Все комедии заканчиваются свадьбами!

Например, максимальная мощность перегрузки, создаваемой восемнадцатиметровой центрифугой ЦФ-18 — тридцать единиц. Показатель, несовместимый с жизнью. В времена подготовки первых отрядов, когда требования к космонавтам были гораздо жестче, перегрузки доходили до двенадцати единиц. С конца двадцатого века тренировки проходили в более щадящем режиме, с перегрузкой до восьми единиц. Для всех, кроме тройни Серебро. Их тестировали по нормативам гагаринского набора. Да ещё дополнительно и на другой установке — ЦФ-7. 'Папины дети' на собственном организме испытали разницу. Как пояснила потом Екатерина Юрьевна, 'чем длиннее плечо центрифуги, тем меньший дискомфорт испытывает вестибулярный аппарат, и тренировка проходит более "плавно". Поэтому с точки зрения ощущений тренировки на относительно небольшой гораздо сложнее, чем на громоздкой ЦФ-18'. О, они в полной мере поняли рекламный слоган 'почувствуйте разницу'.

Или их готовили к длительному пребыванию в замкнутых пространствах в сурдокамере — небольшом помещении с искусственным освещением и звукоизолированными стенами. В рамках общей космической подготовки кандидат должен провести в ней около трех суток. Из них сорок восемь часов — в режиме непрерывной деятельности, то есть абсолютно без сна. Серебро не спали шестьдесят с лишним часов.

— Если вы уверены, что вы уживчивый, терпеливый и социально адаптированный, двое с половиной суток вынужденного бодрствования покажет ваше истинное лицо, — напутствовала их Людмила Евгеньевна перед началом.

— Мне кажется, у отца цель — чтобы мы или сами ушли, или экзамен не сдали, — Женька стащил абсолютно мокрую от пота майку, вытер лицо.

— Никогда не думала, что папа может быть таким жёстким, — голос у Риты дрогнул, она торопливо прижала полотенце к лицу, приглушила всхлип.

— Будь как Ной — греби, не ной, — подбодрил бледный Вадим, морщась. — Как мама сказала, главное требование к будущим космонавтам — это сильная мотивация.

— Я мотивацию могу на вес продавать, — Женькина бравада получилась почти убедительной.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал вошедший Игорь Вадимович. — Пока что постарайтесь сгрести себя в кучку. В душ и отдыхать, завтра выходной никто не объявлял.

— Я помню, как мы готовились, временами ложку не могла до рта донести вечером, — Людмила Евгеньевна погладила спящую дочь по голове, как маленькую, поправила простыню. Рита даже не пошевелилась. — А они себя до кровати еле доносят.

— Мила, — сдержанно предупредил муж, выводя её из комнаты.

— Игорь, я знаю, что ты готовишь их так. И знаю, что нельзя жалеть сейчас, чтобы не пожалеть потом, но...

— Давай посидим на воздухе, — позвал муж. — Есть у нас выпить?

— Ущипни меня, — не поверила Людмила. — Ты и алкоголь?

— Говорят, с возрастом привычки меняются. Так есть или нет?

— Есть, конечно. На лимонной цедре, черноплодной рябине или смородине?

То обстоятельство, что Матвея почти восемь месяцев 'мурыжили' с переводом — ни отказывали, ни подписывали рапорт — почти ничего не изменило в их семейной жизни. Будь он поближе, они всё равно бы также не виделись. В конце концов, у Вадима и Жени жёны жили дома, а мужей видели чаще всего по ночам и спящими.

— Это хорошо, что я забеременеть смогла, пока Вадька вызов в отряд ждал, — Лина попыталась сесть поудобнее, перекатила живот на подушку. — Теперь бы некогда было.

— Подождали бы, пока вернулись, — вяло заспорила Рита. К этому разговору они возвращались не первый раз. Рита никому не признавалась, но видеть беременных и младенцев последнее время было тяжело, а в семье был просто детский конвейер какой-то. Она очень хотела ребёнка, понимала, конечно, что сейчас это пустые мечты, обещала себе, что родит, как только будет возможность. Даже сомневалась иногда, что сделала правильный выбор, пошла в авиацию. Может, её призвание — быть мамой? Но головой понимала, что это минутная слабость, выкидывала все лишние мысли из головы и работала, работала.

