— Жемчуг? — уточнил Залемран. — Я что-то слышал такое, на него вроде немалый спрос, но всё отбирает королевская береговая служба.
— Жемчуг, выдумал! — фыркнул Вийник. — Жемчуг... В общем, есть кому подарить. А для Леани коралла хватит, мне их нанизали в ожерелье, а девать некуда.
— Вижу, ты её тоже не жалуешь, — заключил Залемран.
— Да ну её, нашли тему, — поморщился Вийник. — Давай я лучше подарок покажу, давно хотел послушать, что скажешь.
— А у тебя там что-то интересное? — уточнил Залемран. — Неужто образцов насобирал?
— А как же! — кивнул Вийник. — Я, конечно, не то, что некоторые, но времени наловчиться у меня хватало.
— Тогда показывай, — решительно кивнул Залемран, но тут же как будто смутился. — А потом я тебе кое-что покажу. Я тут в Элойзе, пока хлопотал, столкнулся... увидишь.
— С чем это ты там столкнулся? — удивился Вийник.
— Потом, — отмахнулся Залемран, но старый друг заупрямился.
— Нет уж, Заль, рассказывай. Чтобы потом ничего не отвлекало.
— Глупости, — поморщился молодой старейшина. — Но, если настаиваешь... что ты знаешь о южных лесах?
— Богатейшие дубравы, — немедленно откликнулся Вийник, и Тиселе насторожилась. Говорили о том краю, который дал ей приют. — Но места совершенно дикие. Люди — варвары в чаще и неграмотные рабочие в посёлках при дороге. Тоже одичали в этих лесах. Когда ехал там, в посёлках все рыдали: пришёл приказ от короны всё сворачивать и убираться.
— Это почему же? — удивился Залемран. Тиселе тоже заинтересовалась: до стражей новость или не дошла, или ею не сочли нужным поделиться с ведьмой. Селения на дороге исчезнут! Чего ждать теперь? Покоя — или огненные маги придут уничтожать непокорный лес?
— Во-первых, короне надоело кормить дармоедов, — спокойно, и не подозревая о важности своего ответа, отозвался Вийник. — Как я понял, они за сто лет не поставили в столицу ни одного брёвнышка, а паёк переводили охотно. А во-вторых, их перебрасывают за море, будет им работа, и короне выгода.
— За море? — поднял брови Залемран. — Корона начала продавать свою рабочую силу?
— А, ты не знаешь, — ухмыльнулся Вийник. — Мы добыли для короны лес на корабли, недавно совсем, в этот штормовой сезон.
— Даже так? — покачал головой Залемран. — Ничейный, что ли?
— Ничейного леса не бывает, — поправил Вийник. — Но империя не станет возражать.
— Империя никогда не возражает, — пробормотал Залемран. — Если бы корона захотела...
— Зачем королю империя? — трезво заметил Вийник. — Пока она есть, баронам есть куда девать свои силы, и степняки предпочитают искать там добычу для своих набегов. А так их проблемы стали бы нашими — зачем?
— Так вы напали на империю? — осведомился Залемран.
— Не так грубо, — заявил Вийник. — Есть неподалёку очаровательный островок, где прорва корабельных сосен. Нас загнал туда шторм... а было нас — десяток кораблей, не меньше. Учения проводили, а тут такая незадача. Пока пережидали, местным что-то не понравилось... ты же знаешь имперцев. Чуть что — осквернили святыню! А нам, знаешь, тоже не нравится, когда с нами грубо разговаривают.
Залемран расхохотался, перебивая друга.
— Представляю себе, как это выглядело! Вы их там всех положили?
— Обижаешь! — ухмыльнулся Вийник. — Мы просто взяли этот паршивый островок в осаду. У берегов море стихло, как по заказу, так что у нас проблем не было. А дальше — имперцы пакуют вещи и радуются, что до дома подвезли, корона в гневе, но от леса не отказывается... а что все капитаны вдруг получили награду — так это совпадения, просто срок подошёл.
— Море стихло, как по заказу, — повторил Залемран, внезапно уловив новые нотки в словах друга.
