Его зовут Ангел

Меня начинает трясти, и паника мгновенно охватывает все внутренности.

― Молчишь? ― холодно фыркает Ангел. ― Думаешь, что я сошел с ума? Так правильно думаешь, потому что я действительно свихнулся. От всего этого мира! ― он разводит руками и задирает голову вверх. ― У меня есть право ненавидеть все, что здесь есть! ― снова кричит Ангел. ― У меня есть право ненавидеть эту жизнь! Посмотри, посмотри, что она со мной сделала! ― он опускает взгляд и впивается им в меня, но в них больше нет ярости. ― Я ничтожество, Августа! Я такое ничтожество... ― он громко выдыхает. ― Знаешь, кто я?

Я молчу, потому что в шоке.

― Я ― марионетка в руках Судьбы, ― горько усмехается Ангел и откидывается назад. ― Она играет мною, как хочет. А я ничего не могу сделать, потому что всего лишь кукла, ― он медленно закрывает глаза. ― Я всего лишь кукла, Августа.

Воцаряется тишина, которая давит на меня со всех сторон, и я из последних сил стараюсь не потерять самообладание. Я должна быть сильной сейчас.

― Ты все еще можешь уйти, ― неожиданно заявляет Ангел, по-прежнему не открывая глаз.

― Что? ― бессильно шепчу я.

― Ты все еще можешь уйти, ― громче повторяет он.

Но я слышала и в первый раз.

― П-почему? ― спрашиваю я.

― Потому что я не хочу заставлять тебя быть рядом со мной, ― звучит холодный голос Ангела. ― Потому что я не хочу утруждать тебя, мешать, доставлять неудобства, ― он резко распахивает глаза, и я не вижу в них ничего, кроме пустоты. ― Не хочу чувствовать твою жалость и казаться по сравнению с тобой ущемленным и неполноценным инвалидом. Ты можешь уйти, ― тихо говорит он. ― Я не стану тебя держать. Это будет правильно.

И вдруг мне становится так обидно от его слов, что я начинаю плакать.

― Ты... Ты...― заикаюсь я. ― Ты просто невыносим, Ангел. Ох, Боже, ― я закрываю ладонями лицо и сосредотачиваюсь, но это сложно, потому что эмоции одерживают победу в борьбе со здравым рассудком. ― Почему ты отталкиваешь меня от себя? ― вопрошаю я непонимающе. ― Почему ты... ― я громко всхлипываю. ― Ты не можешь так поступать, ни со мной, ни с собой. Потому что ты нужен мне, Ангел, ― я опускаю голову, но рук от лица так и не убираю. ― Потому что я нужна тебе.

Ангел ничего не говорит, и от этого мне становится еще больнее.

Мне требуется минута, а, может, и больше, чтобы успокоиться. Я держу голову опущенной, пока вытираю слезы, а затем поднимаю ее. Глаза Ангела немного расширяются, когда он видит мое покрасневшее и опухшее лицо.

― Что бы ни произошло, я не оставлю тебя, ― говорю я. ― Ты мой друг. Ангел, ты мой самый лучший друг! И я не устану повторять тебе это! Я буду говорить о том, какой ты замечательный, каждый день, если понадобится!

― Я был таким, ― медленно проговаривает Ангел. ― Сейчас я беспомощен, и поэтому бесполезен, и поэтому ничтожен.

― Для меня ты всегда будешь самым лучшим! ― восклицаю я и подхожу к нему.

Я нагибаюсь вперед, чтобы лучше видеть его лицо. Глаза в глаза. Сердце к сердцу. Душа к душе. Я чувствую себя увереннее.

