Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

Наверное, нужно отыскать дом метра Гавэна. Попроситься к нему в слуги — и будь что будет. Пусть даже он якшается с разбойниками, проворачивает тёмные делишки, за которые, быть может, ему светит петля — какая, в сущности, разница?

Но что-то не позволяло Энгерранду принять самое простое и, на первый взгляд, разумное решение.

Внезапно юноша остановился как вкопанный.

— Ну конечно! — сказал он самому себе. — Что говорил купец? Как сумел увлечь тебя? "Вообрази своё будущее!.. Разве не мечтал ты увидеть большие города?.." Мечтал, конечно... пока не встретил этого сумасшедшего нищего и не бросился сломя голову на поиски сокровищ. Он тогда выбил дурь из твоей головы своей палкой — да только не до конца, похоже...

И Энгерранд несколько раз изо всех сил хлопнул себя по лбу.

Метр Гавэн появился слишком уж вовремя — в тот час, когда зеленодольцы, поверив безумным обвинениям Силача, готовы были спалить весь посёлок. Сейчас несправедливо обвинили мессера Махрета, и вновь лучший выход — просить помощи у купца.

Лучший... но не единственный. Криво улыбнувшись, Энгерранд погладил спрятанный на груди мешочек с заработанными в лавке мага деньгами: тридцать денариев — на это можно протянуть какое-то время. Проверил сумку: два флакона разбились, но за оставшиеся целыми склянки с мазью и пучок целебной травы можно было выручить с полсотни денариев. Целое богатство!

Куда идти? Быть может, в столицу, к Фердинанду? Но явиться к нему, точно нищий, с мольбой о помощи... Ну уж нет! Да и дойти сперва нужно — через всё королевство. Сколько туда идти? Полгода? Или, может, год? Сколь велики владения королей Алленора, Энгерранд не мог даже вообразить. Если верить нищему, земли эти простираются на тысячи миль. Старик, конечно, привирал, спору нет... но вдруг всё и вправду так, как он сказал? Найти бы артефакт, который разом переносит в любое место, куда пожелаешь...

Юноша вздрогнул.

Ну конечно! Как мог он позабыть о своём магическом медальоне?! Кто знает, не заключается ли в этом его спасение?

— Вот ведь болван... — покусывая губы, чтобы не улыбнуться, проворчал Энгерранд.

Достав кусок пергамента с выписанными из книги Эдберта магическими формулами и словами, он снял с шеи медальон и стал торопливо читать заклинания — одно за другим. Ничего не происходило, артефакт на его ладони оставался бесполезной металлической пластинкой.

— Проклятье... — чуть слышно произносил Энгерранд, убедившись, что очередное заклинание не действует, и принимался за следующее.

Перепробовав шесть из них, юноша почувствовал нестерпимое желание вышвырнуть артефакт в ближайшую сточную канаву — столь велико оказалось его разочарование. Зачем было столько лет хранить эту штуку, если от неё нет никакого толку?

Однако он всё же решил прочесть последнее, седьмое заклинание, самое короткое и простое — несколько беспорядочных нагромождений букв, которые едва ли можно было назвать словами. В звуках, которые срывались с губ Энгерранда, ему вдруг почудился звон ключей, скрежет отодвигаемых засовов, скрип несмазанных петель... Быстро посмотрев на медальон, юноша задрожал всем телом, на несколько секунд сердце в его груди словно остановилось, а затем застучало с бешеной силой. Тонкие линии, нанесённые на поверхность медальона, вспыхнули алым светом, и посреди восьмиугольной звезды проступило изображение замочной скважины, которой прежде не было, и несколько крошечных букв.

— Ключ?.. — пробормотал он. — Значит, я смогу попасть куда угодно?..

Юноша подошёл к ближайшей двери, торопливо огляделся — и лишь убедившись, что поблизости в эту минуту никого нет, осторожно прижал его к двери.

Ничего не случилось.

— Вот демон! — проворчал Энгерранд.

Попробовал вновь — никакого результата.

Тогда юноша поднёс медальон к самому лицу и, прошептав мысленно краткую молитву, аккуратно выговаривая каждый звук, прочёл слова, начертанные на артефакте. Затем изо всех сил прижал его к замочной скважине.