— Да, — кивнул на невысказанный вопрос Вийник. — Вот и собирался тебе рассказать.
— Это и будет твой подарок? — уточнил Залемран, и Вийник кивнул.
— И это тоже, — пояснил он. — Но ты рассказывай.
— Нет, всё-таки ты, — выбрал Залемран, и Вийник не заставил себя упрашивать.
— В море не берут женщин, — выпалил он вместо вступления. — то есть берут, если это пассажиры, и корабль берёт пассажиров. Или если это родственники капитана. А если нет — не берут. Года четыре назад... или пять... приезжала одна. Из столицы. Этнограф. Размахивала королевским указом, предписаниями и планом работы. Мой капитан — вскоре я сменил корабль, я их там всё время менял, волшебник везде нужен — согласился, но море — нет. Она просидела на берегу всю свою практику и капитан на ней потом женился, а из этнографов её выгнали.
— Совпадение, — предположил Залемран.
— Почти, — ухмыльнулся Вийник. — Капитану повезло, но я не об этом. Все знают, что море не примет женщины, и никто не пытается. Но иногда...
Он замолчал и сделал странное движение пальцами. У Тиселе встала дыбом шерсть на загривке (она была в животном обличье, ведь её никто не видел). Из рук волшебника выплывало... море. Не само море, а то, что представляло собой суть, основу жизни этой огромной стихии. Море. Тиселе никогда не видела моря, но она видела лес и видела горы, и могла узнать основу жизни стихии, когда встречалась с ней. Конечно, это была не сама жизнь моря, а только его рисунок. Синий с отблесками света, но была в нём и глубина, и непроглядная темень, и ветер, сильнее любого, что ведьма видела за свою жизнь.
— Я знал её, — заговорил Вийник и снова умолк. — Я был тогда сопляком. И всё-таки, клянусь тебе, я не дал бы случиться этому, если бы...
Он вновь замолчал, и молчал долго, пока его друг не сделал нетерпеливое движение.
— Она сама хотела этого. Сама, понимаешь? Мы с ней часто беседовали — она была дочерью китобоя — и она не раз говорила, что у неё есть долг, и ещё, что она ждёт зова. Зова моря.
Голос волшебника прервался, потом он сделал большой глоток из стоящего перед ним кубка. Тиселе по запаху узнала ту странную жидкость, от которой люди дерутся, кричат, ругаются, а потом засыпают. Зачем они это делают?
— Я часто видел её, пока ждал назначения на корабль, — продолжил Вийник. — А потом, когда я поднялся на палубу, я увидел её. У неё глаза всё время менялись. Как море. И все знали, что это значит, а я не знал. Я был тогда совсем мальчишкой! Капитан сказал мне оставить её в покое. Она простояла на палубе всё время, пока мы плыли, и это был первый раз, чтобы капитан совсем не смотрел, куда идёт его судно. Мы шли и шли, полным ходом, и ветер наполнял паруса, а потом он стал слабеть и стих совсем. И тогда капитан сказал "пора". Клянусь тебе, если бы я знал!
— Знал о чём? — тихо спросил Залемран.
Вийник снова глотнул вина.
— Капитан велел всем убраться в трюм. И не оставил даже дежурного на палубе. А когда я его спросил, приказал мне молчать и тоже лезть в трюм. Сказал, что я волшебник, и хороший волшебник, но он не собирается из-за моего своеволия... — Вийник пожал плечами, не закончив фразы. — Её мы оставили на палубе. Просто лежать на палубе, в одной сорочке, не более того. Она казалась испуганной, но не возражала. И её глаза в самом деле были как море.
— И? — подтолкнул рассказ Залемран, когда тишина сделалась нестерпимой.
— Они были простые люди, но я-то чувствовал, как море затопило корабль. Залило палубу, а потом как будто бы всё море осталось на небольшом её участке. Я раньше не замечал, что оно живое.
— На том участке, где девушка? — деловито спросил Залемран, и Вийник вздрогнул.
— Откуда ты знаешь?