― Судьба часто устраивает нам проверки на прочность, ― говорю я. ― Если мы пройдем все испытания, то сорвем свой куш, а если проиграем, то жизнь сотрет нас в порошок, и мы исчезнем в небытие, так, словно вообще никогда не существовали, ― я сажусь на корточки, и теперь Ангел смотрит на меня сверху-вниз. ― Настали тяжелые времена. Для тебя, и поэтому для меня тоже, ― мы смотрим друг на друга. ― Не позволяй судьбе сломить себя. Не позволяй ей толкнуть тебя в небытие, потому что тогда ты все потеряешь, а я потеряю тебя. Но я не хочу этого, Ангел. Помнишь, ты спрашивал меня, чего я боюсь больше всего? Ты сказал, что боишься остаться один. А я сказала, что не знаю. Но теперь я знаю ответ. Больше всего я боюсь, что ты исчезнешь из моей жизни, и все станет таким, каким было до твоего появления. Серым, мрачным. Если уйдешь ты ― уйдут краски, которые делают эту жизнь хорошей.

Ангел внимательно слушает меня, и я чувствую, как освобождаюсь изнутри.

― Я прошу тебя бороться с бременем, которое выпало на твою долю, ― говорю я. ― Я прошу тебя не сдаваться, ради себя, ради меня, ради своих родителей, потому что мы не хотим потерять тебя, потому что ты дорог нам. Потому что мир без тебя будет совсем другим... пустым и холодным.

Я судорожно вздыхаю и осторожно наблюдаю за реакцией Ангела.

Какое-то время он находится в полном ступоре. Он не дышит, не двигается, и я начинаю волноваться. Но томящая тревога мгновенно испаряется, когда я вижу слабый всплеск тепла в его глазах, который медленно растет и вскоре полностью вытесняет холод и отчаяние. И я вижу в них надежду. Я вижу готовность идти навстречу трудностям.

― Я с тобой, ― шепчу я. ― Слышишь? Мы все преодолеем. Я никогда тебя не оставлю.

Его глаза наливаются слезами и краснеют. Я чувствую, что тоже вот-вот расплачусь.

― Я не сдамся, ― произносит он.

Я громко выдыхаю.

― Обещаешь? ― спрашиваю я.

Ангел собирается с силами, чтобы ответить.

― Обещаю.

Глава двадцатая

Ко мне возвращаются моральные силы. Я снова ощущаю уверенность в том, что мое пребывание в этом огромном мире не бессмысленно. Теперь есть цель. Помогать Ангелу, быть рядом с ним, и не позволять ему сдаться.

Это реально становится смыслом всего, что я делаю, и маме кажется, что это уж слишком ― жить ради Ангела. Но я не могу, не могу объяснить ей то, как отношусь к нему, из какой пропасти он вытащил меня и показал, что есть другой мир. Он подарил мне возможность измениться. Я не могу объяснить маме, потому что она не поймет. Знаю, что не поймет. Взрослые считают себя гениями жизни, но на самом деле они глупее нас. Они слепы, глухи, они многого не видят, или не хотят видеть. Но, тем не менее, они продолжают учить нас жизни, давать советы в ситуациях, в которых сами ни разу не были.

Нет, мама не против того, что я общаюсь с Ангелом, но она считает, что я слишком много времени уделяю ему и ничего не оставляю для учебы, а ведь экзамены очень скоро. Я не разделяю ее беспокойства. Я учусь так, как училась всегда.

В школе все становится сложнее.

Я не общаюсь с Егором, он не общается со мной. Я так и сижу за партой Ангела, так и смотрю с тоской на стул, на котором он сидел раньше. Егор часто поглядывает на меня, и я ловлю его печальные взгляды. Но этого недостаточно, чтобы все возобновить. Я по-прежнему зла на него за то, что он оставил Ангела, и я знаю, что ему жаль, что ему грустно, и он скучает, а так же я знаю, что Ангел тоже тоскует по нему. Но я не думаю, что их дружба когда-нибудь вернется. Я сомневаюсь, была ли у них вообще когда-нибудь дружба? Со стороны Ангела я не сомневаюсь, а вот Егор... мне до сих пор непонятно его решение перестать общаться с Ангелом. Возможно, это всегда будет загадкой для меня. Да и не имеет значение это, на самом деле. Гораздо важнее то, что происходит с Ангелом, его самочувствие и внутреннее состояние.

