Почти ни одной свободной минутки не было у девочки в те годы. Учителя вокала, обнаружив у нее волшебный голос, настояли на ежедневных занятиях — для этого они ухитрились заполучить в союзники Агатти Иссет, мать Нэфри, несмотря на то, что раньше она и слышать ничего не хотела, кроме как об археологической карьере дочки. Однако, чтобы укрепить влияние своей дисциплины на разум дитя, госпожа Иссет стала еще чаще водить Нэфри на геологические, минералогические, исторические и археологические выставки. Кроме всего этого, девушка преуспевала и в Затоне. Что уж удивляться ее совершенной непросвещенности в делах романтических?
До восемнадцати она даже не задумывалась, что может понравиться кому-то как женщина, а не напарник в играх или учебе. В девятнадцать бывший одноклассник, приятель Камро Риза и такой же ветреник, все-таки добился от "неукротимой дочки шамана" поцелуя, а спустя полгода обаял настолько, что они стали близки. Увы: вскоре Нэфри убедилась, что с такой же легкостью и непосредственностью этот красавчик крутит романы и с другими девицами, ни в чем себе не отказывая. Почувствовав себя идиоткой из сопливого фильма для дамской аудитории, Нэфри отчаянно погрузилась в учебу и сумела выдавить из души боль, которую в момент разрыва считала нестерпимой. Только спустя год она узнала от знакомых, что Камро, узнав о причине их ссоры, отнюдь не воспринял это как слезливую сериальную драму, а поймал и сильно поколотил бывшего дружка за предательство подруги. Девушка не ожидала от него такого поступка, ведь он и сам был образцовым повесой.
— Ну и что? — беззаботно сказал тогда Риз, обняв ее за плечи. — Мои девицы — просто девицы, а ты такая — одна. Будь ты моей девушкой, я перестал бы себя уважать, если бы полез в постель к другой. Так и скажи своим ухажерам: "Будешь иметь дело с Камро, если обидишь его шаманку!"
Шутки шутками, но Риз еще не был уверен в своем умении блюсти верность, а потому, чуть кривя душой, утверждал, что с Нэфри ему куда лучше, как приятельницей.
— В приятелях реже разочаровываются, чем в любимых.
Им так хорошо дружилось втроем — ей, Камро и Ту-Элу! Кто знал, что Эгмон окажется...
"Надо отвезти ему шкатулку и передать Камро электронный адрес Ноиро!" — напомнила она себе.
Они с Веги оставили мотоцикл на стоянке у ворот, а дальше пошли пешком.
— Что у тебя такое тяжелое в рюкзаке? — спросила девочка. — Стучит все время...
— Я попрошу посторожить это кого-нибудь из конюхов. Это по работе.
— Прямо как камни!
Когда Нэфри попросила привести ей наглого рыжего коня, конюх Ювара Латориса едва не лишился дара речи.
— Это вы про Всполоха? — осторожно уточнил он.
— Ага, Прожжо, она про Всполоха! — заливисто рассмеялась Веги, никогда прежде не видевшая старика таким обескураженным.
— А ты, вместо того чтобы заливаться тут, сказала бы госпоже, что с этим протониевым порождением даже твой брат едва ладил!
— А я сказала! — еще пуще рассмеялась девочка. — Я рассказала ей даже ту историю с деревом, но Нэфри у нас смелая.
— Ишь! Нэфри! Имя такое же, как у той девчонки из Узлакана. Помню, она дрессировала малолеток на конюшне Хистиса. Чего только ни творила, хотя мала еще была, вот чуть постарше тебя! А горластая — страх! И свистела, как мальчишка. Тоже Нэфри! Куда делась потом — не знаю...
Нэфри скромно промолчала.
Старый Прожжо привел им двух коней.
— Тебе бы кобылку смирную, — безошибочно оценив физическую форму Веги, посетовал конюх, — да нельзя сейчас кобылок: жеребчики по весне бесятся, а уж этот рыжий Протоний и подавно живьем всех сожрет.
Певица впилась взглядом в рыжего, будто само пламя, точеного жеребца. Он был в точности таким, какой приснился ей в Рельвадо, от челки и до кончика хвоста.