— Догадываюсь, — сухо ответил молодой старейшина. — А что было дальше?
— Мы поднялись на палубу утром, — неожиданно спокойно ответил Вийник. — Она лежала там, где её оставили. Ничего не изменилось, будто она за ночь не шевельнулась ни разу. Только сорочка задрана. Капитан ещё раз велел мне ни о чём не спрашивать, и направил корабль к ближайшему острову. Он откуда-то возник из ничего, этот остров. Совершенно пустой. Крохотный. Мы высадили девушку — совершенно одну, она просто спрыгнула на него с корабля, — а после подул ветер, и мы убрались.
Тишина сделалась особенно звонкой.
— И всё?
— Нет, — покачал головой Вийник. — Мы вернулись через три года. Она сидела там — такая же, как и раньше. И играла на берегу с китёнком. Как только мы подошли, оттолкнула его, встала и взобралась к нам. Пришлось кинуть трап. Мы вернулись домой. Тоже очень быстро. Я спросил, что за питомиц у неё тут был, и не жаль ли ей его оставлять, а она ответила, что это был её сын, но о нём позаботится отец. Ещё добавила, что вернула долг морю. И ещё, мол, ей тут было хорошо, но уже надоело. И её глаза больше не менялись, но на ней самой был вот такой вот странный след. Точно такой же, какой был на палубе той ночью. Я скопировал его, чтобы показать тебе... и чтобы разобраться.
Залемран кивнул.
— Понимаешь, — медленно произнёс Вийник. — Это звучит... Для всех в море это обычное дело. Они возвращают долг — и всё. И девушки почти всегда возвращаются. И выходят замуж, и никто их потом не чурается. Но, семь богов, мы же современные люди! Они же отдали девушку этому! А оно и не человек вовсе!
— Но ведь девушка-то не против, — спокойно ответил Залемран. — И она вернулась.
Вийник пристально посмотрел на друга.
— Да, — кивнул Залемран и сделал то же странное движение пальцами, что и перед тем Вийник. Комната наполнилась шорохом, свистом, рычанием и воем. Шумом ветра в кронах деревьев, пением птиц, шелестом упавшей листвы. Тёмной ночью в самой глухой чаще и солнечным утром на полянке. Запахами, звуками и картинами леса. Тиселе с трудом подавила рычание. Откуда у него это?
— Откуда? — вслух повторил непроизнесённый вопрос ведьмы Вийник.
— В лесу, — вместо ответа произнёс Залемран, — никто не спрашивает девушек, чего они хотят. И они никогда не возвращаются, а если вдруг вернутся — их забивают камнями. Но это случается редко, потому что кроме этого у них водится нежить. А если не нежить...
Он помолчал и в свою очередь нашарил на столе кубок.
— Жертву ломают страхом, болью и смертью, — жёстко произнёс он слова, которые говорила ему в столице леди Элесит. — Считается, что они сочетаются с этим браком. А если им удаётся оттянуть момент...
— Тогда что? — спросил Вийник во внезапно вязкой тишине, наполненной непонятной Тиселе горечью. Почему молодой старейшина так говорит? Стражи всегда так поступали, и ещё ни одна их женщина не пожалела...
— Тогда они угасают, — устало ответил Залемран. — Прикосновение этого остаётся с ними навсегда, оно — как смертельная болезнь. И ещё. Они могут её ускорить.
— Нечисть, — спокойно произнёс Вийник, и Тиселе зарычала. Волшебник как будто прислушался, но вскоре продолжил как ни в чём ни бывало. — Ведьмы, Заклятые и это. Мы не пускаем их в города, и не говорим о них, но они есть. То, что принёс я, и то, что принёс ты, не слишком похожи на обычные образцы заклинаний. Мы сняли их, как всегда снимаем схемы, но они выглядят так...
— Как будто кто-то просто взял кисточку, и нарисовал всё, — закончил вместо друга Залемран. Вийник кивнул. — Не магия, но нечто такое, что мы можем понять только если будем работать с этим как с магией.