Алый свет, вспыхнувший через мгновение, был настолько ярким, что его, должно быть, увидели бы на другом конце Гранвиля, не будь горожане в этот час заняты спасением своего добра и жизни. Энгерранд выронил медальон и в ужасе отшатнулся. Некоторое время он стоял, прикрыв глаза ладонью, пока не пришёл в себя. А осознав, что случилось, торжествующе улыбнулся.

— Так-так! Значит, с твоей помощью я отворю любую дверь? — обратился он к артефакту, точно к живому существу, поднял с земли и осторожно погладил. — Прекрасно... Что ж, дойти я и сам смогу куда угодно, а штука эта ещё пригодится...

Когда восторг, вызванный тем, что тайну медальона удалось разгадать, в голове Энгерранда зародилась мысль, которая показалась ему необычайно дерзкой — но в то же время весьма удачной. Сейчас, с больной рукой, когда тело временами пронзает такая боль, что в глазах темнеет, не лучше ли отыскать укромное место — какой-нибудь чулан, сарай, склад — и спрятаться там на какое-то время? Пламя, кажется, пожирает дома у городских стен и вряд ли уже вернётся обратно. Опасность сгореть заживо миновала — а вот замертво упасть посреди дороги можно... А грабители?.. Что делать, если какие-нибудь бандиты, точно волки, нападающие на слабых животных, почуяв лёгкую добычу, пожелают завладеть деньгами? Да мало ли опасностей подстерегает одинокого путника!

Так уговаривал себя молодой человек — и брёл по опустевшим улицам. Багровело вдалеке страшное зарево, клубился дым, кружили в воздухе, словно опадающие листья, обрывки ткани, пепел устилал землю чёрными лепестками, а Энгерранд шёл и в задумчивости разглядывал попадавшиеся на пути дома.

Наконец взор его остановился на одном здании — трёхэтажном, с двумя пристройками в сотню шагов каждое. Света в окнах нет, из-за стен не доносится ни единого звука, ворота заперты.

Энгерранд ухмыльнулся, смерил тяжёлые створки насмешливым взглядом, снял с шеи медальон и зашептал слова заклинания...

Часть 2

Глава 1

— Пожар! Пожар!

Пронзительный крик прокатился по дому и замер у дверей комнаты, где спал Энгерранд. За окном оглушительно грянул гром. В распахнутое окно ворвались брызги дождя.

Крик повторился вновь.

Молодой человек вскочил на ноги, несколько секунд смотрел перед собой заспанными глазами. Затем выбежал в коридор — и едва не столкнулся с госпожой Элоизой, которая в этот миг как раз приготовилась издать очередной душераздирающий вопль.

— Что случилось?

— Пожар!

— Где?

— В городе.

— С Жобертом всё в порядке? С Гербертом?

— Да.

Пока продолжался этот краткий обмен репликами, Энгерранд окончательно стряхнул с себя остатки сна, из плена которого его столь бесцеремонно вырвали. Взгляд молодого человека остановился на госпоже Элоизе. Почтенная женщина выглядела далеко не блестяще: волосы растрёпаны, на одежде — чёрные пятна, лицо в полумраке чёрное, словно у трубочиста.

— Расскажите всё по порядку, — сказал он.

— Ох и натерпелись мы страху! Приходим к месту, которое вы указали, а там народу — тьма-тьмущая! Не протолкнёшься. И ругаются страшно, кричат. Захожу в храм — там никого. Словно вымерли все. Меня аж покоробило — любуются на какую-то ерунду, а священное место пустует.

— Даже нищих не было?

— Как же! Сидел один у ворот. И странно так себя вёл.

— Как именно?

— Нахально, я бы сказала. Песенку напевал, представляете! Я думала сперва ему монетку бросить, но как услышала это, до того разозлилась... Ух! Думала, в горло ему вцеплюсь!

— Неужели?

— Да. Никогда так не злилась, Авиром клянусь!

— А дальше что было? Подходил к нему кто-нибудь?

