Я меняю мир

Книга 1. Выбор пути

Не стоит прогибаться под изменчивый мир,

Пусть лучше он прогнется под нас.

Однажды он прогнется под нас.

(Машина времени. Однажды Мир Прогнется Под Нас)

Пролог

День не задался с утра. Проспал, перед сном зачитался и уснул, забыв включить будильник. Дома я один, жена с детьми уехала на месяц к родителям в свой родной городок, проводил их вчера на поезд. Сам остался в городе, отпуск у меня по графику только в октябре, летние месяцы заняли сослуживицы и старшие (по возрасту и чину) коллеги. Работаю в отраслевом НИИ автоматики и приборостроения младшим научным сотрудником уже третий год, в нашем отделе все еще считаюсь молодым, хотя мне уже двадцать семь, есть и помладше.

Нужно кого-то отправить в командировку, встретить гостя, вести на объектах контрольные обследования — я первый кандидат. Не могу отказать своему руководителю или коллегам, хитрить, искать какие-то отговорки. Вести же порученную работу спустя рукава, как советуют доброхоты, мол, так скорее отстанут от тебя, также не по мне, совесть не позволяет. Но никому не жалуюсь, даже жене, только она иной раз ворчит, что на мне ездят все кому не лень.

Смотрю на будильник: уже девятый час! Рабочий день начался. Звоню в отдел, попадаю на заведующего, Валерия Яковлевича. Не став выдумывать какое-то объяснение, так и говорю, что проспал, вечером отработаю. Зав ворчит для виду и соглашается, ко мне он относится благосклонно, я к нему тоже, с полным уважением за его компетентность и доброту. Завтракаю, спокойно собираюсь. На пути к остановке автобуса вспоминаю, что забыл ключи от шкафа и сейфа. Приходится вернуться. Моя рассеянность постоянно доставляет мне лишние хлопоты и неприятности. Уж стараюсь все подготовить заранее, даже пишу себе записки-напоминания, но иной раз все равно что-то упускаю.

На подходе к остановке вижу свой автобус, бегу к нему и не успеваю, в считанных метрах от меня он уходит. Следующего приходится ждать минут двадцать, хотя интервал между ними по расписанию десять минут. Автобус переполненный, кое-как втискиваюсь в него, держусь одной ногой на подножке, другую некуда поставить, везде чужие ноги.

Доехал к институту с грехом пополам, одна сварливая женщина даже отчитала меня на весь автобус, что я своим портфелем зацепил ее колготки. Извинился, прижал портфель к груди, так и держал его всю дорогу на весу. На входе в институт попался на глаза кадровичке, она с представительницей месткома записывала фамилии опаздывающих. Время от времени отдел кадров проводит подобные рейды, а потом приказом накладывает взыскание, чаще лишает премии. Дернулся обратно на выход, кадровичка окликает:

— Евсеев, вернитесь!

Делать нечего, пришлось идти на заклание, пеняя себя на невнимательность. Надо было, коль опаздываешь, идти через лабораторию соседей на первом этаже, у них свой выход во двор. В отделе доложился заву о своем приходе, а потом "обрадовал", что попался на входе. Выслушал от Валерия Яковлевича нелестные отзывы о моей сообразительности:

— Сережа, что, ума не хватило, куда же поперся! Хуже малого дитя! Теперь отдувайся за тебя на планерке, — бушевал заведующий, лицо его даже побагровело от досады. Молчу покаянно, мне нечем оправдать свою оплошность. Ему теперь достанется от руководства, с трудовой дисциплиной у нас очень строго. Выговорившись, Валерий Яковлевич только махнул рукой — иди, работай. Прошел в общий кабинет, поздоровался со всеми. Ко мне тут же подошел Геннадий Николаевич, самый старший в отделе, ему за пятьдесят. Подал мне папку с бумагами и попросил:

— Сережа, посмотри, пожалуйста, мои расчеты, что-то у меня не сходится. Вроде выборка достаточная, эксперименты провели чисто, отклонения в пределах допуска, а результат ни к черту!

Он, как и я, руководитель группы, вместе со своими подопечными проводит испытания разработанного ими прибора. Математическая база у него слабая, хотя как экспериментатор спец хороший, чувствует "железо" интуитивно, редко ошибается. Я не раз помогал ему с теоретическими выкладками, он в свою очередь услуживал мне с проведением опытов, настройкой аппаратуры, так что наше сотрудничество взаимно полезное.

Взял у него материалы, прошел в свой закуток, огороженный тоненькой перегородкой маленький кабинет. Здесь нас трое, со мной помощники — инженер Сергей Обыскалов, молодой специалист, два года назад его направили к нам в институт по распределению, и лаборантка Леночка. Пришла к нам после школы, не хватило баллов для поступления в институт. Девушка аккуратная и старательная, с заданиями справляется сносно, но и не хватает с неба звезд, ей приходится разъяснять едва ли не на пальцах, пока все не поймет.

Проверил у помощников результаты их работы, похвалил, кое-что скорректировал, они занялись дальше нашими экспериментами. Бегло посмотрел расчеты Геннадия Николаевича, быстро нашел его ошибку — перепутал с эпюрой напряжений, сам пересчитал, записал пояснения и вернул старшему товарищу. Дальше занялся уже своими делами — анализом опытных данных, их экстраполяцией, побывал на экспериментальном участке института, там по нашему заказу изготавливают макет установки для следующих исследований.

Так и прошел день, я, как и обещал Валерию Яковлевичу, задержался на работе еще на два часа после ухода коллег, все равно мне спешить некуда, дома никто не ждет. Уже после восьми вечера убрал всю аппаратуру в сейф, прибрался на столе, закрыл отдел и отправился домой. Решил немного пройтись пешком, вечер приятный, дневной зной уже спал, так не спеша дошел до городского сквера, присел на свободную лавочку вдоль аллеи. Расслабился, закрыл глаза, стараясь отрешиться от всех мыслей и хлопот.

Глава 1

Из забытья меня вернул болезненный удар по ноге, последовавший затем полный злости голос:

— Ты чего тут расселся, чмо! Еще кости раскинул!

Неожиданный переход от приятной неги к жесткой реальности ошеломил меня, я на несколько секунд застыл в оцепенении, пока повторный пинок в голень не вывел меня из ступора. Открываю глаза, вижу в начинающих вечерних сумерках стоящих передо мной троих ребят лет 17-18. Один из них, по-видимому, вожак шайки, наклонился надо мной, от него идет зловоние немытого тела, приторный запах травки, на худощавом лице блестят выпученные глаза обкурившегося наркомана. Он легко поднимает меня с лавки за ворот рубашки, видно, силой его природа не обделила, затем, смотря в упор в мои глаза, продолжает выговаривать, цедя сквозь зубы каждое слово:

— Вам, гопоте татарской, сказано было, сюда не ходить. Сидите у себя в станице, пасите своих алкашей и бичей, телок трахайте. А здесь реальные пацаны окучивают, не чета вам. Тебя, баран, за косяк маленько порежем, будет вашим наука.

Бандит отпустил одну руку, полез ею в карман, по-видимому за ножом. За ту минуту, пока он вел свою "феню", я смог хоть как-то прийти в себя. Что случилось, кто эти люди, разбираться буду потом, сейчас надо спасаться, любым путем. Я чувствовал, что слова главаря не пустая угроза, зарезать человека для него обычное дело. Боец я не ахти, точнее сказать, вообще никакой. Дрался редко, старался миром решать конфликты, в последний раз довелось руками махать в далекой юности, если не детстве. Но все же самые простые приемы знал, воспользовался одним из них, пока бандит ослабил хватку.

Схватил обеими руками его кисть, держащую меня за ворот, отступил на шаг назад, одновременно выкручивая ее на излом. Потянул обидчика за собой, а затем ударил всей ступней в его колено. Он упал от боли, отпустив меня, я тут же развернулся и задал стрекача. Устраивать драку с тремя, пусть и обкуренными, уголовниками, не стал, слишком большой риск напороться на нож. Через минуту бега остановился, не слыша шума от преследователей, и оглянулся. Оба подельника склонились над своим вожаком, все еще лежащим на земле, даже не попытались догнать меня. Скорым шагом покинул сквер и направился в сторону ближайшей остановки. Искать новых приключений мне расхотелось, тем более, что наступала ночь.

После встряски в сквере не сразу обратил внимание, но как-то подсознательно пришло чувство, что вокруг что-то не так. Остановился от беспокойства, стал оглядываться. Да, точно, многое другое — дома, деревья, даже улица не такая, как я привык видеть ее каждый день. От асфальта на проезжей части до рекламных щитов, не вижу знакомых магазинов, кафе, фасады зданий тоже отличаются. Такое впечатление, что вовсе в другом городе, но нет, немало и прежнего, приметные отсюда высотная гостиница, магазин "Юбилейный", ТЮЗ. Не могу понять, что случилось, то ли со мной что-то не так, брежу, то ли в действительности вокруг неизвестным, даже фантастическим образом произошли перемены. Замечаю, что и одежда на мне другая, вместо голубой рубашки и летних брюк — замызганная старая рубашка неопределенного цвета и вздувшееся пузырями на коленях спортивное трико, на ногах разбитые кроссовки, нет моих фирменных туфель.

В голову невольно приходит мысль, навеянная книгами о попаданцах в другие миры, которыми я зачитывался каждый вечер. Может и со мной случилась такая невероятная история, попал в параллельный, отличающийся от нашего? Вроде взрослый человек, у самого уже дети, но все еще в глубине души живет вера в чудеса, и вот сейчас я почти готов был принять самое невообразимое — а вдруг? У первого магазина с зеркальными витринами украдкой, стараясь не привлекать внимание нередких прохожих, пытаюсь разглядеть себя. Хоть небольшое успокоение, вижу в зеркале себя, только намного моложе, где-то около 17 лет.

У меня не осталось сомнений — я в другом мире! Во многом подобном моему прежнему, но все же отличающемуся. Вспоминаю слова бандита в сквере, поминающего татар, но во мне ничего татарского нет. А потом дошло, он имел в виду наш микрорайон, Татарку, где я жил с родителями до переезда в собственную кооперативную квартиру. Ее мне дали в институте в прошлом году как семейному сотруднику с двумя детьми. А станица — это соседний с нами микрорайон Малая станица. Думаю, мне надо возвращаться в родительский дом, вряд ли в этом мире есть мой новый.

Проверил карманы, что же у меня есть полезного. Кроме 2 рублей и мелочи, нашел связку ключей, по-видимому, от дома, несвежий носовой платок и упаковку презервативов. Сигарет не оказалось, я в своем мире до поступления в институт тоже не курил. Как подумал о них, тут же захотелось затянуться, но переборол себя, постараюсь обойтись без курения в новом мире, коль мне предстоит жить в нем.

Удивился себе, я уже примирился с фактом своего переселения. Нет сожаления о прошлой жизни, щемящей сердце боли от потери самых близких мне людей, как, казалось, должно быть, только легкая грусть по оставшейся на той стороне жене и детям. Даже в командировках я испытывал больше беспокойства о родных, считал каждый день до возвращения к ним. Да и о себе самом, что же там случилось с моим прежним телом, какая беда, коль мое сознание здесь, особо не расстраивался. Наверное, произошло раздвоение души, одна половина попала сюда как с чистого листа, без печали о прошлом, а вторая осталась в родном обличье, продолжает жить как прежде. Не буду попусту гадать, надо ехать домой, у меня теперь новая жизнь.

Пока добирался в полупустом автобусе, все раздумывал о происшедшем и увиденном, сравнивал с прежним. Здешний мир даже с первого взгляда заметно отличается от привычного мне. Можно сказать, более неустроенный и жестокий, у нас представить было нельзя, что средь бела дня, да и ночью, можно напасть на кого-то, угрожать и тем более применить смертельное оружие. Случались разборки с драками, но без такой немотивированной агрессивности, да и с наркоманами держали под контролем, милиция не давала спуска хулиганам. Люди спокойно гуляли по ночным улицам, не боясь нападения и других угроз своей жизни. Мне придется как можно скорее свыкнуться с принятыми здесь нравами, пусть и не перенять, но приспособиться к ним. Понимаю, что мое добродушие может доставить немало проблем, ломать свою природу будет трудно. Но иного выбора не вижу, мне придется тоже стать жестким, в определенной мере, но не ожесточиться, уважения к себе терять нельзя.

Прислушался к себе, попытался найти какие-нибудь отголоски мыслей и эмоций прежнего хозяина этого тела, но напрасно, только собственные ощущения. Не беда, положусь полностью на себя, думаю, найду выход из создавшейся ситуации своими силами, без чьих-либо подсказок, только вначале надо собрать максимум информации от окружающих, но не подставляя себя. Раздумываю, как же объяснить другим незнание самых простых вещей, как и перемены в моем поведении. Можно сослаться на потерю памяти, но инстинкты и подсознательные действия ведь ею не оправдаешь, а они будут отличаться, уверен в этом. Походка или манера держать себя, привычки, язык, да и многое другое , что сразу выдадут меня, совершенно чужого для всех. Так и не нашел подходящего решения, махнул рукой, пусть будет так, как получится, а там посмотрим, что можно предпринять.

Родительский дом я нашел сразу, он на том же месте, что и прежний. Добротный пятистенок, выстроенный еще дедом, с крепким срубом, высокими стенами, фундаментом и чердаком. Перед дощатыми воротами два дерева — дуб и карагач, которые я облазил с детства, едва научившись ходить. Калитка рядом с воротами закрыта, я привычно просовываю руку сбоку через штакетник, убираю щеколду и вхожу во двор. Ко мне бросается крупная собака, прижимается к ноге. Я не успеваю напугаться, руки сами обнимают и гладят ее, хотя не узнаю, у нас прежде такой не было. После поднимаюсь на крыльцо, открываю дверь, она не заперта. Уже в сенях слышу голос матери, захожу в комнату и вижу родителей, отец за столом, мама у плиты с половником, наливает суп в чашку.

Едва завидев меня, мама тут же указывает:

— Сережа, мой руки, садись кушать.

Мать у меня боевая, любит командовать. Даже отец, крупный, на голову выше мамы, ростом я в него, основательный мужик в самом расцвете сил, зачастую уступает, стараясь ей не перечить. Но если уж закусит удила, то между ними разгорается нешуточная перепалка, доходящая иногда до драки. Чаще по инициативе мамы, может сгоряча огреть скалкой или чем ни попадя под руку. Сейчас она опять заведенная, выговаривает папе, он, оказывается, пропил сегодня зарплату, принес домой едва ли половину. Приглядываюсь к отцу — точно, пьяный, даже сидя покачивается. Вид у него жалкий, кажется, даже ростом стал намного меньше, весь скрутился. Я не узнаю обычно уверенного в себе и серьезного в прежней жизни родителя, он здесь совершенно иной, лицо как у завзятого алкоголика — опухшее, красное, синюшный нос, глубокие морщины на лбу и под глазами, старящие его.

Отец сидит молча, опустив голову. Видно, чувствует вину и жалеет о своей слабости, но не может ее перебороть. Мама наконец замолкает, садится с нами кушать. После вспоминает обо мне и принимается отчитывать уже меня.

— Сережа, я тебе русским языком велела сидеть вечером дома! Опять умотал к дружкам своим колобродить? Мне сегодня участковый сказал, если не перестанешь водиться с ними и хулиганить, то посадит тебя в кутузку на трое суток, чтоб неповадно было! Вот зачем вчера ошмонали пьяного Кирея и куда дели его деньги? А если так с твоим отцом поступят, алкашом несчастным? О, Господи, за что мне такое наказание, муж алкаш, сын бандит, тюрьма по нему уже плачет! Школу кое-как закончил, на одни тройки, работать не хочешь, что же с тобой будет?!

Да, интересные тут дела, не только с отцом иначе, но и я сам, вернее, мой предшественник, тоже не лучше, та еще оторва! Надо срочно менять картину, да и есть оправдание изменению своего поведения, можно сказать, взялся за ум. Смотрю матери в глаза и заявляю:

— Мама, обещаю, теперь все будет по другому. Завтра же пойду с папой на его работу, попрошу принять меня, заодно присмотрю за ним. И буду учиться, подготовлюсь на вечернее!

За столом настала полная тишина, мама уставилась на меня не верящими глазами, отец тоже, подняв свою забубенную голову. Через минуту мама пришла в себя, с недоверием переспросила:

— Пойдешь работать? Будешь учиться?

После моего подтверждения, все еще сомневаясь, перекрестилась со словами:

— Господи, благодарю тебя! Услышал ты мои молитвы, наставил на путь истинный мою кровиночку!

Прежде я не замечал у матери такой набожности, наверное, домашние неурядицы повлияли. После она обратилась ко мне:

— Сереженька, только прошу, не поменяй свое слово, даже если дружки пристанут к тебе. И не водись с ними больше, до добра они тебя не доведут!

Успокаиваю мать:

— Да, мама, я знаю. И не бойся, слово мое твердое, что сказал, то и будет.

На такой ноте закончился столь важный для меня разговор, изменивший многое в нашей семье.

Спал я в той же комнате, что и раньше, только один, без старшего брата, Коли, он сейчас в армии, осенью должен вернуться. Было такое чувство, что я вернулся домой после долгого отъезда, пусть мама и папа не совсем такие, как мне помнится, я люблю их, как и они меня. Обещаю себе, не только матери, я сделаю все возможное, но помогу родителям справиться с выпавшими бедами. С этой мыслью заснул, а утром встал, не разлеживаясь в постели лишнюю минуту, как только мама разбудила меня:

— Вставай, Сереженька, тебе с папой на работу!

Быстро собрался, сходил во двор, а затем позавтракал с отцом, он больше пил рассол, снимая похмелье после вчерашнего загула. Насколько мне стало ясно, такое состояние у него хроническое, каждый вечер после работы принимает горячительное с собутыльниками. Хорошо еще, что не дошел до запоев и прогулов, иначе выгнали бы с работы, а так пока еще держат. Мастер он неплохой, столяр пятого разряда в ДОКе, дерево-обрабатывающем комбинате. После завтрака мама собрала нам тормозок с обедом, отдала мне в пакете мои документы — паспорт, приписное, школьный аттестат. Взял еще с собой рабочую одежду, после пошли на остановку автобуса, ехать нам через полгорода.

В ДОКе мы с отцом сразу зашли в отдел кадров, он обратился к сидящей у перегородки женщине средних лет просительным тоном:

— Людочка, вот привел к нам своего младшего. Оформь его, будь добра, в наш цех, будет у меня учеником. Он закончил школу только что, восемнадцати еще нет.

Кадровичка внимательно посмотрела на меня а потом ответила отцу:

— Ладно, Витя, оформлю, может, ради сына возьмешься за ум, перестанешь пить. Мне Катю жаль, сколько ей мук доставил, ирод ты бессовестный! Только смотри, не порти сына, а то и его приучишь к зелью проклятому!

— Да что ты говоришь, Людочка, разве я пожелаю сыну такую беду? Сам мучаюсь, но ему ни в жисть, грамма не дам! — отец со всего маха стукнул себя в грудь, от испытываемых чувств он даже побледнел.

— Это ты пока трезвый, так говоришь, а как шары зальешь, весь ум в стакан уходит! Ладно, оставляй сына, буду оформлять его.

Отец суетливо рассыпался в благодарности, потом сказал мне, выходя из кабинета:

— Оформишься, сразу иди ко мне.

Я пробыл в кадрах с полчаса, потом носился по кабинетам и к начальнику сборочного цеха, прошел инструктаж, уже к десяти часам приступил к работе у отца. Он собирал из заготовок окна и двери, проемы для крупнопанельных домов, подгонял, выравнивал, а потом сдавал на отделку в соседний участок. Работа шла полным ходом, по цеху шел гул от станков, кранов, погрузочной техники, криков рабочих. Прежде мне не приходилось иметь дело с промышленной деревообработкой, да и с производством также, можно сказать обо мне, кабинетный работник. Но я настроился научиться делу и помочь родителям, так что с полным усердием приступил к своей первой службе в новом мире. Сначала на подхвате у отца, носил ему заготовки, отвозил на тележке готовые блоки, а к концу дня сам выполнял самые простые сборочные операции. Отец даже похвалил, у меня для начинающего столяра получилось неплохо.

Как несовершеннолетний я мог завершить работу на час раньше, но, несмотря на усталость — вымотался за этот день, остался до общего окончания смены. Вместе с отцом убрались на участке, после приняли душ, переоделись в чистое и вышли за ворота комбината. Здесь нас, вернее, отца ждали двое, судя по их испитым лицам, его собутыльники. Один из них покрупнее, выше нас с отцом, второй поменьше, сухой, жилистый, с наколками на руках. Отец поздоровался с ними за руку, назвал им меня, а потом сказал, что сегодня не может остаться, надо идти домой с сыном. У алкашей и без того красные лица еще больше побагровели, тот, что повыше, заговорил, запинаясь от возмущения:

— Он, что, сос-сунок, с-сам не мож-жет дойти? Ты ему еще ти-и-тьку дай! Все, Ви-и-тька, хватит дур-рью маяться, по-о-шли к Ваньке на ха-ату, у него сейчас баб-бы нету, ум-мо-тала. Возьмем у Маньки бра-а-жки, а то тру-у-бы горят!

Второй подхватил за ним:

— Витек, ты че, в самом деле, корешей не уважаешь? Баб и салаг слушаешь? Ты мужик и мы мужики, на остальных нам наср...ть! Не выеб...ся, примем маненько, сразу будет нормалек!

Отец как-то растерянно обернулся к мне, видно, что принятый за день настрой потихоньку покидает его, он уже почти готов пойти с собутыльниками. Решил вмешаться в "содержательный" разговор старших, попробовать отпугнуть алкашей. Спокойным тоном выговариваю отцу:

— Хочешь, папа, иди с ними, если мы ничто для тебя не значим. Но знай, я сейчас пойду к своим дружкам, с ними приду на вашу хату, порежем на кусочки этих бухариков, а после подожжем, никто ничего не докажет, от вас только косточки останутся. А если поймают и пойду в тюрягу, то все равно, когда выйду — буду давить вас, алкашей, как гниду, за погубленную жизнь мамы. А теперь, папа, решай, с кем ты.

Первый алкаш вскинулся:

— Ты что сказал, салага, пугать нас надумал? Да я тебя сейчас, своими руками задушу!

У него от злости даже заикание пропало, полез руками к моему горлу. Одной рукой отвел их в сторону, другой рукой ребром ладони со всей силой ударил по шее, в область яремной вены, затем стопой по колену. Алкаш упал, задергался, а затем затих, потерял сознание. Этот прием мне показал Серега Обыскалов, до института служил в десанте. Меня он привлек тем, что обходился без риска случайного убийства жертвы, как другие, только выводил на время из строя. Отец и второй собутыльник застыли, выпученными глазами смотря на меня, а потом на лежащего подельника. Видя не подающее признаков жизни тело своего кореша, алкаш наклонился к нему, потрогал, а потом завопил:

— Сука, ты Петьку замочил! — и бросился с кулаками на меня.

Его остановил отец, обхватив за плечи:

— Да жив Петька, вон, смотри, шевелится!

Тот вновь посмотрел на своего начинающего барахтаться собрата, стал помогать ему стать. После, когда пострадавший более-менее пришел в себя, посмотрел с ненавистью на меня и проговорил:

— Гаденыш, не жить тебе больше.

Как и раньше, спокойным тоном отвечаю:

— Если не отстанете от отца, зарежу обоих!

Петька сиплым после удушья голосом проговорил:

— Ванька, хрен с ним, ты видишь, он псих, убьет ни за понюх. Пошли отсюда.

Так они вдвоем, поддерживая друг друга, ушли, не оглядываясь на нас. Отец долго смотрел за ними, пока не скрылись за углом, а потом спросил меня:

— Ты что, Сережка, и в самом деле убил бы их?

Уже без прежнего напряжения отвечаю:

— Не знаю, папа. Но если нужда заставит, то все возможно, за вас с мамой никакую мразь не пожалею.

Отец только покачал головой, так молча добрались до дома. Матери не было, не вернулась еще со своей кондитерской фабрики. Через час отец отошел, стал говорить со мной на нейтральные темы, но в его голосе все еще проскальзывали настороженные нотки, чувствуется, я его тоже напугал немало. Маме мы по молчаливому согласию не стали рассказывать о стычке с алкашами, только о моей новой работе. Отец похвалил ей меня, руки на месте и растут как надо. Маму еще обрадовало, что отец пришел трезвый, я заметил в ее смотрящих на меня повеселевших глазах признательность, она весь вечер ходила, даже летела как на крыльях, смеялась, и у всех нас осталось чувство праздника в нашей семье, тоже улыбались, разделяли радость мамы.

Глава 2

В этот вечер я никуда из дома не уходил, после ужина занялся уборкой во дворе, а затем на небольшом огороде окучивал и полил взросшую рассаду, натаскал еще воды из уличной колонки, залил до краев опустевшие бочки. Мать мой трудовой энтузиазм поразил, не раз замечал ее удивленный взгляд, когда она выходила из дома, но ничего мне не сказала. Вслед за мной вышел во двор отец, принялся за ремонт покосившейся ограды. Судя по невзрачному состоянию придомового хозяйства, ранее он не удосуживался подобными заботами, запустил до обветшания. Да и прежний Сергей, по-видимому, не очень радел о порядке дома, разве только по принуждению матери. Уже стало смеркаться, когда мы с отцом закончили работу во дворе, искупались под душем, а потом вместе посидели на кухне за чаем с пирожными и шоколадом, мама принесла их со своей фабрики.

После, у себя в комнате, перебрал вещи Сергея, вчера как-то не до того было, после нервной встряски, почти сразу лег спать. Просмотрел одежду в двустворчатом шкафу — два костюма, выходной и повседневный, сменные рубашки и брюки, чистые и отутюженные. Непонятно, почему же мой предшественник оказался в сквере, в центре города, в том затрапезном виде, в каком я сменил его. Создается впечатление, что он гулял по своему району, а потом неожиданно для себя умотал к месту нашей встречи. Можно предположить какое-то провидение, подготовившее замену, только зачем, с какой целью, не ясно. Или, может быть, сказалась молитва матери, ее отчаяние по своему непутевому сыну. Ладно, примем как данность, коль так повернулась судьба.

Продолжил дальше осмотр, на столе у окна кассетный магнитофон, рядом стопочкой сложены кассеты. Просмотрел их, в основном блатные песни — Северного, Вольного, Медяника, а также Высоцкого, Шуфутинского, Новикова. Из зарубежных записи ABBA, Boney M, Modern Talking, незабвенного The Beatles. Да, вкусы у нас различаются, я больше любитель лирической и бардовской музыки, романсов, легкого поп-рока. На книжной полке учебники за 9 и 10 классы, несколько книг классиков из школьной программы, пара детективов. Видно, книги — не самое любимое занятие прежнего Сергея, о его предпочтениях говорят наклеенные на стену плакаты, вырезки из журналов с изображением накачанных суперменов, обнаженных красоток, роскошных автомобилей и вилл. Мечты о красивой жизни и реальное уголовное будущее моего предшественника вполне очевидны мне, принимаюсь менять их прямо сейчас.

Аккуратно убираю всю настенную живопись, складываю в мусорный пакет. Чувствую облегчение, как будто снял с себя что-то наносное, ненужное, противное душе. Сложил разбросанные по комнате носки, майки, платки, другую мелочь, грязное отдельно на стирку, протер везде мокрой тряпкой, убирая застоявшуюся пыль. В очередной раз укоряю Сергея, с аккуратностью у него тоже не ладно. Приходит мысль, а что же в нем было хорошего, или мне за все придется нести ответ, мало ли что он не натворил. Да, могут быть проблемы из-за его проступков, но не стал заморачиваться с ними, время покажет. Просмотрел книжки на полке, выбрал одну из них, почитал немного перед сном. У меня самого сложилась такая привычка — обязательно что-нибудь прочесть на ночь. Иногда она подводит с особо захватывающей книгой, пока не закончу — не могу оторваться, а утром встаю с великими муками.

Разбудила меня уже привычно мама, собрались с отцом не спеша, приехали в комбинат загодя, за полчаса. Переоделись, отец в компании таких же в возрасте рабочих устроился в курилке, обсуждая с ними свои дела. Я еще вчера обратил внимание, что молодых в цехе почти нет, кроме меня еще двое. Ко мне они интереса не проявили, набиваться к ним на знакомство тоже не стал. Пока родитель перекуривал, сам принялся готовить инструмент и другие принадлежности для работы. День прошел как и вчера, отец показал новые операции, я за ним старательно повторял, а потом справлялся уже сам. Обедали здесь же, в бытовке цеха, подогрел на плитке суп и котлеты, покушали за обе щеки, готовит мама очень вкусно.

В оставшееся время обеденного перерыва отец сел с другими работягами 'забивать в козла', за соседними столами играли в нарды и шахматы. Смотрел за игрой старших, но сам не вмешивался, хотя иной раз подмывало подсказать лучший ход. В нашем отделе тоже хватало любителей шахмат, устраивали турниры на нескольких досках, а вокруг болельщики подзуживали игроков, повторяя крылатые слова из 'Джентльменов удачи':

— Лошадью ходи, лошадью, век воли не видать!

Я тоже участвовал в шахматных баталиях, хотя всерьез теорией и прочими премудростями древней игры не занимался, больше для удовольствия. Лучшие из нас показывали совсем неплохую игру, на уровне первого разряда, команда отдела занимала первые места по институту. У цеховых шахматистов уровень, конечно, не тот, можно сказать, дворовый, но играли с душой и азартом, громко выражали радость победы или огорчение при 'зевке', хорошо еще, что без особой обиды на противника.

После перерыва до конца дня работа шла уже налаженным образом, я даже меньше устал, чем вчера. После, когда мы вышли за ворота комбината, отец замялся, смущенно сказал:

— Сережа, давай зайдем в пивнушку, выпью пару кружек, а то ломит меня сухота. Если хочешь, иди домой, а я сам потом доберусь.

Понимаю состояние отца, за несколько лет регулярного и частого приема горячительного, особенно в последнее время, он уже стал алкоголиком, пусть и не в самой запущенной форме, бросить пить ему трудно. Надо помочь ему справиться с бедой, главное, он сам хочет перебороть себя, но воли не хватает.

— Хорошо, папа, только пойдем вместе. Две кружки, ты сам сказал. Если дальше захочешь пить или чего покрепче, то поведу тебя домой, хоть на себе, но больше не дам. Согласен, папа?

Отец вздыхает, явно осознает, что сам не остановится на сказанной норме, а потом соглашается с горечью, ему стыдно передо мной:

— Ладно, сынок, только перед людьми не позорь, сам выйду.

— Хорошо, папа, — соглашаюсь я и продолжаю: Если тебе трудно бросить, то можем поехать в наркодиспансер, там помогут тебе или закодируют.

Немного подумав, отец отвечает:

— Нет, Сережа, давай сам попробую завязать. Если не смогу, тогда и поедем.

На этом оставили болезненную для родителя тему, направились в ближайшую пивнушку, там давали пиво на разлив. По пути зашли в магазин, купили пачку сушенных креветок, я себе взял бутылку лимонада, в многолюдной пивной отстояли очередь, с двумя кружками пенящегося напитка отошли к освободившемуся столику. Было интересно смотреть на отца, когда он с видимым блаженством сделал первый глоток, а потом махом влил себя пол-литра, как мучимый жаждой путник в пустыне. Вторую кружку он смаковал глотками, закусывая креветками, я же рядом понемногу пил свой лимонад, на предложение отца взять и мне пиво отказался, особой тяги к нему у меня нет.

К нам подходили знакомые отца, говорили о чем-то, кто-то из них вытащил бутылку водки, предложил 'ерша', смешать пиво с водкой, отец мужественно, терзаясь искушением, отказался. После того, как выпил вторую кружку, минуту задумчиво держал ее в руках, потом решился, положил на стол и сказал мне:

— Все, пошли домой.

Понимаю, как непросто было отцу пересилить себя, но он сделал первый шаг, пусть даже под моим давлением. Ободряюще прикоснулся к его руке, он слабо улыбнулся и направился к выходу, я за ним. Дома мы застали маму, она тут же насторожилась, почуяв привычный запах, но я успокоил ее, папа выпил только пару кружек пива, сам пошел домой. Она все же высказала вслух свое опасение, обращаясь ко мне:

— Сереженька, не дай отцу снова начать, пожалуйста, проследи за ним.

— Мама, не бойся, — отвечаю ей, — папа сам решил завязать. Если будет нужно, то пойдем к наркологу, но попробуем сами. Я помогу, прослежу, все будет хорошо.

Когда мы ужинали, с улицы раздался короткий свист, повторившийся через несколько секунд. Оба родителя встревоженными взглядами посмотрели на меня, после мама осуждающим тоном выразила их беспокойство:

— Заявились, твои дружки!

А потом с надеждой спросила:

— Сереженька, ты же не будешь с ними больше дружить? Ты же обещал!

— Да, мама, не буду. Пойду, разберусь с ними.

Не торопясь, не показывая своего беспокойства, встаю из-за стола и выхожу во двор. Здесь остановился, собираю свои мысли и чувства в кулак, мне сейчас предстоит серьезное испытание. Прошлое прежнего Сергея, его окружение, дела и "подвиги" будут давить на меня, но я должен выстоять, не ломаясь под их понятия и нравы. Все встревоженные чувства подсказывают, что схватка будет трудной, даже опасной, без каких либо правил чести, надо ожидать любой подлости, подставы.

Собравшись, подхожу к воротам, вижу за ними двоих ребят моего возраста и девушку. Узнаю их из прежней жизни, Яшку Костина и Димку Ларина, моих бывших одноклассников, они и тогда слыли отпетыми хулиганами, водились с уголовниками. Видеть с ними Наташу Азарову мне странно, хорошая и серьезная девушка, я в нее одно время, в восьмом классе, был даже влюблен. Как же она оказалась в не лучшей компании, для меня загадка, но ведь и я сам, вернее, мой предшественник, тоже далеко не безупречный.

Вышел к ним на улицу, поздоровался, с ребятами за руку, Наташе кивнул головой. Яша, невысокого роста крепыш, тут же наехал на меня, требовательным тоном задавая вопрос:

— Серый, ты почему вчера не пришел на кичман? Мы разбирались с нижними, а тебя нет!

Что за кичман, кто это нижние, с чем разбирались — не представляю, в мое время подобного не было. Но что бы ни значило, мне не нужно, стараясь казаться спокойным, отвечаю:

— Ребята, я завязал с такими делами, больше на меня можете не рассчитывать.

Оба дружка вытаращились на меня круглыми от удивления глазами, потом тот же Яша, он, по-видимому, заводила, переспросил недоуменно:

— Завязал, как, почему?

— Да, совсем. Так надумал, буду своей головой жить.

— Но, Серый, ты же с нами в одной завязке, в шалмане Ваньки Резанного! Ты ему сказал?

— Нет и не собираюсь, я ему ничего не должен.

— Это ты сам ему скажи, посмотрим, какую ты ответку получишь!

— Все, ребята, я вам сказал, дальше толочь не буду. Бывайте здоровы!

Яшка и Димка, высокий и худощавый юноша, молча простоявший рядом с нами, развернулись и, не прощаясь, пошли прочь. Наташа осталась, все еще смотря на меня в упор не верящими глазами. А потом встревожено сказала:

— Сережа, я боюсь за тебя! Они же могут что угодно, даже убить!

Не совсем понимая ее беспокойство, вроде между нами прежде близких отношений не было, все же отвечаю успокаивающе:

— Не стоит. Не на такого напали, шестерить, под них ложиться не буду.

А потом спрашиваю девушку:

— Ты то как с ними здесь оказалась?

Наташа недоуменно отвечает:

— Сережа, ты же не пришел ко мне позавчера и не позвонил. Я вчера прождала, а сегодня сама пошла к тебе, здесь и встретила этих недоумков. И как ты раньше с ними водился, я тебя ведь не раз просила порвать с ними! А теперь мне страшно!

Совершенно неожиданно для меня девушка прижалась ко мне и обняла, я невольно тоже обхватил ее хрупкие плечи руками, а когда Наташа подняла голову, подставляя губы для поцелуя, прикоснулся к ним своими. Проскакивает мысль, что в этом мире мы намного ближе, но она отторжения не вызывает, напротив, чувствую влечение к симпатичной девушке, уже в полную силу прижимаю ее к себе и целую страстно, в засос. Через долгое время Наташа отталкивает меня своими ручками, проговаривая:

— Сережа, на нас смотрят! Пойдем ко мне домой, там нам не помешают!

Охваченный желанием близости, убегаю домой, быстро переодеваюсь, беру с собой пару упаковок презервативов, на кухне прихватываю коробку шоколадных конфет, на ходу говорю обеспокоенной маме: — Я к Наташе, — и выхожу к ждущей на улице девушке, зайти к нам она постеснялась. Живет моя подруга недалеко, через две улицы, вскоре мы уже заходим к ней. Дома никого, родители Наташи на смене, будут только утром, так она сказала еще по пути. У нее своя комната, небольшая, по-девичьи опрятная и уютная. Один угол занимает широкая кровать, застеленная розовым покрывалом, у окна стол с двумя стульями, дальше шкаф, телевизор на тумбочке.

Едва успеваю заметить обстановку, захваченный страстью, обнимаю девушку, как только мы зашли в ее комнату. Не знаю, сколько времени мы простояли в объятиях, самозабвенно слившись в поцелуе. А потом принялся раздевать Наташу, бережно касаясь руками и губами ее нежного тела. Полностью обнажив подругу, укладываю ее на кровать, покрываю поцелуями от глаз до ноготков ступней, девушка уже стонет, тянется ко мне всем существом. Быстро снимаю одежду, рву упаковку и надеваю на свой напряженный орган презерватив.

Едва я вошел в ее влажное лоно, девушка зашлась в оргазме, обхватив руками и ногами, чуть слышным стоном выдавая рвущиеся крики. Через минуту она обессилено обмякла, закрыла глаза, на лице светилось блаженство и покой. Я мягко, едва касаясь губами, целовал ее губы, глаза, уши, перешел к шее и высокой груди. Вскоре Наташа вновь глубоко задышала, обняла и прижала меня к себе, наслаждение обладания захватило нас, мы отдались друг другу всей юной страстью. Я уже не помнил, сколько раз мы сходились в поглощающем души соитии, только осталось, что мы дважды вставали с постели, не одеваясь, выходили на кухню пить чай с моими конфетами. Не утерпели и здесь, пока чайник закипал, еще раз повторили близость.

На улице уже настала ночь, когда мы оторвались друг от друга, на прощании условились встретиться здесь через два дня, когда у Наташиных родителей вновь будет смена. Домой я вернулся почти в полночь, родители не спали, тревожась за меня. На их обеспокоенное ворчание ответил радостным 'все хорошо', а потом долго не мог уснуть, вспоминая прошедший вечер и наслаждение близости с подругой. Назвать Наташу любимой не могу, отношение к ней невозможно сравнить с тем всепоглощающим чувством, которое я испытывал к своей жене в прежней жизни. Можно считать нежностью, мне приятно видеть и чувствовать Наташу, но не более, тоски от расставания с ней не испытываю. На этой мысли я ухожу в сон, в котором вижу призрачный образ, приближающийся ко мне, смутно различимые черты женского лица, а потом призрак тает, я пытаюсь запомнить, сохранить дорогой мне образ ... и просыпаюсь.

В доме тишина, родители спят. На улице только начинает рассветать, даже ранние пташки еще не проснулись. Лежу и пытаюсь понять, что же мне привиделось. Тот смутный облик из сна мне совершенно не знаком, никто из девушек как в прежней, так и в нынешней моей жизни не схож с ним. Но почему-то сердце замирает при мысли о странной незнакомке, приходит интуитивное ощущение, что это она — моя половинка, избранница души, которую могу никогда не встретить. Невольно приходит грусть как по несбыточной мечте, искать ее среди тысяч и тысяч окружающих просто нереально. Если судьба решит свести нас вместо, то так тому и быть, с этой утешающей мыслью вновь уплываю в сон с тайной надеждой увидеть еще раз свою прекрасную музу.

Просыпаюсь, едва мама стала будить меня, меня переполняет чувство радости, что вот сейчас или совсем скоро наступит миг волшебного исполнения сокровенной мечты и жизнь станет сказкой наяву. Придерживаю свои расшалившиеся эмоции, заставляю себя заняться рутинными делами, но предчувствие будущего счастья не уходит, только становится волнующим фоном, дающим мне бодрость и уверенность в себе. Наступивший же день прошел обычным порядком, работа с отцом, потом совместное пребывание в пивной. Отец уже легче, сам справился со своей слабостью, после двух кружек без прежних сомнений отправился со мной домой.

Вечер я просидел за учебниками, вначале просмотрел бегло физику, математику, химию и русский язык, по этим предметам предстоит сдавать вступительные экзамены. Конечно, что-то уже забылось, но в основном мне с ними трудностей не должно быть, только надо посидеть с повторением. Завтра суббота, у меня выходной, собираюсь поехать в наш университет, узнать с экзаменами и подачей документов на вечернее отделение. Так с учебниками занимался до самой ночи, родители вокруг ходили на цыпочках, как же, их чадо само решило учиться, уж на такое чудо они не рассчитывали! Пару раз прерывался, выходил во двор, размялся там на турнике. Получилось неплохо, прежний Сергей поддерживал хорошую физическую форму.

Утром после завтрака собрался, взял у мамы документы и отправился в университет. Я немало думал над тем, какую выбрать будущую профессию. В своей прежней жизни она связана была с техникой, носила узкий прикладной характер, меня же больше привлекали фундаментальные исследования, поиск новых закономерностей. Теперь именно с ними решил связать новую жизнь, выбрал "Математическое и компьютерное моделирование", новую отрасль математических дисциплин, представляющую, как мне казалось, хорошую перспективу в будущем, на стыке математики и компьютерных технологий. Специальность только недавно ввелась в программу университета, но это меня не страшило, я сам немало времени увлекался именно подобным.

В приемной комиссии пришлось выждать немалую очередь, университет пользуется популярностью у абитуриентов со многих краев страны. Когда дошла моя очередь и я передал секретарю свои документы, то она в первую очередь открыла аттестат. От моих оценок строгую даму даже перекосило, она недоуменно посмотрела на меня и снисходительным тоном проговорила:

— Молодой человек, с Вашими оценками знаний делать у нас нечего. Даже многие отличники не могут пройти конкурс, а уж троечникам и подавно. Советую идти в какой-нибудь технический ВУЗ, где конкурс поменьше, может быть, и сможете пройти.

— Извините, но я хочу поступить в университет именно на эту специальность. Если не пройду, то так тому и быть.

Недовольная, что ее советом пренебрегли, секретарь просмотрела другие документы, которые я заранее подготовил, среди них справку о моей работе. Нехотя приняла их, записала меня в журнал, а потом сказала, что экзамены на вечернее отделение пройдут в три потока и что я пойду с первым. Расписание экзаменов я узнаю в своем факультете, мне надо пройти в другой корпус. Поблагодарил недовольную секретаря и отправился в нужный корпус.

Механико-математический факультет разместился в другой стороне университетского городка, от главного корпуса пришлось идти минут десять, затем искать деканат и там узнавать график экзаменов. Первый, письменный по математике, будет уже через две недели, остальные через каждые три дня. Выписал себе в тетрадку дату и место проведения экзаменов, прошелся еще по корпусу, с любопытством разглядывая коридоры, заглядывал в открытые аудитории. Первое впечатление осталось приятное, все солидно и основательно, просторные лекционные залы, хорошо оснащенные лаборатории и кабинеты.

Дома рассказал родителям о предстоящих экзаменах, поделился своими впечатлениями об университете. Мама, правда, заметила, что может мне поступать куда-нибудь попроще, но я отговорился:

— Ничего страшного, мама. Не поступлю сейчас, пойду на следующий год в армию, а потом посмотрим.

После мы с отцом до самого вечера ремонтировали крышу дома, перестелили кровельное железо, а то уже местами стала протекать. После ужина собрался к Наташе, мои мечты о прекрасной незнакомке, не отвратили меня от плотских утех с заводной в постели девушкой, мне понравилась ее отзывчивость на мои ласки и фантазии. Предупредил маму о своем свидании и что, возможно, меня не будет всю ночь. Мама немного поворчала о нынешней молодежи, нет стыда у девушек, а потом махнула рукой, иди, мол, кобель, к своей подружке. Мама в принципе не против моих отношений с Наташей, девушка ей нравится, из хорошей семьи, дружной и работящей. Так высказалась вчера за ужином, когда аккуратно расспрашивала меня о деликатных подробностях, детей нам пока рано заводить.

На подходе к Наташиной улице из-за угла навстречу вышла группа ребят, человек семь или восемь, и обступила меня. Среди них заметил Яшку и Димку, а первым, прямо напротив, встал парень постарше, широкоплечий, среднего роста, с заметным шрамом на щеке. Ванька Резанный — вспомнил я о нем из прошлого разговора со шпаной. Он и начал разбор со мной, держа правую руку в кармане, она невольно притянула мое внимание:

— Что, Серый, отбиться от нас решил? И никто тебе не указ, никому не должен?

Заставляю себя не выдать страх, вполне понятный в такой непростой ситуации, по возможности твердым, без какого-либо сомнения, голосом отвечаю:

— Да, Иван, с вашими делами я завязал.

— Так с нами не обойдешься, Серый. Ты теперь с нами в одной связке, выйдешь только с кровью.

— Если нужна кровь, то пусть будет, посмотрим, только чья, — собрав всю выдержку, спокойно отвечаю уголовнику, сомнения в этом у меня нет.

В том момент, когда бандит выхватывает руку из кармана с раскрытым ножом, опережаю его, бью кулаком в кадык и тут же добавляю в висок. Оба удара опасные, если не рассчитать силу, то могут привести к смерти. Но я пошел на риск, если не выбить главаря сейчас, то вся свора тут же набросится и растерзает меня. Не дожидаясь, пока бандит упадет, вырываюсь из круга и встаю спиной к забору. Убегать я не стал, мне надо сейчас разобраться со всей шпаной, не откладывать на будущее эту проблему. Резанный упал на землю, захрипел и затих, как когда-то бывший собутыльник отца Петр, но за его жизнь уже ручаться не могу. Пока один из банды склонился к вожаку, другие повернулись ко мне, под крик Яшки: Бей его, — набросились на меня.

Драка шла насмерть, они били чем угодно — цепями, кастетом, палками. Я успел вырвать из рук первого из напавших штакетину, вертел ею, отбивая сыпавшиеся удары, сам наносил ответные. Мне перепало немало, но я не чувствовал боли и усталости, какая-то звериная жажда боя захватила меня. В самый трудный момент, когда двое одновременно подступили ко мне, один с ножом, другой с цепью, из моего горла самопроизвольно вырвался дикий крик, и я пошел прямо на них в исступлении, схватив и ломая руку с ножом. Шпана встала и отступила, а потом, схватив лежащего главаря, побежала от меня. Я остановился, не стал преследовать банду, главную свою задачу выполнил, победа осталась за мной. Думаю, теперь они даже если не отстанут, то прежде задумаются, стоит ли связываться со мной.

Только теперь, когда бой остался позади, почувствовал страшную усталость и боль, ныло все тело от побоев, но режущей, от ножа, нет, обошлось. Заправил выбившуюся рубашку, отряхнул одежду и отправился к Наташе. Когда она открыла мне дверь, ужас охватил девушку, она вся побледнела. Успокаиваю подругу:

— Наташа, со мной в порядке! Побил я шпану, убежали!

Девушка прижалась к моей груди, заплакала, причитая сквозь слезы:

— Изверги, они хотели убить тебя! Смотри, вся одежда изорванная, живого места на тебе нет!

Обнимаю, глажу ее плечи успокаивающе:

— Нормально, все заживет. Пойдем к тебе, надо умыться, да и одежду почистить.

Моя просьба привела Наташу в чувство, она за руку завела на кухню, сама раздела меня до трусов. Принесла тазик с водой и стала протирать все тело, жалостливо спрашивая, когда я невольно морщился при касании побитого места: Больно,Сережа?

Постирала мою одежду, потом покормила ужином, хотя я отказывался, не давно из-за стола. Но, странно, съел все приготовленное подругой, сказался перенесенный стресс, да и сил отдал немало. А потом лежали в постели, Наташа сама ласкала меня, целуя все мое тело. Довела меня до семяизвержения, водя губами по возбужденному органу, а потом оседлала его, воспрянувшего от новых ласк. Мы не спали почти всю ночь, неустанно услаждали друг друга, только перед рассветом прикорнули на пару часов. Утром Наташа погладила и заштопала мою одежду, накормила завтраком и проводила до ворот, мы условились о следующей свидании.

Глава 3

Дома меня ожидала "горячая" встреча, мама долго не могла отойти от того потрясения, что вызвал мой изрядно побитый вид. Хотя Наташа и обработала ссадины и царапины какой-то заживляющей мазью, а синяки сводила соляным компрессом, но все равно, мои боевые раны видны любому, а материнскому глазу и подавно. Она в первую минуту остолбенела, как увидела меня, заходящего на кухню. Не давая ей напугаться больше, сразу успокаиваю:

— Мама, со мной все в порядке, я жив и здоров.

После продолжил:

— У меня была разборка со шпаной, я их побил, больше не полезут!

Только теперь мама отошла от оцепенения, бросилась ко мне, стала вертеть кругом, всматриваясь в битые места, а после, едва не плача, заголосила:

— Господи, да что же это делается, на тебе живого места нет! Так ведь и убить могли! Звери, как же можно живого человека так бить!

На крики выскочил из своей с мамой комнаты заспанный отец, перевел взгляд с матери на меня, у него округлились глаза, только спросил, пораженный моим видом:

— Сережа, что с тобой?!

Повторяю ему уже ранее сказанное:

— Папа, со мной в порядке. Подрался со шпаной, я их побил, больше ко мне не пристанут.

Отец гораздо скорее пришел в себя, встревоженный, но уже спокойнее, задал вопрос:

— Сережа, расскажи подробнее, как все произошло.

Рассказываю обоим, мама перестала кричать, также застыла в ожидании моего ответа:

— Я шел к Наташе, повернул на ее улицу, когда мне навстречу выскочила кодла, человек семь или восемь. Они окружили меня, их главарь наехал на меня за то, что я не захотел дальше быть в их шайке. Я ответил ему, а потом завязалась драка. Вырубил главаря, а потом отбивался от других, досталось и им и мне. После они убежали, а я пошел к Наташе, она обработала раны. Сейчас чувствую нормально, особо ничто не беспокоит.

Отец продолжил допытываться:

— Сережа, непонятно, почему кодла, говоришь, семь или восемь бандитов, напугались тебя одного и убежали? Ведь они могли забить тебя всей оравой?

— Я устоял на ногах, пока они нападали на меня, потом крикнул и бросился на них. Они и напугались, посчитали меня, наверное, психом, не боящимся ничего, решили держаться подальше. Другой причины я не вижу.

Отец задумчиво кивнул мне, а потом высказался:

— Может так и быть. Они в стае смелые, а когда получат отпор, то их смелость тут же пропадает, особенно без вожака, которого ты сразу выбил. Только ты никого не убил, Сережа, а то, хоть ты и защищался, могут затаскать в милиции?

— Точно не скажу, папа, того же главаря я бил сильно, мне нужно было сразу вырубить его.

Отец подумал, после добавил:

— Ладно, я сейчас пойду к участковому, поговорю с ним, а ты, Сережа, посиди дома, никуда не уходи. Может, он захочет видеть тебя, допрос провести или еще что.

— Хорошо, папа. Я и не собирался никуда, мне надо готовиться к экзаменам.

Все время нашего разговора мама молчала, слушала, но потом сказала свое слово:

— Я пойду с тобой, Витя, надо все равно наказать эту шпану. Как же можно так бить человека, ведь убить могли Сереженьку!

Отец не стал спорить с мамой, они быстро собрались и ушли к участковому. Я же прилег на свою койку и быстро заснул, минувшие приключения особо не потревожили мой покой. Казалось, только лег, как меня разбудила мама. Я в начале даже перепутал, показалось, что пора на работу, а потом вспомнил, сегодня же воскресенье. Смотрю недоуменно на маму, а она мне говорит:

— Вставай, Сереженька, к тебе пришел участковый, Федор Силантьевич, будет спрашивать о драке.

Только сейчас пришел в себя после недолгого сна, прояснились мысли о происшедшем, о том, что можно сказать милиционеру. Оделся в свежую одежду, прежнюю, заштопанную Наташей, отложил в сторону. Вышел на кухню, там за столом сидел пожилой капитан милиции, чем-то похожий на известного по фильму Анискина, вернее, на Михаила Жарова в этой роли. Поздоровался с участковым, он ответил, внимательно оглядывая меня, а потом заявил:

— Да, крепко побили тебя. Но хорошо, что остался на ногах, а то забили бы ногами.

Открыл свою папку, взял из нее чистый лист и велел написать заявление о нападении на меня хулиганов. Я на мгновение задержался с ответом, мне еще не приходилось писать на кого-то жалобы, но оставлять шпану безнаказанной не стал, под диктовку участкового написал требуемое. Не смог только назвать всех нападавших, кроме Резанного, Яшки и Димки, вспомнил только двоих, из параллельного класса, остальных не узнал. После прошли к месту драки, родители увязались за нами, показал, кто где стоял, а потом на такси съездили в травмпункт, там записали о нанесенных мне травмах. После участковый отпустил нас, мы вернулись домой и я снова лег спать, устал от протокольных процедур.

Проснулся уже под вечер, меня больше не стали будить, родители сами занимались домашними работами. Помог немного с уборкой во дворе, после взялся за учебники. Начал с математики, ничего сложного в ней по школьному курсу не нашел, но проштудировал полностью, решал задачи и примеры. Спать не хотелось, выбрал почитать на ночь Преступление и наказание Достоевского. Вначале напрягался, заставляя себя с вниманием проходить страницы, а потом втянулся, за ночь прошелся от корки до корки. Заснул, когда в окне стало светлеть, никаких снов и видений в памяти не осталось, проснулся сразу, как только мама стала будить меня. Собираясь, долго разглядывал в настенном зеркале свое опухшее лицо, отеки еще не спали, а синяки не сошли.

В таком виде отправился на работу, привлекая внимание попутчиков в автобусе, в цехе не раз услышал подколки старых рабочих о не совсем здоровом цвете лица. На шутки, пусть и грубоватые, не обижался, знал, что они не от злого умысла или желания поиздеваться, у молодых ребят такие "знаки отличия" не редкость. А когда отец рассказал рабочим о моей схватке со шпаной, то их отношение из снисходительного перешло в уважительное, похвалили за смелость и отчаянность. Один из них, дядя Степа, самый старший в цехе, ему уже под шестьдесят, в обеденном перерыве рассказал о случившемся с ним в молодости таком же событии. Но ему досталось больше, едва не погиб в драке, почти полгода лежал в больнице с отбитыми органами и переломами.

Другие рабочие тоже стали вспоминать о своей буйной молодости, групповых драках, район на район или между школами и техникумами, с поножовщиной, другими смертоубийственными орудиями. Как я понял еще в первый день, жестокость здесь среди молодежи в порядке вещей. Можно сравнить с естественным отбором в самой жесткой форме, выживет и займет достойное место тот, кто сумеет защитить себя, другие же станут мальчиком на побегушках у более сильных. Я слушал разговоры внимательно, в них нашел немало полезных для себя сведений о принятых в шайках порядках и нравах, скрытных приемах нападения и защиты от них, разводе лохов, воровских понятиях и еще о многом другом, что могут помочь мне освоиться в существующей вокруг далеко не законопослушной среде.

Вечером после работы привычно зашли в пивную, отец уже без особых искушений выпил свою норму и мы отправились домой. Позанимался пару часов по русскому языку, он идет в университете вторым экзаменом — сочинением, а потом отправился к своей подруге на очередное свидание. По пути высматривал своих недругов, навстречу мне никто из них не попался, только на соседней улице заметил вдали знакомые фигуры Яшки и Димки, они тут же исчезли в проулке. Может это совпадение, но мне кажется, что они опасаются, избегают меня, я их хорошо напугал. Наташа при встрече сразу же спросила, кто-нибудь приставал ли ко мне. Страх за меня у нее все еще не прошел, я унял его объятиями и поцелуем. Немного успокоившись, она принялась осматривать меня, вновь смазала пострадавшие места, а потом пригласила за стол поужинать.

Отношение девушки ко мне можно назвать любовью, во всяком случае ее переживания и забота искренние, мне это стало ясно с первого вечера. Возможно, что Наташа связывает со мной свое будущее, я для нее не просто партнер для телесных утех, а глава ее собственной семьи, отец ее еще не родившихся детей. Но ответить ей тем же не могу, хотя ясно понимаю, лучшей жены и хозяйки своего дома в этом мире мне вряд ли найти, мой прежний опыт семейной жизни подсказывает однозначно. Иной раз меня грызет совесть, я же обманываю надежды девушки, но менять отношения не могу и не хочу. Пока мы вместе, буду заботиться о ней и ласкать, доставлять радость, но обещать чего-то большего не стану. Я еще ни разу не сказал Наташе, что люблю ее, а она не спрашивала, наверное, чувствовала, что ответ может стать для нее не самым приятным.

В этот вечер мы не торопились сразу в постель, долго сидели на кухне за столом, пили чай с о сладостями, которые я принес из дома, рассказывали друг другу о нынешних делах и ближайших планах. Наташа готовится к поступлению в институт иностранных языков, иняз, как его называют, боится, что не пройдет, конкурс в институт каждый год большой, вряд ли в этом году будет меньше. У нее способности к языкам хорошие, учительница по английскому посоветовала идти именно на эту специальность. Вступительные экзамены начнутся через месяц, но уже сейчас прошла всю школьную программу, взяла в институте дополнительное задание для абитуриентов, готовится по нему.

Я рассказал Наташе о своей работе с отцом, а потом удивил новостью, что собираюсь поступить в университет. Она не ожидала, что заядлый троечник, кое-как окончивший школу, вдруг решится дальше учиться, причем не где-либо, а в самом известном ВУЗе страны. В ее глазах я заметил и радость нежданных перемен, и беспокойство, по себе ли рублю сук. Вслух Наташа не высказала сомнения, но мне и без слов ясна ее реакция, у моих родителей такая же. В какой-то мере подтвердил серьезность своих намерений, сказав ей, что усердно занимаюсь, прошел уже математику, сейчас готовлюсь по русскому языку. Подруга предложила свою помощь, мы перешли в ее комнату, сели рядышком за столом и принялись разбирать премудрости могучего языка. Через час прервались, девушка похвалила меня, высказалась, что не ожидала от меня таких успехов.

Умственный труд мы сменили на более приятный, я поднял на руки подругу и понес к кровати, приговаривая, за свои и ее труды мы достойны самой лучшей награды, с чем она с энтузиазмом согласилась. Плотское наслаждение усилилось духовной общностью, девушка раскрылась во всем таланте сексуальной фантазии, придумывала самые разные варианты нашего соития и тут же с моей помощью бралась их опробовать. Я полностью отдал инициативу в любовных играх подруге, послушно исполнял ее затеи, она творила с моим телом самые причудливые фигуры, куда там пресловутой Камасутре!

После таких постельных забав мы сели покушать, аппетит разыгрался у нас обоих, потом продолжили школьные занятия, я писал под диктовку, а Наташа проверяла ошибки. Она не сдержала своего удивления моим результатом, воскликнула:

— Сережа, я не узнаю тебя, как будто подменили! Ни одной ошибки!

Знала бы подруга, как близка она к истине! Не стал объяснять ничего, обнял ее, принялся целовать и ласкать, мы вновь оказались на девичьей постели. Только на этот раз я вел партию, придумывал что-то необычное, а девушка слушалась беспрекословно. Какого-либо насилия и извращения мы не допускали, без них нам хватило новых оттенков и взаимной гармонии чувств. Вот так, чередуя свои роли, а также прерываясь на другие занятия, мы провели несколько часов блаженства и душевного единения, легли спать глубокой ночью, поставив будильник на нужное время. Утром, как только проснулись, зарядились еще одним сеансом близости, после завтрака я отправился домой, надо уже собираться на работу.

Вечером, когда мы вернулись с работы и сели ужинать, к нам пришел участковый. Мама пригласила за стол, он, не чинясь, уселся на принесенный мною стул и покушал с нами. После рассказал о ходе открытого по моему заявлению дела. Слава богу, драка обошлось без жертв, если не считать неопасные для жизни травмы. Резанный после часа отключки пришел в себя, но последствия полученного сотрясения мозга сказались, еще день отлеживался дома. Удар в кадык, вызвавший болевой шок, что-то еще повредил в голосовых связках, в первое время мучился удушьем, а потом разговаривал с трудом, голос его охрип. Вчера его забрали в сизо, следственный изолятор, на допросе отказался признать свою вину, мол, просто решил поговорить со мной, ножом не угрожал, а я сам напал на него.

Его подельников, как несовершеннолетних, запирать в камеры не стали, взяли подписку о невыезде под ручательство родителей. Провели с ними допросы, они дали свои версии прошедшей драки, обеливая себя — встретились случайно, а тут я им попался, стал грубить старшему товарищу, вот они и заступились. Правда, в их показаниях вылезло немало расхождений и нестыковок, следователь прижал хулиганов, тем вольно-невольно пришлось рассказать правду. Нашли не только названных мною ребят, но и остальных из шайки, сейчас все обвиняемые присмирели, сидят дома под надзором родителей. На вопрос мамы, что им будет за групповое нападение на меня и драку, участковый только пожал плечами, а потом ответил:

— Трофимова (вот такая фамилия оказалась у Резанного) за организацию преступной группы и вовлечение в нее несовершеннолетних могут лишить свободы на пять лет, а с остальными будут разбираться, может, в колонию или на исправительные работы, все решит суд. Эта шпана давно у меня под присмотром, только не было серьезного основания разобраться с ними, если не считать мелкое хулиганство. Так что, Сергей, твое дело пошло на пользу, хотя, конечно, ты пострадал не мало. Молодец, что завязал с этой бандой, ты у меня шел тоже среди неблагополучных.

Участковый распрощался с нами и ушел, отец проводил его до ворот, мы же с мамой так и сидели за столом, обдумывая услышанное. Я не ожидал такой скорой и строгой реакции милиции, предполагал, что в столь криминальной обстановке в городе и по стране до моего дела вряд ли дойдут руки, коль нет серьезно пострадавших. Начнется волокита, долгая тяжба, а то и просто спустят на тормозах и дело уйдет в архив. Наверное, немалую роль сыграли личное участие и заинтересованность участкового, его допекла уголовная братия на подконтрольном участке. Странно еще, что к нам не пришли родители ребят из шайки, просить забрать заявление и закрыть дело. Правда, я не знаю, есть ли в здешнем уголовном законе такая возможность, примирение сторон или еще что-нибудь подобное. Надо прочитать этот закон, чтобы самому не ошибиться и не оказаться крайним.

С этой мыслью я встал из-за стола, поблагодарил задумавшуюся маму за вкусный ужин и отправился в свою комнату дальше готовиться к экзаменам. Включил магнитофон, под негромкую музыку The Beatles принялся повторять физику. За пару часов прошел весь учебник девятого класса, после небольшого перерыва с разминкой во дворе перешел на десятый, так и прозанимался с ним до сна. Спал спокойно, прошедшие события, сегодняшние вести не затронули мой покой, утром встал с ясной головой и бодрым духом. День прошел незаметно, в ожидании приятного вечера с Наташей остальные заботы прошли фоном. Ловлю себя на мысли, что меня тянет к девушке, все больше дум о ней, а незнакомка из сна постепенно уходит в небытие, вспомнил ее за минувшие дни только раз или два. Улыбнулся в душе от такого заключения, мой практичный ум и прежний жизненный опыт подспудно сказались на сердечном настрое: лучше синица в руках, чем в журавль в небе.

Загорелся желанием порадовать Наташу чем-то необычным, доставить ей удовольствие своим вниманием. Из доступных прямо сейчас возможностей выбрал кино и цветы, попросил у отца десять рублей, сразу после ужина поехал в кинотеатр "Целинный", самый крупный и красивый в городе. Билеты остались только на последний сеанс, в девять вечера, на индийский фильм "История двух сердец". Меня подобные фильмы-мелодрамы особо не увлекали, романтичной девушке, какой я считаю Наташу, думаю, будет интересен. Прошел к цветочному базару неподалеку, выбрал красивый букет из пяти бело-розовых гладиолусов, мне они понравились больше популярных роз. В автобусе всю дорогу берег цветы от случайных касаний, также аккуратно нес их до самого Наташиного дома. А когда она открыла дверь, сразу вручил букет со словами: — Ты самая милая девушка в мире, как эти цветы, — а потом поцеловал оторопевшую подругу.

Через долгую минуту Наташа проговорила, любуясь цветами:

— Какие красивые гладиолусы, мне еще такие не дарили!

Потом обернулась ко мне, продолжила:

— Спасибо, Сережа. Ты самый лучший на свете, я люблю тебя!

Отвечаю взволнованной девушке, только что признавшейся в сокровенном чувстве:

— Я тебя тоже люблю, Наташа!

Слова у меня вырвались сами, из самого сердца, я ответил искренне, сам поверив им. Наташа вся засияла, прижалась лицом к моей груди, повторяя: Я люблю тебя, Сережа.

Я обнял ее, мы стояли, прижавшись друг к другу, счастливые, позабыв о всем окружающем, только чувствуя, как бьются наши сердца. После долгих мгновений я вспомнил о фильме, сказал о нем подруге:

— Наташа, я взял билеты на индийский фильм о любви, в "Целинном", пойдем?

Девушка оторвалась от моей груди, подняла голову, смотря на меня блестящими от слез глазами, ответила с готовностью:

— Пойдем. А когда?

— Прямо сейчас, сеанс в девять часов.

Мы оба посмотрели на настенные часы, осталось меньше двух, запаса времени почти нет. Наташа заторопилась, быстро нашла вазу, налила туда воды и поставила букет, а потом побежала переодеваться. Я пошел за ней следом, мне приятно видеть ее стройное тело, так и стоял, любуясь подругой. Она вначале засмущалась моего неотрывного взгляда, а после улыбнулась, мое внимание и восхищение порадовало ее. Я едва удержался от соблазна ласкать ее обнаженное тело, когда она осталась в одних трусиках. Когда же Наташа еще кокетливо повернулась боком, демонстрируя свою красивую грудь, только сумел проговорить:

— Наташа, не буди зверя, я сейчас не выдержу!

Подруга засмеялась, но перестала дразнить, быстро одела белье и платье, а потом перед зеркалом принялась наводить косметику. На улице мы сразу поймали такси, успели в кинотеатр незадолго до первого звонка. Фильм мне самому понравился, драматичный сюжет, внятная игра актеров, красивые песни. А в эпизоде, когда ослепшая героиня возвращает обручальное кольцо главному герою, меня проняло, даже в глазах защипало, а сидящая рядом Наташа не скрывала слез, так и всхлипывала, как многие зрительницы в зале. После, когда фильм уже закончился, мы еще несколько минут сидели на своих местах, приводя свои чувства в относительный порядок, покинули зал среди последних. Уже дома, приехав опять на такси, отпустили свои эмоции во взаимных ласках, как будто мы сами герои только что увиденной истории. Эта ночь оказалась самой счастливой из всех проведенных нами вместе, мы были полны нежности к друг другу, повторяли раз за разом слова любви и вновь отдавались волнам страсти.

До начала моих экзаменов мы вместе побывали на гастролях Анны Герман во Дворце Согласия, ее задушевные песни завладели нашими сердцами, слушали великую певицу затаив дыхание. В воскресенье поехали за город к озеру, набрав продуктов для пикника. От остановки автобуса шли больше часа, но нисколько не сожалели, красивое озеро сторицей воздало за потраченные усилия, набрались бодрости и энергии, радости жизни. Мы купались и загорали, походили в сосновом лесу, окружающем озеро, наловили рыбы и пожарили ее на костре, вкус замечательный, пропахший древесным дымом. Вернулись к вечеру, я проводил Наташу до дома, здесь впервые увидел ее родных — родителей и старшую сестру, она живет отдельно, у нее своя семья.

Подруга особо не распространялась о них, по редким случайно оброненным словам мне стало ясно, родители не в особом восторге от выбора младшей дочери. Хулиган, неуч, я им не казался выгодной партией, но Наташа сумела отстоять право любить того, кого она желает, родителям пришлось смириться. И вот сейчас у ворот ее дома я собрался уже попрощаться до завтра, когда Наташа неожиданно попросила:

— Сережа, пожалуйста, зайдем ко мне. Я хочу, чтобы родители встретились с тобой и поняли, что ты самый хороший, мне никто другой не нужен.

Я в первое мгновение растерялся, у нас даже речи не было о более близком знакомстве с родственниками, но после понял, что для Наташи очень важно, чтобы родители приняли ее избранника судьбы, она не представляет свое будущее без меня. Иду навстречу подруге, соглашаюсь:

— Хорошо, Наташа, пойдем вместе. Не обещаю, что у меня с твоими родителями все сложится ладно, но постараюсь не подвести тебя.

Девушка улыбнулась натянуто, заметно, что волнуется, взяла меня за руку, так мы и зашли во двор, рука об руку. Родители Наташи возились с чем-то во дворе, не сразу заметили нас, только когда мы подошли к ним совсем близко. Не отпуская мою руку, подруга как-то очень решительно, даже с вызовом сказала им:

— Папа, мама, вот мой Сережа!

После небольшой паузы добавила:

— Поговорите с ним, посмотрите. Сережа самый лучший, и я люблю его!

После такого отчаянного заявления дочери родители растерялись, молчали, только переводили взгляды с Наташи на меня и обратно. Я прервал затянувшееся молчание, поздоровался с ними, они ответили, после отец, невысокий плотный мужчина лет около пятидесяти, сказал:

— В ногах правды нет, зайдем домой, там и поговорим. Давай, мать, накрывай стол, надо принять дорогого гостя.

Наташина мама, все еще красивая, похожая на Наташу, то же, как и муж, постарше моих родителей, кивнула головой, первой зашла в дом, следом отец, мы последние. Расселись за столом на кухне, к нам еще вышла и присоединилась старшая сестра, я поздоровался с ней, назвал себя, она в ответе сказала свое имя — Татьяна. Имена родителей мне известны с самой первой встречи с Наташей, отца зовут Владимиром Семеновичем, он работает на хлебокомбинате сменным мастером, мать — Нина Сергеевна, сменный технолог на том же комбинате. Разговор начал отец, я уже заметил, что в этой семье первое слово за отцом, в отличие от моих родителей, где ведущая мама. Вел он речь неторопливо, выговаривая каждое слово:

— О нас ты уже, наверное, знаешь. Должно быть, Наташа наговорила тебе с три короба. Расскажи-ка о себе, чем занимаешься, что собираешься дальше делать.

Сдерживаю волнение, оно как-то передалось от Наташи ко мне, стараюсь отвечать спокойно и максимально информативно:

— Работаю с отцом в деревообрабатывающем комбинате, учеником столяра. Сейчас в учебном отпуске, готовлюсь поступать в университет на механико-математический факультет, вечернее отделение.

Отец удивленно покачал головой, продолжил допрос, если так можно назвать нашу беседу:

-Хм-м, значит, работаешь, готовишься поступать. Это на кого, будешь учителем математики?

— Нет, моя профессия больше фундаментального, научно-исследовательского значения, называется математическое и компьютерное моделирование. Буду изучать общие методы управления и закономерности функционирования глобальных систем с помощью математического и компьютерного инструментов, программных средств.

— Да, так сразу не поймешь. Это что, ученым будешь?

— Да, работа предстоит в научно-исследовательских учреждениях Академии наук.

— Вот это чудеса, — Владимир Семенович даже погладил свою начинающую лысеть шевелюру, — говорили, что ты из троек не вылазишь, теперь метишь в академики!

Пожав плечами, отвечаю:

— Решил менять свою жизнь, если хочу добиться чего-то в жизни. Вот и выбрал, что мне показалось интересным и перспективным.

— А верно, что ты со шпаной распрощался, а когда они полезли на тебя, дал им хороший нагоняй?

— Можно и так сказать, больше с ними я не вожусь, у меня теперь своя жизнь.

— Серьезности в тебе прибавилось, это хорошо. Главное, чтобы дальше не сбился, держался своего курса. Дай бог тебе сил и терпения, чтобы добился своих планов.

Я понял, что Наташин отец теперь на моей стороне, настороженный прежде взгляд смягчился, он смотрел на меня с нескрываемым интересом и уважением. Сама Наташа с гордостью смотрела на родных, прижавшись к моему плечу, всем своим видом показывая: Я же вам говорила, что Сережа самый лучший! Не стал обнимать подругу при всех, только ободряюще погладил ее руку, лежащую на моей.

Глава 4

В последнюю неделю перед экзаменами каждый день ездил в университет, там занимался в читальном зале. Мне в комбинате дали учебный отпуск, теперь с утра до вечера с полной отдачей готовился по всем предметам. Задача поступить в выбранный ВУЗ стала для меня принципиально важной и безусловной, я уже не мог допустить провала принятой цели, обмануть надежды поверившей в меня любимой девушки, родителей. Мне нужно все экзамены сдать только на отлично, с моим аттестатом другого решения просто не оставалось. Проштудировал вся учебную литературу для поступающих, разбирал прошлогодние задания, писал сочинения на разные темы, вечером отдавал их Наташе на проверку, а потом вместе разбирали ошибки или неудачные обороты.

Не пропускал консультации, которые проводили преподаватели университета, задавал им вопросы по неоднозначным, даже казусным задачам, иногда выходящим за рамки школьной программы. С одним из них, по математике, у меня состоялось довольно интересное общение, после консультации он задержал меня и принялся обсуждать альтернативный метод, высказанный мною. Разобрали на конкретной задаче как по традиционному, так и моему вариантам. Результат привел преподавателя в некоторое смятение, более логичным и точным оказался именно предложенный мною. Похоже, в этом мире даже фундаментальная наука шла иным путем, коль очевидные для меня математические методы здесь оказались неизвестными.

Ученый увлекся, мы еще не один час толковали о математических законах и анализе, я уже осторожнее высказывал свои суждения. Вызывать лишние вопросы или подозрения, откуда у юного неофита столь необычные знания, посчитал лишним, но и без того уже сказанное весьма заинтересовало преподавателя, он записал мою фамилию и на какую специальность я собираюсь поступать. Сам он с другой кафедры, общей математики, назвал себя Шамовым Виктором Леонидовичем и должность — старший преподаватель, а потом проронил, что если я поступлю, то готов привлечь меня к работе по тематике кафедры. Предложение я, конечно, принял с благодарностью, подобная перспектива мне интересна, да и контакты с преподавательским составом совсем не лишние.

В день первого экзамена встал привычно рано, позавтракал с отцом. Уходя, он пожелал держать хвост пистолетом, ободряюще хлопнул по плечу. За прошедшую неделю без меня он ни разу не сорвался в пьянство, стал намного увереннее в своей воле. Мама мудро поддерживала его добрым словом и заботой, почти не ворчала, хвалила каждое его старание по дому и хозяйству. Меня растрогало новое, ласковое обращение между родителями, они даже украдкой обнимались и целовались. После ухода отца сам собрался, надел выходной костюм, хотя день ожидался жарким, уже с утра припекало. Мама обняла меня, на прощание высказалась:

— Сереженька, я знаю, ты справишься. Верю, что у тебя все будет хорошо.

— Конечно, мама — отвечаю, — я готов, не беспокойся.

С бодрым настроем выхожу из дома, во мне полная уверенность в успешном итоге сегодняшнего экзамена. Шамов мне хорошо подсказал о нем, даже дал для пробы некоторые задания, не представившие мне трудностей. В университет я приехал почти за час до назначенного времени, посидел на лавочке, расслабившись, а потом прошел в нужную аудиторию. Здесь за партами, поднимающимися амфитеатром, сидели три десятка поступающих. Поздоровался со всеми, прошел на свободное место в третьем ряду. Времени еще оставалось, стал осматривать большую аудиторию, на сотню мест, своих будущих коллег, многие из них заметно старше меня. Зал постепенно заполнялся, почти все парты оказались заняты.

С небольшим опозданием вошли экзаменаторы, Шамов и еще один преподаватель постарше. Именно он объявил об условиях письменного экзамена, потом уже вдвоем прошли по рядам, раздали экзаменационные билеты и листы со штампом. Для черновых расчетов на партах уже заранее приготовили чистые листы. Просмотрел бегло задачи и примеры в выпавшем мне билете, все знакомо и понятно, принялся решать задания на черновике. Внимательно проверил, ошибок нет, затем начисто переписал на листы со штампом, перестраховался, просмотрел еще раз и сдал листочки второму экзаменатору, Шамов куда-то вышел. Я в аудитории справился самым первым, у меня на всю работу ушло меньше часа из установленных двух.

Не стал никого ждать, впрочем, я и ни с кем из абитуриентов не знакомился, отправился домой. Отдохнул недолго, до самого вечера с перерывом на обед работал сначала на огороде, а затем во дворе, навел везде порядок и чистоту. Приниматься снова за учебу, готовиться к следующему экзамену не стал, вот и поработал физически, да и дело для дома нужное, родителям будет приятнее. Вечером вначале отцу, а затем матери, пришедшими после работы, рассказал, как прошел первый экзамен, сразу успокоил, у меня с ним все хорошо. Объяснил, что результат по нему объявят через два дня, еще через день будет письменный по русскому — сочинение. После ужина отправился к Наташе, ей тоже надо рассказать о прошедшем экзамене.

В день, когда должны были объявить результат первого экзамена, я утром зашел за Наташей, она на последнем свидании попросила взять ее с собой, когда поеду в университет. Вместе приехали в университетский городок, прошли в корпус факультета, увидели в вестибюле на информационной доске вывешенные листки со списками и толпу абитуриентов с болельщиками возле них. Протолкались к спискам, отыскали мой поток, а потом и группу. Наташа первой нашла меня в списке и вскрикнула:

— Сережа, у тебя пятерка! Вот, смотри! — а потом обняла меня, проговаривая:

— Я знала, что у тебя будет все хорошо, ты же умница!

Замечаю свою фамилию с оценкой, радость от успеха добавляется к гордости любимой за меня, в счастливой эйфории отхожу от доски, обнимая одной рукой подругу. Мы еще долго ходили по аллеям городка, посидели за столиком на летней площадке студенческой столовой, переживая упоение как от моей победы, так и близости наших душ, даже их слиянии в едином чувстве. Дома Наташа приготовила праздничный обед для меня, она не пошла в свой институт, где, как и я, занималась каждый день в читальном зале. Этот день мы провели вместе, ухаживали друг за другом, обнимались и целовались как будто на первом свидании. Вечером вернулся домой, обрадовал родителей, а после до самого сна повторял уже пройденное, готовился к завтрашнему экзамену.

На экзамене по русскому дали три темы на выбор, одна из них — о Раскольникове. Вот и не верь наитию, я ведь недавно перечел Преступление и наказание, как будто предвидел. А сейчас вспоминаю и пишу историю противоречивой личности, романтика и бунтаря, считающего себя выше других, 'Тварь ли я дрожащая или право имею'. Слова сами ложатся на бумагу, единым духом, почти не отвлекаясь, описал смятение героя, его чувства и нравственные коллизии, падение и преступление. Только когда поставил последнюю точку, то возбуждение, схожее с азартом, охватившее меня с началом работы, сменилось на небольшую усталость. Почувствовал даже некоторую опустошенность в душе, как будто я выплеснул свои эмоции и мысли, сопереживая герою. Посидел с закрытыми глазами минуту, приводя чувства в порядок, после взялся перечитывать, что же я "натворил".

В основном написанный текст меня удовлетворил, на мой взгляд, тему я раскрыл. Только в паре мест немного скорректировал, смягчил переходы, проверил ошибки, вроде все правильно. Переписал начисто на экзаменационные листы, еще раз просмотрел, а потом сдал работу экзаменатору. На душе все же неспокойно, кажется, занимался достаточно, но абсолютной уверенности в безукоризненности сочинения нет, русский язык, как, впрочем, и другие, не мой конек. Но напрасно изводить себя сомнениями не стал, я сделал все, что мог. Погулял по городку, отходя от перенесенного напряжения, а потом отправился домой, вновь заниматься трудотерапией. Родителям о своих опасениях не сказал, только Наташе, она принялась успокаивать меня, у меня обязательно все получится. Ее вера в меня внесла больше покоя в мятущуюся душу, да и своими ласками отвлекла от тревожных мыслей.

Через два дня вновь поехала со мной в университет, должны уже вывесить списки сдавших второй экзамен. В поредевшей изрядно толпе возле доски с листками нашли свой, напротив моей фамилии вижу оценки: литература — 5, русский — 4. Все таки допустил ошибки, чего опасался, то и случилось! Результаты все же не самые худшие, другой бы радовался, но для меня они критические, шансы поступить резко упали, хотя и не безнадежно. Оставшиеся экзамены должен сдать только на отлично, тогда еще есть вероятность поступления, все же русский язык не профилирующий. Наташа высказалась в подобном плане, у нее едва ли не слепая вера в мою удачу. И она не подвела, устные экзамены по физике и информатике я сдал на отлично, экзаменатор по второму предмету даже сказал, что поставил бы мне оценку пять с плюсом, если она существовала бы.

Списки поступивших вывесили только через месяц, уже в августе, после приема экзаменов у третьего потока вечерников. К тому времени начались экзамены для поступающих на основное, дневное, отделение, у Наташи тоже, первый экзамен у нее по русскому языку — сочинение. Я к тому времени снова работал с отцом, но в день объявления результатов в институте подруги отпросился на работе, вместе с ней поехали узнать итоги. Наташа молодец — две пятерки, я обнял любимую прямо тут, у доски, среди толпы юных девушек, а потом повел в кафе, устроил ей праздник. На следующий день пришел черед праздновать мне — меня зачислили в институт! Поехали в университет все вместе, мама тоже, отпросилась у себя на фабрике.

