И без того понятно, куда. За Непростительные — Азкабан, или что там вместо него построено? Тюрьма, пускай и без дементоров, она все равно тюрьма. И это правильно. Наверное. Если меня насильно не изолировать от общества, то еще какой хуйни сотворю и буду потом терзаться, а потом пойду и сотворю еще, чтобы исправить первоначально сделанное, и сделаю только хуже.

Гермион — руки-из-жопы не вынимон.

— Если ты думаешь, что тебя отправят в тюрьму, то глубоко ошибаешься, — серьезно говорит Помфри.

— Авада.

— Перед Рождеством был принят новый указ в Министерстве, освобождающий от всякой ответственности любого, кто убьет доказанного Пожирателя или самого Темного Лорда. Ты могла отрезать ему голову с рукой там же и прийти с ней в Министерство, и тебе выдали бы награду, достаточно было бы предъявить Темную Метку.

— А остальные?

Скольких я там убил? Дюжину?

— На Хогвартс напали, мы защищались, — пожимает плечами Помфри. — Министерство даже не стало присылать следователей, ограничилось рапортом юной Тонкс.

Не Грюма? Или он, как профессор Хогвартса, не может состоять в Аврорате? О, кажется, зелье слабеет, любопытство и вопросики... вперемешку со стыдом, просыпаются. Но какая же роскошная жопа у Лаванды! Стоило сойти с ума, чтобы вот так ее потискать, взасос, бесстыдно, на глазах у всех. Понятно, что в фильме про шестой год все это осталось за кадром, но не удивлюсь, если там она и Рон тоже ставили сценки из жизни кроликов.

На лицо Лаванда так себе, но тело...мда.

— Гермиона, ты спасла многих в тот вечер, — говорит Помфри, — пускай и была при этом полностью безумна. Я видела твои глаза, когда ты швырнула мне Луну, и это было страшно. Но, как видишь, разума отразить даже ожидаемую атаку...

Она знала? Или кто-то постфактум разболтал?

— нам не хватило, и потребовалось безумие.

Нам.

— Ты сейчас судишь на эмоциях. Попробуй оценить все со стороны, без эмоций, благо ты как раз под действием нужного зелья.

— План был ошибкой,... нет, план был правильный, но школьников надо было убрать, всех остальных оповестить, и не полагаться слишком на Аластора. Его слова о том, что нападение будет утром, после Рождества, чересчур расслабили всех, кто был в курсе происходящего.

— Но никто не погиб, не в последнюю очередь благодаря тебе, — твердо говорит Помфри.

Никто? А как же ее слова об учениках?

— Подумай над этим, поспи и еще подумай, и прежде чем соберешься снова сгорать от стыда, директор Дамблдор хотел бы с тобой поговорить обо всем случившемся.

А потом значит можно сгореть и умереть? Ну ладно, пусть будет так. Мне все равно.

Глава 4

8 января 1996 года

Дамблдор сам приходит в медпункт, весь такой из себя добрый чудаковатый дедушка-волшебник с длинной бородой. Куда только и делись ожог, усталость и мешки под глазами? Легкими движениями палочки он создает, точнее говоря, трансфигурирует кровати и утки медпункта в кресла, диван, столик, затем запечатывает помещение. На столике уже дымится чай, и стоят вазочки со сладостями.

Сахар, кофе и мед тоже присутствуют, к моему отдельному удивлению.

— Рад, что тебе лучше, Гермиона, — говорит Дамблдор.

Он тоже не спрашивает, а констатирует. Это нынче модно, видимо, диагностировать меня с первого взгляда, или просто я не так загадочен, хитер и сложен, как оно мне воображалось на первых курсах. Чуть-чуть обидно.

— Я, честно признаться, рад такой твоей реакции и тому, что прозвучало вчера, — поерзав в кресле и налив чая, внезапно заявляет Дамблдор.

Едва не расплескиваю кофе. Предупреждать же надо!

— Когда к великой силе не прилагается великая ответственность, получается...