— Во время длительных тренировок у вас начнет вырабатываться набор определенных качеств. Так, профессиональная хладнокровность, помехоустойчивость и многозадачность формируются в процессе парашютной подготовки. Во время прыжка вы концентрируетесь не только на полете, но и на других заданиях, к примеру, на прямом репортаже, решении примеров или расшифровке наземных знаков, — начал инструктаж майор Сомов. — Ну и, важно не забыть раскрыть парашют на высоте не ниже тысячи двухсот метров. Если вы все же об этом забудете, система откроет его автоматически, но задание вам не засчитают.

— Хоть здесь как все, — негромко порадовался Женька. — Затяжной до пятисот метров не заставят прыгать.

Прыжки с парашютом они любили почти также, как пилотирование МПЛА (пока на тренажёре) и тренировки в невесомости. Установка, имитирующая состояние невесомости, созданная как 'негатив' устройства для генерации искусственной силы тяжести на МПЭК 'Федерация', была настолько дорогостоящей в эксплуатации, что пользовались ей исключительно редко, и кандидаты тренировались по старинке. Для этих целей в Центре подготовки космонавтов издавна использовался самолет-лаборатория, эффект достигался при полете по определенной траектории, так называемой "параболе Кеплера", за один 'сеанс' — двадцать пять секунд 'чистой' невесомости. Впрочем, и полётами тройняшек не баловали, и они в основном изучали пониженную гравитацию в Гидролаборатории.

В один из таких дней Рита ехала на дачу, морщась на каждой кочке. Она чувствовала каждую кость, каждую мышцу, и мечтала полежать в парной, расслабиться, а если ещё и попарил бы кто...

— Да, баню наверняка дядь Макс натопил, — Женька с кряхтением вытянул ноги. — Вадька, попаримся можжевеловыми веничками?

— Ты мои мысли читаешь? — лениво поинтересовалась сестрица. — Или я уже вслух разговариваю?

— Мы думаем одинаково, конечно, — Женька пожал широкими плечами. — У нас одинаковые рефлексы и реакции, я с гарантией могу сказать, как вы поступите в следующую секунду в той или иной ситуации. И вы, соответственно.

— Именно поэтому они нас троих включили в программу подготовки. Мне кажется, что это часть эксперимента, — негромко отозвался Вадим.

— Вот ещё один пример того, что мысли сходятся, — многозначительно обернулся к Ритинье Женя. Но она не услышала — уснула, закинув руку за голову.

— Спит, — подтвердил Вадим, взглянув в зеркало.

— Пусть, а то после этих выходных совсем ноги протянет, — парни переглянулись и чему-то негромко рассмеялись.

Глава 17.

— Вставай, соня! — Женька похлопал Риту по обтянутой джинсами коленке. — Приехали.

Рита по-детски потёрла ладошками глаза, протянула руку. Тот помог ей выбраться из машины, пропустил вперёд. Братья топали следом, все задержались на крыльце, расшнуровывая кроссовки.

— Даже странно, почему нас никто не встречает, — недоуменно заметила Рита, заходя в дом. — Обязательно кто-нибудь выйдет, и во дворе пусто. Где все, интересно?

Женька показал брату отсчет на пальцах — три, два, один. На счёте 'один' из-за двери раздалось истошное.

— Ааааааааааааа!

Ухмыляясь, парни через порог полюбовались картиной — счастливая Рита повисла на муже, обняв его руками и ногами, невнятно восклицала между поцелуями, то и дело смотрела на Матвея, не в силах поверить, что видит его не во сне, а наяву. Матвей только крепче и крепче прижимал в себе любимую, шептал беззвучно что-то ласковое.

Мама возилась на кухне, отец накрывал на стол, старательно не замечая пару.

— Пройти-то дайте, — Женька попытался протиснуться. — Есть хочется и в баню собирались.

— Матвей, Матвей, — повторяла Рита как заворожённая. — Ты приехал! — и разрыдалась, наконец, лёгкими и светлыми слезами.