А когда нашли в списке поступивших мою фамилию, самые дорогие мне существа обняли меня, Наташа даже заплакала, я же стоял, не веря своему счастью, прижимая к груди обеих. Позже, когда я уже работал с Шамовым по одной из тем кафедры, он признался, что председатель приемной комиссии, он же декан факультета, не хотел пропускать меня, при том же количестве набранных баллов отдал предпочтение другим, у которых в аттестате гораздо лучшие оценки, чем мои сплошные тройки. Только активное участие моего покровителя и поддержавшего его преподавателя информатики перевесило выбор в мою пользу. Они оба уверили, что я самородок, будущий гений, привнесу в математические науки несомненный и весомый вклад. Председатель скептически отнесся к таким заверениям, но все же пошел навстречу мнению авторитетных ученых.

В ближайшую субботу родители устроили мне праздник, пригласили родственников, у мамы в городе два брата, и соседей. У отца никого, кроме нас, нет, он детдомовский. Я еще позвал родителей Наташи, они согласились прийти к нам, да и с моими родителями ближе познакомиться. Я у Наташи проводил почти каждый вечер, если не занят был дома, с ее родными сложились вполне дружелюбные отношения, особенно с Владимиром Семеновичем, на общем увлечении шахматами. Он играл неплохо, ненамного уступая мне, иногда мы увлекались, весь вечер проводили в шахматных баталиях, а Наташа немного дулась, требуя внимания к себе. С ним мне интересно еще говорить на разные темы, от политики и международных дел до городских проблем, местных нравах и порядках. Он, можно сказать, самоучка, без специального образования, до всего доходил своим пытливым умом, знания у него довольно обширные и разносторонние, а суждения необычные, со своей точкой зрения.

К нашим разговорам иногда присоединялись Нина Сергеевна и Наташа, общение между нами проходило интересно всем. Несколько раз за прошедшие после знакомства два месяца встретился со старшей сестрой, Татьяной, она учительница физики и математики, можно сказать, коллега мне, вел и с ней беседы, как на общие темы, так и нашего профиля. Как и в разговоре с Шамовым, при обсуждение одной из школьных тем заинтересовал ее нетрадиционным методом решения задачи, мы целый час разбирали и сравнивали различные варианты. Она только в этом году закончила пединститут, студенческая привычка учиться еще не прошла, так что ухватилась за новые знания со всем азартом, пристав ко мне со своими вопросами. Наше тесное общение даже вызвало у Наташи ревность, она просто увела меня от сестры, сказав той, что Сережа нужен ей.

Надо признать, основания для беспокойства у подруги есть, я еще на первой встрече с Татьяной заметил ее оценивающий взгляд и интерес ко мне, далекий от родственного. Да и меня, что греха таить, привлекла ее красота и ладная фигура, в этом она заметно превосходила свою младшую сестренку, по юношески стройную, только начинающую наливаться женской статью. При наших следующих встречах старшая из сестер не обделяла меня вниманием, обращалась по разным темам, если проходила мимо, то как бы невзначай касалась меня своим крутым боком, невольно будя во мне плотские страсти. Не удержался, сам пару раз украдкой погладил ее роскошные бедра, она вовсе не противилась. Я знаю, что Татьяна замужем, раз даже при мне приводила в родительский дом своего мужа, полного молодого человека лет тридцати, какого-то бесцветного и флегматичного.

Они женаты уже год, живут в своем доме, но, видимо, не все ладно у молодых, коль в глазах Татьяны вижу блеск неудовлетворенного женского начала, далеко не невинное внимание к заинтриговавшему ее другу младшей сестренки. На ее взгляд, наверное, такому романтичному — бывшему хулигану, храбро расправившимся с прежним окружением, а теперь успешно двигающемуся к научным вершинам, или, по крайней мере, делающему первые шаги к ним. Конечно, я для нее забава, развлечение в ее серой жизни с равнодушным мужем, каких-то серьезных намерений в отношении меня у молодой женщины нет, но не может упустить свой шанс, даже не взирая на возможные ссоры с сестренкой. Пока у нас с Татьяной особо предосудительного не произошло, все на уровне волнующего юную кровь флирта, обоюдных любовных проказ на глазах ревнующей, почуявшей неладное, подруги.

Вот такие отношения сложились у меня с семьей Азаровых, они уже признали меня своим, не стали против наших близких связей с Наташей. Родители прекрасно знали, чем я занимаюсь с их дочерью, пару раз застали нас в девичьей постели, когда мы, утомленные ночными ласками, просыпали время их прихода. Но какого-либо выговора нам, смущенным, застигнутым на месте "преступления", не выносили, разговаривали с нами как ни в чем не бывало. По-видимому, приняли как будущего мужа своенравной дочери, если она так желает, то так тому и быть, да и я уже не вызывал у них отторжения, как прежде, может, даже напротив. И когда они пришли в гости к моим родителям, устроившим мне праздник, сидели рядышком друг с другом, говорили между собой о чем-то важном и нужном, судя по довольным лицам, пришли к согласию между собой. Я же не скрывал от других близость с Наташей, мы с ней сидели за столом рядом как голубки, прижавшись плечом к плечу, моя мама открыто при всех назвала ее доченькой.

В этот вечер я заново познакомился с родственниками со стороны матери, в прежней моей жизни мама почти не общалась с ними, какие-то трения случились у нее со своими старшими братьями еще в ее молодости, насколько я понял, из-за папы. Здесь же такого, по-видимому, не произошло, судя по довольно доброжелательным отношениям между старшими. Дядя Ваня и дядя Коля отнеслись ко мне приязненно, от души поздравили с поступлением, похвалили за мое решение взяться за ум. Прежние приключения племянника, очевидно, беспокоили их, мама не скрывала от родных своих тревог, а сейчас, видя радость в доме, разделяли ее с нами.

Из их жен мне больше понравилась тетя Настя, она старше моей мамы, веселая и заводная, тормошила всех, первая пускалась в пляс или запевала песни, поддевала своим острым язычком, не стесняясь никого, даже маму. Но мне видно, что никто из родных не обижался на нее, наверное, зная ее добрую душу и открытый нрав. Вторая — тетя Маша, полная противоположность, тихая и молчаливая, за весь вечер я только пару раз слышал ее негромкий голос, больше хлопотала на кухне, помогая маме стряпать, накрывать и убирать со стола. Родные принимали хлопоты тети Маши как само собой разумеющееся, так она поставила себя, без особой признательности за ее труды.

Праздник вполне удался, мне наговорили много хвалебных слов, я уж даже загордился во всеобщем внимании гостей, их искренней радости за меня, выразил свою признательность родителям, мама таяла от моих слов, отец тоже был доволен. Он выпил только пару стопок, а потом пригубил на каждый тост. Держался молодцом, поддерживал разговоры, сам шутил, брал за душу своими песнями, у него приятный баритон, я и не подозревал о таком у него умении, раньше он при мне ни разу не пел. А когда он с мамой вдвоем запел "Старый клен", все застыли, так ладно и сердечно вышло у них. Они пели, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза, всем стало понятно, что они вспоминают свою юность и первую любовь, умилялись, смотря на них. Наташа прижалась ко мне, опустив голову на мое плечо, тихо подпевала им.

В этот вечер песен было предостаточно, каждый пел любимую, а остальные подхватывали дружным хором. Мы с Наташей исполнили "Надежду", которую не так давно слушали на концерте Анны Герман, приняли наш дуэт хорошо, пусть и не так, как моих родителей. После, когда довольные гости стали расходиться, проводил подругу и ее родителей домой, долго у них не задержался, вернулся домой. Помог матери убраться, а потом, когда мы вместе сидели на кухне за чаем, она завела разговор о нас с Наташей:

— Сереженька, я вижу, что ты любишь Наташу, и живете вы как муж и жена. Мы с папой хотим, чтобы у вас все было по людски, не стыдно другим смотреть в глаза. Поговорили с родителями Наташи и вот что скажем тебе. Живите вместе и дальше, перечить вам не будем, ее родители согласны, что ты перешел к ним. Только вот надо вам пожениться по весне, когда исполнится обоим восемнадцать, так будет не зазорно ни вам, ни родителям. Что скажешь, Сереженька?

Я растерялся на какое-то время, мыслей о женитьбе у меня даже близко не было. Связывать себя браком в таком юном возрасте не входило в мои планы, но после недолгого размышления посчитал, что он особо мне не помешает, а отказываться от близости с Наташей не могло быть и речи, у меня от такой мысли все естество взбунтовалось, как же я без ласк подруги! Ответил неспешно, как о продуманном решении:

— Хорошо, мама, я согласен, только мне надо поговорить с Наташей, захочет ли она?

— Захочет, ее родители уже поговорили с ней, они же предложили вас поженить.

— Тогда нет вопросов, пусть так и будет.

Мама деловитым тоном продолжила:

— В следующее воскресенье пойдем сватать девушку, я позову твоих дядей, а потом можешь перейти к ним жить. Только на работу иди с отцом, заходи с утра за ним, а вечером вместе возвращайтесь, мне так будет спокойнее. Хорошо, Сереженька?

Ответил согласием, хотя и с некоторым напряжением, в душе кошки скребли, как скоро же родители порешили за нас. Можно выразиться, беззаботная юность проходит, теперь надо нести ответственность не только за себя, но и за близкого мне человека, мы уже одно целое. Мое более взрослое сознание принимало разумность подобных мер родителей, а юное естество с присущими ему желаниями, позывами и эмоциями сопротивлялось, оно еще не готово к подобным переменам. Но ничего, со временем все наладится, с такой мыслью я оставил родителей и ушел в свою комнату.

С утра, не откладывая в долгий ящик, отправился к Наташе, она дома была одна, родители ушли в смену. Без предисловий рассказал о предложении родителей, а потом задал вопрос:

— Наташа, ты выйдешь за меня замуж?

Девушка покраснела от волнения, а потом тихо, едва слышно, проговорила два слова:

— Да, Сережа ..., — прижалась к моей груди и продолжила уже смелее:

— Я люблю тебя и буду с тобой всю жизнь!

Мы любили друг друга со всей нежностью, отдавались без остатка, у меня душа переполнялась желанием ласкать ее и оберегать от всех будущих невзгод, что бы ни случилось. Весь день и всю ночь провели вместе, я сидел подле нее, когда она учила свой английский, ухаживал за нею, готовил кушать, приносил чай. Она благодарно отвечала на мою заботу, целовала и обнимала меня, мы так и сидели рядом, прижавшись друг к другу. В следующую неделю Наташа сдала еще два экзамена, письменный и устный по английскому, здесь у нее произошел небольшой сбой, как у меня, на письменном получила четверку. Теперь уже я успокаивал подругу, ничего еще не потеряно, надо отлично сдать последний, по зарубежной литературе. А в аттестате у нее почти одни пятерки, шансы на поступление гораздо лучшие, чем у меня, да и конкурс в иняз меньше, чем в университете.

В воскресенье к полудню приехали дядя Ваня и Коля, к тому времени мы уже приготовила все нужное для сватовства — подарки будущим сватам, каравай на рушнике, кольцо для невесты, букеты цветов. За ними я сам съездил утром на цветочный рынок, купил Наташе белоснежные каллы, а ее матери алые розы. Кольцо не покупали, мама отдала свое, с гранатом, она его прежде носила с обручальным. Ровно в полдень вышли из дома, неспешно, даже торжественно прошли по улицам, все встречающиеся на пути расступались, не пытаясь заговаривать с нами, считается плохой приметой. У ворот Наташиного дома постучались, также по обычаю они были закрыты. После, когда их открыли нам, первым вошел дядя Ваня, как старший по возрасту он за главного свата, за ним родители и дядя Коля, я последним. Нас у входа в дом ждала Татьяна, пригласила в дом, там и прошла основная процедура.

В зале нас ожидали принарядившиеся в праздничную одежду Владимир Семенович и Нина Сергеевна, за ними стояла покрасневшая от волнения Наташа. Первым выступил дядя Ваня, принялся расхваливать меня:

— Есть у нас добрый молодец, пригожий собою, умом не обделенный, умелый да работящий, душою ласковый, — а потом перешел к "объекту" обряда:

— А у вас доченька-красавица, в душу запавшая нашему молодцу, как горлица своему голубю. Так что ж нам дело не сладить, не соединить две души юные?

На речь свата ответил Наташин отец:

— Отчего же нет, если сговоримся. Но вперед дайте-ка нам посмотреть на вашего молодца, а вы нашу доченьку любимую, ликом и душой пригожую, нет ли у них изъяна, не кота же в мешке берем!

Мама дала мне кольцо, я вышел вперед, поклонился низко родителям Наташи, а потом надел его на безымянный палец дрожащей от волнения руки подруги. После вручил ей и будущей теще цветы и отошел назад, Наташа с сестрой вышли из зала в ее комнату. Потом между сватами пошел торг, чей товар лучше, но все закончилось миром, ударили по рукам, мы с вновь вышедшей Наташей разломили каравай на четыре доли и вручили родителям, а они благословили нас. С чувством исполненного долга все расселись за празднично накрытый стол, мы с Наташей рядышком.

Хотя прекрасно понимаю, что вся церемония сватовства уже заранее оговорена и неожиданностей не может быть, все равно чувствую какое-то волнение от нового для меня с подругой состояния. Мы еще не муж и жена, но все равно одна семья, у нас теперь одна общая судьба. А о Наташе и говорить нечего, ее возбуждение все не проходило, даже пальцы рук дрожали, пока я не взял их в свои, мягким проглаживанием успокаивая невесту. В тот же день, как только гости разъехались, я перенес свои вещи к суженой, так началась наша семейная жизнь, ни от кого не скрываясь и не таясь.

Последний экзамен Наташа сдала на отлично, а еще через три дня нашли ее в списках поступивших. Мы переживали, нет, не радость, а всеобъемлющее счастье пусть и на один день, казалось, нет никого в мире, испытывающего большее блаженство, взаимное сопереживание не вдвое, а на порядок усилило его. Мы ходили по улицам как шальные, никого и ничего не видя, только друг друга. Хорошо еще, что в таком состоянии не угодили в какую-либо неприятность, ведь могло случиться что угодно. Больше подобного чувства мы в нашей совместной жизни не переживали, хотя радостные события не обходили нас стороной, как и горести и тревоги. То была особая феерия душевного единения и всплеска эмоций, сложившаяся с волнением недавнего причащения друг другу, не на земле, а в небесах, как тогда казалось нам. Не только Наташа, но и я, с большим знанием жизни, в тот день искренне верили, что наше счастье бесконечно, никакие беды нам не страшны, если мы любим друг друга.

А потом был праздник наших семей, мои родители, как и Наташи, видя наше счастье, просто не могли остаться чувствами в стороне, мы, наверное, как два ярко горящих источника, озаряли всех, даря им тепло и радость, будя в них своим примером нежность друг к другу. Все гости, пришедшие на наш праздник, улыбались, глядя на нас, поздравляли не только Наташу, но и нас обоих, ведь ее судьба неразрывно связана со мной. Гостей было много, родни у Азаровых не счесть, но я их не старался запоминать, они прошли чередой, не оставив в памяти следа. Нам достаточно друг друга, да еще родителей, а до остальных нет какого-то, даже малого, интереса. Так и прошел наш с Наташей праздник, в любви и благословении самых близких, разделивших с нами радость.

Глава 5

Все вечера до начала занятий в университете я гулял с Наташей, дома мы не сидели. Побывали в нескольких кинотеатрах, подруга сама выбирала фильмы, покупала на них билеты, в филармонии смотрели и слушали гала-концерт молодых, пока малоизвестных исполнителей, во Дворце встретились с гастролирующей звездой — Аллой Пугачевой. Я вручил ей цветы, а она, такая экспрессивная, поцеловала меня прямо на сцене в губы! Не знаю, чем я вызвал нетривиальную реакцию знаменитой певицы, но Наташа потом, полушутя-полу всерьез, укорила, что все женщины липнут ко мне, как пчелы на мед. Конечно, моя невеста преувеличивает, но какая-то доля истины в ее словах есть, нередко замечал на себе заинтересованные взгляды как юных девиц, так и зрелых дам, за тридцать.

Ничего особого в своей внешности не нашел, хотя разглядывал себя в зеркала и так и сяк, вблизи и вдали. Или я притягиваю внимание чем-то невидимым и неосязаемым, не знаю, но, наверное, есть во мне какой-то магнетизм, действующий на окружающих. В прежней своей жизни такого эффекта со мной не было, обычный, ни чем не примечательный молодой ученый. Да и здесь до недавних пор — также, именно в последний месяц произошли перемены. Возможно, они связаны с моим повышенным эмоциональным фоном, любовь к Наташе передавалась и другим. Не стану лукавить, женское внимание льстило мне, поднимало самооценку своей мужской привлекательности, невольно отвечал улыбкой на призывные взгляды прекрасной половины, вызывая ревность невесты.

На работе у меня тоже перемены, меня перевели на другой участок, я уже не ученик, самостоятельно выполняю несложные операции на раскроечном станке. Мне присвоили сразу второй разряд, минуя первый, начальник цеха похлопотал на квалификационной комиссии. В принципе я, когда работал с отцом, неплохо справлялся и с более сложными работами, но претендовать на большее не стал, в цехе я без году неделя, и так хорошо. С чтением чертежей, расчетом размерных цепей у меня вообще нет затруднений, так что с разметкой заготовок и их раскройкой я справлялся быстро, намного опережая нормативы. В оставшееся время занялся продумыванием оптимальной планировки исходного материала, причем не ручным способом, путем перебора вариантов, а с помощью компьютерного расчета.

Пока же по существующей технологии едва ли не треть материала уходила на отходы, которые отчасти использовались для других деталей, а чаще просто выбрасывались со стружками и мелкими обрезками. В комбинате о применении компьютерных технологий в производстве даже и не слыхивали, разве что на складе для учета материальных ценностей и в бухгалтерии. Переговорил с отцом о своем намерении и предварительных наметках, он поддержал и похвалил меня, ни у кого из рабочих и мастеров даже подобной мысли не было, а потом стал вместе со мной подетально разбирать технологический процесс, где и что можно поменять.

На проработку базовых требований к компьютерному моделированию у нас ушел месяц, после мы вышли на руководство цеха и комбината со своим проектом. Не сразу, после нескольких встреч с подробной пояснительной запиской и расчетами убедили в нужности нововведения, только на экономии материала можно за несколько месяцев окупить все начальные издержки. Осталось составить программное обеспечение, с ним надо обратиться к специалистам-программистам, посоветовал нашу кафедру, поработаю с ними, заодно поучусь. У меня уже начались занятия в университете, в основном по общеобразовательным предметам, но Шамов сам нашел меня и привлек к своей теме, помогаю ему с расчетами.

  Как только получил от руководства комбината добро на разработку программы, обратился к своему наставнику, рассказал ему о сути проекта. Шамов заинтересовался им, внимательно просмотрел мое техническое задание, пошел вместе со мной на кафедру информатики, с доцентом Корневым, тем самым, что хлопотал за меня, еще раз обсудили проект и вынесли заключение, что его можно реализовать, причем своими силами. Надо только заключить договор между кафедрой и комбинатом, пойдет хоздоговорной темой. Чем я с Шамовым занялся, свел его с начальством, а потом участвовал в переговорах. После заключения договора немедленно занялись моим проектом, оставив остальные темы в сторону.

Мы работали над программой два месяца, начальник цеха на это время освободил меня от производства, все дни проводил на кафедре. Еще месяц ушел на ее доводку прямо на моем рабочем месте, а потом запустили на всех станках. Результат приятно удивил мое начальство, отходов стало вдвое меньше, а производительность выросла почти втрое. Не надо стало просчитывать планировку заготовок, компьютер за считанные секунды выдавал на принтере всю разметку, оставалось только перенести ее на исходный материал. Мне руководство выдало немаленькую премию, а потом предложило перейти в технический отдел инженером, продвигать другие проекты комбината. Я без долгих раздумий согласился, почти привычная по институту работа, да и в зарплате получился солидный привесок.

Тем временем дома у нас с Наташей уже наладилась семейная жизнь, она по примеру своей матери доверила мне решение всех забот, послушно выполняла мои советы и наказы. Я не старался навязывать ей свои суждения и мнение, нередко советовался по большинству наших общих дел, но получалось, что последнее слово оставалось за мной. Родители Наташи даже поражались, видя ее покладистость, ее безграничную веру и подчинение моей воле, желание угодить мне. Она почти по любому вопросу спрашивала моего мнения, даже что ей одеть, мне даже пришлось ее одернуть, потребовать большей самостоятельности. Общего времени у нас оставалось мало, с утра я уходил на работу, вечером, едва поужинав, бежал в университет на занятия, возвращался уже ночью и почти сразу ложился спать. Только в выходные мы могли вместе гулять, ходить в кино или на концерт.

В одну из суббот сентября я сошелся с Татьяной, приехавшей в родительский дом утром, когда, кроме меня, дома никого не было. Наташа ушла на занятия, а родители на смену, я же отсыпался за всю рабочую неделю с ежедневным недосыпом. Я даже не понял, кто меня будит ласками, расслабился, когда подруга оседлала мой воспрянувший орган, через долгое время сквозь полусон стал воспринимать что-то странное, женский стон, не похожий на Наташин, да и ощущение другого тела, более мягкого. Открыл глаза и увидел над собой обнаженную Татьяну, в экстазе закрывшую глаза, ее полные колышущиеся груди. В первое мгновение растерялся, не мог поверить глазам, а потом проскочила мысль скинуть с себя коварную посягательницу, но проснувшееся возбуждение поглотило ее, напротив, я прижал к себе пышное тело, сам принялся нанизывать его на свой инструмент, пока не изошел жизнетворным соком.

Какого-то раскаяния в совершенном я не почувствовал, уже ранее представлял, как овладеваю этим соблазнительным телом, теперь прежние мечты перешли в реальность. Не знаю, то ли я сам, то ли юное тело, отнюдь не беспорочно, при виде особо привлекательной особы у меня не раз вспыхивало вожделение, даже рядом с Наташей, не зря она ревновала меня к другим прелестницам. И когда Татьяна стала ласкать губами мой опавший орган, я вновь возбудился, опрокинул партнершу на постель и вонзил отвердевшее копье во влажное лоно. Раз за разом мы повторяли соитие, Татьяна исходила криком в оргазме, а я все продолжал терзать послушное моим рукам ее тело, пока не дошел до изнеможения, раскинувшись рядом с ней. После она встала, оделась и ушла, только сказав, что придет в субботу, когда опять никого не будет.

Слово Татьяна сдержала, приехала на вторую субботу, также утром, мы вновь занялись сражением на любовном поле, час за часом, до обоюдного изнеможения.. Мы почти не разговаривали между собой, только плотское удовлетворение, но в нем у нас сложился высший класс! Воплощали в своих сношениях самые смелые, нетрадиционные, в какой-то мере извращенные способы и позы, о которых с Наташей даже и не помышляли. Но они придавали нашей связи с Татьяной особую остроту, пикантность, я с нетерпением ожидал каждой следующей встречи. Так и продолжалось еще долгое время, при встрече же на людях мы делали вид как ни в чем не бывало.

Через два месяца моя новая подруга огорошила новостью, что беременна от меня, у нее с мужем такое не получалось, несмотря на его старания. Тут же добавила, что она родит, ко мне же никаких притязаний не будет, если я сам не захочу видеться со своим дитем. Мы с Наташей береглись от зачатия, в рисковые дни она принимала таблетки. С Татьяной я не предохранялся, не пользовался презервативом, она сама попросила не надевать его. Думаю, уже с первой встречи планировала забеременеть от меня, а я пошел навстречу ее желанию. Не стал сейчас высказывать свое беспокойство и отношение к зародившемуся ребенку, каких-то отцовских чувств абсолютно не испытывал, просто не готов был к ним. Мы продолжили свои нечастые, но регулярный встречи, пока выросший плод не прервал их до рождения. После родов уже через месяц Татьяна возобновила наши свидания до новой беременности и так несколько лет, пока судьба не развела нас.

Едва ли не с первых моих постельных встреч с Татьяной невеста заподозрила, что у меня есть другая женщина, но кто именно, не знала. Ее насторожил то ли запах, идущий от меня, или еще какой признак, а может и мое поведение. Она стала с какой-то подозрительностью присматриваться, выискивая обличающие 'улики', а потом не выдержала, краснея от сдерживаемых чувств, задала беспокоящий ее вопрос:

— Сережа, извини, пожалуйста, мне стыдно говорить об этом. У тебя есть кто-то?

А потом, поняв неопределенность высказанного, уточнила:

— Я имею в виду, есть ли у тебя девушка, кроме меня?

Не скажу, что ее вопрос ошеломил меня, я уже был готов, когда она стала слушать мой запах, обнимая меня, внимательно разглядывать мою одежду, даже трусы. Понимаю, что ни в коем случае нельзя признаваться ей в таком грехе, иначе может просто дойти до разрыва наших отношений. Пока у нее просто подозрения, она будет рада любому моему объяснению, хоть как-то снимающему их.

Стараюсь уверенно ответить подруге:

— Наташа, кроме тебя, другой у меня девушки нет!

Конечно, я лукавлю, обманываю невесту, но воспользовался формальной неточностью, называть замужнюю Татьяну девушкой будет не совсем правильно. Мой прямой ответ как-то успокоил Наташу, но вижу по ее недоуменным глазам, что сомнения все же остались. Обнимаю, а потом максимально искренне дополняю:

— Я люблю тебя, Наташа! И никогда не оставлю тебя. Ты у меня единственная, с кем хочу создать свою семью.

В этих словах я высказал всю правду, у меня могут быть какие-то связи с другими женщинами, уже сейчас допускаю такую мысль, но они все временные, преходящие, а Наташа на всю жизнь. Только после этих слов подруга расслабилась, прижалась к моей груди и проговорила виновато:

— Извини меня, пожалуйста, что сомневалась в тебе. Но мне стало больно представить, что ты обнимаешь и целуешь другую, ласкаешь кого-то.

Обнимаю ее, успокаиваю, сам же страдая угрызением совести:

— Наташа, не сомневайся, чтобы ни случилось, мы всегда будем вместе!

После этого разговора Наташа больше не обращалась с подобными вопросами, таила свои сомнения при себе, но я чувствовал, что ее подозрения вновь пробудились, а потом окрепли. Мы оба делали вид, что у нас все в порядке, но иногда ночью просыпался от всхлипываний девушки, она страдала, но терпела, не хотела терять меня. Я обнимал ее, успокаивал ласковыми словами, а когда она засыпала, долго еще лежал без сна, сердце болело за подругу, которую же сам обижаю. Но не мог перебороть животную страсть к Татьяне, другим появившимся женщинам, мое естество требовало новых связей и наслаждений, так и жил в раздвоении, мучая нас обоих.

Учебный материал на первом курсе мне трудностей не представил, по тем же общеобразовательным предметам, только уровнем выше и сжатом объеме. Каждый вечер нам проводили две пары, начинали в половине седьмого, заканчивали около десяти. Режим у меня получился напряженным, свободного времени не оставалось, зачастую не высыпался. Вначале сильно уставал, возвращался домой вымотанным, почти сразу укладывался спать, а потом привык, втянулся в такой график, оставались еще силы пообщаться с невестой и ее родителями, уделить им внимание.

Я еще получал от Шамова дополнительные задания по договорным темам, занимался с ними днем, на работе, и ночами. Он оформил меня на кафедре лаборантом, получал здесь зарплату, пусть и скромную. На наши с Наташей расходы ее стипендии и моих заработков хватило, сумели еще накопить деньги и купить компьютер. Импортный, не очень навороченный, но достаточный для моих задач, программы к ним составлял сам. Своих компьютеров в стране почти нет, не выдержали вала хлынувших в страну более качественных и, главное, заметно дешевле, аналогов из Европейского союза и Поднебесной империи.

В стране последнее десятилетие вообще происходила вакханалия со своим производством, сменившая не без конфликтов прежний коммунистический режим новая демократия (наши рабочие называли ее дерьмократией) объявила курс на свободный рынок и предпринимательство, открытые границы со странами капитала. Возродившиеся повсеместно, как грибы после дождя, кооперативы, частные предприятия и компании активно принялись торговать с зарубежными партнерами, выгоднее стало заниматься коммерцией, чем собственным производством. Только поддерживаемые государством стратегические отрасли и предприятия держались на плаву, остальные разорялись, продавались за бесценок или приватизировались.

Мне в первое время было странно видеть в расплодившихся магазинах и рынках обилие заморских товаров, от продуктов и одежды до сложной бытовой техники и автомобилей, собственного почти не осталось. Бедность и даже нищета большинства окружающих людей соседствовали с роскошью нуворишей и предприимчивых дельцов. Мне, воспитанному на коммунистических идеалах равенства и братства, не просто было вжиться в мир жесткой конкуренции и выживания, принять не только умом, но и сердцем. Но время шло, ко всему стал привыкать и даже находить в чем-то свои достоинства. Если самому не сидеть на месте, а действовать целеустремленно и изобретательно, то можно преуспеть, добиться немалых благ и сопутствующих преференций.

Здесь в большей степени ценят в человеке не какие-то моральные добродетели, а толщину его кошелька, престижные атрибуты материального достатка. Но для себя не ставил цель достичь благополучия любым путем, выбранное дело в первую очередь должно быть приятно душе, а уж потом меркантильно привлекательным. Само по себе занятие наукой не даст особых богатств, но оно может стать средством, орудием для раскрытия потенциала, достижения ощутимых дивидендов в инновационных программах и проектах. У меня уже сейчас появились первые мысли о подобных планах, со временем и при благоприятных условиях можно ими заняться. Пока же стоит задача учиться и еще раз учиться, нарабатывать знания, строить базу будущего дела. С такими думами и настроем отнеся к нынешним обстоятельствам, прилежно трудился и постигал науки, терпел временные трудности.

Первую сессию сдал на отлично, даже по английскому, насколько трудно мне давались языки, получил пятерку. Здесь сказалась помощь Наташи, да и частые занятия с иностранной литературой тоже способствовали. Я читал статьи в математических журналах и книгах, упорно пробираясь через незнакомые слова и выражения, словарь стал настольной книгой, как и учебники. Сразу после сессии Шамов мне предложил перейти на дневное отделение, там освободилось место после отчисления одного студента, пустившегося в загул. Правда, не совсем по моей специальности, но близкой — информатика, вычислительная техника и управление, но это не критично, можно брать дополнительные занятия по факультативному курсу.

После недолгого обдумывания я принял предложение, немного сомнения вызвали возможные сложности с основной работой, лишаться ее я никак не хотел, в первую очередь из-за неплохой зарплаты. Жить на стипендию и небольшую зарплату лаборанта для меня просто невозможно, а рассчитывать на помощь родителей посчитал унизительным, лишающим самоуважения. Поговорил с начальником технического отдела и руководством комбината, они пошли мне навстречу, установили мне свободный график работы. Главное, чтобы была отдача от моего труда, справлялся с выданными заданиями. Я уже проработал и выдал рабочий проект по одной из проблемных мест в производстве — контроле качества выпускаемой продукции, комбинат нес немалые убытки из-за рекламаций заказчика.

Предложенная мной система выявления скрытых дефектов с помощью приборных и программных средств позволила почти полностью исключить ручной труд и субъективную оценку. Результат сказался уже на первом месяце после внедрения, рекламаций практически не стало, а производительность контроля выросла на порядок. Руководство оценило мой труд, выдало премию в размере двойного оклада. Сейчас я работал с новым проектом — автоматизацией входного контроля поставляемого нам сырья, немало отходов в производстве случались именно из-за некачественных материалов. Изучил основные параметры, исходные требования, продумал методику приемки, уже приступил к ее практической реализации, пока еще в черновом варианте.

В новую группу я влился без особого притирания, студенты в основном мои ровесники, только двое постарше, после армии. В вечерней я был самым младшим, ко мне вначале отнеслись снисходительно, как к юнцу, не знающим жизни, а потом уже признали за равного, видя мою старательность и готовность помочь товарищам. Здесь же с самого первого дня сложились паритетные отношения, кроме понятного любопытства и начальной настороженности, что же ожидать от меня, большинство группы приняло меня благожелательно, со временем я подружился с несколькими однокурсниками. Правда, произошел серьезный конфликт с группой студентов из отпрысков высокопоставленных особ и нуворишей, ставящих себя выше других. С ними у меня состоялся разбор в один из первых дней, когда я после занятий торопился на работу.

В раздевалке образовалась очередь, я выстоял ее, уже собирался подать гардеробщице свой жетон, и тут передо мной втиснулся один из "золотой молодежи", небрежно бросил мне: — Подождешь, — сам подал стопку номерков, по-видимому, на всех своих собратьев.

Наглость выкормыша на мгновение вывела меня из себя, злость и возмущение захватили меня. Но тут же унял свои вскипевшие чувства, возвращая самообладание, отодвинул в сторону его протянутую руку, так же небрежно отвечаю: — Встань в очередь, — а потом обратился к гардеробщице, нерешительно стоящей перед нами, все еще раздумывающей, кого же обслужить:

— Пожалуйста, выдайте мою куртку. А отпускать без очереди я вам не позволю.

Наверное, мой решительный вид убедил работницу, могу ведь доставить ей неприятности, она взяла номерок, через минуту принесла куртку и шапку. На следующий день в перерыве между парами в коридоре ко мне подошла свора мажоров, пятеро ухоженных, одетых с иголочки парней. На их лицах явно сквозила угроза, пытались одним своим грозным видом взять меня на испуг. Они обступили меня, передо мной встал рослый, выше меня, с холеным красивым лицом юноша, презрительным взглядом окинул меня с головы до ног. Видно по его выражению, что я не стою внимания, как пыль под ногами — одет в аккуратную, но отнюдь не эксклюзивную одежду и обувь, купленную на рынке, а не шитый по заказу у известных модельеров или в дорогих салонах.

Судя по обращению между ними, он вожак в своей группе, первым высказался, задал вопрос стоящему рядом подельнику, пренебрежительно кивнув на меня головой: — Этот?

Уже знакомый мне по гардеробу хам поторопился ответить, суетливо жестикулируя:

— Этот, Серж. Он еще грабки свои распустил, ударил по моей руке. Я узнал, он из параллельной группы в нашем потоке, только что перешел с вечернего.

Вожак небрежно махнул рукой, его товарищ тотчас же умолк, потом процедил мне:

— Слушай, поц. За неуважение к Нику будешь до конца семестра ему отрабатывать, контрольные, лабы, еще что зададут, пока он не простит твой косяк. Пойдешь против, в два счета вылетишь из универа. Понятно говорю, хрен собачий?

По его уверенности предполагаю, что подобный вариант реален, но ложиться под кого-то, какой-либо властью он не обладал, для меня неприемлемо, даже если придется уйти из университета. Но мы еще посмотрим, решаю про себя, в обиду себя не дам, отвечаю со всей выдержкой на прямое оскорбление:

— Кто из нас хрен, ежу понятно. А на твои угрозы мне наср..ть. Полезете — получите ответку, посмотрим, кому будет хуже.

Не сказав больше ни слова, лидер мажоров развернулся и пошел дальше по коридору, остальные за ним, злобно переговариваясь и оглядываясь на меня. Я старался сохранить невозмутимый вид, но чувствовал, неприятности меня ожидают в самом скором времени, продумывал свои действия, что можно предпринять. Уже через три дня меня вызвали к декану прямо с пары, собирая свои вещи, заметил сочувствующие взгляды одногруппников, они каким-то образом прознали о случившемся конфликте. В приемном у декана я прождал недолго, секретарша, зашедшая к своему начальнику доложить о моем приходе, сразу пригласила пройти к нему.

Войдя в кабинет, я поздоровался, декан, важный мужчина лет сорока, не ответил, только посмотрел на меня уничижительным взглядом, а потом недовольным голосом высказался:

— На тебя, Евсеев, пожаловались уважаемые люди. Портить с ними отношения я не собираюсь, но дам тебе шанс по просьбе Шамова. Немедленно извинишься перед теми, кого задел, и выпросишь прощение, с ними и придешь ко мне. Даю срок до завтрашнего дня, потом пеняй на себя.

Не стал оправдываться, ясно понимаю, мои слова ничего для него не значат, попрощался и вернулся на занятия. После их окончания не поехал на работу, позвонил только начальнику отдела, предупредил, что меня сегодня не будет, сослался на срочные обстоятельства в университете. Сейчас первостепенным стало решение проблемы с сынками "уважаемых людей", за эти дни я постарался побольше узнать о них и найти какой-то подход к ним. Серж — Сергей Акинфиев, — единственный сын одного из замов мэра города, закончил с отличием престижный математический лицей, пользуется успехом в молодежной элите. Отец в нем души не чает, будущем гении с великолепными перспективами, потакает всем прихотям своего отпрыска.

Другой мажорик — Никита Севрюгин или Ник, — сын крупного банкира, как тень своего лидера, почти все время держится рядом с ним, но отношения между ними не равные, Серж как-бы позволяет тому греться в лучах своей славы. Почти каждый вечер они тусуются в закрытых ночных клубах с фейсконтролем на входе, доступа посторонним, людям не их круга, туда нет. Остальные из группы — сыновья бизнесменов, в ближний круг Сержа не входят, но стараются быть полезным тому, с его помощью войти в элиту.

Очевидно, что конфликт можно решить, только повлияв на вожака, но как — до сегодняшнего дня не определился, теперь с ультиматумом декана времени почти не осталось. Самый простой вариант — с физическим давлением, — я отмел сразу, кроме его незаконности было и прямое препятствие — личный охранник и одновременно водитель персональной машины баловня судьбы. Он привозил утром подопечного в университет, потом уезжал, к концу занятий вновь появлялся и уже безотлучно находился при Серже до возвращения того домой.

У меня еще ранее возникла мысль нанять частного детектива, их развелось немерено, нарыть компромат, а потом шантажировать, но тоже отбросил. Потребуются немалые расходы, много времени, а нужный результат вовсе не гарантирован. Я уже отчаялся найти выход, принял свое отчисление из университета как неизбежный факт, особенно после заявления декана, но неведомо откуда в голову закралась идея проверить себя, свои способности, появилась непонятная уверенность, что именно в них возможное решение. Это случилось самопроизвольно как озарение, прямо во время лекции, я даже застыл, перестал конспектировать.

Можно считать его проявлением провидения или перстом судьбы, пославшей мою душу в этот мир, ведь неспроста я оказался здесь, должно быть какое-то предназначение. В трудный час это провидение подало мне знак, мысль об особом своем происхождении, ведь я же не знаю себя, да не пытался, жил в привычном русле. Вот так, из-за казавшейся неразрешимой проблемы, у меня началась иная, существенно отличающаяся от прежней, жизнь, открылся новый путь в совершенствовании и себя и окружающего мира, раскрывший первые тайны внутренней вселенной. Она существует в душе каждого из нас, мы иногда догадываемся о ней, но редко кто решается изучить ее в себе, тем более пользоваться ею, повседневная суета не располагает к такому занятию.

Глава 6

Сразу из университета отправился домой, здесь застал Наташу, она только что передо мной вернулась со своего института, переодевалась в домашнее платье. Увидев меня, пришедшего непривычно рано, встревожилась и тут же спросила беспокойно:

— Сережа, что случилось? Ты не пошел на работу?

Поспешил успокоить подругу, снимая в прихожке куртку, высказал продуманную по дороге версию:

— Нет, Наташа, ничего не случилось, не волнуйся. На работу сегодня не пойду, мне надо хорошо обдумать одну идею. Нужно сосредоточиться, а там такой возможности нет.

Наташа, умница, сразу поняла, только сказала:

— Хорошо, Сережа, я не буду мешать. Сейчас приготовлю тебе кушать, а потом побуду в комнате родителей. Как закончишь, позови меня.

Благодарно обнял и поцеловал подругу, она минутой позже отправилась на кухню. Сам переоделся и последовал за ней, пока она хлопотала со стряпней, поговорили о наших общих делах и ее учебе. Переедать за столом не стал, после легкого ужина вернулся в нашу с Наташей комнату. Постелил на полу коврик, уселся на него по-восточному, скрестив ноги, после закрыл глаза и постарался расслабиться. Никогда раньше не занимался аутотренингом или медитацией, не знал, как же надо входить в состояние транса. Доверился своему организму и интуиции, думаю, они подскажут, что мне надо предпринять.

Ни первая, ни последующие попытки успеха не принесли, никак не мог уйти в то бездумное состояние внутреннего самосозерцания, которое я старался вызвать. Наоборот, чем больше напрягался, тем больше отвлекался разными мыслями, независимо от моей воли проносившимися в мозгу. Делал перерывы, разминал затекшие от долгого сидения ноги, потом снова принимался за никак не поддающееся мне задание. Час шел за часом, уже взмок от напряжения и досады на себя, но продолжал просто из отчаяния. Не знаю, на какой по счету попытке произошел прорыв, мой утомленный мозг сам отключился, я застыл в серой тьме, поглотившей мое сознание. Сколько времени прошло, я не почувствовал, пока издали, сквозь бесконечное пространство не услышал взволнованный голос Наташи:

— Сережа, что с тобой! Сережа, проснись!

Очень медленно, тягуче мое сознание возвращается в реальный мир, начинаю чувствовать окружение, звуки, запахи, медленно открываю глаза вижу перед собой напуганное милое лицо. Попытался улыбнуться, успокоить ее, но не могу, губы, руки не слушаются меня. Не понимаю, что случилось со мной, меня как будто парализовало. Страх, переходящий в панику, охватил меня, неимоверным усилием своей воли едва сумел подавить его. Только через долгую, кажущуюся бесконечной, минуту прихожу в себя, смог двигать головой, а потом и всем телом. Наташа уже упала на колени передо мной, обняла и запричитала, рыдая во весь голос:

— Сережа, не умирай! Я люблю тебя, не уходи!

Позже, спустя годы, я вспоминал свой первый опыт медитации и ясно представлял, что тогда по незнанию и неумению перешел грань небытия, лишь чудо и любовь Наташи вернули меня к жизни. Такое глубокое погружение во внутренний мир грозит опасностью и более сведущим в экстрасенсорике специалистам, а что говорить о неопытном ученике, делающим первые шаги, к тому же без контроля и помощи наставника. Я физически уже умер, моя душа перешла в астральное поле тела и вот-вот могла оторваться и уйти навечно в мир теней. Думаю, в последнее мгновение опять же вмешалось провидение, удержавшее меня за самой гранью и позвавшее самую близкую мне душу на помощь.

Обнимаю плачущую подругу, целую ее мокрые глаза и успокаиваю:

— Живой я, Наташа, живой! И не плачь, мы проживем еще дольше всех! И дети у нас будут, и внуки, проживем мы с тобой долго и счастливо, как в сказке. Ты веришь мне?

Наташа сквозь слезы улыбнулась, смотрела на меня все еще широко раскрытыми от перенесенного ужаса глазами, а потом произнесла:

— Я верю тебе, Сережа, но как ты меня напугал! Сидишь на полу как застывший, не слышишь и не отзываешься мне, даже дышать перестал, и сердце не стучит! Что же ты с собой натворил, Сережа?

Отвечаю ей хотя бы частью правды:

— Наташа, мне обязательно надо освоить свою психоэнергетику, научиться ею управлять. Я чувствую, что у меня есть способности экстрасенса, смогу своим полем, энергией достичь невозможного обычными средствами. Но не бойся, я буду аккуратнее, чем сегодня, без таких страхов.

Тут мне в голову пришла мысль привлечь Наташу к своим опытам, будет мне якорем, удерживающим от опасных провалов. Рассказываю ей о своей идее:

— А знаешь, Наташа, ты сможешь мне помочь, если захочешь. Просто посиди рядом со мной, когда буду заниматься, я почувствую тебя и далеко не уйду. Согласна?

Девушка посмотрела на меня с сомнением, а не повторится ли уже случившееся, потом все же ответила согласием. Прежде, чем продолжить уже совместный опыт, решил сначала покушать, почувствовал сильный голод от напряженных занятий. Вместе приняли поздний ужин, затем уселись рядышком на коврике, взявшись за руки. Не знаю, то ли я прошел тот критический порог, когда долгие упражнения приводят к качественному скачку, или сказалась поддержка переживающей за меня близкой души, но я с первого раза вышел в окружающее нас ментальное поле, увидел голубой свет, идущий с небес, разноцветные линии и сполохи, туманности и прозрачные предметы, видимые лишь по контуру. Зрелище стало для меня впечатляющим открытием, в реальном свете такого и не вообразить, долго любовался им, а потом вспомнил о Наташе, ожидающей меня, потянулся к ней, и тут же пришел в себя, без мучительного перехода, как в прошлый раз.

Смотрю на подругу, сидящую рядом, глаза закрыты, а на лице у нее счастливая улыбка. Через минуту открыла глаза, смотрит на меня озадаченно и спрашивает:

— Сережа, а что это было? Голубое небо, все вокруг в разных цветах и прозрачное, как в призрачном мире!

Сам не ожидал такого эффекта от нашей связки! Получается, я проецирую свои видения прямо ей в подсознание, она ведь не в трансе. Или у Наташи очень чувствительное энергетическое поле, воспринимает внешнее воздействие через ретранслятор, то есть меня. Есть о чем мне подумать на будущее, можно не только самому постигать тайны внутреннего мироздания, но и передавать ей, будет семья экстрасенсов, да если еще и нашим детям передастся!

Объясняю подруге:

— Наташа, ты вместе со мной побывала в том психоэнергетическом поле, о котором я рассказывал. У тебя тоже есть хорошие способности по его восприятию. Будем учиться вместе им управлять, если, конечно, захочешь.

Наташа поторопилась с согласием:

— Конечно, хочу! Там так красиво, как во сне!

Вот так у нас выявилась гармония еще в одном плане, мы не раз вместе окунались в эфирное поле, сначала я вел Наташу за собой, а потом она сама с моей подстраховкой выходила в ментал. Эйфория чувств захлестывала подругу, я разделял ее восторг, но все же предостерег об осторожности, без меня чтобы и не пыталась. Наглядный пример — я сам, когда напугал свою милую невесту. Это напоминание немного остудило пыл, а то она готова была бесконечно уходить в призрачный мир. На этом мы завершили совсем необычный день, обнявшись, заснули, все еще продолжая во сне видеть причудливые краски другой вселенной.

На следующий день после третьей пары подошел к Сержу и его компании, поздоровался, на что, ответа, конечно, не получил, после попросил лидера отойти со мной в сторонку. Он только свысока, и буквально, и переносно, посмотрел на меня и небрежно кинул:

— Говори здесь, мне твои тайны не нужны.

Отвечаю задумчиво, как будто сомневаюсь:

— Могу и здесь, только не знаю, стоит ли им слышать о твоих семейных делах.

Нехотя Серж принял мое предложение:

— Ладно, отойдем, — а потом, когда мы прошли за угол, тут же спросил подозрительно:

— О каких делах ты собираешься сплетничать? Шантажируешь?

— И не думаю. Только мне декан заявил, что твой отец требует моего отчисления. Серж, мы уже взрослые люди, свои проблемы сами должны решать, без родителей. Ты умный парень, если между нами возникли недоразумения, то можно самим с ними разобраться. Если я в чем-то погорячился и нечаянно задел тебя, то извини и давай забудем о наших обидах.

Говорю и смотрю ему в глаза, через зрительный контакт переношу чувство добродушия на собеседника. Вчера в общении с Наташей подобным образом внушал ей спокойствие и выдержку, параллельно репродуцируя волну доверия на ее подсознание, получилось неплохо, быстро достиг нужного эффекта. Провожу подобное с Сержем, только с большим напряжением своего энергетического поля, сила внушения усиливается им кратно. Можно сравнить его с гипнозом, но все же здесь несколько другое, я не подчиняю волю контактера, а создаю более благоприятный фон для взаимопонимания.

Не сразу, но в течении той минуты, что я забалтывал противника (но стараюсь думать о нем как о друге, с которым случилось простое разногласие) отчужденное лицо Сержа постепенно размягчается, выражение враждебности сменяется если не дружелюбием, то большей терпимостью. Мы общались еще несколько минут, разговор стал обоюдным, мой визави уже сам стал высказывать свои мысли и претензии, мы их разобрали с максимально возможной доброжелательностью и пришли к выводу, что конфликт не стоит выеденного яйца, а добрые отношения дадут нам гораздо больше ущемленного самолюбия. На такой ноте мы расстались, договорившись на следующем перерыве пойти к декану и заявить о нашей мировой.

В последующие дни мы при встречах не чурались друг друг, обсуждали какие-то вопросы и темы, у нас нашлись общие интересы. Сержа привлекли высказанные мною методы и теории математического анализа, неизвестные в этом мире. Особенно его поразила знаменитая теорема Ферма, он пытался сам найти его доказательство, но, конечно, безуспешно, а потом долго восторгался остроумным решением, переданным мною. Правда, я сразу признал, что оно не мое, а найдено в случайной книжке без обложки, автора не запомнил.

Постепенно мы действительно подружились, он оказался неплохим парнем, талантливым и любознательным, только изрядно избалован родителями и окружением, а его хамство больше от скуки и презрения к бестолочи. Я его заинтересовал сначала своими познаниями, а потом практическими успехами именно по его специальности, у него та же, что была вначале у меня. Когда я рассказал о первом удачном опыте сотрудничества кафедры и комбината с моим участием, он детально изучил проект и высоко оценил его, а после разбирался с подготовленными мною новыми проектами. В целом отозвался неплохо, но высказал и замечания, которые я признал дельными и постарался учесть в окончательном варианте.

Не обошлось в новой группе без любовной интриги, увлекся одной из девушек, с виду ничем не примечательной. Катя Мезенцева, невысокого роста, худенькая как тянущийся вверх подросток, в ней почти ничего нет притягательного женского — тоненькая фигура, худющие руки и ноги, груди едва обозначены. Только большие серые глаза привлекают внимание, в них одновременно и ожидание чуда, и тоска одиночества, неудовлетворенной девичьей мечты о благородном принце. Среди ребят группы Катя не вызывала интерес, никто и не пытался свести с ней более близкое знакомство. Она все время была в тени более успешных подруг, ее и не замечали.

Уже привычно с первого дня отметил повышенный интерес ко мне женской части группы — переглядывание, шушуканье, самые смелые заводили со мной разговоры о чем-то. Старался со всеми девушками держаться нейтрально, вызывать у них какие-то надежды, сильные чувства с последующим выяснением отношений нет желания. Постепенно сумел перенести их подсознательное влечение в более спокойное русло, если не в дружбу, то хотя бы в сдержанную симпатию. И только с Катей не удалось справиться, страсть ко мне, охватившая девушку с первого взгляда, только разгоралась. Я и не предполагал от этой тихони такой бури чувств, вначале вообще не обращал на нее внимания.

О каком-либо мужском интересе, даже самом легком, к этой худышке не могло быть и речи, мне всегда нравились стройные и налитые женской статью женщины. Все изменилось, когда я научился видеть энергетическую ауру окружающих без особого напряжения и вхождения в транс. Мы сидели в аудитории, ожидая запаздывающего преподавателя, я для практики принялся изучать психоэнергетику своих товарищей и сразу заметил на общем фоне ярко выделяющуюся ауру Кати. Когда же стал присматриваться к ней, то меня особо заинтересовали золотисто-огненные всполохи в общем изумрудном поле, в чем-то схожие с подобными в ауре Наташи. Они у нее вспыхивали огнем в минуты нашей особой близости, душевного и телесного единения.

Меня заинтриговала энергетика скромницы, не ожидал от нее такой силы эмоций, стал уже обычным зрением приглядываться к девушке. Она заметила мой взгляд, покраснела, вся ее аура вспыхнула оранжевым цветом. Я отвел взгляд, а потом призадумался, неужели оказался невольным виновником бури чувств юной девицы. Догадка скоро подтвердилась, как только приближался к ней или смотрел на нее, как она вся загоралась, долго еще пылая после прекращения возмущения. Такая ситуация меня озадачила, мне стало ее жаль, но и не собирался заводить с ней какие-либо серьезные отношения. Не нашел приемлемого решения, махнул рукой, ничем помочь девушке не могу.

Прямой контакт между нами сложился на лабораторной работе по физике, когда нам двоим дали общее задание по электростатике. В момент разряда электродов почему-то напряжение пошло не между ними, а прямо на Катю, стоявшую рядом с электрической машиной. Девушку тряхнуло током, она побледнела и осела на пол, потеряв сознание. С разрешения преподавателя перенес ее в лаборантскую, уложил с ребятами на поставленные в ряд стулья. Кто-то побежал за медсестрой, она привела девушку в чувство, послушала, а потом сказала, что ничего страшного нет, ей сейчас нужен покой. Тогда я перенес на руках все еще слабую девушку в свою лаборантскую, мне ее предоставил Шамов для нужных исследований, уложил на кушетку. Я ее раздобыл еще в начале учебного года, сам на ней нередко отдыхал, теперь пригодилась для пострадавшей девушки.

Приготовил крепкий чай, поставил кружку перед Катей и уже собирался выйти, как она тихим голосом остановила меня:

— Сережа, посиди со мной, пожалуйста.

Я вернулся, поставил стул рядом, сидел и смотрел на нее, пока она пила чай. Поставив пустую кружку на подставку, девушка неожиданно для меня взяла своими руками мою ладонь и сжала ее. Казалось, между нами прошел разряд, подобный тому, что случился на занятии. Волна чувств от девушки на мгновение захлестнула меня, я почувствовал ее бескрайнюю любовь ко мне, тоску по ласке и огромную надежду на близость между нами. Я даже вздрогнул, наваждение схлынуло, но жалость к бедной девушке, желание помочь ей хоть в чем-то не пропала. И совсем не удивился, когда услышал невозможные для невинной скромницы слова:

— Сережа, возьми меня, пожалуйста.

Встал, закрыл на ключ дверь, а потом подошел к Кате, неотрывно смотрящую на меня своими огромными глазищами. Раздел ее, принялся целовать от закрытых глаз до ступней, она только приглушенно стонала. Разделся сам и медленно ввел свой напряженный орган в ее тугое лоно, прорывая девственную плеву. Девушка вскрикнула, прижала меня к себе изо всех сил и содрогалась при каждом моем вхождении в ее плоть. После соития почти без перерыва, не смотря на боль в кровоточащей ране, вновь возжелала близости, и так мы повторили еще несколько раз, пока она без сил не откинулась на кушетке. Мы не вернулись на занятия, я проводил ее домой, там никого не оказалось, родители и старший брат на работе. На девичьей постели вновь продолжили наше безумство, только к вечеру оторвались друг от друга, после совместного ужина я отправился на работу в комбинат.

Ни у кого из моих подруг не было столько страстности, как у Кати, море ее эмоций захлестывало нас обоих. Ее энергетика отличалась огромной силой, намного превышая мою или Наташи, я тонул в пучине ее наслаждения, почти теряя сознание, такого со мной никогда раньше не происходило. Но она не тянула из меня жизненную энергию, напротив, я чувствовал прилив сил и отдавал их в новых совокуплениях, нашему безумству не было предела. Мы почти каждый день после занятий отправлялись к ней домой, проводили в постели долгие часы. Потом ночью у себя дома с новой энергией набрасывался на Наташу, видел по ее глазам, что она поражалась моему неистовству в нашей близости, но отвечала охотно, связь между нами расцвела особой сексуальной раскрепощенностью. Вот так Катя своей аурой повлияла на мое мужское либидо, сделав его практически неистощимым.

Я еще в первый день нашей близости предупредил Катю, что у меня есть невеста и у нас скоро будет свадьба. В первое мгновение она расстроилась, а потом ответила:

— Я люблю тебя, Сережа, буду ждать, чтобы ни случилось. Даже минуту счастья с тобой ни на что не променяю. Люби меня, пожалуйста, хоть немножечко!

Когда в начале весны сообщил Кате о скорой свадьбе, она только вздохнула и повторила, что будет ждать меня сколько угодно. Связь с ней я не прервал еще долгие годы, мы продолжали любить друг друга также неистово, забывая о всем окружающем.

В феврале мне исполнилось восемнадцать, именины по моему настоянию отметили скромно. Никого не приглашали, пришли только родные, мама с папой и вернувшийся из армии брат. Колю при первой встрече я едва узнал, вместо веселого и жизнерадостного парня из моей памяти увидел замкнутого, даже не улыбнувшегося мне, с затравленным взглядом бедолагу. Видно, на службе ему здорово досталось, но о ней он рассказывал с неохотой, да и вообще не был разговорчив, на мои вопросы отвечал скупо, сам не пытался расспрашивать меня о моих делах. Первое общение выдалось тягостным, как с чужим человеком, видел, как горестно смотрела на него мама, да и отец вздыхал украдкой, поглядывая на старшего сына.

О порядках в армии я наслышался немало, от отслуживших ребят из нашей группы, среди рабочих цеха. Дедовшина, недокорм, казнокрадство, привлечение на хозяйственные работы в усадьбах высших офицеров и генералов, слабая боевая подготовка — об этих и других проблемах в армии не толковал только ленивый. За время правления нового режима она просто деградировала, наверное, высшие умы государства посчитали не столь ее нужной, коль нет противостояния с капиталистическим лагерем. Вооружение почти не возобновлялось, мощный военно-промышленный комплекс распался без государственных заказов, заводы и закрытые учреждения выживали конверсионной продукцией, специалисты и рабочие уходили в частные предприятия или влачили полу нищенское существование.

Даже те малые средства, что выделялись из бюджета на нужды армии, разворовывались армейскими чинами, солдаты жили впроголодь, в обветшавшем обмундировании, оставшемся с советских времен, боевые учения, стрельбы случались совсем редко, может быть, раз в год или два. Правда, по сообщениям СМИ, в последние годы руководство страны спохватилось, стало хоть как-то наводить порядки. Пошли чистки среди высшего командования, увеличили оклады офицерам, стали набирать контрактников. В военную промышленность, вернее, ее жалкие остатки, пошли первые заказы на новую боевую технику, но о прежнем уровне даже речи не шло, как по мощи оружия, так и боеспособности личного состава. Развал армии сказался на духе солдат, их моральном состоянии, жестокость и выживание за счет другого, более слабого, стали жизненным законом среди рядовых и сержантов.

За прошедшие после возвращения брата месяцы мы почти не общались между собой, знал от отца, что он пошел работать в строительную компанию, долго там не удержался, сам уволился, думаю, стал там изгоем и не выдержал издевательств. Отец взял его к себе, как и меня, учеником, оберегает старшего под своим крылышком, среди рабочих к Коле вовсе не доброжелательное отношение. Я нередко захожу в цех к отцу навестить его и других знакомых, услышал, как один из старых рабочих высказывался о нас:

— ... два сына у Витьки, как будто от разных отцов. Один удалец хоть куда, второй же ... Эх, что армия с нашими детьми делает! Уходят нормальными, а приходят ... такими.

Мы с Наташей каждое воскресенье навещаем родителей, Николай, едва поздоровавшись с нами, уходит в мою бывшую, а теперь его комнату, сидит там как бирюк, безвылазно. Ни я, ни Наташа, не говорим с родителями о Коле, понимаем, у них сердце кровью обливается по старшему сыну, такому молодому и уже пропащему, почти нет надежды на лучшее. Когда же у меня с невестой стали получаться взаимодействия в поле энергетики, она спросила у меня:

— Сережа, как ты думаешь, можем ли мы помочь Коле? У него что-то с психикой сломалось, может быть, как-то подлечить его?

— Не знаю, Наташа, — отвечаю, а сам задумываюсь, что же можно предпринять, потом продолжаю, — слишком сложно у него, чтобы так с нахрапа браться за него, можно только навредить. Будем думать, мы пока слишком мало знаем и умеем.

Мысль о лечении брата засела в голову, свербит мою душу, мне неспокойно видеть, как мучаются родители, страдает Коля, пусть он и не говорит об этом. Мама водила его к психиатру и гипнологу, те только качали головой, ничем помочь не могут. От отчаяния уже ходила с ним к бабке-знахарке, та поведала, что видит в Коле червя, поедающего душу, но как его вывести, не знает, не в ее силах и умениях. Уже после своего дня рождения заехал в центральную библиотеку, поискал в медицинских изданиях материалы по состоянию брата. Ничего существенного по лечению не нашел, только небольшую информацию о психопатических расстройствах личности, хотя бы отчасти объясняющую происходящее с Николаем. Явного психического заболевания у брата не обнаружили, от чего лечить — неизвестно, но то, что ему плохо — видно всем близким.

Долго сомневался с вмешательством в психику Коли, потом все же решился, и то ограниченно, в чувственной сфере, без клинических операций. Как у врачей, с тем же условием — не навреди. Посчитал, что поддержка положительного эмоционального фона доставит ему хоть какую-то радость, добавит уверенности и оптимизма, и уж никак не нанесет урон. Обдумал возможные действия с внушением нужных эмоций, варианты процедуры, посчитал, что помощь Наташи может понабиться, с нашей общей энергетикой будет легче добиться успеха. Предложил Наташе, она без промедления согласилась, вместе еще раз прошли все этапы совместных мер и шагов. Запланировали провести лечение в ближайшее воскресенье, заранее предупредил отца о нашем намерении. Он встревожился, но я его успокоил, заверил, что процедура вреда не принесет.

Когда мы с Наташей пришли в родительский дом, а Николай тут же собрался уйти к себе, я остановил его, попросил переговорить у него в комнате. Он насторожился, потом нехотя согласился, не стал закрывать за собой дверь. Я успокаивающе кивнул матери, тревожно смотревшей на нас, отец уже рассказал ей о нашем плане, шепнул Наташе подождать с родителями, сам прошел за братом. Немножко беспокоился в душе, какое-то сомнение в согласии Коли на сеанс оставалось, он в последнее время вообще чурался меня. Брат стоял в середине комнаты, отчужденно, исподлобья смотрел на меня, наверное, ожидая, как и от всех, неприятностей. Слегка улыбнулся, заговорил насколько возможно мягким тоном, одновременно проецируя своим полем ауру доброжелательности, как было с Сержем:

— Коля, я хочу помочь тебе. Знаю, тебе сейчас трудно, мы все — и мама, и папа, и Наташа, — переживаем за тебя. Сейчас у меня появилась хорошая возможность сделать тебе хоть немножко легче, мы с Наташей поработаем с твоим биополем. Тебе ничего не надо делать, просто посидишь с нами, только почувствуешь, что тебе станет лучше. Ты же веришь, что мы тебе поможем, ведь так, Коля?

Коля поддавался труднее, чем Серж, но все таки я смог продавить выставленный им щит недоверия, за которой он прятался, как улитка в раковине. Почти как сомнамбула, с отсутствующим выражением на лице он все же кивнул мне, я попросил его присесть на койку, мы сейчас все приготовим. Когда он послушно уселся, я спокойно вышел из комнаты, тут уже быстрей затормошил других, взял у родителей ковер и подушки, вместе с Наташей вернулся к брату, он сидел как застывший, даже не повернул голову. Постелил ковер и подушки, усадил Колю, затем с подругой сели по обе стороны от него, взяли за руки, затем по моему кивку приступили к сеансу выхода в ментал.

Мы с Наташей общим полем тянули за собой сознание Николая, а оно, как неподъемный якорь, не поддавалось, напротив, выбрасывало нас в реальный мир. Мы видели его застывшее лицо, равнодушное, никакие эмоции не отражались на нем. После нескольких попыток я остановился, стал вглядываться в тускло светящуюся бледно-зеленым цветом ауру брата, заметил внутри нее тоненькую червоточину, через которую наша энергия рассеивалась в окружающем поле. Принялся накладывать на нее пластырь из сгустка своего поля, он также растворялся и бесследно исчезал. Я у же стал паниковать, что ничего у нас не выйдет, когда получил волну покоя от подруги, она привела меня в себя. Стал искать выход, наконец, пришла мысль использовать собственную материю из энергетики подопытного, стал закручивать спирали нитей, пронизывающих всю его ауру и только таким путем удалось закрыть канал утечки энергии.

Потом стало легче, первым же рывком вытянули Колю, вернее, его сознание в прекрасный мир ментала. Призрачное тело брата застыло в недоумение, для него открывшаяся картина представляется чудом, потом замечаем на бесплотном лице восхищение и счастливую улыбку ребенка, попавшего в мир доброй сказки. Мы держали его за руки, показывали невообразимую красоту созвездий и туманностей, причудливых сплетений разноцветных линий, перед нами проносились огоньки, играясь с нами, прозрачные птицы и бабочки плели хоровод, все вокруг вносило умиротворение и радость в страждущую душу. Мы оставались здесь долго, давая возможность Коле в полной мере насладиться красотой и упокоением восхитительного мира, только когда он устал, стал засыпать на наших руках, вынырнули обратно. На лице живого Николая расцвела улыбка, он тихо спал, наверное, все еще видел звезды и огни, сказка перешла в его сон, давая покой истерзанной душе.

Глава 7

Мы сидели за столом, родители слушали нас в тревожном внимании. Я рассказал, что у меня и Наташи пробудились экстрасенсорные способности, мы научились видеть неощутимый обычными чувствами мир вокруг каждого из нас, полный чудес и неизведанного. И вот сейчас показали его Коле, его закрытая страхами и неверием душа раскрылась целительной красоте, мир и радость вошли в него. Пусть ненадолго, пока спит, он позабыл о жестоком реальном мире, нанесенных ему обидах и унижениях, о сломленной гордости. Надо окружить его заботой и лаской, когда проснется, Коля сейчас как маленький ребенок, поверивший в сказку, и нельзя допустить нового разочарования. Наташа еще добавила, как жадно Коля внимал в том призрачном мире всему происходящему вокруг, тянулся к светлячкам и звездам, подставлял ладони бабочкам, его душа слилась с чарующей средой, растворилась в ней, все страхи рассеялись темным дымком.

Родители верили и не верили нам, слушали, затаив дыхание. Я видел в их глазах надежду, что вдруг все правда и Коля поправится, но убеждать их в благополучном исходе не стал. Надо, чтобы сам Николай поверил в себя, а до этого еще нескоро, мы сделали только первый шаг. Перед уходом напомнил, что больному, а брат, несмотря на заверения врачей, именно такой, нужно внимание, но сюсюкать не стоит, все же он взрослый, почувствует неестественность подобного отношения. Пообещал зайти к вечеру, когда Коля проснется, переговорю с ним, надо как-то закрепить положительную психологическую установку, ему ведь жить в реальной обстановке, постоянно опекать не можем. Мама обняла нас с Наташей, только сказала: — Спасибо, — и мы пошли к себе, сами радуясь своему первому успеху в новом, пока малоизведанном пути, который открыл нам полный тайн прекрасный мир.

Коля проснулся поздним вечером, уже стемнело. Я пришел раньше, ужинал с отцом, мама же отказалась, просто сидела с нами на кухне. Мы услышали, как завозился в своей комнате Николай, потом встал, включил свет, через минуту вышел к нам. Сразу привлекло внимание его лицо, все еще заспанное, но с совершенно новым выражением — недоумевающее, с несмелой улыбкой, в глаза блеск удивления, вместо привычного нам отчуждения и мрачности. Мама поторопилась встать и подойти к нему, спрашивая:

— Коленька, с тобой все хорошо, как себя чувствуешь?

Брат встал перед ней, огляделся, не отводя глаза при встрече с нашими, как обычно делал раньше, постоял задумчиво, как будто прислушивался к себе, а потом ответил:

— Да, мама, хорошо, — немного помолчав, повторил, — да, хорошо.

Мать засуетилась вокруг него, усадила за стол на свое место, налила ему супа, он приступил к ужину. Мы не стали отвлекать Колю, продолжили свои разговоры по работе и дому, после, когда он поел, я попросил поговорить со мною. Брат согласился без прошлого сопротивления, даже с готовностью, мы встали из-за стола, он вслед за мной поблагодарил маму за ужин, что ранее за ним не замечал, и мы прошли в его комнату. Он сел на койку, я на стуле перед ним, помолчали недолго, Коля не пытался начинать разговор первым. Спокойным негромким голосом завел свою речь:

— Коля, мы с Наташей провели с тобой сеанс психологической коррекции и релаксации. Сеанс прошел успешно, каких-то сбоев и нарушений не было. Ты помнишь о нем?

Немного подумав, Николай ответил: — Да, помню, — после моей просьбы рассказать, что он чувствовал, — продолжил:

— Я слышал, как вы звали меня, но не мог сдвинуться, пока ты сам не подлетел и стал что-то ворожить. Меня отпустило, а потом я полетел за вами куда-то, там увидел такое, даже не знаю, как сказать, но все вокруг было красиво. Мы гуляли долго, мне не хотелось уходить, а потом я заснул, просыпаюсь уже дома.

Слушаю его немудреный, но довольно точный рассказ, получается, что все время операции он был в полном сознании. Только оно по нашей с Наташей воле блуждало в ментальном слое, поле Николая слилось с нашим и подчинялось общим желаниям. А та червоточина, через которую уходила жизненная энергия, возможно, и есть тот червь, о котором говорила матери знахарка. Он действительно поглощал душевные силы Коли, вызвал психическое угнетение и подавленное состояние. Не желая того, я в какой-то мере провел хирургическую операцию, только в ментальном плане, надеюсь последствия не станут опасными для психики брата, напротив, помогут ему вернуться к обычной жизни. Пока внешне нормальный вид и заметное живое поведение Николая вроде подтверждают такое предположение.

Для профилактики возможного разочарования при общении с другими разъяснил ему, что сеанс временного действия, применили мы его для психологической встряски расстроенной личности. Теперь Коле надо самому справиться с возможными проблемами, которые естественно будут, в реальной жизни их не обойти. Если же произойдет что-то серьезное, что ему станет не под силу, то ни в коем случае не должен замыкаться в себе и идти на поводу других. Лучше обратиться ко мне, помогу как с психологической разгрузкой, так и с самими проблемами, у меня уже есть такой опыт. Рассказал брату о разборках со шпаной, преступным вожаком Резанным, а также недавнем конфликте с мажорами. Мою речь Коля слушал внимательно, согласился с предложением, а рассказ о моих прежних проблемах вызвал на его лице удивление и уважение, сам он в подобной ситуации вряд ли справился. С настроем моего участия в его заботах и помощи оставил брата, родителям сказал, что у Коли все в порядке и ушел к себе, внеся в их страдающие души хоть немножко покоя.

В последующем у Коли стало понемногу налаживаться, поначалу депрессии и прежние рецидивы повторялись часто, иногда он обращался ко мне, чаще я сам замечал по его виду неладное, когда навешал в цехе. Заводил его в бытовку, расспрашивал о случившемся, как настоящий психолог выяснял подноготную его состояния и проблем, чаще надуманных. Но были факты реального наезда на моего брата, разбирался с обидчиками, иногда добрым словом, если те оказывались более-менее вменяемыми, случалось и с мордобитием, особенно со шпаной. Обо мне еще помнили местные хулиганы, старались лишний раз не связываться, те же, кто не знал, получали от меня хорошего леща, я еще нагонял на них страха, влияя на их биополе, так постепенно отвадил приставать к Николаю.

Первый опыт лечения с использованием экстрасенсорных способностей, причем успешный, подвиг меня на более глубокое изучение тайн психики человека, чувствовал, что уже скоро мне понадобятся новые знания и умения. Набрал учебников по психиатрии, психотерапии и психологии, часть из библиотек, а больше купил в книжных магазинах, каждую свободную минуту брался за их изучение. Также экспериментировал своими способностями, варьировал параметрами поля, точками воздействий, можно сказать, на себе постигал науку владения собственным даром. Иногда звал Наташу, мы уже вдвоем открывали новые возможности ментальной вселенной, она тоже увлеклась, не хуже меня пыталась вникнуть в наш мир. Мы уже могли воздействовать через ауру на свой организм или друг друга, влиять на органы чувств. Я, например, слышал тихий шепот подруги из другой комнаты или читал текст книги на большом удалении.

Тем временем наступил март, пора готовиться к нашей с Наташей свадьбе, в начале апреля ей исполнится восемнадцать. За месяц вперед подали заявление в загс о бракосочетании, а потом вместе с родителями принялись готовить все необходимое, от свадебного костюма до самых мелочей. Во Дворце нам дали талон в салон новобрачных, в ближайшую субботу поехали туда, Наташа еще прихватила с собой подружку, Олю Митрофанову, они из одной группы. Та еще оторва, бойкая, за словом в карман не лезет, за спиной подруги строит мне глазки, ну я и не удержался, пару раз погладил ее в интересных местах, когда мы втроем ходили в кинотеатр. В салоне в первую очередь примерили и взяли золотые обручальные кольца, подобрали мне костюм, после женская часть нашей маленькой группы принялась за долгий процесс выбора всего нужного невесте. Я сел на кушетку в углу зала, не стал терять время, взялся за учебник по психическим заболеванием, время от времени поглядывая на подружек, озабоченно перебирающих разные атрибуты.

Кроме нас в салоне было еще несколько пар, тоже выбирали свадебные аксессуары. Я только мельком посмотрел на них, вновь стал читать учебник, а потом в сердце екнуло, посмотрел внимательно на одну пару, стоявшую у витрины с кольцами, вернее, на девушку. В голове как-будто сверкнула молния, я узнал прекрасную деву из своих снов. Правда, за последние месяцы даже не вспоминал о ней, других объектов женского пола хватало, а сейчас позабыл обо всем, смотрел только на девушку своей мечты. Она, наверное, почувствовала пристальный взгляд, недовольно повернула голову в мою сторону, а через мгновение застыла, также смотрела на меня. Со своего угла видел ее побледневшее лицо, она пошатнулась, ее спутник, коренастый парень среднего роста лет двадцати пяти, поддержал ее, о чем-то обеспокоенно спросил. Я напряг слух и прислушался к ним:

— ... тобой, Алена, тебе плохо?

— Нет, все в порядке, Леша, сейчас пройдет.

— Давай я отвезу тебя домой, приедем сюда как-нибудь в следующий раз.

— Не нужно, Леша, со мной все в порядке. Давай посмотрим вот те кольца, с камешками.

Я слушал, но мысли в голове не давали сосредоточиться. Знал, что терять ее нельзя, но что делать дальше, совершенно не представлял. Лихорадочно вырвал из тетради листочек, написал дрожащей рукой свои имя и фамилию, университет и группу, сложил несколько раз. Встал и подошел вплотную к девушке, сунул записку под ее руку, лежащую на стекле витрины, сам вернулся на прежнее место. Сердце стучало как суматошное, даже дышал с перебоями, с трудом взял себя под контроль. Видел, как девушка взяла в кулак мою записку, а потом незаметно вложила в свою сумочку, вскоре, выбрав кольца, пара ушла из салона. Я еще долго сидел на кушетке, ничего не видя, думал о девушке, себе и Наташе, не мог даже близко решить, как же мне жить теперь.

Я не помнил, как вышли из салона, доехали к дому, все делал на автомате, что-то отвечал, куда-то шел. Только дома отошел от захвативших меня мыслей, уже осмысленно говорил с Наташей, ее родителями, оценивал покупки невесты. Она, увлеченная своей ролью, не обратила особого внимания на мое странное поведение, тормошила меня, привлекала внимание к каким-то предметам. После, утомленная сегодняшними делами, после непродолжительной постельных забав, уснула, я же лежал рядом, перед глазами красивое лицо Алены, я уже мысленно так называл свою избранницу из сна, вожделенное тело, до которого хотелось дотронуться и ласкать, даже почувствовал в своих руках ее нежную плоть. Не заметил, как заснул, во сне ко мне пришла Алена, я обнимал и целовал ее, она отвечала мне легкими прикосновениями губ, а потом овладел ею, наслаждение, охватившее меня, было ни с чем не сравнимо, я готов был умереть в этом сладостном море неги.

Ничего не стал менять в наших отношениях с Наташей, все между нами шло своим чередом. Готовились к свадьбе, пригласили гостей, среди них своих сокурсников, заказали кафе, музыкантов, хватило еще много других забот, мысли об Алене постепенно ушли на второй план. Не то что я позабыл о ней, но уже думал спокойней, как о светлой мечте, прошедшей стороной, с мягкой грустью и сожалением, слишком поздно мы встретились. За неделю до свадьбы она пришла ко мне в университет к концу занятий, ждала меня у выхода из корпуса. Я не заметил ее, торопился на работу, только когда услышал ее мягкий голос, позвавший меня, обернулся, при свете солнца, падающего мне в глаза, она казалась той же, что и во сне — прозрачной, невесомой как волшебный мираж.

Я подошел к ней, взял ее руки в свои, мы смотрели друг другу в глаза, позабыв об окружающих нас людях. Алена первая прервала наше забвение, сказала своим чарующим голосом:

— Сережа, поедем ко мне, ты не против?

Я только кивнул головой, она повела меня за собой, так и не отпустив мою руку. Мы подошли к стоявшей на университетской стоянке роскошной иномарке, сработал замок, девушка пригласила сесть, сама устроилась на водительском сиденье. В дороге мы молчали, я только смотрел на нее, любуясь ее профилем, пролетающие мимо дома оставались вне моего внимания, я даже не запомнил, куда же мы ехали. Правда, путь пролетел быстро, уже через четверть часа приехали и встали во дворе многоэтажного дома. Мы вышли из машины, вошли в ближайший подъезд, поднялись на лифте на двенадцатый этаж. Ее квартира оказалась небольшой, двухкомнатной, Алена пригласила меня в зал, сама отправилась на кухню. Я оглядывал комнату, обстановку в ней, мне понравилось, все аккуратно и ухоженно. Добротная и удобная мебель, большое, на всю стену окно, занавешенное красивыми шторами, высокие потолки, стены обиты бежевыми шелковыми обоями. Уютная, располагающая к приятному отдыху атмосфера, я чувствовал себя как в родном гнезде.

Алена прикатила на столике легкий полдник из рыбных блюд, бутылку сухого вина с бокалами, попросила ее открыть, штопор лежал на столике рядом. Пока она накрывала стол, я открыл вино, разлил в хрустальные бокалы, после моего краткого тоста: — За встречу, — пригубили довольно приятный на вкус напиток, я еще обратил внимание на название — Каберне, марочное вино, ценимое любителями сухих вин. Правда, я себя к ним не отношу, из спиртного предпочитаю хорошую водку, но и от приличного вина не отказываюсь. Только после первого глотка и закуски мидиями мы начали свой разговор, по сути знакомство. Первым, как подобает кавалеру, приступил к исповеди я. Немного рассказал о родителях, учебе в школе и университете, о своей работе. А потом признался, что увидел ее во сне, но не мечтал встретить наяву, и как был поражен, когда заметил девушку в салоне. Сказал и о Наташе, что совсем скоро у нас будет свадьба.

Продолжила рассказ Алена. Об отце только упомянула, что он важный чин в министерстве электронной промышленности, начальник главка. Мать врач-педиатр, работает в детской клинике. Детей трое, она младшая, старшие, брат и сестра, уже самостоятельные, живут своими семьями. Сама Алена учится на третьем курсе института экономики, будущий плановик. Живет в своей квартире, родители подарили, как и автомобиль, в личной жизни ожидаются перемены, обручена с молодым ученым из ведомственного НИИ промышленного машиностроения, его я видел в салоне. О свадьбе пока у них речь не идет, собираются после окончания Аленой своего института. Меня она также увидела во сне, примерно в то же время, что и я, но связывать судьбу с неизвестно кем не собиралась, пока не встретилась со мной в салоне. С того дня потеряла покой, сопротивлялась наваждению до сих пор, а сегодня не выдержала, поехала сама ко мне.

Помолчав немного, задала вопрос, мучивший меня самого:

— Что же нам делать, Сережа, как дальше теперь жить?

После добавила:

— Но знаю, что без тебя уже не смогу.

Отвечаю искренне:

— Не знаю, Алена, только оставить Наташу не могу. Я думал много о нас с того дня, но так и не нашел выхода. Видно судьба посмеялась над нами, привязала нас только на мучение. Скажу откровенно, у меня есть женщины, кроме Наташи, но с ними такой выбор не стоит, душою с ними не завязан, как с тобой. Сделать тебя одной из них мне невозможно, разорву душу надвое, но и уйти мне также трудно.

— Пусть так, Сережа, — решительно встала Алена, — пока ты со мной, ты только мой, ни на что не посмотрю, а дальше как судьба подскажет. Иди ко мне, я хочу тебя, до последней капельки! Возьми меня, терзай, только не гони!

Я встал, подошел к Алене и обнял ее, мы так и стояли, прижавшись друг к другу. Не знаю, сколько времени прошло, бесконечная нежность охватила нас, я держал в руках свою мечту и лелеял ее. Никаких иных мыслей у меня не осталось, даже вожделение, вспыхнувшее вначале, растворилось в сладости прикосновения к самому дорогому существу. Казалось, светлое чувство, озарившее мою душу, невозможно опорочить каким-либо не благим помыслом, такого я еще ни к кому не испытывал. Мягко, легким прикосновением, поцеловал Алену, она закрыв глаза, с видимым на лице блаженством ответила мне, мы застыли в поцелуе. Наше дыхание выровнялось в унисон друг другу, даже сердца забились в лад, как в едином организме. Я поднял девушку на руки и понес в другую комнату, положил на широкую постель, сам примостился рядом, так и лежали, в полном слиянии душ и тел.

