— Вулнера Санентур! — прямо в рану.
Хрен бы с два! Проклятье! Тут нужна Помфри, где она? Была в толпе, но где сейчас? Палочка уже закручивает новую петлю, мантия Луны, тяжелая, намокшая кровью, трансфигурируется в повязки, и обматывается вокруг раны. Зубами рву пробку с бутылька, щедро поливаю рану поверх повязки. Еще один Луне в рот, придерживая, чтобы не захлебнулась. Она все еще без сознания, и вспышки, лучи заклинаний озаряют ее мертвенно-бледное лицо.
Помфри! Нужна Помфри!
Взмываю в небо, ярость клокочет в груди, отдается толчками в глазах и висках, одной рукой придерживаю Луну, в другой сжимаю палочку. А вот и цель! Прямо на меня летит какой-то необъятный мужик, мантия реет на ветру, видны волосатые руки, вскидывающие палочку. Мои чувства обострены, враг движется так медленно, что желание его убить становится нестерпимым.
— Диффиндо! — и ему сносит голову, срубает ее наискось, как будто топором неумелого палача.
Тело его роняет палочку, но еще держится, и наношу удар, отбивая пальцы на ноге. Обезглавленное тело летит вниз кулем мяса, вскакиваю на метлу и тут же сажусь, прыжком вниз. Удар отзывается болью в промежности — плевать! Луну поперек метлы, и ходу, ходу, ходу! Но куда лететь?
— Где Помфри? — ору проносящемуся мимо Фреду.
Тот не слышит, проносится мимо, и дубинка в его левой руке обрушивается на голову еще кому-то на метле. Палочкой в правой он ловко отбивает сине-красный луч, и тут же ныряет вниз, в темноту. Меня распирает от злости, от желания убивать, от бессилия чем-либо помочь Луне — кровь продолжает идти, несмотря на повязку, зелья, заклинания. Даже то, что взлетел, не используя метлу, проходит по краю сознания как нечто второстепенное и само собой разумеющееся.
Мимо подбитой соколицей падает Джинни.
— Левиоса! — ловлю ее, и тут же вверх. — Редукто! Протего!
Вспышка заклинания разбивается о мой щит, и Джинни что-то мечет вертикально вверх, слышен вскрик и мимо проносится орущее тело на метле. Не наш, точно.
— Где Помфри?
— Она и остальные ушли в Хогвартс! — Джинни орет.
Проклятье! Либо они попытались прорваться, и их сбили, либо они остались прикрывать отход Гарри, неважно! Джинни машет рукой, указывая, куда ушли остальные, ага! Срезать угол через северо-запад, теплицы и уйти в Запретный лес, толково!
Не считая, конечно же, общей бестолковости наших действий.
Влетаю в Хогвартс прямо на метле, больно ударяясь плечом, к счастью левым. Луна едва не падает, придерживаю ее онемевшей рукой, но еле-еле, тело выскальзывает, и тут же ощущаю, что сам падаю. Да твою ж мать! Соскальзываю с метлы, едва не падаю, и бегу вперед, туда, где слышен грохот схватки. Луна на руках, придерживаю заклинанием, иначе даже бежать не смог бы толком. Толчки ногой и протезом о пол в такт стуку сердца, время опять словно замедляется, и кажется, что бежишь целую вечность.
Дурак!
Злобно хохоча от общей ярости и собственной тупости, взлетаю и мчусь по коридору, как реактивный истребитель. В этой части Хогвартса еще не уничтожены факела и прочее освещение, вылетаю в один из залов-перекрестков, там, где сходятся лестницы и коридоры. Видно спину Помфри, она почти тащит на себе окровавленную Спраут, рядом с ней Невилл и еще кто-то, кажется малыши с других факультетов. Порыв мчаться за ней разбивается о картину того, что творится в зале.
Зажатые в угол, вчетвером отбиваются Хагрид, Синистра, Тонкс и Гарри, чуть поодаль лежит Трелони, распластавшись на полу, вниз лицом. На наших наседает великан — полтора Хагрида, не меньше! — кто-то мельтешит под ногами, и еще семеро магов, один из которых точно Пожиратель Смерти. Только они умеют выпускать эти блевотные метки — черепа, одна из которых сейчас скользит вослед убегающей Помфри.