После первого порыва Ритинья постаралась сдержаться и вести себя хоть чуть-чуть разумно. Сидела рядом с Матвеем, ела одной рукой, а второй держалась то за его колено, то за локоть. Почти не разговаривала, только смотрела на мужа, засматривалась до того, что тянулась поцеловать, спохватывалась и опять принималась ковырять вилкой в тарелке. Матвей тоже ел без аппетита, отвечал на вопросы невпопад и смотрел только на Риту.

— Идите-ка вы в баню, — предложила Людмила Евгеньевна, насмешливо блестя глазами. — Рита, ваши вещи Матвей в Дом перенес, в Серебряную половину. Там пока поживёте.

— Мам! — возмутился Женька вслед Волконским. — Ты зачем их в баню отправила?! Теперь ждать устанешь, пока они... намоются.

— Они наверняка в сауну пойдут, — кротко возразила та. — А вы идите в парную.

— Нет уж, — отказался Вадим. — Подождем.

Алина переглянулась с Ангелиной и обе прыснули.

— Ты еще красивее стала, — Матвей провёл ладонью по её щеке, погладил шею, обвёл губами ключицы. Рита прерывисто-счастливо вздохнула, потянулась на тёплых досках, вытянувшись в струнку от вытянутых рук до кончиков пальцев на ногах, расслабилась, игриво толкнула его в коленку.

— Помоешь меня? А то мне лееееень, — протянула томно.

Он послушно поднялся, осторожно полил её тёплой водой, набрал полные ладони нежно и остро пахнущего ландышами геля, начал с пальчиков на правой руке. Поцеловал обручальное кольцо, нежно сжал запястье, повёл скользкой ладонью вверх по изящному округлому предплечью, задел щекотную впадинку — Рита поёжилась и хихикнула. Матвей также серьезно и тщательно намылил вторую руку, плечи, ласково помассировал выпуклые соски, обвёл груди. Чем ниже скользили его ладони, тем короче становилось её дыхание. Согнула ногу в колене, поставила ступню Матвею на грудь, провоцируя, надавила. Муж серьёзно и невозмутимо продолжил мылить щиколотку, коленку, с нажимом провёл вверх по бедру. Рита закусила губу, запустила обе руки в волосы, застонала. Затеянная самой игра волновала и будоражила, хотелось и продолжить, и перейти к главному.

— Матвей, — позвала, облизнула губы. Кожа разогрелась от жары и от его рук.

Матвей в ответ потянул и вторую ногу, внешне невозмутимо огладил, помассировал. Рита совсем было смирилась, но он вдруг неуловимо, как на бойцовском ковре, сдвинулся, она вскрикнула от неожиданности, рассмеялась, потёрлась тонкой щиколоткой о здоровенное плечо, устраиваясь поудобнее. Запах ландыша, настоянный на жаре и их коже, дурманил и манил...

Они выбрались из бани распаренные и умиротворенные.

— Ого. Темно уже, — Рита с удивлением огляделась. — Мы же вроде бы недолго...

— Дождь собирается, — Матвей поднял голову, вытер упавшую в подтверждение каплю. — А так девяти нет ещё, наверное. Тепло как. У нас там снег только таять начал, а здесь у мамы цветник вовсю цветёт, — обнял Риту, она обхватила его за талию. — Соскучился по дому. Хорошо тут, правда?

— Нет, вы поглядите на них. Мы тут все задницы отсидели ждамши, а они в дверях застряли, как Винни-Пух, — из тени вышел мрачный Женька, следом, зевнув, двинулся Вадим. — Попариться и спать завалиться, нет, высиживай их тут, как цыплят инкубаторских...

Под удаляющееся ворчание Волконские пошли мимо просыпающейся сирени к Дому, то и дело останавливаясь потрогать тугие почки пионов, качающиеся под каплями бутончики тюльпанов.

— Весна, — выдохнула Рита. — Без тебя я даже не заметила, что весна!

Они целовались, пока дождь не стал накрапывать сильнее.

— Простудимся и заболеем, — спохватилась Рита. — И есть хочется ужасно! Пойдём, совершим налёт на мамину кухню?