В субботу я собираюсь к нему. Мама ловит меня в коридоре.

― Даже не поешь? ― спрашивает она.

― Нет, ― отвечаю я, застегивая сапоги.

― Вы еще не устали друг от друга? ― вздыхает мама.

Я поднимаю голову и недоуменно смотрю на нее.

― Нет, ― говорю я.

― Я понимаю, что ты хочешь поддержать Ангела, ― начинает она свою хорошо отрепетированную за последние две недели речь, и я понимаю, что все мои попытки пресечь этот совершенно бессмысленный разговор не увенчаются успехом, поэтому решаю дослушать ее и спокойно уйти. ― Но у него тоже есть своя семья, с которой он должен проводить время.

Я закатываю глаза так, чтобы мама не видела этого.

― Пока, мама, ― бормочу я и открываю дверь.

― Августа, ― слышу за спиной я ее строгий голос. ― Ты могла хотя бы один день посидеть дома. У тебя скоро экзамены, и...

― Я знаю, ― раздраженно перебиваю я ее. ― Я готовлюсь к ним. Нет причин волноваться. Теперь я могу идти?

Я не вижу ее лица, но прекрасно знаю, что оно искажено в недовольной гримасе.

― Только недолго, ― в итоге, говорит она, и я вылетаю на лестничную площадку, громко захлопывая за собой дверь.

Когда я подхожу к дому Ангела, он уже на улице со своим отцом. Они о чем-то разговаривают, и Ангел даже улыбается. Я ускоряюсь.

― Привет, ― говорю я ему и улыбаюсь. ― Здравствуйте, Виктор Валерьевич.

Оба поворачиваются в мою сторону.

― Привет, ― произносят они хором, а затем переглядываются друг с другом.

Ангел усмехается и качает головой.

― Ладно, оставляю вас, ― говорит Виктор Валерьевич.

Он долго смотрит на сына с беспокойством. Я вижу этот взгляд каждый раз, когда Ангел идет со мной на прогулку... когда он вообще выбирается из дома. Я понимаю, что Виктор Валерьевич и Виолетта Александровна никогда не будут абсолютно уверены в безопасности Ангела, но спасибо, что они все же доверяют мне его.

― Удачной прогулки, ребята, ― вяло желает мужчина и идет к подъезду.

Когда он уходит, я подхожу к Ангелу.

― Как дела? ― спрашиваю я.

― Лучше всех, ― отвечает Ангел.

Я закатываю глаза, так как понимаю, что это ирония.

― Сегодня хорошая погода, ― говорю я. ― Мы можем...

― В парк, ― перебивает меня Ангел.

― Ладно, ― вздыхаю я.

* * *

Я и Ангел смотрим на плавающую льдину в пруду, который находится недалеко от его дома.

― Как дела в школе? ― безучастно интересуется Ангел.

Я пожимаю плечами.

― Как обычно.

― Это не ответ. И... ты снова пожала плечами.

Я поворачиваю голову в бок и опускаю ее, чтобы видеть лицо Ангела. Он задумчиво смотрит вперед.

― Честно говоря, меня мало заботит то, что происходит в классе, ― признаюсь я.

― Почему?

― Ну, ― я медленно выдыхаю и отворачиваюсь, ― может быть, потому, что меня никогда не интересовала вся эта суета.

Я слышу, как Ангел тихо усмехается.

― Меня волнует кое-что другое, ― говорю я и снова смотрю на него. ― Как твои дела.

― Ты прекрасно видишь, как мои дела, ― ровным голосом отвечает Ангел.

Я хмурюсь. Я ошибалась, думая, что сегодня он в хорошем настроении. Сейчас я понимаю, что это совсем не так. Точнее, Ангел ведет себя, как обычно. Он говорит таким тоном, будто все нормально, но голос пустой и безжизненный, что говорит о том, как тяжело ему приходится.

― И мне не станет легче, если ты будешь молчать, ― добавляет Ангел спустя минуту.