— Да. Сначала жрец. Бросил какой-то предмет. Не деньги, нет, что-то другое! А минут через пять подошёл аристократ. Костюм на нём старый и поношенный — а сам-то держится с такой важностью, точно в родственниках у него сам король! Высыпал на ладонь несколько монет, склонился и аккуратненько в кружку положил. И тут нищий умолк наконец...

— Они говорили друг с другом? — быстро спросил Энгерранд.

Женщина пожала плечами:

— Совсем недолго.

— И всё?

— Всё. Аристократ ушёл — а оборванец опять запел. Даже не так... Захрипел! Завыл, как сумасшедший! И знаете... Я много чего повидала, но тут просто захотелось упасть на колени и заткнуть уши руками. Так бы и сделала, клянусь Семью богами! Но тут на улице жутко завопили, я из храма выбежала...

— ...и увидели, что начался пожар, — кивнул молодой человек.

Госпожа Элоиза разочарованно вздохнула — ей вовсе не хотелось прерывать рассказ на самом, как она полагала, волнующем месте. Однако Энгерранда последующие её злоключения не очень интересовали — главное было, что все вернулись целыми и невредимыми.

В этот миг к собеседникам подошёл, шумно отдуваясь, повар Жоберт. Неизменно важный и аккуратно одетый, сейчас мужчина был похож на уличного мальчишку, вернувшегося домой после драки со сверстниками.

Громко откашлявшись, он пробасил:

— Я видел, как всё началось. Те негодяи, за которыми мы следили, продолжали ломать лавку мага. Но тут из окон соседнего дома повалил дым. Сначала никто ничего не понял. И вдруг огонь как полыхнёт! Клянусь богами, никогда такого не видел! Вмиг перекинулся на крышу лавки, негодяи посыпались с неё, как груши. И прямо под ноги людей! Не знаю даже, живы они или нет... А дальше — сами понимаете. Давка, драка, все топчут друг друга. Ну... я уже видел такое раньше. По счастью, головы не потерял и вспомнил, что госпожа Элоиза в храме осталась...

— Скажите ещё, что без вас я бы не выбралась, — торопливо произнесла женщина.

— Думаю, да.

— Вот ещё! Да у нас в Лотхарде чего только не бывало. Подумаешь, какой-то пожар!

Энгерранд прервал эту перепалку:

— Постойте, метр Жоберт. Вы говорите, что видели нечто подобное?

— Было дело, — ответил повар.

— Когда?

— Был у набережной один кабачок. "Звезда Ривьеры"...

Энгерранд так и подпрыгнул на месте:

— Вы знаете эту историю?

Мужчина посмотрел на него с таким видом, словно хотел сказать: "Я-то знаю, а вот тебе-то, мальчишка, откуда это известно?" Затем внушительно произнёс:

— Я ведь не откуда-то приехал, всю жизнь провёл в Везерхарде. И двадцать лет служил отцу сеньора Фердинанда. Повидал немало и много о чём могу рассказать. — Голос его стал тише. — Не хочу чернить память покойного нашего господина, но временами слугам хотелось, чтобы он пореже появлялся в столице. Без него было спокойнее... и не приходилось краснеть от стыда. Развлекаться он любил и умел, не скрою. Дома почти не бывал, всё разгуливал по кабачкам и... — Повар поперхнулся. — Не стану говорить, пожалуй, вы и сами понимаете, правда?

— Конечно, — заверил его Энгерранд.

— Так вот, с некоторых пор он стал частенько заглядывать в "Звезду Ривьеры"...

— А вы его сопровождали?

— Случалось.

— Почему? Разве у него не было слуги, который знал бы обо всех тайнах хозяина?

— Представьте себе, нет. К тому же, господин любил наряжаться простолюдином. Шутил: дескать, сбросив одежду аристократа, чувствует совершенную свободу и словно ведёт другую жизнь — противоположную жизни барона да Рево. Изредка брал меня с собой, чаще — кого-нибудь другого. Но в кабачок входил сам, нам приказывал ждать у дверей.

— Занятно, — хмыкнул Энгерранд. — И вы его слушались?