— Если я хоть немного знаю маму, то у нас всё есть, — увлекая Риту к резному крылечку улыбнулся Матвей. В их окне тепло и предупредительно светила лампа.

Утром в понедельник основная часть клана отправилась в городок на работу и в школу, а Матвей остался на даче с Линой, Лялькой и детьми.

— Мы одни тут не живём, сам понимаешь, а лишние деньки на даче побыть хочется. Как вспомню, что дома, чтобы гулять идти, надо сначала коляску в лифт втащить, потом вытащить...

— Две коляски.

— Детей перетаскать — кого на руках, кого в слинге...

— Пять детей!

— Они орут и выкарабкиваются...

— Мои пока только орут, но очень, очень громко!

— Я понял, девочки! — поднял руки Матвей. — Да мне и лучше на даче, что в квартире сидеть.

Ангелина накормила своих двойняшек второй раз и отвезла Матвея на кладбище, на могилы дедов и бабушек. Семья туда ходила часто, то все вместе, то по очереди, а он был первый раз, и на похороны ни к кому не смог приехать. Лина высадила примулы и крокусы в торфяных горшочках, посидели на лавочке, помолчали.

— Год такой... Похороны одни за другими... Вадим весь чёрный ходил. На отца и маму смотреть было страшно. Хорошо, что младшие с ними, и Лялька с Милашкой. Особенно Милашка. И рождения пошли — у нас, у Золотаревых, Колодеев, как будто назло смерти.

— Рита очень переживала, плакала, тосковала. Что говорить — хорошие были люди. Родные. Хуже всех, я думаю, Женьке было. Один, далеко, а вы же стайные.

Отпуск Матвей проводил с большой пользой. Для хозяйства. Подкрашивал, подделывал, привёртывал. Вадим Олегович и Евгений Григорьевич до последних дней поддерживали порядок, а после них вроде бы тоже кто-то что-то делал, мужиков полон дом и все с руками. Но зять, видимо, свежим взглядом находил себе работу каждый день. Вскопал тёще цветники, был застигнут на этом Светланой Евгеньевной, сокрушавшейся, что уж которые выходные никак не организует никого на посадку зелени и овощей, и как бы ненароком прогулявшейся с Матвеем на огород, разбитый давным-давно Янтаревыми и Серебро-старшими, а в этом году еще пустой и запущенный. Волконский намек понял, выгнал из сарая мотоблок, повозился, примерился и вспахал, сделал грядки. Женщины, как будто только этого и ждали, налетели и вмиг посадили редиску и прочие турнепсы. Картошку сажали мужчины под громкие похвалы в адрес Матвея.

Ещё он оказался превосходной няней. На его груди прекрасно помещались два слинга, в которых гуляли Гордей Вадимович и Ева Вадимовна, а Елизавета, Захар и Игорь Евгеньевичи совершали моцион в трёхместной коляске. Матвей рассовывал по карманам и загружал в огромную сумку бутылочки, непроливайки, салфетки, вкусняшки, памперсы и ходил часа два или больше. Дети прекрасно высыпались на свежем воздухе, для Матвея это была часть спортивной нагрузки. Да и дома он мог и поиграть, и помыть, и поменять памперс, и накормить, чем существенно облегчал жизнь Ляльке и Лине. Вечером на Риту выливался благоухающий поток восторгов и искреннего восхищения её мужем.

— Я тобой очень-очень горжусь и самую капельку ревную, — валяясь на нём в их спальне поздним вечером, говорила Рита.

— А ревнуешь-то зачем?!

— Они тебя видят целый день, а я только пару часов. Вот возьму и в выходной совсем спать не буду, только на тебя смотреть. Давай в субботу ты в городок приедешь, и мы с тобой там поживём, вдвоём. До понедельника. А?

— Давай, — поцеловал, перекатился, нависая, придавливая весом. Она с готовностью обняла, подставила под поцелуи шею, ушко, с улыбкой предвкушения гладила плечи, спину.

— Матвей, — пропела, перекатывая имя на языке, как спелую ягоду.

— Скажи ещё, — прошептал. — Я так это люблю...