Отрадой для нее стали немалые успехи сына в учебе. Ваня заканчивал школу среди лучших, только по нескольким предметам не дотягивал до пятерок. С выбором будущей профессии сомнений не испытывал, еще с восьмого класса готовился стать врачом. Стремление помогать другим от недугов и страданий органично вплелось в нравственные идеалы юноши, в нем он видел свое будущее. Мама поддержала намерения сына, хлопотала с выбором учебного заведения, предприняла все усилия для успешного поступления своего непрактичного, витающего в облаках, сына. На время экзаменов приехала с ним в столицу, едва ли не за руку водила в институт. И, наверное, большее счастье после зачисления Вани испытывала мама, чем сын. Радость и гордость переполняли сердце многострадальной терпимицы, не слишком много от жизни ей доставалась подарков.
Конец интерлюдии
С приветливой улыбкой протягиваю руку для пожатия:
— Давай познакомимся ближе. Евсеев Сережа.
Юноша тоже улыбнулся, но как-то нерешительно, робко, а потом ответил, пожимая мою руку: — Ваня Савченко.
— Ваня, предлагаю пойти в какое-нибудь кафе поблизости, посидим, поговорим. Не против?
Тот засмущался, а потом произнес виноватым голосом:
— Сережа, я не против, только меня мама ждет, переживает.
Да, думаю, похоже Ваня из маменьких сыночков, не решается чем-то ее беспокоить. Примерно такое предполагал, отвечаю самым доброжелательным тоном:
— Ничего страшного. Вместе поедем к ней, заодно она увидит, с кем будешь учиться ты.
Ваня только кивнул, мы отправились на выход. Как только вышли за ворота института, Ваня дернулся в сторону остановки, я остановил его: — Поедем на моей машине, она здесь рядом, на стоянке.
Моя Камри подивила впечатлительного юношу. Я поддерживал свою красавицу в приглядном состоянии, она отсвечивала на солнце свежим лаком, все еще как новенькая. Да и в салоне у меня в порядке, чисто и аккуратно. Ваня сел, восхищенно крутя головой, высказался: — Красивая машина!
В дороге мы разговорились, Ваня рассказал немного о себе. Он из небольшого городка на краю нашей области. Отца нет, мама учительница истории, работает в той же школе, какую закончил Ваня. В какой-то момент разоткровенничался и признался:
— Сережа, я сам хотел подойти к тебе, но постеснялся. Ты такой важный, серьезный. И одет очень хорошо, наверно, дорого. Мне об этом и не мечтать, у нас с мамой денег мало, лишние расходы не потянем.
Успокаиваю волнующегося юношу:
— Не беспокойся, для меня главное — что в человеке внутри. А одежда, деньги — дело наживное, все у тебя впереди.
Ваня с мамой снимали комнату в частном доме на окраине города, добирались к нему почти час. По пути я еще останавливался у цветочного магазина, взял букет роз, в соседней лавке набрал сладостей к чаю. Припарковал машину у ворот небольшого дома, за ними забрехала собака, слышно как она металась на цепи. Ваня тут же принялся объяснять: — Она на цепи, до нас не достанет.
В дом вошли через отдельный вход под несмолкающий лай пса, рвущегося к нам. Прошли небольшие сени, затем кухню, в жилой комнате застали женщину средних лет, она гладила мужскую рубашку на столе.
Ваня сразу представил меня:
— Мама, познакомься с Сережей Евсеевым, он в одной группе со мной. Мы сегодня встретились на собрании, Сережа уговорился приехать к нам, пообщаться поближе.
Мама Вани назвалась сама: — Клавдия Степановна, — а затем пригласила сесть на диван, пока приготовит чай.
Я передал захлопотавшей было женщине букет с поздравлением:
— С поступлением Вани и будьте здоровы!
Видно, что Клавдия Степановна не избалована вниманием, смущенно приняла цветы, только приговаривала: — Спасибо, Сережа, спасибо...
