо на него.

— Что за чертовщина? — он взглянул на Эрика. Тот не проявлял ни капли обеспокоенности. Кларк мотнул головой, отгоняя наваждение.

— Он-н-н зн-н-нает, ч-ч-что мы з-з-здесь, — сказал Эрик.

Кларк фыркнул, мысленно помянув Марну, решившую дать ему в напарники какого-то дохлого заику.

— Тоже мне — новость. Я тебе это говорил еще пять минут назад.

Эрик непонимающе посмотрел на него.

— Что уставился? Беги, поднимай всех. Что, если он не один? Что, если это нападение? Эх, сейчас бы подкрасться к нему, захватить врасплох. А потом уж поспрашивать — какого он ошивается возле нашего дома?

Эрик обвел горизонт рукой, попытался построить фразу, но сдался на половине:

— Д-д-ерев-в-вня р-р-рядом-м... б-б-боят-т-тся... наб-б-блюдают-т...

— Хочешь сказать, рядом может быть деревня? — прекращая мучения парня, спросил Кларк. — Заметили нас, но побоялись приближаться? А теперь, по темноте, решились проверить, посмотреть.

По лицу Эрика промелькнула еле заметная улыбка. Он облегченно кивнул.

— Ладно, сиди здесь и смотри — не прозевай шпиона этого! — сказал Кларк. — Я вниз, подниму наших. Возьмем его тепленьким.

* * *

К огромному разочарованию Кларка, ночной соглядатай не стал дожидаться, пока за ним придут. Он словно почувствовал грозящую опасность и скрылся. Эрик лишь пожимал плечами и бубнил нечто вроде: 'Я не виноват. Он просто исчез'. Кларк порывался тут же броситься в погоню, настаивая на том, что они еще смогут догнать неопознанного наблюдателя, но его порыва никто не поддержал.

— Ты в своем уме? — покрутил у виска Кэр. — Тут некоторые уже вышли погулять ночью, там мы потом еле ноги унесли. Или память короткая? Только зря разбудил.

Обиженный и непонятый Кларк вновь удалился на пост. Несмотря на то что до конца его смены оставалось всего полчаса, а вторая пара караульных уже готова была занять позицию, мужчина лишь буркнул, что ему не нужны подачки и он отстоит свое время до последней минуты. С Эриком он в эту смену больше не заговаривал, виня именно его в срыве вожделенной операции.

Оставшаяся часть ночи прошла спокойно. А наутро община выделила троих человек для разведки местности возле злополучной березы. Этой троицей стали Кэр, Кларк и Хедда — весьма боевая девица. Обладая крупным телосложением, она могла соперничать в силе с некоторыми мужчинами. Грубоватые повадки и жесткие, угловатые черты лица не добавляли ей женственности. Да она к этому и не стремилась. Не придающая особого значения своей внешности, Хедда всегда стояла на том, что главное в человеке — это естественность. А все остальное — лишь способ скрыть подлость натуры.