Через долгое время Алена оторвалась от моих губ, расстегнула рубашку, принялась целовать мою грудь. Я лег на спину, только смотрел в чудесные голубые глаза любимой, отдавшись полностью ее воле. Она сама раздела меня, стала покрывать поцелуями все мое тело до кончиков пальцев, а потом ласкать губами мой воспрянувший орган. Он долго не выдержал, исторг фонтаном живительную влагу. Алена приняла в себя семя до последней капельки, продолжила ласки опавшего корня. Когда тот восстал, быстро сняла с себя одежду, присела на меня, обхватив мягкими бедрами, и приняла в себя отвердевшее копье, нанизывалась до самого основания. Я чувствовал ее нежную плоть, воспринимал через свой инструмент каждую клеточку возлюбленной, сам передавал наслаждение и восторг, всю эйфорию охвативших меня эмоций.

Наше воссоединение продолжалось много часов, мы потеряли счет волнам безудержного экстаза, Алена билась в оргазме, а потом вновь продолжала мучительно сладкое соитие. Я вернулся домой глубокой ночью, все еще переживая счастье обладания самым дорогим, что у меня есть. Наташа почувствовала перемену во мне, легкая тень легла на ее милое лицо, но ничем себя более не выдала, окружила меня заботой и теплотой. Только когда мы легли спать, заплакала, прижавшись к моей груди. Я обнял подругу, стал покрывать поцелуями мокрые от слез глаза, ласкать ее тело, пока желание не охватило нас обоих. Всю нежность и радость, которую я испытывал к Алене, перенес на другую, также бесконечно мне дорогую девушку, любовь к ним каким-то странным образом сплелась в моем сердце, я уже не мог без них обеих.

Так у нас и повелось, днем после занятий отправлялся к Алене, проводил у нее несколько часов, от нее на работу, поздней ночью возвращался домой. Даже с Катей пришлось встречаться гораздо реже, мы возмещали скоротечными ласками между парами у меня в лаборантской, иногда увлекались, опаздывали на занятия под понятливые ухмылки ребят и завистливые вздохи девчат. Алена отказала своему жениху, заявила мне, что никто другой ей не нужен, останется со мной до последнего дня, последует хоть на край света. Отверженный жених долго преследовал девушку, следил за ней, а когда застал меня выходящим из ее квартиры, попытался отвадить от бывшей невесты. Обошлось без драки, поговорили по-мужски, сумел донести до Алексея, что он Алене не нужен, больше он нам не досаждал.

Настал волнующий день свадьбы, финал многих хлопот, выпавшим не сколько виновникам, а сколько родным, как моим, так и Наташиным. С самого утра невеста с мамой отправились в парикмахерскую творить чудо красоты, я с друзьями в доме своих родителей принялся наряжать свадебные машины. Выезжать будем отсюда, в доме Наташи придется ее выкупать, мы уже прорепетировали эту процедуру. Дружкой у меня Вася Калинин, скромный и добродушный парень, умница, золотой медалист. Мы сдружились едва ли не с первого моего дня в новой группе, сошлись по складу характера и увлечениям. Мне еще помогают Леня Пантелеев и Юра Плотницкий, обещался подъехать Серж, его машина тоже будет в кортеже, он еще взял на себя видеосъемку всех церемоний.

В двенадцать у нас все было готово, вместе с родителями и братом отправились к Наташе. Нас ожидали закрытые ворота, а перед ними строй Наташиных подружек. Пришлось "брать крепость" подарками и прибаутками, прошли такой же заслон у входа в дом, а затем у дверей нашей комнаты. Я трудился больше других, отвечал на загадки, хорошо еще, что знал на них ответы, Наташа пожалела, подсказала секреты подружек. Еще пел, станцевал, друзьям тоже досталось от озорных девчат. Наконец допустили к невесте в нарядном уборе под фатой, вручил ей большой букет из белых роз. Под руку с Наташей встал перед родителями, они, сами волнуясь, благословили нас, затем мы длинной кавалькадой отправились во Дворец бракосочетаний.

Здесь нас отправили в комнату ожидания, кроме нас еще были две пары. Где-то через полчаса пригласили в зал, работница загса произнесла речь, которую все слушали внимательно, а потом спросила о согласии вступить в законный брак и дала нам подписать журнал. Подписался сам, а потом поддерживал волнующуюся Наташу, в прямом смысле, не только руки, но и ее саму била дрожь. После вызвали свидетелей, от Наташи хорошо знакомая мне подружка, Оля Митрофанова, все таки я раз с ней согрешил. Мы принародно обменялись кольцами, поцеловались, Наташа даже смутилась, благо, что под фатой незаметно. Вот так произошло значимое для нас событие, мы стали мужем и женой, новой семьей, с одной на двоих судьбой, его символом стал переданный нам документ о заключении брака. Все родные, друзья и подружки обступили, каждый стал поздравлять, тут нас поторопили освободить зал.

Уже из Дворца молодые отправились с нами по достопримечательным местам, а старшие поехали к себе, будут ждать на свадебном вечере. В Парке Победы в этот погожий апрельский день было многолюдно, особенно у Вечного огня. Прошло несколько десятилетий после Отечественной войны, но благодарная людская память отдавала дань миллионам погибших, защитившим когда-то нашу свободу и жизнь. Каждый день к мемориалу шли люди, цветы у огня лежали и зимой и летом. В прошлой жизни здесь стоял почетный караул пионеров, сейчас такого нет, у меня защемило сердце, когда стоял с Наташей перед постаментом, возложив цветы к звезде с рвущимся из центра огнем. Уходит что-то светлое, чистое, что же будет в том прекрасном далеком, о котором мы пели в детстве. Сбросил с себя грустные мысли, сжал в ладони руку жены и мы отправились обратно к своим машинам.

Мы еще побывали в центральном парке отдыха, нас без очереди пропустили на аттракционы, как дети катались на карусели, веселых и американских горках, визгу и смеху от девчат было предостаточно. Оттуда заехали на новый спортивный комплекс, попрыгали прямо в свадебном наряде на батуте, в кегельбане катали шары, постреляли в тире из настоящей винтовки, только меньшего калибра, на авто тренажерах проходили запутанные трассы. Еще наведались в зоопарк, смотрели мишек и мартышек, грозных львов и тигров, кормили грациозных оленей и разноцветных птиц. Уже под вечер, немного устав от развлечений, отправились в заказанное кафе, на свадебный банкет, время уже подходило к назначенному гостям часу.

Гости встречали нас у входа, выстроили почетный коридор, в банкетном зале нас ждали родители, с хлебом-солью на рушнике. Мы отломили по кусочку, посыпали чуть соли и угостили друг друга. После родители поздравили нас с бракосочетанием, благословили на долгую и счастливую семейную жизнь, мы поклонились им низко, а затем прошли за свой стол. Гости расселись по столам, начался пир, с тостами, поздравлениями, подарками. Мы с Наташей почти не кушали, больше слушали других, благодарно отвечали на пожелания, пели с гостями, вместе с ними выступали в конкурсах и танцах. Первым был наш свадебный вальс, мы кружились одни по всему залу. Она, уже без фаты, смотрела на меня неотрывно счастливыми глазами, а я вел ее бережно, почти на весу, как хрустальную чашу, нежность к любимой переполняла меня.

Вечер проходил интересно, гости не скучали. Играла живая музыка, тамада искусно поддерживал хорошее настроение, устраивал соревнования, конкурсы, развлекал играми, выступлениями артистов, сам неплохо показывал фокусы и сценки. Да и гости оказались заводные, пели, танцевали, живо участвовали в устраиваемых представлениях. Мы с Наташей пригласили однокурсников, ее и мою группы, они задавали тон в развлечениях. Но и старшее поколение не сплоховало, среди них самодеятельных артистов тоже хватило. А уж пели задушевные песни так, что молодые только слушали и аплодировали. И мне с Наташей и гостям вечер понравился, все постарались для общего удовольствия. В конце свадебного вечера Наташа по традиции не глядя, через спину, бросила подаренный мной букет своим подругам, счастливица, поймав его, не постеснялась на весь зал высказать свою радость: — Теперь я стану невестой!

После, уже дома, в своей комнате, я бережно снял с жены свадебное платье, уложил ее в постель, а потом нежно, как в первый раз, ласкал желанное тело, покрывал поцелуями, а Наташа только стонала, отдавшись переполнявшей нас радости и блаженству, чувству общности нашей судьбы. Теперь мы одна семья, происшедшее сочетание не только в каких-то документах, но и на небесах, мы дали клятву беречь и заботиться друг о друге. Оба знаем, что у нас могут быть какие-то трудности и беды, но вместе их обязательно преодолеем, счастье непременно будет с нами, ведь оно в наших возможностях, только надо любить и не жалеть добрых слов. С такими мыслями и думами мы отдались друг другу, а потом уснули в ожидании лучшего и прекрасного будущего.

Глава 8

На следующий день к нам пришли мои родители. Вместе сели за столом, вспомнили добром вчерашний праздник, а потом отец, переглянувшись с матерью, сказал, обращаясь ко мне с Наташей:

— Сережа, Наташа, вы теперь семья, думаю, вам лучше будет жить своим домом, без родителей.

Мы переглянулись, о такой перемене с нами никто не говорил. Отец продолжил:

— Мы подумали, обсудили меж собой и решили купить в складчину вам дом. Здесь неподалеку продается небольшой домик, но с хорошим участком, со временем можно перестроить его побольше. Да и цена небольшая, нам по силу. Как, молодые, пойдете жить отдельно?

Мы еще раз переглянулись с Наташей, она довольно кивнула головой, я ответил за двоих:

— Пойдем. И спасибо вам, мы даже не ожидали так скоро.

— Тогда тянуть не будем, собирайтесь и пойдем смотреть. Понравится, будем брать.

Мы выскочили из-за стола, собрали нужные вещи, тут же вернулись к собирающимся выходить родителям. Так все вместе и отправились на смотрины нашего будущего гнездышка. Дом нам понравился сразу, аккуратный , ухоженный, двор просторный, с огородом, все вокруг чисто. Нас встретила хозяйка, пожилая женщина лет шестидесяти, отец с матерью, родители Наташи поздоровались с нею, мы за ними. Она ответила всем, а потом спросила:

— Ну, что, добрые люди, надумали брать?

— Да вот, Семеновна, привели своих детей, им тут жить, — ответил отец. — Пусть посмотрят, придется им по нраву, будем брать.

— Нехай смотрят, мне скрывать нечего. Не уезжала бы, так вовсе не стала продавать. Да сын зовет, за хозяйством и детьми приглядеть просит, вот и еду.

Мы с Наташей обошли дом снаружи, затем внутри, в нем две светлые комнаты, небольшая кухня, чулан и веранда. Прошлись еще по двору, заглянули в сараи, дровяник, нас все устроило, жена даже высказалась:

— Ой, Сережа, я уже хочу жить в этом домике!

После нашего ответа, что нам здесь понравилось, родители с хозяйкой принялись обсуждать конкретные вопросы с продажей, мы же стояли во дворе, любуясь усадьбой. Через неделю хозяйка освободила дом, оставила почти всю мебель, старую, но еще добротную, еще многое по мелочам. В ближайшие выходные перенесли все свои вещи, родители нам еще отдали как приданное постельные принадлежности, посуду и другую необходимую молодой семье утварь, мы зажили своим домом. И мне и Наташе собственная самостоятельная жизнь вызвала много радостных эмоций, вроде родители Наташи нас лишний раз не одергивали, но все же приходилось как-то подстраиваться под заведенные ими порядки. Теперь что хотим, то и делаем, никого не стесняясь, все в наших руках.

В усадьбе работ и забот предостаточно. Перекопал огород, перебрал в сараях старые вещи, многое выбросил. В доме тоже наводили порядок, но тут больше Наташа распоряжалась, что оставить, а что еще пригодится. Почистил печь и дымоходы, отопление в доме углем и дровами, газ еще не подвели, как и воду, носим из колонки на улице. Побелили потолки и стены, покрасили полы, окна, навесили гардины с новыми шторами, в доме стало краше и уютнее. В мае в огороде посадили рассаду овощей, перед домом разбили цветник, переделали еще многое, почти не сидели сложа руки. Нас родители нахваливали, когда приходили в гости, особенно молодую хозяйку. Действительно, Наташа горела домашними заботами, все что-то перекладывала, чистила и мыла, хлопотала без устали. Я занимался хозяйством в выходные дни, в будние было некогда, уходил рано утром, возвращался уже ночью после работы. Вскоре наш дом стал как картинка, всем гостям нравилось у нас, да и самим приятно смотреть на созданную своими руками красоту.

В университете у меня шло своим чередом, успевал заниматься по учебным заданиям и с договорной тематикой. Мне еще помогали с расчетами и составлением программ Вася и Серж, они сами заинтересовались моей работой а потом предложили свою помощь. В комбинате я тоже справлялся, на моем счету почти десяток проектов, большую часть приняли и запустили в производство. Так и крутился с утра до ночи, успевая еще заглядывать к Алене, иногда к Кате. Такой суматошный режим вначале напрягал, все на цейтноте, времени не хватало, а потом втянулся, точно рассчитывал свои планы, вовремя сдавал задания и проекты, меня уже не раз поощряли, как на кафедре, так и в комбинате. Выданные мне суммы отдавал Наташе, а она решала, на что их потратить. Мы постепенно обновляли обстановку в доме, от телевизора и холодильника до книг и красивых сувениров.

Подошел к концу первый курс, с зачетами, контрольными, коллоквиумами и тысячами, за ними экзамены. Прошел их успешно, без хвостов и замечаний, по всем предметам на отлично. У Наташи тоже нормально, сдала большей частью отлично, отметили в своей маленькой семье такое событие. Стали планировать мой первый отпуск, разбирали варианты от туристических походов до вылазки дикарями на природу. Правда, из-за собственного хозяйства надолго нам отлучаться нельзя, но на неделю-другую возможно. Остановились на отдыхе в турбазе у озера Сенеж, сравнительно недалеко, а место примечательное, красивый лес, чистая вода, хорошая рыбалка, да и цена небольшая. Съездил в агентство, купил две путевки на десять дней, а потом стали готовиться к поездке. Взяли одежду для отдыха на природе, кое-что из походного инвентаря, хотя мне сказали, в базе все нужное есть, можно взять в прокат.

Оформил на работе свой первый трудовой отпуск, получил расчет, а потом поехал к Алене, надо ей сказать, что меня не будет в городе почти две недели. Весть она приняла спокойно, только спросила, куда я уеду, а после решительно заявила, что отправится тоже с нами, одна здесь не останется. Ее слова ошеломили меня, минуту не мог ничего сказать путного. Я с первого дня нашей близкой связи заметил быстрый ум и реакцию девушки, она не сомневалась долго, как чаще происходило с большинством знакомых мне представительниц прекрасного пола, почти мгновенно принимала решение, очень редко меняла его, а потом целеустремленно выполняла. Так она разорвала отношения со своим женихом, выстроила их со мной. Если я опаздывал на встречу с ней или не мог прийти, то обязательно должен был предупредить, а причина настолько уважительной, чтобы смогла оправдать в глазах щепетильной девушки.

Переубедить ее в чем-то трудно, если убеждена в своей правоте, вот и сейчас я даже не пытался отговорить Алену, лихорадочно продумывал варианты своих действий и их последствия. А потом мысленно махнул рукой, когда-то это должно было случиться, две любимые девушки все рано встретятся. Только мне надо хорошо обдумать с их первой встречей и знакомством, чтобы не оказаться меж двух огней, а найти с ними компромиссный выход. Разделить любовь, потерять одну из них для меня невозможно, от одной мысли о таком исходе защемило сердце. Высказал вслух свое согласие, Алена тут же предложила съездить за путевкой для нее, а затем быстро собралась и отправилась со мной. Нам повезло, в агентстве еще оставались места на этот заезд, выкупили путевку. Алена заплатила сама, об этом предупредила сразу, а потом ездили по магазинам, брали вещи для девушки. Дома примерила обнову, покрасовалась в ней передо мной, я, конечно, достойно, со всем усердием оценил ее вкус.

К вечеру, когда вернулся домой, уже принял решение рассказать Наташе об Алене, скрывать от нее вторую половину своей любви дальше не стану. Жена, наверное, почувствовала особый мой настрой, встретила заботой, захлопотала вокруг меня, усадила ужинать, сама присела рядом и прижалась к моему плечу. Благодарность и нежность к любимой едва не перевесили мою решимость, но все же переборол душевную слабость, после ужина по возможности спокойным тоном начал столь волнующий и важный для нас всех разговор:

— Наташа, я люблю тебя и никогда не оставлю. Мне трудно говорить о таком, но в моей жизни появилась девушка, которая мне также дорога. Вы обе заняли мое сердце, я не могу разорвать его и отдать кому-то одной. Прошу, пойми меня, вы нужны мне, и ты, и Алена. Можешь ли ты принять меня таким, непутевым, но любящим, простишь ли, от того зависит мое счастье, я же хочу, чтобы ты была в нем всю нашу жизнь.

Наташа смотрела на меня невидящими глазами, из них текли слезы, скатывались по щеке, а она их не вытирала, сидела молча в оцепенении. Видно по лицу, всей поникшей фигуре, что ей невыносимо больно. Может лучше стало бы, и ей и мне, если она закричала, даже ударила меня, а она молчала, рвя свое и мое сердца. Я не выдержал, схватил ее в охапку и прижал к себе баюкая, как маленькую девочку, чувствую, как у самого полились слезы, душа плакала и стенала, как же смел я обидеть ту, кто отдал себя без остатка ради нашей любви. Вот так мы плакали вдвоем, прижавшись к друг другу, слезы смывали обиду, облегчали наши души. Через бесконечное время Наташа улыбнулась сквозь слезы, стала ладошкой вытирать мои, проговорила сочувственно:

— Сережа, ты плачешь!

А потом добавила: — Сережа, я не хочу, чтобы ты страдал. Если тебе нужно, не можешь без нее, то не буду мешать, ради тебя я на все пойду и вытерплю. Только люби меня и не бросай, без тебя я не могу жить!

Я только крепче прижал ее, стал целовать заплаканные глаза, губы, все лицо, безграничная нежность к жене за ее самоотверженную любовь захватила меня. Я не стал говорить слова благодарности, мое сердце само ответило любимой. Мы сидели, обнявшись, только смотрели в глаза друг другу, читая в них свои мысли и желания.

На следующее утро за завтраком Наташа сказала мне:

— Сережа, приводи Алену к нам. Познакомлюсь, может и сдружимся, если обе любим тебя.

Я благодарно кивнул жене, после мы вместе поработали во дворе и на огороде, а затем отправился к Алене. Рассказал о вчерашнем нашем разговоре с Наташей, передал ее слова. Девушка задумалась, покачала головой, высказалась эмоционально: — На что мы, бабы, не идем, если любим!

После уже обратилась ко мне: — Хорошо, Сережа, идем, прямо сейчас. Я тоже хочу познакомиться с твоей женой и постараюсь подружиться.

В доме у нас в первый момент, когда я познакомил их, они смотрели настороженно друг друга, с заметным усилием улыбаясь друг другу, после за столом разговорились по затронутым мною темам, представляющим им обеим интерес. В какой-то момент переглянулись между собой, а потом Алена мне прямо заявила: — Сережа, мы сейчас с Наташей обсудим наши женские дела. Пожалуйста, ты посиди еще здесь, а мы пойдем в другую комнату.

Смотрю на Наташу, та кивнула мне. Согласно отвечаю им обоим: — Хорошо, идите. Только косы друг другу не вырывайте!

Мои подруги улыбнулись, а затем удалились в нашу спальню. Их долго не было, я уже стал переживать, все ли у них сладилось, вдруг моя шутка стала реальной. Дважды выходил во двор, нервничая, пытался там что перебрать, потом вновь возвращался, прислушивался к звукам из спальни, все тихо, криков или разговора на повышенной ноте не слышно. Вышли они только через час, улыбаясь между собой уже без натяжки, потом Алена попрощалась, я проводил ее домой. Провел здесь несколько часов, после она сама сказала: — Сережа, иди к Наташе, она ждет тебя.

Я не расспрашивал девушку, о чем говорили и к чему пришли, это их женское право, держать свои секреты, но и без того понятно, они нашли приемлемое решение, и это меня радовало, обошлось без конфликтов и раздоров. Оставшуюся до выезда неделю вместе гуляли, ходили в кино и на концерт во Дворце, раз побывали в гостях у Алены. Девушки действительно старались подружиться, несмотря на разницу в характерах, искали общие интересы, другие точки контакта. Они часто общались между собой, оживленно разговаривали, шушукались о чем-то.

Старался не навязываться им в компанию, если они не звали меня, дал им возможность привыкнуть друг к другу. А когда мы поехали на автобусе турбазы к озеру, они почти всю дорогу провели рядышком, как давние подружки. Что-то обсуждали, показывали разные поделки, вместе выходили на остановках и шли куда-то, оставив меня ждать их. Ведущей в их паре, как и ожидалось, оказалась Алена, более активная и изобретательная на всякие выдумки, но Наташе с ней было интересно, охотно шла навстречу предложениям старшей по возрасту девушки. Видно, что они уже освоились между собой, общение им не в тягость, разрываться между ними мне не грозит.

Перед самым озером въехали в не очень густой лес, больше из елей и сосен, чуть поменьше берез, ярким цветом бросаются в глаза рябина и черемуха. После городского смога и летней жары особенно заметным, даже осязаемым, чувствуешь прохладный и чистый воздух с запахом хвои, дышишь им полной грудью, набираясь живительной силы леса. Открывшееся сразу за расступившимися деревьями озеро отсвечивало на солнце бликами, поверхность его была ровной, как зеркало, без волн и гребешков. Автобус подъехал почти к самому берегу, здесь стояли несколько коттеджей и двухэтажное здание основного корпуса.

Все пассажиры, почти полностью занявшие места в транспорте, заторопились на выход, мы тоже. На ресепшене нас приняла администратор, молодая женщина лет тридцати, образовавшуюся очередь обслуживала быстро, уже через десять минут мы с ключами направились к предоставленному нам коттеджу на троих гостей с двумя комнатами. Домик нам понравился, небольшой, уютный, аккуратная мебель, чистая постель, есть еще душевая кабина и туалет. В комнате побольше телевизор и холодильник, тут же включили их, все работает. Мы с Наташей заняли эту комнату, Алена не чинясь устроилась во второй. Девушки принялись раскладывать вещи по шкафам и тумбочкам, после переоделись в купальники и мы пошли на песчаный пляж неподалеку от нашего коттеджа.

В этот послеобеденный час людей на пляже оказалось немного, кроме нас две семьи с детьми и компания из трех парней и двух девушек немного постарше нас. Вода прозрачная, дно просвечивается через нее на большой глубине. Потрогал ее, довольно прохладная, сейчас, в конце июня, она еще не прогрелась, но купаться все же можно. Позвал своих девушек, они несмело последовали за мной, ойкая и вскрикивая: — Вода холодная!

Сам окунулся с головой, начальный озноб сменился приятной после жаркой дороги прохладой, поплавал минуту и повернул к девушкам, все еще стоящим по пояс в воде. Строгим голосом предупреждаю их: — Буду считать! Кто из вас до трех не окунется, того уведу к подводному хозяину, ему юные девицы придутся по вкусу!

Первой решилась, как ни странно, Наташа, с визгом нырком ушла в воду, тут же выскочила, а после поплыла ко мне. Добравшись, ухватилась за мои плечи, а потом повернулась к новоиспеченной подруге: — Алена, плыви к нам! Вода не такая холодная.

Алена последовала примеру, окунулась с ойканием, потом забарахталась руками-ногами, плавала не очень хорошо, я поймал и притянул к себе, так они и держались за мои плечи, не доставая ногами дна. Мы купались долго, пока девушки не замерзли, потом лежали на песке, греясь на солнышке. Мы расслабились на жаре, как вдруг услышали крики, тут же вскочили, суматошно оглядываясь. Кричала женщина из семейной группы неподалеку от нас: — Вова! Где Вова! Спасите его!

Ее муж уже бросился в воду и изо всех сил плыл к тому месту, где купались дети. Сейчас они стояли на берегу, показывали рукой дальше и кричали: — Вова уплыл туда!

Вслед за отцом мальчика поспешили на помощь ребята, все трое, они ныряли, выскакивали наверх, набирались воздуха и вновь уходили на глубину. Через несколько минут один из них нашел мальчика, всплыл наверх, вся группа дружно, поддерживая утонувшего, направилась к берегу. Едва выйдя на берег, ребята принялись за откачивание, перегнув мальчика через колено. Изо рта хлынула вода, когда она перестала идти, на расстеленном полотенце один из ребят приступили к массажу сердца, другой делал искусственное дыхание. Шли минуты, но мальчик не приходил в себя, его безжизненное тело не реагировало на потуги спасающих. Те сдались, молча отошли в сторону. Мать ребенка, тревожно ожидавшая исхода реанимационных действий, закричала во весь голос, упала на колени к сыну и обняла его.

Я решился, тронул Наташа за руку, шепнул ей: — Постараюсь помочь. Это будет опасно, будешь держать меня на якоре.

Жена кивнула мне, подошла к плачущей матери и сказала, тронув ту за плечо:

— Мы с мужем постараемся помочь вашему сыну. Пустите нас.

Женщина оглянулась, не понимая, что мы хотим от нее, потом все же отодвинулась. Мы сели по обе стороны мальчика, взяли его за руки и ушли в ментал. По светящемуся следу ауры дошли до самой границы энергетического поля, дальше уже мир теней, где я когда-то оказался при первом погружении и едва не остался навечно. Сейчас иду на преднамеренный риск, душа ребенка ушла за грань, попытаюсь перевести ее обратно. Наташа осталась на светлой стороне, связанная со мной неразрывной нитью, я же с усилием продавливаю невидимую стену и прохожу в глубь серого мрака.

Едва заметной точкой вижу уходящую вдаль ауру, с трудом ускоряюсь в вяжущей среде и наконец настигаю почти погаснувшую душу. Обволакиваю ее своим полем, вдыхаю свою жизнь, а потом разворачиваюсь в сторону света. Меня с дрожащим грузом тянет обратно, иду медленно, шаг за шагом, напрягая все силы. Светящая нить от Наташи не дает заблудиться в непроглядной тьме, по ней же она передает свою энергию. Через бесконечное время возвращаюсь через грань, без сил падаю в светящемся тумане, Наташа накрывает меня и спасенного мальчика своим полем. Чуть отдохув, мы тут же выходим в реал, надо вернуть душу мальчика, пока в организме не наступили необратимые процессы.

Вставшие вокруг люди с напряженным вниманием следят за нами, мать ребенка все еще плачет, не понимая, что мы делаем с ним. Через долгую минуту мальчик задышал, его веки дрогнули, он открыл глаза, смотря вокруг удивленным взглядом, а потом тихо спросил: — Мама, где ты? Что со мной?

Та орлицей бросилась к своему птенцу, стала целовать и обнимать, приговаривая: — Теперь все хорошо, Вова. Не бойся, я рядом, никуда от тебя не уйду!

А потом подняла голову, сказала нам: — Спасибо, — и снова заплакала, продолжая обнимать сына.

Мы встали на ноги, под удивленные взгляды окружающих и слова благодарности отца мальчика отошли к своему месту и упали на песок, сил у нас почти не осталось. Алена не стала расспрашивать, только молча смотрела на нас своими удивленными глазами, мы не говорили ей о своих особых способностях. На пляже не стали задерживаться, полученного стресса нам хватило, после небольшого отдыха вернулись в коттедж. Алена приготовила нам чай, поели привезенные с собой продукты и легли спать, сил и жизненной энергии потратили немерено.

Вечером, после ужина, к нам пришли родители пострадавшего мальчика, еще раз поблагодарили за его спасение, записали наш адрес, сказали, что обязательно навестят в городе. А потом отец, Валерий Николаевич, как он назвал себя, спросил, что случилось с ребенком, и как мы спасли его. Кратко, без особых подробностей, объяснили, что душа ребенка покинула тело и ушла в мир мертвых. Нам же удалось найти ее и вернуть, есть у нас некоторые экстрасенсорные способности. Спросил о состоянии мальчика, его мать, Валентина Сергеевна, ответила:

— Вова лежит и молчит, почти не отзывается. Наверное, перепугался.

Я предложил обеспокоенной матери:

— Давайте мы посмотрим его, возможно, у него стресс после увиденного в том состоянии.

После согласия родителей, благодарно принявших предложение, мы с Наташей пошли за родителями мальчика в их коттедж, он у них такой же, как и у нас. Кроме Вовы в комнате еще его брат, немного постарше, но он нам не помешал, отошел к родителям. Подопечный узнал нас, слабо улыбнулся, смотрел ожидающими чуда глазами. Я в ментальном поле проверил ауру мальчика, она еще не восстановилась после выпавшего ему испытания, светилась бледно-голубым цветом. Сказал мальчику: — Вова, хочешь с нами посмотреть сказку, где все красиво и светло?

Он тут же кивнул головой, мы с Наташей опять взяли ребенка за руки, потянули с собой в ментал. Чистая душа легко перенеслась в призрачный мир, мы вели ее по радуге цветов, морю света, между туманностями и созвездиями. Птицы и бабочки, летящие огоньки кружились вокруг нас, детская душа открылась им всеми фибрами, без остатка, мальчик плел с ними свой танец-игру. Мы радовались с ним, он звал нас в небеса вместе с птицами, мы летали в бескрайних просторах прекрасного мира. Когда пришло время возвращаться, уставший от эмоций мальчик спросил: — Дядя Сережа, тетя Наташа, а мы еще придем сюда?

Мы поспешили успокоить его: — Обязательно придем, Вова. Вот вырастешь, ты еще сам научишься летать как сейчас!

Вове только недавно, в мае, исполнилось восемь, еще сущий ребенок. Посидели рядом с ним, он не отпускал наши руки, уснул с радостной улыбкой, а потом сказали родителям, что навестим их завтра, в это же время, ребенок ждет снова чуда. Простились с ними и вернулись к себе, рассказать ожидающей нас Алене о своей чудесной способности. Она загорелась увидеть сама красоту невидимого мира, уже с ней повторили путешествие в ментальный мир. Правда, такой чувствительности, как у нас, у нее не оказалось, самой ей не подняться из реального мира. Девушка сильно расстроилась, а потом сама же себя успокоила, не всем дано такое чудо, но взяла у нас слово почаще брать ее с собой.

На следующий день расслаблялись в уединении, взяли на прокат лодку, рыболовные снасти, котелок и чайник, свой походный набор, ушли на другую сторону озера. Здесь нашли тихий затон и причалили, выбрали тенистую площадку неподалеку от берега. Расчистил ее от веток и коряг, разровнял от бугорков. Девушки со всей тщательностью проверили мою работу, все ровно и аккуратно, похвалили, не жалея добрых слов и поцелуев, а затем расстелили коврики, выложили припасы, другие мелочи. Прошел немного вглубь леса, набрал целую кучу сухого валежника, а потом разжег костер, повесил над ним на треноге чайник, воду для чая мы привезли с собой. Оставил девушкам присматривать за ним, сам же занялся рыбалкой. Накопал у берега дождевых червей, собрал и снарядил удочки, выбрал самое рыбное место, как подсказывало мое чутье.

Поплевал на червяка, традиция обязывает! Забросил подальше одну, взялся за другую, третью. Не успел закинуть третью удочку, как пошел клев на первой. Быстро взял ее в руки, поводил немного, подсек, и вот, есть первый трофей — карп! Быстро снял с крючка трепыхающую рыбу, закинул в ведро с мокрой крапивой, нацепил червяка и вновь забросил в воду. Через минуту заклевало на второй удочке, поймал плотву, все — процесс пошел! За час поймал десяток рыбин, среди них даже редкую форель, для ухи вполне достаточно, а форель лучше пожарить отдельно. Тут же на берегу их выпотрошил, отнес девушкам, они принялись готовить уху в котелке над костром. Когда она поспела, есть ее было одно объедение, с запахом дыма! Форель Алена нафаршировала петрушкой и мятой, а затем обернула листом крапивы, я запек ее на углях. Немного попробовали, кое-как остановились, действительно, вкус царский, оставили на вечер.

Вернулись в коттедж только к вечеру, уставшие, но довольные. Мы еще ходили по лесу, девушки собирали ягоды черники и малины, набрали грибов, вернувшись к озеру, захотели ловить рыбы, но клев уже спал, вытащили только пару карпов, карася и толстолобика, пожарили их на костре. Но сам процесс доставил им удовольствие, своими радостными криками распугали осторожную рыбу. Дома отдохнули в постели, а потом я с Наташей отправился исполнять данное Вове слово. Он уже встал, но еще не совсем набрался сил, почти весь день сидел дома, ненадолго выходил к воде. Встретил радостно, весь день ждал нас и волшебной прогулки. Мы снова летали в голубом тумане, смотрели на радугу и звезды, радовались призрачным пичужкам и мотылькам. А когда вернулись в свой мир, попросился назавтра пойти с нами в поход, ему уже не хотелось расставаться. Отговорились, что рано еще об этом говорить, мы пойдем далеко с туристической группой. Вот когда соберемся снова на рыбалку, то позовем с собой, на том и порешили с мальчиком. Родители только слушали и качали головой, их ребенок все больше привязывается к нам.

Едва-едва мы вернулись от Малаховых (такая фамилия у родителей Вовы), как встретившая нас Алена стала тут же тормошить:

— Быстрее собирайтесь, идем на дискотеку! К нам приехала группа из Солнечногорска, дают концерт прямо у нас!

Мы еще не были на дискотеке, проводимой в турбазе ежедневно. Вчера после спасения Вовы и повторного сеанса вечером нам стало не до нее, слишком много сил пришлось отдать. Сегодня же чувствовали себя отлично, день на озере с рыбалкой дал нам превосходный заряд, энергия так и переливалась из нас. Девушки быстро переоделись в вечернее платье, я надел легкий джинсовый костюм и летние мокасины, дружно побежали в главный корпус, там на первом этаже в красном уголке устраивали дискотеки. Вечер уже был в полном разгаре, уже с улицы мы услышали громкую музыку и пение артистов.

Вход никто не перекрывал, доступ на дискотеку свободный, мы с ходу прошли на свободный пятачок и принялись отплясывать в ритме Хардкор, задорном и энергичном, только недавно вошедшим в моду клубном стиле, но уже ставшем популярным на всех молодежных танцевальных площадках. За пять минут танца мы выплеснули океан энергии, взмокшие, но довольные, улыбались друг другу, это то, что нам надо. Его сменила мягкая и лиричная хаус-музыка, а затем чуть более быстрый Техно. Ребята из рок-группы умело подобрали свой репертуар, тонко чувствовали настроение публики, полностью заслужили ее овации, когда концерт завершился. За два часа мы выложились до изнанки, музыка заводила нас на самые немыслимые движения, отдались ей с полным упоением. Вместе с другими аплодировали уходящим музыкантам, а затем усталые и довольные вернулись в коттедж.

Девушки первыми приняли охлаждающий душ, я за ними, когда же вышел из кабинки, обернув чресла банным полотенцем, они сидели за столиком в легких, сексуально просвечивающихся халатиках и загадочно переглядывались между собой. Завела разговор Алена, с лукавой улыбкой поглядывая на меня:

— Сережа, мы с Наташей приготовили тебе сюрприз! Решили не делить тебя в постели, а отдаться тебе вместе. Бери нас обеих, делай все, что угодно, мы в твоей власти, о наш повелитель!

И тут же скинула халат, предстала в первозданной красоте, за ней также скоро обнажилась Наташа, обе стояли передо мной, соблазнительно выставив свои прелести. Я, не теряя лишней секунды, скинул свой фиговый листочек, с восставшим органом наперевес набросился на очаровательных наяд, схватил их в охапку и понес на широкую постель. Мы безумствовали всю ночь, я брал их отдельно и вместе, они, поддавшись на минуту, тут же сами набрасывались на меня, терзали мое тело, доставляя непередаваемое словами наслаждение. Только к утру угомонились, уже на рассвете, обе подруги прижались ко мне и мы заснули блаженным сном.

Глава 9

Встали утром, не выспавшиеся, но надо собираться в поход, отказываться от него не стали. Для зарядки подруг, никак не желавших просыпаться, у меня есть свой способ, который я успешно применил. Получив допинг, порозовевшие девушки уже легче принялись за утренние процедуры, к десяти часам мы были готовы, с рюкзаками за спиной стояли у главного корпуса, ожидая с другими собравшимися запаздывающих. Нас, любителей пешего похода, собралось два десятка, большей частью старшего возраста. Из молодежи, кроме нас, еще одна пара, судя по трогательному вниманию друг к другу, только недавно поженившихся. Ведет группу руководитель, невысокий мужчина лет за пятьдесят, очень подвижный, постоянно бегает, на месте почти не стоит.

Маршрут предстоит недолгий, чуть более десятка километров в одну сторону, вдоль речки Вори и каскада озер к водопаду Гремячий. Рядом с ним еще храм Сергия Радонежского, полностью деревянный, и купальни для страждущих. Места здесь считаются святыми. Сюда почти круглый год идут паломники с надеждой найти излечение целебными водами источника, изливающимся со скалы водопадом. Прождали недолго, руководитель собрал нас в круг, еще раз проинструктировал о правилах безопасности:

— Идем по одному, друг за другом. Не отстаем и не забегаем вперед. Из строя не выходим, смотрим под ноги. А то можно зацепиться за корни деревьев и упасть. Да и наступить на змей, их в здешних местах хватает.

Последние слова Леонида Васильевича вызвали испуганное оживление, многие не видели за свою жизнь ни одну змею, но страх от того только вырос. Кто-то стал озираться, а один из собравшихся спросил:

— Что нам делать, если увидим змею, Вас звать? А она не укусит?

— Да, позовите меня. Остановитесь и не идите к ней. Лучше обойти стороной, змея сама не нападет.

Задавали еще вопросы, руководитель ответил на них, после расставил нас по строю, дал команду трогаться. Сам он шел впереди, крайним назначил бывалого туриста из отдыхающих.

Двигались неспешно, даже пожилые успевали без напряжения, прошли к устью реки и вдоль него на север. Дорога действительно не трудная, по многохоженной тропе, идущей параллельно руслу реки, повторяя за ней все изгибы. Через час руководитель остановил группу в тени раскидистого дуба у берега. Почти все устремились к воде ополоснуться, день наступал жаркий. Долго расслабляться Леонид Васильевич не дал, по его указанию все встали и отправились дальше. Идти стало немного сложнее, пришлось обходить маленькие озерца с болотистым берегом, ноги вязли во влажном грунте. Еще через час, найдя место посуше, старший устроил второй привал, уже на большее время с обедом. Он сам разжег костер взятым с собой валежником, подвесил на рогульках два чайника с водой, остальные принялись накрывать общий стол.

После обеда полежали еще полчаса на травке, постелив под себя рюкзаки и куртки, а потом вышли на последний отрезок пути. Он дался труднее других, особенно старшим по возрасту, усталость уже накопилась в ногах, дневного привала не хватило восстановить силы. Молодые старались помочь им, брали их рюкзаки, но все равно, темп движения замедлился, дошли к храму только после полудня. Пожилые остались здесь, они собственно к нему и шли, принять в храмовом комплексе лечебную купель. Мы же с руководителем почти без остановки пошли по крутой лестнице вверх, к водопаду. Поднялись на сотню метров, здесь на вершине скалы прямо из ее стены вырываются несколько ручьев, падают с шумом вниз на три десятка метров, стекают по каменному склону и бурным притоком вливаются в Вору.

По преданию, описанном в туристическом проспекте, когда-то, шесть сотен лет назад, именно здесь обитал святой Сергий Радонежский. Великий подвижник и радетель русичей перед богом, он страстно молился об освобождении Руси от ига захватчиков. И небеса отозвались, содрогнулась земля, а из скалы забили ручьи, впитавшие всю силу веры святого. С тех пор люди, принявшие сердцем благость мира и омовение чистыми водами, получали частицу бессмертной души Сергия, навечно оставшейся на этих землях. Рассказывали легенды об увечных, ставших на ноги, прозревших слепых, покаявшихся разбойниках. Минуло много времени, но до сих пор идут сюда страждущие избавления от своих недугов, новые легенды о чуде питают их надежду. Местные жители и из ближайших городов часто приезжают сюда набрать освященной воды, кто-то торгует ею, развозя по окрестностям.

Мы долго любовались водопадом, радугой цветов от парящего облака брызг, а потом пошли вниз. Леонид Васильевич посоветовал нам принять душ святой водой, пока старшие попутчики отмокают в купели. Отстоял с другими небольшую очередь, здешнее место популярно среди туристов, вслед за своими подругами принял почти ледяной душ. После ожегшего холода удержался, не стал выскакивать из под льющегося сверху из желоба потока, как девушки, продолжал стоять в полный рост. С каждым биением сердца во мне усиливалось чувство возрождения. Как будто вода смывала не только с тела, но и с души все наносное и нечистое, освобождало из под него истинную сущность, доброту к ближним и веру в божью искру в каждой твари земной.

В какое-то мгновение свет перед глазами померк, а потом я увидел, как в калейдоскопе, сменяющиеся картины чьей-то жизни — скачущих с арканами всадников, вереницы плененных русичей, гибнущих на поле брани воинов, бесконечную череду увечных, молящих о нисхождении. А потом видения резко прервались, я почувствовал холод льющейся воды, пронизывающей все мое тело. Быстро вышел из под воды, вытерся насухо и оделся. Не мог понять, что же только что произошло со мной, не стал ломать голову в пустых догадках, посчитал наваждением от услышанных легенд. Руководитель уже собирал группу, пора возвращаться на базу. Вскоре вышли из храмового комплекса, тронулись гуськом в привычном порядке.

Вероятно, сказалась целительная сила святого места, но обратный путь прошел гораздо легче и скорее, солнце еще висело над горизонтом, когда мы добрались к своему коттеджу. После ужина зашли к Малаховым, уговорились после полдника поехать на наше рыбное место, пообщались немного с Вовой, но в ментал на этот раз не уходили, постарались избежать зависимости мальчика от него. После отправились на дискотеку, хотя сил в походе отдали немало, там отвели душу в музыке движений. Танцевали под записи, после вчерашнего концерта группы, конечно, нет прежнего вдохновения, но все же отвязались на полную в стремительном ритме мелодий. Ночь прошла опять же в совместных ласках и объятиях, только уснули скорее, сказались усталость и прошлое недосыпание.

Утром, пока девушки спали, принялся медитировать, подобную тренировку я проводил каждое утро, развивал свою энергетику, постепенно увеличивая ее. Как только вошел в транс, я поразился, от неожиданности даже выпал из ментала. Поле мое сверкало ярким пламенем, по мощи превышало привычное во много раз! Мысли мои заметались, не веря своим чувствам, вновь ушел в призрачный мир. Теперь окончательно убедился, со мной действительно произошло что-то неимоверное, энергетическая аура насытилась до запредельного в моих мечтаниях уровня. За полгода постоянных занятий я добился ее увеличения на четверть, а тут за сутки почти на порядок, стала даже намного больше, чем у Кати. Долго раздумывал о природе подобного феномена, кроме версии о вчерашнем влиянии святого места, ничего вразумительного не нашел.

Стал вспоминать посекундно произошедшее под ледяным потоком, даже почувствовал озноб от перенесенного тогда холода. Возникшее в подсознании чувство чистоты и облегчения, потом смена обычного зрения на неизвестные ранее видения. Подспудно пришла мысль, что сохранившийся в веках дух Сергия Радонежского, вернее, его частица вселилась в меня, наделила огромным, пока неизученным мною потенциалом. Но она же подсказывала, что сила дана мне особым предначертанием, от меня потребуется что-то большее, может быть, подвижничество ради других. То, что я совершал ранее, только зачин, как-то сказавшийся на выборе святого духа именно во мне. Что мне предстоит в будущем, представлял смутно, но знал наверняка, сейчас мне надо учиться, постигать новый дар.

Знал еще, торопиться нельзя, слишком большая сила дана мне, распоряжаться ею надо со всем тщанием. Отставил ее изучение до возвращения домой, у меня еще останется неделя отпуска, тогда и займусь новой способностью. С такой мыслью дождался пробуждения подруг, ответил на их призыв особо страстно, даже самозабвенно, получая и даря наслаждение от слияния душ и тел. Заметил при нашей близости, что мое поле окутало их ауру плотным коконом, они вспыхнули ярким светом, примерно также, как у Кати, когда ее огромное поле поглощало мое. Такая перемена сказалась на девушках, наши постельные игры затянулись на несколько часов, выбрались к озеру только к обеду.

Купались, на водной станции покатались на катамаране и попробовали на водных лыжах. Правда, первый урок оказался неудачным, раз за разом окунались в воду, никак не могли оторваться от нее. Познакомились здесь же на станции с инструктором по дайвингу, с виду неторопливым, но основательным, внушающим доверие мужчиной лет сорока. Мы разговорились с ним, когда он в подводном снаряжении вышел из воды. Вначале заинтересовались из-за любопытства, а потом увлеклись его рассказом о красоте подводного мира. Договорились уже завтра начать с ним тренировки. Подошли к станции в назначенное время всей семьей Малаховы, с обоими детьми. Вова первым подбежал к нам с вопросом:

— Дядя Сережа, мы пойдем сейчас на рыбалку?

Отвечаю мальчику, смотрящему на меня возбужденно горящими глазами:

— Да, Вова. Только не пойдем, а поедем на лодках. И удочки приготовили, тебе и Саше тоже.

— А на какой лодке? Где моя удочка?

Показываю на лодки с веслами, уже готовыми к отплытию, даю мальчику одну из удочек поменьше, он схватил ее и уже не выпускал из рук.

На двух суднах отправились в разведанный нами затон, разбили там лагерь. Пока женщины возились с приготовлениями к пикнику, мы с мальчиками занялись увлекательным процессом, лов шел прилично, на четырех удочках за полчаса наловили полное ведро довольно крупных рыб. Форель на этот раз не клюнула, но и без нее рыбный пир доставил всем немалое удовольствие, сварили двойную уху, нажарили на палочках и запекли в углях на объедение, оставили еще на вечер, поесть уже в своих коттеджах.

Пока дети продолжали ловить рыбу, я пообщался довольно тесно с их отцом, Валерием Николаевичем. Ему уже сорок, на восемь лет старше жены, работает главным инженером в производственном комбинате строительных конструкций, совладелец компании. Живут в особняке с большим приусадебным участком в новом элитном районе города. Кроме служебной машины, есть свой автомобиль, на нем больше ездит Валентина Сергеевна, отвозит детей в обычную школу и музыкальную, у детей неплохой слух, педагоги хвалят их.

Вернулись с озера перед заходом солнца, приняли душ и сразу же на дискотеку, она уже стала нам привычным вечерним досугом. Все проходило как обычно, пока не пришла группа из троих подвыпивших ребят, по-видимому, прибывших в последнем заезде, вчера их не было. Они с первой минуты внесли раздражение в уже сложившийся состав завсегдатаев, двигались размашисто, задевая стоящих ранее, совершенно выбивались из общего ритма, отплясывали что-то невообразимое, такое только лишь в пьяном угаре возможно. На замечание ведущего вечер ответили матерщиной бранью, а потом стали задираться к девушкам, оказавшимся рядом. Один из бузотеров схватил за руку мою Наташу, заставляя ее отплясывать вместе с ним. Она оттолкнула его, вырвала свою руку, дебошир снова ухватил девушку, с силой дернул к себе.

Гнев мгновенно охватил меня, почти теряя рассудок, схватил его за плечо, поворачивая к себе, занес другую руку для удара в подбородок. Каким-то чудом, на последнем остатке разума удержал ее, вместо удара толкнул, но все равно, моего противника пушинкой снесло, зацепив кого-то, он с грохотом ударился об стену и тут же кулем упал на пол, потеряв сознание. Я сам не ожидал подобного эффекта, казалось, даже сдвинуть с места такого здоровяка, как поверженный соперник, нужно немало силы, а уж чтобы он летел с этакой скоростью, это какую надо иметь! Все вокруг застыли, диджей выключил музыку, в полной тишине моментально протрезвевшие хамы склонились над своим подельником, схватили его под руки и удалились, только посмотрели на меня злыми глазами.

После их ухода вновь заиграла музыка, вечер продолжился, вскоре все забыли о происшедшем конфликте. Уже у себя в коттедже, вспоминая стычку, я с ужасом представил, чем она закончилась, если ударил бы в полную силу. Исход для меня очевиден, как и происхождение неизвестно откуда появившейся силы, мне придется самому усмирять проявившийся дар, иначе, как вырвавшаяся на свободу стихия, он натворит немало бед. Девушки же с восхищением смотрели на меня, за спиной такого богатыря никакой насильник не страшен! А после с удвоенным вниманием и лаской обхаживали меня, я своим подвигом невольно разбудил у них идущий из глубины подсознания природный инстинкт самок, ищущих покровительства могучего самца.

После завтрака отправились на водную станцию к инструктору-дайверу, на первую тренировку. Раньше мне не приходилось даже видеть акваланг, а не то что пользоваться им, но упускать такую возможность не захотел, да и подруги загорелись подводным плаванием. Нашли Степана Анатольевича, так назвал себя инструктор, в учебном классе, он возился с маской, что-то проверял в ней. Ответил нам на приветствие, пригласил садиться за парты. Записал с паспортов наши данные в свой журнал, принял оплату за начальный курс из пяти занятий. Сумма получилась довольно внушительной, но мы согласились, ожидаемые впечатления и эмоции окупали ее с лихвой.

Не откладывая в долгий ящик, инструктор приступил к первому уроку прямо тут, в классе. Рассказал о самом дайвинге, немного его истории, системах подготовки, правилах безопасности, а потом показал снаряжение дайверов — маску с трубкой, ласты, гидрокостюм из эластичной ткани, гладкой и скользкой на ощупь. О более сложном оборудовании — баллонах с регулятором, компенсаторах и других принадлежностях упомянул, но добавил, что пока можно обойтись без них, понадобятся, когда научимся держаться и плавать под водой. Вместе с ним учились пользоваться каждым предметом, мы еще примерили их на себе, подобрали по своей комплекции. Позанимались до самого обеда, инструктор отпустил нас, но велел прийти ближе к вечеру, будем заниматься сноркелингом — плаванием с маской, трубкой и ластами.

Мы немного устали от обилия новой информации, но интерес к столь романтичному предприятию не угас, а предстоящая первая проба даже завораживала, большая часть наших разговоров шла о ней. После обеда легли отдохнуть и заснули, едва не проспали назначенный час. Быстро собрались, почти бегом направились на вторую тренировку. Степан Анатольевич ждал нас на станции, уже приготовил каждому отобранное снаряжение. Надели на спортивную одежду обтягивающие тело костюмы, девушки выглядели в них очень даже соблазнительно. Взяли с собой принадлежности и пошли следом за инструктором к огороженному сеткой участку озера для начинающих.

Под присмотром учителя подготовили и надели маску с трубкой и ласты, вошли по пояс в воду. Медленно, по примеру инструктора, легли горизонтально, а потом погрузились, барахтая руками и ногами. Первый опыт, конечно, вышел блином, не могли удержаться на нужной глубине. Уходили в воду с трубкой, перекрывая себе дыхание, не получалось плыть, работая ластами. Но постепенно мы успокоились, стало получаться лучше, проплывали ровно все больший отрезок. К концу часовой тренировки почти приноровились, инструктор обнадежил, что на следующей тренировке мы уже освоим азы подповерхностного плавания, а затем можно будет приступать к глубокому погружению.

На следующее утро закрепили навыки плавания, у нас уже получалось прилично, особенно у Алены, а после обеда Степан Анатольевич дал первый урок настоящего дайвинга. Сначала на берегу потренировались в обращении с баллонами и регулятором, компенсатором плавучести, а потом уже на мелководье ныряли до дна, учились правильно дышать. По жестам инструктора, все время находившимся рядом с нами, выполняли его задания — двигались в указанном им направлении, медленно всплывали, а затем снова погружались. Нас охватила эйфория первого свидания с подводным миром, похожим в чем то на призрачные видения ментала, в искажающей обычное восприятие толще воды все вокруг казалось нереальным, иллюзорным. Вокруг нас мельтешили юркие караси и окуньки, медленно проплывали карпы и налимы, видели кружащую неподалеку щуку, закопавшегося в ил линя.

Даже не хотелось подниматься, только по прямому указанию инструктора вышли из воды, да и давление в баллонах упало до безопасного минимума. Едва выйдя на берег и сняв маску, обе девушки почти в один голос запросили:

— Степан Анатольевич, пожалуйста, давайте еще разок вернемся туда. Там так красиво, как во сне!

Инструктор улыбнулся понимающе, с подобными просьбами, наверное, обращается каждый новичок, а потом ответил:

— Нет, девушки, на сегодня вам достаточно. Завтра продолжим, пойдем уже на большую глубину. Там вам будет намного интереснее, так что не расстраивайтесь.

На том и остановились, расстались с ним до завтра и отправились в коттедж, переполненные впечатлениями и эмоциями. В какой-то мере вернули душевный покой танцами на дискотеке, отдались им самозабвенно, а после долго любили друг друга в постели. Мои девушки увлеклись ласками между собой, я же включился в их любовные игры, новые связи внесли особую пикантность в наших эротических забавах.

Завершающую наше обучение тренировку с глубинным погружение инструктор провел с катера в удалении от берега. Напомнил нам о мерах безопасности — "продувании ушей", медленном всплытии, об опасности кесонной болезни. Сам он первым ушел в воду, поставив катер на якорь с привязанным страховочным тросом-буйрепом, по нему безопаснее подниматься к поверхности. Следом с катера последовала Алена, спиной вперед, как учил наш наставник, через полминуты Наташа, я последним.

Через стекло маски видел скрывающееся за толщей воды голубое небо, пробивающиеся отблески солнечного света, а потом вокруг стало быстро темнеть. В ушах заложило, 'продул' их, зажав нос, сделал несколько глубоких вдохов, после с включенным фонариком направился к собравшимся вместе сотоварищам. Инструктор осмотрел нас, подал рукой жест 'делай, как я', поплыл вдоль самого дна, мы гуськом за ним. Подводный мир на десятиметровой глубине предстал совершенно иным, чем вчера на мелководье. Почти в полном мраке, только в свете фонариков, он внушал особые чувства, до дрожи на коже поражал таинством неизведанного. Восторг от новых открытий перемешивался со страхом от неизвестных опасностей, больше выдуманных нашей разошедшейся фантазией.

Мы плавали долго, инструктор напоследок дал возможность насладиться красотой окружающего мира, чарующего и загадочного. Следили за рыбным сообществом, происходящими в нем драмами. На наших глазах щука схватила острыми зубами зазевавшего карася, остальные бросились от хищника наутек. Видели сома, наполовину закопавшегося в ил, ожидающего свою добычу, раков, ползущих по дну. Заросшие тиной коряги представлялись невиданными существами, пугали девушек своими причудливыми очертаниями, да и я вздрагивал, завидев в полусумраке какие-то чудища. Пришло время завершать наше путешествие в подводное царство, воздуха в баллонах уже осталось на безопасном минимуме. Медленно, с остановками, поднялись друг за другом по буйрепу на катер, инструктор повел его на станцию. После, когда мы сдали ему все снаряжение и стали прощаться, он напоследок предложил:

— Сергей, девушки! Вы хорошо усвоили начальный курс. Если захотите серьезно заняться дайвингом, то можете пройти дополнительные занятия, сдать экзамен и получить международный сертификат дайвера. По нему в любом дайвер-клубе мира можно совершать погружения, пользоваться их снаряжением. Есть много мест в морях и заливах, поражающих особой красотой всех дайверов, думаю, они вам также будут интересны.

Пообещали Степану Анатольевичу подумать над его предложением, от всего сердца поблагодарили за чудесные занятия и отправились к себе. После обеда проводили Малаховых, они возвращались в город, обменялись телефонами и адресами. Валентина Сергеевна пригласила нас в гости, Вова же, глядя на нас восторженными глазами, как на волшебников, допытывался:

— Дядя Сережа, тетя Наташа, вы ведь придете ко мне? Я буду вас очень ждать!

Невозможно было отказать этой детской душе, с такой надеждой ожидающей нашего ответа. Наташа присела перед Вовой, обняла его и растроганно, едва не плача, ответила на просьбу мальчика:

— Мы обязательно к тебе придем, Вова! Будем вместе играть, пойдем гулять куда-нибудь.

Он тут же переспросил: — А летать будем?

— Будем, — подтвердила Наташа.

Вова прижался к ней и с детской откровенностью признался:

— Я вас очень люблю, как маму и папу! Буду ждать, сильно-сильно!

На такой трогательной ноте распрощались с малышом и его семьей, подождали, пока автобус с отъезжающими тронулся в путь, вернулись к себе. Наташа все еще переживала расставание с ребенком, прижалась к моей груди, а потом сказала:

— Сережа, я хочу сына, такого же ласкового и доброго. Мы будем любить и заботиться о нем, покажем ему наш мир! Я верю, что он у нас сможет многое, как ты и я. Ведь правда, Сережа?

Поспешил согласиться с женой:

— Конечно, Наташа, наш сын всему научится. Вот закончим свою учебу, и сразу родим его.

— А я уже сейчас хочу его, — с грустью продолжила Наташа. — Понимаю, что не время, но знаешь, Сережа, как мне не терпится прижать малыша к груди, чувствовать его тепло и запах.

Обнял подругу, мы стояли молча, наши души без слов понимали друг друга, разделяя надежду и любовь.

Подошел к завершению сезон отдыха, в последний день решили просто расслабиться. Купались, загорали, катались на лодке, прогулялись еще по окрестному лесу. Вечером на дискотеке оторвались до изнеможения, диджей как будто чувствовал наш прощальный настрой, задал самый высокий темп. Одна мелодия почти без паузы сменялась другой, такой же зажигательной и стремительной. Девушки вернулись в коттедж из последних сил, почти нес их на руках. Они уснули сразу, даже не приняв душ, едва я раздел и уложил их в постель. Мои подруги обняли во сне друг друга, а на их лицах блуждала загадочная улыбка о чем-то неведомом и прекрасном, известном только им.

Утром встали поздно, да и за вчерашнее девушки взяли сполна. Никуда не торопясь, собрались на озеро, провалялись на пляже до полудня, даже обгорели чуток. Пришлось мне смазывать нежную кожу подруг сметаной, так они и пролежали на животе до самого отъезда. Автобус привез новую партию отдыхающих, после небольшого перерыва водитель пригласили нас на посадку. Мы не спешно, уже сдружившейся группой, заняли места, а после, когда автобус тронулся и выехал на трассу, с небольшой грустью проводили оставшееся позади озеро и лес. Каждый из нас сохранил признательность к людям, радушно встретившим гостей и окружившим заботой, и родной природе, покорившей своей свежестью и особой, благотворной чистотой, меняющей в наших душах отношение ко всему окружающему.

От турагенства, куда нас доставил водитель автобуса, поехали на такси к Алене, помогли перенести дорожные сумки и уговорились, что она приедет завтра к нам. Приехали в свой родной дом уже на закате, но еще было светло. Едва затащив со мной вещи в дом и переодевшись, жена тут же побежала на огород. Захлопотала, принялась поливать, ставить подпорки, окучивать подросшую рассаду. Я пришел ей на помощь, подносил воду, окапывал и взрыхлял грунт, так мы провозились до темна. Уже дома, сидя за кухонным столом, с блаженством пили чай, вели неспешные разговоры. Привычный домашний уют как-то размягчил нас, внес упокоение. Лишний раз убеждаемся в не нами придуманной мудрости — как ни хорошо в гостях, но в своих стенах лучше.

Утром приступил к изучению переданного мне дара. Я рассказал Наташе о случившемся в святом месте, о видениях прошлого, своем новом поле. Она сама в ментале убедилась в подобном чуде, поразилась моей ярко горящей ауре:

— Сережа, ты весь светишься как солнышко, даже глаза слепит!

После продолжила: — Я верю, что дух святого внес в тебя особую силу, иначе откуда ей взяться. Делай, что посчитаешь нужным. Если я чем-нибудь смогу помочь, то скажи, отдам все, что угодно тебе.

— Спасибо, Наташа, я знаю об этом. Пока ничего не нужно, надо мне самому разобраться.

Жена принялась за уборку дома, стараясь не мешать. Я же устроился на полу в нашей спальне, постелив коврик, ушел в ментал. Еще раз внимательно осмотрел свою ауру, распространяющееся вокруг нее энергетическое поле. В основном ее насыщенность однородная, но заметил на отдельных участках особое свечение, как протуберанцы, на других какое-то затмение. Попробовал поэкспериментировать с наиболее контрастными зонами, направляя туда энергетический импульс или, напротив, экранируя от внешней подпитки. Начал с малых доз, никакой реакции не последовало, постепенно увеличил силу воздействия. В какой-то момент темное пятно засветилось, слилось с окружающим фоном, а потом вспыхнуло ярким огнем, ослепляя меня. Я перестал видеть, все затмила горящая стена, надвигающаяся на меня все ближе. В ужасе пытаюсь отодвинуться, но не могу даже пальцем пошевелить. Огонь настигает меня, обжигает испепеляющим жаром, я теряю сознание.

Не знаю, сколько времени прошло, пришел в себя лежащим на полу. Попытался встать, но не могу двинуться, как будто виденный кошмар продолжается. Правда, зрение ко мне вернулось, кроме беспредельной слабости, ничего тревожного не чувствую. Долго лежал, по крупицам набираясь сил, после попробовал двинуть руки-ноги, получилось! Подспудное опасение, что я сам себя сжег, лишился жизненной энергии, не произошло, с заметным облегчением перевожу дух. С трудом сел, голова еще кружится от слабости, но вижу окружающие предметы — стол, шкаф, даже мелкие детали, — четко, без раздвоения и цветных кругов. Сделал несколько глубоких вдохов, медленно выдыхая, все, теперь я в порядке. Снова ушел в ментал, с тревогой всматриваюсь в свою ауру. С первого взгляда в ней ничего не изменилось, приглядываюсь к злосчастному участку — он горит, ярко выделяясь оранжевым цветом. Значит, я все же его активировал, пусть и не безопасным образом!

Глава 10

Все последующие дни до окончания отпуска экспериментировал со своей аурой. После первого, так напугавшего меня, опыта было страшно, но пошел на риск, иначе как же усвоить новые способности? Осталось только так, пробами и ошибками, набивая шишки. Но тот же первый опыт дал интересный результат, он каким-то образом повлиял на мою координацию и мышечную реакцию. Вероятно, произошла перестройка нейронных цепей, из-за которой я потерял сознание, после ее стабилизации ускорилась скорость прохождения сигналов. Я мог даже поймать муху на лету или жонглировать несколькими предметами одновременно, хотя раньше не отличался особой ловкостью.

Последующими экспериментами выявил, что каждому органу тела привязан свой фрагмент ауры, а состояние отражается в насыщении и оттенке этого фрагмента. После одного из них, когда уже в который раз наступила отдача, я лежал с раздирающей головной болью. Но все же продолжил наблюдение за энергетическим полем, заметил потемнение ауры в зоне лобной доли мозга. С большим напряжением, едва не теряя сознание, направил в нее импульс энергии, через несколько мгновений боль отпустила меня, а потемнение исчезло.

Кроме того, постепенно стал различать, сначала контурно, а потом и в деталях, внутреннюю структуру тела — кровеносную и нервную системы, нейронные цепи, энергетику каждого органа. Картина напоминала рентгеновские снимки и компьютерную томографию. Сначала на себе, а потом на Наташе и Алене изучал реакцию организма от воздействия энергетическим полем. Работал с максимальной осторожностью, чтобы не навредить здоровью, хотя обе девушки готовы были пойти риск. Алена, которой я тоже поведал о даре святого и моем намерении усвоить его, не задумываясь, поддержала меня:

— Сережа, это же чудо какое! Я буду рада помочь тебе хоть в чем-то. Не сомневайся, отдам всю себя, чтобы ни понадобилось.

Она даже перебралась к нам со своими вещами, когда мне понадобилось постоянно наблюдать за ними обеими. Изучал функциональную картину каждой, сравнивал с материалом из учебников по анатомии и физиологии. Ситуация вышла не совсем ясная. Выявил несовпадение с приведенными данными и образцами, отклонения от нормы. Но ведь девушки при всем том чувствуют себя прекрасно! Подумал, или я неверно представляю выводы по своим наблюдениям, или в учебниках недостоверные сведения. На несколько дней ушел в поиск более детальной информации. Закопался в массиве специальной литературы, продираясь через незнакомые термины и постулаты, но ничего вразумительного, объясняющего подобную аномалию, не нашел. Пришлось оставить окончательное суждение до лучших времен, пока моих знаний явно недостаточно.

Но в немногом мне удалось добиться практических результатов. Подправил эмоциональный фон у Наташи, снял отчасти ее сомнительность и неустойчивость. Она стала более уверенной и спокойной, в трудных ситуациях меньше терялась. Алене добавил в насыщенности энергетического поля, с нашей помощью уже сама могла выйти в ментал, но надолго ее сил не хватало, выпадала обратно в реал. Все же первые сдвиги придали мне веру в более существенную перспективу, дело только за временем и настойчивостью, успех обязательно придет. Мои девушки разделяли оптимизм, больше меня радовались первым достижениям, пусть и скромным.

На второй после возвращения с озера день мы вдвоем с Наташей отправились в гости к Малаховым. Усадьба и сам дом наших знакомых смотрелись впечатляюще. Изрядный ухоженный участок, вдвое больше нашего, аккуратные дорожки, выложенные плитками, красивый дом с окрашенными в бежевый цвет стенами тоже солидных размеров, в трех уровнях. Над его высокой крышей, крытой металлочерепицей, виднелась тарелка спутниковой антенны. Нас встретила хозяйка, Валерий Николаевич еще не вернулся со службы, провела по дому. На первом этаже просторная гостиная, столовая и кухня, на втором спальные комнаты. Внизу, в цокольном этаже, хозяйственные помещения и гараж, туда мы не спускались. Немного задержались в комнате мальчиков, обняли бросившегося к нам Вову, перебросились парой слов с его старшим братом, Сашей, после устроились в столовой за обеденным столом.

К нашему приходу, о котором Наташа заранее уговорилась по телефону с Валентиной Сергеевной, стол уже был накрыт, хозяйка расстаралась наготовить всего вкусного. Закуску из свежих шампиньонов и мяса по-французски, на горячее украинский борщ со щавелем и медовую утку, к десерту подала творожный чизкейк. Мы с детьми кушали за обе щеки, нежные блюда таяли во рту. Не уставали хвалить Валентину Сергеевну, довольную нашим вниманием и аппетитом. После такого праздничного ужина перешли в гостиную, разговорились на разные темы. Подошедший к тому времени Валерий Николаевич присоединился к нашему общению, потом супруги переглянулись, глава дома высказался за обоих:

— Мы с Валентиной Сергеевной решили подарить вам автомобиль. Вы очень молоды, много ездите, особенно ты, Сергей. Думаем, свой транспорт вам будет кстати. Заказали по контракту, оформили на вас. Машину доставят через два с небольшим месяца, к тому времени постарайтесь отучиться на курсах и получить права. Согласны?

В первую минуту мы с Наташей молчали, ошеломленные, только переглядывались друг с другом. Такого дорогого подарка не ожидали, да и даже в мыслях не требовали себе какого-либо особого выражения признательности. Нам и без того Вова пришелся по душе своей ласковостью и непосредственностью. Он тянулся к нам с искренней верой в наше волшебство, а мы не могли обидеть нежное детское сердце. Но отказываться от дара благодарных родителей не стали, я ответил им ответным признанием:

— Спасибо, Валерий Николаевич, Валентина Сергеевна. Мы с Наташей рады принять от вас столь ценный дар. Вы можете всегда полагаться на нашу помощь, чтобы ни понадобилось. Могу сказать, у нас появились новые способности, ожидаем в скором будущем от них гораздо больших возможностей, чем сейчас. Обязательно поведаем, думаю, они будут полезны и детям и вам.

Мы расстались с Малаховыми, признательные друг другу, вернулись домой с особым настроем. Благодарность окружающих за доброе дело, наверное, больше греет душу самому добродетелю, так и мы радовались ответному вниманию, в какой бы цене оно не выражалось. А столь вещественное его проявление, как лежащий у меня в кармане контракт, только добавляло приятного волнения. У меня и в мечтах не было приобрести в ближайшие годы такую дорогую вещь, финансовые возможности нашей семьи на минимуме, только на самое необходимое. Да и в прошлой жизни о своей машине не гадал, будет ли она когда-нибудь. А сейчас — вот она, на этой бумаге!

Нас дома уже ждала Алена, Наташа еще вчера отдала ей ключи. Рассказали о произошедшем в гостях, показал ей контракт. Девушка тоже поразилась такому щедрому подарку, даже воскликнула от удивления:

— Надо же, и среди "новых русских" не перевелись добрые люди!

Немного подумав, продолжила:

— Хотя за жизнь своего ребенка можно все отдать! Но все равно, редко кто так расщедрится, вам повезло встретить благородных людей.

Понимаю Алену, в этом мире сейчас настали новые времена, бескорыстные порывы не в почете. Деньги и материальные блага стали мерилом уважения. Если ты беден, то какой бы ни был золотой души и ума, все равно — ты неудачник, в лучшем случае, заслуживаешь снисходительной оценки, как ущербный — не всем дано! Дети же стыдятся непрактичности своих родителей, когда их сверстники хвалятся дорогими вещами и наворотами. Но мы, Наташа и Алена тоже, продолжаем считать главным моральные достоинства, а все остальное потом, хотя и не отказываемся в важности материального достатка. Как вот сейчас, с будущей своей машиной, за столом выпили немного за такое нужное приобретение и добрых людей, подарившим нам его.

В эту ночь Алена осталась у нас. Пока я в спальне занимался со своим энергетическим полем, она с Наташей сидела в зале, вела с ней свои девичьи разговоры. Позже, когда присоединился к их компании, они вместе (уже сговорились!) стали убеждать меня, как хорошо жить нам будет втроем, в одном доме. А Алена предложила обменять свою квартиру и наш дом на другой, больший, в чистом районе, рядом с парковой зоной. Она уже присматривала возможные варианты обмена (когда только успела!), есть представляющие интерес. Я выслушал своих подруг, для вида немного помолчал, как будто раздумываю над предложением (хотя в душе сразу принял его), с важным видом согласился, а после не выдержал, рассмеялся, схватил подружек, тоже смеющихся, на руки и понес баиньки.

На следующее утро сразу после завтрака девушки сели на телефон, принялись обзванивать по объявлением. Что-то с кем-то решали, договаривались, а потом на машине Алены умчались смотреть предлагаемые дома. В их поиски не вмешивался, мы уговорились, что они выберут подходящее жилье, я же подключусь к ним, когда понадобится оформлять документы. Сам продолжал свои занятия, старался использовать каждый свободный час, до окончания отпуска оставались считанные дни. Так девушки проездили неделю, я уже вышел на работу, вечером они рассказывали о своих впечатлениях, что-то им понравилось, но по каким-то только им ведомым причинам отказывались. В одном доме не срослось из-за того что хозяин вышел к ним небритый, с хорошим перегаром, хотя сама усадьба пришлась по нраву.

Все же смогли найти вариант, угодивший привередливым девушкам, да и прежним хозяевам наше жилье тоже подошло. Отпросился с работы, подождал Алену, она с Наташей заехала за мной, уже вместе отправились в выбранную ими усадьбу. Дом с большим участком мне приглянулся, капитальный, с высокими кирпичными стенами, из четырех жилых комнат, просторных и светлых, большой кухни и кладовок. Все коммунальные удобства подведены — водопровод, газ, отопление, канализация. Не дом, а сказка, живи и радуйся! В нашем прежнем с этими удобствами скудно, как говорится — все во дворе, тот же туалет. Доплачивать за обмен не понадобилось, девушки уговорились с прежними хозяевами на равной цене. Вместе поехали в нотариус, а оттуда в БТИ, новый дом оформили на меня.

Пока девушки занимались обменом, записался на водительские курсы, вечерами через день учил на занятиях правила дорожного движения. Наташа отказалась идти со мной на эти курсы, ей и не хотелось самой сесть за руль, да и побоялась.

— Какие еще курсы, Сережа, когда мне представить страшно, как же я сама поеду. Кругом столько машин, друг другу мешают. Нет, лучше я с Аленой пассажиркой, или с тобой, когда выучишься, нервы целей будут.

Алена попыталась уговорить подругу:

— Наташа, это поначалу страшно, а потом привыкнешь. Я ведь тоже была неумехой, всего боялась. В первый день у меня руки сжались на руле, не могла отпустить его, пока немного не отошла. А сейчас, видишь, еду спокойно, и ничуть не страшно.

— Нет, Алена, ты смелее меня, а я такая трусиха. Не смогу я!

Так и не смогли уговорить Наташу, если она не хочет, то лучше не заставлять. Сам я тоже особо не рвался за руль, пошел из-за необходимости, но страха не было. Если все могут, то и я должен, вот такую установку принял для себя. Аккуратно ходил на занятия, усердно изучал водительскую науку. Поменялось, когда начались практические уроки вождения. Инструктор, Леша, как он сказал называть его, еще молодой парень, лет тридцати, посадил меня на водительское сиденье, показал, что для чего. Как запускать двигатель, пользоваться сцеплением и газом, трогаться с места, останавливаться. А потом дал мне команду: — Заводи!

Как он только показывал, проверил нейтраль в коробке, повернул ключ в замке. Зашумел стартер, я тут же отпустил ключ, двигатель не завелся. Леша подсказал:

— Держи зажигание немного дольше, что бы двигатель схватился, а потом отпускай.

Повторил попытку, мотор завелся и в нем что-то заскрежетало. Леша закричал:

— Отпускай зажигание, ты мне бендикс сожжешь!

Вот так, с пробами и ошибками начался мой первый урок вождения. Но, странно, во мне пробудился азарт, уже самому захотелось укротить железного коня и ехать-ехать. Постепенно научился трогаться с места, несколько раз рывками, глуша двигатель, а потом приноровился со сцеплением и газом. Проходил "змейку" между выставленными шинами, сначала цепляя их, а потом уже более уверенно, двигался задним ходом. Когда же более-менее освоился на автодроме, Леша дал команду выехать на дорогу. Страху я натерпелся, наверное, не меньше других новичков. Мне казалось, что я сейчас в кого-нибудь въеду, или в стоящие на обочине машины, или в едущего впереди, особенно, если тот резко тормозил. Но, слава богу, как-то обошлось, да и Леша помогал, то руль доворачивал, то сам тормозил своей педалью. После, когда вернулись на автодром, он похвалил меня, для новичка, впервые севшего за руль, совсем неплохо.

Я проучился почти три месяца, к тому времени уже пришла заказанная машина, сдал в ГАИ со второй попытки экзамен по вождению, честно получил свое первое водительское удостоверение. Мне предлагали "купить права", но я решил пройти экзамены сам, был уверен в себе. Теорию сдал без проблем, на автодроме тоже, а на дороге завалился, поехал на запрещающий знак. Правда, тут меня спровоцировал гаишник, сказавший ехать именно туда, на чем я и поймался. Меня Леша предупреждал, что экзаменаторы могут проверить мои знания знаков и правил. Надо было сказать ему, что туда нельзя, тогда он сразу бы выставил сдачу. На пересдаче я уже не допустил такой ошибки, внимательно следил за знаками, светофором, разметкой и заслуженно получил положительную отметку в экзаменационном протоколе.

На работе меня повысили, назначили руководителем группы. Правда, кроме меня, в группе только один, выпускник нашего политехнического института, IT-шник. Но главный инженер заверил, что группа будет расти, займется внедрением компьютерных технологий. Руководство комбината уже оценило отдачу от моих разработок, решило массово переходить на новую систему организации производства. Со своим подчиненным, Васей Гириным, у меня вначале возникли сложности, он скептически отнеся к моим указаниям и советам, зачастую их игнорировал. Понять его можно, считает себя профи, а тут над ним поставили недоучку, только что окончившего первый курс.

Только потом, поломав голову над непростыми для него задачами, стал прислушиваться ко мне, после первого успешного с моим участием проекта поверил в мою компетентность. Жаловаться на него руководству не стал, просто выдал задание с определенным сроком исполнения. Если справится, то пусть работает сам, но заставлять работать из-под палки посчитал неверным. Да и мой прошлый опыт руководителя группы доказывал, что отдача от подчиненного будет больше, если он сам заинтересован в успехе. Это правило сработало и сейчас, промучившись две недели с проектом автоматизации древесно-стружечного производства из отведенного ему месячного срока, он сам подошел ко мне, попросил помощи. Не смог решить с алгоритмом технологического процесса, да и с самим производством не разобрался.

Вместе с ним прошли на участок, сняли фотографию операций, провели хронометраж, а потом уже в своем кабинете разбирали варианты адаптации текущего процесса к необходимому для автоматизированной линии. Что-то Вася понял, с энтузиазмом принялся за работу по нашим наметкам. А потом опять встал, возникла проблема с составлением пакета программ. Так мы и работали, пока не довели проект до рабочего уровня. После еще не раз корректировали в реальном процессе, но исполнили свой проект до принятия в производство. Вася радовался больше меня, когда руководство похвалило нас за внедренный проект, поощрило нас обоих существенной премией. Это его первая работа, давшая практический толк. Я поздравил своего помощника с почином, после он с гораздо большим интересом приступал к новым заданиям.

В конце июля переселись в новый дом. Девушки сразу заняли себе по комнате, а в моей устроили общую спальню, вот такой женский эгоизм сложился у нас в семье. Впрочем я не возражал, все ведение домашнего хозяйства передал в их нежные руки. Конечно, за исключением мужских работ, вскопать огород или отремонтировать сарай, перенести тяжести. Да и занят был весь день и вечер, на работе и курсах, своими занятиями с даром. Первую неделю наводили порядок на участке и дома, белили, красили, убирались, затем переставляли мебель, вешали гардины и картины, еще многое по мелочам. Девушки в основном справлялись сами, я же представлял грубую рабочую силу. После всех работ дом радовал наш глаз свежей красотой и уютом обжитого гнездышка, а мои подруги все хлопотали, что-то улучшали и украшали. Наконец, по их мнению все стало на место, не стыдно людям показать.

Решили устроить новоселье, пригласить родных. Подготовили праздничный стол, я заехал домой к родителям, уже знавшим о моем переезде, позвал их и брата в гости. Наташа также предупредила своих родителей и сестру, только недавно выписавшуюся из роддома с малюткой, они пообещали прийти к нам. Я с Таней не виделся с самой своей свадьбы, она тогда уже была с заметным животиком. Наедине со мной она просила погладить растущий плод, пусть ребенок чувствует своего отца. Не отказывал любовнице в такой малости, да и самому было волнительно касаться порожденного мною дитя. Сейчас тоже волновался, не показывая виду Наташе, впервые увижу появившегося на свет младенца с моей кровью. Не скажу, что испытываю какие-то отцовские чувства, но что-то будоражит меня, как перед первым свиданием.

Как всегда, поразила нас Алена своей решительностью в отношениях с родными. Она, особо не чинясь, рассказала родителям, что живет с нами, причем без обиняков уточнила, одной семьей, включая и постель. Представляем, какое потрясение испытали родители от очередной выходки своей упрямой дочери. Но после, немного отойдя от сногсшибательной новости, согласились прийти к нам на новоселье, да и интересно им увидеть, с кем же связалось их ненаглядное дите. Брату она также сказала, тот воспринял более спокойно, посчитал капризом оригинальной сестренки. Вот так в назначенный день в новом доме встретились все заинтересованные лица, много любопытного их ожидало от нашего необычного семейства.

Первыми пришли мои родители и Коля, я встретил их у ворот и провел к дому. Они оглядывались вокруг с удивлением, отец даже высказался:

— Хороший дом у тебя, Сережа! Участок большой и район тихий. Он, поди, дорогой, откуда он у вас?

— Обменяли мы его, папа, на наш дом и квартиру Алены, она живет с нами. Я вас познакомлю с ней.

Тут в разговор вступила мама:

— Кто эта Алена и почему живет с вами?

— Наша подруга, мама. Она попросила сама, а мы с Наташей согласились.

Родители замолчали, обдумывая мои слова. Тут мы зашли домой, прошли в зал к хлопотавшим вокруг стола Наташе и Алене. После взаимных здравствований представил девушку:

— Мама, папа, вот Алена.

Потом представил девушке родителей и брата.

Алена, улыбаясь, сказала им: — Очень приятно. Рада познакомиться с родными Сережи.

Отец ответил ей, а мама пристально посмотрела в глаза девушке, потом тоже улыбнулась. Не знаю, о чем она подумала, но, кажется, без осуждения. Я провел родных по дому, им понравилось, когда вернулись в зал, мама, обращаясь к Наташе, одобрительно отозвалась:

— Молодец, доченька, у вас все красиво и уютно.

Наташа засмущалась, довольная такой оценкой свекрови ее стараний:

— Спасибо, мама, мне еще помогала Алена.

Вскоре подъехали на такси родители Наташи, а с ними Таня, держащая на руках конверт с младенцем. Мы с Наташей вышли к ним навстречу, поздоровались с ними, вместе за прошли в дом. Здесь уже Наташа представила Алену родителям и сестре, после приветствий они расселись на диване и стульях рядом с моими родными. Наташа отвела Таню в свою комнату, оставила молодую маму с ребенком здесь. Ровно в шесть подъехала еще одна машина, Алена проговорила: — Это мои родные, — заторопилась им навстречу, мы с Наташей вслед за ней.

Из-за водительского места вышел парень лет тридцати, в чем-то похожий на Алену, поторопился открыть заднюю дверь, оттуда грузно выбралась полная женщина, по-видимому, мама Алены. С переднего сиденья вышел моложавый мужчина с красивым ухоженным лицом, в строгом сером костюме. Алена встретила их у ворот, завела во двор, здесь уже ждали мы с Наташей. Поздоровались с прибывшими гостями, после Алена представила:

— Познакомьтесь, это мои друзья, Наташа и Сергей.