— Иногда. Не очень-то приятно торчать на улице, особенно если дождь льёт или снег валит. Поэтому я, когда понял, что уж два-то часа господин точно будет набивать себе живот и пить вино, стал уходить куда-нибудь.

— Наказания не боялись?

— Ха! Думаете, барон мне бы голову снёс? Или палками избил? Как бы ни так! Однажды я вернулся из соседнего кабачка, стою, жду. Час, другой, третий... Никого! На улице темень, сигнал к тушению огней давно уж дали... Перепугался насмерть! Забегаю внутрь, гляжу по сторонам. Нет господина! У хозяина кабачка стал спрашивать, тот в ответ бранит меня на чём свет стоит, кричит: "Выметайся отсюда, жирная скотина, не мешай людям!" Что делать — не знаю. Назвать имя господина? Нельзя! По комнатам искать? Хозяин не позволит. Побежал домой. Захожу — а барон у порога стоит и плетью поигрывает. Хохочет! "Простому слуге, — говорит, — оторвал бы голову. Но такого повара во всей столице не найдёшь, поэтому — живо на кухню!" Вот такой он был весельчак.

— Значит, чем господин занимался в кабачке, вы не знали?

— Нет, — покачал головой метр Жоберт. — Да и ни к чему мне было знать об этом.

— Верно, — согласился Энгерранд. — И в тот вечер, когда случился пожар, именно вы сопровождали барона?

Повар кивнул:

— Так и было. Ох и натерпелся я тогда страху! Хотя мог бы сразу догадаться, что творится неладное, ещё когда какие-то слуги примчались и стали вопить: "Пожар! На дом напали!" А через четверть часа началось! Вдруг всё на улице стихло, народ стал прятаться, будто все ждали чего-то. Потом появляются люди в чёрных плащах и масках — один, другой, третий... два десятка, не меньше! Оружие звенит, скрежещет, в руках — факелы. Я, по счастью, в тени стоял, иначе не знаю даже, что бы они со мной сделали. Заходят в "Звезду Ривьеры" — и началось!

Метр Жоберт задохнулся от волнения — похоже, те минуты и впрямь навсегда врезались в его память.

— И они подожгли кабачок, — сказал молодой человек.

— Да.

— Но что стало с бароном? Сам выбрался — или вы ему помогли?

Повар сглотнул слюну, бросил по сторонам настороженный взгляд, словно боялся, что его могут подслушать, и прошептал:

— В том-то и дело, что я не могу этого сказать.

— То есть, как это?

— Не могу.

— Вы не видели, как господин выбрался из кабачка?

— Именно!

— Значит, вы, как и в прошлый раз, вернулись домой...

— Нет-нет! — затряс руками повар. — Всё было не так! Я метался по улице, не знал, что делать, как вытащить господина из огня — и вдруг он сам подошёл ко мне! Клянусь Семью богами! "Чего носишься? — спрашивает. — Идём скорее отсюда. Скоро вся улица будет в огне". И пошёл. Я за ним. Так и шли. Молча. Я спрашивать боялся, он ничего не говорил. И с тех пор господин никогда не брал меня с собой.

Энгерранду потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и в полной мере оценить услышанное от метра Жоберта. Выходило, что барон занимался тёмными делишками не только в лесах графства Фотланд, но и здесь, в столице. Нападал на купцов, руководил какими-то непонятными ритуалами — и в Везерхарде продолжал заниматься какими-то тёмными делами! Что же это был за человек?!

Помолчав с минуту, молодой человек спросил:

— Барон дружил с кем-нибудь? Ходил в гости... хоть иногда?

Метр Жоберт сдвинул брови, потёр подбородок.

— К нам домой приходили только два человека...

— Кто?

— Граф Минстерский...

— Отец сеньора Герлуина?

— Да, он.

— А второй?

— Сеньор Хельменфельд.

Энгерранд на несколько секунд задержал дыхание, затем медленно выпустил воздух сквозь чуть приоткрытые губы. Отец Фердинанда, граф Минстерский, барон Хельменфельд — все трое убиты. Первый проводил обряды — следовательно, неплохо разбирался в магии. У второго был трактат Гильберта Лотхардского. Третий владел магическим медальном. Неужели нынешняя история началась так давно?