Сухощавый, каждая мышца переливалась под кожей, словно текущая магма, тонконогий, с гордой, блещущей диким взором головой и роскошными гривой и хвостом. Переступит, точно танцор на цыпочках, и тихо ржет в предвкушении галопа.
— А ведь он уже старенький, — сказала Веги, — ему почти десять лет. Разве можно поверить?
— Говорю же вам — он протониево порождение! — проворчал конюх, сам не замечая, с какой лаской поглаживает мощную рыжую грудь Всполоха. — Потому и не старится. Хотя лет пять назад не уговорили бы вы меня его привести. Да я и теперь не знаю, что делать. Смерти ищете? Так вон в речке бы утопились. Я все той истории с твоим братцем забыть не могу, стоил он мне седых волос! Вон, глядите, чего делает!
От нетерпения Всполох уже приплясывал на месте, перемещаясь то вправо, то влево, но по-прежнему легко и бесшумно, будто не на копытах с подковами, а на мягких кошачьих лапах.
Нэфри стянула с плеч рюкзак:
— Пусть пока мои вещи побудут у вас, Прожжо, — и без околичностей взлетела на спину рыжего, даже не коснувшись стремян.
— Ого! — оценил Прожжо, отпустив поводья и беря ее рюкзак. — А может, и сладите...
Всполох возмутился, но схитрил, не желая получить кнутом по крупу, а конюх готов был огреть его в любое мгновение. Жеребец лишь визгливо заржал, обещая много неприятностей нахалке на своей спине, стегнул бешеным взглядом Прожжо с Веги, фыркнул и, пришпоренный, помчался к реке во весь опор.
Защищая глаза от солнца, старик смотрел им вслед из-под ладони.
— Славно держится подружка твоя! — заключил он. — Это где же ты такую наездницу нашла?
— Это, похоже, Ноиро ее себе нашел.
Прожжо кхекнул:
— Что ж, скучать они не будут... Помочь?
— Прожжо! — укоризненно протянула Веги и влезла в седло.
— Давно ты не занималась... — сказал конюх, безошибочно примечая все ее ошибки. — Не свались смотри. Всё-то вы, нынешние, знаете — кто кого нашел...
— А вы разве не знали?
— Хо-хо-хо! Да не меньше вашего. Только взрослым не докладывались, что знаем.
Веги развернула своего сивого:
— Ну вы же нам не враги! А надо будет — совета спросим. Так надежней, разве нет? — она подмигнула Прожжо, пришпорила коня и погналась за Нэфри.
А та уже мчалась вдоль реки, бросив уздечку и распахнув руки, чтобы обнимать ветер. И только так она чувствовала, будто помнит то, чего не было с нею никогда, помнит, потому что в те небывалые минуты непрожитой жизни вот так же рвалось в небо ее сердце и трепетала душа.
Всполох несся иноходью. Прежде Нэфри не сидела на иноходце, и тем интересней было ощущать игру мускулов коня. А он меж тем уже трижды предпринял попытку хитростью скинуть ее с себя.
В какой-то миг девушка вспомнила о Веги и натянула поводья. Всполох остановился, но как бы между прочим, повернув голову, изготовился укусить наездницу за колено. Нэфри щелкнула его прутом по морде, и жеребец сделал вид, будто смирился, а она — будто поверила в это смирение.
Веги нагнала их на взмыленном белом коне. Всем своим видом тот выказывал лень и нежелание бегать в такую жару.
— Он тебя еще не кусал? — деловито спросила девочка.
— Приноравливался укусить, — усмехнулась Нэфри.
— А еще он может на всем скаку встать, как вкопанный, и взбрыкнуть.
— И это испробовал.
— А на "свечку"...
— ...вставал!
— Ну что ж, если за это время он не придумал ничего нового в тактике изничтожения всадника, то теперь жди операции "деревья". Поэтому давай лучше съедем на ту тропу: она ведет на луг.
Нэфри хлопнула по мокрой и горячей шее рыжего:
— Зачем же, пусть позабавится!
— Ты с ума сошла? Нэфри, Ноиро тогда выжил только чудом, его могло просто распороть сучком!