Наши держатся из последних сил, все окровавлены, на меня даже не смотрят — времени нет.
Луна.
Гарри.
Луна!
Гарри!
Нет времени колебаться, нужно сделать выбор, и мое тело делает его за меня.
— Авада Кедавра! — в Пожирателя, как раз повернувшегося спиной.
Глава 2
Пожиратель еще только начинает поворачиваться, когда зеленый луч Авады впивается ему между лопаток, словно луч лазера. Плюх! Мертвое тело падает вперед, металлический звон — маска ударяется о пол, и в тишине остановившейся схватки слышно как катится по полу палочка. Мгновенная вспышка ужаса — я применил Непростительное? — но ощущение, как будто смотрю со стороны фильм, наблюдаю, но не действую. Действует тело, и уж оно точно знает, зачем была применена именно Авада.
Парализовать остальных страхом, отвлечь на ту пару мгновений, что требуются для следующего удара.
Рывок! Ожерелье летит прямо в голову великана, и вослед ему палочка рисует шестиугольник, запуская мгновенную, буквально взрывную трансфигурацию, а рот приоткрывается.
— ОДАБ! — и голова великана скрывается в облаке взрыва.
Наших бросает в угол, Хагрид, которого отжимает взрывной волной, плющит их и вжимает в стену, попутно прикрывая. Вражеских магов разбрасывает, во все стороны летят куски великана, и в мою сторону тоже, но я, как истребитель, взмываю вертикально вверх.
— Протего! — и щит снизу прикрывает, и от волны, и от разлетающихся мясных снарядов.
Противник не просто отвлечен, он ошеломлен, разбросан, ранен, и тело действует, словно сведя воедино все уроки Грюма, все тренировки, переплавив их из количества в качество. Палочка — продолжение моей руки, удлинившийся палец, который указывает туда и только туда, куда я захочу.
— Редукто! Редукто! Редукто! — очередью.
Двое падают, правые руки оторваны, третий успевает уклониться, но заклинание рвет пол, взрывает его под ногами, и уклонившийся получает булыжниками по ногам и спине, падает и катится. Лечу ломаным, быстрым зигзагом, левая рука держит Луну мертвой, онемевшей хваткой, правая вращает палочкой. Авада словно разжигает во мне пожар, Оглушающие, Связывающие, Усыпляющие, Парализующие — все эти заклятья забыты. Хочется рвать, взрывать, убивать, топтать, бить и резать.
— Диффиндо Максима! — в спину убегающему, взрезая его поперек, едва ли не пополам.
Вижу и чувствую все, маневр уклонения, блок, отбив, щит и контратака.
— Редукто!
Он отбивает и ставит щит, безликий враг, ибо сейчас они все для меня на одно лицо, уродливые черные фигуры, которые надо рвать на части. Губы шевелятся, готовясь изрыгнуть новое заклинание.
— Экспульсо!
А взгляд поднимает камень за спиной врага. Булыжник врезается в затылок, проламывает череп и остается торчать из него, красной, уродливой шишкой. Враг падает, как и его щит, заклинание разрывает ему живот и отбрасывает. Атака сзади! Щит! Щит! Щит! Блок! Отбив! Контратака!
Да хватит бегать от меня!!!
— Лапидем Вивум Карцерум!
И все равно один успевает, успевает уклониться! Камни, превратившиеся в кандалы, бесплодно тыкаются во все стороны, но ничего, зато еще двое схвачены! Им нужна секунда — отменить трансфигурацию, мне ее тоже хватит!
— Экспульсо! Экспульсо!
Заклинание взрывает им руки и животы, отбрасывает прочь, и тело, ноги которого закованы в камень, ломает само себя. С хрустом, треском, воплями они бьются о пол, воют и орут, и эти звуки сладостной музыкой отдаются в теле, прокатываются теплой волной оргазма сверху вниз и обратно. Последний, успевший сбежать, оборачивается на эти крики, и тут же получает прямо в грудь.
— Редукто!