Сидели за столом, пили чай, мои сладости пришлись кстати, разговаривали. Больше мы с матерью, Ваня редко вступал, когда обращались к нему. Рассказал им о себе, что женат, есть дети, свой дом, работаю по вечерам. Мой рассказ впечатлил Клавдию Степановну, первая настороженность сменилась уважением, она так и сказала:
— Такой молодой, а уже в жизни столького добился. Молодец! Наверное, твои родители счастливы таким сыном. Моему Ване хоть немного твоей самостоятельности, мне больше и желать нечего.
А потом обратилась ко мне с просьбой:
— Сережа, пожалуйста, проследи за Ваней. Он ведь сам ничего не может, даже за себя постоять. Любой его обидит, а он только забьется в нору и будет переживать.
— Конечно, Клавдия Степановна, прослежу, не беспокойтесь, — отвечаю волнующейся матери, а потом обращаюсь к Ване: — Все же тебе надо самому взяться, суметь переломить в себе боязнь и слабость. Если нет такого желания, то дело не пойдет, вечно опекать тебя никто не будет. У меня есть некоторые способности, можно сказать, экстрасенса, я помогу преодолеть твои комплексы. Но еще раз повторю, надо, чтобы ты сам захотел.
Ваня как воды в рот набрал, склонил ниже голову, его въевшаяся в натуру нерешительность не давала возможность честно сказать себе и нам, готов ли он к переменам. До тех пор, пока мать, едва не плача, не сказала ему:
— Ваня, ну что же ты молчишь! Тебе хотят помочь, а ты все боишься. Ради меня, сынок, переступи через себя, ты должен стать человеком! У меня сердце разболелось за тебя, ведь пропадешь такой!
Сын молчал еще минуту, а потом с трудом вымолвил: — Хорошо, мама. Сделаю все, что смогу.
Предложил провести первый сеанс лечебной процедуры сейчас же, по его результатам будет видно, что еще можно предпринять. Мать с готовностью согласилась, за ней сын, все еще сомневающийся в себе. Ваня лег на кровать, закрыл глаза, даже затаил дыхание, страхи по прежнему давили на него. В аурном поле проверил состояние юноши, особых проблем не обнаружил. Только в районе головного мозга небольшое затемнение, но ничего патологического нет. Уже легче, каких-то опасных операционных действий не понадобится. У Вани заметно расшатана эмоциональная система, в соответствующем центре мозга нарушены нейронные связи, идущие к мозжечку и гипофизу.
Очень аккуратно, по микрону, восстанавливаю структуру нейронных волокон, один за другим привожу к нормальному виду. После, когда, закончил с ними, немного усилил чувственный центр, направив туда гранн своей энергии, он добавит пациенту больше оптимистического настроя. В завершении провел общую подпитку ауры, лишний заряд бодрости юноше вовсе не помешает, на этом завершил процедуру. В принципе, дополнительных сеансов не требуется, теперь организм вполне способен самостоятельно справиться с жизненными стрессами. Разрешил Ване встать, а потом, когда он присел на кровати и посидел, прислушиваясь к себе, спросил о его самочувствии.
— Знаешь, Сережа, мне так легко, как будто махну рукой и полечу!
Да, мечтательность Вани никуда не делась, но она не помеха, если будет в меру. Поясняю сыну и матери:
— У Вани все в порядке. Немного подлечил эмоциональную систему, добавил энергетики. Дальше все зависит от него. Поменять характер мне не силах, он сам должен воспитать в себе волю и решительность. На первых порах помогу справиться с какими-нибудь наездами и угрозами, но все же в первую очередь рассчитывай на себя. Ваня, понятно?
Тот кивнул головой, после я попрощался с ним и благодарной Клавдией Степановной, отправился на работу. На душе у меня царила всеобъемлющая радость, я был счастлив от того, что помог хорошим людям справиться с их бедой. Чувствовал, как там, в самой моей глубине, торжествует искорка святого, миссия спасителя душ идет в полном нашем единении, меня и святого Сергия.
