Проблема всей жизни

Дверь в комнату не заперта. Я аккуратно отворил створку и заглянул в щелку. Никого не видно... Какой странный запах. Что-то паленое, что ли? На кухне еда сгорела?

Я толкнул дверь смелее и зашел внутрь. Сделал два шага, споткнулся и чуть не рухнул на ровном месте. Оказалось, смотреть надо было не вперед, а вниз. И вовсе не ровное тут место.

Давешний японец смотрел в потолок остекленевшим взглядом широко раскрытых глаз. Другой бы сказал "выпученных", но мне они почему-то показались вполне рядовыми глазами обычного мультяшного япошки. Кавайные традиции восточной анимации.

Без сомнения, парень был мертв. Даже не пришлось нагибаться и засекать пульс. С такой раной в груди если и живут, то доли секунды. А может, и еще меньше. По сути, груди у него почти не было — одна обугленная до обсидиановой черноты рана. Здоровенная, от ключиц и до солнечного сплетения. И самое странное — внутренности обуглены изнутри. Ни одно из ведомых мне орудий умерщвления не оставляет таких следов.

Рядом с телом, под рукой несчастного японца, валялась небольшая смятая записка. Я было потянулся к ней, но меня прервал летчик.

— Мать моя женщина! — раздалось от дверей.

Борода таки последовал в номер, и сейчас таращился на тело японца. Глаза летчика были немногим меньше истинно кавайных, что вместе с типично европейской внешностью выглядело очень свежо. Впрочем, мне было не до веселья. Труп в номере, и я рядом с ним. Конечно, камеры видеонаблюдения в коридоре засекли, что я вошел позже, но картины дела это не меняет. С другой стороны, со мной живой свидетель по фамилии Борода, да и наверняка где-нибудь спрятаны скрытые камеры с видом на постель. Ее необъятные широты, куда я смог бы, наверное, посадить боевой вертолет, никогда не остаются без внимания дельцов подпольной порноиндустрии.

— Чем же это его так расплющило, а? — задал риторический вопрос летчик. — Даже близко похожего не видел.

— Меня больше волнует не чем, а кто, — сказал я. Еще не хватало нарваться на такой же подарочек от того, кто побывал в этом номере до нас троих. На Тьянь совершенно непохоже, не будет она ставить ловушки подобной убойности. Да и не уверен, что может.

— А что это за писулька? — спросил Борода и потянулся к записке рядом с телом. Я мыском ботинка отбил его кисть.

— Не поэл..., — Борода повернулся ко мне и решительно задрал челюсть. — Амер, по зубам захотел, а?

Было видно, что для низенького, но плечистого летчика мордобой если не любимое занятие, то уж точно в списке первостатейных развлечений. А ведь боевых офицеров обучают самым затейливым приемчикам. Меня обучали. Правда, практики не было с тех пор, как я выдернул из сустава руку у того мелкого бандита в Тайпее.

— Я не амер, это раз, — как можно спокойнее сказал я. — Меня зовут Кирилл Уайт, это мой номер, это два. А три — я не хочу, чтобы на моих глазах боевой летчик вдруг взорвался изнутри как этот несчастный.

Я пнул тело японца, и пока Борода соображал, добавил:

— Поверь, вокруг меня в последнее время такая чертовщина, что лучше не рисковать и ничего вокруг не трогать.

— Он правильно говорит, слушайте его, — подтвердил голос от дверей.

Я повернулся и не смог сдержать улыбки. Тьянь стояла в дверном проеме, на плече — ремешок нашей общей с ней зеленой сумки. Подобрала в прихожей, видать.

—

Глава 15. Натуральные дроби

Девушка изменилась. Белоснежные волосы ниже плеч, окончательно округлившаяся, зрелая женская фигура. По-моему, китаянка даже немного выросла и поменялась в лице. В очередной раз. Стало больше евразийского: лицо теперь не такое плоское как раньше, нос потерял смешную вздернутость, а глаза, раньше узенькие щелки, обрели ту самую "пленительную азиатскую миндалевидность".

Нет, честно, Тьянь похорошела. Но мне отчего-то милее была ее прошлая ипостась мелкой вредной девчонки. Сейчас назвать ее мелкой не получалось. Вопрос же с вредностью оставался открытым.