Палочка его поднимается для отбива, но куда там! Я быстр, проворен, умел, и жажду убивать! Какие-то фигуры в углу, но ярости они не вызывают. Что-то орут, вперед выходит одна из фигур и тело реагирует. К жажде убийства примешивается жажда спаривания, но нет, погодите, у меня же уже есть самка для этого? Вот она, зажата в руке, и я тащу ее к себе, нет, она ранена. Ярость новой волной бьет в голову — кто-то посмел ранить мою самку!
Вон там, впереди, враги — убить их!
Лечу, завывая в инфрадиапазоне, чтобы заранее напугать врагов, и когда оказываюсь рядом с врагами, они уже дрожат от страха. Удар! Взрыв! Щит! Отбив! Уклонение! Враги заканчиваются быстро, и еще фигуры, не вызывающие ярости, среди них опять самка, вызывающая вожделение. Толчок воспоминания — она хорошо лечит! Быть ей моей! Вторая, старая и уродливая, прикрывает малышню — ничего интересного.
— Лечи ее! — командую и опускаю мою раненую самку.
Спасенная ахает, зажимает рот руками, что-то говорит второй самке, старой и уродливой, но мозг не воспринимает слова, они слишком мирные. Враги! Вокруг еще враги! Они покушаются на моих самок! Убить! Всех убить!
— Лечи!!!
Взмываю и лечу дальше, туда, где ощущаю врагов.
На ступеньках кипит сражение. Еще враги! В их главе самка в маске! Оооо!!! Она великолепна! Фигура, тело, груди, и как она вращает палочкой! За ней еще какие-то уроды, их всех надо убить! Против нее сражаются другие уроды, но это наши уроды, и старая строгая самка, и одноногий самец, почему-то вызывающий чувство страха. О, и эти три молоденькие самки будут моими! Я спасу их, и они будут моими! Особенно вот эта, с пышным задом!
— Диффиндо! Экспульсо! Редукто! Конфринго! Инфрасонус! ОДАБ! Фланте Каэли!
Взрывные, убивающие заклинания сыплются из меня, как горох из мешка, разные и разнообразные, чтобы враги не успевали отбиваться, и они не успевают! Только эта роскошная самка в черном успевает, и злобно хохочет, тварь! Убить! Убить! Убить! Барражирую, как Карлсон, сожравший бочку перебродившего варенья, защита побоку, нужно чем-то достать ее, стереть ухмылочку с ее лица. Желание размножаться исчезает, не быть тебе моей! Получи!
— Велокс Ариетем!
Да! Ее и уродов рядом сносит, швыряет куда-то вниз, в проем между лестницами, и долгий, затухающий крик снова порождает теплую волну в теле. Подлетаю к спасенной, пышной, белой самке, которая как раз завлекающе трясет телом, демонстрирует его сквозь прорези в одежде.
— Ты — моя! — и впиться в губы, схватить и взлететь, чтобы не сбежала.
Левая рука держит за роскошную, мягкую жопу, правая мнет грудь, рот давит пищащие звуки из рта самки. Опасность! Вираж! Блок! Отбив! Щит! Щит! Не успеваю!
— Жди здесь! — почти швыряю спасенную вниз, она мешает.
Ага, урод с одной ногой! Завидуешь, да?! Убить — убить — убить! Получи! Да вас двое?! Отступаем! Мелкий самец с двумя смуглыми самками не лезет, пятится в страхе, прикрывая их спиной, и это правильно! Бойся меня! Самок можешь оставить себе, мне хватит и трех! Надо только отбиться, недаром этот одноглазый вызывает страх! Отбив! Щит! Уклон!
Одноногий и старая самка что-то орут мне, вперемешку с заклинаниями.
— Отвалите, уроды! — ору им в ответ. — Это мое! Я спас!
Но эти двое только ярятся еще сильнее, атакуют еще быстрее, отлетаю и отлетаю, едва успеваю отбиваться. Нет времени на щиты, уклон, уклон, в сторону, отбив, блок, уклон, нужно валить! Эти враги мне не по зубам! Нужно хватать добычу и валить, валить! Маневрирую, отлетаю, они наступают, атакуют все быстрее и быстрее. Тело наливается тяжестью, тянет вниз, но ничего, еще успею! Рывок к спасенной самке!
— Держись! — и схватить ее рукой за жопу.
Сейчас прыгнем вниз и скроемся! Эти уроды нас там точно не достанут!
— Держусь! — отвечает самка и бьет меня с размаху головой по лицу.
