Танго с призраком. Том 2

А пока...

У девушки было отличное настроение. Она мурлыкала под нос незамысловатую песенку и смахивала пыль с фарфоровых фигурок.

— Porque aun te amo y sigo enamoraldo...

— Вы хорошо поете, синьорита.

Тони едва на полметра не подскочила, и обернулась, чтобы увидеть милое женское личико. Незнакомке было лет тридцать — тридцать пять, черные волосы уложены в красивую прическу, сверху наброшена белая кружевная накидка, просто платье подчеркивает стройную фигуру...

— Добрый день, синьора.

Все же синьора, на ритану не похожа. Угадала, вот, улыбается.

— Синьорита, а где синьора Луиса?

Тони помрачнела.

— Синьора, вы не в курсе? Ее убили...

— Ох... Простите.

Огорчилась женщина тоже неподдельно. Тони качнула головой.

— Не стоит извиняться. Убийца понесет наказание, я верю.

— Хорошего человека это не вернет, а вашу грусть не успокоит.

— Все равно стоит попробовать. Хотя бы со вторым, — сверкнула глазами Тони. И поменяла тему. Мертвым мертвое, живым — живое. — Что вас привело в магазин? Синьора Луиса вам что-то обещала?

— Нет. Она не обещала, но помогала. У моей свекрови скоро день рождения...

Тони задумчиво кивнула.

Лицо незнакомки было более, чем красноречивым. Похоже, ее свекровь, та еще зараза ядовитая. И наколодная. Не ПОДколодная, а НАколодная. Гадкая такая, агрессивная... и опасная. Кусачая и неубиваемая.

Как так получается? Вроде бы каждая девушка наплакаться от свекрови может, но потом в такое и перерождается. Вот как так?

Непонятно...

— И синьора Луиса обещала вам найти... нечто?

— Свекровь у меня человек сложный. И угодить ей тяжко... она собирает фарфор.

Тони подумала пару минут.

— Статуэтки? Или вазы, посуду...

— Я сама иногда не знаю. Мне кажется, что это просто повод, — лицо женщины стало вовсе уж несчастным. — Муж просил купить ей что-нибудь от нас обоих, а я... синьора Луиса всегда старалась мне помочь.

Тони взглянула на метелочку в своих пальцах, отложила ее...

Прошлась вдоль полочек с фигурками и статуэтками, подумала... повела рукой.

Что же тебе нужно?

Что нужно твоей свекрови?

Может быть, то, чего у вас пока нет? И словно чутье толкнуло...

— Синьора, у вас есть дети?

Женщина сначала качнула головой, а потом уже сообразила, что делает...

— Позвольте...

— Не позволю, — отмахнулась Тони. — Вот, возьмите для вашей свекрови.

На стол встала фарфоровая фигурка. Мальчик на качелях.

Легкий такой, радостный, и фарфор, словно кружево... рядом с ним никогда не случалось ничего плохого. Он сделан доброй рукой и для добрых людей. Ему нельзя не улыбнуться.

Вот и эта женщина посмотрела сначала грустно, а потом уголки ее губ приподнялись вверх.

— Красивый....

— Я сейчас его заверну, чтобы доехал целым и невредимым. А это — вам.

И на стол ложится вторая фарфоровая игрушка.

Тони точно знала, их сделали руки одного и того же мастера, давно, лет двести тому назад. Стоят они дорого, но дело-то не в деньгах... надо такие вещи отдавать людям, которые поймут. Не просто так, а именно оценят.

Вот, как синьору Пенья...

Кто-то поместил бы перо в витрину, и умирало бы оно там с тоски. А он пользуется...

Как этой женщине.

На один вечер ее свекровь вспомнит, каким чудесным был ее сын в детстве. И не станет кушать невестку.

А вторая фигурка...

Она беременная. Это крестьянка, которая прижимает к высокому животу початок спелой кукурузы. И все там ясно... пусть детей у вас будет столько, сколько в нем зерен.

— Это дорого, наверное...

Женщина еще сомневается. Но рука ее уже погладила маленькую, не больше указательного пальца, куколку, бережно так, ласково...

Тони улыбнулась.

— Не дороже денег.