— Темный Лорд? — подсказываю, потому что Дамблдор замолкает и ждет моей реплики.

— В самом наихудшем случае — да, но даже если не Темный Лорд, то все равно ничего хорошего не выходит. Яркий пример этому — Статут.

Киваю в ответ. Дамблдор не просто порекомендовал читать литературу о взаимоотношениях двух миров, он еще и озаботился предоставлением этой самой литературы. Всегда находятся правдорубы, искатели истины, те, кому важнее рассказать, что и как было, чем спрятать и не теребить болячку. Те, кому неважно, с какой стороны был маг, а с какой человек, кто не считал одних выше других, и просто повествовал о том, что было.

К великой силе в руках магов не всегда прилагалась великая ответственность, а с учетом особенностей эпохи феодализма, так вообще. Простолюдины — нечто вроде скота. Ведьма, которую сжигали пятьдесят раз, это были еще безобидные семечки, развлечение, которое не вредило никому, даже можно сказать развлекало народ и обеспечивало работой сборщиков дров.

Были развлечения и "веселее". Огонь, смерть, насилие, охоты оборотней, отработка заклинаний на ровесниках, и прочее. Конечно, Средневековье и до него были теми еще временами, жизнь там не стоила практически ничего, кровь и без того лилась водопадами, а кто доживал до сорока уже считался стариком. Но. Но Дамблдор не зря помянул великую силу, ибо даже на фоне того жестокого времени у магов было преимущество в виде магии.

Конечно, не все, очень даже далеко не все маги "развлекались" так, но тут сработал эффект Напидо — Раса. Один маг из сотни с таким эффектом надолго оставался в памяти и злобе людской, и отношение к нему переносилось на ту сотню магов, что просто спокойно жила, не попадая под влияние эффекта. К семнадцатому веку огнестрельное оружие из экзотического и доступного только богатым феодалам, стало доступным и пошло в массы. Постоянно велись войны, и под шумок истреблялись маги, несмотря на все попытки властей воспрепятствовать этому. Свою роль сыграла, и привычка магов жить вольно, не толкаясь локтями с другими магами. Потом магам пришлось учиться жить, сбившись в поселения и ограничивая своих же, заразившихся вышеупомянутым эффектом, но это уже другая история.

— Мне очень не хотелось бы, после победы над Волдемортом, сражаться еще и с тобой, — сообщает Дамблдор.

Умеет дедушка утешить, ага. Мол, хорошо, что ты удержался, а то пришлось бы тебя убить, со скорбью в сердце. Всю жизнь мечтал такое услышать.

— Победы?

— Мы все-таки вынудили Волдеморта сделать нужный нам шаг, — Дамблдор поправляет очки, — и это стоило риска. Рассчитанного, оправданного, взвешенного, но все же риска.

О том, прикрывал он нас или нет, можно и не спрашивать. Просил не сообщать секретов, вот Дамблдор и не сообщает, заботится. Но раз никто не умер, то, наверное, все же прикрывал. Или просто нападающие такие были.

— До победы еще далеко, конечно же, но равновесие нарушено, в нашу пользу, при этом Волдеморт уверен, что преимущество у него, — весьма обтекаемо заявляет дедушка Альбус.

Вроде и ситуация обрисована, и надежда есть, но никаких деталей, никаких секретов. Мастер!

— Но, разумеется, Гермиона, тебя больше волнует твое положение и состояние, уж извини старика, что меня постоянно уносит в сферы большой политики. Как ты, наверное, помнишь, между нами было заключено соглашение чуть больше четырех лет назад.

— Да, профессор, помню.

Было ли то решение верным? Или, как обычно, часть была верной, часть нет и поэтому потом, по прошествии лет, когда оглядываешься назад, всегда кажется, что можно было сделать лучше. Кажется, что мог тогда принять Правильное решение (о котором тоже жалел бы, годы спустя).

— Ты честно выполняла взятые на себя обстоятельства, последний раз — две недели назад, на Рождество, когда на школу Хогвартс было совершено вероломное и внезапное нападение сторонников Волдеморта, — твердо говорит Дамблдор, глядя на меня.