— Ну, посмотрим, какое чудо поможет теперь нашему рыжему.
Тот презрительно фыркнул.
— Но, пошел!
Всполох только того и ждал. Метнулась штандартом рыжая грива, огненной волной изогнулся пышный хвост. Веги едва поспевала за ними, но с каждой минутой расстояние увеличивалось, а Всполох держал путь к зарослям.
— Нэфри! Прыгай сейчас! Прыгай! — кричала девочка. — Прыгай, пока не поздно! Он убьет тебя! Нэфри! Святой Доэтерий, зачем я согласилась ехать с ней сюда? Она сумасшедшая... Надо ехать на конюшню и вызывать врачей!
Рыжий легко перемахнул ров и ринулся к деревьям, уже совсем не разбирая дороги. Веги прыгать не рискнула. Она повернула сивого и поскакала вдоль канавы, в отчаянии глядя, как ломится сквозь заросли Всполох.
Тем временем он выбрал цель. В конце небольшой прогалины — полянки — росло старое дерево с отходящей в сторону, почти параллельно земле, веткой. Это был толстый сук, расположенный слишком низко, чтобы там мог проехать верховой. Всаднику ветка приходилась точно в солнечное сплетение.
Всполох радостно взвизгнул, ускорился и прицельно прошел под суком.
За секунду до встречи с веткой Нэфри воткнула носки спортивных туфель коню под мышки, а тело откинула ему на круп и для верности даже чуть съехала вбок. Сук промелькнул вверху, не причинив ей ни малейшего вреда. Поймав ритм аллюра, девушка сгруппировалась и, снова сев, схватила уздечку. Всполох покорно встал. Вот теперь он иссяк.
— Знаешь, приятель, — нравоучительно заявила Нэфри, — ты, конечно, крут неимоверно, но когда-нибудь я познакомлю тебя с Камро Ризом, и тогда ты поймешь, что такое — быть крутым и норовистым. А пока, приятель, расти над собой!
Всполох фыркнул, но теперь не презрительно, а устало.
— Ну что ж, первый воспитательный курс пройден. А теперь вези меня к Веги. Пойдешь не туда — схлопочешь плеткой по спине, и я не шучу.
Она снова бросила поводья, вытащила телефон и стала набирать номер Ту-Эла. Рыжий покорно вывез ее из зарослей спокойным ровным шагом, не осмеливаясь даже перейти на свою странную иноходскую рысь.
— Куда мне подъехать? — спросила девушка Эгмона и приветственно помахала рукой изумленной Веги.
* * *
Все важные дела были сделаны. Шкатулка попала в руки Ту-Элу, электронный адрес Ноиро — Камро Ризу.
Нэфри была уверена: с точки зрения какого-нибудь э-пи она совершила непростительную глупость, доверившись приятелю-няньке. Несмотря на свои заверения, Ту-Эл мог оказаться вполне ретивым служакой, который все рассчитал, чтобы без шума и пыли получить на руки артефакт. Однако по человеческим меркам она не могла сбросить со счетов ни память о многолетней дружбе, ни свою интуицию, ни симпатию к старому знакомцу. Ту-Эл был честен. Он не скрывал, что поручение Нэфри для него столь же опасно, как и для нее, не бравировал и напоследок сообщил прямо: сделает все возможное, но если на него выйдут, он окажется бессилен и, скорее всего, больше она о нем ничего не услышит.
Ни Нэфри, ни Эгмон не знали, что происходило во время их встречи в одной из съемных и ничем не примечательных квартир на окраине города.
К дому подъехал невзрачный темный автомобильчик, из него вышли два господина. У того, кто шел чуть впереди, на переносице сидели очки-хамелеоны, стекла которых темнели тем сильней, чем ярче было солнце, а рот и нос он прикрывал платком, будто брезгуя обычной для торговых кварталов вонью.
Мужчины поднялись на третий этаж, их уже ждали у раскрытых дверей в ту самую квартиру. Ожидавший — серенький и щупленький тип неприметной наружности — сам испугался, когда увидел приехавших. Он не думал, что будет столь высокопоставленные лица, и теперь не знал, как правильно себя вести.