А потом назвала родных:

— Мои папа, Виталий Владимирович, и мама, Антонина Сергеевна, брат Евгений.

Наташа, за ней и я, высказали свою радость знакомства с родными Алены, пригласили в дом. Все трое внимательно, как моя мама на Алену, всматривались в нас, по-видимому, пытаясь с первого взгляда как-то определиться с отношением к нам. Хотя родные улыбались, отвечая нам, но настороженный взгляд выдавал тревогу, чем мы пленили их кровиночку и чего ожидать от нас. Стараясь не выдавать своего беспокойства, провели их дом, я представил новых гостей своим и Наташиным родным.

Первое знакомство между ними прошло напряженно, но оно понятно, раньше они представления не имели друг о друге. Кроме того, моих родных заметно смутил авантажный вид родителей Алены. В них сразу чувствовался особый статус важных лиц, можно сказать, порода — в манере держаться, говорить, осанке. Мои же из простого, рабочего люда, непривычные к обращению с элитой. Даже Наташины родители, инженеры, тушевались, а что говорить о моих. Отметил про себя довольно скромное и доброжелательное поведение поздних гостей, они не кичились своим положением.

Наташа пригласила всех гостей за стол, после того как они расселись, принялась с Аленой обхаживать их. Я открыл бутылки со спиртным и винами, разлил каждому в стопочки и бокалы. Алена мне ранее сказала о предпочтениях своих родных, мы закупили все нужное. Отец выбрал водку, мать сухое вино, а Евгений пил только соки, он за рулем. О вкусах же своих и Наташиных родственников речи не было, я налил им, даже не спрашивая. Разумеется, кроме Тани, кормящей матери. Первым за столом высказался я, поблагодарил гостей за внимание к нам, а потом с их одобрения вел вечер — предоставлял слово, заводил интересные всем темы разговоров, развлекал шутками и смешными историями.

После первых тостов с поздравлениями и наставлениями, вручения нам подарков, гости расслабились, стали вести более непринужденно. Немного меня и маму обеспокоил отец, после третьей стопки водки, обычной своей нормы на застольях, он не собирался останавливаться. Наверное, решил сбросить напряжение таким путем. Не стал вмешиваться, если его совсем развезет, то уложу отсыпаться. Каких-то серьезных тем за столом не касались. Во время одного из перекуров отец Алены пригласил меня с Наташей в гости для более близкого знакомства. Похоже, что он не расстроен знакомством с нами, мы произвели неплохое впечатление.

Увидел свою дочь. Когда в соседней комнате закряхтел ребенок, Таня, за ней Наташа поспешили к нему. Через минуту я тоже направился туда, поддался "зову крови", если так назвать желание смотреть на родное чадо, чувствовать его на своих руках. Таня уже распеленала малышку, заменяла подгузник. Подошел ближе, разглядываю ребенка, ищу в дочке что-то свое. Но ничего определенного пока нет, сморщенное красное личико с редкими волосками на голове. Когда Таня закончила пеленать, попросил у нее взять малышку на руки.

Очень бережно принял сокровище, легонько прижал к груди, вдыхая слабый молочный запах. Наверное, на моем лице отразилась нежность к ребенку, охватившая меня, заметил довольный взгляд Тани и удивленный Наташи. Подержал ребенка минуту, вернул Тане, и, удивительно, тихо лежавшая на моих руках дочь запищала, едва перейдя к матери. Наверное, почувствовала запах молока. Таня, не стесняясь нас, расстегнула платье, дала малышке свою полную грудь, та принялась сосать, причмокивая. Наташа тут же заторопила меня идти к гостям, не позволила смотреть на такую идиллию с кормящей матерью.

Моя мама все же заподозрила что-то неладное в моих отношениях с Аленой. Когда мы остались на кухне одни, спросила, глядя мне в глаза:

— Сереженька, ты живешь с Аленой?

Отвечаю так же прямо: — Да.

— А как же Наташа?

— Наташа согласна. Мы спим вместе втроем.

— Да, Сереженька, — мама удивленно покачала головой, — устроил же ты гарем! А родители Алены знают?

— Знают, она сказала им.

— И как они смотрят на такое непотребство?

— Пришлось им смириться. Видишь, они пришли к нам, хотят посмотреть на нас.

Больше мама не приставала ко мне с подобными вопросами, только следила за нами троими и родителями Алены. Иногда задумчиво покачивала головой, отвечая на свои мысли. Наверное, она поделилась такой удивительной новостью со сватьей, Нина Сергеевна тоже стала приглядываться к нам, а потом перешептываться с матерью. Но все обошлось на вечере, без какого-либо шума и скандала, гости разошлись мирно, с виду довольные нашим приемом. Думаю, получили весьма интересную информацию о нас троих, будет им о чем обсуждать у себя дома. У старшего поколения еще сохранилось пуританское представление о браке, слыхом не слыхивали о шведских семьях.

Глава 11

Неожиданно для меня нашлось применение моему дару, как и с Вовой, в экстремальной ситуации. Проводив гостей, втроем решили прогуляться по парку, он совсем рядом с нашим домом, в сотне метров. Уже стемнело, вокруг наступила тишина, почти не слышно городского шума. Прошлись по аллеям, сели на лавку, стали переговариваться о происшедшем на вечере. Я рассказал подругам, что мои родители в курсе о нашей близкой связи и как мама восприняла такую новость. Наташа воскликнула:

— Ой, а я побоялась сказать маме о нас, мне стыдно!

"Успокоил" жену: — Теперь знает. Думаю, моя мама ей поведала. Весь вечер смотрели на нас троих и все перешептывались. Наверное, судачили, перемывали косточки нам.

— А мама мне ни слова о том не сказала. Только когда прощалась, почему-то всплакнула. Теперь мне понятно, от чего.

Именно в этот момент совсем рядом, на соседней аллее, раздались крики, сначала мужские, а после и девичий. Я, ни секунды не сомневаясь, бросился в ту сторону, подруги за мной. Вскоре увидел дерущуюся группу, трое напали на одного, за спиной которого стояла девушка и продолжала отчаянно кричать: — Помогите!

Мы уже подбегали к ним, когда ее защитник схватился за живот и упал. Один из нападавших, увидев нас, выкрикнул: — Атас! — и вся шайка бросилась прочь.

Я не побежал за ними, поспешил к юноше, лежащему, скорчившись, на земле. В почти наступившей ночи смутно различил пятно на светлой рубашке, пострадавший держался одной рукой в этом месте. Крикнул девушкам: — Зовите скорую и милицию! — сам же принялся за первую помощь.

Разумеется, никаких кровоостанавливающих средств у меня с собой не было, но нужно в первую очередь остановить кровотечение. Подобный опыт, правда, не со столь серьезным ранением, я уже проводил, когда Алена порезала руку ножом. В ментальном поле накрываю ауру юноши энергетическим куполом, закрываю канал утечки его жизненной энергии, подпитываю своей. Нахожу фрагмент ауры поврежденного участка, закачиваю туда сгусток энергии, накладываю его на рану своеобразным тампоном. Вижу, как кровь, вернее, ее аурная субстанция, продолжает истекать, проникая как внутрь брюшины, так и наружу. Обволакиваю раненый орган вторым, за ним и третьим слоем защитного поля, наконец, кровотечение остановилось. Не разрываю связь с аурой пострадавшего, питаю ее своей энергетикой до тех пор, пока с включенной сиреной не прибыла бригада скорой помощи. Только когда врач с медсестрой уложили раненого на носилки и понесли к машине, отпустил ее из своего поля.

Отдача наступила не слабая. Я почти упал, столько энергии ушло на спасение юноши. Девушки поддержали меня, когда я зашатался, под руки провели к ближайшей лавке. Здесь пришел в себя, а после отвечал на вопросы приехавшей по вызову милиции. Девушки, подруги пострадавшего парня, здесь уже не было, уехала с ним на скорой. Мы рассказали и показали дознавателю, как и где произошло, только с бандитами особо не помогли, в темноте их не рассмотрели. Да и не до того было, все внимание потребовалось раненому. Записав наши данные и показания, нас поблагодарили за "помощь правоохранительным органам и пресечение противоправных деяний преступников", как высказался капитан, проводивший расследование, и отпустили.

Дома я рассказал подругам, что предпринял с раненым, мы долго сидели на кухне, вспоминая пережитое в парке. Не скоро это событие улеглось в взбудораженных умах и душах моих подруг, боялись вечером пойти в парк. Но постепенно острота ощущений спала, к ним вернулось душевное спокойствие, только в вера в мое чудодействие стала почти абсолютной. В последствии, через месяц после этого происшествия, нас нашла юная пара, только недавно поженившихся, незадолго до нападения в парке. Оба, Юрий и Лена, сердечно благодарили за помощь, спасшую жизнь юному мужу и, возможно, честь его жене. Юра сказал нам, что врачи в больнице не могли поверить, как сквозная рана обошлась без обильного кровотечения, поврежденные печень и кишечник пострадали в гораздо меньшей степени, чем обычно в подобных случаях. Со временем мы с ними подружились, много общались семьями.

После новоселья я возобновил связь с Таней. Мысль о дочери, родной кровиночке, заняла мои думы. Я не мог оставить дочь, она вызвала желание вновь видеть ее. На третий день позвонил Тане, она обрадовалась, узнав мой голос, позвала к себе. Предупредил начальника, что мне надо отлучиться по семейным обстоятельствам, тут же поехал к дочери и ее матери. Я еще не был в квартире Тани, но нашел быстро, ее дом стоял совсем рядом с остановкой автобуса. Не успел позвонить, как Таня открыла в дверь, после того как я зашел и закрыл за собой дверь, обняла и поцеловала меня. Я ответил ей, хотя особого влечения к своей прежней любовнице не испытывал. Снял верхнюю одежду, прошел за хозяйкой на кухню. Здесь расположились за столом, Таня стала подогревать приготовленные уже ею блюда.

После обеда прошли в зал, в детскую не стала заводить, Валюша, так она назвала дочь, спала. Посидели рядышком, поговорили о малышке. Таня подробно рассказывала о ней, как она спит, кушает, что ее беспокоит. Мне было интересно слушать, слова о дочери ложились на душу приятным чувством, как о дорогом и близком мне. Таня первая услышала кряхтение дочери, позвала меня с собой, мы вместе пошли к нашей малышке. Та лежала в манежке, ее лицо еще больше покраснело от натуги. Молодая мама поторопилась перепеленать дочь, а потом стала кормить ее грудью. Я смотрел на них, сладкая истома от такой привлекательной картины охватила меня, присел рядом и обнял обоих.

Таня прижалась ко мне, держа малышку у груди, подставила губы для поцелуя. Так и сидели рядом, прижавшись друг другу, смотря на нашу дочь. После, когда та наелась и уснула, Таня уложила ее, потом повела меня в спальню. Нежность к дочери как-то больше связала меня с ее матерью, я ласкал Таню бережно и осторожно. После недавних родов она еще не полностью восстановилась, но ее пробудившаяся чувственность звала меня дать любовнице больше наслаждения. Так, в ласках и заботах, я провел здесь несколько часов. Покачал на руках проснувшуюся дочь, вновь занимался любовью с Таней, возбужденный видом ее открытой груди после кормления малышки.

В последующие дни и недели я еще не раз заезжал к ним, разговаривал и игрался с дочерью, ласкал ее мать. Моя душа привязалась к ним, тянула видеться с ними почаще, такое состояние заметили мои подруги. Я иногда задерживался у Тани, приходил домой поздним вечером. Первой с зародившимся подозрением обратилась ко мне Наташа:

— Сережа, от тебя пахнет молоком, женским! У тебя есть женщина, кормящая грудью?

В ее глазах проскочила догадка: — Это Таня? А ее ребенок — твоя дочь?

Не стал отказываться, рано или поздно все равно станет известным, ответил одним словом: — Да.

Удивительно, но жена не стала драматизировать мою измену. По-видимому, наши отношения с Аленой повлияли на Наташу, стала терпимее к моим походам налево. Ее больше задело, что подобное у меня случилось с ее родной сестрой, можно считать, на ее глазах. С огорчением высказалась:

— А я ей ведь верила, рассказывала, какой ты хороший и ласковый. А она ни словом не обмолвилась, что любится с тобой, беременна от тебя! Вот почему она развелась с мужем, мы же гадали, как же можно бросить в ее положении заботящегося супруга. Он даже оставил ей их квартиру, купил себе другую. Конечно, после такого мужчины, как ты, никто другой не нужен. Сама прекрасно это понимаю, как и Алена.

Вот так сама для себя как-то оправдала сестру, при встрече с ней все же выразила свою обиду. Со временем отношения между ними наладились, Наташа игралась с Валюшей, нередко прижимала ее к своей груди с материнской лаской и тоской. А когда узнала, что Таня снова беременна, спросила у меня: — От тебя?

После моего утвердительного ответа заявила: — Я тоже рожу тебе ребенка, не хочу больше ждать!

Тут же добавила: — А смотреть за ним будет Таня, пока я учусь, все равно сидит дома с детьми. Мы ее возьмем к себе, одной подругой у тебя станет больше!

Все эти семейные драмы еще в будущем, пусть и недалеком, пока же подошли к концу каникулы, наступал новый учебный год. В последних числах августа нас, второкурсников, вызвали в факультет. Пришли почти все мои сокурсники. Встретились тепло, после двух с лишним месяцев каникул даже соскучились друг по другу. Обнимались, я ответил на поцелуи девушек группы, иногда не совсем бесстрастные. Рассказывали о происшедшем за лето, кто где побывал, о своих впечатлениях. В назначенное время наш куратор, преподаватель выпускающей кафедры Максимов Иван Ильич, позвал группу в свою аудитории. Поздравил с началом учебного года, а потом объявил, что теперь от общеобразовательных предметов перейдем к специализированным. Перечислил их, оговорил экзамены и зачеты по ним, какие будут задания и проекты.

В основном предметы для всех специальностей потока общие, базовые — математический анализ, теория вероятностей и математическая статистика, введение в вычислительную математику, основы программирования, теоретическая механика, математическая физика и логика. Есть и отличия, в новой моей специальности даются основы электротехники и электроники, языки и технологии программирования, основы информатики, алгоритмы и структуры данных. В прежней же свои предметы — введение в математическое моделирование, компьютерная графика, дифференциальная геометрия и топология, механика сплошной среды. На мой вопрос о возможности факультативных занятий по дополнительным дисциплинам куратор ответил, что мне надо обратиться в предметные кафедры и решать с ними.

Иван Ильич продиктовал список литературы по новым предметам, велел взять учебники в университетской библиотеке и следить за расписанием, его вывесят на информационной доске кафедры до начала занятий. Дал еще некоторые указания по распорядку в группе и отпустил нас. Большая часть группы не стала расходиться, по предложению Любы Матвеевой, самой заводной девчонки, мы пошли в студенческое кафе, здесь же, на территории университетского городка. Устроились на летней площадке, составили вместе столики, после заказали пирожные с кофе и чаем, мороженое. Обошлись без спиртного, его в кафе и не давали. Рядом со мной на правах старой подруги разместилась Катя Мезенцева, прижалась к моему плечу. Мы с ней не встречались почти все каникулы, сначала я с Наташей и Аленой уехал на озеро, после уже Катя с родителями уехала к своей родне на Кубань, она по отцу из кубанских казачек.

Общение за общими столиками вышло непринужденным, много шутили, смеялись, рассказывали о смешных случаях, происшедшими с кем-то в это лето. Я тоже внес толику в общий настрой, поделился впечатлениями о подводном плавании. Мой рассказ взбудоражил ребят и девчонок, Люба так и заявила:

— Сережа, мы тоже хотим на озеро! Хоты бы на эти дни, до занятий. Тем более, он совсем рядом!

— Можно, — отвечаю, — только с аквалангом уже не успеем, за два дня. Если только с маской и трубкой, у поверхности.

— Хотя бы и так, — продолжала настаивать девушка. После обратилась ко всем:

— Поднимите руки, кто хочет поплавать на озере!

Пожелали семеро, среди них мои друзья — Вася Калинин и Юра Плотницкий, и, разумеется, Катя, еще трое девчонок, вместе с Любой. После рассчитались в складчину за заказанное и поехали в турагентство, брать путевки на выходные дни. Нам повезло, мест хватило всем, а выезжать надо уже сегодня вечером. Все разъехались по домам собираться, договорились встретиться здесь, у автобуса. Дома застал обеих подруг, своей новостью застал их врасплох. Наверное, они не могли представить, что двое суток будут без меня. Алена даже высказалась, что поедет со мной, но ее остановила Наташа. Там будут однокурсники и однокурсницы, а я поеду с девушками, как в Тулу со своим самоваром. Алена нехотя согласилась отпустить меня, но предупредила, что в следующий раз поедет со мной, куда бы и с кем-то ни было.

Только начало вечереть, когда мы тронулись в путь. Все оделись по-походному, взяли еще с собой теплую одежду — ночью уже стало прохладно. Людей в автобусе оказалось немного, отпускной сезон заканчивался. Юра с собой взял гитару, едва выехали из городской тесноты на простор природы — взял проигрыш и запел своим мягким тенором, мы подхватили за ним. Пели одну песню за другим, настроение у всех поднялось в предвкушении встречи с приятным и волнующим, живой природой.Такой настрой захватил и меня, я пел, открыв душу прекрасному порыву, рядом сильным голосом, лирическим сопрано, меня поддерживала Катя. Такой голос подружки стал для меня откровением, она раньше при мне не пела. Он никак не вязалось с тонкой фигурой, все еще подростковой, хотя за год девушка немного поправилась.

Наш дуэт постепенно стал доминировать в общем хоре, лирические песни мы пели вдвоем, остальные просто слушали. Мне передался от отца его мягкий баритон, звонкий голос Кати удивительным образом вплетался в низкие октавы моего. Наше созвучие напоминало пение отца и мамы, столь же душевное и завораживающее. Одна из девушек, Маша Соколова, после одной из таких песен, призналась:

— Вас можно слушать и слушать, так хорошо вы поете!

А потом предложила:

— Сережа, Катя, действительно, может, вам вместе и выступить, с каким-нибудь концертом, как сейчас?

Наша заводила, Люба, тут же подхватила идею своей подруги:

— Точно, надо попробовать. Мой брат играет в рок-группе на ударных, у них сейчас нет солиста. А у вас такой талант!

Попытался откреститься от такой перспективы, у меня нет времени профессионально заниматься вокалом:

— Нет, девушки, могу спеть раз или другой, но постоянно — увольте!

Тут на сторону подруг встала Катя:

— Сережа, ну давай попробуем, а там видно будет. Может, нас и не примут.

В ее глазах стояла мольба, наверное, для нее наш неожиданный общий дар значил многое, и я согласился.

Люба закрепила такую уступку, деловито стала выговаривать:

— Вернемся с озера, переговорю с Костей, вместе с ним пойду к Николаю Владимировичу, продюсеру группы. Уверена, он обязательно примет вас!

На том и порешили, пусть дальше спецы скажут свое слово. Тем временем автобус уже подъехал к окружающему озеро лесу, немного пропетляв по извилистой дороге, остановился у турбазы. Полюбовавшись недолго озером и открывшимся вечерним пейзажем с заходящим солнцем, дружно прошли в главный корпус к администратору. Нас оформили быстро и дали два коттеджа, один для девушек, другой для ребят. Тут, правда, вмешалась Катя, одну из комнат заняла для меня и себя, во второй поселились Вася с Юрой. Глядя на нашу милующуюся пару, ребят потянуло на любовные подвиги, отправились к девушкам. Вскоре к нам в освободившуюся комнату перебралась Люба. В самом разгаре моего с Катей соития девушка, не выдержав искушения от зрелища такого увлекательного процесса, в голеньком виде взобралась в нашу постель.

Я, как уже привык с Наташей и Аленой, прихватил и ее ладное тело в своих любовных играх, стал покрывать их обоих. Катя вначале оторопела, даже отпала от меня, смотря на нас с Любой своими широко раскрытыми от удивления глазищами, а потом увлеклась нашим видом, тоже подключилась к общему удовлетворению. Наверное, такое необычное сношение завело девушек, с большим жаром принялись экспериментировать с нашим трио, пробуя свои фантазии, а я старался им помочь, привлек весь свой опыт и выдумку. Сексуальные игры между нами длились несколько часов, с перерывами и перекурами, девушки после них набрасывались на меня с новыми силами и желаниями, пока не обессилили, раскинувшись в изнеможении. Я их на руках переложил по кроватям, спать вместе на неширокой постели удовольствие небольшое.

Утром девушки смущенно переглядывались между собой, но после моих ласк забыли о растерянности, вновь увлеклись постельными утехами. Встали мы поздно, уже солнце поднялось высоко. Когда вышли из коттеджа и направились к пляжу, застали здесь остальную нашу компанию. Друзья с улыбкой смотрели на нас, а девушки перешептывались, заинтересованно поглядывая на меня. Юра прямо высказался:

— Мы заходили к вам утром, а вы так были заняты, что не решились помешать. Как еще кровать выдержала вас троих! — и засмеялся, за ним Вася, девушки захихикали.

Катя и Люба покраснели, я же только пожал плечами и ответил:

— Ничего страшного, все живы и здоровы, даже очень довольны! Так, девушки? — обратился к своим подружкам.

Те тоже захихикали, а Люба добавила, как всегда, не полез в карман за словом:

— Да, очень! А вы как, смогли девушек ублажить? Что-то у них особой радости не вижу!

Все девушки засмеялись от этих слов, а парни, наоборот, засмущались, Вася даже покраснел. Принимаю сторону друзей, нарочито строгим голосом выговариваю:

— Так, Люба, напраслину на ребят не наводи. Ты им свечку не держала, под одеяло не заглядывала. А девушки сами скажут тебе на ушко, но, уверен, они не в обиде.

После уже серьезно предложил: — Пора за дело браться, пойдемте на водную станцию. Попробуете на себе подводную науку.

Инструктора мы застали в классе, он заполнял журнал. Я вошел первым и сразу сказал о цели прихода:

— Здравствуйте, Степан Анатольевич. Привел к вам своих друзей, они тоже хотят плавать под водой. Правда, мы только на два дня.

Инструктор улыбнулся нам и ответил:

— Здравствуй, Сергей. Здравствуйте, ребята и девушки. Ну что же, будем плавать, дам вам начальную науку. Ты, Сергей, бери полный набор, потренируешься здесь, со всеми, вспомнишь навыки. А вы посидите со мной, оформлю вас и немного расскажу о правилах сноркелинга, потом займемся практикой.

Через полчаса мы уже вошли в воду, сначала парни и девушки, потом я. Пока друзья барахтались и проходили первые уроки, ушел на глубину, повторял пройденное ранее. За два месяца что-то позабылось, но с каждым движением чувствовал себя все увереннее, плыл намеченным курсом, поднимаясь и вновь опускаясь до самого дна. Когда воздух в баллонах стал подходить к минимуму, пошел наверх и поплыл к станции. Степан Анатольевич все еще занимался с новичками, у кого-то стало получаться, мог плыть ровно с поднятой над водой трубкой, кто-то еще тонул, а потом лихорадочно выскакивал из воды. Как ни странно, лучше всех вышло у самых тихих девушек — Кати и Марины, немного хуже у Любы, а у парней и Маши все еще не ладилось. Но они старались, раз за разом погружаясь под воду. После обеденного перерыва вновь продолжили занятия почти до самого вечера. К этому времени уже все смогли держаться и плыть более-менее правильно, работая только ластами.

Вечером после ужина пошли на дискотеку, отжигали, не жалея сил, до самого ее окончания. Уставшие и довольные, разошлись по коттеджам, друзья, как и вчера, с Мариной и Машей, а Катя и Люба со мной. Продолжили наш постельный марафон опять до полного изнеможения, только остались в одной постели. Мы сложили кровати вместе, места теперь хватило всем. Утром повторили "гимнастику", зарядились бодростью и вновь отправились на подводные уроки. На этот раз я плавал со всеми, вниз не стал уходить. Сначала плавали по заданиям инструктора, затем устроили соревнования на скорость, ловкость и дальность плавания. Победительницей в первых упражнениях стала Марина, по дальности первым я, но остальные далеко не отстали, получилось совсем неплохо. Такое заключение дал нам Степан Анатольевич, пригласил еще приезжать к нему, сезон будет идти до конца сентября. Поблагодарили наставника и отправились в коттедж, пора собираться в обратный путь.

Проведенные вместе выходные как-то сплотили нашу компанию. Вместе держались на лекциях и семинарах, помогали друг другу с трудными темами, заданиями и проектами, ходили в гости. А когда Вася и Марина поженились между собой, были их дружками, после часто сидели у них дома, возились с их первенцем. Я и Люба стали крестными малышу, заботились о нем как о своем. Люба зачастую оставалась ночевать у юной пары, больше родной матери беспокоилась о ребенке, прижимала его к себе, украдкой плача. У нее что-то было неладно по-женски, не могла сама родить, всю материнскую ласку отдавала маленькому Васе. Со временем, уже на последнем курсе, я смог помочь подруге, она в благодарность попросила меня стать отцом ее долгожданного ребенка. Не отказал ей, хотя за ней ухаживал хороший парень, предлагал выйти за него замуж. Позже она призналась жениху, что беременна от другого, но тот принял Любу в таком положении, на их свадьбе я тоже был с нашими друзьями.

Через два дня после возвращения с озера Люба сказала мне и Кате, что говорила о нас с братом. Тот сразу заинтересовался, поехал с ней к худруку группы, он же продюсер. После недолгой беседы Николай Владимирович передал ей просьбу приехать с нами на прослушивание в ближайшую субботу, подготовив несколько песен. Катя посмотрела на меня и просительно спросила:

— Сережа, мы прорепетируем вместе, хорошо?

— Конечно, Катя, — отвечаю ей, хотя у меня времени в обрез, сразу после занятий надо на работу, а потом на водительские курсы.

Поехали вместе к ней домой, отобрали пять лучших песен из тех, что мы пели в автобусе, пару раз спели под фонограмму. Вышло не так ладно, как в первый раз, нет того настроя. Решили повторить еще завтра, пока не получится как нужно. Следующим днем не обошлось, еще трижды оставались с Катей, пока не поймали тот кураж и у нас все сладилось. В субботу вместе с Любой поехали после занятий во Дворец культуры железнодорожников, там проходят репетиции группы. Катя взяла с собой кассеты с записью отобранных мелодий, хотя Люба сказала нам, что у них есть фонотека всех популярных песен. У входных дверей нас встретил невысокий парень немногим старше нас, Люба представила его нам: — Мой брат, Костя.

Тот ответил на наше приветствие и сразу заторопил, Николай Владимирович ждет нас, хотя мы приехали за полчаса до назначенного времени. Прошли за Костей по путанным коридорам с рядом дверей по обе стороны, за некоторыми слышали звуки музыкальных проигрышей. Проплутав две минуты, вышли к одной из таких дверей, Костя, открыв ее, пригласил пройти вперед. В большой комнате расположились за своими инструментами трое, еще один сидел в кресле перед ними, по-видимому, продюсер — мужчина среднего возраста, лысоватый, с заметным брюшком.

Мы поздоровались с присутствующими, Костя назвал нас, после Николай Владимирович задал нам несколько вопросов:

— Молодые люди, как долго вы занимаетесь пением? Выступали ли на сцене?

Мы с Катей оба ответили, что не выступали, а поем просто для себя.

— Какое у вас музыкальное образование?

Я: — никакого. Катя: — музыкальная школа, класс фортепиано.

Следующий вопрос встал о нашем репертуаре:

— Какие песни вы подготовили для сегодняшнего исполнения? И много ли их знаете?

Мы назвали отобранные, о других сказали, что поем все известные отечественные шлягеры. Катя еще добавила, что может исполнить популярные песни ABBA, Boney M, The Beatles.

Продюсер еще спросил: — Если ли у вас возможность выступать с группой на гастролях.

Я сразу объяснил:

— У меня с поездками проблемно — занятия в университете, работа. Так что с гастролями вряд ли получится.

После такого ответа Николай Владимирович недовольно поморщился, потом все же попросил исполнить им свои песни.

Мы начали с "Эхо любви". Вела песню Катя, я же подпевал ей мягким тембром, передавая испытываемые нами чувства:

— Мы нежность, мы нежность,

— Мы вечная нежность друг друга

Мы слушали песню, когда ее пела Анна Герман, и сразу решили, она будет первой, настолько пронзило наше сердце исполнение великой певицы. Только мы ввели в нее мужской голос, добавляющий особой жизни проникновенным словам. И, кажется, у нас получилось, музыканты слушали нас, затаив молчание. И когда Катя завершила песню, постепенно снижая тон, а я также вторил ей:

— Мы память, мы память,

— Мы звездная память друг друга

они зааплодировали, а Николай Владимирович даже расчувствовался, платочком стал вытирать глаза.

После мы спели Добрую примету, Старый клен, Поговори со мной, Незаконченный роман, они все вызвали одобрение от взыскательных слушателей, но такого пронзительного чувства, нежности и грусти, как в первой, уже не было, мы всю душу вложили именно в нее. А потом, на каком-то вдохновении предложил, после спел песню, которую я в этом мире не слышал, но ее слова и мелодия навеки запали в мое сердце еще в детстве из прошлой жизни:

— Прекрасное Далеко

-Не будь ко мне жестоко

— Не будь ко мне жестоко

— Жестоко не будь

— От чистого истока

— В Прекрасное Далеко

— В Прекрасное Далеко

— Я начинаю путь

Глава 12

Еще минуту после окончания песни все молчали. Первым отозвался Николай Владимирович, задумчиво потирая переносицу:

— Сильная песня. Как мечта детей. И кто написал ее, Сергей?

— Песня, действительно, о детях, как они видят свое будущее. А кто написал, не знаю. Может, я слышал где-то ее или она сама прозвучала в моих мыслях. Но запомнилась, не выходила из головы. А сейчас решил спеть ее вам.

Продюсер оживился, посмотрел на меня и Катю, а потом высказал, обращаясь ко всем:

— А что, номер с этой песней может пойти! Если Катя и Сергей споют ее как Эхо. Будем работать с ней. Сделаем так. Виктор, — Николай Владимирович посмотрел на гитариста, — сейчас переложишь ее с Сергеем на ноты и срочно сделаешь аранжировку. Катя и Сергей, как освободишься, вы оба потрудитесь со мной, займемся раскладкой голосов. Да и обсудим нашу совместную работу.

Мы с Виктором корпели над записью около часа, пропевал ему каждую строчку по нескольку раз. Затем он проиграл на пианино мелодию, я останавливал, если звучала неверная нота. Музыкант переписывал, снова повторял исправленный фрагмент. Окончательную запись скопировал в нескольких экземплярах, одну отдал продюсеру. Остальные раздал коллегам, они вместе принялись перекладывать мелодию на свои инструменты. Пока я занимался с Виктором, Катя с Любой принялись учить текст песни, им обоим она понравилась, а потом тихо, вполголоса, пробовали ее напеть. Люба еще высказалась о ней строкой из Лермонтова: "Она была прекрасна, как мечта ребенка".

Николай Владимирович, когда мы с Катей перешли к нему, стал обсуждать с нами условия соглашения о сотрудничестве. В основном они оказались вполне приемлемыми, с теми же гонорарами. Но с двумя я категорично отказал — наше участие в гастролях по стране и исключительное право исполнения моих песен, включая и будущие, только его рок-группой, пусть даже за солидное вознаграждение. Пришли к компромиссу — мы выступаем с группой здесь, в городе, во время каникул по дополнительному соглашению выезжаем с ними на гастроли. То же и с авторским правом, по каждой песне будут свои условия. По первой, Прекрасное далеко, я передаю за установленный гонорар исключительное право рок-группе Джинн. Продюсер поможет с ее регистрацией в национальном авторском обществе. Мы с Катей подписали контракт, а после приступили к распеву новой песни нашим дуэтом.

Так же как и с Эхом, основную партию вела Катя своим высоким звонким голосом, я подпевал, припев мы вели двухголосием, с небольшим моим запаздыванием. Так предложил Николай Владимирович, получилось впечатляюще, интереснее, чем в унисон. Мы трижды прошли всю песню, дирижировавший нами наставник удовлетворительно высказался:

— Неплохо, для начала пойдет. Дальше будете работать с группой, в музыкальном сопровождении. Сегодня ребята разберутся с аранжировкой, подходите на репетицию завтра, не будем терять время.

После первой нашей пробы проводил Катю, но не стал заходить к ней, дома ее родители. Отправился к себе, рассказал своим подругам, обеспокоенным моей задержкой, что буду выступать с однокурсницей в профессиональной рок-группе. Показал им контракт, а затем добавил, что мы разучиваем новую песню, преложенную мной, завтра поеду на репетицию. Ответил на град вопросов девушек, начиная — с кем я пою, до — откуда у меня песня. Пропел им, она понравилась обеим, тоже захотели исполнить ее со мной. Так что моя спевка сегодня продолжилась до самой ночи, даже в горле стало першить. Алена не преминула сказать свое:

— Сережа, мы тоже хотим посмотреть, как вы поете. Возьми, пожалуйста, нас с собой.

Не мог отказать подругам, согласился, они с таким обожанием смотрели, как будто перед ним великий маэстро. После обеда отправились через весь город к Дворцу, Алена припарковалась на свободное место у него. Несмотря на выходной день, дверь не была заперта, вместе с подругами прошел по коридорам, едва не заблудился в путанных переходах. Когда зашли в комнату группы, там уже все собрались, кроме продюсера. Познакомил девушек со всеми, кроме ребят из группы, здесь еще были Катя и Люба. Вот так получилось, что все мои подружки собрались вместе, они, наверное, интуитивно почувствовали мою связь с каждой из них. Насторожились, обменивались оценивающими взглядами, но пока обходились без колкостей и шпилек.

Николай Владимирович немного запоздал, предложил тут же начинать репетицию. Сначала я прослушал инструментовку, в паре мест поправил, нашел отхождение от памятного мне, а потом вместе с группой приступили к общей пропевке. Не раз руководитель останавливал нас, заметив диссонанс, после постепенно дело пошло на лад, последний проигрыш песни почти не вызвал замечаний. Время пролетело незаметно, уже наступил вечер, когда Николай Владимирович остановил нас, посчитал работу на сегодня достаточной. Назначил следующую встречу на завтра, после наших занятий в университете.

С нами в машину я пригласил Катю, нам почти по пути, довезли ее к дому. Она, прощаясь, на глазах моих подруг поцеловала меня в губы и юркнула в свой подъезд, довольная своей шалостью. После мне дома устроили допрос с пристрастием, что у меня с Катей, а потом еще вспомнили о Любе. Как я вышел из щекотливой ситуации, не запомнил, крутился ужом на сковородке, подыскивая какие-то оправдания, но все обошлось, без семейного скандала. О нашем выступлении отозвались в превосходной степени, признали, что у Кати голос чудо, но и у меня очень достойно вышло. Дуэт у нас сложился на редкость гармоничный, в этом они не могли отказать.

Мы репетировали еще неделю, как с новой песней, так и другими с нашим исполнением, пока Николай Владимирович не посчитал достаточным для выхода на публику. Он договорился с звукозаписывающей студией о записи и тиражировании концерта на аудиокассетах, о его трансляции на радио. Уже через две недели в продаже появились кассеты с нашим первым концертом, а на радио по нескольким каналам прозвучали Эхо любви и Прекрасное далеко. Первая реакция на них оказалась сдержанной, наши песни вначале не вызвали какого-то ажиотажа, да и кассеты раскупались слабо. Продюсер не опустил руки, как-то сумел пробить у руководства одной из центральных телекомпаний экранное время. Мы всей группой снялись на студии компании в десятиминутном ролике с двумя лучшими песнями.

Через неделю его показали на экранах телевизоров, после ситуация круто поменялась. Песни вызвали большой интерес у телезрителей, на радиостанции посыпались заявки от слушателей об исполнении наших песен. Особо часто просили Прекрасное далеко, причем не столько дети, а взрослые, песня как-то задела их струнку о светлой мечте. Кассеты раскупили за считанные дни, на студии выпустили второй тираж, он тоже разошелся быстро. Ко мне и Кате пришла слава, правда, среди наших однокурсников и других студентов университета. Конечно, у родных и знакомых также. Нам звонили Малаховы, Колесниковы — Юрий и Лена, мамина родня, я для них стал звездой экрана. На работе тоже стал всем известен, мастера и рабочие, которых я даже не знал, первыми здоровались со мной, хвалили за хорошие песни и душевное исполнение.

После такой раскрутки новой песни и нас заодно продюсер заговорил со мной о следующих будущих хитах, нельзя терять интерес публики. Развел руками, пока ничего особого у меня нет, чтобы сразу зацепило, может быть, со временем. Николай Владимирович не мог скрыть недовольную мину, но требовать или предъявлять претензии не стал. Да и не оговаривались в контракте между нами какие-либо обязательства или конкретные сроки по новым песням. Даже если и были, то завязываться только на одном агенте посчитал неразумным. Пока решили с руководителем работать по известным шлягерам, обработав их для нашего дуэта.

У меня к этому времени появились замыслы с интересными новинками, одну из них собирался предложить своей любимой певице — Анне Герман. В ее обширном репертуаре нет той песни, которую я слышал в прошлом — "Когда цветут сады". Она мне очень нравилась, как и другие известные песни в исполнении Герман. Ожидал прибытия певицы на гастроли в наш город в скором будущем, афиши о них уже висели на рекламных тумбах. Правда, шли слухи о серьезной ее болезни, так что гастроли могут и не состояться. Но я рассчитывал на лучшее, кроме песни для нее планировал хоть как-то помочь со здоровьем.

Сентябрь оказался богат на сюрпризы, кроме певческой славы пришла другая, в математическом сообществе. Еще весной мой научный руководитель отправил заявку в Международную академию научных открытий с доказательством теоремы Ферма. В одной из наших бесед о математических задачах, ждущих решения, зашла речь и об этой теоремы, над которой более трехсот лет математики всего мира ломают голову. Я проговорился, что видел возможное ее доказательство в одной из книг с неизвестным автором. Шамов тут же предложил написать ее, после долго думал над моими записями. Через несколько дней объявил мне, что это то самое долгожданное решение, и что нужно ее опубликовать с регистрацией нашего приоритета. На слова, что работа не моя, ответил безапелляционно:

— Не знаю, где и у кого ты видел, но в известных источниках этого доказательства еще не было. Надо довести до всего математического мира о таком важном открытии. Оставлять же его без нашего приоритета не считаю нужным. Я уже говорил с деканом и ректором, будем оформлять заявку от университета, в авторы включим наших ведущих ученых, тебя также. Понятно?

Так я оказался в списке корифеев математической науки, пусть и в конце ее, кандидатов на великое открытие. В середине сентября от академии пришло постановление о признании нашего доказательства научным открытием. На торжественном собрании Ученого совета университета каждому из автором, мне тоже, вручили диплом и денежное вознаграждение. Материал о нас с нашим трудом опубликовали в вестнике Академии наук, оттуда он распространился по всему математическому миру. Реакция оказалась настолько выразительной и взбудоражившей всех, имеющих хоть какое-то представление о высшей математике, что о ней известили в мировых средствах информации. Наши светила стали звездами популярности, чуточку славы перепало и мне. В одной из молодежных газет даже написали обо мне статью, как о разностороннем гении — пишет чудесные песни, сам их исполняет, в науке тоже не из последних.

Гонорар за песню, авторское вознаграждение за открытие, — передал в благотворительный фонд инвалидов. Оставлять их для себя было стыдно, ведь они достались за чужой труд. То же, что я заработал собственными силами, уже со спокойной совестью тратил на нужды семьи. Моих доходов вместе с гонорарами за концерты нам хватало при наших довольно скромных запросах. Мои подруги оказались рачительными хозяйками, без особой нужды не разбрасывались деньгами из общего семейного фонда. На досуге не экономили, каждые выходные отправлялись на концерты и в кино, на дискотеку, представления. Навещали еще в эти дни своих родителей, постепенно наладили добрые обращения с родными, они уже терпимо отнеслись к нашему любовному треугольнику.

Немалую часть своих заработков отдавал Тане, она, кроме декретных, других средств не имела. Родители предлагали перейти ей жить с ними, все же легче будет, да и ухаживать за ребенком помогут. Таня отказалась, сказала, что сама справится со своими трудностями. Думаю, главная причина у нее в другом, хочет свободу личной жизни, а с родителями не разгуляешься. Она так и поведала мне:

— Знаешь, Сережа, мама сказала мне переехать к ним. Но как я там приму тебя? Папа с мамой не знают, что Валюша твоя дочь. Даже не представляю, что будет, если они как-то прознают! Нет, уж лучше я здесь останусь, а ты почаще приходи к нам. Мы с дочей любим и ждем тебя!

В начале октября пришла заказанная по контракту машина, японская Тойота-Камри, не новая, но выглядевшая вполне прилично. Несколько дней пробегал с оформлением в таможне, ставил на учет в ГАИ. Пригнала ее в наш двор Алена, тут вышла Наташа, ахая и охая, обошла вокруг, заглянула в салон. Все чисто и аккуратно, даже еще чувствуется запах как у новой машины. Разместилась на пассажирском сиденье, я на месте водителя, так и сидели несколько минут, привыкая к ощущения, что эта серая красавица наша. Я к этому времени построил во дворе навес, сам загнал машину под нее задним ходом, отключил массу на аккумуляторе. Пока мне ездить не придется, только через две недели закончу курсы. Потом сдавать экзамены в ГАИ, так что нашей Камри придется еще подождать в "конюшне". В последующие дни иногда останавливался возле нее, любовался красивыми обводами стремительной машины, садился за руль. Так и хотелось завести двигатель и ехать куда угодно, само движение доставляет радость. Трудно было дожидаться, но терпел, скоро сам поеду!

Первый мой самостоятельный выезд в город запомнился накрепко. В тот же день, как получил водительское удостоверение, поехал на работу на своей машине. Помыл ее, подключил массу и завел двигатель. Он урчал тихо, лаская слух приятным тоном. На дороге старался ехать аккуратно, привыкая к отклику машины. Она чутко реагировала на все мои движения, легко разгонялась, уверенно поворачивала, быстро тормозила. Своим поведением понравилась, намного лучше, чем ВАЗ инструктора. Волнение было, а страха нет, я уже стал испытывать наслаждение ездой на таком послушном автомобиле. Движение на улицах к вечеру не такое оживленное, как в часы пик, доехал быстро и без происшествий. Поставил машину на стоянку у проходной, погладил теплый капот, мысленно поблагодарил своего друга за его покладистый нрав. Действительно, правду говорят водители, что первая машина как первая любовь, вызывает чувство привязанности и нежности.

Позже мне приходилось много ездить, из университета на репетицию или концерт, потом на работу, на обратном пути заезжал к Тане, возвращался домой поздней ночью. И ни разу машина меня не подводила, работала надежно и верно. Но и я ухаживал за ней, заменял масло или антифриз, вовремя проводил обслуживание. Я стал чувствовать своего друга, как себя, знал, что с ним происходит, что уже пора менять. Научился по звуку понимать, все ли ладно у него или надо подтянуть ремень, подрегулировать клапана, подправить зажигание. Складывалось впечатление, что машина тоже понимает меня, успокаивает своим тихим голосом или бодрит стремительным разгоном, радуется со мной захватывающей скоростью и ветром в открытое окно. Разговаривал с нею мысленно, приветствовал утром, беседовал в дороге, ночью желал спокойного отдыха. Мои подруги даже стали ревновать, долю нежности отдавал ей.

Я встретился с Анной Герман. Она, несмотря на мучающие ее боли, приехала к нам на гастроли. На следующий день после ее приезда отправился в гостиницу, через знакомых музыкантов заранее узнал, где обычно останавливается моя любимая певица. Время настало послеобеденное, она сейчас отдыхала у себя в номере. Через дежурную на этаже послал артистке записку, написав о себе как авторе песни "Прекрасное далеко" и свое предложение новой песни для нее. Через пять минут дежурная передала мне согласие Герман о встрече, только она еще пригласит импресарио, надо подождать полчаса. Через указанное время я постучал в дверь ее номера, она пригласила войти. Сразу заметил певицу, полулежащую в кресле, по ее лицу и позе было заметно, что ее мучают боли, трудно сидеть. Но ради гостя встала из постели, где набиралась сил для вечернего концерта. Рядом на стуле сидел пухлощекий мужчина средних лет, пышущий здоровьем, особенно заметным в сравнении с изнуренной Герман.

На мое приветствие Герман ответила своим теплым и сильным голосом, так не похожим на ее сдающий организм. Не стал терять время больной певицы, сразу перешел к своему предложению:

— Анна Виктория, у меня есть новая песня, думаю, подходящая под Ваше исполнение. Сейчас напою сам, если заинтересует, то передам нотную запись и аранжировку. Никакой платы или каких-то условий требовать не стану. Считайте моим даром Вашему таланту.

Такое начало смутило певицу и ее агента, они переглянулись, после певица кивнула головой мне:

— Хорошо, Сережа, спойте нам.

Я пел негромко, стараясь передать тоску обманутой девушки по несбывшемуся счастью:

— Один раз в год

— Сады цветут

— Весну любви

— Один раз ждут

— Всего один лишь только раз

— Цветут сады

— В душе у нас

— Один лишь раз

— Один лишь раз

— И платье шилось белое

— Когда цвели сады

— Ну что же тут поделаешь

— Другую встретил ты

— Красивая и смелая

— Дорогу перешла

— Черешней скороспелою

— Любовь ее была

Герман слушала, подавшись ко мне и позабыв о боли, в ее горящих каре-золотых глазах стояли слезы сопереживания. Когда я после финальных слов: — Один лишь раз, — замолчал, она еще минуту сидела неподвижно, а потом откинулась со сдерживаемым стоном, проговорила только: — Спасибо.

Импресарио, поняв без лишних слов ее реакцию, обратился ко мне:

— Мы благодарны Вам за великодушное предложение и принимаем его. Давайте оформим наше соглашение.

Ответил ему: — Оформляйте, — а потом повернулся к певице:

— Анна Виктория, у меня есть некоторые экстрасенсорные способности. Если не против, то постараюсь Вам сейчас помочь.

Герман встрепенулась, вновь пытаясь приподняться, а потом упала обратно в кресло.

— Я готова на все, — ответила измученная больная, — хуже уже не будет.

Начал с внимательного изучения ауры певицы. Она почти сплошь была усеяна темными пятнами пострадавших участков. Поразился удивительной стойкости подопечной, как она в таком состоянии держалась перед публикой и пела, еще как пела! Видны были поврежденные связки и структура почти всех органов, метастазы уже охватили костные ткани и хрящи. Понимаю, моих сил, а главное, знаний хоть как-то восстановить пораженный организм, катастрофически недостаточно. Но опустить руки и сдаться, не попытавшись что-то предпринять, я уже не мог. Начинаю с наиболее пострадавших органов и тканей, тяну из себя энергию и закачиваю на эти участки. Не знаю, сколько времени длился этот бой за жизнь дорогого мне человека, заканчивал из последних сил, оставляя обширные участки, пораженных в меньшей степени. Я просто упал на постеленный на полу ковер и закрыл глаза, не было сил держать их открытыми. Через несколько мгновений наступила отдача, я потерял сознание.

Очнулся от резкого запаха нашатыря. В голове гудело, сердцебиение отражалось как в стуке молотком, но острой боли не было. Во всем теле чувствовал слабость, даже глаза открыл с усилием. Увидел лицо склонившейся надо мной женщины в белом халате. Она смотрела обеспокоенно мне в глаза, увидев, что я пришел в себя, спросила:

— Молодой человек, как себя чувствуете, что беспокоит?

Тихим голосом, почти шепотом — громче сил нет, — отвечаю:

— Хорошо, только слабость.

— Это нормально, после обморока. Давайте проверим давление. Лежите спокойно, не двигайтесь, я сама замерю.

После своей процедуры сказала успокаивающе:

— Немного пониженное, но нестрашно. Полежите, отдохните, все нормализуется.

Пока врач измеряла давление, огляделся вокруг. Я в том же номере Герман, лежу в постели. Даже не чувствовал, когда меня перенесли на кровать. После ухода врача ко мне подошли оба — певица и импресарио, его польское имя выскочило из головы. Анна Виктория с искренним сочувствием спросила: — Сережа, как Вы себя чувствуете?

— Все хорошо. Немного не рассчитал силы. Как у Вас?

— Очень хорошо, Сережа. Странно, но у меня почти ничего не болит! Вы настоящий волшебник, Сережа, спасибо!

— Анна Виктория, Ваш организм сильно пострадал. Я только заблокировал на время его разрушение, добавил сил основным жизненным центрам. О полноценном лечении не могу обещать, я еще учусь. Многое в Вашей клинике мне неизвестно, пока могу поддерживать общий тонус на терпимом уровне.

Лицо артистки украсила чарующая улыбка, она с заметной признательностью высказалась:

— И это уже много. Мне ведь никто не мог помочь, только сильными лекарствами, анальгетиками, хоть немного снимала боль. А потом, когда Вы научитесь, может, вылечите меня. Да, Сережа?

Ее глаза смотрели на меня с такой надеждой, что я не мог ответить чем-то неопределенным:

— Обязательно, Анна Виктория! Сделаю все возможное, но вылечу Вас!

Какой-то порыв заставил меня дать такое обещание, хотя сам еще не был уверен в своих будущих возможностях излечить столь серьезный недуг актрисы, у нее уже началась саркома костных тканей. Но откуда-то свыше, как наитие, пришло понимание, что я смогу помочь страдающей певице, великой души человеку.

— Анна Виктория, пока у Вас гастроли в нашем городе, я каждый день буду проводить восстановительные сеансы, укреплю общее состояние. Вы согласны?

— Конечно, Сережа! Буду молить Бога за Вас, от всего сердца благодарна Вам! Всем, чем смогу, отвечу на Вашу доброту.

На такой проникновенной ноте завершилась наша первая встреча, я еще подписал документы о передаче права исполнения новой песни. После исполнил свое обещание, каждый день в течение двух недель навещал актрису, проводил с ней лечебные сеансы. Постепенно, уже в умеренных дозах, работал своей энергетикой, выправил в аурном поле пораженные участки, убрал метастазы в соединительных тканях. Хотя так и не удалось справиться с очагом их возникновения, слишком сложная природа раковых образований, но на какое-то время состояние актрисы стало удовлетворительным. После завершения лечебного курса высказал певице о последующем обращении:

— Анна Виктория, что в моих нынешних способностях, я провел. Если снова почувствует ухудшение, то приезжайте, поправлю. А там посмотрим, со временем окончательно поборем Ваш недуг, я уверен в такой возможности.

Вместе с подругами слушал на концерте Анну Герман. Ее песни лились рекой нежности и любви, но исчезла бесконечная грусть обреченности. Жизнерадостный тон пронизывал голос великой певицы, она светилась счастьем вновь обретенной жизни. И я разделял ее счастье, мысль, что смог спасти такую богом данную душу, грела светом исполнения святого завета, пусть и в малой толике. В конце концерта Герман преподнесла мне сюрприз. Она знала, что я приду сегодня на ее представление, сама объявила огромной аудитории Дворца:

— Дорогие мои, я исполню вам новую песню замечательного автора, моего юного друга — Евсеева Сергея. Он сейчас в зале. Прошу Сергея выйти на сцену, я хочу, чтобы все видели большей души человека, оказавшему мне неоценимую помощь!

Под аплодисменты зрителей я поднялся на высокую сцену, Герман обняла меня, а потом, не отпуская мою руку, запела:

— Дурманом сладким веяло

— Когда цвели сады

— Когда однажды вечером

— В любви признался ты ...

Я тихо подпевал ей. Мы ранее не репетировали дуэтом, да и не сказала мне певица о подобном совместном номере. Но как-то получилось, наверное, из созвучия наших эмоций, что мы пели в полный лад, и без того душевная песня захватила слушателей полной гармонией наших голосов. Нас долго не отпускали со сцены, трижды вызывали на "бис". Певица цвела счастливой улыбкой, вернувшееся здоровье и признание ее таланта подняли ее чувства до настоящего блаженства. После, уже в своей уборной, Герман призналась мне, что когда вызвала меня к себе, втайне надеялась на мою поддержку с исполнением песни. Но такого эффекта даже не ожидала, ни с кем из своих партнеров в подобных дуэтах не было у нее полного единения душ и чувств, как со мной.

В последующем наше совместное творчество сложилось успешно. Передал ей еще несколько новых песен, иногда, как в этот вечер, исполнял их вместе, но все же такого общего счастья больше у нас не было. Действительно, такая эйфория, как в нашей песне, может цвести только раз и никогда не повторится. Сотрудничество со знаменитой певицей принесло мне новую славу, и как автора всем понравившейся песни, и как ее близкого друга. Герман часто, когда приезжала в наш город, приглашала на разные представительные вечера и презентации, я стал известен среди мэтров искусства как автор хитов и их исполнитель. Мои последующие песни шли нарасхват, самые известные исполнители заранее просили дать им право, с первого озвучивания становились всенародно любимыми. Правда, как и с первой песней, гонорары за них я отдавал разным благотворительным фондам, не оставлял себе даже малую часть.

Глава 13

Я доказал гипотезу Римана: "Все нетривиальные нули дзета-функции имеют действительную часть, равную 1/2". Сам, своим умом и знаниями! Не чье-то готовое решение, а собственное, к которому я шел несколько месяцев, ломая голову, проведя кучу расчетов, перерыв гору материалов на эту тему. Началось с обсуждения задач тысячелетия на математическом симпозиуме, проведенным в ноябре нашим факультетом. Один из докладчиков привел контрпример к гипотезе, опровергающий приведенный в ней постулат. Поднявшийся гвалт среди ученых мужей можно было сравнить со штормом, где на дерзкого возмутителя математического штиля обрушился шквал обвинений в некомпетентности, оскорблении святой веры всего научного мира в незыблемость одной из великих задач.

После форума подошел к оскандалившемуся ученому, представился как один из авторов доказательства теоремы Ферма, а потом попросил немного времени на разбор его варианта гипотезы. Мой собеседник заинтересованно посмотрел на меня, у всех математиков сейчас на слуху наше открытие, после назвал себя. Колычев Егор Петрович, кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник института математики и механики Академии наук. Он согласился, день у него свободен, прошел со мной в лабораторию. Здесь мы расположились за столом, я задал вопрос по вызвавшей у меня сомнение дзета-функции Эпштейна, на которой основывал свой трактат Колычев. Частный вопрос повлек за собой массу уточнений и споров, мы увлеклись, несколько часов пролетели незаметно в наших дебатах.

Все же я доказал оппоненту ошибку в его расчетах и логической цепи. Он принял мои доводы и предложил заняться именно этой темой. Несколько возникших в ходе обсуждения идей давали хорошую перспективу в возможной реализации задачи тысячелетия. Я согласился и мы договорились вместе поработать над чрезвычайно важным проектом. Колычев пообещал внести его в тематический план своего института, а меня привлечь соисполнителем с заключением необходимого контракта. Не откладывая в долгий ящик, принялся за увлекшую меня задачу. Сразу решил привлечь наработанный мной путь компьютерного моделирования, на этот раз математической проблемы. Сформировал основные и промежуточные цели расчетов, необходимые компоненты исследований, разбил по этапам. Продумал программное обеспечение задачи, отдельные документы по каждой из ее направлений.

После, когда мой компаньон оформил меня в штате привлеченных сотрудников, обсудил с ним свои наработки. Колычева заинтересовал мой подход к решению проблемы, для него он стал совершенно неожиданным. Компьютерные технологии среди "чистых" математиков в это время малоизведанная область, используются больше для технических задач по обработке информации, но не в проработке теоретических изысканий. Мы определились с разделением наших функций, основная часть исследовательских работ выпала мне, за Колычевым осталось анализ и предложение принципиальных основ и методов математического аппарата. Впоследствии сложилось так, что практически я сам справился со всем объемом работ. Компаньон сослужил мне консультантом и экспертом, правда, довольно толковым, сделал мне немало важных замечаний.

Решению задачи способствовало новые возможности, открывшиеся постоянными занятиями со своим даром. Они намного увеличили мой интеллектуальный потенциал, по-видимому, за счет активизации не востребованной ранее коры головного мозга. Можно сказать, я заметно "поумнел". Раньше не отличался какой-либо гениальностью, способности были выше средних, но не настолько. А с недавних пор заметил, что любое задание стал выполнять гораздо легче и без серьезных ошибок. Мне теперь достаточно получить исходную информацию, она сразу воспринимается цельной картиной, вижу разные пути к конечному результату, четко представляю нюансы каждого, достоинства и недочеты, на несколько шагов вперед прогнозирую их последствия. Проекты, с которыми я бился на работе месяцами, идя почти на ощупь, теперь не представляли сложность, с чистого листа, на основе изучения исходных условий составлял технические задания, программные продукты, а потом реализовывал почти безошибочно, с небольшой корректировкой, вносимой тут же. У меня теперь оставалось гораздо больше времени на другие занятия — с творчеством, наукой, семейными и прочими делами.

Но даже с такими способностями мне понадобились десятки, даже сотни расчетных цепей, перебрал частные гипотезы Хельге фон Коха, Харди, Титчмарша и Вороса, провел выборку огромного количества нетривиальных нулей в полосе "критической линии", только через полгода безуспешных исследований наконец-то появились обнадеживающие результаты, в июне, в самую пору сессии, смог сказать "Эврика!". Свой труд с пояснительной запиской на почти десятке печатных листах сдал Колычеву, он две недели перепроверял мои расчеты, пока не вынес свой вердикт — задача решена! Еще месяц наше доказательство гипотезы разбирали в экспертном совете института, пока не согласились с его истинностью.

После институт отправил заявку на регистрацию открытия в Международную академию, через полгода оттуда пришло официальное подтверждение о признании открытия тысячелетия с выдачей авторам, то есть мне и Колычеву, премии в миллион евро. Дождь наград посыпался на нас, как от отечественных ведомств, так и зарубежных математических институтов и обществ. Нас признали почетными академиками в десятке стран, в родном отечестве выдали Государственную премию, Колычеву присвоили ученую степень доктора наук. Я же остался обычным студентом, без диплома о высшем образовании мне не могли дать даже кандидата наук. Все награды и премии я теперь честно оставил у себя, это мой труд, пусть и с помощью святого дара.

После первого открытия, "соучастником" которого я стал, коренным образом поменялось отношение ко мне преподавателей и однокурсников. Среди тех и других поляризовались симпатизирующие и завистники, причем последних оказалось больше, особенно после второго моего открытия. Кто-то открыто высказывал свои чувства ко мне, но чаще скрытничали. Улыбались мне в глаза, а за спиной наушничали, исподтишка устраивали пакости. К сожалению, к ним присоединился Шамов, мой научный руководитель, обиженный тем, что я обошел его, не привлек к новому проекту. По-видимому, захотелось на халяву получить долю славы и немалых дивидендов, как произошло с теоремой Ферма. Да и среди других ученых мужей факультета таких оказалось немало, прямо или обиняком укоряли в непатриотизме к родному университету.

В академических кругах, как и в любой другой сфере деятельности, существует конкуренция, каждый жаждет успеха, выгоды за счет своих собратьев. Так что я, связавшись со сторонним научным учреждением, оказался на стороне конкурентов родного ВУЗа. О таком раскладе я и не думал, когда подключился к проекту Колычева. Но когда услышал от уважаемых мною факультетских мэтров прямые обвинения в подобном проступке, вначале не поверил своим ушам. Причем тут они, когда это моя личная работа, не в ущерб учебным и НИРовским делам в университете. Потом понял — самая обычная зависть, желание на чужом горбу въехать в рай. Среди подавляющей части преподавателей факультета, включая декана, я оказался изгоем, всякими путями, зачастую искусственно, создавали мне трудности.

Даже доходило до такой мелочности, как снижение каким-либо преподавателем оценки за мои проекты или контрольные по надуманной причине. Вначале я пытался обжаловать явно несправедливый выпад, но наткнулся на круговую поруку, никто не пытался разобраться объективно, напротив, обвинили в склочности, опорочивании честного имени их уважаемого коллеги. Исключить меня из университета они не могли. Как же, лауреат Государственной премии, автор двух величайших открытий, почетный академик самых уважаемых в мире научных заведений — и вдруг отчислен за неуспеваемость. Нонсенс! Но пытались создать такие условия, чтобы я сам подал нужное им заявление. Тот же Шамов лицемерно выражал сочувствие и, ссылаясь на желание "помочь" из былой дружбы, советовал перейти в другой ВУЗ.

Такую радикальную позицию, сложившуюся на факультете по отношению ко мне, я мог объяснить только личным участием Разумовского, декана. Можно было пожурить меня или наказать, но не столь же жестко! Ведь перспективный студент полезен каждому ВУЗу, добавит ему славы, как альма-матер, выпестовавший будущего гения. Декан невзлюбил меня с первого курса, каждый мой успех вызывал у него только раздражение. Я чувствовал это по его неприятному взгляду, обращенному на меня, при случайных встречах он даже не отвечал на мое приветствие. Шамов обронил как-то, что я чем-то серьезно задел факультетское начальство, посоветовал каким-то образом умилостивить его. Не знаю, что имел в виду руководитель, но лизать задницу декану я не собирался, держался с ним корректно, не более. А теперь Разумовский отыгрался, воспользовался моей "промашкой", настроил или надавил на преподавательский состав против меня.

В ответ на нездоровую ситуацию на факультете вокруг меня решил обратиться к ректору, академику Харламову. С ним раньше не сталкивался, разве только на вручении мне диплома об открытии. Заранее записался на прием по личному вопросу, в назначенный день сидел у него в приемной в ожидании вызова. И угораздило же, именно в это время сюда зашел Разумовский. Он косо посмотрел на меня, привычно не ответил на приветствие, зашел к ректору, даже не спросив секретаря. Я ждал почти полчаса, пока не вышел декан, через несколько минут меня пригласили к Харламову.

Вошел в просторный кабинет, в нем в кресле за широким столом у дальней стены восседал ректор. Крупный, полной комплекции, весьма солидного возраста, уже за семьдесят. Он смотрел строго на меня, благодушное обычно лицо сейчас посуровело, выражало недоумение. Я поздоровался, потом представился:

— Евсеев Сергей, студент третьего курса механико-математического факультета.

Рокочущим басом Харламов ответил:

— Наслышан о тебе, Евсеев. Такой видный молодой человек, можно сказать, гений, а не можешь ужиться с другими. На тебя уже были жалобы, от декана, твоих преподавателей. Сутяжничаешь, не уважаешь старших, требуешь к себе особого отношения. Что, загордился, считаешь себя выше других? Нехорошо. Иди и подумай над своим поведением. У тебя вся жизнь впереди, надо ладить с людьми.

Попытался сказать о своем:

— Валериан Константинович, пожалуйста, выслушайте меня...

Ректор тут же перебил меня:

— Так, Евсеев, и здесь собираешься кляузничать. Все, иди и больше ко мне не обращайся. Я не хочу слышать о всех ваших дрязгах, кто кого обидел.

Все для меня стало очевидно, старый ректор практически отстранился от ведения неприятных для него дел, вникать и разбираться он не станет. Надежда решить проблему обычным порядком растаяла как дым, никаких иллюзий о справедливости в университете не осталось. Попрощался и вышел, но твердо решил, так просто сдаваться я не буду, если хочу уважать себя. Но прежде надо хорошо продумать, мне отвечать не только за себя, но и за свою семью, существенно разросшейся к этому времени.

К нам переехала Таня, Наташа уговорила ее жить вместе. Полгода назад Таня родила сына, крепкого бутуза, один в один похожего на меня. Во всяком случае, так уверяли все мои подруги, глядя на пыхтящего Сережу-младшего, упорно пытающего вылезть из манежки. Так или нет, мне все равно, беру на руки и прижимаю к сердцу кровинку, вдыхаю молочный запах младенца, бесконечная нежность и желание сберечь охватывают меня. А рядом с нами стоит любимая, счастье льется из ее глаз слезами благодарности и обожания. Я обнимаю Таню, так мы и стоим втроем, как одно единое, души наши сливаются где-то там, в небесах. Я не заметил, как влечение к подруге перешло в невидимые узы мучительно сладкой любви.

Не мог и дня прожить, если не увижу и не обниму ее и нашу дочь, каждый вечер заезжал к ним. А наши соития наполнились блаженством обладания столь желанного тела, мы сливались сердцами, казалось, они даже бьются заодно, как и дыхание, бурное и волнующее. А когда Таня призналась, что беременна, носил ее на руках, ухаживал и берег как хрустальную чашу. После переезда к нам отдавал ей почти все внимание, вызывая ревность остальных подруг. Рождение сына стало настоящим праздником в моем сердце, не мог смотреть спокойно, как она кормит, пеленает, чуть ли не каждую минуту обнимал мать с ребенком, ласкал и нежил.

Наташа и Алена не особенно сердились на такую мою привязанность, сами тянулись к малышу, наперебой брали на руки, прижимали к своей груди. Правда, Наташе приходится труднее, она беременна, животик у нее заметно выдается. Материнское счастье сестры сломило доводы здравого смысла, она решилась сама рожать. Призналась мне, что видит во сне, как кормит своей грудью младенца, прижимает к себе, а днем у нее болит грудь, как будто молоко просится наружу. Видел, как она украдкой расстегивала платье и давала Сереже свою набухшую от возбуждения грудь, а потом закрывала глаза от наслаждения, когда малыш принимался сосать.

Алена еще терпит искушение от охватившего подруг материнского позыва, но грозится сразу после окончания института, в следующем году, тоже родить. Пока же отдувается за всех, как по хозяйству, так и в ночных утехах, но не жалуется, только цветет от такой обузы. В перспективе столь близкого роста семьи, все подруги посчитали, а я согласился, что нам нужен больший дом. Недолго искали, взяли особняк в том же жилом массиве, что и у Малаховых, они и помогли нам приобрести его. Моих доходов, в особенности после получения премий за открытие, хватило на покупку довольно дорогого строения и его обзаведение. Прежний дом я оставил брату, он женился в прошлом году, недавно у Коли родился сын.

С родителями у нас произошли недоразумения. Моя мама, как только узнала, что дочь у Тани от меня, да еще беременна вторым, только всплеснула руками, а потом высказалась с возмущением:

— Да что ты делаешь, Сереженька, тебе двух баб мало? И в кого ты такой уродился! Отец не гулящий, дяди твои тоже не блудливые.

Потом все же поехала к Тане навестить свою негаданно приобретенную внучку. А сейчас каждые выходные проводит с нами, нянчится с детьми, души в них не чает.

Сложнее обошлось с родителями Наташи, тесть принялся отчитывать меня:

— У тебя, что, думалка в одно место ушла? Зачем же ты ссоришь родных сестер? Не ожидал от тебя такого! Как жеребец, кроешь всех кобылиц!

Теща почти год вообще со мной не разговаривала, демонстративно отворачивалась при встрече. Да и после, когда Таня переехала к нам, еще в старый дом, и родила сына, старалась поменьше общаться со мной и старшей дочерью, только с детьми была ласкова. Таня поведала мне, как мать ругала ее, называла гулящей и другими оскорбительными для честной женщины словами. Наташу жалела, но и при ней отзывалась обо мне и Тане совсем нелицеприятно. Когда же моя жена пыталась заступаться, то и ей доставалось, называла глупой коровой, не умеющей держать своего мужа в строгости, потакающей во всех грехах. Но все проходит, со временем родители сменили гнев на милость, худо-бедно наши отношения выправились.

С работой у меня тоже произошли перемены. После первого нашего успешного проекта Колычев предложил работать с ним постоянно. Без особых раздумий согласился, в комбинате мне уже стало не интересно. Основные работы уже были реализованы, моя группа больше прохлаждалась, перебиваясь незначительными заданиями. Сформировавшаяся вначале из трех сотрудников, кроме Васи Гирина, в группу вскоре добавили еще одного инженера-компьютерщика — Виталия Спиридонова, за год мы внесли проекты почти по всем производственным линиям. В последнее время занимались вспомогательными участками, так что особой загрузки уже не было. Начальство, видя такую картину, забрало уже у нас Виталия на обслуживание электронного оборудования предприятия, но и на двоих работы оказалось немного.

Меня приняли инженером в отдел уравнений математической физики именно в группу Колычева. Она занималась исследованиями обтекание тонкого тела плоским потоком идеальной жидкости асимптотическими и численными методами. На занятиях в университете по предмету математическая физика подобную тематику мы проходили, но, конечно, в обзорном объеме. Здесь же прорабатывались конкретные проекты по заданным направлениям, мне поручили самостоятельную тему — построение и обоснование разностных схем для линейных и квазилинейных ударных волн. Тема для меня малоизвестная, начал с изучения вопроса, прочитал всю имеющуюся в отделе информацию по ней. Часто обращался к Колычеву и своему непосредственному руководителю — Сергиенко Вадиму.

Он два года назад закончил наш университет, правда, по другой специальности — механика. Как одного из лучших выпускников направили сюда, в академический НИИ. Работает на должности младшего научного сотрудника, считается перспективным ученым. Уже пишет кандидатскую диссертацию под руководством Колычева, заочно учится в аспирантуре. Ко мне отнеся вначале с некоторой осторожностью, понятной мне. Я у него в номинальном подчинении, но практически работаю напрямую с руководителем группы. Да и мой авторитет как автора нашумевшего открытия давит на него, стесняется командовать мною. Хотя я высказывал полное уважение к нему, более сведущему в порученной мне теме. На мои вопросы отвечал охотно, очень толково и детально. Постепенно мы с Вадимом сблизились, схожие интересы и взаимная симпатия помогли нам найти общий язык.

Тематика отдела не по моей будущей специальности, в институте есть более соответствующий отдел системного обеспечения. Пошел навстречу Колычеву, ему нужны толковые исполнители, да и сработался с ним. По просьбе руководителя группы начальство разрешило мне свободный режим работы, выдало пропуск на любое время, мог прийти даже ночью. В отделе приняли меня неплохо, помогли скорее освоиться с принятыми в институте правилами и распорядком. Коллектив дружный, вместе отмечают праздники и дни рождения, нередко в выходные отправляются на природу, не чинясь своими степенями и регалиями. У меня сложились хорошие отношения кроме Колычева и Вадима еще с несколькими сотрудниками. Постепенно вписался в общую атмосферу, ко мне стали относиться как к равному, несмотря на то, что я самый молодой в отделе.

С порученной темой справился успешно, даже ранее установленного срока. Когда разобрался по существу вопроса, применил методы математического моделирования задачи из учебного курса, составил программное обеспечение. Вместе с Колычевым определился с объемом теоретических и экспериментальных исследований. А дальше, как говорится, дело техники, принялся за реализацию запланированных работ. Через два месяца выдал систему стационарных и нестанционарных уравнений с построением разностных схем, физическим и математическим обоснованием. Мою работу руководитель похвалил, поручил на ее основании написать статью в ведомственный сборник научных трудов. Времени ушло немного, через неделю в черновом варианте передал Колычеву, исправил немного по его замечаниям и правкам. Готовую статью руководитель отдал в ученый совет института, после его утверждения отправил на публикацию.

Неплохо продвинулось у меня в изучении дара святого и новых возможностей от его использования. Кроме видения в аурном поле органов и систем, оперирования общим воздействием их энергетикой у меня получилось напрямую, физически вмешиваться в состояние объекта. Как хирург скальпелем, я своим энергетическим лучом мог разрезать и сращивать ткани, нейронные цепи, менять их структуру. Можно сказать, получил инструмент для операционных воздействий, дело стало за получением знаний о клинике и характере лечебного дела, хирургических и терапевтических процедур. Можно было взяться за их изучении самостоятельно, по медицинским учебникам и справочникам, но посчитал, что подобная практика чревата слишком большим риском врачебной ошибки.

Придется постигать нужную мне науку под контролем профессионалов медицины, лечащий не имеет права ставить под угрозу жизнь пациента. Перспектива поступать в медицинский ВУЗ, а потом шесть или семь лет учиться, не прельщала меня, но иного приемлемого пути не видел. Мне ведь придется лечить открыто, подобную практику не скроешь от других. Нужен диплом врача, достаточный опыт лечебных операций под контролем преподавателей и сведущих специалистов. Перебирал разные варианты, но осталось только одно — оставить занятия в университете или перейти на заочное отделение и поступать в мединститут, начинать с самого начала. Нет в подобных ВУЗах ускоренного курса, вечернего или заочного обучения, чтобы совместить с другими занятиями.

Предоставленный мне дар не оставлял мне иного выбора, умом и душой понимал — дух святого передал мне не только особые способности, но и нелегкую ношу, помогать страждущим. Те видения на святом месте не давали иного толкования, именно в том мое предназначение. Отказаться от него не позволяла и моя совесть, если я могу дать людям жизнь и здоровье, то должен, иначе мне не будет покоя. Когда принял такое решение, почувствовал в сердце какой-то толчок, а на душе стало светло, как будто его озарило теплым светом. Что-то подспудно подсказывало, во мне живет та искорка от души Сергия Радонежского, что внедрилась тогда, под холодным душем святой воды, она сейчас дала мне знак своего благословения.

Теперь мне оставалось решить проблему со своим факультетским руководством, а потом вновь готовиться к поступлению, теперь в медицинский, остальные дела и вопросы стали не важными, пусть и значимыми для меня, в той или иной мере. Коль дело с деканом и его окружением не решилось миром, придется идти войной. Не я ее начинал, но оставлять без взыскания неблагие деяния не должен, мир станет лучшим, если помогу избавиться ему от подобной нечисти. Могу предпринять многое, сейчас мне возможно многое, вплоть до физических мер, но уподобляться им не хочу. Цель оправдывает средства — такой принцип не по мне. Пусть и будет труднее справиться с задачей, но в ладу со своей совестью.

На следующий день после занятий зашел в деканат, секретарь на мой вопрос о декане ответила, что сейчас его нет, но скоро будет. Остался ждать в приемной, прошло полчаса, когда вернулся Разумовский. Я поторопился встать со стула, с ноткой подобострастности поздоровался и попросил принять меня. Он усмехнулся, только кивнул и зашел к себе, дверь оставил открытой. Тут же последовал за ним, прикрыв дверь, дождался, пока он расположится за своим столом, начал сам речь, не дожидаясь его приглашения:

— Эдуард Кириллович, мне Валериан Константинович посоветовал обратиться к Вам и найти согласие по некоторому недоразумению.

Упоминание ректора вызвало на лице Разумовского самодовольную улыбку, по-видимому, посчитал, что я буду его просить, вымаливать прощение.

Продолжил тем же уничижительным тоном:

— Я полностью согласен с мнением нашего уважаемого ректора и пришел объясниться, если в чем-то виноват, то обязательно постараюсь исправить свою ошибку.

Пока декан слушал приятные его уху слова, вхожу в его аурную оболочку, аккуратно давлю своим полем на участок, отвечающий за эмоциональное состояние. Разумовский расслабляется, благодушный настрой сменил прежнее самодовольство и неприязнь, вхожу напрямую в область центра эмоций головного мозга, пытаюсь впечатать в матрицу центра зафиксированное состояние. Я рисковал, своей ошибкой мог вызвать совершенно иную реакцию или, еще хуже, внести патологические изменения в мозг подопытного с неизвестными последствиями. Оправдывал себя тем, что я делаю самое щадящее воздействие, остальные намного радикальнее. Мне, или Разумовскому, как еще посмотреть, повезло, операция прошла успешно, на его лице не сходила доброжелательная улыбка, хотя я для проверки полностью снял свое поле. Правда, не знаю, насколько долго продержится моя печать, но не беда, если надо — повторю или предприму что-то другое. Громко прощаюсь, открывая дверь, выхожу спиной вперед со словами:

— Спасибо, Эдуард Кириллович, за Ваше понимание. Я обязательно сделаю так, как Вы велели. До свидания, еще раз большое спасибо!

Со счастливым выражением на лице выхожу в приемную, радостно прощаюсь с секретарем, и отправляюсь восвояси. Самому противно такое фиглярство, но это малая цена за мою операцию. Таким же образом встретился с самыми ярыми моими врагами, именно такими их считаю, провожу подобную акцию. С двумя из пятерых получилась накладка, печать на матрице не сохранилась, пошла другая реакция. Один побагровел, неприкрытая злость била из его глаз. Пришлось его на время парализовать, погасить ярость, а потом провести долгую перестройку нервных цепей. Он теперь на неопределенное время просто не сможет говорить. Второму скорректировал вестибулярный аппарат, у него предполагается нарушение координации, пусть полежит дома в постели.

Реакция на факультете проявилась скоро. Декана стало не узнать, душа на распашку, готов всем помочь. Даже сам подошел ко мне, похвально отозвался о моей учебе, пожелал дальнейших успехов, так с улыбкой пошел дальше. Остальные, которым я также наложил печать, реагировали также. Последним досталось больше, одного пришлось увезти на скорой, не мог шага сделать из-за головокружения, второй не вышел на следующий день на работу, взял больничный. Не знаю, почему, но кто-то связал происшедшие перемены в бедолагах именно со мной, пошли слухи, что я навел на них порчу. Меня стали сторониться, но нападки от злопыхателей прекратились, настало напряженное перемирие между мной и ими.

Глава 14

Рассказал подругам о своем намерении поступать в мединститут. Алена первой, не дожидаясь моих объяснений, с горячностью высказалась:

— В мединститут? Почему, Сережа? Ведь у тебя все прекрасно складывается! Ты же гений, уже столько наград!

Таня с Наташей промолчали, но тоже смотрели на меня вопросительным взглядом. Не торопясь, как о взвешенном решении, ответил:

— В моих способностях произошел прорыв. Я уже напрямую могу вмешиваться в организм, проводить какие-то операции. Мне теперь нужны серьезные знания по медицине, правильно уметь пользоваться своим даром. Рисковать жизнью пациента невозможно. Знаю, что в математике у меня неплохие перспективы, но считаю более верным заниматься лечением людей, коль я могу делать то, что недоступно другим врачам.

Немного помолчал, дал подругам время обдумать сказанное. потом продолжил:

— Занятия математикой не собираюсь бросать. Продолжу работу в институте. С учебой в университете тоже можно найти выход, перейти на заочное отделение. Полагаю, у меня получится вести все задуманное. Конечно, будет трудно, особенно на первых порах, но должен справиться.

Тут уже высказалась Наташа:

— Конечно, Сережа, у тебя все получится!

У жены фанатичная вера в меня, у нее даже мысли нет, что я что-то сделаю не правильно. Можно считать наивностью, доверчивостью самой юной из подруг, но она привыкла полностью полагаться на меня, и пока я ее не разочаровывал. У старших больший жизненный опыт, рассчитывают уже на себя, но чаще соглашаются со мной в наших семейных делах. Также и сейчас, Алена, а вслед за ней Таня, приняли мои объяснения:

— Хорошо, Сережа. А мы тебе поможем всем, чем сможем.

Родителям тоже рассказал, они сразу поддержали меня. Отец одобрительно высказался:

— Да, Сережа, мы и не сомневаемся, что ты будешь хорошим врачом. Ты помог Коле справиться с его бедой. Уже тогда мы знали, лекарь из тебя особый, врачи не смогли сделать то, что получилось у тебя.

Не стал откладывать на будущее подготовку к поступлению в мединститут. Не за горами лето, а там уже вступительные экзамены. Школьная программа по ним изрядно позабылась, да и по тем предметам у меня особых успехов не было, в прежней жизни также. Снова взялся за старые учебники по биологии и химии, но и по русскому в сторону не отставил, надо с ним основательно позаниматься. Именно по русскому языку у меня была проблема при поступлении в университет. Посчитал не лишним ознакомиться с вводным курсом по медицине, тогда лучше представляются нужные для поступления знания. Учил ночью, в выходные дни, так прошел месяц, пока не посчитал, что в достаточном объеме усвоил материал.

После такого самостоятельного повторения решил обратиться к репетиторам — преподавателям мединститута, а не школьным учителям, им лучше известны требования экзаменаторов. Заехал в свободное время в институт, на вахте центрального корпуса мне подсказали, как найти кафедру общеобразовательных дисциплин. Нашел быстро, в соседнем корпусе, только никого на кафедре не застал. Прошелся по коридору, заглянул в одну из аудиторий, ее дверь оставалась приоткрытой. За столом преподавателя сидела женщина средних лет, заполняла журнал. Попросил разрешения войти, представился, а потом обратился с вопросом насчет репетиторов. Преподавательница посоветовала записаться на платные подготовительные курсы, занятия в них только что начались, проводятся ежедневно по вечерам, будут идти три месяца. Поблагодарил за совет, пошел оформляться в канцелярию. Уже вечером того дня приступил к урокам на курсах, их вели преподаватели кафедры.

Изучаемый материал в основном мне знакомый, из школьных учебников, но кое-что оказалось новым, выходящим за обычную программу. Преподаватели посоветовали их изучить, на экзамене такие знания добавят больше шансов получить лучшую оценку. Они еще подсказали дополнительную литературу, тоже полезной поступающим. Нашел ее в центральной библиотеке, принялся основательно их штудировать. Обращался по возникшим вопросам к преподавателям, они благосклонно отвечали на них, поощряли такой интерес к дополнительным знаниям. Материал мне давался легко, с моими выросшими интеллектуальными способностями не представлял сложности. Преподаватели обратили внимание на меня, один из них, вернее, одна — Наталья Капитоновна, преподаватель биологии, как-то даже устроила экзамен мне, а потом призналась, что выставила бы мне пятерку с плюсом. На нее произвели впечатление мои знания, выходящие даже за рамки преподаваемого ею предмета.

— Да, Евсеев, удивил ты меня. То, что ты хорошо усвоил общий материал, понятно. Я заметила твое старание на занятиях и с дополнительной литературой. Но по генетике и молекулярной биологии знаешь то, что разве специалистам известно! Откуда у тебя такие знания?