Понятно. Значит, и тут тылы прикрыты, и это хорошо, наверное. Что-то не хочется ни в тюрьму, ни в психушку, а крайне неадекватная вспышка стыда прошла, спасибо мадам Помфри.

— Как видишь, твое обучение не прошло даром, и ты сумела спасти не только своих сокурсников, но и нескольких преподавателей, включая Поппи, которая затем спасла тебя.

— Повезло.

— Почему ты так считаешь?

— Разве я не нападала на профессоров Грюма и МакГонагалл?

— Разве ты не атаковала в ответ на их атаку? — интересуется Дамблдор с толикой здорового любопытства в голосе.

— Это не оправдание, даже с учетом безумия Непростительных, — совесть вяло и лениво поскребывает ногтем где-то там далеко, в глубине души.

— Не оправдание, — соглашается Дамблдор, — и теперь тебе, Гермиона, придется с этим жить. Ходить на уроки и отработки к профессору МакГонагалл, которая, признаться честно, до сих пор в ярости. Профессор Грюм, как мне показалось, тоже немного сердит, за то, что не смог справиться с вами с двух заклинаний.

И опять все понятно. В тюрьме я Дамблдору нафиг не нужен, а нужен рядом с Гарри Поттером, в качестве охранника и последнего рубежа обороны. Ну, скажем прямо, в этом Рождественском замесе хреновый из меня вышел рубеж, лишь не очень счастливая, окровавленная и бледная случайность привела меня в тот зал, где был Гарри. Но при этом, отмазав от проблем вне Хогвартса, Дамблдор и пальцем не пошевелит, чтобы прикрыть внутри школы. Вот тебе отработки, вот тебе ярость МакКошки, кушай, не обляпайся, извлекай ценный урок. При этом если отбросить злобу на директора — мог и не прикрыл! — то урок и в самом деле ценный.

Но также это означает, что с Лавандой мне придется изъясняться лично.

— Получается, был третий Пожиратель? — спрашиваю Дамблдора.

— Почему ты так решила? — в голосе искренний интерес. — По всем рассказам Пожирателей было двое, Беллатриса Лестрейндж, отправившаяся за диадемой, и Гойл-старший, возглавивший общую атаку.

— Луна... она была порезана заклинанием, которое изобрел Снейп в школе... ну, когда учился здесь, — язык почему-то заплетается, косноязычность стартует и уходит за пределы атмосферы. — Он же не рассказывал о нем? Ну, рассказывал, но не всем, в смысле? Только тем, кто был рядом... в смысле, Пожирателям? Он же не стал бы общаться с простыми оборотнями... в смысле, учить их заклинаниям?

— Я понял, понял, — вскидывает руку Дамблдор.

— Извините, профессор, что-то мысли заплетаются.

— Бывает, — кивает Дамблдор. — Возможно, что был и третий Пожиратель, возглавлявший отряд, который блокировал вам отступление по воздуху. Но если он и был, то там его никто не видел.

— А сколько их всего осталось? Пожирателей, в смысле?

— В Дурмштранг Волдеморт привел всех Пожирателей, получивших метки еще во время или до первой войны, самых преданных и близких ему, — отвечает Дамблдор.

Сколько их там было? Дюжина? Пятнадцать?

— Несколько из них погибли, и вот теперь выбыл Гойл — старший, благодаря тебе, Гермиона.

Этому можно было бы только порадоваться, если бы не применение Авады. Тело все рассчитало правильно... за исключением последствий крышесноса от Непростительного.

— Дюжина, из которых теперь ближайшая к нему — Беллатриса Лестрейндж, раз уж было доверено забрать и унести диадему из Хогвартса. В этом смысле гибель Северуса оказалась нам на руку. Он не только закрыл Гарри от удара в спину, но еще и посеял зерна сомнения в Волдеморте. Пускай Снейп не был самым ближайшим к нему соратником, но все же он носил Метку, знак отличия приспешников и соратников. Работа в Хогвартсе, в непосредственной близости от меня, и прочие подозрения в свой адрес, Северус все же сумел отвести, иначе его давно бы убили за предательство. Понимаешь, Гермиона?