Сумму она и правда назвала небольшую, женщина даже головой покачала.

— Вы себе в убыток торгуете.

— Нет. Слово даю, — успокоила ее Тони.

— Может, я все же...

— Синьора, слово сказано. И больше платить нельзя, — Тони погрозила пальцем. — Берите — и уносите. И вот эту куколку держите при себе, хорошо?

— Обещаю.

Тони проводила женщину улыбкой.

— Porque aun te amo...

Вечный вопрос о любви.

Вечный вопрос жизни...

* * *

Когда в дверь дома позвонили, ритана Барбара сорвалась с места, наплевав и на распухший нос, и на красные глаза...

— АМАДО!?

Сына она любила.

Может, только его и любила в этой жизни... разочарование?

Да, разочарование. И память о боли. И свидетельство неудавшегося брака... а чего так болит сердце?

Почему так плохо?

Если бы кто-то сказал ритане, что переживает она больше за себя, чем за Амадо, она бы не поверила. Но все же, все же...

Единственный человек, которого любила ритана Барбара — это ритана Барбара. Остальных — по остаточному принципу.

Амадо?

Сын. А еще — цемент, который скрепляет ее брак с Риалоном. Пусть ненадежный, но Эрнесто порядочен до мозга костей. Если бы у них не было детей, он мог бы уйти.

У них есть сын. Он никуда не денется. Это гарантия обеспеченной старости.

А еще...

Рано или поздно Амадо женится. У него будут свои дети... слово 'внуки' ритана ненавидела всеми фибрами души уже давно. Она — бабушка!7

Такого не бывает!

Она слишком молода, хороша... помилуйте, ей же только вчера было восемнадцать! Какие внуки!?

Нет-нет, не будем о плохом. Но...

Это еще одна гарантия.

Больше всего ритана Барбара боялась нищеты и одиночества. А Амадо был гарантией того, что ей это не грозит.

Сначала, когда сын не пришел домой, она не взволновалась. Подумаешь? Может, психанул и ушел, может, в бордель пошел или у какой бабы... потом уже, когда телефонировали из библиотеки, она действительно забеспокоилась. На лекции про своих любимых индейцев Амадо бы не то, что пошел — даже пополз! На четырех костях!

И если не пришел... а дальше все покатилось снежным комом.

Волновалась ли ритана Барбара за сына?

Да.

И любой человек получил бы от нее именно такой ответ. Но больше она волновалась за себя. Только неосознанно. Что поделать — самоанализ не входил в число достоинств ританы.

Но на пороге...

— ТЫ!?

— Я... пустишь?

В другой ситуации ритана Барбара не пустила бы. Или когти бы запустила. Или...

А вот сейчас она просто посторонилась.

— Ну, заходи.

Сарита Амалия Карраско медленно, опираясь на трость, шагнула внутрь.

* * *

Две женщины разглядывали друг друга.

Соперницы?

Нет. Эрнесто был слишком горд, чтобы Сарита стала соперницей Барбаре. Я тебе не нужен?

Вот и отлично, ты мне тоже не нужна! Перебьюсь! Умерла, так умерла. Будь счастлива где хочешь, лишь бы от меня подальше.

Но сейчас они обе...

Барбара была не в форме. Растрепанная, заплаканная, в домашнем платье... нет, не красавица.

А Сарита...

Краше в гроб кладут?

Поверьте, даже спустя десять лет оттуда могут достать — краше. Сарита выглядела так, что мумии ее бы за свою приняли. Некогда выше Барбары, сейчас она казалась ниже.

Высохла, сгорбилась, белую кожу испещрили странные пятна, разводы, морщины... да откуда их столько? Глаза запали и казалось, едва двигались в глубоких провалах глазниц.

Щеки ввалились, половины зубов во рту просто нет, волосы седые и редкие... как ее опознала Барбара?

Сама теперь не понимала.

Хотя нет.

По голосу. Он у Сариты остался прежним, чистым и ясным. Словно та девушка еще жила внутри изуродованного тела.

Ненадолго, скорее всего...

Руки у нее тоже были ужасные.

И обметанные белым налетом губы, и Творец! У нее капелька крови показалась из носа?