— Читал в Вестнике Института биологии.

— Молодец, Евсеев! Буду рада, если поступишь к нам. Удачи тебе!

В мае Наташа родила дочку. До последнего дня ходила на занятия, не захотела брать академический отпуск. Утром я отвозил ее в институт, к концу дня возвращалась домой с Аленой. Даже в день родов собралась идти на учебу, когда у нее начались схватки. Так что вместо института повез ее в роддом, именно в тот же, где родился Сережа. Там признали меня. Когда я на руках внес Наташу в приемный покой, ей уже самой стало трудно идти, и назвался мужем роженицы, то принимавшая нас врач переспросила:

— Муж? Но ведь у вас другая жена, которая родила у нас недавно?

Секундой позже, поняв бестактность вырвавшегося вопроса, принялась извиняться.

— Вот памятливая, — говорю себе, вслух же отвечаю:

— Да, правильно, прежняя тоже жена.

Замолчал, не стал продолжать, пусть домысливает, что угодно. После того, как Наташу забрали в отделение, отправился в университет, оттуда после занятий вернулся в роддом. Здесь сказали, что жена еще не родила, но скоро должна, она в родовом блоке. Остался ждать, через два часа пришла сестра с вестью о рождении дочери:

— Роды прошли нормально для первородки. Мать и ребенок в порядке. Сегодня приема не будет, пожалуйста, приходите завтра.

В последующие три дня каждое утро заезжал к Наташе, она уже встала на ноги и подходила к окну, передавал ей свежие фрукты и диетические продукты. К вечеру к ней по очереди наведывались Алена или Таня, вторая оставалась дома с детьми. На выписке мы с Аленой вдвоем принимали мать и ребенка. Видно было, что Наташа на седьмом небе от счастья. Ее лицо сияло от радости и блаженства, бережно прижимала к груди младенца. Я очень аккуратно принял конверт с бесценным содержимым, Наташа приподняла накидку, показывая красное личико дочери:

— Она ведь красивая, Сережа, да?

— Конечно, Наташа, как и ты!

Наташа прижалась ко мне и ребенку, проговаривая: — Я так счастлива, Сережа, нет больше слов!

И в этот и в последующие дни заметна была охватившая ее эйфория от материнского счастья, она почти не выпускала из рук малышку, даже если та спала. А когда кормила грудью, вся светилась негой и наслаждением. Таня даже пошутила, что Наташа сама еще ребенок, получившая в подарок долгожданную игрушку. Мы все поддерживали молодую маму, берегли от лишних хлопот. Старшие подруги приняли на себя все семейные заботы, давая ей возможность пережить первое упоение исполнившейся мечтой. Наташа в таком настрое не стала готовиться к экзаменам, как планировала еще до родов. Съездила в институт и договорилась их сдать осенью, в деканате пошли навстречу юной маме.

С щемящей сердце нежностью смотрел на двух сестер, усевшихся рядом на диване и кормящих грудью малышей. Они говорили о детях, женских заботах, старшая поучала в чем-то, а младшая слушала во все уши, как откровение. У ног их копошилась на ковре подросшая Валюша, ей скоро два годика. Такая семейная идиллия грела мое сердце, душа переполнялась любовью к самым близким на свете людям. Я обнимал и ласкал подруг, детей, они также тянулись ко мне, общая отрада сближало нас воедино, мы чувствовали сердца и мысли друг друга. За такие минуты семейного счастья я готов был на все, сделать невозможное ради них, сберечь и защитить.

Тем временем подошел к завершению третий курс, как обычно, с зачетами и очередной сессией. Интересно было наблюдать за теми преподавателями, которые нехотя, колеблясь между желанием насолить и подспудным страхом, выставляли мне пятерки. Хотя со временем у наказанных прежде недругов наложенная мною печать сошла, но страх у них все же остался, остерегались явно вредить мне. Только двое решились срезать балл. Правда, в тот же день у одного начались головные боли, другой стал заикаться. После желающих испытывать судьбу в кознях против меня уже не стало, сдал сессию на отлично, если не считать две злосчастные четверки.

Пока я сдавал экзамены, Алена защитила дипломный проект, стала дипломированным инженером-экономистом. Мы дома устроили праздник, пригласили близких родных. Пришли и родители Алены, они уже смирились с такой жизнью дочери. Обращались ко мне со всем возможным уважением, как к главе семьи, куда влилось их чадо, да и мои научные заслуги повлияли. Правда, в первый год были поползновения свести дочь с перспективными женихами, но Алена недвусмысленно пресекла подобные интриги. На вечере Виталий Владимирович при мне предложил дочери остаться работать в институте. Он уже переговорил с ректором, тот согласился принять ее на одну из кафедр с перспективой дальнейшей учебы в аспирантуре. Алена показала себя неплохо, большинство оценок в дипломе пятерки. Подруга посмотрела на меня, я кивнул, она ответила отцу:

— Спасибо, папа. Мы обсудим с Сережей, я тебе позвоню завтра. Хорошо?

Отец согласился. После, когда гости разошлись, мы все вместе разбирали предложение Виталия Владимировича. Сама Алена была не против, но ее удержало от немедленного согласия нынешнее положение, она на третьем месяце беременности. Через полгода ей рожать, о серьезных планах с работой или аспирантурой пока речи нет. Все же семейным советом решили принять предложение, за оставшееся до родового отпуска время видно будет, стоит ли ей связывать свое будущее с институтом и научной работой. Если понадобится, то может раньше оставить ребенка на попечение Тани и выйти на работу. Та уже согласилась нянчиться с Леной, дочерью Наташи, пока она не закончит свой институт.

Алена позвонила отцу на следующий день, после поехала в институт оформляться на кафедру экономики промышленности. Ее приняли на должность инженера, приступит к работе в августе. Такой срок нам пришелся кстати, собрались взять путевки на июль на наше озеро. Я у себя в институте тоже договорился взять отпуск в это время. Поехал в ту же турфирму, взял путевки в пансионат, там лучшие условия отдыха с детьми, чем в турбазе, да и сразу можно заказать большой коттедж из трех комнат. В оставшиеся до начала сезона дни каждый вечер выходили гулять в сквер возле нашего массива. Так и шли всей семьей, я с Валюшей на руках под руку с Аленой, Таня и Наташа с малышами в колясках. Многие прохожие с любопытством оглядывались, что за семья с тремя мамами и одним папой, но мы не обращали внимание на зевак, неспешно прогуливались по тенистым аллеям.

Отправились к озеру на двух своих машинах, не ехать же на автобусе с малыми детьми! Алена с Таней и ее малышками, Наташа и Лена со мной, так друг за другом, не торопясь, следовали по трассе, плотно занятой с утра. Таких, как мы, едущих на природу, оказалось много, в нескольких местах попали в заторы. Вместо двух часов ушло вдвое больше времени, прибыли на место почти к обеду. Правда, по пути мы останавливались, малыши стали беспокоиться. Справили детскую нужду, перепеленали, Наташа еще покормила грудью дочь, пока остальные прогулялись, и снова в путь. Дети перенесли поездку неплохо, почти не капризничали, а Валюша всю дорогу просидела у мамы на коленях, прилипнув к окну, все ей было интересно.

Пансионат расположился на южном, противоположном от турбазы, берегу озера, в ста метрах от воды. Вокруг тот же лес, дорожки вымощены плитками, все чисто убрано. Действительно, здесь больше обустроено для развлечений семей с детьми — тот же аквапарк с надувными горками, батутами, бананами и шарами, бассейны с моторными лодочками и кругами, карусели, не говоря уже о традиционных катамаранах, катерах и лодках. Весь берег вдоль пансионата покрыт толстым слоем мелкого песка, приятно расступающимся под босыми ступнями. Из строений есть главный корпус, двухэтажный, с гостевыми номерами, и разные коттеджи, от двух до четырех комнат, вокруг каждого разбит цветник, поставлены лавочки.

Оставили машины на стоянке у главного корпуса, оформились, а потом все вместе перенесли вещи в коттедж. Наш домик в стороне, почти с краю пансионата, но так даже лучше, просторнее, меньше народа и на пляже и у аттракционов. Разделились по комнатам, мамы со своими малышами заняли по комнате, мы с Аленой в третьей. Разобрали вещи, разложили по шкафам и тумбочкам, по очереди приняли душ, я, конечно, последним. Немногим позже, как только девушки навели макияж и собрались, направились в столовую в главном корпусе. Обедом мои подруги остались довольны, готовят неплохо. В коттедже прилегли отдохнуть с дороги и уснули, так и проспали до полдника.

После, когда привели в порядок себя и детей, отправились на пляж. Пока девушки плескались на мелководье, я повел Валюшу на аттракционы. Она не напугалась их, с удовольствием и громким смехом прокатилась с горки и на карусели, вместе со мной поплавала в бассейне. Через час вернулся с уставшей от впечатлений дочкой на пляж, сам покупался в нагревшейся за день воде вместе с расшалившимися подругами, хватавшими меня под водой за разные места. Вернулись в коттедж к вечеру и сразу в столовую, проголодались после водных процедур, еще час гуляли в лесу. Оставили мам укладывать детей, мы с Аленой отправились на дискотеку. Конечно, в ее состоянии особо не подвигаешься, но свою долю удовольствия от танцев получили, Алена даже раскраснелась, довольная и уставшая. Ночью бережно ласкал и ублажал в постели подруг, пока они, выбившись из сил, не уснули приятным сном.

Так пошли день за днем, с утра на озере, загорали, катались на лодке и на аттракционах в аквапарке — мамы с младенцами, я с Валюшей. Еще неизвестно, кто больше радовался — взрослые или дети. С обеда до полдника отдыхали в коттедже, потом опять на озеро. Вечером на дискотеку или кино, в пансионате есть свой видеозал. На пятый день на дискотеке встретил свою первую рок-группу, с которой два года назад начинал творческую карьеру, она выступала здесь со своим концертом. Я уже год, как простился с ней и вообще с концертной деятельностью, не было времени. Писал только песни из прежней памяти, пробовал сочинять свои. Получалось неплохо, но до известных мне хитов не дотягивал. Отдавал исполнителям бесплатно, как бонус к более популярным. Правда, и они шли среди моих поклонников на ура, думаю, сказалась магия известного имени.

Группа с нашим приходом и моими новыми песнями поднялась, стала у всех на слуху. В последний год, после моего ухода, растеряла отчасти популярность. Катя осталась, ее сильный и звучный голос послужил фирменным знаком группы, узнавали именно по нему. Новыми песнями я своих бывших коллег особо не баловал, близкие отношения с ними у меня не сложились, да и с продюсером иной раз случались недоразумения с выплатой гонораров. Только ради Кати специально под ее голос отдал им в минувшем году две песни — Колыбельную и Разлучницу, они тоже стали хитами. Новости о группе я узнавал от Кати, с которой наша близкая, — ближе некуда, — связь продолжалась. Кто-то ушел, как и я, пришли другие, из прежних, знакомых мне, остались Виктор и Костя, если не считать, конечно, Катю.

В пансионате уже днем было известно, что на дискотеке выступит заезжая группа, но какая, почему-то не объявили, да я особо и не интересовался. Когда же увидел в танцзале Катю и знакомых ребят, вначале опешил, не ожидал увидеть их здесь. Это же не уровень более-менее раскрученной группы, подобным промыслом занимаются малоизвестные музыкальные коллективы и исполнители. Как бы ни было, видеть их мне стало приятно, в памяти осталось лучшее, что я пережил с ними. Обнял Катю, пожал руки всем музыкантам. Немного разговорились, не удержался от любопытства, спросил:

— Ребята, почему вы здесь, а не выступаете во Дворце или филармонии?

Они только грустно усмехнулись, ответил мне Виктор, без особого оптимизма в голосе:

— Ушли мы из группы, Сергей, месяц назад. Разругались с продюсером. Николаев постоянно задерживал с выплатой, урезал ставки, за последние два месяца вообще отказался платить, до неопределенного времени. Вот теперь сами решили зарабатывать, ищем любые заказы. Правда, у нас почти нет нужного инструмента, пользуемся чужим, если дадут. Да и репетировать негде, пока на даче моих родителей перебиваемся.

Жалость и сочувствие к своим, пусть и бывшим, коллегам захватили меня, ясно понимаю сложившуюся для них ситуацию, примерно также у меня самого складывалось с продюсером. Катя говорила о подобных проблемах в группе, но о том, что собираются уйти из нее, речь не заводила. Захотелось чем-то помочь им, спросил у Виктора, очевидно, что среди ребят он старший:

— Вы группу свою зарегистрировали в госорганах и как она называется теперь?

— Конечно, иначе нельзя принимать официальные заказы. Назвали Тайфуном, я руководитель. Но мы все равноправные соучастники, платим и получаем сообща.

Обдумываю полученные сведения, продумываю варианты выхода из такого положения. Но торопиться нельзя, хуже нет — пообещать, а потом не сдержать слово. Предлагаю им:

— Ребята, давайте встретимся через неделю. Я с семьей вернусь в город, разузнаю, чем можно вам помочь. Согласны?

Все согласно закивали головой, Сергей вслух поблагодарил и пожал мне руку. После немного затянувшего из-за нашего разговора перерыва группа продолжила концерт на довольно высоком уровне, в мастерстве ребятам не откажешь. Катя пела от души, без халтуры, как и все музыканты, слушатели не раз аплодировали за удачные песни. Мы с Аленой слушали ее и танцевали, музыка слов отзывалась у нас нежностью друг к другу. В конце вечера Катя пошепталась с Виктором, он объявил: — Эхо любви, — Катя же подошла ко мне и просительно промолвила: — Сережа, поможешь?

Мы переглянулись с Аленой, она кивнула согласно. Я с Катей поднялся на возвышающуюся сцену, Алена же стала рядом. Мы пели, как в первый раз, как будто не было прошедших двух лет, глядели друг другу в глаза, признаваясь в любви, скорбя о ее потере. Я не смотрел по сторонам, видел только Катины глаза. Когда же музыка затихла и я пришел в себя, заметил почти полную тишину вокруг, только кто-то рядом всхлипывал. Огляделся — все стоят и смотрят на нас так жалостливо, как будто мы с Катей на их глазах прощаемся друг с другом. Только через минуту раздался град аплодисментов и крики: — Молодцы! Браво!

После того вечера я стал узнаваем отдыхающими, сопровождали любопытствующими взглядами и перешептыванием. Старался вести себя как в ни в чем не бывало, подруги также держались по-прежнему, постепенно интерес улегся, хотя и не пропал. Нам вокруг все старались угодить, как персонал, так и другие. Обслуживали без задержки и вне очереди, выдавали самое лучшее, с готовностью отвечали на наши вопросы. Оставшиеся дни провели в полном удовольствии, сами наполнились приятными эмоциями и новыми силами, так и дети, от Валюши до грудничков. Уезжали от озера с благодарностью к людям и природе, а они прощались с нами добрыми пожеланиями. Казалось, все вокруг — ласковая вода, чистое небо, переливающийся разноцветьем лес — все говорило: — Мы вас любим, возвращайтесь!

На следующий день после приезда с озера связался с начальником отдела культуры городской мэрии Ивановым Леонидом Степановичем, договорился с ним о встрече. Нас познакомила Анна Герман на одном из вечеров в Зимнем саде, который проводил бомонд столицы. После мы еще не раз встречались на разных представительных форумах и в рабочей обстановке, между нами сложились неплохие отношения. В назначенное время вошел в кабинет руководителя, после взаимных приветствий приступил к существу своего дела, одновременно влияя на эмоциональный центр. Решил перестраховаться, мы не так близки, чтобы он сразу принял мою просьбу. Обрисовал ему нынешнее сложное положение талантливых ребят, несомненную перспективу успеха их творческой группы при поддержке городских властей, сам же внушаю мысль обязательно помочь в таком благом деле:

— Леонид Степанович, им нужно немногое — государственный грант молодым дарованиям, подходящее помещение для репетиций и качественная аппаратура. Такая помощь по силам Вам, я очень рассчитываю на Ваше содействие!

Иванов отозвался добрейшей улыбкой, согласно кивнул головой:

— Конечно, Сергей. Нам напрямую вменено всемерное содействие новым талантам, мой долг помочь им развернуть крылья на славу нашей Родины.

Начальник еще минуту цветисто высказывался о высокой миссии государства в подъеме национальной культуры, поддержке начинающих дарований. Он пообещал позвонить уже завтра, как только найдет что-то приемлемое. Мы расстались довольные друг другом, единомышленниками в таком благородном начинании. Моя установка сработала, на следующий день Иванов радостно отрапортовал:

— Помещение найдено, оно во Дворце культуры машиностроителей. На первый год предоставляется бесплатно, так же как имеющийся там инструмент. Насчет гранта можно пообещать только на следующий год, сейчас фонды на него уже использованы.

Не стал затягивать дело, сразу поехал в названный Дворец. Его директор подтвердил решение отдела культуры мэрии, помещение и инструменты будут предоставлены по первому требованию. Позвонил Виктору, вызвал его сюда, во Дворец, с документами на группу. Он подъехал через час, я его свел с директором, они при мне заключили договор об аренде помещения и инструмента именно так, как пообещал Иванов. После, когда мы вышли из Дворца, Виктор поблагодарил меня, а потом спросил:

— Как же у тебя получилось, Сергей? Ведь мы уже обращались ко всем, сюда тоже, везде с нас требовали сумасшедшую плату или вообще отказывали. А тут первый год вообще бесплатно, а потом гораздо меньше, чем платят другие!

— Мир не без добрых людей, Виктор. Нужно только найти их и правильно объяснить...

Пообещал ему еще несколько новых песен, без всякого гонорара, пусть встают на ноги. Оставил не чуящего ног от счастья музыканта, сам поехал по своим делам, чувствуя себя добрым волшебником, раздающим нуждающимся подарки судьбы. Позже группа Тайфун вышла из неизвестности. Ее песни стали популярны среди широкого круга меломанов, звучали на радио, несколько раз показывали их клипы на телевидении. Мне было приятно сознавать, что помог им в начале их пути к творческому Олимпу, а дальше действительно талантливые ребята вместе с Катей добились успеха уже сами.

В таком благодушном настрое неожиданно для меня тревожным набатом прозвучал крик о помощи. Случилось во сне, спал спокойно, к моему боку приткнулась Алена, тихо посапывая. Казалось ничто не предвещало беды, как откуда-то издалека донеся женский крик: — Сережа, спаси своего сына!

Крик оказался ясным и громким, как наяву. Проснулся, не понимая, откуда он, что же означает. В беспокойстве встал, прошел в комнату Наташи, включил ночную лампу и склонился над сыном. Он спал в манежке спокойно, раскинув руки, никакой тревоги от него не чувствовал. Тут проснулась Таня, увидела меня, спросила сонным голосом: — Ты, что, Сережа?

— Спи, Таня, все хорошо. Просто посмотрел детей.

Подруга успокоенно улыбнулась и вновь заснула. Я же вышел на кухню, здесь долго сидел, раздумывая, что же произошло. В том, что мне почудилось или нет, сомнения не было, слишком четким слышал зов. Первая мысль о Сереже, не оправдалась, слава богу. Но о каком еще сыне может быть, когда все дети при мне — как родившиеся, так еще в утробе матери. Другие девушки, с которыми я имел связи, о беременности не заявляли, та же Люба или Катя. Так ничего и не надумав, отправился в постель, прижал к себе теплую Алену и заснул. Днем беспокойство об услышанном вновь охватило меня, мысль о зове не уходила из головы. Ночью вновь услышал тот же зов, а голос мне показался смутно знакомым: — Сережа, забери сына, я умираю!

Так же во сне пытаюсь докричаться до зовущей: — Кто ты, какой сын?

— Чернушка, сын Сережа ...

Все равно непонятно, кто эта Чернушка, продолжаю: — Где ты?

— Деревня Кижи, под Тавром. Сережа, торопись, я совсем скоро умру!

Все доносится до меня так же ясно, как и в прошлую ночь, снова просыпаюсь. Вокруг ночная тишина, все спят, дома покой, а у меня в душе буря — страх за того, кого я не знаю, но близкого мне. Вспоминаю услышанные последние слова. Ни Чернушка, ни какие-то Кижи мне ничего не говорят, но все равно душа болит, кричит — надо ехать!

Глава 15

Уже под утро, ворочаясь без сна, я вспомнил Чернушку — худенькую девушку на год старше меня. Она училась со мной на первом курсе вечернего отделения. Звали ее так из-за густой смуглости, говорили, что отец у нее молдаванин или цыган. Жила с матерью вдвоем, отца не знала и не видела. В прошлом году после школы поступала сюда же, не хватило баллов. Домой не поехала, осталась жить у тетки, двоюродной сестры матери. Устроилась на работу на табачную фабрику, записалась на подготовительное отделение университета и вечерами после работы училась. На второй год все же поступила, на вечернее отделение, как и я, только в параллельной группе. Я тогда не обратил внимания на тихую девушку с ничем не примечательной внешностью, если не считать ее смуглость.

Пытался вспомнить имя девушки, с большим напряжением всплыло из памяти — Корнева Лида, фамилия у нее по матери. Но все ее называли Чернушкой, она не обижалась и отзывалась на такое прозвище. Вообще казалась тихой и безобидной, а что у нее в душе творилось, никто и не спрашивал. Интерес мужской части она не вызывала, да и сторонилась, была замкнутой, ни с кем не откровенничала. Связь между нами случилась перед Новым годом, когда студенты носились с подарками, поздравляли преподавателей. Занятия практически не проводились, у всех праздное настроение, не до учебы. Я для проформы заглянул в кабинет, где должен по расписанию проходить семинар по матанализу, никого не заметил, уже собрался уходить, когда услышал всхлипывания.

В углу за первой партой сидела, склонившись, Чернушка и плакала. Даже странно стало, все вокруг радуются, смеются, а тут тихоня плачет. Хотел уже повернуться и уйти, не хватало еще разбираться с девичьими слезами, но почему-то подошел к ней и погладил по волосам. Она вскинула голову, наверное, напугалась, увидела меня, сквозь слезы попыталась улыбнуться. Но потом опять уронила голову на парту, продолжая плакать. Спрашиваю девушку:

— Чернушка, что с тобой, что случилось?

А в ответ она только сильней заплакала, а потом, всхлипывая, проговорила:

— С мамой плохо, никого не узнает. Ее уже в больницу положили, в психиатрическую. Телеграмма сегодня пришла к тете.

Глажу ее по волосам, по плечам, пытаюсь ее успокоить:

— Не плачь, может быть, еще выздоровеет. А своими слезами ты ей не поможешь.

— Не знаю, врачи говорят, надежды почти никакой, что она поправится.

Присел рядом, обнял за плечи, мне стало жаль девушку с таким горем. Она положила голову ко мне на грудь, плач ее потихоньку стал затихать, как будто она находила успокоение у меня. Прижал покрепче, стал баюкать, как маленькую девочку, она вообще притихла и закрыла глаза. Так мы сидели минуту — другую, когда неизвестно от чего на меня напало возбуждение. Я видел через приоткрытый ворот платья ее грудь, мне невыносимо захотелось коснуться ее, целовать и мять. Не выдержал, одной рукой продолжал обнимать девушку, а второй принялся расстегивать пуговицы, полностью распахнул ворот и стал гладить грудь поверх бюстгальтера. Девушка затаила дыхание, но нисколько не сопротивлялась. Я поощряемый таким знаком, высвободил грудь, стал поглаживать, а потом целовать ее, возбужденно торчащий сосок.

Горя страстью, из последних проблесков разума оставил девушку, стал подпирать дверь стулом, для верности прислонил еще стол. Почти бегом отправился к неподвижно сидящей с закрытыми глазами девушке, на соседнем столе расстелил свою зимнюю куртку, а потом лихорадочно, едва не обрывая пуговицы, принялся раздевать Чернушку. Она покорно стояла, подняла руки, когда я через голову снял платье, а потом белье. Положил уже голенькую на стол, сам разделся и, позабыв даже надеть презерватив, вошел в тугую плоть, прорывая последнюю девичью защиту. Она вскрикнула, а потом прижала меня к себе и не отпускала, пока я не излился в нее. И тут наваждение покинуло меня, мне стало стыдно, что воспользовался слабостью девушки. Шепнул ей: — Прости, — быстро оделся и ушел, даже сбежал, едва не позабыв куртку.

Потом, встречая девушку в коридоре или в аудитории, виновато опускал голову, старался избегать ее. Через месяц ее уже не было, как мне сказали девушки ее группы, уехала домой к матери, той стало совсем плохо. Я старался забыть о происшедшем, совесть укоряла, как будто изнасиловал доверившуюся мне невинную девушку, несмотря на ее покорность моей похоти. Время постепенно стерло из памяти минувшее, до сегодняшнего дня я даже и не вспоминал Чернушку. Вот теперь, через два с половиной года, прежнее напомнило о себе, девушка по неизвестной мне причине умирает, а сын, родившийся от той единственной близости, ждет меня. Опять, как тогда, заныло сердце, чувство вины перед Чернушкой за ее загубленную жизнь, а теперь и перед сыном, оставшемуся без отцовской заботы, разбередило душу.

Наутро после завтрака сказал подругам:

— Мне надо ехать в соседнюю область. На сколько дней — не знаю, оттуда позвоню вам.

Все озадаченными глазами смотрели на меня. Прервала молчание Таня:

— Сережа, что случилось?

— Меня позвали к сыну.

Алена не выдержала, с нетерпением высказалась:

— К какому сыну, кто позвал? Сережа, объясни, пожалуйста, подробно, а то из тебя каждое слово надо тянуть!

Сам понимаю, что вызываю своими ответами только больше вопросов, но мне трудно изъясняться, тяжкий груз вины не дает мне спокойно думать и говорить, все через силу.

— Сын мой, а позвала его мать, она училась со мной на первом курсе. Уже вторую ночь зовет меня, говорит, что умирает, просит забрать сына к себе. Слышу только во сне, наверное, пробивается ко мне по менталу.

Все в молчании застыли, никто не понимает, как такое возможно. Но оно напрямую затрагивает меня, значит, и их, теперь думают, как им и мне поступить. Опять первой высказалась Таня:

— Сережа, если ты считаешь нужным, то езжай. Только, пожалуйста, звони, так нам будет спокойнее.

Пожал благодарно ее руку, в душе уже нет сил говорить, она вся разболелась. Через час я уже выехал со двора, на прощание обнял и поцеловал подруг и детей. Идущее от них тепло и надежда согревали истрадавшееся сердце, я нужен им, как и сыну, которого еще не видел. Ехал по улицам, а потом по ровной трассе осторожно, сдерживал себя от желания вдавить на газ и мчаться скорее туда, где ждут меня, где, казалось, в любой час может случиться непоправимое, а я не могу сказать свое "прости".

На дороге почти не останавливался, только по нужде. Под рукой у меня лежала карта соседней области, где я нашел эту деревню, до нее больше трехсот километров. Трасса до областного центра поддерживалась в неплохом состоянии, добрался до нее быстро, за два часа. Но потом, от центра до районного городка Тавра, меня едва не растрясло, выбоина на выбоине, хотя ехал почти по-черепашьи. А от него до деревни дороги практически не было, голая грунтовка, вся в ухабах и рытвинах. Гадаешь, а как же здесь едут в распутицу! Приехал в Кижи уже после обеда, вымотался дорожными испытаниями, но шел упорно к заветной цели. Адреса Чернушки я не знал, спросил пожилую женщину у первого дома на околице, копошившуюся на огороде. Она с любопытством уставилась на меня, нисколько не скрывая праздный интерес, потом все же ответила, переспрашивая:

— Корнева? Лида? Чай, у нас пол-деревни Корневы! А кто молодых упомнит, хотя их немного осталось.

Уточняю ей: — Ее еще Чернушкой называют, она темненькая.

— А, Матрены дочка, — облегченно произносит женщина, — она на той стороне, третья изба с краю.

— А ты кто ей будешь? — тут же переспросила не страдающая излишней скромностью селянка.

Наверное, в деревне появление нового человека целое событие, будет о чем судачить с соседкой. Отвечаю кратко: — Знакомый, вместе учились, — а затем добавил — Спасибо, мне надо ехать, — и направился к своей Камри, поспешил ретироваться от любопытной старушки.

Проехал всю деревню по единственной улице. Она небольшая, дворов тридцать, выстроившихся вдоль дороги. Нельзя сказать, что захолустная, есть вполне добротные дома, на некоторых вижу тарелки спутниковой антенны. Но большинство неказистые, часть вообще заброшенные, судя по разграбленному их виду, без окон и дверей, снятой дранке на крыше. Проехал мимо магазина, здания поселковой администрации, почты, медпункта, больше очагов цивилизации не заметил, даже школы.

Все ближе подъезжаю к подсказанному дому, сердце стучит, отзываясь в ушах нарастающим гулом. Остановился у самого дома, сидел в машине минуту, пока как-то привел разошедшиеся чувства в порядок. Вышел, огляделся. О доме можно сказать — развалюха. Покосившаяся крыша, рассыпавшиеся без должного ухода стены, некрашеные грязные окна, дверь, висящая на честном слове. Двор зарос травой, видно, что никто не убирается. Такая безрадостная картина добавляет сердцу боли — как же здесь живут нечужие мне люди!

Прохожу во двор, по протоптанной в траве тропинке иду к двери, осторожно открываю ее, готовый к тому, что она вот-вот оторвется. Даже с улицы чувствую несвежий, прогорклый запах, идущий от дверного проема. Вдыхаю глубоко и захожу в дом, сначала в сени, через еще одну дверь не в лучшем состоянии в комнату, разделенную печью на кухню и жилую часть. На постели за печью лежит Чернушка, едва узнаю ее, только по смуглой коже и вороным волосам. Глаза впали, все лицо высохло, тоненькие руки поверх одеяла, одни кости. На полу у кровати сидит малыш, смуглый как мать, только глаза блестят, грызет краюшку сухаря.

Чернушка увидела меня, ее выцветшие глаза заблестели от слез:

— Сережа, ты приехал! — проговорила слабым, едва слышным голосом, а потом обратилась к малышу, при виде меня прижавшемуся к ней: — Сережа, папа твой приехал!

Мальчик после этих слов оторвался от матери, встал на ноги, робко глядя на меня. Видно, что ему хотелось броситься ко мне, но не решался, оглянулся растеряно на мать. Та подбодрила сына: — Сережа, иди к папе, он любит тебя!

Малыш семенил ко мне, все еще несмело улыбаясь: — Папа!

Я шагнул ему навстречу, поднял худенькое тельце и прижал к своей груди. Слезы подступили к глазам от нежности и боли за него, сын же приговаривал: — Папа приехал. Я ждал тебя, очень ждал.

Молчу, комок подступил к горлу, только обнимаю сына, поглаживаю ладонью его темные волосы. Когда смог сказать что-то внятное, выговорил: — Да, я приехал к тебе, Сережа, и маме. Я теперь буду с тобой всегда, сынок!

С ребенком на руках подошел к его матери:

— Здравствуй, Чернушка. Что у тебя?

Она все еще плакала, глядя на нас, а потом сказала, глотая слезы:

— Мне теперь умирать не страшно. Больнее мучил сын, как же он без меня!

А потом ответила на мой вопрос: — Рак у меня, Сережа, лимфосаркома. Я почти не могу вставать, покормить Сережу. Чувствую, что мне остались последние дни.

— Но откуда, почему рак?

— В прошлом году осенью похоронила мать, а потом заболела гриппом. Он дал осложнение в лимфоузлах. Я запустила болезнь, да и лечили не от того. В онкологическом центре поставили этот диагноз. Вылечить не смогли, сказали, поздно обратилась.

Чернушка говорила трудно, заметно было, как она превозмогала боль. Говорю ей:

— Лида, полежи, не напрягайся, сейчас осмотрю тебя. Я в какой-то мере врач, поступаю в медицинский.

Она замолчала, удивленно глядя на меня, а потом закрыла глаза и постаралась расслабиться, насколько позволяла мучающая боль. Ее аура была похожа на ту, что я видел у Анны Герман, только намного хуже. Метастазы полностью захватили кости, даже удивительно, как она еще двигалась. Лопнувшие лимфоузлы практически разложились, абсцесс пошел на ткани печени, пищевода и других органов. Да, организм обречен, осознаю ясно, вылечить Чернушку невозможно. Единственно, что мне по силам — смягчить боль и добавить общей энергетики, облегчить последние дни жизни умирающей.

Подействовал на нервные рецепторы, идущие от пораженных органов, заблокировал канал передачи сигналов от них, стал закачивать энергию на оставшиеся еще неповрежденными участки кровеносной и нервной систем, немного добавил позитивной эмоциональной картины в чувственной зоне головного мозга. Лицо Чернушки расслабилось, напряжение от подавляемой боли пропало. Все ее иссохшее тело обмякло, она заснула спокойно, без мучений. Потом занялся сыном. Вначале покормил легкими диетическими продуктами и напитками, я их взял по пути в областном центре. Он ел жадно, глотал, почти не пережевывая. После, когда Сережа немного наелся и улегся, усталый, в свою кроватку, проверил его состояние. В целом оно оказалось лучшим, чем я ожидал, серьезных отклонений или патологий не оказалось. Общее истощение, небольшое ухудшение иммунитета, еще некоторые местные нарушения. Даже с моими начальными знаниями смог поправить организм сына до приемлемого уровня.

Вечером, когда Лида (про себя и вслух так стал называть Чернушку) проснулась, я говорил с ней, просил простить меня да тот давний проступок, сломавшему ей жизнь. Она выслушала, потом улыбнулась и сказала:

— Знаешь, Сережа, я нисколько на тебя не сержусь. Наоборот, благодарна за сына, которого ты мне подарил. Я с первого дня, как увидела тебя, полюбила, только ты не замечал меня. А в тот день я получила телеграмму о матери, мне стало плохо, у меня ведь никого больше не было. Я плакала от тоски, когда случилось невозможное — ты подошел ко мне и обнял. Я все позабыла, только чувствовала твое сердце. И мне так захотелось ласки от тебя, прямо, как наяву, представила, как ты трогаешь меня, целуешь. Я не поверила себе, когда ты стал делать увиденное мною. Мне захотелось еще большего, чтобы ты взял меня, а потом — дитя от тебя. И это произошло, судьба дала мне такое счастье! А когда поняла, что забеременела, ничто больше не стало важно, даже болезнь мамы. Я родила Сережу для себя, не хотела тебя беспокоить, пока вот такая беда не случилась со мной. Когда почувствовала, что мои дни уходят, позвала тебя, также, как хотела тебя. И ты услышал меня, приехал. Мне теперь не страшно, ты рядом, а сын останется с тобой. Могу сказать тебе, Сережа, я умираю, но все равно счастлива. Спасибо тебе, и не жалей меня, большего мне и желать нечего.

Я слушал исповедь Лиды, а на сердце становилось легче. То, что случилось когда-то, стало теперь не виной, а добром. Я принес хоть в какой-то мере одинокой душе свою благодать, пусть и недолгое, но счастье. На душе спал тот тяжкий груз, который не давал мне покоя последние дни, осталась печаль по так рано уходящей жизни не чужого мне человека. Я погладил руку Лиды, она заплакала, в ее наполненных слезами глазах видел грусть и благодарность.

На следующий день я с сыном ездил в Тавр. Он не находил места в машине, метался от одного окна к другому, разглядывал и громко высказывался об увиденном. Я заметил в сыне, что он развит не по возрасту, говорил и думал, как более старший. Превосходил в своем развитии Валюшу, хотя она старше на полгода. В городе мы заехали к нотариусу, за дополнительную плату согласился выехать в деревню. Он от имени Лиды оформил и заверил заявление о признании меня отцом Сережи для внесения в ЗАГС и доверенность об опекунстве над сыном. Я еще два дня поддерживал жизнь умирающей без особых мучений, она умерла с умиротворенным лицом. После похорон, оставив дома все как было, отправился с сыном обратно в родной город. На вопрос Сережи, а где мама, ответил:

— Мама, сынок, ушла высоко-высоко в небо. Она смотрит на тебя, на меня, радуется за нас, когда нам хорошо. И грустит, когда плохо. Но мы, Сережа, постараемся, чтобы мама не грустила!

Не знаю, о чем подумал сын, но он больше не спрашивал о матери, пока ехали в дороге. Только иногда на его лице появлялась задумчивость или грусть. Но вскоре она сменялась новыми впечатлениям, сын задавал много вопросов, оказался незаурядным почемучкой. Так и ехали всю дорогу, время от времени я останавливался, давая возможность мальчику размяться и побегать. Приехали домой к вечеру, нас ждала большая семья с накрытым столом, всякими вкусными блюдами и сладостями. Ласкового и добродушного Сережу все полюбили с первого дня, Валюша не отставала от него, найдя сотоварища по играм. Мальчик влился в нашу семью, казалось, он с нами давным давно. Только иногда вспоминал мать, но все реже и реже, мои подруги своей лаской заменили незаметно малышу самую ближнюю душу.

В августе прошли вступительные экзамены в мединституте. Из-за своего злосчастного аттестата с одними тройками мне пришлось выложиться, но сдать их только на отлично. Уже при приеме документов секретарь комиссии попыталась дать мне отворот. Как же, лучший медицинский ВУЗ страны, огромный конкурс желающих поступить, самый строгий отбор, круглые отличники плачут. А тут заявился закоренелый троечник и туда же, в калашный ряд. Помогла справка, которую я озаботился взять по окончании подготовительных курсов. Все преподаватели в ней выставили отличные оценки, биолог даже дописала "Превосходно!!!", а по моей специальности, общей медицине, биология профилирующий предмет.

Первым шел экзамен по русскому языку и литературе сочинением. На подготовку именно к нему я потратил половину всего времени. Вновь штудировал правила и нормы, перечитал классику, писал сочинения и под диктовку. Мои строгие экзаменаторы — подруги,— с лупой выискивали огрехи, разбирали их и так и сяк. Я вновь писал, допуская все меньше ошибок, нередко получалось в идеале — ни единой! В день экзамена приехал в институт чуть ли не за час до назначенного времени. Не торопясь, прошел в лекционный зал, где проводился экзамен, занял место, принялся с любопытством оглядываться. Аудитория большая, на сотню мест, они поднимаются амфитеатром, как у нас в университете, внизу кафедра преподавателя с демонстрационным столом и доской. Разглядывал сидящих вокруг сотоварищей-конкурентов. Большинство явно со школьной скамьи, совсем еще молоденькие, среди них девушек где-то две трети. Узнал кое-кого из занимавшихся со мной на курсах, поприветствовал их с места.

Начался экзамен вовремя, один из экзаменаторов распечатал конверт, стал переписывать на доску темы сочинения. Перечитал их, взвесил и выбрал образ Петра I в русской литературе, тема показалась наиболее яркой и выигрышной. Записал по памяти цитаты из "Медного всадника", "Петра Первого", "Полтавы", а потом вокруг них принялся творить рассказ о противоречивом гении и сатрапе, тянувшем Русь из болота. Мысли шли косяком, писал одно, исправлял на другое, подбирал сильные слова и выражения. Перечитал написанное, получилось неплохо, немного подкорректировал стилистику. Проверил на ошибки, их почти нет, в паре мест подправил. Переписал начисто, еще раз пробежался критичным взглядом, ничто не цепляет глаза какой-нибудь неправильностью. На всю работу у меня ушло меньше трех часов. Собрал все листочки, черновики тоже, и понес сдавать экзаменаторам. Я закончил одним из первых, сразу отправился домой, там все ждут меня, волнуются.

Результат письменного экзамена узнали через два дня. Со мной увязались Алена и Наташа, оставили детей под присмотром Тани. Уже издали заметили у главного корпуса столпотворение, кроме абитуриентов, здесь еще их родители, друзья и подруги. Оставил машину на соседней улице, ближе все забито транспортом. Подошли к толпе, предложил девушкам подождать в стороне, пока разузнаю. Нет, захотели сами увидеть, что же мне выставили. Втроем вклинились в стоящую перед нами массу, я впереди, а за мной впритирку подруги. Как ледокол, раздвигал стоящих на пути, извиняясь через шаг, пока не пробился к спискам своего факультета. Потеснился, пропустил девушек вперед, сам встал за ними, оберегая от напора сзади. Они принялись искать меня в списках, через минуту Наташа вскрикнула: — Нашла, — Алена тут же подалась к ней.

— Сережа, пять! — слышу голоса подруг, почти в унисон.

Они тыкали пальчиками в стекло, за которым на доске висел список, пригляделся — точно, моя фамилия, а напротив та оценка, какую сказали девушки. Посмотрел еще раз, все верно, ошибки нет, у меня пятерка. Обниматься и как-то еще выразить свои эмоции не можем, нас сдавили со всех сторон, говорю своим подругам: — Идем назад, — тем же макаром пробились обратно.

Радость девушек, казалось, не знала границ. Едва вышли из плена толпы, они обняли меня, гладили и целовали, говорили, повторяя раз за разом: — Какой ты молодец, Сережа! Какой ты умница!

Прошла не одна минута, пока у подруг схлынули первые эмоции и я смог повести их к машине. Сам я испытывал больше удовлетворения за свои старания, чем радости. Того всепоглощающего восторга, что охватил моих любимых, у меня и в помине не было. Наверное, перегорел, душевная энергия ушла на преодоление главного препятствия, каким я считал первый экзамен. Даже девушки заметили скудность моих эмоций, Алена обеспокоенно спросила:

— Сережа, что случилось, тебе нездоровится?

Постарался успокоить: — Нет, у меня все в порядке. Просто устал от того напряжения, с каким готовился к этому экзамену. Мне просто надо отойти от него. Но главное мы сделали, все получилось отлично. Мы все молодцы, вы тоже, не зря старались со мной. Спасибо вам, любимые!

Обнял подруг, они, польщенные моей признательностью, сами прижались ко мне, так и шли по улице. Уже дома, вместе с Таней, мои подруги устроили праздник, накрыли стол, усадили рядом детей, а после хвалили и себя и меня, выпили по глоточку за всех нас. Только теперь почувствовал облегчение от той ноши ответственности, что принял на себя, я не мог подвести ни себя, ни близких мне душ, веривших в мой успех. Блаженство от чувства исполненного долга кружило мне голову, я обнимал и целовал всех, и детей и взрослых, радовался каждому их слову и улыбке, смеялся и веселился со всеми. Только к вечеру такая отдача от перенесенных испытаний прошла, уже спокойно мог общаться со всеми родными, тихой лаской отвечая на их любовь.

Последующие экзамены и близко нельзя было сравнить с первым по внутреннему напряжению, накалу чувств. Во мне безраздельно жила уверенность в положительном итоге, я сдавал их легко, ни капельки не сомневаясь в себе, своих знаниях и удаче. Экзамен по биологии принимала мой преподаватель на подготовительных курсах. Наталья Капитоновна, после того, как я взял билет, предложила мне:

— Сережа, а не слабо тебе, прямо сейчас, без подготовки, ответить на вопросы?

Я еще не посмотрел, что мне задано, но принял ее вызов, положил открытый билет на стол перед экзаменаторами и вслух зачитал первый вопрос:

— Нервная система и ее значение. Отделы нервной системы.

Не теряя ни секунды, приступил к ответу. Уж по нервной системе я изучил досконально, еще когда взялся за первые опыты с аурным воздействием на организм. За пять минут выложил сведения не только из общей биологии, но и научных статей, медицинских изданий о неврологии и невропатологии. Наталья Капитоновна слушала с поощрительной улыбкой на лице, второй экзаменатор смотрел на меня удивленными глазами, но не прерывал, а я заливался соловьем. После первого вопроса перешел к ответу на следующий, и так по всем пяти из билета. Как только я закончил отвечать на последний вопрос, моя преподавательница спросила у коллеги:

— Ну что, Василий Иванович, какую оценку заслуживает молодой человек?

Тот молча взял ручку, написал оценку в ведомости и расписался, а потом сказал мне:

— Отлично, Евсеев, можете идти.

С химией и историей обошлось без таких экспериментов. Сидел с другими за партой, спокойно обдумывал ответы, делал записи, а потом шел к столу экзаменатора и спокойно отвечал, без всякого экспромта. Экзамены проходили обыденно, получал очередную пятерку, но такого удовлетворения, даже упоения испытанием, как на биологии, уже не было. Я в душе благодарил свою преподавательницу, верившую в меня, даже пошедшей на риск с лучшим своим учеником. Если я тогда не справился бы с блиц-экзаменом, то мое поступление в институт стало бы проблемным.

Через три дня после завершающего экзамена вывесили списки поступивших. Со мной в институт пошла вся семья, детей тоже взяли с собой. Алена, к тому времени приступившая к работе на кафедре, отпросилась на этот день. Да и какая работа, если все мысли там, с любимым, — так говорила мне подруга, собираясь со всеми на волнующее событие. Людей у центрального корпуса было хоть и меньше, чем после первого экзамена, но все же довольно много, они также стояли толпой. Протолкались к спискам, опять же мои подруги первыми нашли меня среди поступивших.

Восторга было предостаточно, правда поменьше, чем тогда, после сочинения, отпраздновали дома своим кругом, а потом созвали на пир близкую родню — родителей, братьев с их семьями. Мне говорили много приятных слов и пожеланий, о большом будущем, уважении окружающих. Но я сам, из самой глубины своей души, знал — меня ждут испытания, многие труды, будут успехи и огорчения. Но надо неуклонно идти к своей доле, судьбе, коль так мне предначертано. Честь и слава, стыд и боль — мне все придется пережить, но я не сломлюсь, выдержу все, с такой уверенностью принимал добрые слова близких мне людей.

Книга 2. Становление

Пролог

Я вижу сон. Медленно лечу, почти парю, высоко над землей, под самыми небесами. Там, далеко внизу, вижу лес — густые дубравы, перемеживающиеся с березняком и смолистым ельником. Он уплывает назад, постепенно редеет, все больше уступая пространство степи. Еще остаются небольшие околки, а потом и они исчезают. Бескрайний ковыль застилает весь горизонт, местами смешивается с островками полыни и огромными полями разноцветных тюльпанов. Подо мной прекрасный мир, радующий сердце гармонией и жизнетворной силой.

Степь прорезает лента дороги, трава на ней примята конскими копытами. Неширокая, наверное, могут разместиться всадники в три ряда или повозка. Конца-края не видать, тянется почти прямой стрелой на юг. Вдали замечаю приближающееся конное войско, лечу навстречу ему. Подо мной огромная рать, от головы до хвоста колонны не один десяток километров. Опускаюсь ближе, различаю смуглые лица под малахаями, поджарые фигуры в кожаных доспехах, с луками и колчанами стрел за спиной. Тревога охватывает меня, парю над войском, вместе с ним возвращаюсь в родные края.

Картина меняется. Вижу сверху, как полчища кочевников расползаются клиньями по русской земле, горят встретившиеся на их пути поселения, осажденные города. Везде кровь, лежат без погребения убитые, умирают раненые. По проселочным путям и тракту идут связанные полоняне, подстегиваемые плетьми завоевателей. Я не могу им ничем помочь, только сердце наполняется ненавистью и горечью. А татары идут все дальше, новые и новые города падают под их неудержимым валом. Кажется, нет силы, могущей остановить нашествие, но надежда не оставляла страждущих, просили божьей милости, защитить детей своих от погибели.

В ските среброволосый монах всем исстрадавшимся сердцем молит о спасении земли русской и отец небесный отзывается, дает страстотерпцу знак знамением и частичку духа своего. С божьей благодатью преподобный Сергий поднял словом горящим разрозненный славянский народ на общего врага, благословил великого князя Дмитрия Донского и его войско на победу в великой сече на поле Куликовом. И чудо свершилось, русская рать остановила и обратила вспять ворога страшного, дала веру униженным на возмщение. Будут еще многие тяготы и лишения, новые полчища придут на смену ушедшим, но с того знамения началось возрождение Руси, ее долгий путь к свободе и величию. Благодарные русичи сохранили в веках память о подвиге святого Сергия Радонежского, принесшего спасение в трудный час.

Вижу исступленное лицо молящегося преподобного, а потом неземной свет, охвативший его склоненную фигуру, слышу гром раскалывающейся горы. Святой выпрямляется, встает с пола во весь рост, ореол окружает его с головы до пят. Он замирает, как будто-то прислушивается к себе, а потом, поверив в нисшедшую на него божью милость, возносит благодарственную молитву. Перед моими глазами проходят его последующие деяния во исполнение принятого обета. Денно и нощно, в жару и мороз, под дождем и снегом святой следует по землям русским, уговорами и увещеваниями склоняет князей на воссоединение и общую войну с ворогом, призывает вольный народ оборонять свою землю и свободу. А потом, перед решающей сечей, осеняет войско русское божьим благословением.

Мой взор возвращается к месту нисшествия благодати, божья искра сохранилась и в нем. Там, где стоял скит, возвели храм, ставший местом паломничества верующих, желающих причаститься к благовению, а вода из чудотворного источника на вершине скалы несла исцеление страждущим. Вижу в той скале, как и на месте скита, свечение тем же ореолом, что и объявшим святого Сергия. Он заметен тем видением, что доступен мне теперь. Даже во сне чую тепло, идущее от него, он притягивает, манит меня своей тайной. Вижу всполохи, пульсацию исходящего от ореола света, как биение сердца, он живой, понимание этого приходит в неспящее подсознание. Я могу прикоснуться к нему, принять от него что-то подобное эмоциям, передать свои. Почему, как — разумом не понять, все на интуитивном уровне, но в его реальность верю без сомнения. Мне надо увидеть источник этого свечения, почувствовать наяву его тепло — такая мысль прошла настолько четко, что встряхнула дремлющее сознание, я проснулся.

Глава 1

Ночь, дома тихо, все спят, намаявшись от хлопотливого вечера. Вспоминаю виденный сон, он представляется ясно, во всех подробностях. А после приходит мысль, что навеян той частицей души святого, вселившейся в меня под ледяным потоком из источника. Она редко дает о себе знать, только в особые, можно сказать, судьбоносные, минуты моей жизни. Конечно, решения принимаю я сам, но отзвуки духа святого Сергия чувствую, они придают мне большей уверенности в сделанном выборе. И сейчас иду навстречу его тихой подсказке, принимаю нужность поездки в святое место. Возможно, она откроет новые тайны и возможности моего дара, да и самому любопытно, что же такого необычного в тех источниках божественного света.

Наутро, предупредив подруг, отбившись от их просьбы взять с собой — все же еду не на прогулку, — отправился в не столь дальний путь. Еду короткой дорогой, севернее Солнечногорска, здесь транспорта гораздо меньше, чем к озеру. Правда, и состояние хуже, но если не гнать с большой скоростью, то вполне терпимо. Последний отрезок к храму уже ехал по грунтовке, асфальт к нему еще не довели. Оставил машину перед храмовым комплексом, поднялся по лестнице к вершине скалы с источником. Мне повезло, никого рядом из любопытствующих не оказалось. Сошел с лестницы и подобрался к самому источнику на круче.

Положил ладони на теплый камень и закрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало. Вижу аурное поле, идущее из глубины скалы, именно такое, как во сне. В его золотистом ореоле замечаю всполохи, когда же я прикоснулся к нему своим полем, то ореол дрогнул, потянулся ко мне. Не стал отшатываться от скалы и нарушать возникший контакт, напротив, открыл свою душу навстречу святому свечению. Всем существом, внутри и снаружи от ладоней, почувствовал идущий от источника жар. Но он не опалял болезненным ожогом, а вливался в меня горячим потоком. Я чувствовал прилив сил, казалось, во мне растет что-то неведомое и могущественное, оно выходит за мою оболочку и распространяется вовне волной, все дальше и дальше.

Мне привиделось, что именно так чувствовал себя святой Сергий, когда на него снизошла божья благодать. Не стал проверять происходящее со мной, ждал, что же произойдет дальше. Через какое-то время ощущение контакта пропало, ореол вновь вернулся к источнику. В последний момент воспринял идущий от него отзвук радости и удовлетворения, как после исполненного долга. Только после принялся осматривать свою ауру и окружающее энергетическое поле. Они поменялись, аура поменяла свой цвет, голубой оттенок сменился насыщенным золотом, таким же, как у святого. А поле вокруг сияло ярким светом, в первое мгновение ослепившим меня.

Если я считал прошлогоднее увеличение сверхъестественным, на порядок больше прежнего, то сейчас поле казалось немыслимым, у человека такого просто не может быть! Возросло в сотни, тысячи раз, даже страшно представить, что же теперь мне подвластно. И здравый смысл тут же остерегает, распоряжаться им надо чрезвычайно осторожно, любая оплошность может привести к совершенно непредсказуемым последствиям. Постигать его тайны придется маленькими шажками, с минимальным риском. Не так как ранее, путем проб и ошибок, каким я начал изучению своего дара.

Хотя полученного от источника на скале более, чем достаточно, все же решил обратиться ко второму, на месте скита. Иначе посчитаю наказ от частицы Сергия не полностью исполненным, а самого замучит неудовлетворенное любопытство, что же меня еще ожидало. Прошел через ворота храмового комплекса, в центре его входом к югу разместилась небольшая деревянная церковь с двумя позолоченными куполами. У служки перед входом в взял свечу, прошел внутрь. Службы в это время не было, только недавно закончилась обедня. Кроме меня, еще несколько верующих находились в молитвенном зале.

Огляделся вокруг, в церкви я второй раз, первый случился в прежней жизни. Выглядит довольно красочно — все стены увешаны иконами, сводчатый потолок украшен библейскими картинами, свет поступает через высокие окна с цветными витражами. Осмотрел аурным взором в поисках источника, заметил отсвет ореола за задней стеной, рядом с иконостасом алтаря. Подошел поближе, поставил свечу перед одной из икон и закрыл глаза, делая вид, как будто молюсь. Потянулся своим выросшим полем к источнику, его ореол также отреагировал и приник к моей ауре. От него шел поток энергии, только не горячий, а теплый, приятно согревающий.

Наполнение произошло намного скорее, вскоре ореол вернулся к своему источнику, ясно чую от него участливость, доброту. Пришедшее ощущение отличалось от первого, не вселенская сила, а благодушие охватило меня, безграничная любовь к окружающему миру — людям, природе, живой и неживой. Увидел в своей ауре новые оттенки, на основном золотистом поле переливалась радуга цветов, складывающаяся картина гармонично перетекала от одной палитры к другой. Я такое наблюдал впервые, что оно принесет мне, пока неизвестно, но чувствовал, худа от него ни мне, ни другим не будет.

Наверное, происшедшее со мной не осталось незамеченным другими, ко мне подошел пожилой священнослужитель. Поприветствовал его смиренно, как подобает:

— Отче...Благословите меня грешного и недостойного раба Божьего Сергея на жизнь праведную!

— Благословляю, сын мой, — ответил священник, после назвал себя: — Протоиерей Николай, настоятель храма сего.

— Что привело тебя, сын мой, в храм божий? — вопросил настоятель, пристально всматриваясь в мои глаза.

Неожиданно для себя читаю его, нет, не мысли, а эмоции — обеспокоенность незаурядным явлением, происшедшим в церкви с неизвестным прихожанином, жажду познания моих намерений. Но враждебности и подозрительности нет, общий фон благожелательный. Отвечаю так же смиренно:

— Отче, я приехал в святое место с надеждой получить божью благодать, очиститься от грехов и недобрых помыслов. И я почувствовал, что Господь отозвался на мою просьбу, во мне сейчас любовь и мир, а на душе великое облегчение. Я вознес молитву благодарственную Господу нашему за его милость ко мне, рабу своему недостойному!

В моих словах лукавства нет, именно так я воспринимал переданную мне от источника энергию, желание познать и помочь другим. Единственно, что не совсем точно, молитвы я не знаю, разве что первые строки из "Отче наш". Но эмоциональная связь с божьим источником вполне заменила слова, так что и здесь я не кривил душой. Отец Николай благодушно воспринял мой ответ.

— Господь внемлет словам и помыслам искренним, сын мой, и не оставляет их без своего благословения. Пусть хранит тебя Господь на пути твоем праведном. Иди с миром, сын мой, твори добро и милость людям.

— Благодарю Вас, отче, за благословение, — такими словами я простился с настоятелем, поклонился и направился к выходу из церкви.

Во дворе храма осмысливаю только что произошедшее в беседе со священником. Нежданно пробудилась новая способность — чувствовать эмоции окружающих. Для вящей убедительности прислушался к стоящим в ожидании причастия верующим. Сумбур наложившихся друг на друга чувств ошеломил меня, невольно заставил закрыться от них. Уже осторожнее, направленным лучом, обращаю внимание на отдельно стоящую женщину в белом платке, слышу ее горечь от смерти кого-то из близких. Помочь ей я сейчас неспособен, а утешить лучше тем, кто выбрал себе такую стезю — божьим служителям. С такими мыслями и новыми ощущениями отправился в обратный путь.

Домой вернулся после обеда. Таня и Наташа быстро накрыли стол, покормили меня, сидели рядом, пока я кушал. Видел их нетерпение, здесь и новой способности не понадобилось, чтобы заметить его, им интересно, чем же закончилась моя поездка к святому месту. Едва я поел, они тут же, за обеденным столом, принялись расспрашивать, уточняя каждую деталь. Неспешно, давая им возможность прочувствовать, рассказал о случившемся у целебного источника, а затем в храме. Упомянул об открывшейся новой способности и его проявлении в церкви. В их широко раскрытых глазах читал удивление и восхищение, они воспринимали происшедшее со мной как чудо, божье таинство. И без того привычное им обожание перешло в веру моей особой, богом данной избранности, особенно у Наташи.

В этот день я не пытался как-то разобраться с новыми возможностями дара, полностью отдался семейной неге. Играл и разговаривал с детьми, читал переполнявшие их эмоции, сам радовался доставленным им утехам. Даже у грудничков, Сережи-младшего и Лены, явственно видел испытываемые ими чувства — беспокойство или удовольствие, желание есть, грызть или двигаться. Я подсказывал их матерям о позывах младенцев, они незамедлительно принимались за нужное, не дожидаясь плача чад. К вечеру вернулась с работы Алена, ей вновь рассказал о произошедшем со мной под комментарии уже знающих подруг. От Алены тоже хватило восторгов, особенно, когда молодые мамы рассказали о полезном применении новой способности с их малышками. Тут же высказалась, что с будущим ребенком ей будет проще справиться, когда рядом всезнающий папа.

На следующий день поехал в университет оформлять перевод на заочное отделение. В деканате разрешили перевод не на четвертый, а сразу на пятый курс, назвали предметы, по которым мне экстерном надо сдать зачеты и экзамены, их не было в пройденной мною программе третьего курса. Так что, я не потеряю лишний год, как было бы с переводом на четвертый курс — на заочном шестилетнее обучение. Удивительно, что Разумовский подписал мне заявление о таком переводе, хотя никакого влияния я на него не оказывал, наверное, по "доброй памяти". Не откладывая в долгий ящик, зашел на кафедры по названным предметам , согласовал сроки сдачи, выписал рекомендуемую литературу. С легким сердцем вышел из университета, пока все идет отлично, как по моему желанию. Или оно повлияло? С новыми возможностями моего дара всего можно ожидать!

На работе тоже сложилось нормально, со свободным графиком я могу приходить когда угодно. Вместе с Колычевым определился заданиями на неделю и месяц, мы еще обсудил перспективные проекты на следующий год, сейчас идет предварительное формирование тематики. За минувший год у меня с руководителем группы сложились хорошие рабочие отношения, продуктивные и с полным пониманием друг друга. Все его задания я выполнял в срок или раньше, по трем темам мы совместно написали статьи, их опубликовали в математическом сборнике института и в трудах математического общества.

Еще одну, по теме "Асимптотика решений системы сингулярных эллиптических уравнений", отправили месяц назад в журнал математической физики Американского института физики. Он самый популярный в мире среди специалистов нашего профиля. Будет честью для нас, если статью примут на публикацию. Пока ответа от редакции не получили, такая реакция для нас даже обнадеживающая, с отказом она обычно не задерживается. Мне помогала переводить статью Наташа, но большей частью справился сам. С английским у меня становится все лучше, читаю почти свободно, с письменным немного хуже.

Первого сентября начались занятия в мединституте. Накануне нас, всех первокурсников факультета, собрали в лекционном зале. Интересно было наблюдать за новичками. Похоже, только я сохранял относительное спокойствие, остальные все еще переживали счастье успешно пройденного испытания, судя по их радостно возбужденным лицам. А первая встреча с такими же счастливчиками, будущими сотоварищами на долгие студенческие годы, тоже не оставляла их в покое. Как и первое знакомство со своими преподавателями, учебными аудиториями, всем непривычным им учебным процессом. Привлек внимание рядом сидящих сокурсников, они исподтишка озирались на меня. Наверное, я своим невозмутимым видом казался им бывалым, всезнающим ветераном, как старослужащий перед зелеными новичками.

Выступил декан, поздравил собравшихся с вступлением в новую жизнь, взрослую и ответственную. Папа-мамы уже не будут следить за чадами, как в школе, теперь они сами должны отвечать за себя. Усердно учиться, не запускать, иначе будет очень трудно, заданий на первом курсе будет много. Примерно в таком духе он долго читал нотацию первашам, а потом перешел к организационным делам. Названные им кураторы разбили студентов по группам, после развели подопечных по своим аудиториям. В моей группе куратором доцент кафедры внутренних болезней Севастьянов Илья Юрьевич, представительный мужчина лет пятидесяти. Неторопливый и немногословный, он всем своим строгим видом внушал нам почтительное уважение.

Куратор еще раз зачитал список группы, каждый, кого он называл, вставал, так прошло первое знакомство. Всего нас 24 человека, парней меньше — девятеро, я самый старший, остальные поступили сразу после школы. Среди женской части есть постарше меня, трое уже поработали медсестрами после училища. Одну из них, Елисееву Дарью, куратор назначил старостой, объяснил ей, что она должна следить за порядком в группе, отмечать прогульщиков, получать стипендию за всех. Нам же велел выполнять указания старосты, все вопросы в группе решать через нее.

Мне с первого взгляда Дарья не понравилась, что-то в ней было неправильное, напускное. С такими двурушниками не раз приходилось встречаться, самый пакостный народ. Стараются выслужиться перед начальством, в глазах своих коллег выглядят своими в доску, а сами за спиной разносят сплетни, наушничают, от них можно ожидать любой козни. Также интуитивно, не вчитываясь в их эмоции, отметил для себя двоих юношей и пятерых девушек, внушающих симпатию и доверие. С остальными неопределенность, дальше будет видно, что ожидать от них.

Замечаю интерес к себе, ко мне также приглядываются. Кто-то, не скрывая своего внимания, как несколько девушек, а кто-то тайком, мимолетными взглядами. Неравнодушие девушек мне понятно, мой магнетизм манит помимо их воли. Но и среди ребят чувствую что-то вроде притяжения ко мне, как слабые тянутся к сильному, неосознанно надеясь на защиту и покровительство. Те двое, которых я посчитал возможными друзьями, тоже из них.

Но есть и другие, чьи чувства добрыми никак не назовешь. Зависть, соперничество, желание оттеснить и занять общее внимание — такая смесь эмоций идет от двух ребят явно не из простых семей. Ухоженные высокомерные лица, свободная манера держать себя, дорогая одежда от известных кутюрье. По-видимому, дома и в ближайшем окружении избалованы общим поклонением, считают его должным и от других. Схватываться с ними за лидерство у меня нет никакого желания, постараюсь решить проблему мирным путем. Доброе слово, внушенное нужным образом, может многое, такая мысль приходит из самого сердца. Нельзя на зло отвечать тем же, тем самым оно только множится.

Стоп! Откуда такое благодушие, непротивление злу насилием?! Явно навеяно чем-то сторонним, никогда беззубой толстовщиной не страдал. На удар отвечал ударом, защищал себя и ближних, несмотря ни на какие жертвы. Сразу приходит мысль — не обошлось без вмешательство святого источника, наделившего меня даром сопереживания и вселенской доброты. Это что, теперь мне надо с самим собой бороться, защищать добро кулаками или подставлять вторую щеку? Да, услужил мне божий дар, каждый значимый шаг придется ступать с оглядкой на него. Хорошо еще, что он не подчинил мой разум и душу, только исподволь подталкивает.

Отставил в сторону проблемы со святым даром и мажориками, будущее покажет, вслушался в речь куратора. Он тоже повторил о загруженности учебным материалом на первом курсе и вообще, первые два года считаются самыми трудными для студентов. Потом перечислил предметы, которые будем проходить, их полтора десятка. В большинстве совершенно новые, не такие, как в университете, — нормальная анатомия, латинский язык, медицинская биология и общая генетика, биофизика, история медицины и фармации, гистология. Из более-менее известных — иностранный язык, биология с экологией, общая и органическая химия, история.

После собрания подошел к юноше, которому, как мне показалось, поддержка на первых порах более нужна. Ваня Савченко, как его назвал куратор, высокий и худощавый, с тонким умным лицом. Не надо быть физиономистом или психологом, чтобы понять о его тонком душевном складе, хрупком и отзывчивом. Волнение, застенчивость, неуверенность, какие-то переживания — все эмоции отражались на живом лице, меняющемся каждый миг. Заметно по ранним морщинкам и складкам, что в жизни ему досталось не мало огорчений, но нет в нем обиды и злости, глаза светятся мечтательностью и ожиданием лучшего, как у ребенка.

Интерлюдия

Ваня рос у матери один. Отца у него не было. Конечно, не в буквальном смысле, он у всех должен быть. Но мальчик никогда не видел и не знал о нем, пока случайно не услышал соседок-сплетниц, обсуждающих у колодца мать. Они не заметили Ваню, затаившегося неподалеку за плетнем, он играл в прятки с ребятами. Тетя Лиза, сварливая и постоянно недовольная соседка, громко высказывалась товарке визгливым голосом:

— Представляешь, Соня, эта тихоня вздумала меня поучать! Я-де не слежу за детьми, они при живой матери без присмотра. Какое ей дело до моих, пусть смотрит за своим! Нагуляла невестимо от кого, поди от прохожего молодца, а все туда же, воспитывает. Пусть Клава учительница, но ко мне не лезет, так и сказала ей. Педагог нашлась!

Что ответила тетя Соня, Ваня не слышал, сказанные слова отозвались гулом в его ушах, обида за мать и слезы душили десятилетнего мальчика. Дома он не сказал ничего матери, только больше ласкался к ней. Жалость к самому родному человеку переполняла его сердце, как и горечь из-за чужого и далекого отца, бросившего их. Мать он не расспрашивал о неведомом родителе, боялся расстроить, а она не рассказывала, даже не упоминала о нем.

И до этого дня мальчик отличался от сверстников избыточной впечатлительностью. Какое-нибудь рядовое происшествие, проказы детей легко выводили его из душевного равновесия. Ваня мог заплакать взахлеб или замыкался в себе, забивался в угол. Ребятишки же смеялись над ним, называли нюней или маменьким сыночком, и он все больше отдалялся от них, искал уединения. Здесь его спасали книги, мама приохотила Ваню к ним, как он только научился читать. Мальчик перечитал школьную библиотеку, даже книги для старшеклассников, многое, может быть, не понимая. Всем сердцем переживал за героев, радовался и горевал с ними, его фантазия рисовала как наяву картины происходящих событий

К семнадцати годам вырос робким и застенчивым юношей, избегающим шумных компаний одноклассников. Друзей у него не было, как и любимой девушки. Ваня скрывал от других свои порывы и мечты, боясь насмешек не слишком деликатных ровесников. Единственно в какой-то мере раскрывался перед матерью, беззаветно любящей и переживающей за него. Она видела его неспособность постоять за себя, непрактичность в жизненных ситуациях, чрезмерную для почти взрослого сына романтичность и душевную отзывчивость, привитую героями книг. Винила себя, но продолжала опекать Ваню, всеми возможностями оберегала от напастей жестокого мира.

Отрадой для нее стали немалые успехи сына в учебе. Ваня заканчивал школу среди лучших, только по нескольким предметам не дотягивал до пятерок. С выбором будущей профессии сомнений не испытывал, еще с восьмого класса готовился стать врачом. Стремление помогать другим от недугов и страданий органично вплелось в нравственные идеалы юноши, в нем он видел свое будущее. Мама поддержала намерения сына, хлопотала с выбором учебного заведения, предприняла все усилия для успешного поступления своего непрактичного, витающего в облаках, сына. На время экзаменов приехала с ним в столицу, едва ли не за руку водила в институт. И, наверное, большее счастье после зачисления Вани испытывала мама, чем сын. Радость и гордость переполняли сердце многострадальной терпимицы, не слишком много от жизни ей доставалась подарков.

Конец интерлюдии

С приветливой улыбкой протягиваю руку для пожатия:

— Давай познакомимся ближе. Евсеев Сережа.

Юноша тоже улыбнулся, но как-то нерешительно, робко, а потом ответил, пожимая мою руку: — Ваня Савченко.

— Ваня, предлагаю пойти в какое-нибудь кафе поблизости, посидим, поговорим. Не против?

Тот засмущался, а потом произнес виноватым голосом:

— Сережа, я не против, только меня мама ждет, переживает.

Да, думаю, похоже Ваня из маменьких сыночков, не решается чем-то ее беспокоить. Примерно такое предполагал, отвечаю самым доброжелательным тоном:

— Ничего страшного. Вместе поедем к ней, заодно она увидит, с кем будешь учиться ты.

Ваня только кивнул, мы отправились на выход. Как только вышли за ворота института, Ваня дернулся в сторону остановки, я остановил его: — Поедем на моей машине, она здесь рядом, на стоянке.

Моя Камри подивила впечатлительного юношу. Я поддерживал свою красавицу в приглядном состоянии, она отсвечивала на солнце свежим лаком, все еще как новенькая. Да и в салоне у меня в порядке, чисто и аккуратно. Ваня сел, восхищенно крутя головой, высказался: — Красивая машина!

В дороге мы разговорились, Ваня рассказал немного о себе. Он из небольшого городка на краю нашей области. Отца нет, мама учительница истории, работает в той же школе, какую закончил Ваня. В какой-то момент разоткровенничался и признался:

— Сережа, я сам хотел подойти к тебе, но постеснялся. Ты такой важный, серьезный. И одет очень хорошо, наверно, дорого. Мне об этом и не мечтать, у нас с мамой денег мало, лишние расходы не потянем.

Успокаиваю волнующегося юношу:

— Не беспокойся, для меня главное — что в человеке внутри. А одежда, деньги — дело наживное, все у тебя впереди.

Ваня с мамой снимали комнату в частном доме на окраине города, добирались к нему почти час. По пути я еще останавливался у цветочного магазина, взял букет роз, в соседней лавке набрал сладостей к чаю. Припарковал машину у ворот небольшого дома, за ними забрехала собака, слышно как она металась на цепи. Ваня тут же принялся объяснять: — Она на цепи, до нас не достанет.

В дом вошли через отдельный вход под несмолкающий лай пса, рвущегося к нам. Прошли небольшие сени, затем кухню, в жилой комнате застали женщину средних лет, она гладила мужскую рубашку на столе.

Ваня сразу представил меня:

— Мама, познакомься с Сережей Евсеевым, он в одной группе со мной. Мы сегодня встретились на собрании, Сережа уговорился приехать к нам, пообщаться поближе.

Мама Вани назвалась сама: — Клавдия Степановна, — а затем пригласила сесть на диван, пока приготовит чай.

Я передал захлопотавшей было женщине букет с поздравлением:

— С поступлением Вани и будьте здоровы!

Видно, что Клавдия Степановна не избалована вниманием, смущенно приняла цветы, только приговаривала: — Спасибо, Сережа, спасибо...

Сидели за столом, пили чай, мои сладости пришлись кстати, разговаривали. Больше мы с матерью, Ваня редко вступал, когда обращались к нему. Рассказал им о себе, что женат, есть дети, свой дом, работаю по вечерам. Мой рассказ впечатлил Клавдию Степановну, первая настороженность сменилась уважением, она так и сказала:

— Такой молодой, а уже в жизни столького добился. Молодец! Наверное, твои родители счастливы таким сыном. Моему Ване хоть немного твоей самостоятельности, мне больше и желать нечего.

А потом обратилась ко мне с просьбой:

— Сережа, пожалуйста, проследи за Ваней. Он ведь сам ничего не может, даже за себя постоять. Любой его обидит, а он только забьется в нору и будет переживать.

— Конечно, Клавдия Степановна, прослежу, не беспокойтесь, — отвечаю волнующейся матери, а потом обращаюсь к Ване: — Все же тебе надо самому взяться, суметь переломить в себе боязнь и слабость. Если нет такого желания, то дело не пойдет, вечно опекать тебя никто не будет. У меня есть некоторые способности, можно сказать, экстрасенса, я помогу преодолеть твои комплексы. Но еще раз повторю, надо, чтобы ты сам захотел.

Ваня как воды в рот набрал, склонил ниже голову, его въевшаяся в натуру нерешительность не давала возможность честно сказать себе и нам, готов ли он к переменам. До тех пор, пока мать, едва не плача, не сказала ему:

— Ваня, ну что же ты молчишь! Тебе хотят помочь, а ты все боишься. Ради меня, сынок, переступи через себя, ты должен стать человеком! У меня сердце разболелось за тебя, ведь пропадешь такой!

Сын молчал еще минуту, а потом с трудом вымолвил: — Хорошо, мама. Сделаю все, что смогу.

Предложил провести первый сеанс лечебной процедуры сейчас же, по его результатам будет видно, что еще можно предпринять. Мать с готовностью согласилась, за ней сын, все еще сомневающийся в себе. Ваня лег на кровать, закрыл глаза, даже затаил дыхание, страхи по прежнему давили на него. В аурном поле проверил состояние юноши, особых проблем не обнаружил. Только в районе головного мозга небольшое затемнение, но ничего патологического нет. Уже легче, каких-то опасных операционных действий не понадобится. У Вани заметно расшатана эмоциональная система, в соответствующем центре мозга нарушены нейронные связи, идущие к мозжечку и гипофизу.

Очень аккуратно, по микрону, восстанавливаю структуру нейронных волокон, один за другим привожу к нормальному виду. После, когда, закончил с ними, немного усилил чувственный центр, направив туда гранн своей энергии, он добавит пациенту больше оптимистического настроя. В завершении провел общую подпитку ауры, лишний заряд бодрости юноше вовсе не помешает, на этом завершил процедуру. В принципе, дополнительных сеансов не требуется, теперь организм вполне способен самостоятельно справиться с жизненными стрессами. Разрешил Ване встать, а потом, когда он присел на кровати и посидел, прислушиваясь к себе, спросил о его самочувствии.

— Знаешь, Сережа, мне так легко, как будто махну рукой и полечу!

Да, мечтательность Вани никуда не делась, но она не помеха, если будет в меру. Поясняю сыну и матери:

— У Вани все в порядке. Немного подлечил эмоциональную систему, добавил энергетики. Дальше все зависит от него. Поменять характер мне не силах, он сам должен воспитать в себе волю и решительность. На первых порах помогу справиться с какими-нибудь наездами и угрозами, но все же в первую очередь рассчитывай на себя. Ваня, понятно?

Тот кивнул головой, после я попрощался с ним и благодарной Клавдией Степановной, отправился на работу. На душе у меня царила всеобъемлющая радость, я был счастлив от того, что помог хорошим людям справиться с их бедой. Чувствовал, как там, в самой моей глубине, торжествует искорка святого, миссия спасителя душ идет в полном нашем единении, меня и святого Сергия.

Глава 2

С первых дней принял за правило тщательно готовиться к каждому занятию, пусть даже мне многое известно. Я самостоятельно изучал материалы по этим предметам ранее, когда приступил к своим экспериментам с даром, но теперь посчитал нужным повторить их уже с преподавателями на лекциях и семинарах. Что-то я мог упустить или не обратить внимание на какие-то нюансы, которые могут оказаться важными. Большинство однокурсников также ретиво взялись грызть мудреные науки. С этим в мединституте оказалось намного лучше, чем в университете, где, как поется в песне, "от сессии до сессии живут студенты весело". Да и нагрузка в меде на первом курсе гораздо большая, так что особо не расслабишься.

Особо впечатлили нас занятия по анатомии, сначала по атласу и макетам, а потом вживую (или вмертвую?) на реальном материале — трупах в анатомическом театре, или как его обычно называют, анатомичке. Едва ли не на первой неделе нас повели туда. Наверное, решили сразу отбраковать студентов, не переносящих подобных зрелищ. В нашей группе таких не оказалось, а в параллельной отсеялись сразу двое. Их рвало, одна девушка вообще упала в обморок. После двух-трех походов в анатомичку они забрали документы и ушли, не смогли перебороть свою слабость. Как ни удивительно, но мой подопечный — Ваня, — перенес испытание довольно легко, гораздо лучше, чем большинство студентов, только побледнел на первом занятии.

Сам я немного струхнул, с трупами ранее не имел дело, если не считать Лиду, да и смотреть, как преподаватель разрезает тело, было жутковато. А с запахом — говорить нечего, здесь все пропиталось им. После, когда мы вышли на свежий воздух, казалось, что он въелся в нас, даже дома чудилось, что от меня все еще несет им. Но ко всему привыкаешь, постепенно занятия в анатомичке стали для нас обычными, пусть и неприятными. По другим предметам подобных трудностей не возникло, но хватило других, особенно с латынью. Я настолько намучился, пока наизусть выучил ее, что даже во сне разговаривал на этой тарабарщине. Едва не напугал своих подруг. Алена так и высказалась:

— Знаешь, Сережа, ты ночью нагнал на меня страху! Проснулась от твоего голоса, прислушалась — что-то непонятное, а ты говоришь и говоришь. Целую речь выдал, причем отчетливо, каждое слово было различимо. Я даже подумала, что ты проснулся и попыталась расспросить, что же толмачишь. Включила ночник, смотрю — а ты спишь! Так и заикой меня оставишь...

С однокурсниками у меня сложились в целом неплохие отношения. С кем-то более тесные, как с Веней Сахаровым, вторым из замеченных мною на собрании возможный друзей, с другими терпимые. Даже с мажориками разрешилось мирно, без стычек и противоборства, после встречи на светском рауте, проведенным известным олигархом-меценатом. Я сопровождал юную поп-диву, восходящую звезду эстрады. Ее здесь называли по настоящей фамилии — Порывай, а не как в моей прошлой жизни — Наташа Королева. Она недавно исполнила мою новую песню, Маленькую страну, ставшую сразу популярной и выведшую Наташу к вершине мимолетной славы. Передать ей для исполнения песню мне посоветовала Алла Пугачева. Примадонна благоволила мне и оказывала иногда небольшие услуги, как с Наташей.

Юную певицу пригласили на раут. Она попросил меня пойти с нею, у нее из знакомых не оказалось кого-то другого, более-менее известного столичному бомонду. Я согласился, Наташа мне понравилась очень серьезной и вдумчивой работой. Она вносила свое в исполнение песни — тональности, переходах в ритме, звуковом подборе. И действительно, получилось красивее и проникновеннее, чем в предложенном мной по памяти варианте. Так что заслуга в популярности песни в немалой доле Наташи, я прямо признался в этом девушке. Между нами сложилась дружба, взаимное уважение, хотя юная, чуть старше меня, артистка почти открыто выражала готовность к более тесной связи. Я же не стал потворствовать сближению, излишнее женское внимание меня стало напрягать. Оно уже не возбуждало во мне ответное желание, как еще совсем недавно, а вызывало едва ли не отвращение. Сам поразился такой перемене, сразу пришла мысль о влиянии духа святого Сергия, больше некому.

Прием организовали на высшем уровне. Среди гостей заметил известных на Олимпе власти личностей, того же руководителя аппарата Президента, оппозиционных лидеров, бизнесменов, артистов. Вокруг них тусовалась публика калибром ниже, но тоже довольно значимая. Каждого пришедшего встречал хозяин, Михаил Фридман, приближенный к высшим кругам, сам входит в него. Чего у него отнять, так это обходительности, уделял внимание гостям, не чинясь своей избранностью. Меня он тоже приметил, отозвался как о перспективном ученом и авторе замечательных песен. Вечер прошел довольно увлекательно, вел его изобретательный на выдумки Валдис Пельш, выступали артисты и скандальные политики, не обошлось без перебранки между ними, ставшей своеобразным шоу. Наташа тоже выступила, очень удачно, ее вызвали на бис, а потом и меня, как автора полюбившейся песни.

Мои однокурсники также оказались среди гостей, вернее, сопровождающих их. Родители Виктора Немчинова и Александра Максимова из власть имущих городского уровня, захватили на раут своих чад, уже сейчас заботясь об их продвижении в элите. Ко мне юноши не подходили, не такие уж между нами приятельские отношения, но смотрели на меня удивленными глазами, по-видимому, не ожидали встретить здесь. А когда меня вызвали на сцену и встретили аплодисментами далеко не простые люди, нескоро приняли тот факт, что известный сочинитель популярных песен и я — один и тот же человек, не раз ловил на себе их обескураженный взор. Потом, на следующий день после раута, они поделились, по-видимому, своим открытием с другими студентами, судя по обращенным на меня восторженным взглядам однокурсниц и уважительным, у некоторых завистливым, — ребят.

Следующим из группы, после Вани Савченко, кому я помог, стала Дарья Елисеева, наша староста, хотя между нами с первого дня возникла антипатия. Открыто мы свои отношения не выясняли, каких-то скандалов или разборов на людях не устраивали. Дарья, наверное, чувствовала идущую от меня неприязнь, отвечала тем же, исподтишка гадила мне. То скажет колкость или насмешку, вроде напрямую ко мне не обращенную, но ясно понимаемую, о ком же она, то задвинет меня на какие-то работы или дежурства, чаще, чем других. Я, конечно, пакостями ей не отвечал, но иной раз нагонял страху. Заметил, что Дарья почему-то не выносит моего взгляда, при обращении ко мне отводила глаза в сторону. Вот и пользовался этим, заставлял небольшим внушением смотреть на меня, сам же передавал своим взором укоризну в ее недостойном поведении. Такое переглядывание действовало на Дарью убедительно, на некоторое время она затихала в своих кознях, до очередного раза, пока прежний страх у нее не пропадал.

