Волчица и пергамент. Том 8

— Перестань строить такое лицо. Спрячь свои уши и хвост и иди к господину Ле Руа и остальным.

Миюри, громко хлопнув ладонями по бёдрам, с неохотным видом поднялась на ноги. Она при этом не отрывала от Коула жалобных глаз, но теперь ему было легко удерживать бесстрастное выражение лица. Потому что знал, что сейчас будет.

И действительно, Миюри быстро показала ему язык, отвернулась и побежала по переулку. Коул не мог решить, чего в ней больше — разумности или детской непосредственности.

Добежав до перекрёстка, она остановилась, обернулась и крикнула:

— Брат! Спаси Рутею!

После чего она исчезла во тьме переулка.

Какая-то часть Коула надеялась, что она останется такой навсегда и не будет взрослеть.

— Что ж, ладно, — произнёс он.

Оставалась ещё одна сбившаяся с пути волчица. Размяв ноги, он сделал несколько шагов и убедился, что людям непросто ходить по тёмным переулкам. Ему захотелось остановить Миюри и попросить её сначала отвести его в "Зелёную чашу", и он криво усмехнулся тому, насколько сильно он привык полагаться на Миюри.

Поплутав какое-то время по тёмным переулкам, Коул, наконец, нашёл дорогу и добрался до "Зелёной чаши". Постоялый двор, занятый школярами с севера, выглядел, как обычно, если присмотреться, можно было увидеть в окнах спешивших по делам ребят. Похоже, он успел до начала действий по освобождению "цыплят".

Миюри сказала, что Рутея собиралась провалить это дело ради доверия "Южных орлов". Если всё пройдёт хорошо, её товарищи не узнают о тайной сделке. Но душа самой Рутеи, знавшей всю правду, будет изъедена, будто кислотой. Вина за её падение лежит не на слабости её духа или разума, Коул винил свою наивность, по которой он думал, что все проблему могут быть решены и должны быть решены. И он не подумал о мнении тех людей, ради которых хотел эти проблемы решить.

Хорошо бы, чтобы в мире исчезли войны, но тогда, не имея возможности сражаться, лишатся надежд рыцари и младшие дети аристократических семей. Коул с таким уже столкнулся. И теперь он не мог обвинять одну только Рутею с её ложью.

Было ли правильным то, что хотела сделать Рутея? Конечно, нет. Воспоминания о жене аристократа, которая причёсывала ей волосы у камина, стали дня неё западнёй. Плавать в своих грёзах между небом и землёй, продлевая неопределённость в городе, на самом деле неразумно. Что уж говорить о сговоре со школярами-южанами, что причинило бы вред невинным школярам-беднякам.

Рутея могла обвинить Коула в том, что он суёт нос в чужие дела, но, если бы он прошёл бы мимо, ему осталось бы только распрощаться с мечтой стать священником и, уподобляясь Миюри, засунуть поглубже Священное писание.

Если душа Рутеи страдала от ран, Коул должен был взять её за руку и вытащить из тьмы. Если Миюри думала только о том, чтобы зализать раны, у Коула должны найтись иные решения.

Таверна постоялого двора была полна обычной суетой. Кто-то приспосабливал вычищенный горшок в качестве шлема и закреплял на месте кожаным шнуром. Кто-то размахивал скалкой, а кто-то ощупывал хлыст. И повсюду детские лица, будто Коул попал в историю про детей, написанную пером Миюри.

— Госпожа Рутия здесь? — спросил Коул.

Хозяин постоялого двора и несколько ребят постарше с беспокойством посмотрели на встревоженного Коула, и хозяин с некоторым испугом ответил:

— Госпожа Рутея там, наверху.

— Благодарю тебя, — ответил Коул и, стараясь не думать о готовившихся к сражению подростках, побежал вверх по лестнице.

На втором этаже тоже было много ребят, готовившихся к штурму вражеской крепости. Не приметив среди них Рутеи, он бросился на третий этаж, там не было никого. Он посмотрел вверх. В этом движении была и просьба о Божьем благословении. У Коула были средства убедить Рутею, но он не мог не ощущать некоторые сомнения.