Глава 2
С первых дней принял за правило тщательно готовиться к каждому занятию, пусть даже мне многое известно. Я самостоятельно изучал материалы по этим предметам ранее, когда приступил к своим экспериментам с даром, но теперь посчитал нужным повторить их уже с преподавателями на лекциях и семинарах. Что-то я мог упустить или не обратить внимание на какие-то нюансы, которые могут оказаться важными. Большинство однокурсников также ретиво взялись грызть мудреные науки. С этим в мединституте оказалось намного лучше, чем в университете, где, как поется в песне, "от сессии до сессии живут студенты весело". Да и нагрузка в меде на первом курсе гораздо большая, так что особо не расслабишься.
Особо впечатлили нас занятия по анатомии, сначала по атласу и макетам, а потом вживую (или вмертвую?) на реальном материале — трупах в анатомическом театре, или как его обычно называют, анатомичке. Едва ли не на первой неделе нас повели туда. Наверное, решили сразу отбраковать студентов, не переносящих подобных зрелищ. В нашей группе таких не оказалось, а в параллельной отсеялись сразу двое. Их рвало, одна девушка вообще упала в обморок. После двух-трех походов в анатомичку они забрали документы и ушли, не смогли перебороть свою слабость. Как ни удивительно, но мой подопечный — Ваня, — перенес испытание довольно легко, гораздо лучше, чем большинство студентов, только побледнел на первом занятии.
Сам я немного струхнул, с трупами ранее не имел дело, если не считать Лиду, да и смотреть, как преподаватель разрезает тело, было жутковато. А с запахом — говорить нечего, здесь все пропиталось им. После, когда мы вышли на свежий воздух, казалось, что он въелся в нас, даже дома чудилось, что от меня все еще несет им. Но ко всему привыкаешь, постепенно занятия в анатомичке стали для нас обычными, пусть и неприятными. По другим предметам подобных трудностей не возникло, но хватило других, особенно с латынью. Я настолько намучился, пока наизусть выучил ее, что даже во сне разговаривал на этой тарабарщине. Едва не напугал своих подруг. Алена так и высказалась:
— Знаешь, Сережа, ты ночью нагнал на меня страху! Проснулась от твоего голоса, прислушалась — что-то непонятное, а ты говоришь и говоришь. Целую речь выдал, причем отчетливо, каждое слово было различимо. Я даже подумала, что ты проснулся и попыталась расспросить, что же толмачишь. Включила ночник, смотрю — а ты спишь! Так и заикой меня оставишь...
С однокурсниками у меня сложились в целом неплохие отношения. С кем-то более тесные, как с Веней Сахаровым, вторым из замеченных мною на собрании возможный друзей, с другими терпимые. Даже с мажориками разрешилось мирно, без стычек и противоборства, после встречи на светском рауте, проведенным известным олигархом-меценатом. Я сопровождал юную поп-диву, восходящую звезду эстрады. Ее здесь называли по настоящей фамилии — Порывай, а не как в моей прошлой жизни — Наташа Королева. Она недавно исполнила мою новую песню, Маленькую страну, ставшую сразу популярной и выведшую Наташу к вершине мимолетной славы. Передать ей для исполнения песню мне посоветовала Алла Пугачева. Примадонна благоволила мне и оказывала иногда небольшие услуги, как с Наташей.
Юную певицу пригласили на раут. Она попросил меня пойти с нею, у нее из знакомых не оказалось кого-то другого, более-менее известного столичному бомонду. Я согласился, Наташа мне понравилась очень серьезной и вдумчивой работой. Она вносила свое в исполнение песни — тональности, переходах в ритме, звуковом подборе. И действительно, получилось красивее и проникновеннее, чем в предложенном мной по памяти варианте. Так что заслуга в популярности песни в немалой доле Наташи, я прямо признался в этом девушке. Между нами сложилась дружба, взаимное уважение, хотя юная, чуть старше меня, артистка почти открыто выражала готовность к более тесной связи. Я же не стал потворствовать сближению, излишнее женское внимание меня стало напрягать. Оно уже не возбуждало во мне ответное желание, как еще совсем недавно, а вызывало едва ли не отвращение. Сам поразился такой перемене, сразу пришла мысль о влиянии духа святого Сергия, больше некому.