— Да, — сказал Вийник. — И вот что странно. По дороге сюда я видел девочку... ведьму. Очень странную девочку. Она не говорила по-человечески, только рычала, и её магия тоже была... нарисованной. И она была одета...
— Как носят девочки в степи? — предположил Залемран. Вийник выглядел удивлённым. — Ученики рассказывали мне о ней. У неё грязно-жёлтая магия, она давно с ней справляется, но при этом не умеет скрываться, так?
— И ты молчал? — вскочил Вийник на ноги. — Она в твоём доме? Заль, эта девчонка очень опасна! Она сыпет проклятьями, как... как...
Тиселе на самом деле только думала, будто отлично умеет прятаться. В лесу, где любое дерево могло укрыть её в своей кроне, она действительно была хороша, но в стране тесных стен то и дело давала промашку. Так и сейчас, услышав гневное восклицание того самого человека, она рванулась в сторону, и выскочила прямо под взгляд молодого старейшины. На мгновение мир замер, а после как будто уменьшился... или это она прибавила в росте?.. Никогда прежде превращение не было настолько ошеломляющим, сбивающим с толку. Когда ведьма оправилась от недолгого замешательства, тот самый человек уже стоял, прислонившись к двери а молодой старейшина так и не покинул своего места и теперь с любопытством посматривал на растерявшуюся девушку.
Тиселе раздумала подниматься с четверенек и зашипела. Она знала теперь очень много про этих людей и, главное — они ненавидели лес и Заклятых. Они называли их нечистью! Внутри ведьмы клокотали обида и ярость, и чувства эти словно раскалывали душу девушки пополам. Сила и слабость, любовь и ненависть, добро и зло. Плюс и минус, что бы эти слова ни значили. Именно так ведьмы создавали самые чёрные свои проклятия. Молодой старейшина приподнялся с места и, казалось, выглядел испуганным. На него стоит прыгнуть первым, тогда и второй не решится напасть, а когда сила первого будет выпита до дна, второй сделается уже не страшен. Тиселе напрягла мышцы, готовая к прыжку, но тут Вийник заговорил, и от звуков его спокойного голоса боевая ярость девушки стихла.
— Беда с этими ведьмами, — хладнокровно заявил Вийник. — Невозможно бороться, не так ли?
— Так считается, — мягко ответил Залемран. Он не был напуган, но встревожен — был, и ещё как. Эта девушка была самой странной ведьмой, которую только можно себе представить. И в ней не только виднелась грязно-жёлтая магия, ещё были следы от чего-то... лесного. Как же он сразу не сообразил... как же он был слеп!
— Ну, так вот, метод есть, — зловеще усмехнулся Вийник и сделал шаг к ведьме. В его руках оказалось что-то, очень похожее на верёвку, вот только оно не было верёвкой, и Тиселе это знала лучше, чем кто бы то ни было другой. — Надо всего лишь дать им то, чего они желают. А чего у нас желают ведьмы?
— Чего? — послушно спросил Залемран.
— Магии, — жёстко ответил Вийник, приближаясь к замершей на полу девушке. — Внимания. Любви. Заботы. Хотят так сильно, что уже разучились получать. Верно, ведьмочка?
Взбешённая издёвкой, Тиселе зарычала и бросилась на обидчика. Именно этого Вийник и ждал. Верёвка взметнулась в воздух, захлестнула шею девушки, и ведьма напрасно рванулась назад с поводка, сплетённого ею самой так недавно. Поводка, который ей не дано было порвать. Это была "полая тростинка", и волшебник немедленно погнал по ней силу. То, о чём мечтает каждая ведьма. То, что ведьма не способна принять. Добровольно отданную силу.
Тиселе заскулила, завыла, заметалась. Вийник не дрогнул. Он стоял перед ведьмой с в поводком в руках, и его ненужный дар заполнял голодную дыру в волшебстве девушки. Заполнял до тех пор, пока Тиселе не насытилась и не превратилась в самую обычную девушку, лишённую шерсти, зубов, когтей и злой силы.
— Вот и всё, — подытожил Вийник. Тиселе завыла в голос, но на волшебника это произвело очень мало впечатления.