Боль ослепляет и ошеломляет, отпускаю ее и тут же еще удар в лицо! Кровь и боль, отмахиваюсь вслепую, но тщетно. Палочку вырывает из рук, веревки, колючие и жесткие, вяжут тело. Пытаюсь достать их зубами, разгрызть, пытаюсь встать и убежать. Враги! Враги! Чувство опасности затухающим голосом еще пытается мобилизовать тело, но тщетно, тяжесть все сильнее, слабость разливается по всему телу. Слышны голоса, но слов не разобрать, в ушах гул и шум.
Сейчас они убьют меня и заберут моих самок. Сражение проиграно.
Боль в затылке пронзает голову и все гаснет.
— Вы в порядке, мисс Браун? — спрашивает МакГонагалл строгим голосом.
Лаванда трясется, зубы ее стучат, руки дрожат, взгляд не отрывается от лежащей на ступеньках вниз головой Грейнджер. Та связана, окровавлена, без сознания, но Лаванду все равно трясет от пережитого.
— У нее шок, — коротко бросает Грюм, посохом поворачивает голову Гермионы набок. — Голову себе не разбила, хорошо.
— Хорошо? — взвивается МакГонагалл.
— Живые могут давать ответы, мертвые, как правило, молчат, — хладнокровно отвечает Аластор.
От его слов Лаванду трясет еще больше, крупной, размашистой дрожью. Грюм достает фляжку, и бесцеремонно хватает Браун рукой за щеки. Пальцы его сжимают стальной хваткой, и в открывшийся рот льется струя крепчайшего самогона повышенной крепости. Аластор выливает всю фляжку, и убирает руку. Лаванда хрипит и держится за горло, она косеет прямо на глазах, садится рядом с Грейнджер и пьяно хихикает, глядя в пространство.
— Первый раз на моих глазах спаивают ученицу, и я даже не могу возразить, — вздыхает МакГонагалл тяжело и устало.
Грюм уже вглядывается вниз, перегнувшись через перила, потом посылает туда луч света.
— Пусто. То ли успела отпрыгнуть, то ли ее вынесло на одну из лестниц.
Минерва ощущает, как от простого слова "ее" внутри все содрогается.
Ее. Беллатрису Лестрейндж. Оказавшись в "ловушке", они выбрались довольно быстро, но поспешили не вослед ученикам, а к Выручай — Комнате, и все равно опоздали. О результатах можно было не гадать, диадема Ровены Рэйвенкло сияла на голове Беллатрисы, выходящей из Выручай — Комнаты, сияла так, словно Пожирательница успела не только найти ее, но и начистить, надраить до зеркального блеска.
Диадема эта напомнила о Гермионе, и Минерва, вступая в схватку, подумала, что дочь Беллатрисы и Аластора вполне могла бы быть именно такой. Сильной, немного безумной, жадной до магии и одинокой. Они сцепились с Лестрейндж, и клубок схватки покатился по лестницам вниз, вовлекая все новых и новых участников. В паре они разили приспешников Беллатрисы, но постоянно, словно из ниоткуда появлялись новые, а сама Лестрейндж сражалась так, что впору было признавать поражение.
Грюм наступал короткими шажками, давил, рычал, и Минерва прикрывала его, атаковала со всем опытом и знанием Хогвартса, постоянно призывала все новых и новых Защитников — Статуй, без которых Беллатриса все же одолела бы их. Портреты орали и кричали, отвлекая врагов, привидения вились, и даже Пивз внес свой вклад, вонючий, но очень ценный вклад Навозными Бомбами.
Так они прокатились с седьмого этажа до третьего, где наткнулись на Невилла Лонгботтома, в сопровождении сестер Патил и Лаванды Браун, пробирающихся, скорее всего, к входу в башню Гриффиндора. Подкрепление это вовсе не обрадовало Минерву, ведь они старались спасти учеников, а не вовлекать их в схватку! Но Невилл ринулся в бой, и сражался неистово, за себя, и за учениц за своей спиной. Но все равно, это была слабость, уязвимость, и Аластору, и Минерве приходилось отвлекаться на прикрытие учеников, и Беллатриса постепенно начала одолевать, даже прекратила отступление к выходу из Школы.