— Где? — спросил очкастый, и в полутьме лестничной клетки стекла его очков быстро посветлели, уже почти не маскируя безжизненные серые глаза.
Щуплый, заикаясь, стал лопотать что-то оправдательное и завел гостей в комнату.
На стуле у письменного стола сидела кудровласая молодая женщина с кровоподтеком в пол-лица. Напротив нее высился мужчина лет тридцати, белесый, крупный и наглый, привыкший всего добиваться или силой, или подобострастием, о чем красноречиво повествовали пренебрежительная мина с кривой усмешкой на спитом лице. Он никогда не ошибался в выборе, к кому примкнуть, потому что всегда примыкал к победителям, искренне считая себя борцом за справедливость и патриотом. Бороться с ним, правда, не хотели, предпочитая либо ускользать, либо во всем соглашаться, и тогда белесому приходилось доказывать свою необходимость обществу, попросту выдумывая врагов. Бывало, что фантазия заходила очень далеко, особенно подкрепленная горячительными напитками, и ему начинало казаться, что все так и есть на самом деле.
Человек в очках-хамелеонах приказал провожатым ждать за дверью и приблизился к женщине, не обратив внимания на подскочившего со стула белесого.
— Фамилия? — спросил он.
Та подняла глаза. Одно веко затекло и мешало смотреть, но она все же увидела перед собой мужчину средних лет — чуть старше сорока — приятной "политической" наружности, но с жутковатыми, никогда не улыбающимися стальными глазами. Что-то невидимое и колючее сопровождало его. У него почти не было морщин и седины, но значимости и властности этому человеку добавлял не возраст, а осанка и манеры повелителя.
— Иссет... — прошептала женщина разбитыми губами.
— Имя?
— Пепти...
— Придуривается, сука, шпионка сузалийская! — гаркнул белесый, вытягиваясь во фрунт, но одновременно успевая швырять ненавидящие взгляды на пленницу.
Орал он с такой садистской злобой, что Пепти взвизгнула, шарахнулась, едва не упав со стула, и, закрываясь руками, издала писк, отдаленно похожий на плач.
— Ма-а-а-алчать! — вдруг рявкнул "хамелеон", только на белесого, и тот сдал назад, заморгав выцветшими глазами. — Вы все здесь пустоголовые вредители. Вы кого притащили?
— Иссет... — тот сглотнул, быстро потеряв наглость.
— Какую Иссет? — впиваясь ладонями в края стола, зловеще прошелестел очкастый. — У вас глаз нет?
— Нам эту доставили... Сказали — просеивайте... Мы и...
— Её без документов вам привезли?
— Без...
"Хамелеон" повернулся к Пепти. Та уже немного пришла в себя и со страхом следила за их разговором, откровенно мечтая, чтобы он длился как можно дольше, отвлекая от нее внимание мучителей.
— Где ваши документы?
— Д-дома.
— А взяли вас где?
— Возле моей работы...
— Пустоголовые вредители! — снова обозлился "хамелеон". — Ко всему прочему, это видели все мои журналисты!
— Но, мэтр Форгос, исполнителям была дана...
— Ма-а-алчать! Пшел вон из комнаты, холуй!
Окончательно лишившись спеси и гонора, белесый вылетел вон. В коридоре его ждали остальные.
— Госпожа Иссет, какую должность вы занимаете в журнале?
Пепти уняла дрожь в челюсти и выдавила:
— Обозреватель с-спортивных новостей...
— Вы хотите остаться на этой работе? С повышением, конечно. Не отвечайте, это был риторический вопрос. Сейчас вы отправитесь в больницу и сообщите о нападении грабителей, когда вы возвращались в редакцию после небольшой ознакомительной беседы у следователя. Сколько нужно, подлечите эти следы, — он брезгливо указал на разбитое лицо девушки. — Понадобятся средства — скажем, на пластическую операцию — не стесняйтесь, позвоните лично мне. — Потом вы вернетесь на службу, а через пару месяцев мы вас немного повысим. Потом, через некоторое время — еще. Но при одном условии!
— Да, да, я никому ничего не скажу! Это безусловно!