— Да, профессор, — говорю вяло, в соответствии со счастьем общаться на тему Снейпа. — Темный Лорд все же ему доверял, а когда выяснилось, что Снейп предатель, он начал подозревать всех в ближнем круге и... начал не доверять им?

— Перепроверять их, — поправляет Дамблдор, — и, несмотря на убыль в числе Пожирателей, новых он так и не создал. Подозрения, что новый Пожиратель может оказаться вторым Снейпом, оказались слишком сильны. Это лишь мои догадки, но вот то, что Волдеморт не ставил Метки, не создавал новых Пожирателей — факт.

— А новые крестражи?

— Не знаю, — Дамблдор теребит бороду и вздыхает. — По слухам создавал. Если его вылечили и привели в норму, как докладывал Снейп, то не должен был создавать. Что же на самом деле... не знаю.

— Но если он создал или создаст новые крестражи и / или хорошо спрячет старые, то тогда он не сможет погибнуть, и все будет повторяться?

— Несомненно, — кивает Дамблдор.

— И один из его крестражей — Гарри.

— Все верно.

— То есть, даже если мы уничтожим кольцо и диадему, и Волдеморт не создаст новых крестражей, то он все равно сможет остаться бесплотным духом и летать, вселяясь во все новых и новых жертв?

— Ты улавливаешь суть проблемы, Гермиона, — поощрительно кивает Дамблдор.

— То есть даже если Гарри убьет Волдеморта, то сам же и останется якорем, который не даст улететь духу Темного Лорда?

— Положительно, хороший бой и защита любимых людей отлично улучшают твою сообразительность!

Любимых людей? Дамблдор, конечно, не подразумевает ничего такого... или подразумевает, но все равно, затрагивает больной вопрос. Реакции тела, вот этот похотливый и кровожадный внутренний хомяк, захвативший власть, ведь он яростно и сильно вожделел Луну. Ладно, Тонкс, она и так была в курсе. Ладно, Помфри, ей просто кинул раненую, но вслух своей страсти не выказывал.

И Лаванда.

Вот уж точно не любимый человек, в том смысле, в каком его обычно вкладывают по отношению к родственникам и друзьям. А вот похотливо — хомячьем смысле да, очень даже любимая, если не ошибаюсь, хомяк собирался насладиться ее телом сразу же, после чего лететь за остальными самками.

Но Луна?!

Позор. Какой позор.

— Ну-ну, не надо так мило краснеть из скромности, — подначивает дедушка Альбус, — все мы знаем, что это был не комплимент, а лишь констатация факта!

— Это не скромность, профессор, мне стыдно... за то, что было.

— Если бы тебе не было бы стыдно, то можно было бы начинать волноваться, а так это послужит хорошим уроком на будущее!

Ну вот, что и требовалось доказать.

— Как я уже сказал, вас ждут отработки и нотации, соразмерно совершенному.

— А как же Лав... мисс Браун?

Надежда вяло трепыхается — ну как дедушка и эту проблему за меня решит? Припугнет там, или память ей потрет... а, там же еще Невилл и обе Патил были. Прощай, репутация. Она и без того была в глубокой жопе, но теперь это все, будет чудом если о моих "подвигах" еще не трубит пресса. Но если даже не трубит, то вострубит, когда каникулы закончатся, и сплетни о моих похождениях будет передаваться шепотом, со всеми интимными подробностями и показами на собеседнице.

— Думаю, Гермиона, тебе стоит извиниться перед ней за свое поведение, — без тени улыбки сообщает Дамблдор и посматривает поверх очков. — Ты очень сильно ее напугала, как, впрочем, и остальных свидетелей той сцены.

— Перед ними тоже извиниться?

— Не помешает объясниться, как минимум. В последнее время Невилл часто бывает в обществе сестер Патил, поэтому думаю, тебе не придется повторять все четыре раза.