Требовалась большая решимость, чтобы восполнить определённый пробел. Настолько сильно, что даже нужда была Божья помощь.

Дверь в комнату на четвёртом этаже, служившую арсеналом знаний, была открыта, и оттуда выбивался свет свечи.

— Госпожа Рутия, — позвал Коул, подходя к двери.

Она знала о его приходе уже с того момента, как он открыл дверь постоялого двора, теперь она закрыла книгу, которую держала в руке, и обратила к нему почти застывшее лицо. Книга, судя по толщине, была Священным писанием на церковном языке.

— Раз пришёл Предрассветный кардинал, а не серебристая волчица, хороших новостей не будет, так?

— Они же и хорошие тоже.

Рутея отвела взгляд немного в сторону.

— Я здесь, чтобы вытащить тебя из твоего кошмара.

Волчица, спрятавшаяся среди людей, чтобы скрыть нывшую рану, приподняла уголки губ. Улыбка на человеческом лице, на волчьей морде это было выражение при взгляде на охотника, который по кровавому следу преследовал зверя и загнал его туда, откуда не было выхода.

— Зачем тебе заботиться об этом?

— Я знал, что ты так скажешь, — ответил Коул, делая шаг вперёд и ожидая, что она сейчас швырнёт в него книгой Священного писания.

Но она не шевельнулась, а лишь выпустила волчьи уши и хвост. Словно предупреждала: подойдёшь ближе, увидишь когти и клыки.

— Надеюсь, обойдётся без глупостей с твоей стороны, — и Коул не отступил, а, наоборот, стал с непринуждённым видом подходить к ней, глаза Рутеи округлились, и она отступила на полшага. — Госпожа Рутея, ты утратила достоинство волчицы, не пора ли остановиться?

Рутея обожгла Коула взглядом за то, что он забыл своё место. Пламя её глаз вобрало в себя огонь и того памятного очага, и поминальной свечи по ушедшим из жизни людям, давшим ей имя, кров и любовь.

— Продолжать эту лицемерную битву — кто получит пользу от этого?

Бедные школяры в отчаянии цеплялись за ничтожную надежду обрести звание, а с его помощью и положение, Рутея надеялась заморозить ситуацию, чтобы остаться здесь. В том городе не приходилось удивляться даже столь иллюзорным желаниям.

— Прости меня за то, что я выдал желаемое за действительное, не разобравшись в твоём положении.

Звание Предрассветного кардинала обладало силой, которую Коул представить себе не мог. Но в тот раз он, наконец, сам увидел, как страшно в действительности играть с такими неосязаемыми вещами, как слава и связи. Проблема, которую Рутея считала непреодолимой, оказалась уязвимой перед такой силой.

— Узнав твою боль, я искренне верю, что нам надо решить проблему в корне.

— Закрой пасть! — выкрикнула Рутея и, оскалив зубы, рванулась к Коулу.

Когда в лесу нападает волк, низко рыча и обнажив клыки, люди обычно пытаются оттолкнуть волка, чтобы избежать клыков. Но силы волка, живущего в лесу, и человека, живущего в доме, несопоставимы, и, сопротивляясь так, скорее всего, спастись не удастся. Однако всё же существует надежда на спасение, если не пытаться противостоять могущественным силам напрямую. Нужно сделать что-то противоположное.

— Госпожа Рутея.

Какое-то время Рутея не понимала, что происходит, она только ощутила, что её крепко обняли, а её зубы схватили воздух. Будь на её месте Миюри, которую часто обнимали, она бы предусмотрела такое противодействие, быстро, как кролик, вывернулась и позаботилась бы о своём противнике.

Рутея — дело иное. Она смущённо призналась Коулу с Миюри, что жизнь в замке, где ей дали имя, расчёсывали у камина волосы, где её любили, пьянила её. В предыдущей жизни Рутеи не было ничего, что наделило бы её опытом на подобный случай.

— Я не враг тебе.