Прием организовали на высшем уровне. Среди гостей заметил известных на Олимпе власти личностей, того же руководителя аппарата Президента, оппозиционных лидеров, бизнесменов, артистов. Вокруг них тусовалась публика калибром ниже, но тоже довольно значимая. Каждого пришедшего встречал хозяин, Михаил Фридман, приближенный к высшим кругам, сам входит в него. Чего у него отнять, так это обходительности, уделял внимание гостям, не чинясь своей избранностью. Меня он тоже приметил, отозвался как о перспективном ученом и авторе замечательных песен. Вечер прошел довольно увлекательно, вел его изобретательный на выдумки Валдис Пельш, выступали артисты и скандальные политики, не обошлось без перебранки между ними, ставшей своеобразным шоу. Наташа тоже выступила, очень удачно, ее вызвали на бис, а потом и меня, как автора полюбившейся песни.
Мои однокурсники также оказались среди гостей, вернее, сопровождающих их. Родители Виктора Немчинова и Александра Максимова из власть имущих городского уровня, захватили на раут своих чад, уже сейчас заботясь об их продвижении в элите. Ко мне юноши не подходили, не такие уж между нами приятельские отношения, но смотрели на меня удивленными глазами, по-видимому, не ожидали встретить здесь. А когда меня вызвали на сцену и встретили аплодисментами далеко не простые люди, нескоро приняли тот факт, что известный сочинитель популярных песен и я — один и тот же человек, не раз ловил на себе их обескураженный взор. Потом, на следующий день после раута, они поделились, по-видимому, своим открытием с другими студентами, судя по обращенным на меня восторженным взглядам однокурсниц и уважительным, у некоторых завистливым, — ребят.
Следующим из группы, после Вани Савченко, кому я помог, стала Дарья Елисеева, наша староста, хотя между нами с первого дня возникла антипатия. Открыто мы свои отношения не выясняли, каких-то скандалов или разборов на людях не устраивали. Дарья, наверное, чувствовала идущую от меня неприязнь, отвечала тем же, исподтишка гадила мне. То скажет колкость или насмешку, вроде напрямую ко мне не обращенную, но ясно понимаемую, о ком же она, то задвинет меня на какие-то работы или дежурства, чаще, чем других. Я, конечно, пакостями ей не отвечал, но иной раз нагонял страху. Заметил, что Дарья почему-то не выносит моего взгляда, при обращении ко мне отводила глаза в сторону. Вот и пользовался этим, заставлял небольшим внушением смотреть на меня, сам же передавал своим взором укоризну в ее недостойном поведении. Такое переглядывание действовало на Дарью убедительно, на некоторое время она затихала в своих кознях, до очередного раза, пока прежний страх у нее не пропадал.
Многое поменялось через месяц после начала занятий. Она стала беспокойна, что-то тревожило ее, иной раз уходила мыслями куда-то. Могла ответить невпопад или не слышать обращенный к ней вопрос, встать как в ступоре. Я пожалел девушку, сам подошел к ней и сочувственно спросил:
— Даша, извини, если потревожу. У тебя какие-то проблемы? Может, я смогу помочь тебе.
Она посмотрела на меня непонимающе, а потом, видя мою участливость, все же ответила, в тоне слов чувствовалось страдание:
— С сыном моим плохо, Сережа. Ему сейчас два года, три месяца назад упал с горки, что-то с головой случилось. Перестал говорить, никого, кроме меня, не узнает, даже мою маму, хотя она с ним нянчится с самого рождения. Врачи обследовали Лешу, поставили диагноз: травматическая энцефалопатия. Дали назначение, а от лечения толку нет, стало только хуже, он уже не ходит.