Многое поменялось через месяц после начала занятий. Она стала беспокойна, что-то тревожило ее, иной раз уходила мыслями куда-то. Могла ответить невпопад или не слышать обращенный к ней вопрос, встать как в ступоре. Я пожалел девушку, сам подошел к ней и сочувственно спросил:

— Даша, извини, если потревожу. У тебя какие-то проблемы? Может, я смогу помочь тебе.

Она посмотрела на меня непонимающе, а потом, видя мою участливость, все же ответила, в тоне слов чувствовалось страдание:

— С сыном моим плохо, Сережа. Ему сейчас два года, три месяца назад упал с горки, что-то с головой случилось. Перестал говорить, никого, кроме меня, не узнает, даже мою маму, хотя она с ним нянчится с самого рождения. Врачи обследовали Лешу, поставили диагноз: травматическая энцефалопатия. Дали назначение, а от лечения толку нет, стало только хуже, он уже не ходит.

— Даша, я могу посмотреть его. У меня есть некоторые способности, экстрасенсорные, возможно, что смогу помочь.

— Спасибо, Сережа. Но, знаешь, я уже водила сына к бабкам, они тоже не помогли, только денег на них потратила, немало.

— Конечно, Даша, дело твое. Навязываться тебе не стану, но если захочешь моей помощи, то обращайся. Насчет денег не беспокойся, я их не прошу.

На следующий день Даша все же подошла ко мне, наверное, за ночь решилась, что хуже уже не будет.

— Сережа, я согласна, — со слабой надеждой произнесла девушка, — вдруг у тебя получится. Если сможешь вылечить Лешу, то ничего не пожалею, все отдам!

Еще раз повторил отчаявшейся матери, что мне ничего не нужно от нее, а потом уговорились, что приступим завтра, сразу после занятия. Сегодня я не мог задерживаться, срочное задание на работе.

Квартира у Даши двухкомнатная, в одной она с ребенком, в другой ее мать. Мы приехали на моей машине и поднялись на лифте на последний этаж. В квартире застали мать, Серафиму Владиславовну, та на кухне готовила кашу для малыша. С ней я почти не общался, вскоре после нашего прихода она заторопилась куда-то и ушла. Ребенок еще спал, Даша не стала его будить, быстро приготовила покушать, а после мы полдничали. Еще сидели на кухне, когда услышали, как в комнате захныкал малыш. Даша побежала к нему, возилась с ним, наверное, меняла подгузники, потом покормила приготовленной кашей. Я не стал заходить к ним и беспокоить, ждал на кухне, пока молодая мама обихаживала сына.

Вид ребенка вызвал сочувствие с первого взгляда, когда я зашел по приглашению Даши в ее комнату. Он лежал на кроватке с абсолютно безучастным видом, не отреагировал, когда я наклонился над ним, а потом поводил перед его глазами рукой. Присел рядом с ним на поставленный Дашей стул, приступил к обследованию. Девушка же все время стояла рядом молча, даже не слышно было ее дыхания. Аура ребенка в районе головного мозга зияла темными провалами, при детальном обзоре обнаружил обширные повреждения тканей, сосудов и каналов на большей части коры, в лобной части мозга. Видны грубые рубцы, некоторые сосуды все еще не зажили, кровоточат, многие нейронные цепи разорваны.

Клиника очень сложная, необходимы оперативные воздействия в большом объеме и ювелирной точности. На несколько секунд задумался, возникли сомнения — по силам ли мне такая операция. Слишком значительный риск ошибки или погрешности, способных вызвать фатальные последствия. Да и моих знаний, а главное — опыта, катастрофически недостаточно для гарантированного успеха. Но и оставлять без помощи нельзя, при подобной картине совсем скоро произойдет полная деградация и распад основных центров, ребенок станет бездумным овощем, только с самыми простыми рефлексами. Переборол страх, решился начать операцию, но с максимальной осторожностью и поэтапно. Сейчас мне надо хотя бы остановить деструктивный процесс, а уж потом по-возможности приступить к восстановлению поврежденных участков.

Починил сосуды, от более крупных до самых мелких капилляров — сращивал, выравнивал от рубцов и складок, убирал бляшки и закупорки. На них потратил уйму сил и времени, весь вымотался, но закончил. В завершении вычистил прилегающие ткани от остатков крови и плазмы, они приобрели более здоровый, розовый оттенок. На этом прервал первый сеанс, после еще раз осмотрел общую ауру, заметной разницы с начальной картиной нет, если не считать исчезновение черных линий в местах поврежденных сосудов. Первый шаг сделан, впереди еще много таких. Процесс предстоит длительный и затратный, но он не пугал меня. Я остался доволен первым результатом, мне удалось совершить то, чем раньше не занимался и даже не представлял.

На следующий день устранял многочисленные рубцы на тканях, каналах, заживлял обнажившиеся пласты, восстанавливал приток крови на отмершие участки. Итак каждый день, на протяжении недели, по кусочкам, возрождал к жизни важнейший орган маленького пациента. На первых порах в его поведении явных сдвигов не было. Заметил в глазах Даши сомнение, не впустую ли я трачу время и силы. Она видела, что я выматывался после каждого сеанса, сидел без сил, пока не приходил в хоть какую-то норму. Но уже после третьего малыш стал проявлять реакцию — заворочался, попытался поднять голову, двигать руками-ногами. А на следующий день заговорил, позвал вслух маму. Даша припала к маленькому тельцу, плакала и повторяла:

— Я здесь, сыночек, мама рядом с тобой. Вот дядя Сережа вылечит тебя и мы пойдем гулять. Ты хочешь в парк, на карусели, на паровозик? Мама тебе еще мороженное купит.

Тот натужно, видно, что ему трудно говорить, все же ответил, едва слышно: — Да, мама, хочу...

А после завершающего сеанса, я ему еще закачал дополнительную энергию в общую ауру, он смог встать и сделать несколько шагов, пока не упал на руки плачущей от счастья матери. С тех пор Даша стояла за меня горой, на любое замечание в мой адрес от кого бы ни было реагировала резкой отповедью, старалась всеми возможностями услужить мне. Можно сказать, я стал для нее обожаемым кумиром, она не позволяла даже пылинке сесть на мой светлый образ. Вот так из неприятеля стала самым преданным союзником. А сын, как она рассказывала, вскоре побежал, стал залезать на те же горки, даже деревья, нисколько не боясь. Только мама больше пугалась, пока со временем не свыклась с мыслью, что живому мальчишке нужны движения, тратить свою энергию в играх или прогулках. Я несколько раз навещал малыша, своего первого пациента с такой серьезной клиникой. Но беспокойства он не доставил, лечение полностью сняло все последствия травмы.

У меня создалась проблема с озорными девушками группы. Я относился к ним ровно, дружелюбно, но никому не давал каких-то намеков на более тесные связи. Их это завело, пытались всяческими девичьими уловками завлечь меня в свои сети. Среди них даже началось соперничество, кому первой удастся "взять крепость" моей неуязвимости от их чар. Даша по секрету рассказала мне, что самые отчаянные девчонки заключили пари на этот счет, каждая надеялась выиграть его. То одна, то другая обращались ко мне с надуманными вопросами и просьбами, томно вздыхали, обстреливали меня стрелами загадочных взглядов, как бы невзначай касались рукой или крутым боком. Кто-то, не мудрствуя лукаво, прямо приглашал меня в гости, пока никого нет дома.

Я уже замаялся отбиваться от соблазнительных наскоков. Иногда вмешивалась Даша, осаживая слишком заигравшихся девушек. Некоторые из ребят стали дуться на меня из-за чрезмерного внимания лучшей половины, не оставляющего им надежды на свою толику ласки от прелестниц. Наибольший пыл в любовных притязаниях проявила Ксюша Аникеева, первая красавица если не курса, то группы точно. Изо дня в день штурмовала меня соблазнами своих зеленых, колдовских, глаз, точеной фигурки идеальных пропорций, откровенными нарядами. Одна за другой сдавались конкурентки после бесплодных стараний, а Ксюша все не отставала. Я уже прямо ей высказался, не побоявшись задеть девичью честь, что мне она не нужна. В конце концов у девушки любовная интрига, начавшаяся как игра, переросла в страсть. Я видел, что Ксюша потеряла контроль над собой, следила за мной неотрывным взглядом, ходила по пятам неотступно, мучаясь сама и досаждая мне.

Интерлюдия

Ксюшу баловали все — родители, бабушки и дедушки, даже брат, старше нее на десять лет. Она не знала отказа в своих просьбах, все родные старались ей угодить. Да и невозможно было отказать обаятельной девчушке с бездонными зелеными глазами, унаследованными от красавца-отца, когда она мило просила какую-нибудь безделушку. Даже в садике мальчики наперебой предлагали ей свои игрушки, угощали принесенными из дома сладостями. В школе с первого класса стала центром вниманием, мальчики роем вились вокруг нее, дарили цветы, носили до дома портфель. В старших классах не один сверстник пал жертвой очарования юной девушки, записки с признанием любви подсовывали в ее сумку, а она их небрежно выбрасывала.

Первый опыт любовной связи Ксюша пережила в девятом классе, ей только исполнилось шестнадцать. Она отдалась Валентину, юноше на год старше ее, из семьи друзей дома. Он пользовался успехом среди своих сверстниц, привлекал обаятельной внешностью и отточенными манерами юного волокиты. Ксюше тоже захотелось внимания красавца, да и испытать волнующие всех девушек чувства первой близости. Все произошло как в любовных романах, которыми зачитывалась Ксюша: — цветы, признания в любви, вино, а потом постель.

Боли почти не чувствовала, правда, и какого-либо особого удовольствия тоже, хотя юноша старался — умело ласкал в эрогенных зонах, мягко вошел в нее, обращался нежно. Наверное, сказались страх и неопытность. После они встречались неоднократно, у нее или у него, когда дома никого не оказывалось, занимались сексом уже с гораздо большим пылом и умением. Но особой привязанности между ними не было, у каждого, у Ксюши тоже, случались нередкие связи с другими партнерами, какой-то пуританской моралью себя не сдерживали.

Так и жила девушка в свое удовольствие, пока не встретила в институте свою первую любовь, принесшую боль и несчастье. Нельзя сказать, что Сергей с первого взгляда увлек ее. Она чувствовала идущее от него обаяние, все женское естество потянулось к этому внешне не очень красивому юноше. Но приняла это притяжение как интерес к очередному бой-френду, с которым можно потешить свое тело и душу, если он окажется занимательным, а потом оставить, когда наскучит. Да и выглядел Сергей весьма импозантно — приятные, даже изысканные манеры, такой же наряд, ухоженный вид.

Все изменилось со злосчастным пари, предложенным закадычной подругой Мелиссой Коршуновой, Ксюша дружила с ней едва ли не с первого класса, они и в институт поступали по обоюдному решению. Предложение казалось заманчивым, а приз волнующе привлекательным, особенно, когда он не дается просто. Инстинкт охотницы захватил ее, как и других девушек, принявших вызов. Ксюша применила всю свою "тяжелую артиллерию", безотказно действовавшую на других любовников, но с Сергеем, к великому ее удивлению, она не сработала.

Азарт, а может другое, более глубокое чувство, уже не отпустил девушку, постепенно из охотницы сама стала жертвой. Не заметила, как молодой человек занял все ее мысли, ничто другое уже не интересовало, осталось только непреодолимое желание видеть любимого, она призналась себе в этом. А пренебрежение Сергея резало сердце по живому, жестокие слова сводили с ума от обиды на него и себя. В один особо отчаянный вечер Ксюша решилась. Дождалась, пока родители легли спать, тихо пробралась в ванную. Набрала теплой воды, разделась и легла. А затем, дрожа от страха, лезвием вскрыла вены ...

Конец интерлюдии

Однажды дождливым утром Ксюша не пришла на занятия. Вначале испытал облегчение, ее навязчивое внимание уже переполнило чашу моего терпения. Я уже продумывал возможные меры психического давления на нее, по-возможности щадящие, но все же радикальные. А потом в сердце что-то схватило, какая-то щемящая боль. Принял ее за жалость к потерявшей рассудок девушке, ведь я сам, пусть и невольно, оказался причастен к такому ее состоянию. Что должен был предпринять, даже не представлял, но не потакать же капризам сумасбродной девицы!

На следующий день ее подруга, Мелисса, принесла страшную новость — Ксюша пыталась покончить с собой! Слава богу, вовремя вмешалась в судьбу бедной девушки мать, что-то ее разбудило ночью. Она пошла в комнату дочери, не застав там, принялась искать. В закрытой ванной увидела свет, стала звать дочь, та не отозвалась. Разбуженный криками жены отец Ксющи взломал дверь, поднял из покрасневшей воды тело потерявшей сознание девушки. Вызванная скорая помощь увезла несчастную в больницу, там спасли едва не угасшую жизнь. Сегодня утром Мелисса забегала к Ксюше. Та очнулась, ее жизнь уже вне опасности, но к ней еще не пускают, слишком слаба, потеряла много крови.

После рассказа подруги пострадавшей вся группа посмотрела на меня. В глазах почти всех видел осуждение, даже у верной Даши. Не стал ничего говорить или оправдываться, но мысли о Ксюше, ее отчаянном поступке не шли из головы. Вечером дома мои подруги заметили мое подавленное состояние, Таня обеспокоилась:

— Сережа, что случилось? На тебе лица нет!

Не стал скрывать, рассказал, как есть:

— Два дня назад одна девушка из нашей группы попыталась покончить с собой, ее едва спасли. Случилась беда из-за меня. Она влюбилась, а я отказал ей. Может, я не нашел правильных слов, но потворствовать ее прихоти не стал. А вышло вот как. Теперь не знаю, что я должен был сделать, что бы не доводить до такого. Да и сейчас, что же от меня требуется.

Несколько минут стояло молчание, ее прервала Наташа:

— Как я понимаю ее! Ведь без тебя и я бы не смогла жить!

А потом неожиданно добавила: — А давай, Сережа, возьмем ее к себе, если она согласится!

Такое заявление вновь вызвало замешательство, пока Алена не высказалась:

— Да, Сережа, здесь собирается клуб влюбленных в тебя дурочек! Одной больше или меньше, разницы не вижу.

Вот так мои подруги порешили за меня злободневный вопрос, уже второй день не дающий мне покоя. На следующий день ранним утром поехал в городскую больницу, уточнил в справочной отделение и палату Ксюши, поднялся туда. Меня допустили к девушке, в своем халате прошел по длинному коридору почти до самого конца, постучал в нужную палату. Вошел после разрешения, сразу заметил лежащую у окна Ксюшу, вторую койку занимала пожилая женщина. Девушка не спала, увидев меня, приподнялась, а потом упала на подушку без сил, только вымолвила тихо: — Сережа, ты пришел...

— Лежи, лежи, Ксюша, я сам подойду.

Поставил стул рядом, присел. Ксюша неотрывно смотрела на меня, в ее глазах видел боль и надежду. Положил на постель под ее руку букетик садовых цветов, а потом виновато сказал:

— Ксюша, извини, пожалуйста, меня, что обидел.

Девушка смотрела заблестевшими от слез глазами, ответила вполголоса:

— Если бы ты знал, Сережа, как мне больно, здесь, в сердце!

Взяла мою руку и приложила к своей груди. Даже через больничный халат чувствовал, как бьется ее сердечко. Не отнимая руку, другой погладил по волосам, бледному лицу, повторяя: — Прости, Ксюша...

Немного позже, когда девушка немного успокоилась, предложил ей: — Ксюша, давай я тебя осмотрю, по-возможности помогу.

Она улыбнулась, а потом ответила:

— Я знаю, Сережа, что ты можешь многое. Даша рассказывала, как ты вылечил ее сына. Я согласна.

Осмотрел слабо светящуюся ауру, отметил затемнения в некоторых зонах сердечно-сосудистой системы, в лимфоидном органе иммунного центра, в остальной части заметных отклонений нет. Много времени на восстановление нарушенных органов не понадобилось, немного еще активизировал выработку кровяных тельцев и гемоглобина в костном мозге, завершил накачкой энергией в общую ауру. В принципе состояние у Ксюши теперь удовлетворительное, нужно еще немного времени, пока организм восполнит потерю крови.

Лицо у Ксюши порозовело, она вновь попыталась присесть, на этот раз ей удалось. Я присел ближе, обнял за плечи, помогая ей сидеть. Девушка наклонилась ко мне, прижала голову к моей груди и, закрыв глаза, замерла. Так она сидела долго, из ее глаз вновь потекли слезы, а потом шепотом произнесла: — Как я мечтала, Сережа, чтобы ты так обнял меня, а я слушала твое большое сердце.

— Знаешь, Ксюша, я хочу сделать тебе предложение!

Девушка подняла голову, посмотрела на меня изумленными глазами: — Сережа, но ты ведь женат!

— Тем не менее, Ксюша, — продолжаю я, — переходи к нам жить, жена согласна. Будешь младшей в моем гареме!

Улыбнулась, а потом решительно кивнула: — Согласна, хоть десятой!

Уточняю: — Не десятой, а четвертой!

— Какой четвертой?

— Ты в моем гареме, Ксюша, будешь четвертой.

— Вот это да, Сережа! Ты, оказывается, женолюб, а так меня мучил!

— Но ты же согласна?

— Согласна! Вот выпишусь из больницы, возьму вещи и перейду в твой гарем! Теперь ты от меня не уйдешь. Ведь так, Сережа?

Соглашаюсь: — Так, Ксюша, — а потом добавляю, — только предупреди родителей, они ведь должны знать.

— Представляю, Сережа, как они воспримут, что я ухожу в гарем! Но никуда не денутся, придется им согласиться, я знаю.

Оставил девушку в бодром настрое, из больницы отправился в институт.

Глава 3

День прошел как обычно, только девушки (разве что кроме Даши) объявили мне молчаливый бойкот. Мелисса вообще убивала меня взглядом, ненависть и презрение лилось от нее рекой. Не стал объяснять что-либо им, вел себя как ни в чем не бывало, вызывая осуждение окружающих. Как же, девушка из-за меня едва не погибла, а я, бессердечный, даже не переживаю за нее, тем более, не раскаиваюсь в своем проступке. После занятия не стал заезжать в больницу, туда отправилась вся группа навестить страдалицу. Поехал на работу, поздним вечером, после возвращения домой, отчитался подругам о разговоре с Ксюшей.

Согласие девушки переехать к нам они приняли благожелательно. Тут же принялись выбирать для новоселицы комнату из свободных, их еще в нашем доме с запасом, а потом наводить в ней порядок и обустраивать разными, нужными для юной девушки, принадлежностями и мелочами. За два дня все подготовили, а после в нетерпении ожидали приезда отчаянной девушки, решившейся из-за неразделенной любви на подвиг (так мои романтичные подруги восприняли безрассудство Ксюши, даже более прагматичная Таня). Они уже заранее были готовы принять ее под свое крылышко, помочь вжиться в нашу все увеличивающуюся семью.

Девушки группы простили меня после встречи с Ксюшей, судя по тому, что прекратили бойкот. Заметил у них вспыхнувший с новой силой интерес ко мне, глядели на меня круглыми глазами и перешептывались между собой. Можно и не гадать, Ксюша поделилась с ними тайной о моем гареме, теперь они живо обсуждают такую интересную и волнующую юные девичьи сердца новость. Наверное, кто-то из них не против присоединиться — если приняли Ксюшу, то почему и не их? Но я вновь игнорировал подобные поползновения, а пойти примером отчаянной девушки — на такой подвиг никто из девиц не рискнул.

Каждый день навещал Ксюшу, она уже вставала, выходила из палаты, все торопилась выписаться. Встречала меня объятиями и поцелуями, не стесняясь соседки и заходящих в палату служительниц персонала. Я отвечал ей больше из жалости, но ее ласки не были мне противны, так что не утруждал себя в обхождении с девушкой. Обоюдные ухаживания еще более разжигали пыл Ксюши, ей не терпелось скорее переехать ко мне, так и высказалась:

— Сережа, я не могу больше ждать! Мне уже снится, как ты ласкаешь меня, я таю в твоих объятиях. Просыпаюсь мокрая от слез, а тебя нет!

На четвертый день девушку выписали, я заехал за ней и тут впервые встретил мать, Ирину Владимировну. Ксюша сказала мне, что родители знают обо мне и моем предложении, но оставили с решением до ее возвращения домой. Встреча вышла тягостная, только присутствие дочери сдержало возмущенную мать от резких высказываний мне в лицо. Она не ответила на мое приветствие, в глазах видна только ярость. И еще обида. Как же так, злодей, едва не погубивший кровиночку, теперь похищает ее в свой вертеп! А она, дурочка, простила своего погубителя и идет как на веревочке за ним. Не стесняется родной матери, пристает с ласками к этому подлецу, а он, сволочь такая, еще нос воротит, даже не обнимет покрепче!

Эмоции матери читаю и без дара, но не пытаюсь их как-то унять. Сейчас это бесполезно, надо дать время им уложиться. За весь путь от больницы до Ксюшиного дома не перемолвился с Ириной Владимировной и словом. Только отвечал возбужденной девушке, почти не смолкавшей всю дорогу. Она обращалась то ко мне, то к матери, пыталась навести между нами мостики. Мы кивали ей согласно, но в контакт между собой не вступали. Уже дома втроем посидели за столом, а потом Ксюша повела меня в свою комнату, ждать здесь прихода отца.

Едва закрыла на ключ дверь, тут же набросилась на меня, одежда полетела от нас во все стороны. Я ласкал истомившуюся девушку, а она стонала, почти не сдерживала крики. Ее тело отзывалось на каждое касание. Ксюша вся выгибалась под моими губами, ласкающими ее грудь, живот, лоно. А когда я вошел в нее, затрепетала, содрогалась в непрекращающемся оргазме. Такой страсти еще не встречал у подруг, девушка терзала меня неустанно, после одного экстаза вновь продолжала сладостную пытку до следующего. Так в объятиях и наслаждении мы провели неизвестное время. Оно пролетело как миг, когда услышали голоса, пришел отец Ксюши, Юрий Николаевич.

Спешно стали приводить себя в порядок, раскрасневшаяся девушка проскочила в ванную и приняла душ, пока отец был занят разговором с матерью. Вышли к родителям, ожидавшим нас в зале, в более-менее приглядном виде. Я первым поздоровался с Юрием Николаевичем, он ответил, а потом принялся расспрашивать Ксюшу и меня о наших отношениях и планах. По сравнению с супругой настроен он ко мне заметно мирно, как-то пытался разобраться, понять наши намерения. Ирина Владимировна в разговор не вступала, доверилась мужу в решении семейной проблемы. После, выслушав нас, Юрий Николаевич высказался:

— Сергей, в том, что случилось с Ксюшей, вина твоя есть. Но забудем о ней, надо жить дальше. Если Ксюша хочет жить с тобой, то мы с Ириной Владимировной противиться не будем. Для нас важнее ее счастье, чтобы никогда не повторилась такая беда. И не обижай, родительское терпение не бесконечное, за дочь мы ни перед чем не остановимся.

Немного помолчав, обратился к дочери:

— Ксюша, мы с мамой любим тебя. Знай, мы всегда готовы принять, чтобы с тобой не произошло. Если Сергей нужен тебе, то иди, поступай, как считаешь нужным. Дай боже, чтобы он дал тебе счастье. Пожалуйста, звони нам, навещай, мы ведь переживаем за тебя.

Ксюша не стала откладывать с переездом, принялась складывать свои вещи в сумки и коробки. Набралась целая груда, хотя я сказал девушке, что мои подруги взяли ей все нужное. Разве что кроме самого личного. Таким и посчитала Ксюша все отобранное. Одних платьев и прочей одежды сложила с добрый десяток тюков. Уговорил часть оставить, просто все в машину не влезет, прихватим в следующий раз. Но и без того набили мою Камри битком, напоследок присели перед дорогой. Катюша простилась с отцом и прослезившейся матерью, в последнюю минуту все же благословившей нас, и мы поехали в наш особняк.

Новоявленную сожительницу мои подруги приняли приветливо. После того, как я познакомил их, они окружили заботой Ксюшу. Пока я переносил вещи из машины, разговорили смущенную вниманием девушку, развеяли ее начальную настороженность. Слышал, как они вместе смеялись, наперебой рассказывали о чем-то. С некоторым облегчением воспринял, первая встреча между ними прошла, можно считать, благополучно. Ксюша с интересом приглядывалась к нашим детям, потешкалась с Леной и уже бегающим по комнатам Сережей-младшим, свела знакомство со старшими Валюшей и Сережей. Да и заметно округлившаяся Алена привлекла ее женское внимание, попросила послушать у той плод, а потом замерла, прислонившись ухом к выступающему животу.

Девушке понравилась приготовленная для нее комната — светлая, просторная, больше, чем ее прежняя, высокие стены с красивыми шелковыми обоями. Мебель тоже приятная, новая, для всех нужд. Принялась раскладывать вещи как ей удобно, прибиралась, пока остальные подруги накрывали стол. Ужин у нас получился запоздавшим, особо не налегали, разве что Алена кушала за двоих. После подруги уложили детей, сами разошлись по своим комнатам, оставили меня с Ксюшей наедине в общей спальне. Она еще подивилась огромной кровати, зачем нам столько. Рассказал о наших семейных оргиях, одновременно со всеми женами. Ксюша в первый момент растерялась, переспросила:

— Со всеми сразу? Как так?

— Да, все вместе, сразу. Но все по общему желанию. Если не захочешь, то будем только вдвоем.

— Да, Сережа, скучать с тобой не придется! И как ты, справляешься, всех сразу?

— Вроде подруги не жалуются. Ты сама завтра сможешь узнать у них.

— Да, мы еще поболтаем, между нами, девушками! Но сегодня ты только мой, я возьму тебя всего, как мечтала!

Да, то, что делала в своей квартире Ксюша, оказалось только цветочками. Сейчас же в нее вселился демон в женском обличье, настоящая суккуб! Она кричала, царапалась, кусала, никак не могла насытиться. Еще никогда такого со мной не было, едва справлялся с обезумевшей от похоти дьяволицей. Не ожидал от обычной с виду девицы такой страсти, ни одна из прежних партнерш даже близко не могла сравниться с ней. Час за часом между нами шла схватка, я напрягал все силы, но все же одолел хрупкую девушку. Кому об этом расскажешь, не поверят! После, когда мы лежали без сил, Ксюша призналась:

— Сережа, я с тобой сошла с ума! У меня ни с кем такого раньше не происходило. Но я ни о чем не жалею, за такое счастье могу еще раз отдать жизнь! Только всю тебя расцарапала, извини. Как же ты завтра пойдешь на занятия?

— Не переживай, до свадьбы заживет! Да и прикрою чем-нибудь, если будет видно.

Наутро занялся ранками, восстановил кожный покров, но бледные полоски на их месте остались. Ксюша дала свой шейный платок, обвязался им. Если не приглядываться, то следы девичьего буйства не заметны. Так и выехали утром, вначале завез Наташу в ее институт, а затем с Ксюшей поехали в свой. Ее встретили как героиню, девушки окружили стайкой, стали обнимать и целовать, а затем засыпали вопросами. Ребята также подходили, спрашивали о самочувствии, но, видя ее занятость подружками, отходили. Ко мне вначале внимания не проявляли, но концу занятий я уже стал героем. Заметил в который раз, у Ксюши секреты не задерживаются, та еще балаболка. Наговорила подругам невесть что, те дыры прожгли на мне заинтересованными взглядами. Да еще норовили подойти поближе и заглянуть под платок.

В последующие дни, вернее, ночи такого безумства Ксюша уже не допускала, как-то контролировала себя. Если и срывалась, то не до такой степени. Еще разузнала у Наташи, с ней она особо сблизилась, о наших оргиях, также захотела испробовать эту экзотику. Сначала с Наташей, а после и с Таней, устроила мне кучу-малу, не чуралась любовных утех и с ними. До активный лесбийских игр они не дошли, но пикантности нашим оргиям такие забавы добавили. Ксюша проговорилась мне, не сомневаюсь, и подружкам в институте тоже, что ей в нашей семье нравится все больше, такие мы все интересные и ласковые! Родителям тоже, мы заезжали к ним в первый месяц почти каждые выходные, потом реже.

Скоро о Ксюше узнали и мои родители, когда пришли навестить нас и детей, но особо не поразились. Мама только посмотрела на меня укоризненно, но Ксюшу приветила. Правда, доченькой не называла, как Наташу. Та вообще у мамы любимица, ни с кем из других моих подруг так не ласкова, как с ней. Отец же наедине недоуменно высказался мне:

— Как же ты справляешься с ними всеми?! Тут с одной замучаешься, всю плешь проест, а у тебя вон сколько!

Сам иногда задавался вопросом, как мои подруги, совершенно разные по характеру, мирно уживаются, даже, можно сказать, живут душа в душу. Наверное, их объединяли общие семейные заботы. Но все же главное, предполагаю, — авторитет мужа, ради него шли на компромиссы, старались не вызывать недовольства даже в самом малом. А моя похвала, на которую я не скупился, сторицей воздавала их терпение в каких-то житейских мелочах или неурядицах.

Между любовными и семейными треволнениями продолжал освоение новых возможностей дара, открывшимися после недавней благодати святым духом. Именно с их помощью я смог справиться со сложнейшей клиникой Дашиного сына. Ранее мысль о подобном казалась кощунственной, только погублю ребенка. Даже с новыми, многократно выросшими, силами удалось вылечить малыша полным напряжением, на каждом сеансе до дна исчерпывал свою энергию.

Но первый опыт дал мне многое, главное, научился оперировать на самом тонком уровне, вплоть до мельчайших капилляров и нейронных каналов. Преодолел страх, когда брался за них, а потом ювелирными воздействиями энергетическим лучом, микрон за микроном, прошел каждый их них. Вымотался от натуги, боясь допустить хоть какую-то ошибку, но добился нужного. В последующем такие операции проводил намного увереннее, с гораздо меньшим напряжением сил.

Мне открылась новая способность видения в аурном свете. Я уже четно видел состояния всего организма, а не фрагментами, как прежде, протекающие в нем процессы — прохождение нейросигналов, сокращение мышц, циркуляцию крови, гормональные всплески. При детальном осмотре какого-либо органа или системы замечал мельчайшие оттенки вплоть до отдельных узлов или тканей. Мог уже прослеживать реакцию оперируемого участка на мои действия и корректировать при отклонении от требуемой, тем самым вовремя исправлять ошибки.

Пока очень осторожно, точечными уколами, сначала на себе, а потом на ближних, приступил к влиянию на отдельные центры нервной, сердечно-сосудистой, иммунной систем. Добился первых, пусть и небольших, сдвигов с ними. Не всегда, но получалось снимать тревогу и боль, или, напротив, добавить жизнерадостности, останавливать кровь в каком-то сосуде, восстанавливать иммунную защиту. Не ставил целью подчинять волю окружающих, но такую возможность не исключал. Как, например, преступника, угрожающего жизни, или возмутителя спокойствия. Правда, до такого мне еще далеко, но посчитал вполне реальным, первые опыты обнадеживающие.

В канун Нового года Алена родила сына. Ночью у нее начались схватки, все подруги захлопотали вокруг роженицы, помогая ей собраться. Не стали вызывать скорую, я сам отвез ее в роддом и прождал здесь до рассвета, когда мне передали весть о рождении сына. Слава богу, все прошло благополучно, мать и ребенок в полном порядке. После занятий заехал с Ксюшей к ним, видел в окно уже вставшую на ноги Алену. Она передала нам записку, что чувствует себя нормально, ей уже приносили ребенка. Таня с Наташей навестили ее вечером, оставив Ксюшу присматривать за детьми.

Так каждый день, по очереди, мы проведывали Алену, как и ее родители. Я им позвонил сразу после рождения сына, мать примчалась в больницу в тот же час, а отец к вечеру. Ребенок у них первый внук, так что чувства новоявленных бабушки и дедушки понятны. На выписке встречали молодую маму с младенцем мы с Ксюшей. Я принял сына из рук цветущей от радостной улыбки Алены, она также, как когда-то Наташа, спросила:

— Правда, Сережа, наш сын красивый? Весь в тебя!

Не скажу, что я писанный красавец, да и как по личику новорожденного можно судить о подобном, но уверенным тоном отвечаю:

— Конечно, Алена, он самый красивый и милый. Как и ты, любимая!

Так, с взаимными уверениями, отправились в свой дом, там все приготовили для приема мамы и малютки. Помогали Алене все, даже старшие дети, наперегонки приносили пеленки и подгузники, угукали с малышом. Молодая мама только кормила грудью, глядя блаженно на сосущего младенца как Литта, кормящая мадонна. Я же присаживался рядом, прижимал к себе счастливую Алену, а она клала голову мне на грудь. Так мы сидели долго, смотря на довольного сына, пока он не засыпал.

Алена укладывала Виталика, мы назвали сына в честь его дедушки, я поднимал жену на руки, нес в постель и нежно ласкал ее. Заметил в себе особое влечение к подругам, кормящим грудью. Вид обнаженной груди, сосущего младенца, даже идущий от них запах — возбуждали меня непомерно. Так было с Таней, когда она кормила Валюшу, а потом Сережу, с Наташей, теперь с Аленой. С трудом сдержал себя от близости с только что родившей подругой, разрядил все скопившееся напряжение в неистовом соитии с темпераментной Ксюшей.

Перед Новым годом водил Валюшу и Сережу-старшего в институт на утренник. Дед Мороз и Снегурочка с подарками, хороводы, кукольный спектакль захватили души малышей, своими маленькими сердечками переживали происходящее празднество, глаза их сверкали от возбуждения. Я сам с ними как-бы оказался в чудесном волшебном мире, радовался и волновался за них, а они только вскрикивали: — Папа, смотри, — и тыкали пальчиками в ряженных Снеговика и зверюшек, клоунов с шарами и надувными цветами.

Всю обратную дорогу и дома наперебой рассказывали об увиденном, а взрослые разделяли их восторг, умилялись детской непосредственностью и верой чудеса. Мы еще вместе ходили на новогодние представления в ТЮЗ и цирк, дети и взрослые одинаково увлеченно следили за происходящими на сцене и арене выступлениями артистов, дрессированных животных. Встречали Новый год дома у пахнувшей смолой елки, каждому малышу приготовили под ней подарки, а мамы водили с ними хоровод. После всей семьей, оставив дома только Алену, отправились гулять по улицам, поздравляли встречающихся, а они в ответ нас. Ночная темнота расступалась от многочисленных фейерверков и огней, стоял непрекращающийся шум хлопушек и петард, народ вокруг веселился, мы с ними также.

Через два дня после Нового года произошло событие, повлиявшее на мою в общем размеренную жизнь далеко не лучшим образом. Мы с Таней и нашими детьми — Валюшей и двумя Сережами, — только что вернулись с утренника во Дворце и сели обедать, когда позвонили в воротах. Пошел открывать, увидел стоящий прямо у ворот джип Чероки и рядом с ним троих молодых людей в кожанках. Тот, что постарше, спросил у меня, едва я вышел за калитку:

— Евсеев Сергей?

Меня насторожил их вид, в них нетрудно распознать братков из криминальных кругов. У меня прямых контактов с такими деятелями до сих пор не было, если не считать разборки со шпаной трехлетней давности. Так что их приезда я не ожидал, тревога охватила меня. Но постарался не показать чужим людям свою обеспокоенность, спокойным тоном отвечаю:

— Да, это я. По какому поводу ко мне?

— Бугор послал нас за тобой. Он все объяснит. В обиде не останешься.

— У меня с вами никаких дел нет. Почему я должен поехать неизвестно куда?

— Мы из Перовской бригады. Вопросы есть?

Среди обывателей на слуху крупнейшие банды города, или, как их называют, ОПГ. Перовцы входят в одну из них — Измайловскую. Она "славится" размахом своей деятельности, как в легальной сфере, так и криминальной, а также жесткими мерами в разборках с другими ОПГ. Становиться на ее пути смерти подобно, правда, в последние годы она стала действовать более цивилизованным способом, через финансовые и другие легальные возможности. Но волк остается волком, даже если он рядится в овечью шкуру. Не стал обострять ситуацию, согласился:

— Хорошо, я поеду с вами. Только на своей машине. Пойду соберусь.

Своим сказал, что поехал по срочным служебным делам, могу задержаться. Кажется,они не почувствовали мою тревогу, только Таня беспокойно смотрела на меня, такого у меня еще не происходило. Выгнал Камри из гаража, поехал вслед за джипом, только едва не потерял его за первым перекрестком. Водитель на нем с места рванул как угорелый, с ходу проскочил перекресток на желтый сигнал. Я же остановился, как требуется правилами, дождался зеленого и спокойно направился дальше. Ищу глазами провожатых, а их нет, уже след простыл. Остановился, стал ждать возвращения бандитов. Минут через пять они прилетели стрелой, водитель с ходу принялся отчитывать меня:

— Ты, что, чайник, ездить не умеешь?

Осаживаю зарвавшихся беспредельщиков, которым правила не указ:

— Так, ребята, я с вами ехать куда-то не напрашивался. Это вам надо привезти меня, так что не торопитесь, гнать и попадаться гаишникам не собираюсь.

Водитель злобно посмотрел на меня, а потом на своего старшего, сидящего рядом. Тот успокаивающе произнес ему: — Ладно, Серега, не гони. Парень еще молодой, всего еще боится.

Дальше мой тезка ехал более внимательно, останавливался и ждал, если я отставал. Выехали за город, проехали еще с десяток километров, а потом на развилке повернули к элитному поселку в сосновом бору. Вход в него закрывал опущенный шлагбаум, старший крикнул вышедшему из будки охраннику:

-Открывай, служба. Камри с нами.

Проехали по поселку недолго, через сотню метров остановились у ворот трехэтажного особняка. Водитель Чероки посигналил, оттуда выглянул через открывшийся проем браток в камуфляже, после поторопился открыть настежь ворота. Я въехал за джипом в просторный двор, за мной их тут же закрыли. Вышел из машины, но осматриваться мне дали, старший указал: — Сергей, иди за мной.

Прошли в дом, поднялись по широкой лестнице на верхний этаж, старший позвонил у входной двери, через несколько секунд та открылась. Мы прошли мимо очередного охранника, дальше по коридору в просторную приемную. В нем за офисным столом с компьютером сидела симпатичная девушка, старший бросил ей: — Мы к Палычу.

Секретарша молча набрала связь, проговорила в микрофон:

— Иван Павлович, к вам Кузнецов, с молодым человеком.

Услышал из динамика густой бас: — Пропусти, Лена.

В большом кабинете за столом у дальней стены заметил крупного мужчину, сравнительно молодого, не больше сорока. По внешнему виду обычный руководитель среднего уровня, ничего бандитского в нем нет, разве что жесткое выражение лица и недобрый взгляд.

Кузнецов поторопился отчитаться перед боссом: — Вот, Иван Павлович, доставили Евсеева, о котором Вы говорили.

— Нормально обошлись с ним, без своих наездов? — Босс строго посмотрел на своего посыльного.

— Нормально, Иван Павлович, как Вы велели. Он сразу согласился ехать с нами.

— Ладно, Владимир, можешь идти.

Подождав, пока выйдет мой провожатый, босс обратился ко мне:

— Как зовут тебя? Сергей? Присаживайся, разговор будет долгим.

Когда я уселся за столом сбоку, продолжил уже более мягким, даже просительным тоном:

— Я слышал, что ты экстрасенс, можешь лечить серьезные болезни. У меня к тебе дело. Сын мой в коме, уже два месяца. Гонял с подружкой на своей машине по улице, на повороте не вписался и въехал в дерево. Подружка насмерть, сам он с серьезными травмами попал в реанимацию. Врачи что могли, сделали, подлатали всего, а с травмой головы не справились. Даже специалисты института Бехтеревой не смогли помочь. Признали его безнадежным. Сейчас он дома, под аппаратом, мой врач следит за ним. Сколько еще поддерживать жизнь, не знаю. Прямо скажу, сын сейчас живой труп, ни на что не реагирует. Если сможешь вылечить, то я твой должник, а за долги я рассчитываюсь сполна. Если нет, то такая судьба у Саши, придется кончать с ним. Как, возьмешься?

Подумал немного, по-видимому, у больного очень сложная патология, наверняка хуже, чем с Дашиным сыном. Коль с Лешей справился с большим трудом, то здесь вообще загадывать не стоит. Отвечаю неопределенным тоном, сомнения не дают мне уверенности:

— Мне надо посмотреть больного, по силам ли мне. Я только учусь, многого еще не знаю и не умею.

— Ты где, в мединституте учишься? На каком курсе?

— Да. На первом.

— На первом? — Явно слышу в голосе авторитета скепсис, даже разочарование. — А мне наговорили, что ты опытных врачей за пояс затыкаешь. Но все равно, мне выбирать больше не из чего. Сейчас поедешь со мной домой, дальше решим, как быть.

Дом оказался неподалеку, в этом же поселке, только на параллельной улице. Поменьше, чем первый, но тоже солидных размеров, охраны также хватало. Да, непростая жизнь у этих авторитетов, коль так пекутся о сохранности своей жизни. В доме, кроме прислуги, нас встретила супруга босса, он назвал ее Валентиной Сидоровной. На вид старше мужа, далеко не топ-модель, плотного сложения, но поддерживает себя в порядке, не расползлась в ширину. В доме гнетущая атмосфера, уже через минуту почувствовал себя неуютно.

Беда наложила след на семью босса — его самого, жену, младшую дочь-восьмиклассницу, чувствуют как рядом с покойником. При мне еще бодрятся, стараются не показывать свою растерянность и отчаяние, но видно, что нервы у них на пределе в ожидании самого худшего. Видел фотографию сына — симпатичного парня лет семнадцати или немногим больше. Он смотрел на нас счастливыми глазами, наверное, только что пережил какую-то большую радость. Понимаю состояние родителей, видеть теперь жалкое подобие сына для них мучительно.

В комнате юноши застал доктора, уже пожилого, даже пенсионного, возраста, мужчину, он стоял у постели больного, ставил систему. Подождал немного, пока врач закончил процедуру, после принялся за осмотр. Даже общая картина ауры была удручающая, практически весь организм стал разлагаться. А в головном мозгу состояние можно оценить двумя словами: сплошная патология. Нет живого места, от коры до глубинных слоев. Рваные ткани, лопнувшие сосуды, кровь залила прилегающие участки, все отекло. Любой врач, если ему показать такую картину, посчитает больного обреченным.

Выношу родителям, напряженно стоявшим рядом со мной, даже дыхание затаили, приговор их сыну:

— Мозг пострадал очень сильно, сейчас он на грани полного омертвения. Но все же я попытаюсь как-то его спасти. Но сразу предупреждаю, такая вероятность чрезвычайно малая. Да и в лучшем случае, даже если удастся вернуть вашего сына к жизни, о полноценном восстановлении мозговой активности речи нет. Вероятнее всего, он останется с существенно нарушенным интеллектом, прямо говоря — кретином. Теперь решайте, приступать к лечению или нет. Лечебный курс займет не меньше месяца. Надо весь организм приводить в порядок, кроме головного мозга и другие органы тоже начали разрушаться. Как надумаете, вот мой телефон, позвоните.

Глава 4

Авторитет позвонил ранним утром. Мы с Ксюшей еще лежали в постели, расслабились в рождественские каникулы. Он говорил громко, едва сдерживая волнение:

— Мы согласны лечить сына. Мать не хочет и слышать о других вариантах. Главное, чтобы сын выжил, пусть хоть каким. Сережа, я сейчас отправлю машину, через час будет у тебя.

— Хорошо, Иван Павлович, я собираюсь.

Ксюша, сплетница, во все уши слушала наш разговор, а потом переспросила:

— Все таки они согласились, Сережа?

— Да, моя болтушка!

Девушка помолчала, а потом уверенным тоном заявила: — А я знала, что так будет. Какая мать не захочет, чтобы сын ее жил, пусть и не совсем нормальным!

Я вчера после возвращения домой рассказал подругам о произошедшем, они только ахали от такой вести, переживали за бедного юношу. Пока Ксюша бегала к старшим женам поделиться последней новостью, не спеша стал собираться, потом завтракал, когда услышал шум подъехавшей машины. Водитель не стал сигналить, будоражить всех, ждал, пока я не выйду. Меня провожали жены как на подвиг, желали удачи, надеялись на успех.

За рулем сидел тот же Серега, ответил на мое приветствие, а потом дал газу. Мне так быстро не приходилось ездить в городе, даже от страха поджилки затряслись, но не стал урезонивать лихача. Машина его, пусть едет как хочет. Доехали к дому босса чуть больше, чем за полчаса, почти вдвое скорее, чем вчера со мной. Здесь ждали меня все домочадцы, босс тоже остался, решил сам понаблюдать за операцией. Они все зашли за мной в комнату Саши, даже пигалица, его сестренка. Я не стал возражать, они мне не помеха, если не станут греметь.

Начал с кровеносных сосудов. Очистил их от тромбов и сгустков, аккуратно срастил разорванные края. Сил и времени на их восстановление ушло много, слишком обширные повреждения как мелких капилляров, так и основных каналов. После немало усилий понадобилось на очистку тканей от отеков и следов излившейся крови. Результат первого сеанса меня обнадежил, исчезли темные участки в местах разрыва сосудов, они приобрели розовый оттенок. Не стал продолжать операцию, хотя еще остался резерв энергии, но доводить до полного ее истощения, как случилось с Алешей, посчитал неразумным. Лечение предстоит длительное, надо рассчитать ресурс на весь курс.

Внешне вид больного заметно не изменился, если не считать более естественный цвет лица, исчез красный оттенок вокруг глаз. Рассказал родным Саши о проведенной операции, первых обнадеживающих ее итогах. Они восприняли мой рассказ с облегчением, но пока еще боясь поверить в лучший исход. Их осторожность понятна, инстинктивно защищают себя от краха надежды. Поблагодарили меня за труд и участие, договорились о следующем сеансе. Я назначил его на завтра, только во второй половине дня. Утро у меня занято, веду детей на спектакль в ТЮЗе.

Последующее лечение проводил по продуманному плану, поэтапно. Восстанавливал поврежденные ткани, нейронные связи, нервные рецепторы, функциональные параметры. На седьмом сеансе Саша вышел из комы, открыл глаза. Видно, что он узнал родителей, мышцы лица дернулись, но сказать ничего не смог. Речевой центр, как и многие другие, я еще не восстановил. Но даже такой успех вызвал взрыв эмоций родных больного, они уже уверились в скором выздоровлении Саши. Мать плакала, обняв сына, у отца тоже дрожали губы. Когда я уходил, Валентина Сидоровна обняла меня, все еще плача, а потом, захлебываясь, проговорила:

— Сережа, я буду молить бога до конца дней своих о всех благах тебе! Ты нам вернул сына, — твоя мать поймет, — нет дороже для меня никого, ради его жизни я готова отдать свою. Ты наш спаситель, не только сына, да хранит тебя Господь!

Не знаю, то ли молитва страждущей матери помогла или мое провидение, или все вместе, но в событии, произошедшем незадолго до завершения курса лечения, спасли мне жизнь. В тот день какая-то тревога вселилась в меня, без всякой видимой причины. Процедуры проходили в нормальном режиме, я практически завершил с восстановлением головного мозга и связанных с ним структур и систем организма, принялся за лечение других органов. Больной уже мог говорить, пусть с трудом, самые простые слова и выражения, самостоятельно есть, пить. Вставать еще не мог, двигательный центр не полностью вышел на нужный уровень рефлексии, да и с вестибулярным аппаратом мне еще надо позаниматься.

Мы уже садились в Чероки, как меня что-то толкнуло, я сел не впереди, рядом с водителем, как обычно, а на заднем сидении. Сказал еще Сереге: — Пожалуйста, не гони, что-то мне неспокойно.

За три недели общения мы как-то нашли общий язык, он уважительно относился к моим словам и просьбам. Так и сейчас, недоуменно посмотрел на меня, но пошел навстречу моему совету, ехал осторожнее, чем прежде. Но все же уйти из приготовленной судьбой или недругами ловушки мы не смогли. По неизвестной причине джип не вписался на крутом повороте перед самым городом, слетел с высокой насыпи. Перевернулся несколько раз, — меня бросало в стороны, но ремень удержал в сиденье, — а потом вмялся в стоящий у дороги дуб. Я потерял сознание.

Очнулся от боли, пронизывающей все тело — от головы до пят. Я задыхался, что-то не давало вздохнуть полной грудью. Голова раскалывалась на части, от нового всплеска невыносимой боли вновь ушел в беспамятство. Когда снова пришел в себя, чувствовал уже гораздо лучше. Боль осталась, но не столь острая, да и дышалось легче. В голове то же прояснилось, только немного кружилась от сотрясения. Мог уже думать, смотреть и замечать окружающее без опасения вызвать новую боль в разрывающемся мозгу.

Оглядел себя — почти все тело перебинтовано, грудь в корсете, правая нога в гипсе и зафиксирована в растяжках. Я в больничной палате, кроме меня здесь еще трое бедолаг, также перевязанных, правда, поменьше, чем я. За окном темно, ночь. Сколько времени я пробыл здесь без сознания, мне неизвестно, но не думаю, что долго. Стал припоминать происшедшее — машина слетает с дороги, опрокидывается, Серегу, не пристегнутого ремнем, выбрасывает из сиденья, бьет о проемы. Последнее, что осталось в памяти — стремительно надвигающееся дерево, удар.

Пришла мысль о подругах, ведь они не знают, что со мной, переживают. Как только зашла сестричка сделать одному из соседей укол, позвал ее. Голос вышел слабый, сначала хрипом, как будто горло забилось чем-то. Она все же услышала меня и подошла. Увидела, что я смотрю на нее, проговорила:

— Очнулся? Сейчас врача позову, подожди немного.

Вскоре в палату зашел врач, совсем молодой, немногим старше меня. Он бегло осмотрел меня, после выразил свое мнение:

— Неплохо, после такой аварии. Сказали, машина разбилась всмятку, только чудо спасло тебя, да еще то, что пристегнулся. Водителю не повезло, погиб на месте от множественных травм.

Покачал головой, а после продолжил: — У тебя перелом двух ребер и голени, ушибы конечностей, задеты плевра и легкое на правой стороне грудной клетки. Голова не сильно пострадала, небольшой ушиб и сотрясение. Месяц полежишь у нас и будешь как новенький.

Говорю ему без особого напряжения, голос уже восстановился: — Сколько времени я у вас?

— Доставили пять часов назад. Сразу провели операцию под наркозом, в палату перевели только что.

— Позвоните, пожалуйста, ко мне домой, жена не знает, что я здесь.

Врач, немного подумав, согласился, кроме номера телефона записал мои данные. Из документов у меня при себе оказался только студенческий билет, так что сведений обо мне, кроме фамилии и имени, у персонала не было. Не прошло и часа, как ко мне приехали Таня, Наташа и Ксюша, взволнованные почти до паники. Я уговорил врача, Дмитрия Анатольевича, пропустить их в столь позднее, неприемное, время. Мой вид — весь перевязанный, с загипсованной и подвешенной ногой, — вызвал слезы и причитания у Наташи и Ксюши. Таня отнеслась стоически, постеснялась любопытно глядящих на нас больных. Только убедившись, что я в более-менее сносном состоянии, подруги как-то успокоились, смогли сдержаннее воспринять мой рассказ о происшедшей аварии.

Попросил их утром позвонить Валентине Сидоровне и предупредить ее о переносе следующих сеансов до моей выписки из больницы. Ивана Павловича сейчас в городе нет, уехал на несколько дней по своим делам. Я о них и не расспрашивал, но еще до отъезда босса заметил обеспокоенность, даже тревогу, охватившей его. При мне он не вел каких-то разговором или обсуждений по своему бизнесу, только на личные и семейные темы. Но в городе шли слухи о новых разборках между бандами, переделе сфер влияния, так что вполне возможно, что именно подобными проблемами в эти дни занимался авторитет.

Утром неожиданно для меня в больницу приехал сам босс. Ему вчера вечером сообщили об аварии и пострадавших его людях, он прервал поездку, срочно выехал сюда. Наверное, посчитал боле важным для себя разобраться с происходящими здесь событиями. После расспросов о моем состоянии он сообщил ошарашившую меня весть:

— Извини, Сережа, но ты оказался втянут в мои разборки с недругами. Они совершили покушение на тебя, решив всяческими путями дожать меня. Сейчас тебя переведут в отдельную палату, с тобой все время будет кто-то из моих людей для твоей охраны. Но, думаю, это ненадолго, я скоро разберусь со своими проблемами, сниму угрозу тебе. Все понятно?

Умом я понимал, что связь с одним из криминальных авторитетов к добру не приведет, но вот так, самым прямым образом, стать жертвой, мишенью разгоревшейся между бандами войны, — никак не ожидал. Ставится под риск не только моя жизнь, но и моих близких. Лихорадочные мысли неслись в моей голове, но ничего толкового они не дали. Стоп, одергиваю себя, надо собраться, все хорошо продумать. Поспешность может только навредить. Отвечаю боссу внешне спокойным тоном:

— Понятно, Иван Павлович. Сейчас, думаю, другого мне и не остается, только ждать. Да и самому надо прийти в порядок, тоже время понадобится. Как только встану на ноги, продолжим лечение Саши.

Босс одобрительно кивнул, оставил приготовленную Валентиной Сидоровной снедь и ушел. Вскоре после его ухода меня на кровати перекатили в другую палату в самом дальнем конце коридора. На кушетке у двери примостился один из братков, я его видел в офисном особняке. Немногим позже пришли Алена с Таней, уже гораздо спокойнее, чем вчера. Правда, Алена поначалу тоже ахала и охала надо мной, но быстро взяла себя в руки, спрашивала по существу, также отвечала на мои вопросы о домашних делах и детях.

Мы вместе обсудили семейные обстоятельства, возникшие из-за происшествия со мной. Я объяснил о некоторых переменах в моем положении, посоветовал подругам лишний раз из дома не выходить. Они обратили внимание на охранника в палате, он сразу после прихода девушек вышел в коридор. Такое наглядное свидетельство угрозы моей, возможно, и их жизни обеспокоили подруг, даже напугали, но при мне не стали высказывать свою тревогу. Думаю, дома они вволю наговорятся о реальных и мнимых опасностях.

Еще при них пришла мама. Наташа позвонила ей утром, она, приготовив бульон, с ним поехала в больницу. От мамы тоже хватило причитаний, а потом заставила при ней покушать еще горячий суп. Вообще у меня с утра вся тумбочка и стол заполнились всякими вкусностями, тут надо хорошо напрячься, чтобы их съесть. Все три гостьи наперебой ухаживали за мной, едва ли не с ложки кормили меня. Ушли все вместе, хотя Таня намеревалась остаться со мной до вечера. Ей хватило моего взгляда на дверь, за которой стоял охранник, больше не стала настаивать.

Этот день оказался богатым на посетителей. Пришел следователь из милиции, расспрашивал о всех подробностях аварии, что вспомнил я. О своем заключении он не говорил, есть ли какие-то доказательства причастности злоумышленников или происшествие идет как обычное ДТП. Во второй половине дня заявились мои однокурсники, почти вся группа. Кроме сочувствия к моему состоянию проявили и профессиональный интерес — расспрашивали о диагнозе, проводимом курсе лечения, смотрели снимки грудной клетки и пострадавшей ноги, их мне оставил врач.

Ночью, когда суета вокруг утихла, принялся править свой организм. Не стал форсировать зарастание поврежденных костных тканей, только убрал причинявшие боль разрывы и деформации в легком и плевре, мышцах, небольшой отек в височной области мозга, восстановил оборванные кровеносные сосуды в пострадавших участках. Прислушался к себе, ничто теперь меня не беспокоило. Можно спокойно, не испытывая каких-то неудобств, дожидаться естественного выздоровления, мне спешить особо некуда.

Последующие дни проходили рутинно, без особых событий. Я уже встал с постели, ходил на костылях. С утра забегали кто-то из подруг, иногда мама, чаще она приходила вечером. Дважды приезжал босс, вроде дела его шли неплохо, судя по бодрому виду, но охрану пока оставил. Во второй раз я ему передал, что со мной все в порядке, ожидаю только снятия гипса, и можно продолжить с Сашей. Он сразу переговорил с врачом, тот распорядился везти меня на рентген. Интересно, но на снимке грудной клетки и ноги видно, что кости полностью срослись, хотя я не вмешивался в их восстановление. Получается, мой организм сам активизировал их регенерацию, чуть больше, чем за за неделю устранил повреждения.

Молодой врач только озадаченно покачал головой, тут и опытный подивится, снял в процедурной гипс и корсет. На месте перелома нет обычного отека, только кожа слегка побледнела. Но все же Дмитрий Анатольевич посоветовал в первое ограничить нагрузки на пострадавшую ногу, да и не забыть о восстановительных процедурах. После принялся оформлять выписку, все еще удивляясь моему стремительному излечению. Он знал, что я будущий врач, обсуждал мой случай как с коллегой. Я соглашался с недавним выпускником нашего института, вслух поражался своему "феномену". После выписки Иван Павлович сам доставил меня домой, мы договорились с завтрашнего для продолжить сеансы.

Дома не ожидали столь скорого моего возвращения, но тем больше радости оно вызвало у Тани и Алены, детей. Как только вошел в дом на своих ногах, обступили меня, целуя и обнимая, дети прижались ко мне, а Лена попросилась на руки. И без слов понятно, что все соскучились по мне, переживали и беспокоились. Сам испытывал к самим дорогим мне существам нежность, желание приласкать их. Не стал сдерживать его, обнял и гладил всех любимых. После первых эмоций подруги захлопотали, накрыли стол, за столом отпраздновали мое выздоровление и возвращение в родной дом. Ближе к вечеру после занятий к нам присоединились Наташа с Ксюшей, добавили приятной суеты и восторгов. А ночью постарался возблагодарить подруг за их переживания и тревоги. Они сначала опасались за меня, осторожничали, а потом отдались всепоглощающему упоению.

На следующий день продолжил лечение Саши, узнавшему и обрадовавшемуся мне. Он уже вставал, понемногу учился ходить, выполнять какие-то простые надобности. Вопреки моему ожиданию, значительная часть интеллекта все же сохранилась у него. Мог понятно выражать свои мысли, пусть и не совсем сложные, считать, читать и пересказывать тексты, вести разговоры. Можно сравнить умственные способности юноши примерно с уровнем среднего третьеклассника. У меня сложился план активизации непострадавшей части коры головного мозга, думаю, вполне посильный мне. Приступил к его реализации параллельно с лечением других органов. Но и без того родители Саши были счастливы произошедшим переменам, для них главное, что сын выжил и хоть к чему-то способен.

Точечными уколами энергетического луча по участкам коры провоцировал их реакцию на подобное воздействие, после прекращения состояние клеток возвращалось к исходному. Но после многократного облучения активация клеток сохранялась все в большей мере, таким путем стимулировал общий рост активности сохранившихся здоровыми участков мозга. На подобную операцию у меня ушло две недели, больше чем на лечение других органов. Но результат того стоил, интеллектуальный потенциал Саши вырос едва ли не вдвое.

Он мог самостоятельно решать математические задачи восьмого класса, читать, понимая, сложные произведения, те же учебники или научную фантастику. В принципе, он мог учиться даже в ВУЗе, но с большим трудом, ему надо буквально на пальцах разъяснять материал. Ознакомил со своими выводами о потенциале юноши родителей и посоветовал постоянно заниматься с ним. Пусть нанимают репетиторов, водят на дополнительные занятия, но постоянные интеллектуальные нагрузки, возможно, способствуют дополнительному росту потенциала уже без моей операции. Я сделал все, что мне было под силу, дальше дело за самим Сашей и родителями.

Благодарность родных вышла за границы разумного. Мать, Валентина Сидоровны, встала передо мной на колени и стала бить поклоны, как святому или даже Всевышнему. На мой обескураженный взгляд Иван Павлович только махнул рукой, он сам прослезился. Вот никак не ожидал такой реакции от матерого дельца и криминального авторитета. Когда же родители немного успокоились, я стал прощаться с ними. Иван Павлович остановил меня, а после вручил ключи и документы на машину и золотую карту Альфа-Банка со словами:

— Сережа, прими от нас в дар эти вещи. Они от чистого сердца. Ты сам отец, знаешь, жизнь ребенка не оценишь ничем. Но хоть в чем-то мы хотим отблагодарить тебя за то чудо, что ты сотворил с нашим сыном. И знай, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, когда бы она не понадобилась.

Меня провожали всей семьей, Саша тоже. Помахал им на прощание и выехал со двора на новом внедорожнике, Лэнд Крузере — подарке босса. Он оформил его на меня, как и банковскую карточку. До города меня сопровождал Вася, заменивший в моих поездках прежнего водителя — погибшего Серегу. Он отличался большей рассудительностью, не гнал так отчаянно, но и не медлил. Я спокойно успевал за ним, так и доехали до злосчастного поворота. Посмотрел еще на дуб, на нем даже издали видна ободранная нашей машиной сторона. У границы города Вася махнул мне рукой и пошел на разворот, я же поехал по знакомым улицам к родному дому.

Признательность босса за мой труд принял с удовлетворением. Дело не ценности подарка, а в ее значимости для одаряющего. Той же Даше я помог не за какие-то материальные блага, а из-за сочувствия к ее сыну, дружественные отношения же посчитал достаточным выражением благодарности. Особой необходимости ни в машине, ни в деньгах я не испытывал. Камри, верно служащая уже три года, меня вполне устраивала, да и привязался к ней. Продумывал, как лучше распорядиться дарами авторитета, оставлять их у себя я не собирался. С деньги на карте ясно, передам в благотворительные фонды. С внедорожником немного сложнее, отдавать ее кому-то посчитал неразумным. После некоторых раздумий решил выставить на торги, а вырученные средства также пустить на благотворительность.

С такими мыслями и приятным чувство исполненного долга подъехал к дому, поставил машину под навес — в гараже ей места не досталось, там стоят моя Камри и Ауди Алены. Обрадовал подруг вестью о более, чем удачном завершении лечебного курса Саши. Они разделили мою радость за него и гордость за собственный успех. После за столом отпраздновали столь значимое для меня событие. Этот день стал праздником моей души, а от меня и самым близким людям. Мое настроение передалось всем, детям тоже, между нами не утихали веселье, шутки, смех. В последующем еще не раз праздновали мои победы и достижения, но все же такого общего счастья, ликования, как сейчас, уже не переживали, привыкли как должному.

В марте нашему отделу сообщили приятную весть. Академия наук наградила премией группу сотрудников за серию работ по исследованию обтекания тонкого тела потоком идеальной жидкости. Среди них названы мой руководитель, Колычев, и я. Конечно, уровень награды не сопоставим с той же Государственной премией, полученной нами два года назад, но все же на душе отрадно от такой оценки нашего труда. Директор института на торжественном собрании зачитал поздравление Президиума Академии, а затем под аплодисменты всего коллектива вручил нам дипломы и сертификаты. После виновники торжества организовали банкет, отметили далеко не рядовое событие. В истории отдела такая награда впервые, а в институте только третий раз за двадцать лет существования.

Неплохо у меня складывалось и в университете. Нагрузка на заочном отделении намного ниже, чем на дневном. Без особого напряжения справлялся с заданиями и проектами, зимнюю сессию сдал успешно. Нечасто встречался со своими бывшими однокурсниками, более-менее регулярно общался с друзьями — Васей Калининым и Юрой Плотницким, еще с Катей и Любой. Катя держала меня в курсе дел в их группе, она уже стала популярной среди любителей поп-рока. Сам я практически полностью отошел от артистической деятельности, только иногда пел в застольных компаниях, да еще детям. Им, особенно Валюше, нравилось петь со мной детские песни, хороводные и колыбельные. Иногда к нам присоединялись их мамы, развлекали себя дружным семейным хором.

Так, в работе и учебе, домашних заботах, неспешно шли день за днем, наступившая весна радовала теплом и обильной зеленью. Но, как в жизни часто бывает, пришло и ненастье, ночью мне позвонила Валентина Сидоровна с печальной вестью — на ее мужа совершили покушение, его подорвали в машине. В бессознательном состоянии доставили в клинику Пирогова, врачи сейчас спасают его жизнь. Но ситуация очень сложная, никаких гарантий, что Иван Павлович выживет, нет. Отчаявшаяся женщина вспомнила обо мне, позвала на помощь. Я выехал немедленно, по пустым улицам быстро добрался до клиники. В приемном отделении меня ждала Валентина Сидоровна, рядом с ней увидел одного из помощников авторитета. С их содействия меня пропустили в реанимационное отделение к пострадавшему.

Крупное тело босса лежало на операционном столе, над ним работали хирург и его ассистенты. Не стал подходить и мешать им, на небольшом удалении аурное поле раненого видно достаточно отчетливо. Вижу провалы в зоне жизненно важных органов — сердца, печени, поджелудочной железы, а также тазобедренного сустава, потемнения во многих участках практически по всему телу. Заметны мне и операционные действия хирурга — он вскрыл грудину, удаляет осколки, их я вижу как черные точки. Им уже обработаны раны в брюшной полости, в районе спинного мозга, сшиты основные артерии, но кровь еще сочится из десятков сосудов.

Принялся помогать, "ассистировать" хирургу — сращивал сосуды, убирал излившуюся кровь, зачищал и заживлял места надрезов, исправлял другие огрехи врача. В критический момент заметил резкое ухудшение сердцебиения, сердце вот-вот остановится. Засуетились ассистенты и реаниматолог, пытаются восстановить его функционирование. Пришел им на помощь, влил до предела жизненную энергию, расширил сосуды, убрал закупорку, образовавшуюся в одном из главных артерий. Через несколько мгновений сердце вновь заработало, но я уже не упускал его из внимания, держал под периферийным контролем. Неизвестно, сколько еще длилась операция, но вымотался, отдал почти все силы, пока врач наложил последние швы.

Еще раз проверил все прооперированные участки, вроде все чисто, осложнений не должно быть. Потихонечку, не привлекая внимания персонала, все еще занятого послеоперационными процедурами, вышел из палаты и реанимационного отделения. В приемном все еще сидела Валентина Сидоровна, при моем появлении встала пошла навстречу. Наверное, мой вид встревожил ее, спросила обеспокоенно:

— Сережа, что с Ваней, с ним что-то случилось?

Поторопился успокоить переволновавшуюся женщину:

— Нет, все в порядке, операция прошла нормально.

Валентина Сидоровна вздохнула облегченно, а потом высказалась:

— Ты меня напугал, Сережа. Побледнел, на тебе лица нет!

— Ничего страшного, просто устал. Помогал хирургу с операцией. Правда, он о том не знает, я стоял сзади, работал с полем на дистанции.

А потом предложил:

— Валентина Сидоровна, может, Вас отвезти? Иван Павлович сейчас под наркозом, проспит долго. Думаю, Вам стоит отправиться домой.

— Не беспокойся, Сергей, со мной водитель. Поезжай домой, тебе самому надо отдохнуть. А я подожду врачей, узнаю, что они скажут.

— Хорошо, Валентина Сидоровна. И держите меня в курсе. Если будет нужно, звоните, я приеду немедленно.

Возвращался домой усталым, но все же довольным. Я получил первый опыт прямого хирургического вмешательства, учился у опытного врача, хотя он об этом не догадывался. Конечно, мой инструмент особый, но и уметь пользоваться традиционными средствами будет совсем не лишним. Так что сегодняшний урок стал для меня полезным, во многом познавательным.

Глава 5

Задумался мыслью о морали и долге, доброте и зле. Умом понимаю, врач должен лечить всех, как бы к ним не относился. Но все же, должен ли я спасать убийцу и бандита, на чьей совести погубленные жизни? Или врага, идущего войной на меня или родину? Одной рукой уничтожать, а другой излечивать? Где же логика, хоть какой-то здравый смысл? Подобные вопросы возникли, когда улеглась первая радость успешно выполненной работы. Об Иване Павловиче Скорнякове, известном в криминальных кругах авторитете, у меня сложилось двойственное мнение. В наших личных взаимоотношениях все складывалось хорошо, от него я не встречал обмана или обид. Напротив, он благоволил ко мне, не только из-за сына. При общении с ним чувствовал идущий от него позитивный настрой, симпатию. Да и я в сердце не держал на босса зла, он мне нравился уверенностью, надежностью, вниманием к ближнему.

Но, с другой стороны, этот мир стал бы чище, добрее, если такие, как Скорняков — бандиты, насильники, вымогатели и прочая нечисть, — исчезли бесследно. Насколько мне известно, по слухам и из более-менее достоверных источников, за спиной у Скорнякова немало тяжких преступлений — от грабежей до убийств. Он шел по головам других, не щадя никого — ни врагов, ни оказавшихся случайно на его пути мирных людей. В молодости отсидел на зоне, там получил признание среди уголовных лидеров. После сколотил свою банду, занимался рэкетом, наркотиками. Со временем открыл свое дело в банковской сфере, торговле бензином, но теневой промысел не прекращал, только перевел в более легальное русло — рейдерские захваты, подставы, охранный бизнес. Вот с таким, далеко не законопослушным, деятелем волею судьбы и обстоятельств мне пришлось столкнуться и даже сблизиться.

Валентина Сидоровна позвонила через два дня после операции. Волнуясь, едва скрывая радость, сообщила:

— Сережа, Иван Павлович пришел в себя. Врач сказал, что сейчас опасности для жизни нет, он идет на поправку. Да и операция прошла на редкость удачно, хотя состояние Вани было очень сложным. Я знаю, что муж сумел выжить с твоей помощью. Спасибо, Сережа. У меня нет слов, чтобы высказать свою благодарность за Сашу, теперь Ваню. Только буду молиться за тебя, да благословит тебя Господь!

На следующий день заехал в клинику после занятий, нашел босса в отдельной палате хирургического отделения. У двери на стуле сидел охранник, незнакомый мне. Назвал себя, тот зашел на минуту в палату, а потом пригласил меня. Кроме пострадавшего, здесь еще находились его жена и дочь. Тепло ответили на мое приветствие, Иван Павлович то же, он уже мог говорить, хотя и негромко. После расспроса о самочувствии предложил ему:

— Давайте я осмотрю Вас. Если что-то беспокоит, то говорите, подправлю.

— Хорошо, Сережа. Такого особого нет, разве что голова кружится, когда приподнимаюсь, да вот в правом боку побаливает, вот здесь и здесь, — босс показал на область печени и желчного пузыря.

В аурном свете увидел здесь небольшие затемнения — спайки на швах и сужения сосудов, зачистил и выровнял, убрал бляшки, теперь они светятся общим фоном. Еще раз прошелся по всем прооперированным участкам, немного поработал с их подпиткой энергией, заживление пойдет быстрее. Но и без того крепкий организм должен справиться с повреждениями, остальное не стал трогать. Успокоил больного и родных своим заключением, да и сам Иван Павлович высказался, что теперь у него все в порядке. Дал им еще советы по режиму и диете, после попрощался, не стал больше задерживаться. Босс напоследок заявил, что в долгу он не останется, на том и расстались.

В последующем еще не раз общался с Иваном Павловичем и его семьей, правда, уже без таких драматичных обстоятельств. У нас сложились приятельские отношения, взаимное уважение. К своим служебным делам и бизнесу он никогда меня не привлекал. Не обижался на то, что все его щедрые дары я отдавал нуждающимся. Напротив, сам вносил солидные пожертвования на благотворительность и в церковь. Наверное, задабривал Господа за свои прежние и нынешние грехи.

Я следил и за Сашей, его успехами и состоянием. Он продолжил обучение в институте, своим трудом и с помощью родителей смог справляться с учебными заданиями, сдавать экзамены. Ему пришлось нелегко, иногда переносил сильные стрессы, впадал в глубокую депрессию. Тогда мать вызывала меня, я проводил отчаявшемуся юноше укрепляющие психику и общее состояние сеансы. Но постепенно Саша сам стал решать возникшие проблемы, без моего вмешательства.

Ко мне за помощью в лечении душевных и телесных недуг стали обращаться другие люди. Началось с мамы, она позвонила мне и уговорила посмотреть дочь ее подруги. Я отговаривался тем, что пока нет диплома, мне нельзя практиковать врачевание. Но все же согласился на увещевания и поехал в выходной день по указанному мамой адресу. У девушки парализовало нижнюю часть тела после аварии. При осмотре обнаружил смещение поясничных позвонков и защемление спинного мозга. В принципе, такой недуг можно излечить в условиях клиники, для хорошего хирурга не должен представить особых трудностей.

Предложил матери девушки обратиться к специалистам. Она же ответила, что в больнице сразу после аварии провели операцию, но она завершилась безуспешно. После возила к разным врачам, те тоже не смогли помочь. Еще раз присмотрелся к пострадавшему участку позвоночника, только теперь заметил разрушение сосудистой системы — гемангиому, самих позвонков, а также хрящевых прослоек. Попенял себя за невнимательность, затем принялся за восстановление тканей и сосудов. После аккуратным давлением возвратил позвонки на место, провел упрочнение связок, напитал энергией аурную зону позвоночника и тазобедренного сустава. Все, теперь должно быть в порядке.

На операцию у меня ушло три часа, даже поразился, глядя на настенные часы. А для меня они прошли как мгновения, увлекся новым процессом, раньше лечением позвоночника я не занимался. После завершения сеанса проверил чувствительность нервных окончаний на ногах. Маша, так звали девушку, отреагировала на мои касания и давление. Зашевелила пальчиками, а потом попробовала поднять одну ногу, затем другую. Сразу не получилось, только едва заметное движение. Но даже оно вызвало у больной восторг, закричала почти во весь голос: — Мама, я чувствую ноги!

Немного помассажировал икры и бедра, довольно сочные, даже несмотря на некоторое похудение без движений. Девушка заметила мой нескромный взгляд на ее обнаженные ноги — во время операции она лежала на койке в одних трусиках и коротенькой майке, без лифчика. Легкая улыбка тронула губы Маши, она призывно выгнулась, поднимая и без того высокую грудь. У меня даже проскользнула мысль, что будь у нее силы, то раздвинула бы свои соблазнительные ножки. Заставил себя отвлечься от наваждения, стал разминать больную, сгибая стопы, колени. Она помогала мне, прикладывала свои усилия, в какой-то момент у нее получилось, уже самостоятельно двигала ими.

Завершил на этом процедуру, высказал Маше и ее матери, стоявшей рядом, что операция прошла успешно, осложнений не должно быть. Только девушке надо осторожней с нагрузкой, не торопиться. Сейчас нельзя перегружать пострадавший организм, тем более пытаться без меня встать на ноги. Посоветовал ей заняться лечебной физкультурой, показал ей упражнения для ног. Пообещал подойти завтра, надо еще раз проверить состояние позвоночника. Если все окажется в порядке, то можно попробовать встать на ноги и походить. После всех инструкций распрощался со счастливыми мамой и дочерью, отправился домой.

На следующий день сразу после занятий отправился к ним, застал дома только саму больную. Перенес ее на руках с коляски на койку, она сняла с себя халат, в том же виде, что и вчера, легла на постель в ожидании осмотра. Никаких тревожащих отклонений не заметил, все на месте, связки и сосуды в нормальном состоянии. Попросил Машу присесть, позвоночник при этом работал гибко и без деформаций в соединениях. Помог потом девушке встать на ноги, она задрожала, покачалась от неустойчивости. Но такая слабость естественна, мышцы, удерживающие костяк, за время вынужденного бездействия ослабли.

Жалоб от девушки на боль или беспокойство не последовало, вместе со мной сделала шаг, за ним другой. Прошли вдоль койки, попросила отдохнуть. Потом уже сама встала, сделала еще несколько шагов. На этом остановил Машу, для первого раза достаточно. Собрался уже ей помочь лечь в постель, как она почти мгновенно сняла через голову майку, а потом стянула вниз трусики. Потянула меня за собой, проговаривая с жаром, как в бреду:

— Сережа, возьми меня! Я уже потеряла надежду испытать такое. Ты же вчера вернул меня к жизни. Дай мне, пожалуйста, счастья почувствовать себя женщиной. Прошу тебя!

Маша ошеломила меня, только что едва двигалась, а тут такая страсть! Хотел уже мягко отказать, ей же нужно отдохнуть после такой нагрузки, но мое тело, руки и губы сами поддались мольбе горящей от желания девушки. Бережно уложил ее, принялся ласкать мягкие груди, покрывать поцелуями ее тело. А потом в нетерпении, почти срывая с себя, снял одежду и вошел во влажное лоно стонущей от наслаждения девушки. Ублажал ее мягкими движениями, щадя неокрепший организм, краешком внимания следил за его состоянием. Она пыталась напрячься, обхватывала меня ногами, прижимая к себе, но вскоре отпускала, сил еще мало. В какой-то момент Маша вскрикнула: — Сережа, сильнее! — и я сорвался, позабыл об осторожности, брал ее со всей страстью, пока она не закричала во весь голос, содрогаясь от оргазма, а потом без сил отпустила меня из объятий.

Только тогда вспомнил о состоянии девушки, быстро осмотрел поврежденный участок. Слава богу, обошлось, все на месте, связки тоже в порядке. Дал немного времени отдохнуть, после продолжил соитие. Вскоре Маша вновь завелась, все повторилось, и так несколько раз, пока я сам не излился в девушку. Когда оделся и собрался уходить, Маша попросила молящим тоном:

— Сережа, приходи, пожалуйста, завтра. Я буду ждать тебя.

В голосе ее звучала та страсть, с которой отдавалась мне, она зацепила, завела меня снова, почти невольно ответил: — Приду.

Наши встречи продолжались не один день, пока у нее не объявился жених, позвавший замуж. Но и тогда изредка звонила мне, а потом украдкой, на квартире у подруги, отдавалась с непреходящей страстью. О нашей связи узнали мамы, отчитали нас — у девушки на носу свадьба, а она милуется с другим. Я, собственно, и не настаивал на продолжении отношений, в наших встречах инициатива исходила от Маши. Когда же она заявила мне о расставании, я легко согласился, на том и закончилась наша любовная история.

Почти сразу после Маши вереницей пошли другие страждущие — дядя Ваня, старший брат мамы, у него оказался рак толстой кишки; дядя Степа, с первой моей работы — ДОКа, о нем меня попросил отец; Евгений, брат Алены, я ему лечил врожденный порок сердца, приведший к инфаркту. Других больных я даже не знал — друзья и подруги родных, дети и взрослые. За весну и лето ко мне обратились почти два десятка пациентов. Лечил у них на дому, превращать свой в лазарет не было никакого желания.

Кому-то я помог сразу, как Маше, другим только заблокировал болезнь — с раком, сахарным диабетом, СПИДом, еще некоторыми сложными патологиями пока у меня еще нет возможности излечения. Довелось и отказывать — слишком запущенная ситуация, я уже бессилен хоть как-то реально помочь. Или, напротив, приходили с элементарными недомоганиями, даже не обратившись ранее к врачам. Терять время с ними не мог, когда в помощи нуждались больные с более серьезными клиниками.

Плату за лечение я не брал, не только с родственников, но и чужих мне людей. Правда, от подарков не отказывался, если они преподносились не из желания откупиться. Мне достаточно было обычной благодарности, от чистого сердца. Но не деньги, мне казалось, они вносили что-то грязное, продажное, отвратное душе. Странно, что подобного со мной не происходило, когда я принимал дары от криминального авторитета, пусть даже и отдавал их нуждающимся. Не знаю, в чем причина, какие помыслы ведут мою душу, но я доверял ей, как и своей совести.

Возможно, сработала интуиция, но то, что лечил я безвозмездно, помогло, когда в самый разгар моей врачебной практики мною заинтересовалась прокуратура. Однажды вечером не успел войти в дом после работы, как ко мне поспешила Алена, проговаривая на ходу обеспокоенным голосом:

— Сережа, тебе прислали повестку, вот она!

Читаю: — Гражданин такой-то, вам необходимо прибыть для дачи показаний по такому-то делу, — дальше написаны фамилия следователя, номер кабинета и время.

Сразу пришла мысль, что вызов связан с моими лечебными делами. Наверное, в прокуратуру поступил донос от кого-то из отказанных мною пациентов, или прознали по другим каналам. Особого беспокойства я не испытывал, почему-то был уверен, что обойдется без серьезных неприятностей. Поторопился успокоить подругу:

— Не волнуйся, Алена, завтра схожу и выясню. Думаю, все образуется. Ты же веришь моему чутью? А оно так и подсказывает.

Но все же без переживаний в этот вечер не обошлось, чувствовал подавленное настроение жен, напряжение в ожидании худшего. Постарался развеять их опасения нужными словами, всем своим бодрым видом. Судя по тому, что они заулыбались, с лиц ушла тень тревоги, мне удалось внести какой-то покой в их мятущие души.

На следующее утро поехал в городскую прокуратуру, на проходной мне выписали пропуск, поднялся на второй этаж. После стука в дверь и ответного: — Войдите, — прошел в кабинет, увидел за столом лысоватого мужчину средних лет в штатском. Представился и передал ему повестку и пропуск. Он посмотрел на меня внимательно поверх очков, а потом добродушным тоном проговорил:

— А, Евсеев. Проходи, присаживайся.

— Так, играет в доброго следователя, — проскочила в голове мысль, скромно присел на стуле и постарался выразить на лице готовность сотрудничать с таким важным чином.

— Что же ты, Евсеев, закон нарушаешь! Без разрешения занимаешься медицинскими услугами. Нехорошо. Вроде серьезный парень, хорошо учишься, есть семья. А вдруг навредишь больному или, не приведи господи, беда случится! Ты же только учишься на доктора, умений-то мало.