— У-у-у-у-у! — выла Рутея, борясь и извиваясь, но Коул, удерживая левой рукой её правое предплечье, правой рукой схватил её левое запястье, заломив его к лопатке.

Даже неистовой Миюри было бы тяжело вырваться. Рутея же не понимала, в каком направлении приложить силу, и продолжала сопротивляться без шансов чего-то добиться, само собой, укусить Коула она тоже не могла, дёргаясь с таким отчаянием, будто тонула.

— Госпожа Рутея, я не враг тебе.

Будь на её месте Миюри, Коул уже получил бы удар в лицо головой. Рутия же только беспорядочно извивалась и рычала, трудно сказать, может, происходившее застало её врасплох, то ли она лишь изображала свирепость. И не вернуться в форму волчицы она могла по тем же причинам.

Коул неожиданно для неё разжал руки. Рутея отскочила от него и отбежала на несколько шагов. Недоумевая, почему её отпустили, она с беспокойством смотрела на Коула.

— Ты должна вернуться на истинный путь.

Коул был уверен, что она сумеет.

Но её лицо скривилось. Вернее, сначала на нём мелькнуло любопытство, а потом девичье лицо исказилось выражением невыносимой боли.

— Я не хочу... — еле слышно произнесла она.

Коулу показалось, что он услышал падение маленького камешка перед оползнем.

— Я не хочу... Не хочу! Не хочу! — прокричала Рутея, вцепившись себе в волосы и трепля их. — Что ты можешь понять? Я совсем одна! Никто не откликнулся на мой долгий вой! Они забрали меня из леса, а потом просто умерли! Оставьте меня одну! Оставьте меня в этом протухшем городе, забудьте, что я есть!

Рутея кричала, глядя Коулу в лицо, но видела образы своих любимых хозяев замка, хранимых её памятью. Та счастливая повседневная жизнь, которая, как ей казалось, будет длиться вечно, пролетела в одно мгновенье. Возможно, не-человек Рутея, с её долгой жизнью восприняла это как предательство? Знала ли она, что так думать неправильно, и жаловаться на это некому? Необходимо ли ей было жить иллюзией, чтобы не подавиться отвратительным комом перепутавшихся обстоятельств и обид?

Как семьи убийц, жившие в пустыне и в прошлом служившие трону, обкуривали себя дымом хасиса, чтобы подавить страх, так же и Рутея в своей иллюзии вдыхала воздух протухшего города школяров.

Рутея сохраняла уголки рта приподнятыми, но это не было улыбкой, из её глаз текли слёзы.

В лесу волки никогда не плачут. Только встретив тепло у очага в том мире, что лежал за границей леса, можно было познать печаль.

— Что ты можешь понять?.. — повторила Рутея тише.

Глупый, не уверенный в своей силе барашек, стоя перед такой волчицей, произнёс:

— Могу понять. Я действительно понимаю, — его голос звучал немного устало, что, возможно, внушало больше доверия к словам. — У волчицы, которая меня сопровождает, когда-то была подобная тень.

Чтобы рассеять эту тень, он дал Миюри обещание — обещание быть всегда её другом.

Но с Рутеей он не был столь близок, её что-то подобное убедить не сможет. Следующим на ум ему пришло предложить ей присоединиться к нему с Миюри в путешествии, но это выглядело бы не просто невежливо, а просто оскорбительным. Потому что было бы равносильно самонадеянному обещанию заполнить пустоту одиночества Рутеи после утраты той четы аристократов. Коул подумал, что Миюри могла поначалу пытаться убедить Рутею, что с может заполнить её одиночество, но так как с Миюри был рядом Коул, её попытка оказалась неубедительной. И Миюри ради совместных действий с ней ничего не оставалось делать, кроме как предложить пойти по плохому пути.

Поэтому чтобы облегчить страдания Рутеи, Коул должен был сначала так сблизиться с ней, как этого не удалось даже Миюри.