Сарита криво улыбнулась.

— Не ждала?

— Нет, — честно ответила Барбара.

— Я тоже. Риалон дома?

— Да... пришел заполночь, сегодня спит...

— Разбуди, пожалуйста. У меня осталось немного времени. Может, и дня не осталось.

Опять-таки...

В другой ситуации Барбара и не подумала бы слушаться. Но вот эти живые мощи вызывали такой дикий, подсознательный ужас... а вдруг оно заразное? Вдруг и со мной может быть то же самое?

Ритана предпочла послушаться, лишь бы не находиться рядом с чудовищем, в которое превратилась некогда здоровая и цветущая женщина. И лично взлетела на второй этаж. Даже в спальню к мужу заглянула, чего по доброй воле никогда не делала.

Некромант, как обычно, голый, спал на животе, крепко обняв подушку и уткнувшись в нее носом. Сил он вчера потратил... хорошо хоть до дома добраться хватило. Но главное известно, сын жив, остальное дело техники.

— Эрнесто!

Барбара коснулась плеча мужа.

Тот повернул голову и открыл глаза.

Барбара всегда завидовала этой способности супруга. Мгновенно просыпаться — и тут же вспоминать, и где он, и что он, и как он...

Мгновенно собираться с мыслями.

Она так никогда не умела, а без утренней ванны и чашечки чая вообще чувствовала себя разбитой.

— Барба? Что случилось? Амадо?

— Нет! — поспешила его успокоить супруга.

— Тогда?!

— Внизу твоя Дюран... то есть сейчас Карраско. И хочет с тобой поговорить.

Эрнесто открыл рот. Закрыл его. И снова открыл и опять закрыл. А поди, определись, что сказать в такой ситуации.

Барбара понаблюдала, как супруг изображает глубоководную рыбу, но сила-то осталась при некроманте, и ей было неуютно рядом с супругом. И так плохо, и этак...

— Спускайся. А я пока пойду, распоряжусь, чтобы подали кофе и завтрак.

— Ты ее не выгнала? — удивился Эрнесто, когда Барба, наконец, подошла к двери.

Барбара бросила взгляд через плечо, машинально отметила, что супруг спит голым, и что телосложение у него не хуже, чем у многих двадцатилетних, и тихо ответила:

— Эрни, в таком состоянии ее никто не выгонит.

И вышла.

По черной лестнице она сто лет не спускалась. Но все лучше, чем через гостиную, где это... это...

Назвать это — женщиной, молодой и красивой, ритана Барбара так и не сумела. Даже просто женщиной...

Жуть же!

Жуткая!

* * *

Эрнесто себя ждать не заставил. И любопытно, и кушать хочется, и на работу надо, и о сыне узнать, и с чем первая любовь пожаловала... все, кроме последнего, у него из головы вылетело. И рыбу он изобразил второй раз за утро.

— РИТА!?

Сарита опустила голову.

— Я, Эрни. Я...

— ... и ...!!!

А что еще мог сказать некромант. Только вот это. И еще сверху добавить.

Ну, Карраско.

Ну, ...!!!

Сарита печально развела руками.

— Жаловаться некому. Сама это допустила...

Эрнесто встряхнулся.

— Так... дай посмотрю. Что именно с тобой делали?

Мужчина деловито достал из жилетного кармана часы, снял с цепочки кристалл обсидиана, отполированный в форме линзы, и уставился на женщину.

Покачал головой.

— Однако!

— Королевская порча. Я знаю...

Эрнесто кивнул.

Главный признак, как говорится, отсутствие признаков. Опыт у него был громадный, и нечто подобное он несколько раз видел, хотя и в более кустарном исполнении. Двадцать лет на службе!

Тут и не такого навидаешься...

— Тебе кто это сказал?

— Лично Вальд.

Эрнесто скрипнул зубами.

И какой надо быть тварью, чтобы вот так? Ну вот именно так...

— Это мы еще обсудим подробнее. А пока... у меня дома практически ничего нет, но пару эликсиров тебе выпить придется.

— Бессмысленно переводить их на меня, — махнула рукой Сарита. Лапкой, обтянутой кожей... причем, даже у куриц лапки помясистей. И покрасивее будут.