В таком душеспасительном тоне Васильев, ведущий мое дело следователь, толковал еще минут пять. Я покаянно молчал, иногда кивал головой, соглашаясь с мудрыми изречениями говорящего.

Посчитав, что обработал меня достаточно, следователь уже строгим голосом продолжил:

— За подобные противоправные действия по статье Уголовного кодекса, — дальше он назвал ее номер и подпункт, — предусмотрены исправительные работы или лишение свободы до трех лет. Чистосердечное признание может серьезно сократить этот срок. Так что, пиши признание своей вины, суд учтет твое раскаяние.

Я уже читал эту статью, но в ней для меня есть зацепка, даже две. Главное, нет потерпевших, от моего лечения никто не пострадал, тем более — не умер. Да и речь в ней идет о незаконной частной медицинской практике, то есть об оказании платных услуг. А я ведь плату не брал! Максимум, что может грозить — привлечение к административной ответственности, но не к уголовной.

Виноватым голосом признал нарушение закона, но потом все же оговорил, что не по той статье и вовсе не по Уголовному кодексу, а Административному.

Куда-то неведомо ушло все добродушие следователя, он рвал и метал. Обвинял в злоумышлении, сопротивлении следствию, прочих грехах. Но все же отпустил меня, под моим нажимом, у него уже созрела мысль посадить меня в камеру на время следствия. После Васильев и привлеченные им сотрудники прокуратуры и милиции "рыли землю", искали компромат на меня. Проверили всех моих больных, давили на них, но никто не дал показания, что я брал плату или навредил их здоровью. Почти месяц шло следствие, но все же дело закрыли за отсутствием состава преступления, так записали в постановлении.

На меня наложили штраф и предупредили, что при продолжении подобной деятельности привлекут уже к уголовной ответственности. И надо же было случиться такому, через две недели после вынесения мне постановления сын заместителя прокурора города заразился клещевым энцефалитом, перешедшим в менингит, юношу парализовало. Врачи уже опустили руки — болезнь зашла далеко, пострадавший слишком поздно обратился к ним. Надо понять отца, сын которого попал в беду, но он сам приехал ко мне домой, попросил помощи. Показал ему постановление, подписанное им же. Прокурор на этом же листе написал: — Разрешаю в исключительных случаях, — подписал и вернул мне.

Клиника поражения головного мозга и центральной нервной системы Димы, сына прокурора, оказалась во многом аналогичной как у Саши, только в гораздо меньшем объеме. Но все же часть коры и лобной доли, ответственных за интеллект, логическое мышление, погибла. Обрисовал картину его родителям и приступил к лечебному курсу. Мне понадобилось две недели на его проведение, почти втрое меньше, чем с Сашей, сказался полученный опыт предыдущих операций. Да и результат намного лучший, практически полностью удалось восстановить пострадавшие органы, ухудшение интеллекта оказалось не столь заметным. Когда юноша заговорил, а вскоре встал на ноги, счастью родителей не было предела, особенно матери, не постеснявшейся выразить свои чувства.

Вот так, сравнительно благополучно, завершилась первая встреча с законом в моей целебной практике. До самого получения диплома я отказывал многим в излечении, пользовал только в самых сложных и опасных для жизни ситуациях. Но и их хватало, в месяц по нескольку раз. Иногда терпел неудачу, я брался за слишком трудные, практически безнадежные операции, но чаще успешно, вытаскивая пациентов фактически с того света. А с прокуратурой проблем не возникло, помог еще нескольким сотрудникам и их родным. С оплатой придерживался той же позиции, добрые дела воздались мне сторицей уважением и влиянием среди других, включая власть имущих.

Учебный год в институте и университете завершил нормально, почти по всем предметам на отлично. Немного подвели латынь и, вот не ожидал, история медицины и фармации, по ним мне выставили четверки. Правда, вмешался куратор, договорился с преподавателями по этим предметам, мне разрешили пересдать экзамены осенью. После еще месяц отрабатывал санитарную практику в урологическом отделении одной из городских больниц. Старшая медсестра, в чье распоряжение меня направили, сходу нагрузила меня кучей обязанностей, санитаров в отделении катастрофически не хватало.

Ухаживал за больными, всех лежачих передали под мою заботу — парень молодой, здоровый, не слабым же женщинам ворочать тяжелых пациентов. Подкладывал судна, перестилал постели, убирал в туалете, мыл полы, в общем, трудился на черновых работах в поте лица. В постоянную смену меня не назначали, выходил каждый день, кроме воскресенья. Приглядывался к врачам, их отношениям с больными и младшим персоналом, ведению лечения, критично оценивал знания и навыки некоторых из них. Можно сказать, изнутри ознакомился с реальным бытом лечебного заведения, без всяких прикрас.

Видел халатность и бездушие, мздоимство, некомпетентность и чванство. Все эти пороки имелись в изобилии среди всего персонала, по крайней мере, в моем отделении. Редким исключением отметил трех врачей, не потерявших совесть и сочувствие к больным. Их профессионализм также не вызывал серьезных нареканий среди подопечных. У меня с ними какого-либо общения не сложилось, оно и понятно, кто я им. В общем, первое знакомство с больничным персоналом во многом разочаровало, но и заставило призадуматься, каким посильным образом можно повлиять на такую практику, пусть и не в близком будущем.

Этим летом я совершил прорыв — вышел в астрал! Он значил для меня также, как для всего человечества выход в космос. Да и аналогия близкая, привычный мне ментал можно представить внутренним миром, а астрал — всей Вселенной. Может быть, у кого-то другое представление об этих понятиях, но для себя обозначил именно так. Произошло событие случайно, как, наверное, и большинство открытий, в ходе одного из многочисленных опытов, проводимых мною с энергетическим полем.

Я экспериментировал с характеристиками поля, варьировал исходными параметрами, отслеживал вызываемые ими изменения и возмущения. Работал привычно осторожно, к каждому следующему опыту приступал после тщательного изучения полученных данных. Ни в коем случае не рисковал поспешной, рассчитанной на авось, пробой своей огромной энергетики. Хотя иногда не терпелось воспользоваться ее силой, продавить возникающие передо мной трудности и барьеры.

Самым краешком внимания заметил на периферии поля вспыхнувшую искорку. Она тут же погасла, оставив после себя темное пятнышко, еще через мгновение и оно исчезло на общем золотистом фоне. Заинтересовался происшедшим эффектом, подобной картины раньше не замечал. Повторил исходное возмущение, но безрезультатно, искорки уже не было. Только после серии экспериментов удалось вновь увидеть ее, потом уже целенаправленно, подбором настройки, добился стабильной реакции.

Усилил напряжение поля на этом участке, там, где горела искорка, произошел пробой — открылось крохотное окошко с абсолютно темным пространством за ним. Оно не исчезло, как было прежде с пятнышком, напротив, после дополнительной подачи к нему энергии стало расти. Довел его до размера экрана дисплея и увидел в нем совершенно новый мир — с едва заметными мерцающими звездами, туманностями, кометами, светящимися огненным хвостом. Основной объем занимала темно-серая мгла, как в мире теней, где мне дважды пришлось быть.

В первый момент не поверил глазам, подумал — мираж! Закрыл их на секунду, открыл — картина все та же, никуда не исчезла. Долго смотрел на этот удивительный мир, видел движение звезд, вспышки метеоритов, рождение и распад космических тел. А потом самому захотелось попасть туда, зуд, знакомый каждому исследователю нового явления, потянул с почти непреодолимой силой. С трудом удержался от немедленных действий, постарался продумать все шаги предстоящего эксперимента. Отказываться от своего открытия я не собирался, только надо не терять голову, подстраховаться от возможных последствий.

В первую очередь позаботился о маяке. Неизвестно, где меня выбросит, в какой части бесконечной Вселенной, маяк же должен помочь найти обратный путь. Особого выбора с ним у меня не было, да и не найти лучшего, — это мое тело, хранящее огромный резерв энергии. Нужно только рассчитать интенсивность ее излучения, достаточную как для распознавания из далекого космоса, так и для того, чтобы энергии хватило как можно на больший срок. С маяком я прозанимался весь свободный вечер, пока добился нужного свечения своего поля, почти не затрачивающего основной резерв. Еще вечер ушел на изучение и составление приблизительной карты окрестных галактик и созвездий.

Посчитал достаточной подготовку к первому выходу в астрал, так я назвал эту вселенную. Дальнейшее промедление ничего не даст, только затянет время. Набирался духа, а потом как в омут нырнул сознанием в открытый проход. На мгновение наступила абсолютная темнота, а потом увидел вокруг серую мглу, пронизываемую светом далеких звезд. Для перестраховки проверил локацию на маяк, четко заметил его сигнал сзади, немного в стороне. Попробовал сдвинуться, от небольшого напряжения улетел на десятки парсеков. Вот это да, какая же у меня скорость, если я за ничтожно малую долю секунду преодолел такое расстояние!

Решил изучить этот феномен, а потом увлекся, как ребенок, носился по галактикам, пронизывал звезды, купаясь в их протоплазме, проносился через туманности и пылевые облака, не чувствую сопротивления материальной среды. Не знаю, сколько прошло времени в таком забытьи, пока не вспомнил о своем мире. Усталости и пресыщения не чувствовал, эйфория оказалась не меньшей, чем при первом выходе в ментал. Поискал свет маячка, он оставался таким же заметным, как будто был совсем рядом. Домчался до него быстро и едва не проскочил, успел притормозить и остановиться на подступах к своей галактике. Здесь уже аккуратней, самым медленных ходом, добрался к родному созвездию, немного продрейфовал в солнечном ветре, качаясь как на волнах, а после нырнул к голубой планете.

Уже в своем теле, выпав из астрала, все еще переживал испытанные эмоции. Казалось, я все еще среди звезд, упоение скоростью и огненной красотой светил продолжалось, давая наслаждение той же силы, как оргазм с любимой женщиной. Прошли долгие минуты и часы, когда я вернулся на грешную землю, рядом, свернувшись клубочком, спала Ксюша. Пережитое волнение не давало мне уснуть, ласками разбудил безотказную подругу. Только потом, отдав силы и сняв звездное наваждение любовными играми особой страстности, заснул спокойным сном, в сладостном ожидании новой встречи с волшебным миром. И еще наверняка знал, что астрал мне даст многое, от предполагаемых возможностей голова шла кругом.

Глава 6

В августе поехали всей семьей на полюбившееся озеро. Только что закрыли мое дело в прокуратуре, до того пришлось сидеть безвылазно в городе из-за подписки о невыезде. Путевки взяли в тот же семейный пансионат, что и в прошлом году. Посчитали, для нас с увеличившимся потомством он будет лучшим выбором. Едва разместились в двух машинах. Даже закралась мысль купить в будущем автобус, если мои жены и дальше будут рожать в подобном темпе. Основания для подобных размышлений есть. Таня вновь беременна, да и Наташа на следующий год, после окончания института, планирует родить второго ребенка.

Ксюша тоже что-то стала задумчива, глядя на кормящих грудью Наташу и Алену. Пока вслух мне не высказывалась, но и так видно, к чему такое может привести. А ей, как и мне, учиться и учиться, еще пять лет, а может, и шесть. Предполагаю, вряд ли у младшей подруги хватит терпения выдержать столько. Примером ей может стать Наташа, она сумела после родов догнать в учебе однокурсников, сейчас перешла на пятый курс. Правда, той сильно помогли с уходом за ребенком сначала Таня, а затем Алена, кормившие грудью как свое чадо, так и Наташину Лену, пока мама на занятиях.

Персонал пансионата принял нас как старых гостей, нашу семью запомнили еще с прошлого раза. Они тогда уже догадывались о наших близких отношениях, в этот приезд сомнения не оставили дети, подбегавшие ко мне с криками: — Папа, смотри! — а потом к своим мамам.

Нам предоставили самый большой коттедж, с четырьмя комнатами, я заказал по числу жен. В одной из комнат устроились мы с Ксюшей, в других мамы со своими детьми. Сережа-старший остался с Наташей и Леной, он больше других привязался именно к ним, а Наташу называл мамой. Отдохнули в коттедже до полдника, а потом все вместе пошли в аквапарк развлекать детей, себя также. Прошли с ними все аттракционы, даже годовалая Лена не отставала от старших, бесстрашно спускалась с горки у меня на руках, крутилась на карусели и шаре, только заливисто смеялась или ойкала, прижимаясь к моей груди. А о других детях и речи нет, до самого вечера не хотели уходить, раз за разом проходя весь круг развлечений. Только когда позвали на ужин, почувствовали голод и согласились уйти из парка.

После ужина дружно отправились на дискотеку, кормящие мамы тоже. Оставили дежурить с детьми Таню, в ее положении, на пятом месяце, заводные танцы уже противопоказаны. Оторвались по полной, даже Наташа с Аленой. Только им пришлось уйти пораньше, от резких движений из груди у них через прокладки просочилось молоко. А мы с Ксюшей отжигали до самого финала, ушли последними. Мы в городе выходили на подобные развлечения редко, только по выходным, и то не всегда из-за пациентов. Так что Ксюша не упускала возможности развеяться на всю катушку, как здесь. Позже, в коттедже, провел женам требуемую ими релаксацию, после мы все, довольные первым днем отдыха, уснули без задних ног.

На следующее утро сразу после завтрака снова пошли на озеро, только не в аквапарк, а на пляж. Заходил с облепившими меня малышами по грудь в воду, так и катал их по мелководью. Плавать они еще не могут, силенок мало, но побарахтаться им нравится. Я с детьми привлек внимание отдыхающих на пляже, они с любопытством оглядывались на нас. Наверное, со стороны картина представлялась занимательной — отец семейства рассекает по воде с двумя карапузами на спине, еще с двумя на руках, и вся малышня кричит: — Папа, папа!

Я же особо не заморачивался любопытством окружающих, бултыхался с детьми, пока они не покрывались пупырышками, грелся с ними на горячем песке и вновь в воду. Сам тоже купался, заплывал до бакенов и обратно. Ко мне присоединялись подруги, плескались, плавали вокруг. Иной раз, хихикая, принимались за не совсем пристойные забавы со мной, запускали под водой руки куда не следует. Я в долгу не оставался, так, со смехом и шалостями, купались до посинения, а потом грелись на солнышке.

В полдень вернулись в коттедж, после обеда время прошло по вчерашнему распорядку, с аквапарком и всем последующим. Так день за днем отводили душу после недавних треволнений. Все загорели, Сережа-старший вообще почернел, как уголек. Валюше пришлось смазывать спину сметаной, ее нежная кожа покраснела на обжигающем солнце. Август в этом году выдался жарким. Спасались от жары в воде, почти весь день проводили на озере.

На второй неделе нашего пребывания в пансионате случилась беда, омрачившая и прервавшая отдых. Средь бела дня небо нахмурилось, туча закрыла солнце, а потом поднялся сильный ветер, через несколько минут начался дождь с грозой. При первых признаках надвигающегося ненастья я, встревоженный предчувствием, заставил жен и детей, не хотевших покидать аттракционы, собраться и уйти в коттедж.

Мы еще не дошли до него, как услышали крик ужаса, оглянулись — на наших глазах под порывом ветра наклонилась в сторону и стала плавно, как в замедленных кадрах, падать десятиметровая надувная горка, на ней все еще находились дети и взрослые. Все вокруг остолбенели, среди них и те, на которых падала громада горки. Крикнул замершим женам: — Ведите детей в дом! — сам же бросился обратно.

Не успел пробежать и треть пути, как конструкция с грохотом упала, раздались наполненные болью крики упавших с высоты и придавленных людей. Только теперь оторопь отпустила стоящих рядом, они бросились на помощь. Пытались поднять край выскальзывающей из рук прорезиненной ткани и вытащить из-под нее пострадавших. Я же, как и подбежавшая немногим позже Ксюша, занялся упавшими, их разбросало на десятке метров от горки. Двоим детям помощь уже не понадобилась, разбитые головы, свернутые шеи ясно показывали — жизнь ушла из их маленьких телец.

В отсутствии каких-либо перевязочных и кровоостанавливающих средств действовал своим полем — перекрывал сосуды, закрывал раны на самом минимуме, лишь бы сохранить жизнь. Так обработал нескольких пострадавших, я их не считал, переходил от одного к другому без отдыха и перерыва. Рядом работала Ксюша, еще кто-то, наверное, тоже из медиков. Не знаю, сколько прошло времени, дождь все продолжался, когда под вой сирен приехали машины скорой помощи, забрали оставшихся в живых раненых. На земле остались четверо погибших детей, над одним из них билась в истерике обезумевшая мать, пока добрые люди не увели ее. Вскоре унесли и тела детей, накрытых простынями.

Только тогда нас отпустило лихорадочное напряжение — не нужно кому-то срочно помочь, спасать жизнь, видеть кровь и страдания. Пошла ответная реакция на страшное происшествие — плач, слезы, у кого-то наступил шок, истерика. Ксюша плакала, уткнувшись лицом в мою грудь. Я успокаивал ее, гладил мокрые от дождя волосы, а у самого дрожали руки, сердце ныло от боли, погибшие дети все еще стояли перед глазами. Пережить такое, когда на твоих глазах умирают люди, особенно малые дети, а ты бессилен им помочь — страшно, упаси господи видеть еще такое. Я не чувствовал идущий дождь, плакал, не стесняясь окружающих, да и вряд ли сейчас кто-то из них не испытывал подобного. Слезы постепенно смывали боль, спустя долгое время как-то пришел в себя, увел Ксюшу в коттедж.

Ужас от случившейся на их глазах беды захватил всех — детей, взрослых, — нашу семью тоже. Дети затихли, прижавшись от страха к своим матерям. Они собрались в комнате Тани тесным кружком вокруг нее. Самая старшая из подруг сохранила самообладание, сумела удержать Наташу и Алену от метаний и истерики. Но когда мы с Ксюшей вошли в дом, они бросились к нам навстречу, позабыв даже о детях. Увидели плачущую девушку, обхватили ее и заголосили общим плачем. Зашлись криком малыши, перепуганные бездумным порывом своих матерей. Пришлось срочно вмешаться, прикрикнуть на жен, такого я раньше не допускал:

— Прекратите! Наташа, Алена — вы же напугали детей. Успокойте их!

Взял на руки самых младших — Виталика и Лену, стал покачивать их, приговаривая утешающе:

— Не бойтесь, папа с вами. Он никому вас в обиду не даст. Папа любит, мои сладкие, и тебя, Леночка, и тебя, Виталик.

Прижимаю к себе, целую малюток, они постепенно стихают, плач сменяется всхлипыванием. Пришедшие в себя жены занялись другими малышами, через минуту-другую в семье наступил хоть какой-то покой. Наташа с Аленой приняли из моих рук своих младенцев, дали им грудь, напевая колыбельную, вскоре те уснули, позабыв о недавних страхах. Ко мне же перешли старшие дети — оба Сережи и Валюша. Я посадил их на колени, обнял, они, как и младшие, прижались ко мне, вытирая о мою грудь свои слезы. Только когда дети успокоились, принялся за рассказ об увиденном.

Почему горка опрокинулась, могу только гадать. Вероятнее всего, устроители аттракциона не удосужились достаточно надежным креплением, оно и не выдержало после особо сильного порыва ветра. Конечно, следствие выяснит все обстоятельства ЧП, но уже сейчас могу сказать — вина работников парка очевидна. Как только поднялся сильный ветер, им надо было закрыть аттракционы, срочно эвакуировать оставшихся еще на них детей. По-видимому, понадеялись на русское авось, что скоро погода восстановится после недолгой грозы, как часто бывает летом. Персоналу не пошел впрок печальный опыт подобного происшествия, случившегося два года назад в Юрмале, также с жертвами.

Здесь же последствия оказались более страшными — четверо погибших детей, более двух десятков раненых с переломами, ушибами головы, отбитыми внутренними органами. В ходе спасения пострадавших я не жалел силы, отдавал всю энергию, но жизнь еще двоих детей сохранить не смог. Неизвестно, что будет с теми, кого увезла скорая, возможно, счет потерь увеличится, очень серьезные травмы у них. О дальнейших наших планах речи нет, оставаться здесь после увиденного невозможно. Велел женам собирать детей и вещи, немедленно выезжаем домой. Сам пошел в главный корпус, там уже столпились люди, как и мы, срочно покидающие пансионат.

Администрация не задерживала, быстро оформила отъезд, принесла извинение за случившееся. Пообещала провести перерасчет за неиспользованные дни, выплатят в турагентстве. Никто не поднимал скандала, не было сил и желания требовать что-то для себя, когда другие потеряли своих детей или сами пострадали в несчастье. Подогнал к коттеджу машины, свою и Алены, вместе быстро загрузили вещи. Все помогали, даже дети, стремясь скорее уехать отсюда.

Выезжали караваном из несколько десятков машин, многие приехали в пансионат на своих колесах. Оставшиеся ждали прихода автобусов, вызванных из города. Видно по лицам уезжающих, подавленному настрою, что они еще не скоро переживут случившуюся беду. Не было обычного оживления, громких разговоров, только скупые обращения по необходимости. Даже дети не шумели, примолкли в царящей напряженной атмосфере. Так, не прощаясь друг с другом и без сутолоки, одна машина за другой, отправились в обратный путь.

Прошел не один день, пока острота переживаний сгладилась в нашей памяти. Особенно сильно страдала Ксюша, я часто просыпался ночью от ее приглушенного плача. Утешал ее словами, ласками, пришлось даже повлиять на ее эмоциональный центр. Старался без особой нужды не прибегать к давлению на психику кого-либо, обычно справлялся традиционными мерами. Но с Ксюшей понадобилось, слишком сильный нервный срыв она испытала. Слава богу, с детьми обошлось без серьезных последствий, они вскоре позабыли о кошмаре, смех и игры развеяли перенесенный страх.

Через два дня после происшествия меня с Ксюшей вызвали в областную прокуратуру. Здесь застали еще семерых постояльцев пансионата, в ожидании вызова к следователю разговорились с ними, поделились новостями. О событии на озере сообщили в центральных газетах и на телевидении, в них приводили сведения о погибших и раненых, в основном детей. Взрослых пострадало намного меньше, да и ранения у них оказались легче. Число жертв увеличилось на троих, состояние еще нескольких детей признавалось угрожающим жизни. На время следствия прием отдыхающих в пансионате прервали, закрыли аттракционы, под стражу взяли руководство компании — их устроителя.

Еще сообщалось, что следствие идет под контролем Генеральной прокуратуры, нас же принимали следователи из областной. Очередь особо не задерживалась, прием шел одновременно в двух кабинетах. Меня допрашивал пожилой следователь, он расспрашивал дотошно, поминутно, как все происходило. Я не стал высказывать ему свое мнение о виновных, только то, что видел. Подписал протокол допроса, а потом с Ксюшей, ожидавшей меня в коридоре, отправился домой. Позже мы давали показания в суде вместе с другими свидетелями и потерпевшими, родителями пострадавших детей. Приговор суд вынес жесткий, по самому максимуму. Наверное, повлияло общественное мнение, требовавшее сурового наказания убийцам детей.

Меня в какой-то мере смутила предвзятость судьи, она пренебрегла доводами руководства компании, подтвержденными заключением независимой экспертизы, справкой метеостанции о силе ветра в этот день. Оно ссылалось на то, что оборудование аттракциона проводилось по действующим нормам и техническим условиям. В начале сезона инспекция службы надзора приняла объект, акт о приемке имелся в деле. Ветер же превысил расчетную по нормативам скорость, десять метров в секунду.

В общем, руководители постарались перевести вину за гибель детей на стрелочников — обслуживающий персонал, который должен был закрыть аттракцион в такую непогоду. Но судья воздала всем, сроки получили и те, и другие, к удовлетворению большинства сидящих в переполненном здании суда. Не знаю, как сложилось с приговором дальше. Подавали ли осужденные апелляцию и изменил ли высший судебный орган меру наказания, о том в газетах не писалось.

В оставшиеся дни до начала занятий много гулял с детьми и женами, вместе ходили на детские спектакли, в цирк. По приглашению приехавшей на гастроли Анны Герман вместе с подругами побывал на ее концерте. Накануне выступления провел ей чистку организма от сформировавшихся за два последних года метастаз и раковых образований. На подмостках дворца певица чаровала всех своим сильным, наполненным жизнью и счастьем голосом, ничто не напоминало о страшном недуге, гложущем ее тело. Я уже столько лет поражался и восхищался самоотверженностью Анны Виктории. Как бы ни было ей трудно, превозмогая мучительную боль, выходила на сцену и пела, щедро дарила любовь слушающим ее людям.

Второй курс в мединституте, как и обещали преподаватели, оказался очень трудным, перегруженным кучей специальных предметов, да еще их надо было выучить назубок. Анатомия, гистология, нормальная физиология, биологическая химия, микробиология с вирусологией и иммунологией, общая гигиена и экология, фармакология. По первым двум предметам на зимней сессии будет госэкзамен, основное внимание в первом семестре именно к ним. Прицепом еще идут философия, иностранный язык, но они привычные, как и в университете. Взял оттуда справку о прохождении этих дисциплин с оценками, передал в деканат, мне их зачли как пройденные. Хоть и не намного, но все же разгрузил нелегкую даже для меня программу.

В университете на заочном отделении у меня шестой, выпускной курс. Учиться на нем собственно только в первом полугодии, а потом преддипломная практика и защита. Так что здесь нагрузка совсем небольшая, каких-то трудностей для себя не видел. Мне даже легче, чем сокурсникам — основную работу в НИИ мне зачтут как практику, а выполняемую тему — в дипломном проекте, только надо оформить как требуется для него. Об этом я заранее уговорился с руководителем проекта и деканатом заочного отделения. Они пошли навстречу мне, можно сказать, я у них на хорошем счету. Отличник, все задания готовлю вовремя, сдаю без задолженностей и просрочек.

Учеба, подготовка к занятиям занимали много времени, семье тоже требовала внимания. Но с того дня, как открыл для себя астрал, каждый вечер отдавал ему хотя бы час. Выработалась даже зависимость от него, не находил себе место, пока не отводил душу в бескрайних просторах своей Вселенной. Подруги знали о моем открытии, старались не мешать, когда я уединялся в кабинете. Оборудовал его в одной из свободных комнат специально для занятий, требующих сосредоточения. Я уже достаточно освоил технику полетов и навигацию в пространстве, интуитивно чувствовал нужное направление. Теперь открывал новые способности и возможности, невообразимые прежде.

Многими экспериментами проверял возникшее у меня предположение, что из астрала я могу воздействовать на материальные объекты реального мира. Первые опыты не давали основания для такого утверждения, но интуиция подсказывали, что достигнуть подобного в моих силах, нужно только найти правильный путь к нему. Возникло оно от открывшейся в одном из экспериментов способности выходить из астрала в любом месте, не только в своем теле, а потом вновь возвращаться. Я видел своим сознанием происходящее в окружающем мире, наблюдал за людьми, другими объектами, никем не видимый и не слышимый. Свободно проходил через стены, иные препятствия, мог мгновенно перемещаться из одного места в другое, правда, если оно ясно видно моему взору.

Иной раз замечал не совсем скромные картины, когда кто-то, полагая, что их никто не видит, допускал некоторые вольности. Правда, быстро одергивал себя — неприлично подглядывать за интимными делами других, — поспешно переводил внимание на другой объект. Но были эпизоды, вызвавшие особый интерес. На моих "глазах" произошло ограбление ювелирного магазина, я проследил за грабителями до их "малины", где они оставили свою добычу и разъехались. Заметил ориентиры, адрес того дома, а потом уже в реальном мире анонимно позвонил в милицию городка, где произошло преступление, сообщил сведения о схроне.

Но все эти ситуации являлись побочным, пусть и немаловажным, следствием новой способности. Основной же для меня стала возможность входа и выхода в астрал в произвольных условиях, мне уже не требовалось напряжение энергетического поля и окно в нем, по которому я в первых опытах выходил в открытый мною мир. Усилия для такого перехода теперь требовались примерно на таком же уровне, как и при входе в ментал, менялся только настрой поля.

И еще, я научился частью сознания контролировать окружающую обстановку, пока другая уходила в мир астрала. Так что внешне уже стало не так заметно, что я витаю где-то. Такой эффект разделения появился после многих тренировок и опытов. Причем как в реале, так и астрале, выполнял одновременно несколько совершенно не связанных между собой действий. О подобной многозадачности сознания я не помышлял, она обнаружилась сама, когда обратил внимание, что думаю об одном, выполняю второе и успеваю реагировать на какие-то внешние факторы.

Но самым главным успехом от практики работы в астрале стала способность замечать процессы на микроуровне вплоть до молекулярного, а после научиться воздействовать на них выверенными до тысячной доли микрона операционными лучами, как одиночными, так и пакетами. С этого момента начался мой успешный путь в лечении раковых и других болезней, разрушающих организм человека в межмолекулярных связях. У меня появился инструмент для радикального излечения от считавшихся ранее смертельными недугов, только осталось научиться правильно им распоряжаться.

В мире практики операций на таком уровне просто нет, придется учиться на собственном опыте. Первым пациентом, согласившимся на совершенно новый курс лечения, стал дядя Ваня. Я прямо предупредил его, что операция не отработанная, он будет первым. Но в случае успеха его болезнь — рак толстой кишки, прогрессирование которой я приостановил, будет излечена полностью. Дядя Ваня подумал немного, а потом махнул рукой:

— Делай, как считаешь нужным, Сережа. Все равно с раком мне не жить. А так, если у тебя получится, проживу еще, сколько бог даст.

Работал я филигранно, узел за узлом, вырезал поврежденные клетки, наращивал здоровую ткань, восстанавливал сосуды, рецепторы. Одновременно оперировал в реальном измерении и контролировал в астрале, так последовательно проходил миллиметр за миллиметром. Сеанс длился пять часов, от напряжения уставал, не раз устраивал перерывы. Когда же завершил всю процедуру, едва не упал прямо у койки, на которой спал дядя Ваня. Все же нашел силы проверить взором из астрала все ткани и связи. Только убедившись, что все в порядке, расслабился и ушел в восстанавливающий транс.

После первого удачного опыта каждую неделю брался за следующего пациента, лечение которых я оставлял на будущее из-за сложности заболевания. Чаще я просто не мог, много времени уходило на восстановление энергии и настрой на новую операцию. Сверхсложные процедуры исчерпывали мои силы без остатка, особенно при запущенной болезни, когда большая часть клеток оказывалась пораженной смертельным недугом. Чаще имел дело с раком различных органов, его разновидностью — саркомой, от которой умерла Лида-Чернушка, и от которой до сих пор страдает Анна Герман.

Брался и за другие, не менее сложные болезни — тот же СПИД, новоявленный птичий грипп, сахарный диабет, лихорадку Эбола, полиомиелит. Некоторые операции не дали успеха — полного излечения, но все же удалось локализовать и уменьшить степень поражения. Одной из пациенток стала моя бывшая однокурсница и любовница — Люба, я помог ей справиться с бесплодием, устранил миому матки. Вскоре, когда у нее восстановились менструальный цикл и способность к зачатию, обратилась ко мне с неожиданной просьбой:

— Сережа, я всю жизнь буду благодарна за то, что ты сделал для меня. Прошу еще одно, стань отцом моего первого ребенка. Он для меня станет самым желанным именно от тебя, лучшим из мужчин — добрым, талантливым, сильным. Я не надеюсь на твою любовь, сын же или дочь дадут мне ее.

Не мог отказать девушке, с которой когда-то был близок, несколько раз сошелся с ней в соитии. Опять же взором из астрала увидел зародившийся в ней плод, проследил за клиникой в прооперированной матке. Обрадовал Любу вестью об успешном зачатии и нормальным развитием будущего ребенка в ее утробе. На дальнейшей связи она не стала настаивать, остались добрыми друзьями. Когда же родила сына, уже в замужестве за другим, несколько раз приводила Сережу (еще одного!) в наш дом, не скрывала, что он от меня. Я принял малыша, отдавал ему ласку и заботу наравне с другими своими детьми.

После десятка более-менее успешных операций позвонил в Варшаву Анне Герман, предложил приехать в наш город на лечение. Услышал в ее ответе радость от новости, что мне удалось найти возможность излечить страшную болезнь, пообещала выехать в самое скорое время. Перезвонила через неделю, сообщила о выезде вместе с мужем, он у нее за ангела-хранителя. Сразу по приезду связалась со мной, договорились провести сеанс завтра у нее в номере. Здесь впервые встретился с Збигневом Тухольским, мужем певицы. Она много рассказывала о нем, как он ухаживал за ней все годы мучений и болезни, о его преданности и заботливости.

Мне понравился этот невысокий добродушный мужчина, говоривший на русском с сильным акцентом. Любовь к жене чувствовалась в каждом его взгляде на нее, а она принимала с ответной нежностью. Редко увидишь такую пару, сохранившую глубину и чистоту чувства уже в немолодом возрасте после многих лет семейной жизни. Испытания и страдания не омрачили его, напротив, сблизили в одну душу, с общей болью и редкими радостями. Симпатия и сочувствие к трогательной чете сделали для меня вдвойне приятной поставленную перед собой задачу. Не стал откладывать процедуру, с согласия обоих супругов приступил к сеансу.

Операция длилась долго, почти до самого вечера, с небольшими перерывами. Рак распространился почти по всему телу, несмотря на мои сдерживающие курсы, они только приносили временное облегчение. Саркома охватила почти все кости, они стали хрупкими, истонченными. Начал с них, вычищал пораженные клетки, заменял костные ткани, восстанавливал хрящи. После перешел на сухожилия, сосуды, мягкие ткани, нервные окончания. Так последовательно прошел по всему организму, заодно поправил другие органы, нервную и сердечно-сосудистую системы, пока аурное поле не загорелось ровным, здоровым цветом.

Наградой за огромный труд стала не знавшая пределов благодарность великой певицы, она плакала от счастья, а вместе с ней и ее муж, обнявшись друг с другом. Не стал долго задерживаться у пары, дал им возможность пережить наедине свою радость. На прощании пригласил их к себе в гости, отметить вместе наш общий успех. Муж и жена с признательностью приняли приглашение, пообещали приехать уже завтра. Вернувшись домой, обрадовал подруг новостью, что операция прошла удачно, и тут же озаботил — Анна Герман с мужем придут к нам в гости. Все забегали, принялись убираться, наводить особый порядок, хотя и без того у нас в доме всегда чисто и опрятно. Таня, наша главная повариха, взялась готовить к праздничному столу, заказала мне еще целый список того, что нужно с утра закупить.

Застолье у нас получилось достойное, да и гостей приняли со всем обхождением. Вечер удался к общему удовольствию, радость разделяли все — и виновники и вся моя семья. Герман полюбили все мои подруги, не скрывали чувств признания ее таланта и к нынешнему событию. Поздравляли, обнимали и плакали, Анна Виктория тоже расчувствовалась, отвечала им тем же. А потом мы пели вместе Надежду, другие самые задушевные песни из репертуара Герман. В основном вели партию я и героиня вечера, нам подпевали все, Збигнев пел тоже весьма неплохо. Так, с песнями и тостами отвели душу, расстались поздним вечером, довольные общением друг с другом.

Глава 7

Осень сменилась зимой, выпал первый снег, а потом ударили морозы, необычно ранние для начала декабря. Пришло время Тане рожать, ночью при первых схватках повез ее в ставший нам родным роддом. Все наши дети, кроме Валюши и еще Сережи-старшего, появились на свет там. Врач в приемном отделении без промедления осмотрела роженицу, велела сразу везти в родблок — по дороге, в машине, у Тани отошли воды, роды уже начались. Остался ожидать у больницы, посчитал, что с рождением младенца у нее не затянется. Так и оказалось, прошло меньше трех часов, еще до рассвета, когда в приемном мне сообщили — Таня родила мальчика, с мамой и младенцем все в порядке. Попросил медсестру передать жене букет ее любимых цветов — хризантем и записку с поздравлением, сам уехал домой поспать хотя бы пару часов перед занятиями.

Особого беспокойства ни у меня, ни у Тани роды не вызывали, они у нее проходили на редкость легко, даже первые, без особых мучений и болей. Наверное, сказались ее природная стать и крепкий организм. Беременность переносила также, без обычного токсикоза и других проблем. У других жен, особенно у Наташи, первая беременность проходила намного сложнее, при родах тоже намучились. Алена еще в полушутку-полувсерьез говорила Тане:

— Быть тебе мамой-героиней! Как пирожки печешь детей. Если мы так легко вынашивали, как ты, то, может быть, тоже нарожали бы!

У меня самого закралось подозрение в подобном намерении старшей жены, останавливаться на третьем она не собиралась. Заметно, что детей она любит особо, как клушка с цыплятами возится с ними. А с грудничками вообще у нее страсть, тает от счастья, когда кормит грудью. Так было, когда Наташа оставляла с ней Лену на весь день. Прикладывала ее к одной груди, к другой Сережу, кормила одновременно, молока у нее хватало на обоих. Даже оторвав сына от груди, еще полгода вскармливала Лену, пока Алена не сменила ее с малышкой. Казалось, она готова вечно кормить грудью, все равно — своих или чужих младенцев.

Вот и сейчас, после выписки из роддома, держала в руках двух малышей, сосущих обе груди — Вову, так она назвала сына в честь своего отца, и Виталика. Алена вышла на работу в свой институт, оставила сына Тане. Теперь у той на попечении вся детвора — от Валюши до грудничков, но как-то справляет с ними, да и старшие помогают ухаживать за самыми маленькими. Отдавать их в садик не захотела, оставила с собой до следующего года. Хлопот ей с малышами хватает, да еще по дому успевает — прибраться, приготовить обед, — и все это без особой спешки, криков на детей и прочей суеты. Диву даешься, у Тани талант хозяйки дома! Остальные подруги безоговорочно признают ее главенство в семейных делах, слушаются и советуются с нею.

За неделю до Нового года меня вызвали прямо с лекции в деканат. Тут меня ждали двое из компетентных органов, точнее, Комитета государственной безопасности. После того, как декан оставил нас наедине, старший из них ответил на мой молчаливый вопрос, зачем я понадобился такому серьезному ведомству:

— Сергей, нас интересуют твои особые, как ты их называешь, экстрасенсорные способности. В частности, их применение в успешном лечении болезней, считавшихся до сих пор неизлечимыми. У нас в отделе аномальных природных явлений создана группа по изучению именно таких способностей человека. Я руководитель группы, а Валентин Анатольевич, — старший кивнул на своего напарника, — научный консультант, доктор биологических наук, заведующий отделом биофизики института биологии и психологии. Вопросы с биополем, другими необычными способностями по его профилю. Более подробно о деле к тебе скажет Валентин Анатольевич.

Ученый, совсем еще молодой, ему, наверное, не больше тридцати или тридцати пяти, говорил не спешно, пристально смотря мне в глаза, как будто заглядывал в душу:

— Сергей, предлагаю тебе работу в моем отделе. Изучим твои способности, их применение в науке и практике. Об условиях еще обговорим, думаю, что они будут привлекательные для тебя. Твоей учебе работа помехой не станет.

Предложение мне представилось интересным. До сих пор в изучении своего дара я шел интуитивно, путем проб, пусть и с максимальной осторожностью и просчетом. О серьезной научной базе не было и речи. Так что возможностями от сотрудничества с серьезным институтом пренебрегать не стоит. Да и общение со сведущими учеными может дать мне новые знания, пока же я варился в своем котле, хотя и не безуспешно. Ответил, в принципе уже согласившись на предложенную работу:

— Валентин Анатольевич, я не против. Но есть некоторые трудности, из-за которых мне придется отложить с Вашим предложением до лета следующего года. Я заканчиваю учебу в университете, у меня предстоит преддипломная практика. Буду ее проходить в институте математики и механики, где сейчас работаю. После защиты дипломного проекта смогу перейти к Вам.

— Денис Вениаминович, — обратился ученый к комитетчику, — можно ускорить с этим делом?

Тот кивнул головой, а потом добавил:

— Хорошо, я разберусь. Сергей, дашь мне свои данные по университету и институту, решу с ними.

На этом завершили первый разговор, через неделю со мной связался Денис Вениаминович и сказал, что в университете мне разрешили досрочную защиту и выдачу диплома, только нужно срочно представить проект. С институтом тоже решено, по завершению текущих тем там отпустят меня. В течении двух недель, как раз за рождественские каникулы, подготовил дипломный проект, в конце января защитил его и получил диплом специалиста по информатике и вычислительной технике. Отметили дома в семейном кругу приятное событие, происшедшее почти на полгода раньше установленного срока. К этому времени завершил с заданиями в институте, простился по доброму с Колычевым и сотрудниками отдела.

В начале февраля меня зачислили в штат института биологии и психологии Академии наук младшим научным сотрудником отдела биофизики. Заведующий, Валентин Анатольевич Артемьев, познакомил с сотрудниками отдела, тоже, как и руководитель, молодыми, ненамного старше меня. Общались они между собой просто, только по имени. Трое из них уже остепененные, кандидаты наук, еще у двоих защита диссертации на носу. Заметил, что заведующий поощряет в своих подчиненных стремление к научному росту, мне он тоже посоветовал поступить в аспирантуру здесь же, при институте. Ознакомил с тематикой НИР, в основном связанной с теоретической и медицинской биофизикой. Одна из групп отдела занималась именно биоэнергетикой человека. Вел ее сам Артемьев, в нее он и включил меня.

Насколько стало ясно из его объяснений, на первых порах мне отводилась роль подопытного кролика, но он недвусмысленно дал понять, что ждет от меня собственной программы исследований. Ему нужен творчески мыслящий экспериментатор, исследователь научных изысканий, а не тупой супермен, наделенный природой сверхспособностями. В таком подходе мы нашли полное взаимопонимание, цели у нас совпадают. Дав мне время осмотреться и немного освоиться в новой обстановке, Артемьев принялся расспрашивать о моих возможностях. Рассказал о своем энергетическом поле, выходе в ментал и астрал, проведенных экспериментах и открывшихся в них способностях.

Можно сказать, мой отчет поразил руководителя, особенно с астралом. Ментальный мир оказался ему хорошо известен, также как и оперирование аурой (он называл ее биополем), его характеристиками. Поведал некоторые сведения, о которых я не догадывался. Особо меня заинтересовали проведенные его группой исследование влияния биополя на физические объекты, как биологические, так и неодушевленные — растения, твердые и жидкие объекты, проводники и изоляционные материалы, диа-, пара— и ферромагнетики. Прямо на моих глазах провел несколько опытов — притягивал к своей ладони небольшие детали из металла, дерева и пластмассы, заставлял их перемещаться, даже летать.

После пришел черед испытаний моего поля. Вместе с Артемовым их проводили старший научный сотрудник Петр Сергеев, кандидат наук, мой непосредственный руководитель, и инженер Лена Золотарева, выпускница биофака нашего университета. Меня уложили на кушетку, облепили электродами по всему телу и подключили к измерительной аппаратуре. Интересно было смотреть на изумленные лица экспериментаторов, когда стрелки на приборах зашкалили. Попытки сменить градуировку чувствительных устройств к успеху не привели. Смогли справиться и замерить все же характеристики другими приборами, рассчитанными на гораздо большие пределы. Артемьев только проговорил обескуражено:

— Невероятно, такого просто не может быть! Сергей, все показатели твоего поля в тысячи раз превышают норму обычного человека. Напряженность, электрическая, гравитационная и магнитная силы, индукция, потенциал энергии — абсолютно все характеристики за пределами разумного! Есть уникумы, у которых эти данные превышают в десятки раз, но вот настолько — уму непостижимо. Как же такое возможно, Сергей?!

Устраивать паломничество к святому месту я не собирался, да и чувствовал, что полученный дар от Сергия Радонежского именно мне, а кому-то ни было. Отговорился словами:

— Не знаю, Валентин Анатольевич. Наверное, я уникум среди уникумов.

Видно по лицу заведующего, что мой ответ не пришелся ему по нраву. По-видимому, он привык в каждом феномене искать более-менее логичное объяснение, а тут такая неопределенность. Но пояснять ему большее не стал, пусть принимает как данность. Выдержал "просвечивающий" взгляд Артемьева, после продолжили с экспериментами. Я повторил перед группой исследователей проведенные ранее опыты в ментале и астрале. Сформировал энергетический луч различных размеров, вплоть до микронов, менял насыщенность, воздействовал им на структуру обрабатываемых материалов, разрезал на части, а затем вновь сваривал.

Эксперименты на биологических объектах оставили до их подготовки, надо вначале хорошо проработать методику исследований, подобных опытов в отделе еще не проводили. Пока же продемонстрировал сотрудникам группы самые простые опыты на себе — на реакцию, координацию движений, биоритмы организма. Менял частоту сердцебиения, остроту зрения и слуха, жонглировал различными предметами с закрытыми глазами, отбивал броски и удары сразу от всех сразу. Они увлеклись моим испытанием, даже перестали следить за приборами, стараясь хоть как-то поразить неуловимую цель.

Только когда остальные сотрудники собрались уходить домой — рабочий день закончился, пришли в себя, стали поспешно регистрировать результаты экспериментов, снимать с меня датчики и убирать аппаратуру. Заметно по горевшим глазам и охватившему азарту, что работа со мной вызвала живой интерес у моих новых коллег. Правда, у меня родилось некоторое опасение, что они в порыве исследовательского зуда начнут препарировать меня — вживлять зонды, разрезать на кусочки в поисках неведомого им источника моих феноменальных способностей. Что у одержимого ученого на уме, какая еще идея придет ему в голову — одному богу известно!

День за днем после занятий отправлялся в институт, здесь по несколько часов со мной проводили эксперименты, изучали и выводили новые характеристики моих способностей. Фантазия исследователей не знала пределов, изощрялись в творческом поиске, но до моего членовредительства все же не дошли. Сам я тоже пускался в опыты, уже смог повторить то, что показал в первый день Артемьев. Научился перемещать предметы силой своего сознания и поля. Начал с крошечного кусочка бумаги, обволакивал его полем, тянул в нужную сторону. Получилось не сразу, провел сотни проб, менял напряженность и полярность, пока не понял бесперспективность такого подхода. Нужен совершенно иной принцип взаимодействия с объектом, а не грубой силой, энергией, она просто проходила через предмет, не замечая его.

Метод обратной полярности и намагничивания объекта, которым пользовался Артемьев, тоже не помог, он просто не дал нужного результата. Наверное, природа моего поля отличается от традиционной, такая особенность тоже заинтересовала руководителя. Уже вместе с ним продумали другие возможные варианты решения казалось бы несложной задачи. Успех пришел после отработки почти десятка гипотез, многих экспериментов. Я просто распылил злосчастный кусочек до молекулярного уровня, перенес частицы в заданную точку, здесь снова восстановил прежнюю структуру. Внешне представлялось, что предмет внезапно исчез из поля зрения, через мгновение возник ниоткуда в совершенно в другом месте. Эффект вызвал немалое оживление в группе, Артемьев сравнил его с пресловутой телепортацией.

Способ оказался энергозатратным, но для моего резерва практически неощутимым, зато удавалось таким образом перемещать гораздо более массивные предметы, чем клочок бумаги. Правда, что будет с живыми объектами, сохранят ли они при подобном, можно сказать, варварском, методе свою жизнь — неизвестно, надо тоже опробовать. Меня такой способ не удовлетворил в полной мере, просто оставил как возможный вариант, применимый в особых случаях. Понадобились еще недели, даже месяцы кропотливой работы, головоломных исследований, пока добился приемлемого решения. Я частицей своего сознания внедрялся в молекулярную структуру объекта, создавал вокруг него собственное поле и уже вместе с ним перемещался на любое расстояние, в идеале — бесконечное.

Между тем продолжал лечить самых сложных больных, только уже в организованном порядке, под контролем специалистов. Не обошлось без вмешательства Дениса Вениаминовича из Комитета, вскоре после первой встречи связался с предложением работы в клинике института онкологии в свободное время. Отказать ему я не мог в первую очередь из-за принятого на себя долга, а не страха перед всемогущим ведомством. Хотя добрые отношения с власть имущими тоже не помеха. Вместе с Костиным, комитетчиком, приехали в клинику, здесь нас ждали главный врач Севастьянов и ведущий онколог Левашова, доктор медицинских наук. Костин представил меня, а после рассказал о моих талантах:

— Сергей обладает способностями, можно сказать, не совсем обычными. Их изучением будут заниматься соответствующие специалисты. Но скажу, что с их помощью он уже вылечил больных с раком, другими болезнями, в сложной форме считающимися неизлечимыми. Вам, наверное, известна история Анны Герман, которую поставил на ноги наш чудодей.

— Сергей, что у нее за болезнь? — обратился ко мне Костин, как мне показалось, с лукавством, ему уж хорошо должно быть известно, чем же была больна известная певица. Отвечаю спокойно, меня этот разговор особо не беспокоил, еще неизвестно, кому он больше нужен:

— Остеогенная саркома с множественными злокачественными опухолями костных тканей.

— Вот именно, — поддакнул комитетчик, — сейчас она в полном порядке, у нее есть заключение филиала онкологического центра ЕМС в Варшаве. Хотя раньше его специалисты признавались в бессилии помочь Анне Виктории.

Опять же специально для наших собеседников Костин ввернул в свою речь название уважаемого среди онкологов мира международного центра. Но, думаю, и без того слушающие нас врачи прониклись моей значимостью, оба во все глаза изучающе всматривались в меня. Завершил говоривший словами:

— Сергей согласился сотрудничать с вашей клиникой, можете по необходимости привлекать его в особых, безотлагательных случаях. Думаю, он будет вам полезен. Условия его работы обсудите сами. Ко мне вопросы есть?

Уже после ухода комитетчика специалисты клиники принялись расспрашивать о моей практике лечения онкологических больных, их диагнозе, стадии болезни, о природе моих операций. Отвечал подробно, приводил по памяти данные из истории болезни, о своем заключении, проведенных оперативных процедурах. Конечно, мои методы остались для них необъяснимым волшебством, но в их результатах не усомнились, коль факты говорят за меня. Потом уже решали практические вопросы моего трудоустройства, оплаты, режима работы. Объяснил, что днем я занят, учусь в мединституте на втором курсе, планируется еще работа в институте биологии. Так что о постоянном режиме в штате клиники речи нет, только по вызову в экстренных ситуациях.

Насчет занятий в меде главврач пообещал урегулировать, постарается их сочетать с работой в клинике, особенно практические — их можно проходить здесь же. Так что, если все решится, то большую часть времени я буду в клинике, без ущерба учебному курсу. С таким предложением я согласился, многое из учебных программ я прошел уже самостоятельно, меня больше интересовало реальное их применение под контролем знающих врачей. После оформления в штате научным консультантом в этот же день меня привлекли к первой операции в отделении абдоминальной онкологии, у больного запущенный рак желудка. Его уже готовили к выписке как безнадежного, проведенная химио— и лучевая терапия не помогла, метастазы практически полностью разложили ткани.

Операция во многом была аналогично самой первой, с дядей Ваней, только отличалась степенью поражения органа. Да и сам пациент, мужчина лет пятидесяти, находился в крайней степени истощения жизненных сил, можно сказать, одной ногой в могиле. Жил за счет здорового сердца, все еще питающего энергией умирающий организм. В первую очередь заблокировал болевые сигналы от нервных окончаний, ввел больного в состояние легкого сна. А уже потом тщательно вырезал лучом раковые клетки, выращивал вместо них новую ткань, так участок за участком прошел весь пораженный орган, а затем и соседние, которые тоже отчасти оказались зараженные раковыми образованиями. После удаления всех пострадавших тканей провел общую реабилитацию организма, восстановил иммунную и сердечно-сосудистую системы. На всю операцию у меня ушло три часа, вдвое меньше, чем на первую. Я даже не делал перерывы, сил у меня хватило провести ее за один сеанс.

Сразу после завершения операции моего больного повезли на обследование. Еще через час получили результаты рентгена и биопсии ткани с заключением — патологии не обнаружено, пациент здоров! К этому времени я немного отдохнул в ординаторской, пообедал вместе с Левашовой, она пригласила меня в столовую для сотрудников клиники. Снимки и результаты анализа принесли к ней в кабинет, когда я рассказывал Ираиде Кирилловне о ходе проведенной операции, выявленной патологии пораженного органа. Видно было, как с нетерпением врач взялась за переданные ей карточки, долго их рассматривала, сосредоточенно изучала каждую деталь и цифру. Понятно ее состояние — слышать об абстрактных для нее эпизодах и видеть самой итоги проведенной в ее клинике операции, практически на ее и других специалистов глазах, как говорят в Одессе, — это две большие разницы.

После такого убедительного примера сомнений у нее не осталось, взялась планировать последующие операции со сложными больными. Таких у нее по всем отделениям клиники набралось немало, около десятка почти безнадежных, немногим лучше первого пациента. Пришлось вмешаться в ее расчеты с ежедневными операциями, объяснить, что такая нагрузка мне не по силам. Надо, как минимум, три дня для восстановления резерва энергии. Да и пока еще не решен вопрос с моими занятиями в мединституте, пропускать их мне нельзя. Заметно по расстроенному лицу ведущего онколога, что она уже строила голубые планы с чудо-лекарем, а он взбрыкнул, ставит свои условия. И ничего с ним не поделаешь, придется подстраиваться. Такие ее мысли мне понятны без слов, но идти на поводу в ущерб себе я не собирался. И без того пошел навстречу клинике и больным, ранее я проводил сложные сеансы раз в неделю.

С тех пор так и повелось, каждые три дня вел операции, больных для них отбирала сама Левашова. Она знакомила меня с историей болезни, проведенном лечебном курсе. Я еще осматривал их, мог заранее продумать примерный ход предстоящего сеанса. Такой подход позволил более рационально, с меньшими затратами энергии, вести свои операции. У меня с Ираидой Кирилловной сложились вполне нормальные, уважительные отношения. В свободное время она рассказывала мне о своей богатой практике и научных изысканиях, природе и методах лечения онкологических заболеваний, необычных патологиях. Ее истории и сведения во многом представились мне интересными и поучительными.

Решилось и с институтом, клиника приняла на себя ведение практических занятий. Лекции и семинары мне разрешили посещать по свободному графику, но с обязательным выполнением всех контрольных заданий. Куратором в клинике мне назначили опытного врача Кирьянова Константина Яковлевича, хирурга торакального отделения. Я мог обращаться к нему с любыми вопросами по учебному курсу, присутствовать на его операциях, но только в качестве зрителя. Участвовать даже в самом малом мне еще рано, допустят только на третьем курсе и то с ограничениями. Старался не допекать своего руководителя, сам пытался разобраться с учебным материалом. Расспрашивал Константина Яковлевича о непонятных или внушающих сомнения понятиях и трактатах, я их специально выписывал в отдельную тетрадь.

Несмотря на свою занятость — в каждую свою смену проводил по нескольку операций, — в перерывах между ними Кирьянов терпеливо отвечал на мои вопросы, показывал и объяснял на схемах и реальном материале. Можно сказать, мне с наставником повезло. Кроме того, что он один из лучших хирургов клиники, обнаружил в нем еще дар учителя — умел кратко и доступно объяснять самые сложные темы. Да и знаний у наставника оказалось предостаточно, как мне показалось, не уступал в информированности Левашовой. В свои сорок с гаком лет он не озаботился научными степенями, вообще по жизни не стремился к каким-то благам и привилегиям. Я отнеся к этому скромному и талантливому врачу с полным уважением, чувствовал от него также приязнь. Старался услужить Константину Яковлевичу по мере возможности — на операциях, к которым он меня допустил, в других ситуациях.

С остальным персоналом клиники поддерживал нейтральные отношения, не стремился сблизиться с кем-то. Хотя чувствовал несомненный интерес к себе — любопытные взгляды, перешептывания при моем появлении, явственно ощущал идущие от окружающих эмоции — от добрых до зависти и неприязни. Подобная реакция естественная — если кому-то дано большее, то не каждому такое понравится. С этим уже давно смирился, просто не принимал близко к сердцу — на всех не угодишь. Сложнее оказалось с пациентами. Слух о необычном лекаре, исцеляющим безнадежных больных, разошелся по клинике быстро. Уже после второго пациента прознали обо мне, самые назойливые принялись допекать меня, не давали прохода с просьбами помочь им.

Вначале пытался объяснить им, что мои операции планирует руководство клиники, отправлял к Левашовой. По-видимому, она отвечала им отказом, попытались напрямую со мной решить свою проблему. Кто-то, из самих больных или их родственников, пытался подкупить меня, а кто-то даже угрожал всевозможными неприятностями. Пришлось несколько раз надавить на психику самых агрессивных и настойчивых в домогательствах, пока до всех не дошло — грубым давлением меня не пронять. Обошли другим путем, наверное, кто-то из властных кругов надавил на главного врача. Однажды он вызвал меня и Левашову именно с вопросом об особых пациентах. Севастьянов прямо сказал, без обиняков:

— По просьбе важных людей я буду направлять к вам больных. Надо лечить их вне всякой очереди и независимо от показаний, даже если с ними можно обойтись обычными средствами. А еще продумайте прием клиентов на коммерческой основе. Если они готовы платить солидную сумму, то надо принять их на тех же основаниях, как и первых.

Левашова пыталась объяснить ему свое:

— Александр Станиславович, мы можем направить к Сергею только экстренных больных, жизнь которых под прямой угрозой. Их у нас еще много, у меня все расписано на месяц вперед. С других клиник к нам тоже направляют таких больных, отказывать им не можем. Вы же знаете, в горздраве нас предупредили об этом, прознали откуда-то о нашем чудодее.

Севастьянов сам прекрасно знал о сложившейся ситуации, но продолжал давить:

— Ираида Кирилловна, надо найти возможность тем больным, о которых я уже сказал. Ищите резервы, но поймите, отказать людям из аппарата мэрии, правительства я не могу. Иначе и Вам и мне придется искать другую работу.

Немного подумав, Левашова уже обратилась ко мне:

— Сергей, наверное, только ты можешь помочь с такой проблемой. Если будешь принимать чаще, хотя бы через день.

Соглашаться на такое предложение я категорически не хотел. Знал, что уступив раз, попаду под пресс новых притязаний. Даже если я буду принимать каждый день по нескольку пациентов, все равно проблема не решится, поток желающих только станет нарастать. Ответил, стараясь сдержать раздражение — мои собеседники в такой ситуации просто вынуждены подчиняться обстоятельствам:

— Ираида Кирилловна, я не могу пойти Вам навстречу. Мне надо восстановиться к каждой операции. Силы мои ограничены, работая на измор, только наврежу пациентам, если проведу не в полном объеме или упущу что-то из-за усталости.

Продолжил, обращаясь к главному врачу, сам же слабо веря в свои слова:

— Александр Станиславович, есть возможный вариант решения проблемы с давлением властей. Позвоню Костину из Комитета, думаю, вмешательство его ведомства поможет справиться с такой напастью. Дальше видно будет, что еще нужно предпринять.

Глава 8

— И не вздумай, — главный врач негодующе взмахнул руками, его глаза за очками сверкали злостью и недовольством, — если не хочешь навлечь на нас лишних проблем.

Немного помолчал, наверное, унимая охватившее его возмущение, продолжил уже спокойнее:

— Ты, что, Сергей, полагаешь — там люди из другого теста сделаны? Везде одно и тоже — власть и деньги решают все. И такие понятия — справедливость, сострадание, — для них мишура. Ты, Сергей, все еще живешь идеалами. Мой совет — забудь о них. Своим обращением к органам делу не поможешь, только подставишь и себя и нас.

Прекрасно понимаю — в словах Севастьянова реальная жизнь, циничная, жестокая, — но принять ее не могу. Считаю изменой себе и тому святому предназначению, которое передал мне с даром дух Сергия Радонежского. Только также знаю — идти против течения, сложившихся обстоятельств, — неразумно, они просто сомнут меня. Найти в какой-то мере приемлемый выход помогла Левашова, высказавшая новое предложение:

— Можно сделать так. Основную очередь трогать не будем. В помощь тебе, Сергей, дадим ассистентов, ты сам их выберешь. Они будут проводить операции, терапию, восстановление жизненного тонуса. Твоя же задача — удаление самых опасных опухолей. Думаю, у тебя больше останется сил при таком объеме вмешательства и сможешь принять внеплановых пациентов. Вот так, Сергей, согласен работать с другими?

Идея в принципе здравая, можно попробовать. Согласился с Левашовой, главный врач тоже дал добро, потом вместе отбирали специалистов в мою группу. В нее ввели лучших хирургов отделений, среди них, конечно, Кирьянов, мой куратор, еще реаниматолога, химио— и радиотерапевтов, онкологов, маммолога. В ближайший день Севастьянов собрал всех отобранных специалистов, вместе с ведущим онкологом разъяснил им о предстоящей работе со мной. Дальше я уже рассказал, как представляю совместные операции и лечение, после ответил на многие вопросы. Подобная практика для врачей совершенно непривычная, они сами проводили свои оперативные процедуры, а тут получается — на подхвате у кого-то другого.

Первый опыт прошел в целом удовлетворительно, мы оперировали больную с раком матки. Вскрытие пораженного органа проводила хирург Васильева, вместе с ней распределили очаги раковых образований, после каждый из нас принялся за свою работу. Я завершил раньше, немного помог с другими пострадавшими участками, дальше хирург работала сама. Сам не отходил от операционного стола, подстраховывал Васильеву, подправил недостаточно вычищенные ею ткани. После немного добавил энергию в ауру матки для ускорения восстановления, на этом завершил свое вмешательство. Стоявшая за нашими спинами бригада ассистентов внимательно следила за всем ходом операции.

Сразу после ее завершения провели разбор, я рассказал о своих действиях, оценил работу хирурга, высказался о допущенных огрехах. Васильева также поделилась своими впечатлениями, в принципе, довольная результатом. Только первая совместная работа ее отчасти напрягала, отвлекалась на мои действия. Конечно, картина складывалась занимательная — изъеденный раковыми клетками участок сам по себе растворялся, а потом заменялся розовой, здоровой тканью. Волшебство на ее глазах, как тут не удивиться! После мы провели операции в других отделениях, все врачи группы прошли обкатку на них. В последующем они стали обычными в нашей клинике, иногда я проводил в день сразу два сеанса — как с плановым больным, так и из особого списка главврача.

Со временем у меня сложился распорядок — с утра до полдника операции, сеансы, практические занятия с врачами в клинике, один или два раза в неделю на лекциях и семинарах в мединституте. После в институте биологии экспериментировал со своим полем, меня еще привлекли к НИР по теме изучения реакции организма, его биоимпульсов на внешние воздействия. Подобная работа может быть применена в детекторах лжи или тестерах на профессиональную пригодность. В ней также задействовал энергетику поля, уже первые результаты представлялись и мне и руководителю довольно перспективными.

Особенно интересным выдался эффект своеобразной телепатии. Я чувствовал не только эмоциональный фон объекта внимания, но и примерное содержание его мыслей. Пусть и без конкретных деталей и образов, но понимал, что же занимает подопечного, его желания. Кроме того у меня появилась способность прямого воздействия своим сознанием на физические объекты, в том числе из астрала. Первый такой опыт провел в лаборатории отдела. Сам я находился в закрытой от остального помещения камере, облепленный электродами, по мысленной команде кого-то из участников группы перемещал невидимые мне предметы.

Я четко представлял их в астрале, а потом известным мне способом внедрялся сознанием, формировал поле, а потом переносил в указанное, опять же мысленно, место. Для меня расстояние не имело значения, рядом ли или на другой стороне Земли, возможно, и в любой точке космического пространства. Практически для моего сознания границ не существовало, во всяком случае, в нашей Вселенной. Проверили такое предположение опытом, связались с нашим уральским филиалом, и уже у них провели дистанционные эксперименты в режиме онлайн-связи. Видел пораженные лица наших далеких коллег, когда привычные предметы на их глазах поднимались, перемещались, выстраивались в пирамиду или кружились в танце.

Немного пошутил, постучал небольшим шариком по лбу одного из сотрудников, а приятной на вид девушке погладил мягкой подушечкой ее довольно соблазнительную грудь. Опыт удался на славу, каких-то сомнений в существовании астрала и моих возможностей в нем ни у кого из исследователей не осталось. Особенно после того, когда из динамика услышали истошный крик напуганной привидением девушки. Она так и поняла, что именно он забрался в их серьезное заведение, а теперь забавляется. Только руководители филиала знали о нашем эксперименте, а остальным объявили о чрезвычайно секретном опыте, детали которого лучше им не знать.

Время шло своим чередом, после холодной и снежной зимы пришла с запозданием весна, в марте все еще шел снег. За всю зиму только раз выезжал с семьей за город на выходные. За пару дней в доме отдыха развеялись от городской сутолоки и смога — гуляли в лесу, катались на санках с невысокой горки на берегу речки. Лыжи не стали брать на прокат, дети еще малые, только побаловались на коньках — серьезно кататься на них никто из нас не умел. А потом все недосуг было — каждый день уходил рано утром, возвращался поздним вечером, нередко и в выходные. Жены с пониманием отнеслись к моей занятости, справлялись с домашними заботами сами, с детьми тоже. Гуляли с ними, водили на детские спектакли и представления, играли дома.

К началу весны у меня более-менее наладилось, смог больше времени уделять семейным делам, в особой мере по возникшей проблеме Наташи. У жены началась преддипломная практика, она проходила ее в школе рядом с нашим домом. Вела уроки английского языка в пятом и шестом классах под присмотром наставницы, пожилой учительницы. Еще ей поручили вести классное руководство и внеклассные уроки, так что занята была плотно, с утра почти до самого вечера. Да и дома часами сидела за столом, проверяла тетради учеников, писала планы, готовилась к следующим занятиям. Делилась с нами своими впечатлениями и переживаниями, живо, в лицах, рассказывала о происшедшем за минувший день, шалостях подопечных.

Учить детей ей нравилось — видеть любопытные глазенки учеников, слушающих ее, помогать им усвоить азы нового языка. Да и общение с открытыми, отзывчивыми на ласку, детьми тоже доставляло удовольствие. Но, насколько мне стало понятно из рассказов Наташи, у нее образовались и сложности — не научилась еще справляться с поведением учащихся, терялась в трудных ситуациях. Особенно проблемно складывалось с неслухами, таких в каждом классе хватало. Мягкий характер, нерешительность мешали жене проявить к ним строгость. Шалуны сразу почувствовали такую слабость новой учительницы, стали куролесить, пока не вмешивалась наставница.

Наташа прекрасно понимала свою беду, но не могла превозмочь себя, ситуация у нее в школе ухудшалась с каждым днем. Хотя вслух жена не жаловалась, но и без того было заметно, что ей плохо, возникшие недоразумения нарастали как снежный ком. Она практически потеряла контроль на уроках, дети не слушались, наставница выговаривала обидные, но справедливые слова. Я помогал Наташе, приводил ее расстроенные чувства хоть в какой-то порядок, но знал, что все мои меры временные, по существу ничего не решающие. Нужно что-то другое, взялся за такую задачу, как самую важную сейчас, оставив все остальное на второй план.

Сложность заключалась в самой Наташе. Поменять ее характер и волю без ее желания невозможно. Она должна переломить себя, в корне поменять свои взгляды и представления, привычки. Не раз убеждал жену, даже вмешался в настройку ее эмоционального центра. Она соглашалась, обещала приложить все усилия, но все оказалось напрасным. При первой же трудности Наташа вновь терялась, мои установки и внушения пропадали втуне. Продумывал более радикальные варианты и тут же отметал их, они несли риск поломать психику жены. В конце концов остановился на внедрении своего сознания в матрицу ее личности.

Наработанный опыт с оперированием своего сознания давал мне шансы на успех, но все же отработал методику воздействия на разных живых объектах. Подопытными стали бродячие кошки и собаки, крысы, птицы. Я в астрале находил животных во дворах и на улице, захватывал сознанием их мозг, подавляя слабое сопротивление разума и природные инстинкты. Старался работать бережнее, без лишних мучений, но все же первые опыты окончились гибелью объектов или потерей рефлексов, что практически означало одно и то же. После нескольких десятков экспериментов нашел общую для разных живых организмов последовательность и характеристики операции с требуемым уровнем контроля и наименьшим риском для них.

Окончательную отработку взлома и подчинения чужого сознания провел на реальном материале в Хитровке, известном всему городу криминальном центре. Проник в астральном поле в одно из здешних "злачных" мест — кафе-забегаловку, обнаружил в его подсобном помещении наркопритон. На полу, на расстеленных матрасах, лежали принявшие дозу клиенты, в соседней каморке торговец отравой отпускал очередному страждущему чек с героином. Без какого-нибудь сомнения проник в мозг жертвы, отсек хлынувшие в мое сознание образы и мысли подопытного. Спокойно и сосредоточенно, как на операции, взял под свой контроль логический, эмоциональный и двигательный центры, нейронные цепи, а затем все управляющие организмом каналы.

Я теперь видел и чувствовал окружающую обстановку глазами, другими органами подопечного. До моего сознания еще доходили отголоски мыслей и инстинктов захваченной личности, она пыталась после первого ошеломления от внезапного нападения вернуть себе контроль организма. Пошел на небольшой риск, решил поэкспериментировать с сознанием своей жертвы. Особой угрозы он мне не представлял, знал, что в любой момент могу изолировать или подавить его. Чуть открыл канал передачи информации, уже более четко услышал суматошные мысли торговца зельем, панически задающего один вопрос: — Что со мной, что со мной?

Объяснять ему что-то не собирался, провел мысленный экспресс-допрос:

— "Как тебя зовут?"

Вопрос я задал для чистоты эксперимента, вся память подопытного и без того для меня как открытая книга.

— "Кто это? Что от меня надо?"

— "Вопросы задаю я, твое дело отвечать. Иначе замолчишь навеки. Понятно?"

— "Да, да, понятно."

— "Так как тебя зовут?"

— "Леня, Кораблев Леня."

— "Кто у тебя старший, от кого получаешь товар?"

— "Бригадир Веня Старовойтов, мы зовем его Старым."

Допрос я вел недолго, задал Лене два десятка вопросов, на которые он отвечал быстро, почти не задумываясь. Иногда пытался юлить, пытаясь обойтись отговорками — не знаю, не видел. Тогда я наносил ему болевой шок — внушал непереносимые страдания, чувство удушья или чесотки, он ее боялся до ужаса.

После торговец под моим контролем выполнял простые команды — вставал, поднимал руку, выговаривал за мной слова и предложения. Для такого опыта я частично возвращал ему возможность двигаться или говорить. В принципе, лишний раз убедился, что могу не только управлять чужим телом, отключив сознание жертвы, но и манипулировать самой личностью. Правда, желательно опробовать такую практику еще с другими "клиентами", особенности их воли и характера могут внести какие-то коррективы. Но оставил подобные эксперименты на будущее, пока же мне надо приниматься за Наташу.

Вечером, когда жена закончила со своими делами, предложил ей помощь новым способом:

— Наташа, давай вместе попробуем справиться с твоими трудностями. Я буду с тобой весь день, конечно, не в прямом смысле, а своим сознанием. У меня получилось безопасно внедряться в личность кого-либо, внушать свои мысли, даже управлять ею. Разумеется, без твоего согласия я не собираюсь как-то влиять на тебя, вмешиваться в твои помыслы или поступки. Только в проблемных ситуациях приму контроль на себя. Если согласна, то опробуем сейчас.

Не сомневался в ответе полностью доверявшей мне супруги, после ее покорного: — Хорошо, Сережа, — приступил к нашему общему опыту.

Мягким давлением вошел в ее сознание, даже не пытаясь перехватывать жизненные центры, как было в предыдущих воздействиях, мысленно проговорил: — Наташа, я здесь, с тобой. Ты слышишь меня?

Жена ойкнула, а потом, смотря удивленными глазами на меня, ответила вслух:

— Да слышу. Ты прямо у меня в голове говоришь!

Продолжаю опять же мысленно: — Не надо вслух. Просто думай, что хотела бы сказать.

Не сразу, после нескольких проб, Наташа смогла ответить ясной мыслью на заданный вопрос, а потом долго, не переставая удивляться, вела со мной бессловесный диалог. Опробовали еще совместные движения по моим командам — встать, подойти ко мне, поцеловать, вернуться на прежнее место. Выполняла их жена с готовностью, целовала с большим жаром. После такого "испытания" прервали эксперимент, немедленно принялись успокаивать расшалившуюся плоть. После долгих любовных игр — Наташа от избытка новых эмоций никак не могла оторваться от меня, — условились о завтрашнем дне, совместном плане. Жена еще удивилась, что я буду на работе и одновременно с ней. Показал наглядно свою способность вести сразу несколько дел — одной рукой писал текст, другой рисовал, да еще отвечал на вопросы любопытной супруги.

Утром, перед выездом в клинику, проверенным вчера образом вошел в контакт с сознанием Наташи, а потом поддерживал связь в астральном поле. Контролировал периферийным вниманием, как вышла жена из дома, добралась до школы, встретила во дворе учеников, ответила на их приветствия. Я видел окружение ее глазами, пока все шло нормально. Не вмешивался в мысли Наташи, хотя ясно читал их:

— "У меня все будет хорошо, Сережа поможет! Я никого не боюсь, дети не обидят меня. Стыдно, Наталья Владимировна, уже взрослая, а детей боитесь! Ой, а что скажет Ольга Михайловна, будет опять отчитывать меня?"

Жена явно волновалась, но сама же старалась успокоить себя. Прошел с ней в класс английского языка, увидел склонившуюся над столом пожилую женщину, заполняющую журнал.

— Здравствуйте, Ольга Михайловна! — услышал напряженный голос супруги, ожидающей очередных наставлений или, еще хуже, выговора.

— Здравствуй, Наташа. Проходи, готовься к уроку. Сейчас придет пятый "А". Знаешь, какую тему вести им?

Почувствовал облегченный вздох жены — обошлось без назиданий наставницы.

— Да, Ольга Михайловна, знаю. Коммуникативное общение посредством игры или ситуации. Я приготовила тему "Would You Like a Cup of Теа?". Вот план-конспект по ней.

Дальше пошел обычный разговор двух коллег, старшей и младшей, с советами, какими-то поправками. Заметно, что старая учительница относилась к Наташе с симпатией, переживала за нее. Я особо не вслушивался, пропускал их беседу общим фоном, пока в класс не зашли первые ученики. Они вели себя оживленно — громко переговаривались, хлопали друг друга по плечам, толкались, — пока Ольга Михайловна не одернула их. Начало урока складывалось вроде нормально. После приветствия Наташи "Hello, children" дети встали, дружно ответили "Hello, Наталья Владимировна". Затем пошел опрос по пройденной теме. Ученики выходили к доске старательно отвечали, пока не дошла очередь до одного из "трудных". Он встал, когда назвали его, состроил скорбную мину, а потом жалостным голосом высказался:

— Наталья Владимировна, я не выучил урок. У меня заболел зуб, он до сих пор болит.

— Сочувствую, Коля, но придется поставить тебе двойку. Передай мне свой дневник.

— Не имеете права, Наталья Владимировна! — взвился двоечник. — Я завтра принесу справку от врача. Нельзя больному ставить двойку! Вот скажу родителям, что Вы меня обижаете. Они так просто не оставят, будет Вам на орехи!

Наташа растерялась от дерзости ученика, не смогла ответить чем-то вразумительным. В классе застыла тишина, все выжидательно смотрели на юную учительницу, а она молчала. Пришлось мне впервые вмешаться. Проговорил:

— "Наташа, давай я. Ты только смотри и не мешай мне", — и, не дожидаясь ответа жены, взял под свой контроль ее сознание. Ответил бузотеру:

— Так, больной Костиков, подойди-ка ко мне.

— Зачем, — насторожился юный плут, почувствовал неладное.

— Ты же заявляешь, что болеешь. Сейчас проверю.

— Наталья Владимировна, а Вы, что, врач?

— Нет, но с больным зубом разберусь. Так, или ты сейчас выходишь и покажешь свой зуб, или я немедленно поставлю тебе двойку.

Постояв еще немного у парты, симулянт все же вышел, встал передо мной и открыл рот. На мой вопрос: Какой? — он ткнул пальцем куда-то наугад. Зубы у него далеко не в идеальном состоянии, пошел кариес, но до вскрытия пульпы не дошло. Так и объяснил обманщику и всему классу:

— За зубами, Костиков, ты следишь плохо. Они уже стали разрушаться, советую тебе действительно идти к стоматологу. Но такой боли, на которую ты жалуешься, пока еще нет. Можешь сравнить, почувствуй разницу!

Потянулся к ауре мальчика, проник через нее в нервному окончанию злосчастного зуба и надавил на него. Что тут произошло, это надо видеть! Уже без всякого притворства тот ухватился за щеку, громко вскрикнул, а потом завыл от раздирающей голову боли. Через пару секунд отпустил нерв, снял сопутствующий шок, вскоре страдалец перестал выть, все еще прислушиваясь к себе. Подождал еще немного, пока ученик пришел в себя, спросил:

— Так болел ли у тебя зуб вчера, Костиков, что ты не мог подготовиться к уроку?

— Нет, Наталья Владимировна, не болел. Я больше так не буду, выучу урок!

Принятая мной мера, конечно, жесткая, но другого пути выявить обман и заставить симулянта признаться в нем не видел. Чувствовал, как Наташа переживала, ей стало жалко наказанного ученика. Пришлось объяснить расстроенной жене:

— "Наташа, надо быть в такой ситуации твердой. Иначе подобные наглецы сядут тебе на шею."

— "Я понимаю, Сережа, но сама так бы не смогла!"

— "Мы еще поработаем с тобой, Наташа. У тебя все получится, пусть и не сразу."

— "Не знаю, Сережа, но я буду стараться, честно!"

Дальше занятие шло в нормальном русле, только заинтересованные взгляды учеников и наставницы выдавали необычность происшедшего казуса с мягкодушной до сих пор практиканткой. На следующем уроке в шестом "В" мне пришлось вновь взять под свой контроль ситуацию, когда расшалившиеся ученики не послушали увещевания Наташи, продолжая крики и толкотню за партами. Я накрыл своим полем весь класс, обволок каждого из бузотеров изолирующей оболочкой, а потом давлением на двигательный центр парализовал их. Со стороны представлялось, что они внезапно все застыли и замолчали, в классе наступила полная тишина.

— "Веди урок и не обращай на наказанных внимания", — скомандовал я жене, та, немного помедлив, послушалась и продолжила занятие.

Только через минуту отпустил парализованных, они отмерли, стали испуганно вертеть головой, не понимая, что же с ними случилось. Кто-то вновь попытался подать голос, но тут же замолк, не мог открыть даже рот. Только убедившись, что прецедентов от наказанных не будет, снял блокирующее поле. Правда, память у шалунов оказалась недолгой, снова поднялся шум. После более длительного наказания до них дошло, что бузить на уроке только себе во вред, до конца урока порядок был восстановлен. Подобные эпизоды повторялись практически на каждом уроке со всеми классами. Иногда перехватывал контроль сознанием Наташи, решал проблему от ее имени, чаще сам, напрямую, давил на нарушителей.

Вот так, общими усилиями, справились в этот день, ни одна ситуация не вышла из под контроля. Занятно было смотреть на учеников, пораженных спокойным ведением уроков. Вместо привычного им тарарама занятия шли чинно, иногда прерываемые загадочным поведением самых шумных и задиристых учеников. Только начав какую-то шалость, как тут же замолкали и застывали, так и сидели или стояли минуту-другую. Да и юная учительница их не раз удивляла, давая отпор нахалам и неслухам, а не мямлила беспомощно, как прежде. Наставница в перерыве между сменами напрямую выразила свое недоумение:

— Наташа, поразительно, у тебя сегодня все уроки прошли без срывов! Мне даже не пришлось вмешиваться. Только мне непонятно, что случилось с крикунами и шалунами, они вдруг все замолкли, без какой-то видимой причины! Странно.

"Что мне сказать, Сережа?" — заметалась в мыслях жена.

"Можешь сослаться на меня, но без подробностей, — ответил успокаивающе, — и не тревожься — ты же ничего предрассудительного не совершила".

Жена послушно последовала совету, ответила старой учительнице:

— Мне помог муж, Ольга Михайловна. Только как именно — не знаю.

Та не стала больше допытывать, приняла объяснение Наташи. Да собственно супруга и в действительности не была в курсе моих исследований, природе новых способностей. Я особо не распространялся дома о них, только о самых понятных и то общих чертах. Так что жена не кривила душой, давая такой ответ. В последующие дни я также подстраховывал Наташу, но все в меньшей степени. Даже до самых упорных или тугодумных баловников дошло, что лучше новую учительницу не беспокоить, им же самим достанется. Да и постепенно Наташа сама научилась справляться с не очень сложными ситуациями, смогла урезонить расшалившихся учеников. С теми же, кто намеренно пытался вывести ее из равновесия, провоцируя конфликты, разбирался я сам, иной раз жестко, вплоть до физических страданий, как было на самом первом уроке.

Со временем снял с Наташи постоянный контроль, но оставил сигнальный канал, реагирующий на эмоциональный импульс. Прекрасно понимал, что у жены с ее мягким характером и дальше возможны проблемы в нештатных ситуациях, в которых она сама просто не справится. И действительно, мне не раз приходилось принимать экстренные меры, выручая Наташу в трудную минуту — в школе с трудными учениками, а еще по дороге, когда она под вечер возвращалась домой. На нее напали два обкуренных грабителя, попытавшиеся снять золотые украшения. Как только ко мне поступил тревожный сигнал, тут же по его координатам вышел к месту происшествия. Увидел двух молодых людей, обступивших остолбеневшую жену. Они уже протянули руки к ней, один из них ухватился за цепочку с кулоном, второй, ломая Наташе палец, стягивал обручальное кольцо.