По дороге в "Зелёную чашу" Коул думал, что следует сделать. Было очевидно, что слова и обещания сами себе не будут иметь смысла. Иногда люди приносили клятву на собственной крови, чтобы убедить в своей решимости и верности слову. Рутея ради сотрудничества со школярами-южанами была готова продать свою совесть. Тогда и у Коула появлялась возможность переубедить Рутею. Если вспомнить поточнее, какой он её здесь встретил, можно найти подсказку.

Коул, глядя ей в лицо, произнёс:

— Один поэт как-то сказал, что боль утраченной любви можно исцелить лишь новой любовью.

— А?..

Чтобы перевести внимание чересчур разошедшейся собаки, надо сделать что-то неожиданное для неё.

— Волчица, не желавшая покинуть меня, решила, что, как только покажется конец приключения, ей нужно будет заставить начать ещё одно и затем продлевать его.

Глаза Рутеи на миг расширились, она, похоже, подумала о том, что Миюри учуяла ложь в её письме, но не стала сообщать о ней.

— Даже с твоими клыками и когтями ты не могла помочь тем, кого любишь, не могла защитить их от несправедливости мира, поэтому ты хотела получить мощь, которая может решать в этом мире.

Церковное право давало самую большую мощь, представленную в письменном виде. За тысячу лет появилось много стран, устанавливавших свои законы, а потом исчезнувших с ними без следа. Сохранилось лишь церковное право.

— Ты сказала, что какие-то аристократы сговорились с Церковью, чтобы забрать себе земли, которой много лет управляли твои любимые хозяева замка, в который тебя приняли. И что, если бы могло найтись что-то что поколебало бы основание Церкви, ты бы хотела этого?

Пребывавшая в замешательстве Рутея, наконец, с некоторой осторожностью вступила в разговор:

— Откуда... мыслимо ли? Церковь — хозяйка мира, если бы те, что носят красные мантии и короны, были бы способны на это, я бы решила вопрос с Церковью своими когтями и клыками.

Мощь щитов и мечей ограничена. Если честно, по влиянию в мире с Церковью не сравнится ни одно из государств. Если бы кто-то набрался бы силы куснуть её, он был бы отбит превосходящей силой. Вот почему Рутея, изучая церковное право, пыталась Церковь перехитрить, как перехитрил Рутею Коул, когда её обнял.

— Что пытаешься сейчас добиться? Хочешь сказать, что лишь Предрассветный кардинал может развалить Церковь? — она издала саркастический смешок, будто стараясь храбриться.

Коул, конечно, такого бы не сказал. Просто был секрет, который он не раскрыл даже Миюри.

— Хотя ты собирался не развалить, но исправить Церковь, — добавила она с насмешкой, считая Коула робким, заботящимся только о собственном лице.

— Но я обнаружил то, что могло бы опрокинуть некоторые устои Священного писания. Это связано со знаниями, ходившими в пустынных землях во времена древней империи.

На лицо Рутеи налипла неловкая усмешка, словно она услышала неудачную шутку.

— Ты, в конце концов... Говоря это...

Коул быстро подошёл к озадаченной Рутее и схватил её за плечо, чтобы она не сбежала, когда он приблизился к её лицу так близко, что мог бы посчитать её намокшие ресницы. Потому что даже луна не должна была этого слышать. Он прошептал так тихо, чтобы во всём мире только одна пара волчьих ушей могла его услышать:

— Это связано с формой мира.

— Формой... мира?..

— Есть ли другой край у моря и что лежит за ним? Или... — Коул бросил взгляд в приоткрытое окно. — Почему луна прибывает и убывает?

Глаза Рутеи распахнулись — ей это, похоже, было знакомым. Пытаясь найти сородича-волка, эта девушка изучала семейства времён древней империи, в чьи гербы были внесены изображения волка. В ходе этого я изучила пустынные языки. Так что подобные научные вопросы ей вполне могли попадаться. Потому что на уроках грамматики обычно используют сборники историй.

В древней империи было много странных историй и учений, от которых у Церкви сегодня была бы головная боль и большое беспокойство, если бы о них узнали в мире. Одно из учений утверждало, то мир мог быть не плоским, а шарообразным.