Я моргаю и встряхиваю головой.

― Я не...

― Знаю, о чем говорить? ― заканчивает за меня он.

В точку.

― Говори обо всем. Важно, не важно, интересно, или глупо... Просто говори.

― Ну-у-у, ладно. Я попробую.

Я усиленно придумываю темы для разговора, но все они кажутся такими бессмысленными сейчас, когда все так серьезно, но я точно знаю, что до Беды Ангела мы бы с удовольствием говорили об этом.

Сейчас все по-другому.

Я, наверно, долго думаю, потому что лицо Ангела становится таким, словно он не ждет от меня каких-либо предложений. Он просто смотрит вперед, а я смотрю на него, и так сложно в этой нелепой хрупкой тишине.

― Как Егор? ― спрашивает Ангел. Он берет дело в свои руки, и спасает нас обоих.

Я напрягаюсь, когда слышу это имя.

― Без понятия, ― холодно отзываюсь я.

― Вы не общаетесь? ― кажется, Ангел искренне удивлен.

― Нет.

― Почему?

Я в замешательстве смотрю на него.

― Почему? ― повторяю я, и мой голос неосознанно повышается. ― Он так жестоко с тобой поступил...

― Со мной, а не с тобой, ― осторожно перебивает Ангел.

― Это все равно, что предать меня, ― во мне бурлит обида, которая появилась в одно мгновение из воздуха.

Я не понимаю, как Ангел может волноваться о Егоре, когда тот так поступил с ним? Я не понимаю, почему он вообще думает о нем? Разве ему не должно стать все равно? Разве Егор того не заслуживает? За свою трусость. За свое отношение.

Я не понимаю. И никогда не смогу понять.

Но... но это же Ангел, и он всегда будет беспокоиться о тех, кто ему дорог, даже если эти люди бросают его в беде. Он святой, не иначе.

― Помнишь мой девиз? ― спрашивает Ангел, возвращая меня в суровую реальность из темных мыслей.

― Да, ― неопределенно киваю я. ― Самый темный час ― перед рассветом.

Ангел медленно и тяжело втягивает в себя воздух и резко выдыхает.

― Так вот, рассвет для меня никогда не наступит. Я навсегда остался в этом самом темном часу, ― его губы плотно сжимаются. ― Мне стоит поменять девиз. Как насчет: "Смирись, потому что это единственное, что остается делать. Смирись, потому что это все, на что ты способен".

Я качаю головой.

― Не говори так, ― произношу, почти умоляю я.

― А как мне еще говорить? Как? ― Ангел кидает на меня обреченный взгляд. ― Вселенная не на моей стороне. Не в этот раз. Знаешь, я думаю, это проклятье. Сначала та авария, а сейчас... ― он не договаривает, но я понимаю, что он хотел сказать. ― Словно я в черном списке Судьбы, и она непонятно за что предъявляет мне счет. Но почему? Почему я, Августа? ― поверь, Ангел, этот вопрос меня тоже мучает. ― Пусть это звучит эгоистично, но в мире семь миллиардов людей, и есть те, кто действительно заслуживает того, что получил я, но... ― Ангел едва не стонет от разочарования и обиды. ― Но в итоге страдаю все-таки я. И это совершенно, совершенно несправедливо.

И я полностью с ним согласна. Почему хорошие люди должны страдать? Почему все складывается таким образом, что на их пути встает много испытаний и бед? Что это? Аванс за то, что, допустим, их будет ждать после смерти, на небесах? Но если рая нет, если после смерти ничего нет, то в чем тогда смысл? Ведь жизнь одна, и обидно, когда она проходит мимо, когда человек теряет возможность совершить многое из того, что планировал, хотел, о чем мечтал.

― Мама говорит, что шанс есть, что я снова смогу ходить, ― говорит Ангел, но я не слышу в его голосе веры. ― Но это какие-то жалкие двадцать, а то и меньше процентов...

― Но это же хорошо, ― немного оживляюсь я. ― У тебя есть шанс, а это главное.