— Пошли, Кирилл, надо смываться. Ох, и натворил же ты дел...

Тьянь призывно махнула рукой и пошла к выходу из номера.

— Эй, погоди! — крикнул я. — Тьянь, объясни хотя бы... Да постой же ты, наконец!

Догнал ее я уже в коридоре.

— Постой! — я забежал перед девушкой и остановил ее. — Слушай, что тут происходит? Кто этот японец, что с ним случилось, почему в моем номере?

— В твоем номере? — переспросила Тьянь. — Это я его заказала, не ты.

— Да какая разница?

— Ну а если никакой, то поторопись. Мы потеряли бездну времени из-за твоей самостоятельности.

— Что значит из-за моей...

— А то, что надо было уходить с корабля, как я тебе сказала, а не как захотелось поиграть нашему герою!

Я пытался еще что-то уточнить, но Тьянь извернулась, обогнула меня и скорым шагом устремилась к лифтам.

— Эй, спорщики! — крикнул Борода от двери в наш номер. — На лифте не советую.

— В смысле? — спросил я. Тьянь либо не слышала, либо не придала значения, и продолжала идти к лифтам.

— Суровые дядьки приехали, — сказал летчик. — Три машины у подъезда, и целая орава ребят в динамозащите и с оружием.

— Тьянь, стой! Не вызывай лифт! — крикнул я девушке, а сам метнулся в номер. Добежал до окна, глянул вниз. Действительно, у подъезда темно-синий фургон ОМОНа и пара легковушек. Из одной выходили два мужчины в очень хороших костюмах. Не похоже на рядовых следователей.

— %?*:N! — вырвалось у меня.

— Ни фига не она, — прокомментировал Борода. — С плохой девочкой мы бы договорились.

— Ну что там у вас? — это Тьянь от лифта.

— У нас федеральные гости, — объявил я, выходя из номера. — И лифты, и пожарку они уже держат. С ними штурмовики ОМОНа.

Теперь уже выругалась Тьянь, но по-китайски. Борода ничего не понял, и слава богу.

— Ну кто тебя просил геройствовать, а? — девушка смотрела на меня с укоризной, переходящей в злость. — Потопили бы этих морпехов, и что с того?

Я посмотрел на Проблему, словно впервые ее видел. Впрочем, такой я ее действительно видел впервые.

— Тьянь, они нам жизнь спасли в Касиме.

— Не они, а сетевое воплощение этого живого мертвого, — возразила девушка. — Это он их выкрал из расположения и послал на помощь. У них был приказ, они бы в любом случае не ослушались. А, да что я тебе... В общем, иди сюда.

Я еще обдумывал сказанное, а ноги сами понесли меня навстречу азиатке. Тьянь сбросила сумку с плеча, поковырялась и достала там упаковку гигиенических салфеток, вытащила одну. Потом пошарила еще, нашла небольшой фломастер и накидала на бумажке несколько странных символов. Этот язык я и близко не знал.

Последний штрих лег на салфетку одновременно со звонком лифта. Я успел заметить, как оттуда показался первый из ОМОНовцев, а потом за спиной у Тьянь, на стене между двумя дверями, из маленькой точки растянулось светлое пятно. Немного неправильная трапеция высотой в рост человека. Как будто лист белоснежной бумаги, даже нет, не бумаги — а пленки, засвеченной мощнейшим прожектором.

Первый из спецназовцев поднял оружие и напрягся для предупредительного крика, но замер на вздохе. Я думал, он просто остановился, но один из подсумков на поясе как взмыл на бегу вверх, так и остался в этом положении.

Я не знаю, как она это сделала. Но Проблема остановила время.

— Быстрее, за мной! — воскликнула Тьянь, и потянула меня за руку в сторону "листа". Я успел подобрать сумку и метнулся за девушкой. Сзади послышались торопливые шаги летчика.

— А ты куда? — Тьянь глянула на мужчину. — Тебе не грозит, оставайся.

— Да фиг! — Борода замотал головой. — Тут рядом со мной чудеса, а я не в теме? Не дождетесь.