— Почему?

— Потому что порча меня все равно сожрет. День или два... все будет кончено.

Эрнесто и сам это видел.

По тому, как истончилась аура женщины, по черному ореолу вокруг сердца и головы, по черным искрам в ее крови...

Наложено мастерски.

Для кого-то другого, но не для него. Он-то видел...

Он! Вот ключевое слово! А другой некромант? Увидит ли?

Хм... даже чтобы увидеть, надо быть неслабым некромантом, с огромным опытом. А так-то со стороны это выглядит, как...

— Изношенность сосудов. Что лопнет первое, сердце, или сосуд в мозгу не выдержит — не знаю.

А что это воздействие крохотных черных искорок в крови... они просто разъели все и исчезнут. Микрочастицы тьмы.

Поди, найди их!

— Лучше бы сердце, — поежилась Сарита. — Говорят, это мгновенно, а если разум... нет, не хочу. Так можно ведь долго лежать... но я даже пару дней не хочу. Эрни, как же это страшно!

Голос женщины едва заметно дрогнул, но Эрнесто не обратил на это внимания. Он уже взял себя в руки и кивнув гостье на кресло, вышел из гостиной. Чтобы вернуться через пять минут с двумя флаконами.

— Сначала тот, что из синего стекла. Потом из красного. Вкус гадкий, потерпеть придется.

— Эрни, ты уверен?

— Рита, ты сюда пришла спорить? — надменно уточнил некромант. Сарита послушно взяла флаконы, открыла первый, понюхала, сморщилась — и уверенно влила внутрь. За ним второй...

— Гадость!

— Посиди спокойно, через пять минут почувствуешь себя лучше. В первом противоядие, правда, не от таких случаев, как твой, но что-то послабее оно сняло бы. Сам варил и напитывал. Во втором укрепляющее.

— Спасибо, Эрнесто.

— Не за что. Рассказывай пока, все равно ты пару минут из кресла не встанешь, даже до столовой не дойдешь.

— о чем?

Эрнесто закатил глаза, отыгрываясь за утреннее удивление.

— О творчестве Вальехо? Нет? Тогда можешь рассказать, зачем пожаловала.

Сарита прикрыла глаза.

* * *

Зачем?

А что тут скажешь? Была дурой...

Наверное, дурой и подохнет. Но...

— Эрнесто, ты знаешь ту девушку, на которой собрался жениться Освальдо?

Тан Риалон напрягся. Но постарался этого не показать.

— Знаю.

— Мне нужно найти ее. Срочно.

— Зачем?

Сарита вздохнула. Потерла лоб.

— Эрни... у меня две дочери. Одна замужем, вторая скоро выйдет замуж, обе счастливы, они хорошие девочки, хоть и бездарные... эта самая Лассара их ровесница.

— И?

— Я просто хотела ее предупредить. Показаться вот такой, какая я есть — и предупредить. Чтобы не верила Вальду, не верила его деду... я знаю, он может быть обаятельным, но пусть не повторит моих ошибок! — почти стоном вырвалось у женщины. — не надо!!! Ребенок же! Такой же, как мои...

Эрнесто прищурился.

— Поклянись, что ы хочешь только этого.

— клянусь, — спокойно ответила Сарита. — Жизнью, смертью и посмертием. Хочешь, на крови поклянусь. Я ей вреда не хотела и не хочу. А вот предупредить девочку надо. Я слышала, как и что о ней говорили.

Эрнесто помолчал пару минут.

— Тебя убивают из-за нее. Фактически. Откуда такое великодушие?

Сарита закрыла лицо рукой. Потом опустила ладонь и взглянула прямо в глаза Риалону.

— Из-за нее? Нет, Эрни! Я была приговорена после выкидыша, когда стало ясно, что никого я больше Вальду родить не смогу. Я еще несколько лет назад знала, что пока выполняю лишь роль прикрытия. Пока не найдется другая подходящая женщина. Я была дурой в восемнадцать, но знаешь, я быстро поумнела! Нашлась Антония Лассара? И какое значение имеет имя? Нашлась бы любая другая... ладно, не любая, подходящая, как я когда-то... но ведь нашлась бы!