Летчик встал между мной и девушкой.

— Или я с вами, или вместе ждем ментов.

— Ладно, черт с тобой, — скривила гримасу Тьянь. — Назвался груздем, так валяй, раз уж в зону перехода попал. Делай как я.

И прыгнула прямо в белый лист. Но не исчезла, а просто остановилась по ту сторону. В бесконечном белом пространстве. Выглядело, как будто шагнула на ту сторону экрана, оказавшись в мире голограмматографа.

— Кхм, — только и сказал летчик. Но подобрался, вдохнул поглубже и прыгнул за девчонкой. К фигуре азиатки добавилась еще одна. Кино было немое: Тьянь что-то кричала, подкрепляя слова жестами, но до меня не доносилось ни слова. Борода осоловело крутил головой.

Спецназовец у лифта начал подавать признаки жизни. Подсумок медленно-медленно пополз вниз, ствол пистолета-пулемета, наоборот, вверх и в мою сторону. Я шагнул в экран.

Яркий свет ударил по глазам не хуже прожектора, но здесь он не имел источника. Одинаково ровное белое свечение исходило отовсюду, заполняя все вокруг. Без теней, без полутонов. Чистый белый свет отовсюду.

Я стоял на ногах, но не видел пола. Глянул вниз, и сглотнул — казалось, какая-то сила подвесила меня в белом ничто. Наклонился, пощупал незримый пол. Он был — абсолютно без рельефа, не теплый и не холодный. Я бы сравнил с идеально отполированным белым стеклом, нагретым до температуры человеческого тела. Но не скользким, ноги не разъезжались.

— Где мы?

Ох уж этот излюбленный вопрос главного героя в приключенческом кинофильме! Никуда ж ты от него не денешься.

— Мы в первом дробном мире, — ответила Тьянь. — Мире одной второй.

— Три на два не делится, — подал голос Борода. Китаянка обернулась на голос и уставилась на летчика. Тот пояснил: — Если мы в половинном мире, то из нас трех должно было остаться полтора.

— Шутник, — хмыкнула девушка. — Скажи спасибо, что вообще пролез с такими плечами. Я не под тебя проход делала.

Тьянь кивнула мне за спину. Я обернулся и чуть не вскрикнул.

Если с одной стороны мир был бесконечно бел и пустынен, то с другой — полон жизнью. "Экран" с этой стороны напоминал зал наблюдения в помещении службы охраны. Сотни, нет, тысячи малюсеньких картинок, склеенных в единое целое. И это целое исходило из бесконечности слева чтобы устремиться в бесконечность направо. Подняться из бесдонных глубин низа чтобы исчезнуть в невидимых далях верха.

Мы стояли перед самым грандиозным в моей жизни видеоэкраном размером в бесконечность. Во все стороны. И весь он был порезан на неправильной формы многоугольники. Самый большой из них, где-то метр семьдесят в высоту и не более полуметра в ширину, а по форме напоминающий перевернутую и окосевшую трапецию, оказался строго перед нами. В нем отражался коридор гостиницы "Аврора". Десятый этаж, в разгаре — штурмовая операция хабаровского ОМОНа. Вот мимо "экрана" пробежал один из штурмовиков, другой занял место возле двери номера 1004. А давешний друг из лифта смотрит прямо на нас. За глухим бронешлемом не видно выражения лица, но судя по замедленным реакциям, парень явно в прострации.

Оно и понятно. Только что тут был человек — и вот, его нет. Ушел в стену.

— Он нас видит? — спросил я.

— Нет. Как только вышли из основного течения времени — никто уже не видит.

— Кстати, не помню, чтобы ты что-то раньше рисовала, — сказал я. — Тогда, раньше. Просто брала и растворялась в воздухе.

— Одна могу прыгать на грань и без каллиграфии. Представляю эти закорючки в уме — и готово. Считай, что это не я вхожу в переход, а он натягивается на меня как одежда. С другими людьми приходится мудрить и рисовать, я же, образно говоря, не знаю вашего размера. А для тех полицейских в гостинице, мы все трое растворились в воздухе.

Ситуация за экраном изменялась. То, что я принял за прострацию штурмовика, оказывается, было лишь началом очередного замедления времени. Картинка на глазах "тормозила", а вместе с этим уменьшался размер трапеции — за счет близлежащих секторов. Когда ее площадь сравнялась с площадью соседних, изображение полностью остановилось.

Теперь перед нами был бесконечный калейдоскоп замерших картинок.

— И сколько их здесь? — я махнул рукой в сторону "экрана". — Сколько этих дырок?

— Общая площадь послойной двумерной проекции трехмерного пространства вашего мира, деленная на два, — ответила Тьянь. — Я же сказала, это мир одной второй. Точнее, грань мира с кратностью одна вторая.

— Наш мир — это наша Вселенная? — уточнил я.

— Нет, планета до мезосферы включительно. В космос не улетишь.

— Ну, слава богу! — я картинно вытер несуществующую испарину со лба. — А я уж думал, тут все мироздание. Вернее, его половина.

— Слушай, помолчи, а? — сказала Проблема со злостью. — У меня и так тут башка трещит, думаю что теперь делать!

Я снова напрягся. Так со мной девчонка еще ни разу не разговаривала. И уж очень непохожа она была на ту, которая навестила меня на американской плавбазе.

— А чо думать-то? — произнес Борода. — Ищем подходящую дырку обратно и ныряем в целый мир. Все просто.

Тьянь усмехнулась.

— Ну, попробуй. В смысле, попробуй, найди.

— Ну да, многовато, — сказал летчик, на глаз прикинув бесконечность в каждую сторону. — Но можем выпрыгнуть где угодно, в конце концов. Уж как-нибудь поймем, куда занесло.

— Вот я и говорю, найди, — повторила Тьянь. — Попробуй подойти к какому-нибудь из переходов. Не к тому, из которого мы вышли.

Борода пожал плечами и отошел на пару метров. Глянул на экран, нахмурился. Снова прошел несколько шагов, опять посмотрел на экран. Хмыкнул и побежал вдоль бесконечной череды картинок. Метров через тридцать опять присмотрелся, озадаченно почесал затылок. И уже не торопясь, пешком вернулся.

— Я и говорю, чудеса, — объявил летчик, но растерянности в голосе не было. — И что, все равно сколько я пройду — останусь около той дырки, через которую вошел?

— Нет. Если идти очень долго, можно выйти в зону действия следующего перехода. Правда, он может вести на другую сторону планеты, и например, на высоту в четыре километра.

Борода потер подбородок пальцами. Послышался шелест свежей щетины.

— А очень долго — это сколько?

— Не знаю как ты, — ответила девушка, — я от прохода до прохода добираюсь за полторы недели. Но я-то могу сжулить и пойти в прошлое. Тогда двигаешься вдоль экрана почти со скоростью пешехода, правда, не в бок, а вниз. За день можно добраться до перехода не так уж и далеко от точки входа.

— Ты так и прыгала в прошлое? — спросил я.

— Да. Расплатиться временем своей жизни, живя в реальном мире, намного интереснее, чем бесконечно шагать вдоль грани. Даже с учетом того, что здесь не устаешь, не стареешь и не нуждаешься ни в воде, ни в питье, ни в сне.

— Ух-ты! — воскликнул Борода. — Я могу здесь бежать со всей силы весь день и не устать?

Тьянь кивнула.

— Только пробежишь всего ничего.

— А в будущее отсюда можно попасть? — спросил я, бросив взгляд наверх.

— Нет. В будущее — только с основным потоком времени. Твое будущее определяется твоими поступками, поэтому ты должен прожить свое личное время и сделать эти поступки. Черт бы тебя побрал, Кирилл Уайт, я из-за этого твоего поступка тебя еле нашла!

Я внимательно посмотрел на девушку.

Тьянь сидела на невидимом полу и смотрела в невидимую плоскость.

— Я же тебя просила, дурачина, сделать по-моему! Я чувствовала, что с этими военными опять все будет как было. Как умер твой друг-таможенник, как окончательно погиб мертвый Родригес, как вымер целый город, Кирилл! Мне что, ждать еще пока ты наобщаешься с любимыми твоему сердцу американцами? А потом они все равно сдохнут, и ты вместе с ними?