Едва сдерживая себя от желания раздавить выродков в месиво, мгновенным парализующим ударом остановил их, а потом поочередно взломал каждому сознание, нисколько не заботясь о его сохранности. Взял под свой контроль поганые тела, заставил их отойти от перепуганной жены. В первом же проулке в безлюдном месте провел с ними жестокий эксперимент — полное разрушение личностных характеристик. Можно сказать, я форматировал логический и эмоциональные центры — разрушил энергетическим лучом волокна мозговой ткани и нейронные цепи, отвечающие за хранение и передачу информации.

Понаблюдал недолго за подопытным материалом — от обоих существ остались только телесные оболочки, без мыслей, даже без природных инстинктов. Они застыли истуканами, в выпученных глазах нет и проблеска хоть какого-то разума. От них пошел тошнотворных запах мочи и испражнений — в организмах расстроились какие-то регулирующие и сдерживающие свойства. Такую операцию я провел впервые, ранее я не решался навредить хоть кому-то. Даже в притоне сохранил сознание наркоторговца без особого ущерба, хотя тоже возникло желание уничтожить мразь. Я не судья, а целитель, карать зло — не моя цель или предназначение. Но когда увидел напуганную до ужаса жену и мерзавцев, подступивших к ней, помыслы о добре и любви к людям ушли куда-то в самую глубину души, осталась только злость и желание мстить.

Оставил свои жертвы на том же месте, отправился следом за Наташей. Она уже немного отошла от парализовавшего ее стресса, теперь скорым шагом, почти бегом, торопилась домой. Не стал останавливать жену, вернулся в свое тело, а потом, прервав эксперименты в лаборатории, срочно отправился домой. Сейчас мне нужно успокоить Наташу, снять пережитый нервный шок. Я боялся, что такой удар по ее слабой психике может повлечь серьезные эмоциональные и волевые нарушения, излечить которые будет очень сложно. С такими мыслями спешил, гнал машину, все увеличивая скорость. Камри как чувствовала меня, резво набирала обороты, послушно вписывалась в повороты. Но все же на одном из них не справилась, я как в замедленном фильме видел ту же картину, как и три года назад — машина слетает с дороги, опрокидывается, а потом боком впечатывается в дерево. Удар, страшная боль, серая мгла поглощает меня.

Глава 9

Я распался на мириады частиц, растворился в сером тумане, бескрайнем и непроницаемом. Казалось, даже мысли мои растеклись по нему, как и эмоции, воспоминания. Вечный покой — бесстрастный и блаженный, — захватил меня, я позабыл обо всем. Не замечал, как проходили годы и тысячелетия, ничто не нарушало полное безмолвие мира теней. Пробудил меня от такого забытья далекий, едва слышимый голос. Он о чем то говорил, но я не понимал ни слова, только чувствовал, что зовет меня. Попытался ответить, но не смог, распавшееся сознание не отозвалось на мой позыв. Только после бесчисленных усилий крохотной частицы, которой я услышал зов, что-то сдвинулось, пылинку за пылинкой начал собирать воедино свое прежнее "я".

Еще тысячи лет титанического труда потратил на воссоздание чего-то цельного, способного мыслить и чувствовать, а потом потянулся на все еще звучащий голос. Как мне удалось вырваться из захватившего мира, не представлял. Просто плыл к своему маяку, пядь за пядью, серый туман же тянул меня обратно, засасывал в омут забвения. А потом сопротивление вдруг пропало, на меня хлынули звуки, запахи, боль, другие ощущения, ошеломившие в первый момент после тысячелетнего безмолвия. Свернул клубочком все чувства, закрываясь от шумного окружения. После, когда немного отошел от перенесенного шока, очень осторожно приоткрылся внешнему миру, страшась и в то же время пытаясь понять его.

Прислушался к давно позабытым приметам живого мира — голосам, шорохам, запахам. Почувствовал боль и зуд, напомнившим — у меня есть тело, пусть и испытывающее какие-то неудобства. Подождал немного, привыкая к нему и его ощущениям, а потом открыл глаза. Увидел какие-то предметы, но не знал, как они называются — память отказала почти полностью, вспомнил только несколько из них. Никого рядом не оказалось, смог спокойно оглядеться и как-то воспринять обстановку, во многом непонятную мне. Лежал я на койке, от меня тянулись какие-то трубки и провода. Где я, что со мной — совершенно неизвестно. Не мог даже вспомнить — кто я, хоть что-то, подсказывающее о себе. Возникший страх за себя подавил с немалым усилием, ухватился за мысль — будь что будет, а там станет видно, что мне предпринять.

Открылась дверь, в комнату вошла девушка. У меня возникло чувство, что она мне знакома, но кто именно — не знал. Она посмотрела в мою сторону, увидела, что я смотрю на нее, тут же бросилась ко мне. Обняла, стала целовать, что-то говорить, плача. Я не понимал ее и не представлял, как ответить на такое проявление эмоций. Какого-то влечения или подобного чувства к этой по сути чужой девушке не испытывал. Не мог вспомнить, но ясно понимал, что прежде у нас были весьма тесные отношения. Отталкивать и обижать близкого когда-то человека не хотелось, но и обманывать, притворяться тоже. Лежал как истукан, не отвечая на поцелуи девушки, терпеливо ждал, пока она не унялась. Попытался прямо сказать, что не узнаю ее, но не мог вспомнить слова — язык я тоже позабыл!

Вместо какой-то фразы произнес что-то невразумительное, похожее на мычание. Девушка прислушалась напряженно, пытаясь понять меня. Стал показывать жестами, что у меня проблема с речью и памятью. Показывал на себя, на нее, окружающие предметы, мычал вопросительно. Она посмотрела на меня недоумевающе, вздохнула жалостно, что-то проговорила. Я повторил своим "языком" и жестами, что не понимаю ее, только потом до девушки стала доходить моя беда. Вновь вздохнула, горестно покачала головой, после принялась называть предметы, на которые я показывал пальцем. Повторял за ней: "стол", "стул", "кровать", "подушка". Когда же я показал на себя, сказала — "Сережа", сама назвалась — *Наташа*.

Наш первый разговор проходил трудно, с многократными повторениями новых слов. У меня вначале не получалось правильно выговаривать их— язык не слушался, коверкая их. Постепенно он "разработался", урок пошел быстрее, через час повторял уже с первого раза. Наташа пробыла со мной до самого вечера, все это время мы занимались с небольшими перерывами на отдых и обед, процедуры и обход врача. Я стал понимать самую простую речь: "Покушай суп", "Выпей чай", "Прими лекарство", "Врач идет", сам составлял короткие предложения. На следующее утро Наташа пришла с двумя девушками, назвала их "Алена" и "Ксюша". Я их не узнал, эти имена мне ничто не напомнили. Они тоже принялись обнимать и целовать меня, сам, как и с Наташей, застыл в оцепенении, не зная, что с ними делать. Но мое мучение продолжалось недолго, обе девушки побежали по своим делам, со мной осталась только Наташа.

Так, в общении с Наташей, лечебными процедурами, проходили день за днем. С меня сняли трубки, бандажи, еще какие-то медицинские принадлежности. Я уже мог присесть на кровати, терпя головокружение, слабость и глухую боль в отбитых органах. Позже встал на ноги, качаясь, сделал первые шаги. Наташа хлопотала вокруг меня, поддерживала, с ней учился ходить — вначале по палате, а потом и по коридору. Было трудно, каждое движение давалось с трудом, едва не падал после каждого шага. Но, взяв волю в кулак, продолжал идти, и так раз за разом, в течении всего дня. Чувствовал, как силы возвращались ко мне, ежедневные нагрузки помогли мне все легче переносить недомогание еще слабого организма. Вечерами, после ухода Наташи домой, сам занимался упражнениями — приседал, отжимался, поднимал гантели, их девушка принесла из дома.

Со временем, когда у меня словарный запас стал достаточным для более полного общения, узнал от Наташи о несчастном происшествии, последующих событиях, да и еще многое о себе и близких. После аварии меня доставили в центральную клинику со множественными переломами и ушибами. Несколько часов шла операция, врачи чудом спасли мою жизнь, но я впал в кому. Пробыл в ней почти четыре месяца, практически каких-то шансов на выздоровление не осталось. Лечащий врач не скрывал от родных правды, они уже смирились с таким печальным исходом. Только Наташа истово верила в мое возвращение к жизни, почти все свободное время проводила рядом с моим бесчувственным телом. Она плакала, звала меня, именно ее голос я услышал в той серой мгле мира ушедших. И когда жена увидела меня с открытыми глазами, смотрящими на нее, чуть не потеряла рассудок от счастья. Только мои мучения при первом общении привели ее в чувство, вернули к не совсем радостной реальности.

Для меня стало поразительной весть, что у меня четыре жены и шестеро детей при моем еще довольно юном возрасте. Каких-то воспоминаний о них, даже в малой степени, у меня не осталось, сейчас же, кроме естественного любопытства, других эмоций к столь близким людям не испытывал. Как и к родителям, не раз навещавшим меня после выхода из комы. В моей памяти и сознании стерлись все прежние отношения и чувства, начинал новую жизнь с чистого листа. Вновь привыкал к близким, прислушивался к ответному отклику души на каждого из них, зачастую расстраивал их своей реакцией.

Неровно у меня складывались отношения с приходящими проведать подругами. Я постепенно привязался к Наташе, ее ласковая и терпеливая забота преодолела начальное отчуждение. Скучал по ней, с нетерпением дожидался утра, а когда она заходила в палату — радовался, как ребенок своей матери. Она замечала мои чувства, расцветала в теплой улыбке, а потом мягко, стараясь не потревожить мои незажившие раны, обнимала и целовала. Я отвечал ей разгорающейся страстью, мы так и стояли, обнявшись, делясь взаимной нежностью и лаской. Мне было приятно каждое ее прикосновение, сам с проснувшимся вожделением трогал ее руки, плечи, грудь. Наташа с видимым удовольствием отдавалась моему влечению. Закрывала глаза, когда я целовал ее губы, нежную шею, расстегивал ворот платья и ласкал обнаженную грудь.

Совершенно иначе обстояло с Аленой и Ксюшей. Они так и остались для меня чужими, с трудом переносил их поцелуи и объятия, даже не пытаясь отвечать на них. Да и в разговор вступал только по необходимости, сам не поддерживал его. Они замечали мое отчуждение, особенно заметное в сравнении с отношением к Наташе, обижались — это было видно по их расстроенным лицам. Но не мог перебороть себя, да и не старался изображать какую-либо радость, если ее не испытывал. Постепенно они перестали приставать ко мне с нежностями, стали реже приходить и особо не задерживались, видя мое нетерпение в ожидании их ухода. Первой не выдержала сложившиеся коллизии Ксюша, где-то через три недели она простилась со мной, заявила, что возвращается к родителям. По печальному ее лицу потекли слезы, когда я сухо ответил: — Прощай. Прости меня, — голос задрожал, произнося: — Выздоравливай, Сережа, и будь счастлив.

Алена продержалась еще месяц, наверное, надеялась, что как-нибудь между нами наладится. Пыталась ухаживать, приносила всякие лакомства, однажды пришла с сыном. Но мое сердце не отзывалось на ее ухищрения, оно не дрогнуло при виде малыша, который к тому же не хотел идти ко мне. Бывшая подруга в сердцах высказалась тогда:

— Сережа, ты стал совсем чужим, холодным, бездушным! Ты же ведь раньше был совсем другим — ласковым и заботливым. А детей обожал больше других! Я не знаю, как же с тобой дальше жить. Думаю, нам придется расстаться.

Я молчал, как-то утешать, давать какие-нибудь обещания не собирался. Алена заплакала, схватила сына в охапку и ушла, не прощаясь. Душа болела от нанесенной девушке и сыну обиды, но терпел — пусть уж лучше так, чем терпеть рядом нелюбимого человека. Верная Наташа присела ко мне на кровать, обняла и тоже заплакала. Так распалась наша когда-то дружная семья, остались только я и жена, да еще дочка, Лена, такая же ласковая, как и ее мама. Наташа не раз приводила девочку, та ластилась ко мне, щебеча о чем-то, просилась на руки. Прижимал к себе малышку и оттаивал от того напряжения, что подспудно давило на меня все время.

Как-то раз, когда никого рядом не было, не выдержал, у меня на глазах навернулись слезы от жалости к себе и своей непутевой жизни, пошедшей наперекосяк после злополучной аварии. После минутной слабости одернул себя, мысленно выговорив: — Сергей, ты должен быть сильным и не ныть! Ну и что из того, что судьба сложилась так. Главное, ты выжил, теперь должен бороться, идти дальше и не сдаваться каким-бы ни было бедам и трудностям.

Сложнее, но в то же время менее мучительно, складывались отношения с Таней. Старшая подруга приходила ко мне редко — все дети на ней, да и ребенок еще грудной. Она отнеслась ко мне более мудро, чем младшие подруги, не пыталась форсировать налаживание прежних отношений. Только сидела рядом, расспрашивала о моем состоянии и лечении, рассказывала о детях. От нее веяло тихим спокойствием, я не напрягался с нею, как с Аленой и Ксюшей. Никакого влечения к Тане не чувствовал, только приязнь как к старшей сестре. Похоже, она довольствовалась таким положением, не показывала ревность, когда замечала мои ласки с Наташей. Правда, что у нее в душе творится, оставалось для меня загадкой, но я и не старался выведать о том.

В сентябре Наташа вышла на работу. После защиты и вручения диплома ей дали направление в ту же школу, возле нашего дома, где проходила практику. Прибегала только к вечеру, кормила домашней снедью, рассказывала о школьных и домашних делах, расспрашивала о моих успехах, с наступлением сумерек уходила домой. Но я не скучал без нее, обложился учебниками начальных классов и грыз азы грамоты и счета. Учился, как первоклассник, писать прописью, считать на счетах и в уме. Руки еще плохо слушались, получалось криво. Переписывал помногу раз, пока не выводил как следует Со счетом справлялся гораздо лучше. Быстро запомнил таблицу умножения и деления, а потом легко решал задачи и примеры по арифметике.

Так день за днем учился по учебникам, их приносила Наташа. За две неделю прошел программу первого класса, а потом дело пошло скорее, на каждый класс у меня уходило меньше недели. Занимался с удовольствием, мой мозг усваивал знания стремительно, впитывал их как губка. Ко времени выписки из клиники, в октябре, я уже дошел до шестого, но без особых трудностей решал задачи и упражнения по математике восьмого класса. Я поставил себе трудную, на первый взгляд, даже нереальную задачу — за год нагнать до уровня второго курса института, сдать экзамены и перейти на третий. Конечно, прежних однокурсников я не нагоню, они уже будут на четвертом, но то, что возможно, должен наверстать.

С прежними особыми способностями у меня пока никак не получалось. Я не видел ауру, энергетическое поле, не говоря уже о более сложных вещах — выход в ментал, тем более в астрал. О них и моем даре поведала Наташа, пыталась как-то вытянуть меня в невидимый мир, но не вышло. Не могла даже сдвинуть, энергетика у меня практически на нуле. Я особо не опечалился подобным состоянием, надеялся со временем наверстать и с ним. Хотя сам поражался своим прежним возможностям, со слов Наташи представлялся настоящим волшебником — излечивал от считавшихся неизлечимыми болезней, заставлял других подчиняться своей воле, перемещал предметы в энергетическом поле, читал мысли и эмоции, еще многое чего.

В день выписки Наташа отпросилась с работы, приехала с утра в клинику. Она сама бегала с оформлением документов, прощалась с персоналом отделения, а потом ловила такси. Я, как ребенок, ходил за ней по пятам, слушал ее указания. На улице за воротами клиники растерянно встал, ошеломленный шумным потоком людей и машин. Наташа взяла меня за руку, так и вела, не отпуская даже в такси. По дороге крутил головой, разглядывая дома, вывески, афиши. Все для меня стало в новинку, в моей памяти город нисколько не сохранился. Дом я тоже не узнал, но он понравился мне — высокий, в трех уровнях, красивый, с большим приусадебным участком. Следом за Наташей поднялся на крыльцо, прошел через веранду и кухню в просторную жилую комнату — зал, как назвала его жена.

Здесь застали Таню с малышками — Леной и грудным Вовой. Старшие дети, как мне по пути пояснила Наташа, сейчас в садике. Таня кормила ребенка грудью, при нашем появлении не стала скрывать ее. Она притянула мое внимание — полная, налитая молоком, — мне захотелось дотронуться до нее и погладить. Не стал сдерживать себя, подошел к дивану, на котором сидела Таня, присел рядом и протянул руку к обнаженной плоти. Прикосновение к нежной коже вызвало волнение в моей душе, желание ласкать и целовать. Расстегнул блузку, обнажил вторую грудь, а потом прижался к ней губами. Таня не противилась, наоборот, подставляла ее удобнее. Заглотнул коричневый сосок и стал пить теплое, чуть сладковатое молоко.

Вкус женского молока пробудил дремавший инстинкт, плотская страсть охватила меня. Отпустил грудь, лихорадочно снял блузку, поднял юбку, стал гладить и целовать живот, бедра, лоно. Таня застонала, оторвала от груди младенца и передала его Наташе, а потом легла на диван, подставляя свое пышное тело под мои ласки. Я набросился на него, срывая белье, сам спешно разделся и прямо тут, на диване, овладел женщиной. На меня нашло какое-то помрачение разума, в исступлении брал Таню раз за разом, не чувствуя устали. Наоборот, казалось, что с каждым движением силы только прибывают и я отдавался упоительной радости своей мощи и сладости обладания женским телом.

Я никак не мог насытиться, мне хотелось бесконечного продолжения плотского наслаждения, впервые изведанного в новом сознании. Таня долго не выдержала, бессильно откинулась, не отвечая на мои продолжающиеся ласки. Не удовлетворенный, мучимый разгоревшимся вожделением, набросился на Наташу, стоящую рядом и смотрящую на нас зачарованными глазами. Раздел и прямо на расстеленном на полу ковре взял ее. Только когда и Наташа дошла до изнеможения, не в силах продолжить соитие, с меня сошел страстный угар, мог уже здраво о чем-то рассуждать.

Перенес беспомощную жену на диван и уложил рядом с сестрой, сам оделся, вспомнил о детях. Хорошо хоть, что Наташа догадалась увести дочь наверх, я даже не подумал о лишних глазах. С некоторой тревогой отметил у себя такой приступ неконтролируемого влечения. Но сейчас не жалел о происшедшем, еще одна нить, держащая меня в беспамятстве, лопнула, чувствовал, что прежнее "я" постепенно возвращается. А именно, мое мужское эго, я не слабое существо, дрожащее от ударов судьбы, а ее повелитель. Отчего-то появилась уверенность, что у меня еще будут силы и возможности вернуть прежнее достоинство, а может быть, и вознести его выше.

Уже после, когда женщины привели себя в порядок и мы сели за стол, Таня с улыбкой произнесла:

— Вот теперь, Сережа, ты похож на себя! Сильный, неистощимый и ласковый. А до сих пор — только бледная тень. Не обижайся, но так оно и было.

А потом озабоченно добавила: — Но, по-видимому, нас двоих тебе будет мало, Сережа! Или справимся, сестренка? — обернувшись к Наташе, спросила ее, толи в шутку, то ли всерьез.

Та задумалась, после нерешительно высказалась:

— Сережа, может быть, Алену позовем обратно? Она обиделась на тебя, но все равно любит. Недавно звонила, спрашивала, как ты.

Таня поддержала сестру:

— Правда, Сережа, Алена ведь нам не чужая. Да и сын твой как будет без отца?

Понимал их, за эти годы они сроднились, приросли друг к другу. Но и обнадеживать напрасно не стал, отговорился: — Поживем-увидим. Сейчас я не готов встречаться с ней.

Наташа никак не хотела отказаться от захватившей ее мысли, продолжала настаивать, уже более решительно:

— Знаешь, Сережа, давай в это воскресенье соберемся вместе, отпразднуем твое выздоровление. А я сама приглашу Алену. Скажу ей, что ты не против. Захочет — придет. Нет — так тому и быть. Может быть, между вами и сладится, пусть и не сразу.

Уступил жене, ценя ее стремление помочь другим: — Хорошо, Наташа, пригласи Алену.

Радость обеих сестер мне приятна, но она же накладывала на меня какое-то обязательство. Я своим согласием давал им и Алене повод надеяться на лучшее по их мнению решение коллизии. Но ведь у меня действительно в сердце нет места для девушки, за минувший после расставания месяц я о ней почти не думал, оставил в прошлом. Правда, и с Таней не предполагал возобновление какой-либо тесной связи, а вот как вышло, в первый же день возвращения домой. Так что зарекаться не стоит, все может поменяться. Успокоил себя подобным объяснением, отдался тихим семейным радостям — нянчил Вову, играл с Леной, миловался с женами.

Вечером Наташа привела из садика старших детей. Первой ко мне бросилась Валюша, протягивая руки: — Папа пришел!

Раскрыл свои объятия, поднял девочку и прижал к себе. В глубине души боялся первой встречи с детьми, не знал, как отзовется на них мое сердце. Но горячий порыв дочери смел все опасения, восторг и нежность захватили меня. Говорил ей с искренней радостью, без какой-либо натуги:

— Да, доченька, папа с вами. Теперь все будет хорошо. Ты же веришь мне, Валюша?

— Верю, папа, — обхватив руками мою шею, дочка сильнее прижалась ко мне.

Вслед за Валюшей подбежал и обхватил мою ногу младший Сережа — росту пока маловато, ему еще нет трех лет. За ним как-то стеснительно подошел и нерешительно встал передо мной старший. Мальчики такой силы эмоции, как старшая дочь, у меня не вызвали, но отторжения тоже. Присел, одной рукой удерживая Валюшу, другой притянул к себе обоих Сереж, они прижались ко мне, приговаривая: — Папа, папа пришел. Ко мне на руки еще попросилась самая младшенькая — Лена, загоревшаяся примером старших братьев и сестры.

Весь вечер посвятил детям — играл, пел им песенки, читал книжки, рассказывал сказки. Мне приятно было видеть и чувствовать их радость, открытые настежь эмоции, ждущие ласки детские души. После, когда подруги уложили их спать, рассказал на сон грядущий добрую сказочку. Странно, не ожидал такого, но от общения с детьми не устал, сам увлекся занятиями с ними. Читая или рассказывая, переживал за малышей, слушающих меня, их радость и волнение передавались мне. Такое сопереживание объединяло их души с моей, ощущал их эмоции как свои. Мне казалось, моя душа и перерожденное сознание именно с ними раскрылось в полной мере. Со взрослыми, даже с Наташей, я невольно сдерживался, стараясь не допустить какой-то промах, сказать не то слово.

Ночь прошла в упоении близости, мои жены — Таню я уже принял как родную мне душу, — подготовились и настроились, выдержали любовный марафон в нашей общей спальне. Они чередовались — как только одна выбивалась из сил, ее сменяла другая, но смогли удержаться, пока я сам не прервал мучительно сладкое соитие, в полной мере утешив вожделение плоти. Когда Таня ушла в свою комнату кормить проснувшегося Вову, Наташа все же призналась жалобно, что у нее все внутри натружено, больше так не вынесет. Тут же добавила о своем:

— Ой скорее бы Алена к нам пришла, втроем мы справимся!

Помолчав немного, поправилась: — Нет, не справимся, надо еще Ксюшу. Она больше других ублажала тебя.

Повернулась на бок и, смотря мне в глаза, проговорила со свойственной ей непосредственностью:

— А что, Сережа, давай и Ксюшу позовем!

Потом неожиданно поменяла тему, воскликнула, пристально оглядывая меня: — Сережа, ты светишься!

С некоторым усилием вошел в транс — все же технику обращения с полем я тоже позабыл, действовал больше интуитивно, — увидел бледно-оранжевую оболочку вокруг своего тела, переливающуюся оттенками. "Моя аура" — пришла мысль. Пусть и слабенькая, но начало положено. Откуда она взялась и как ее развить — не успел подумать о том, как мне подсказала Наташа:

— Сережа, а ведь еще вчера свечения не было! Это что — мы с Таней тебя зажгли?! Вот это да! То-то же ты нас насиловал без устали, все наши силы забрал себе! Ради тебя ничего не жаль, но только мы вдвоем не дадим столько, сколько будет от четверых. Сережа, давай позовем Ксюшу, вместе с Аленой поможет нам.

В словах Наташи есть разумный довод. Действительно, я ощущал приток сил именно с сексуальным наслаждением. Но все же у меня складывалось другое мнение об их источнике. Не от своих жен я черпал энергию, как вампир, они послужили мне катализатором, пробудившим мои собственные резервы. Судя по рассказам Наташи, я сам обладал довольно большим потенциалом энергии. Думаю, она еще сохранилась в моем теле, только надо инициировать ее, научиться распоряжаться. Подобным стимулятором стала моя сексуальная активность и вызванные ею эмоции. Высказал жене о своем заключении, с предложением пригласить Ксюшу согласился, но предупредил:

— Наташа, только не обещай ни Алене, ни Ксюше, что у нас все станет по прежнему. Не знаю, как сложится дальше, может быть, ничего путного и не выйдет. А звать только ради совокуплений — я не хочу, да и не нужно. Главное, чтобы между нами были искренние чувства, без них толку не будет.

Отозвалась на приглашение жены Алена, Ксюша отказалась. В воскресенье Таня с Наташей приготовили праздничный обед, запекли индейку с апельсинами, налепили и сварили мои любимые сибирские пельмени. Интересно, что хотя я во многом потерял память, но гастрономические пристрастия в основном сохранились. Кроме пельменей, хозяйки состряпали по моему вкусу мясной рулет и пироги с сыром, для детей взяли пирожные и фруктовые коктейли. К назначенному часу накрыли стол, подождали немного, тут подъехала Алена. Я открыл ей ворота, после вместе с вышедшими встречать женами поцеловал ее и сына. Виталик на этот раз не стал сопротивляться, пошел ко мне на руки. Прижал его к груди, он ответил, сам обнял меня за шею. Так вместе с ним зашел домой, за нами Алена, чувствовал на себе ее изучающий взгляд.

За столом было шумно от детей, они наперебой предлагали Виталику разные угощения и игрушки. Видно, что соскучились по младшему братику, окружили его заботой. Даже Лена, немногим старше, ухаживала за ним, отдала свою любимую куклу. За порядком среди малышей следила Таня, но она особо не приструнивала, давая им возможность вести свободно. После, когда они поели всего, что им хотелось, отправили их наверх в детскую комнату, сами уже спокойнее продолжили свои посиделки, с тостами, пожеланиями и обсуждениями. Я редко вмешивался в разговор женщин, больше слушал их рассказы о домашних заботах, детях, отношениях на работе. Общались они между собой довольно оживленно, видно, что добрые отношения у них сохранились.

Некоторое напряжение, которое вначале было у Алены, вскоре рассеялось. Она свободно и непринужденно говорила, отвечала на вопросы, смеялась над шутками и подковырками. Как-то незаметно, ссылаясь на присмотр детей, ушла из-за стола сначала Таня, а за ней Наташа, оставив нас Аленой наедине. Возникшую в первую минуту заминку нарушила Алена, принялась расспрашивать о моих делах и планах, здоровье. Я отвечал вначале кратко, а после разговорился на ее новые вопросы, сам стал расспрашивать о ней и сыне. Постепенно беседа перешла на общие темы, высказывали свои мнения и впечатления. Больше вела Алена, оно и понятно, в больнице у меня особых событий не было. Слушал ее с интересом, открывая для себя новые сведения, занимательные факты.

Не знаю, сколько бы времени мы еще вели разговоры, но все поменяла Алена. В какой-то момент она решилась, подошла ко мне, встала на колени. Смотрела на меня отчаянными глазами, а потом произнесла дрожащим голосом:

— Сережа, извини меня, пожалуйста. Я была не права, вела себя глупо, требуя любви от тебя, а потом ушла. Я много думала о нас и поняла, что тебе трудно, очень. Прежняя жизнь ушла в прошлое, ты сейчас стараешься начать новую. Я люблю тебя и хочу быть рядом. Прошу, дай мне возможность помочь хоть в чем-то. Не прошу твоей любви, может быть, ты когда-нибудь ответишь на мою. Делай со мной что хочешь, но я не могу жить без тебя!

Глава 10

Я растерялся, сидел и смотрел на стоящую передо мной на коленях Алену, не зная, что сказать. Потом спохватился, соскочил со стула, обнял ее за плечи и поднял на ноги, приговаривая:

— Ну что ты делаешь, Алена! Ты же мне не чужая, мать моего сына. Пожалуйста, если хочешь жить с нами, переезжай. А как сложится между нами — время покажет.

Девушка обняла меня, заплакала, прижав лицо к моей груди. Я молчал, смешанные чувства захватили меня — жалость, удивление, горечь за порушенную нашу жизнь. И благодарность юной женщине за ее любовь, самоотверженность. Первый росток нежности к плачущей Алене пробился в моей душе, захотелось приласкать и утешить ее. Поднял на руки, стиснул, так и стоял, покачивая, как маленькую девочку. Она затихла, перестала плакать, только всхлипывала. Присел на диван, удерживая девушку на руках, прижал к своей груди, а потом поцеловал ее мокрые глаза. Алена покорно лежала в моих объятиях, умиротворенность сменила печаль и отчаяние на ее лице. Покой и нега чувствовались в ее расслабленной позе, они передались и мне, так мы сидели вместе долгое время.

Казалось, что девушка заснула у меня на руках, едва слышно дышала. Я смотрел на ее красивое лицо, отголосок прежнего чувства звучал в моем сердце — хотелось лелеять, беречь от обид и невзгод, ласкать. Наклонился, стал целовать глаза, губы, нежную кожу на шее. Расстегнул платье, освободил из тесного бюстгальтера грудь, приник к ней губами. Алена чуть слышно застонала, ее располневшая после родов грудь колыхалась от волнения. Вожделение охватило меня, уложил женщину на диван, в нетерпении снял с нее платье и белье, сам разделся и отдался безудержной страсти. Как и с Наташей и Таней, я не мог насладиться, с прибывающими силами вновь набрасывался на стонущую от блаженства Алену. Остановился, когда она бессильно раскинулась и прошептала: — Сережа, я больше не могу...

С трудом унял вздыбленную плоть и неутоленную страсть, отпустил из объятий девушку. Она почувствовала мое состояние, виновато проговорила: — Сережа, мне нужно немного отдохнуть. Пойдем в спальню, я постараюсь дать то, что ты хочешь.

На руках отнес обессилевшую Алену в свою комнату, уложил в постель, сам же отправился за Наташей звать ее на помощь. Она по моему озабоченному виду поняла все, забежала к Тане, а потом вместе со мной пошла в спальню. Раздел ее, положил рядом с Аленой и продолжил прерванное соитие. Вскоре к нам присоединилась Таня, так поочередно со всеми подругами выложился полностью, впервые почувствовал абсолютное опустошение сил и страсти. Наверное, мое состояние можно назвать нирваной — покой и блаженство сошли на меня, я лежал бездумно, расслабился душой и телом. Рядом, прижавшись ко мне, отдыхали от постельных утех или трудов Наташа и Алена, Таня вернулась к детям. Обнял подруг, всем сердцем передавая им свою благодарность и нежность. Так и лежали вместе в едином созвучии душ, а потом незаметно погрузились в счастливый сон.

Я вышел в ментал! Видел свою ауру — ярко светящуюся цветами от золотисто-желтого до розового, — а также тот чудесный призрачный мир, о котором взахлеб мне рассказывала Наташа. Вышел сам, без помощи жены, на следующий день после возвращения Алены. Проснулся ранним утром на рассвете. Вокруг стояла тишина, только за окном щебетали первые пташки. Рядом, по обе стороны от меня, спали Наташа и Алена. На их лицах отражалась безмятежность, Алена улыбалась во сне. Не стал вставать, беспокоить подруг, прикрыл глаза и прислушался к себе. Вчерашняя усталость прошла бесследно, чувствовал переполнявшиеся силы и бодрость, даже эйфорию от них. Казалось, в моей власти совершить многое, почти невероятное — перевернуть мир, поменять судьбу, найти счастье.

Пришла мысль проверить себя, свои возможности в незримом обычным глазом свете. Откуда-то появилась уверенность, что я сейчас способен на большее, чем в последние дни. Попытки что-то увидеть в трансе тогда не удавались, раз за разом выпадал в обычную реальность. Предчувствие не обмануло, пусть и не сразу, но пробился в заветный мир. Вместо пустой тьмы увидел захватывающую дух картину нереально красивого, с самыми причудливыми очертаниями призрачного мироздания. Иссиня темное бесконечное пространство, ярко-голубой свет, идущий от туманных скоплений, растущие из ниоткуда коралловые леса, летящие повсюду разноцветные огоньки, какие-то неведомые птицы и сказочные существа. Замерев, смотрел и не мог налюбоваться первозданной красотой. А потом потянулся к манящему сгустку невероятно красивых прозрачных цветов и ... выпал в реальный мир.

Девушки еще спали, раскинувшись в постели в соблазнительной наготе. Не удержался, поцелуями разбудил их и вновь отдался вожделению, усилившимся от перенесенного волнения в ментальном мире. Все же удержал краешком сознания поглощающий разум страсть, заставил себя остановиться, как только подруги стали выбиваться из сил — им ведь надо скоро собираться на работу. Пока они приводили себя в порядок, приготовил завтрак, помог собрать старший детей, а потом отвел их в садик. С первых дней принял на себя эту заботу — мне ведь спешить некуда, в отличие от Наташи, водившей детей раньше.

Возвращаться на работу или учиться в институте сейчас смысла нет, сначала надо восстановить нужные знания и навыки. Ездил с Наташей оформлять академический отпуск, как и предполагалось — никого в деканате не узнал. Передал медицинское заключение, мне без промедления дали освобождение до следующего учебного года. Заезжать в клинику онкологического центра и институт биологии не стал, там практически списали меня. За то время, что я провел в больнице, никто оттуда меня не навещал — наверное, посчитали безнадежно потерянным для них.

Все дни проводил дома за учебниками сначала школьной программы, а потом институтской. Занимался упорно, мой мозг успешно справлялся с возросшей нагрузкой. Только временами, когда я часами засиживался с трудными задачами, кружилась голова, да и воспринималось хуже. Небольшие перерывы с физической разминкой устраняли такую проблему. Иногда отрывался с заботами по дому, еще помогал Тане с младшими детьми. Она старалась не отвлекать меня, справлялась в основном сама, но иной раз оставляла малышей под моей опекой и уходила по своим делам.

Мне не составляло труда возиться с ними. Виталик уже привык ко мне, охотно шел на руки, вместе с Леной играл в развивающие игры — с разноцветными шариками и кубиками, пластилином, картинками-раскрасками. Оба они старательно выполняли мои задания, я сам увлекался занятиями с ними, продолжал даже после возвращения Тани. Наверное, на такой интерес повлияло то, что я сам недавно выполнял подобные упражнения и задачи, когда делал первые шаги после выхода из комы. Самый младшенький, Вова, тоже привязался ко мне, улыбался, вставал в манежке на слабые еще ножки и тянул руки. Я поднимал его под потолок, катал на себе, а он, крепко ухватившись за мою шею, заливисто смеялся. Лена и Виталик тоже загорались, так и возил их всех по комнатам на радость детям.

По утрам занимался своим полем, с каждым днем (или ночью) прирастающим. Ментал стал привычным обителем, вторым домом. Гулял среди туманностей и созвездий светящейся плазмы — уже на втором выходе в призрачный мир я научился летать и парить в нем. Касался прозрачными руками игривых чудищ и птиц, они кружились подле меня в своеобразном хороводе. Иногда подлетали совсем рядом, замирали, я дотрагивался к ним — они тут же отскакивали, как бы в испуге, а потом вновь водили круг. Время здесь шло по иному, чем в яви — казалось, я в этом прекрасном мире уже много часов, а возвращался в тот же, с разницей в минуту-другую. Но зато после волшебной прогулки душа продолжала парить, я чувствовал себя легко и радостно. Весь мир вокруг воспринимался не серым и пасмурным, каким он был в наступившем ноябре, а весенне-цветущим, в таком бодром настрое проводил весь день.

Я уже видел не только общую ауру, свою и чужую, но и ее фрагменты, отличающиеся оттенками. Предполагал, что они накладываются отдельными органами, так мне примерно объясняла Наташа со слов прежнего меня. Сама она их не различала, только в общем свете. Я давно смирился, что прошлые знания и способности утеряны безвозвратно, сейчас снова их восстанавливал. Но, зная о них, что когда-то они мне были доступны, мне легче стало добиваться новых открытий. Я уже начал проходить анатомию, соотносил фрагмент ауры к органу-носителю, отражение физического состояния на его оттенки. Каких-либо знаний о влиянии патологии и недомоганий органов на их ауру у меня, конечно, не было, но считал их делом недалекого будущего. А пока изучал на имеющемся материале, если так можно сказать о себе, подругах, детях.

Так же постепенно у меня восстанавливались отношения в семье. Воспринимал подруг как самых близких мне людей, потянулся душой к каждой из них. Та привязанность, что я чувствовал вначале к Наташе, перешла на Таню и Алену. Мне было приятно видеть их, чувствовать рядом, касаться, ласкать. Нередко, уступая вспыхнувшему желанию, обнимал и целовал подруг, носил на руках. А потом, когда они загорались ответной страстью, продолжал ласки уже в постели. Но старался не доводить их до истощения сил, оставлял полное удовлетворение на ночь. Правда, с ним у меня с каждой следующей ночью становилось сложнее. Прибывающий на глазах поток силы также увеличивал влечение, жены уже не справлялись с ним.

Я старался не подавать вида, расстраивать их, но они интуитивно чувствовали неладное, старались отдаться до последней капельки, все же и ее не хватало. Все реже ощущал блаженство от полного утоления своей страсти, неудовлетворение перешло в физическое недомогание в чреслах. Прекрасно понимал ненормальность такой зависимости, ведь прежде ее не было, как я понял из случайных оговорок жен. Они поражались моей ненасытностью — практически ночь напролет хотел утоления вожделения. Наташа как-то вновь вспомнила о Ксюше, но я точно представлял, что и она не поможет, если сохранится подобная ситуация с моим либидо. Нужен другой выход, надо перевести поток энергии в другое русло, более приемлемое для всех нас.

Над этой задачей ломал голову не один день, пока не пришла идея направить избыток сил на поиск выхода в астрал — о нем я прежде не задумывался. Последующими занятиями с энергетическим полем добился нужного — не выхода в астрал, пробиться в него мне так и не удалось, а со сбросом накопившейся энергии, причем не в ущерб последующему росту. Я щедро рассеивал ее фронтальным полем и отдельными лучами в окружающую мою ауру серую мглу, она таяла в ней, не вызывая никакую реакцию. Понимал, что такими слепыми мерами успеха не добиться, надо продумать системный подход, не наобум, но оставил его на ближайшее будущее. Зато привел в порядок баланс жизненных сил, оставил на сексуальные занятия достаточный минимум.

В принципе мог исчерпать ее до нуля, но становиться импотентом с такими обольстительными женщинами — себя не уважать. Так что уже в ближайшие ночи у нас наступила полная гармония моих желаний и их возможностей, к общему удовольствию и удовлетворению. Подруги сразу заметили мой довольный вид при заметно меньшем их усердии, постепенно уняли прежнее беспокойство. Правда, непосредственная Наташа прямо спросила:

— Сережа, извини за нескромный вопрос. У тебя, кроме нас, есть еще женщины?

— Нет, Наташа, мне вас вполне достаточно. А почему ты спросила?

— Сережа, ну ты все время хотел еще. А вчера ночью мы даже особо и не устали, а ты уже успокоился. Вот и подумали, что ты как-то успел разрядиться. Только где и с кем — не понять, если ты весь день дома.

— Отчасти ты права, Наташа. Часть сил я действительно сбросил, только не с кем-то, а в окружающем пространстве. Я сейчас работаю над выходом в астрал, вся энергия уходит на него.

Мое объяснение успокоило Наташу, а от нее и других подруг. Со временем они перестали бояться моей безудержной страсти, уже по своему желанию вступали в любовные игры, соблазняя и очаровывая своими прелестями. Я шел им навстречу, отдавал инициативу в их шаловливые руки и головы, послушно выполнял их фантазии. Но иногда напоминал, кто хозяин в нашем прайде, набрасывался и брал в полную силу, не жалея их нежные тела. Правда, от моей грубости они нисколько не страдали, их оргазм становился особенно глубоким, как и мое проникновение в их лоно. Так у нас и повелось, мягкость и жесткость в контрасте доставляли подругам несказанное блаженство, вместе с ними и я уносился к вершинам наслаждения.

После, когда семейные коллизии благополучно решились, в голову пришла мысль вновь сесть за руль. Посчитал делом для семьи нужным — с приходом тепла понадобится возить нашу большую семью на природу или еще куда, а Алене одной всех не увезти. И начинать с дорожной наукой надо сейчас, пока время у меня свободное — снова учить правила, восстанавливать навыки вождения. Сильного страха не испытывал, не больше, чем в любом новом деле — аварию ведь я не помнил. Не стал откладывать с водительскими курсами до весны, пошел записываться в ближайшую автошколу. Формально учиться мне не требовалось — права управления меня не лишали, но все же решил пройти полный курс. В школе меня включили в дневную группу, через две недели приступил к занятиям.

Учился старательно, с самых азов — в классе по устройству и правилам, параллельно на учебной машине. В первый день вождения хватило за глаза волнений и переживаний, пока у меня получилось трогаться с места, поворачивать, останавливаться. Да и с инструктором не повезло — толком не объяснял, ругался за каждую ошибку. После второго занятия не выдержал, зашел к руководству школы с просьбой заменить на более терпеливого. Мне пошли навстречу, дали другого, только вряд ли можно его назвать лучшим. Терпения у него не отнять, даже чересчур — умудрялся спать, пока я колесил по кругу. Но и с учебой технике вождения особо себя не утруждал — почти все время молчал, иногда давал односложные указания и команды, без особых разъяснений.

Мне надоело бесцельно кружить на автодроме, вновь направился к заму директора требовать нормального инструктора. Только с третьим мастером, Леной Кузнецовой, удалось более-менее успешно пройти курс вождения. Хотя эмоциональности у молодой женщины тоже было с избытком, не стеснялась ругаться далеко не печатными словами, когда я допускал оплошности. Но все же объясняла довольно доступно и наглядно, отработал с ней упражнения на автодроме, а потом выехал в город. Переволновался в уличной сутолоке, на заснеженных дорогах. Нас еще подрезали, оттирали вплотную к стоящим вдоль бордюра машинам. Но все же справился, проехал весь маршрут без серьезных замечаний своей строгой учительницы, она даже похвалила.

С каждым занятием чувствовал увереннее в потоке машин, научился перестраиваться, разворачиваться и еще многим водительским премудростям. Не обошлось без острых ситуаций, дважды чуть не столкнулся с лихачами. Один из них вклинился прямо передо мной, тут же затормозил и встал. Среагировал мгновенно, даже раньше инструктора, остановился впритирку к корме нарушителя. Только заглушил двигатель — не успел выжать сцепление. Интересно было слушать диалог рассерженной Лены, выскочившей из машины, и лихача, оба оказались знатоками великого русского мата. За нами образовался затор, пока они выясняли отношения и родословную, поехали только минут через пять под нетерпеливые сигналы стоящего потока.

Экзамены в автошколе я не сдавал, но и без них был уверен, что теперь справлюсь на дороге. На последнем занятии отблагодарил свою учительницу за науку, передал хрустальный сервиз — учила она не в пример лучше коллег-мужчин. Лена даже растерялась в первый момент — не ожидала столь щедрого дара. После отправился в автосалон, где заранее заказал нужную машину. Не стал брать обычный легковой автомобиль, мне надо более вместительный — для всей нашей немаленькой семьи. Остановил свой выбор на большом минивэне Мерседес Вито. Его просторный салон с девятью местами — максимально допустимый для моей водительской категории. Мощный дизель и полный привод давали хорошую тягу и проходимость, можно на бездорожье заехать. Да и комфорт в машине на фирменном уровне — марка обязывает.

С первого взгляда минивэн вызвал у меня уважение — высокий, почти два метра, и в то же время изящный, с красивыми обводами, приятной голубой расцветки — цвета морской волны, как назвал менеджер автосалона. А когда сел за руль, сразу понял — самое то для меня, лучшего и не надо! Высокая посадка, удобные руль и педали, мягкое облегающее сиденье, красивая панель с заметными и понятными приборами — все пришлось по душе. После того, как поехал и сделал пробный круг во дворе, влюбился в машину безоговорочно, на ходу она вела великолепно, радуя сердце. После оформления и регистрации в ГАИ отправился домой, загнал машину во двор — тут вся семья выбежала смотреть на большого красавца.

Первый выезд на новой машине состоялся буквально через день — повез детей и их мам на новогодний утренник во Дворец. Разместились все, каждому досталось отдельное место, даже младшим — Лене и Виталику. Единственно Вову, ему только что исполнился год, держала на руках Таня. Я озаботился поставить для всех малышей детские кресла, так что они сидели пристегнутые, только крутили головами по сторонам и громко переговаривались об увиденном. Машина вела себя замечательно, шла плавно, быстро разгонялась, не отставая от легковых автомобилей, проходила повороты без заметного крена и увода. Сильный мотор тихо урчал даже на скорости, в салоне можно было разговаривать, не повышая голос.

Высадил всех у Дворца, жены повели радостно возбужденных детей на праздник, сам же отогнал машину на ближайшую стоянку и остался здесь ждать окончания представления. К условленному часу подъехал, забрал шумно галдящую семью, дети всю дорогу рассказывали мне, перекрикивая друг друга, о своих впечатлениях от великолепного общегородского праздника. Больше всех слышно было девочек — Валюшу и Лену, эмоции у них били через край. Мальчики поддерживали их энтузиазм, тоже делились со мной своей радостью. Дома устроили детям обед с любимыми их блюдами и сладостями, а потом до вечера играли и развлекали, так что удовольствий в этом день они получили в полной мере.

На Новый год навестили наших родителей, порадовали их подарками и общением с внуками, а затем у себя устроили свой семейный праздник с елкой, играми, песнями и призами, щедрым застольем. На рождественских каникулах водили детей на утренники и представления в ТЮЗе и цирке, на работе у Алены и Наташи. Радость детей стала для нас лучшей наградой за хлопоты, их переживания передавались нам, вместе с ними словно возвращались в мир счастливого детства. Все — и дети и взрослые, — получили за каникулы массу приятных эмоций, в семье сложилась на редкость проникновенная, задушевная атмосфера. Ничто не напоминало о недавних сложностях и проблемах в отношениях между мной и подругами. Мне так и казалось, что мир и лад, взаимная забота и любовь естественны, как воздух, как же могло быть иначе!

Я оттаял душой, чувствовал, как уходит из сердца грусть и обида на жестокую судьбу. Коль мне выпало начинать новую жизнь, то надо радоваться ей, принимать как дар и беречь все хорошее — любовь ближних, доброе отношение окружающих, какие-либо успехи в трудах и починах. Я учился жить с открытым сердцем, щедро отдавал ласку и нежность тем, кто ждет ее. Каждую свободную минуту уделял детям и женам, холил их, обнимал и целовал. Таня как-то высказалась обеспокоенно, когда я носил ее на руках с Вовой, переполненный нежностью и заботой к ним:

— Сережа, не надорвись с нами. Ты не жалеешь себя, носишь нас как детей малых. И за всю работу берешься сам, бережешь меня и девочек. Спасибо за ласку твою и внимание, но и нам надо беречь тебя.

Ответил ей успокаивающе, крепче прижимая к себе и целуя:

— Не бойся, Таня, сил у меня предостаточно. Они только прибывают, когда вижу и чувствую вашу любовь, радость детей. За вас готов отдать всего себя, а то, что делаю — только малость.

Я говорил Тане правду, энергия во мне прибывала с каждым днем. Казалось, все эмоции детей и подруг аккумулируются во мне многократным ее увеличением. Расходовал щедро, а она не убывала, росла с новыми радостями от близких моему сердцу людей. В отличие от сексуальной энергии она не доставляла беспокойств, каких-либо проблем. Напротив, давала спокойствие и уверенность как каждому сильному человеку, знал, что в нужное время могу применить ее по своей воле. А пока поступавшая энергии складывалась в резерве где-то в глубине меня, как когда-то прежде, так представлялось мне. У меня даже получилось переправить в него излишек энергетики от сексуальной активности. До сих пор же просто рассеивал его в сером пространстве, хоть как-то поддерживая баланс своего влечения.

После каникул прервал свое домоседство, приступил к занятиям в мединституте. Сначала по литературе в читальном зале, после, с началом второго семестра, уговорился в деканате о свободном посещении лекций и семинаров на первом и втором курсах по собственному графику. Большую часть материалов по интересующим меня предметам я уже изучил, теперь же прорабатывал их с преподавателями. Они знали о моей амнезии, сочувствовали и помогали по мере возможности. Старался им особо не досаждать, обращался только с вопросами по самыми сложными и непонятными темам. Студенты, с которыми я сидел на занятиях, в первые дни проявляли ко мне понятный интерес, шушукались между собой, глядя на меня, а потом привыкли, уже не так явно следили за мной.

Я мало обращал на них внимание, общался по самому минимуму, да и по возрасту намного был старше. Немного ближе сошелся со студентами группы, с которыми мне предстояло учиться на третьем курсе. Приятельских отношений ни с кем из них не заводил, пока только знакомство. Со старостой, Никитиной Светланой, нашел в какой-то мере общий язык, она ровесница мне, замужем, есть трехлетняя дочь. Рассказала о себе во время обеда в институтской столовой, мы туда пошли вместе. Наверное, внушал ей доверие, поведала мне о семейных неурядицах с мужем — он начал пить, в пьяном состоянии устраивал дебош. Живет с ним только из-за дочери, ее муж любит беззаветно. Ничего не мог посоветовать Светлане, только молча посочувствовал. Ей же, по-видимому, хотелось выговориться, она не искала утешения.

Не раз встречал в коридорах Ксюшу, при первой встрече она даже застыла от удивления, наверное, не ожидала увидеть меня здесь. Мы немного поговорили, обменялись нейтральными фразами: — Как дела? Все хорошо, а как у тебя? — а потом разошлись. В следующий раз разговор стал более предметный, девушка расспросила, чем я занимаюсь, о Наташе и других подругах, детях. Не стал распространяться, отвечал кратко, без подробностей, сам ее не расспрашивал. Девушка во мне интерес не вызвала, говорил с ней как с дальней знакомой, без желания дальнейшего общения. Она почувствовала такое отношение, быстро свернула разговор, в последующем при встречах обходилась простым приветствием.

Ко мне еще подходили прежние сокурсники — Ваня Савченко, Веня Сахаров, Даша Елисеева, другие. Я никого не узнал, названные ими имена мне ни о чем не говорили. Они высказывали мне сочувствие, предлагали помощь. Отвечал на их слова признательностью, с тем и расходились, не горя особым желанием видеться вновь. Единственной, кто хоть в малой мере вызвал смутное воспоминание, стала Мелисса Коршунова. Я не знал, что нас связывало в прошлом, может быть, и не лучшие отношения, но тот слабый отголосок памяти заинтересовал меня — возможно, она как-то поможет мне вернуть прошлые знания. Однажды решился, стал ждать ее после занятий у выхода из института.

Ждал девушку долго, она вышла, когда уже большая часть студентов разошлась. С ней вместе были Ксюша и еще одна девушка, они о чем-то оживленно переговаривались. Встал перед ними и просительным тоном обратился:

— Извините меня, девушки. Мелисса, можно тебя задержать?

Они переглянулись, подружки озадаченно уставились на Мелиссу. Она пожала плечами, а потом ответила мне:

— Хорошо, Сережа. Давай зайдем обратно, а то на улице холодно.

После повернулась к подругам и сказала:

— Девочки, не ждите меня. Я вам потом позвоню.

Мы зашли в вестибюль, встали в стороне за колонной. Не стал дожидаться вопроса девушки, сам стал рассказывать:

— Мелисса, ты, наверное, знаешь, у меня после аварии и комы наступила полная амнезия. Практически ничего из прошлой памяти не сохранилось. Так было до вчерашнего дня, пока не увидел тебя. Я узнал твое лицо, правда, смутно. Почему так, не знаю. У меня появилась мысль, крохотная надежда, что с твоей помощью смогу вспомнить хоть что-то из прошлого. Извини, что беспокою тебя, но для меня это очень важно.

Девушка молчала, только смотрела на меня. По-видимому, пыталась понять, что мне нужно от нее. После проговорила:

— Хорошо, Сережа. Только чем я смогу помочь тебе?

Об этом я сам думал весь вечер, высказал сейчас свои мысли:

— У меня есть видение ауры, своей и других людей. Прошу провести со мной сеанс — один или несколько, — слияния наших аур. Мы посидим рядом, я буду держать тебя за руку, возможно, общее поле даст ассоциативный эффект. То, что связывало нас раньше, может быть, всплывет в моем сознании. Это моя гипотеза, ее вероятность ничтожно мала, но, если ты согласна, то хотел бы ее проверить.

Мелисса задумчиво покачала головой, а потом решилась:

— Я согласна, Сережа. Когда и где проведем твой сеанс?

— Можно у меня. Сегодня, сейчас.

— Хорошо, поедем к тебе.

Глава 11

Мы сидели на полу на расстеленном коврике в моем кабинете напротив друг друга. Перешли сюда сразу после неплотного ужина, приготовленного Таней. Она еще дала Мелиссе переодеться в халат Наташи, обе примерно одной комплекции, довольно худощавой. Я держал девушку за руки и инструктировал ее:

— Мелисса, пожалуйста, расслабься. Постарайся отвлечься от других мыслей. Вспоминай о нас, все, что ты знаешь, видела или слышала обо мне. А сейчас закрой глаза и не бойся, все у тебя будет хорошо!

Девушка послушно прикрыла веки, застыла сосредоточенно. Немного понаблюдал за ней, а потом ушел в ментал. Я надумал вытянуть Мелиссу сюда, заметил вчера, что у нее достаточно насыщенная аура, почти такая, как у Наташи. Предположил, что мне удастся перенести ее сознание в невидимый мир и уже здесь войти в ауру. Не сразу, после нескольких попыток — все же для меня это первый подобный опыт, у меня получилось, увидел рядом с собой призрачный образ хрупкой девушки. Она стояла неподвижно, зачарованная открывшейся перед ней нереальной красотой. Дал ей время как-то прийти в себя, мысленно сказал:

— Мелисса, пойдем со мной. Я покажу тебе этот фантастический мир, ты никогда прежде такого не видела!

Взял ее за прозрачную руку и мы полетели — к туманностям и созвездиям, плывущим в невесомости островам и лесам. Водил между причудливыми сооружениями совершенно невообразимых форм и оттенков, скоплениями светящихся тел, переливающимися цветами радуги. Я воспринимал эмоции девушки как свои — восторг, удивление, ее душа открылась всему очарованию окружающего мира, жадно впитывала сказочную красоту. А когда рядом с ней закружились призрачные птицы и зверьки, детская радость заполнила ее сердце — подставляла им руки, пыталась прикоснуться и погладить.

Подождав, пока Мелисса натешится с призрачными существами, передал ей мысль: — Я сейчас войду в твое поле, попробую считывать образы из памяти. Не волнуйся, все увиденное останется между нами.

Она кивнула головой, я окутал ее аурную оболочку своим полем, а затем проник через нее в сознание. Передо мной калейдоскопом проходили картины детства — маленькая девочка на руках у мамы, вот она пошла в школу, первая учительница. Маленькие радости и огорчения, первая детская любовь. Девочка уже выросла, заботы и интересы тоже стали взрослыми. Подруги, среди них узнал Ксюшу, совместные с мальчиками вечера, походы в кино и дискотеку. Выпускной вечер, бессонная ночь с одноклассниками. Вступительные экзамены, зачисление и первая встреча с однокурсниками. С этого момента я замедлил смену картин, стал внимательно следить за каждым эпизодом.

Вижу глазами девушки нашу группу, часть из них узнаю — они подходили ко мне. Совсем еще юные лица, любопытные глаза, первое знакомство. Вот и я — серьезный и важный, снисходительно смотрящий на младших товарищей. Первые лекции и семинары, новые преподаватели. И первая взрослая любовь — это опять же я. Соперничество с подругами за мое внимание, жалость к Ксюше, потерявшей голову от безответной любви. Потрясение от отчаянного поступка подруги и гнев на меня, доведшего бедную девушку к попытке самоубийства. А потом смятение чувств, охватившее Мелиссу, когда она узнала о близости подруги со мной. Радость за нее и ревность, горечь за свою несбывшуюся надежду стать когда-нибудь близкой мне.

Переживаю с девушкой страдания ее разбитого сердца, мучительные терзания при виде счастливой подруги, не скрывающей при всех свои чувства ко мне. Попытки найти счастье с другими юношами, они идут чередом передо мной. С кем-то из них у Мелиссы произошла первая близость, но ничего, кроме боли и разочарования, она не принесла. Все ей виделось мое лицо, как наваждение, оно не отпускало, не давало сердцу покоя, даже когда отдавалась кому-то другому. А когда узнала от Ксюши о случившейся аварии, прибежала в больницу, ждала исхода операции. Молила про себя бога, чтобы я выжил и выздоровел. Потом долгие месяцы отчаяния, когда я находился в коме, между жизнью и смертью.

Весть о моем возвращении к жизни и потере памяти потрясла Мелиссу, но предпринимать что-то она не пыталась, сердце устало от всех тревог. Даже то, что Ксюша оставила меня, не вызвало каких-то сильных чувств или надежд. Только вчера, когда узнала о моем возвращении в институт и встретила меня, у нее в груди вновь забилось до боли, прежние страдания вернулись с полной силой. Сегодня, увидев меня и услышав просьбу, решилась сразу, чтобы от нее не понадобилось. На сердце от радости, что может помочь любимому, стало горячо, с усилием преодолела желание броситься в объятия, сохранила невозмутимый вид. Сдерживала волнение, пока ехала рядом со мной, сидела за одним столом, а потом в кабинете переживала предстоящий сеанс. Только здесь, в этом невероятно красивом мире, отпустила на волю свои чувства.

Я смотрел на открывающиеся картины, слушал эмоции Мелиссы и поражался — не ожидал такой страстности в ничем с виду не примечательной девушке. Особо красивой ее не назовешь, заметно проигрывает той же Ксюше, статью тоже не блещет. Прежний я, судя по ее воспоминаниям, на нее не обращал внимания. Но ее страдания и переживания захватили меня — жалость и сочувствие сдавили сердце, боль Мелиссы передалась ему. Отпустил из своего поля ее ауру, обнял призрачную девушку, без слов передавая благодарность за ее любовь и доверие. Она застыла, казалось, даже боялась пошевелиться и напугать мою нежность. В таком настрое между нами не стал продолжать свой опыт, прервал сеанс. По существу, я не добился основной цели, образы Мелиссы не помогли мне пробудить память. Но оставил повторную попытку на следующий сеанс, был уверен, что девушка мне не откажет.

Первое, что увидел, выйдя из ментала — по-детски счастливое лицо Мелиссы, оно светилось восторгом от сбывшейся чудной сказки, пусть и в фантастическом мире. Смотрел и сам радовался, что хоть и не надолго, но доставил ей блаженство, заставившим забыть прежние невзгоды и разочарования. Девушка сидела с закрытыми глазами еще долго, ее тонкие пальцы покоились в моих ладонях, иногда вздрагивали, передавая душевное состояние. Я ждал терпеливо, пока она вернется из своих грез, а когда открыла глаза и смотрела на меня удивленно-не верящим взглядом, спросил тоном по-мягче:

— Мелисса, с тобой все в порядке?

— Да, Сережа. Только что это было? Как будто во сне или в сказке!

— Мы были с тобой в ментале, Мелисса. Я так называю невидимый обычным взглядом мир вокруг и внутри нас. Не каждый может видеть его, а он прекрасен, ведь так?

— Да, Сережа, его с ни чем не сравнить!

— Если хочешь, то завтра можно повторить. Да и мне еще надо провести сеанс с тобой. Начало положено, но пока нужного результата нет. Ты согласна, Мелисса?

Не сомневался в ответе девушки, после ее безусловного "Да" предложил отвезти домой, а завтра после занятий продолжить вновь у меня. Так и поступили, теперь каждый день мы вместе переносились в волшебный мир. Пока девушка любовалась им, забавлялась с призрачными созданиями, я пытался раз разом открыть свое прошлое, пользуясь как ключом своим образом в ее воспоминаниях. Но ничего не вышло, моя нынешняя память молчала, не отзывалась на такие подсказки. Единственно, что я извлек для себя из воспоминаний Мелиссы — стал лучше представлять, каким я был прежде. Что-то мне показалось нужным перенять, но и отвращающего тоже заметил. Можно сравнить нынешний разбор, как взгляд на себя со стороны — грехи и достоинства заметнее.

Образовалась проблема с Мелиссой, вообще-то, мне следовала ее ожидать. Наше общение, совместные прогулки в ментале пробудили с большей силой ее чувство, любовь ко мне у нее стала всепоглощающей. Все остальное — учеба, подруги, прежние друзья, даже семья, — не представляло для нее смысла без меня. Ночами плохо спала в нетерпеливом ожидании следующего дня и встречи со мной. Я видел такое в ее видениях, но ничего не мог поделать, влиять через сознание на чувства я еще не научился. Да и прежний "я" вряд ли справился с такой сильной страстью.

У меня самого Мелисса, кроме жалости и благодарности за помощь, других чувств не вызывала, даже сексуального влечения. Да и не было в ней никакой изюминки, могущей хоть как-то привлечь к себе. Но оттолкнуть ее от себя уже не мог, чувствовал, что добром для бедной девушки это не кончится. Ничего толкового, как выйти из такой ситуации, не придумал, обратился за советом к женам. Рассказал все как есть, а потом принялись вместе ломать голову. Брать ее в семью как прежде Ксюшу — мне никак не хотелось, ясно понимал, что она мне будет в тягость. Так и объяснил Наташе, от своей доброй души предложившей этот вариант. Алена высказалась за другое решение: — Сделай ей ребенка, будет девушке на кого направить свою безудержную любовь.

Меня подобный выход не привлек, считал, что он только умножит проблему: вряд ли отвратит от меня Мелиссу, да и с ребенком будут лишние сложности. Компромиссный вариант предложила Таня — пусть живет у нас, если захочет, но без каких-то обязательств с моей стороны. Так и приняли, в ближайший день я высказал Мелиссе:

— Извини, что затрагиваю твои чувства. Но я знаю о них и отношении ко мне. Не могу ответить тебе взаимностью, но и оставлять без помощи тоже не хочу. Можешь, если желаешь, жить с нами, но пока о близости между нами речи нет. А там дальше видно будет. Пожалуйста, обдумай мое предложение, и не обижайся, я иначе не могу.

Девушка молчала. Начальное недоумение на ее лице перешло в боль понимания, что какие-то надежды на возможное счастье канули прахом, жизнь вновь безжалостно ударила в самое сердце. Она побледнела, едва слышно застонала и закрыла глаза, по ее щекам потекли слезы. Мне самому стало горько от мысли, что именно я принес ей новые мучения, жалость затопила меня. Притянул Мелиссу к себе, обнял, так и сидел, держа ее на руках. Она прижалась лицом к моей груди и заплакала навзрыд. Мне представилось, что это мой ребенок, которому больно. Встал, принялся ходить по комнате с девушкой на руках, покачивая и приговаривая утешающим голосом:

— Не плачь, Мелисса, у тебя все еще образуется. Я буду о тебе заботиться, моя маленькая девочка. Только, пожалуйста, не плачь, мне тоже нелегко.

Я говорил и чувствовал, как к глазам подступили слезы, голос предательски задрожал. Девушка оторвала голову от моей груди, посмотрела мокрыми глазами на меня, а потом воскликнула:

— Сережа, ты плачешь!

В ее голосе звучали удивление и сочувствие, нотка признательности за мое сопереживание ее боли. Ответил, улыбаясь сквозь слезы:

— Вот заставила меня заплакать.

После добавил:

— Тебе плохо, мне тоже. Пожалуйста, перестань терзаться. Может быть, когда-нибудь у нас уладится. А пока прими как есть, прошу тебя.

Мелисса молчала, не отрывая глаз от моих, а потом ответила:

— Хорошо, Сережа, я постараюсь. Буду рядом с тобой и ждать. Только знай, что жить без тебя не могу!

Вечером того же дня Мелисса переехала к нам, выдержав трудный разговор с родителями. Мои жены встретили ее сочувственно, помогли устроиться в бывшей Ксюшиной комнате. Старались при ней не демонстрировать нежности со мной, но после все же не выдержали — дальше у нас пошло в привычной атмосфере, с заботой и ласками, близостью днем и ночью. Мелисса вела себя незаметно, ее было почти не слышно, только иногда садилась рядом, несмело прижималась к моему плечу. А когда я уединялся с кем-то из жен, уходила в свою комнату и сидела там, запершись. Я видел ее покрасневшие глаза, когда она выходила к нам, чувствовал ее томление и однажды не выдержал. Взял Мелиссу прямо на полу после одного из сеансов, изредка я продолжал их с ней.

Как только вошел в нее, она закричала, а потом забилась в судороге, напугав меня. Девушку схватили спазмы, я даже не мог выйти из сжавшегося лона. Только после долгого времени и моих успокаивающих слов и ласки ее отпустило, она бессильно откинулась и размякла, а потом заплакала. Всхлипывая, проговорила:

— Извини меня, Сережа. Я мечтала о близости с тобой, а сейчас будто сошла с ума! Не понимаю, что случилось со мной.

Успокаиваю девушку:

— Ничего страшного, Мелисса, просто ты переволновалась. Если хочешь, мы продолжим, только осторожнее, хорошо?

Мягкими ласками подготовил ее, а потом медленно вошел. В первый момент она вновь сжалась, но до судорог не дошло, так и довели до ее оргазма. После небольшого отдыха вновь продолжили, пока девушка не отпала в изнеможении. С тех пор так и повелось, за каждым сеансом я проводил Мелиссе сексотерапию, если так можно назвать наши бережные совокупления. Не рисковал идти с ней на те безумства, которым отдавался с женами, памятуя о психических сложностях девушки. Она же теперь спокойнее переносила мои ласки с подругами. Да и в общем тонусе произошел заметный сдвиг, стала гораздо жизнерадостней и общительней.

В одном из сеансов с Мелиссой произошел прорыв. Видел ее глазами, как я помогал однокурснику, упавшему на футбольном поле после столкновения с налетевшим соперником. Внезапно пришло озарение, вспомнил, что же совершал тогда. Вот я осматриваю состояние травмированной ноги, вижу поврежденные ткани, перелом малоберцовой кости. Складываю небольшой осколок, срашиваю его энергетическим лучом, такую же процедуру провожу с разорванными сосудами, потом восстанавливаю здоровую структуру кости и тканей. Полного представления о том, как я выполнял операцию, у меня не создалось, но общий механизм и последовательность действий понял.

Первый успех с возвращением памяти вызвал перехлестывающие за край эмоции, от радости выпал из ментала, а потом отдался сумасшедшей страсти с Мелиссой, забыв об осторожности. Девушка стала моей Мнемозиной, хранительницей памяти, от эпизода к эпизоду из ее воспоминаний я узнавал все больше о прошлых умениях. Пусть и без детальных подробностей, фрагментами, но уже то, что раскрылось, поразило меня — мои нынешние способности составляли ничтожно малую долю от прошлых возможностей и знаний. Мне предстояло много работы — нарабатывать нужные навыки, экспериментировать, искать оптимальные параметры, — но все это дело времени, главное — знал, что и как достичь.

Носил Мелиссу буквально на руках, едва ли не молился на нее, а она расцвела от моего восторга, вся лучилась счастьем. Не мог уже без нее и часа провести, и днем и ночью она была рядом со мной. А сексуальные утехи между нами перешли мыслимые границы. Девушка избавилась от прежних страхов, раскрылась во всей своей страстности, о каких-то предосторожностях мы и не вспоминали. Заметил, что с тех пор, как наши соития стали самозабвенными, я все больше знаний перенимал из образов девушки. По-видимому, ее эмоции напрямую отражались на глубине слияния наших сознаний. Такое наблюдение подстегнуло возродившееся влечение, сдерживало только еще слабое состояние Мелиссы, надолго ее сил не хватало.

Тем временем в институте наступила пора зачетов, а потом сессия. Меня допустили к ним, сдавал вместе со студентами второго курса. С контрольными и зачетами я не беспокоился, у меня достаточно было свободного времени, чтобы заранее подготовиться по всем заданиям. С экзаменами обстояло немного хуже, по некоторым предметам не все еще запомнил. Объем материала большой, по той же гистологии и физиологии. Хорошо еще, что самый трудный предмет — анатомия, — у меня засчитан, я его сдал в зимнюю сессию, еще до аварии. Но и без него нагрузка оказалась чрезмерной, практически за три месяца я прошел годовую программу. Но страхи почти не оправдались, пусть и на четверки, но сдал все экзамены. Правда, преподаватели принимали их у меня не строго, прощали небольшие огрехи.

Уже спокойно, без спешки, принялся за отработку тех сведений, которые я получил с помощью Мелиссы. Самыми главными принял два направления — оперирование энергетическим полем и выход в астрал. Именно с их помощью я прежде проводил самые сложные операции. Конечно, следовало начинать с самых азов, чем и занялся. Первое, что знал наверняка, необходим огромный резерв жизненной энергии. К этому времени он у меня пополнился существенно, но, сравнивая с прежним, ясно понимал, что мне еще надо трудиться и трудиться, чтобы добиться хотя бы сотой доли. То, что я получал естественным образом — от положительных эмоций и сексуальных занятий, было слишком мало, понадобится не один год, чтобы набрать минимально нужный объем.

Долго думал, как же мне ускорить рост энергетики, но никакого реального пути так и не нашел. И тут очень ценную подсказку дала Наташа, которой я как-то посетовал на свою проблему:

— Знаешь, Сережа, ты как-то говорил, что тебе помогло святое место возле Сенежского озера. Там еще красивый водопад и храм — забыла его название. Может быть, тебе стоит съездить туда?

В воспоминаниях Мелиссы я никакого упоминания о святом месте не нашел. Наверное, Сергей был там раньше, еще до знакомства с девушкой. Но все же решил последовать совету Наташи, отправился на следующий день к этому месту. Никого не собирался с собой брать — все же поездка в обе стороны утомительная, — но Мелисса уговорила, поехала со мной. Направился по прямой дороге, не вокруг озеро — она хоть и хуже состоянием, но намного короче. По пути мы остановились возле речки, искупались, затем перекусили и отдохнули немного в тени раскидистого дуба — этот июньский день выдался жарким. Ближе к полудню по проселочной дороге доехали к храму Сергия Радонежского, оставил на гостевой площадке минивэн. Что делать дальше — я не представлял, пока последовал по тому пути, каким когда-то прошли здесь прежний я и подруги.

Вместе с Мелиссой поднялся к водопаду, постоял у источника, бьющего прямо из скалы. Я пытался почувствовать что-то особое, какой-то знак, подсказывающий о влиянии этого места на мою ауру и энергетику, но ничего примечательного не обнаружил. Подождал, пока подруга налюбуется открывшимся с высоты видом, сам тоже осмотрелся, но после красоты в ментале особо не впечатлился. После спустились к месту омовения паломников, заняли очередь в душ. Народу было немного, туристический сезон только начался. Мелисса побоялась холодной воды, не стала заходить в душ. Прошел сам и встал под ледяной поток, льющийся со скалы. Простоял минуту, кроме обжигающего холода, опять же ничего не почувствовал.

Стоял возле машины и раздумывал, где же здесь прежний я мог получить источник своей силы. Словам Наташи поверил сразу, как она рассказывала, раньше я не отличался особой энергетикой, все поменялось именно здесь. В мои мысли вмешалась Мелисса, высказавшая свою просьбу:

— Сережа, коль мы здесь, давай зайдем в храм. Я раньше в церкви не была, интересно, как там?

Только что в храме закончилась обедня, открыли свободный вход для любопытствующих. Согласился с подругой: — Хорошо, зайдем.

Поднялись на парадное крыльцо — паперть, а потом через притвор прошли в молитвенный зал, огляделись здесь. Стены украшены росписью, задняя, у алтаря, увешена иконами. Свет, льющийся сквозь большие окна, хорошо освещал картины, принялись рассматривать их. Прошли по кругу, дошли до икон, именно здесь я уловил что-то необычное. На душе стало легко, все заботы ушли из головы. А потом почувствовал, как в меня вливается какая-то неведомая сила, отличающаяся от той, что я обычно ощущал. Не столько физическая, а иная, можно сказать, духовная. Стоял, замерев, прислушиваясь к себе. Так прошла минуту-другая, а потом резко поменялось, внешний мир вторгся в мои чувства, услышал звуки, голос Мелиссы, обеспокоенно спрашивающей меня: — Сережа, что с тобой?

Ответил, взяв ее за руку и ведя к выходу: — Все хорошо, Мелисса. Пойдем во двор, я там тебе расскажу.

После, выйдя из храмового комплекса, сказал девушке: — Похоже, я нашел то, что искал. Пока точно не знаю, но что-то во мне изменилось, дома проверю.

А потом обратился к ней с вопросом: — Мелисса, ты сама что-нибудь почувствовала, там, у икон?

— Нет, а что там такое было у тебя?

— Наверное, верующие называют такое чувство благостью — мне стало легко, как-будто очистился от всех забот и грехов.

— Да, неспроста сюда тянутся паломники. Наверное, поэтому это место называют святым, получают божье благословение.

Подруга на минуту задумалась, после продолжила: — Только почему я ничего не почувствовала? Или надо иметь особый дар, чтобы принять ту благодать?

— Не знаю, Мелисса. Сам я себя не считаю верующим, но сегодня убедился, что есть нечто сверхъестественное, которое умом не понять, только сердцем или душой.

Уже дома, в кабинете, проверил, что за дар получил в храме. Мое поле раскрасилось новыми оттенками, к прежнему — оранжевому, добавился зеленовато-изумрудный, а резерв энергии увеличился на порядок. Хотя он не достиг того, что я считал достаточным, но с ним уже можно начинать эксперименты. Не стал откладывать на будущее, приступил сейчас. Я предварительно наметил, что мне надо опробовать, взялся за более детальное изучение ауры и способы воздействия на него. Сначала на себе, а потом на близких максимально аккуратно влиял своим полем на отдельные участки, а через них на ответственные органы. Первые пробы принесли некоторые результаты, которые можно было считать обнадеживающими. Более предметным будет заключение после реальной отработки в условиях клиники, но до того еще не скоро, взялся за другие эксперименты.

Теперь каждый день по несколько часов занимался исследованием и начальной отработкой тех воздействий, что я видел в операциях себя прежнего. Что-то получилось, но больше осталось пока нерешенным. Насколько я понял, нужно для них выйти в астрал и уже из него выполнять самые сложные и ювелирные операции. Но попытки добиться такого эффекта не привели к успеху, раз за разом терпел неудачу, только напрасно расходуя свои силы. Мне просто не хватило энергии, чтобы пробить выход во вселенную астрала, надо еще намного больше. Я зашел в тупик — все, что мог отработать с нынешним уровнем, уже провел, осталось снова работать со своей энергетикой, искать новый источник ее пополнения.

Тем временем в семье наступили перемены — вначале забеременела Мелисса, а потом о подобной новости сообщила Наташа. Младшая подруга, как только наши отношения стали близкими, заявила мне о желании родить. То, что придется прервать учебу, ее не остановило, даже посчитала лучшим — через год будет учиться со мной. А ребенок даст ей полное женское счастье, наряду с моей любовью и заботой о ней. Пошел навстречу Мелиссе, мы перестали беречься от зачатия, с полной страстью принялись творить свое будущее дите. Вскоре после поездки в храм подруга поведала мне о задержке, а потом в консультации ей подтвердили беременность. С того дня подруга заметно поменялась, старалась ходить плавно, часто застывала на месте и прислушивалась к себе. На ее лице отражались радость и волнение впервые испытываемого состояния, пока больше ею воображаемого, чем реального.

Наташа еще в прошлом году собиралась рожать, но происшедшая со мной авария и последующие события сделали невозможным ее намерение. Только теперь, когда у меня более-менее определилось, вернулась к своему желанию. Правда, встал вопрос в связи с подобным планом Алены, та тоже захотела родить. На семейном совете решили, что сразу три беременные жены будут перебором, оставили Алену на следующий год. Наташа больше не стала откладывать, через две недели после Мелиссы сообщила о своем интересном положении. Обе будущие роженицы стали объектами общей заботы, их берегли от лишних нагрузок, включая и постельные. Всю тяжесть семейных обязанностей приняли на себя Таня и Алена, справлялись спокойно, с моей помощью. Меня строго предупредили, чтобы не усердствовал с беременными женщинами, берег их и холил. С чем я, разумеется, безоговорочно согласился и исправно исполнял.

В июле, как только Алене дали отпуск, мы всей семьей собрались на отдых. Ранее, когда решали с выбором его места, разбирали разные варианты, но все же остановились на пансионате у озера. Правда, у женщин еще не прошли страхи с происшедшей там трагедией, но лучшего не нашли. Отправляться в дальнюю поездку с малыми детьми посчитали слишком хлопотным. Такой выбор стал в какой-то мере фатальным для нашей семьи, а для меня особенным, рубежным. А пока укладывали вещи в две машины, собирали радостно возбужденных детей, поздним утром выехали из дома. Ехали не спеша, Алена впереди, я за ней, каждый час останавливались на придорожной парковке, давали возможность малышам оправиться и размяться. Приехали в пансионат к обеду, оформились и устроились в большом четырехкомнатном коттедже.

Отдохнули с пути, ближе к вечеру направились с детьми в аквапарк. Ничто здесь не напоминало о случившемся два года назад несчастье. Народу было очень много, к каждому аттракциону гигантские очереди. Подруги разошлись по ним, занимая очередь, я же с малышами побарахтался на мелководье. Они облепили меня со всех сторон, самые младшие — Вова с Виталиком и Лена, — у меня на руках. Зашел в воду по грудь, катал как на буксире уцепившихся за плечи и шею Валюшу и обоих Сереж. Писку и визгу было предостаточно, дети не хотели выходить из воды, пока их мамы не позвали нас на аттракционы. Пробыли здесь до самого ужина, прошли все аттракционы — памятную для жен горку, карусели, шары и колеса. Дети просили после каждого круга повторить, даже самые маленькие. Мы, разумеется, шли им навстречу, и так раз за разом, на радость малышам и себе.

Поздним вечером, уложив детей спать, отправились на дискотеку, беременные также. Она длилась долго, заполночь, так что душу в захватывающих танцах отвели сполна. Время от времени жены по очереди убегали проведать малышей, возвращались и так до самого закрытия танцевального вечера. Уставшие и довольные вернулись в коттедж, приняли душ, после я провел женам релаксацию — с Наташей и Мелиссой бережно, зато отвязался на полную катушку с Таней и Аленой. Наутро встали бодрыми, полными новых сил, после позднего завтрака отправились на пляж. Так сложилось, что я больше возился с детьми, а жены купались сами, кружась рядом. К полудню вернулись в коттедж, а дальше повторилось по вчерашнему дню и ночи. Так проводили день за днем, пока не случилось происшествие, едва не приведшее к большой беде.

Глава 12

Произошло в один жаркий день ближе к полудню. Мы уже собирались уходить с пляжа, когда вдруг раздался громкий хлопок, а затем неподалеку от нашего берега взметнулся вверх на десяток метров фонтан вспененной воды, с разрывом в несколько секунд еще два, поменьше. Почувствовали под ногами слабые толчки земли, но они быстро прекратились. Все в растерянности встали, не понимая, что происходит. Я тоже застыл, о подобном явлении здесь, далеко не в сейсмоопасной местности, даже не подозревал. А потом вдруг пришло наитие, что сейчас произойдет страшное, надо как можно скорее уходить от озера. Крикнул женам: — Уводите детей в лес, подальше от берега!

После во весь голос закричал стоящим в воде и на берегу: — Уходите, скорее! Оттуда идет беда! — показывая на место только что виденной всеми аномалии.

Люди смотрели на меня недоуменно, теряя драгоценное время. В отчаянии повторял, надрывая голос: — Там смерть! Уходите в лес, скорее.

Кто-то послушался, стал спешно собираться, но большинство на многолюдном в этот час пляже все еще стояли нерешительно. Мои мысли суматошно метались — спасать свою жизнь и близких, бросив остальных на погибель, — не мог, но и не знал, как же сдвинуть инертную массу людей, заставить их уйти. В какое-то мгновение вспомнил о недавних опытах с влиянием на психику, но то были только первые шаги, я пытался воспроизвести свою прежнюю практику. Другого выхода не оставалось, пошел на риск неотработанного воздействия, причем не на отдельном объекте, как в своих пробах, а на всех вокруг меня. В полную силу энергетического поля передал расходящуюся волну ужаса, не пытаясь как-то дозировать или управлять ею.

Сам не ожидал такого эффекта — буквально за минуту пляж опустел, даже те, кто стоял в воде, пулей вылетели на берег и, похватав детей, умчались прочь от берега. Посмотрел на озеро — вода в нем стала мутнеть, принимая серый оттенок, кое-где уже видно всплывшую вверх брюхом рыбу. Не стал больше задерживаться, побежал к лесу, видневшемуся неподалеку, вслед за своей семьей. Догнал скоро, они ушли недалеко — жены выбились из сил, долго не смогли бежать с малышами на руках. Перехватил у них самых младших, так с ними пошел скорым шагом в глубь чащи. Женщины поторопились за мной, ведя старших детей за руку. К нам пристали еще группы отдыхающих, большинство без одежды, только в купальниках. Некоторые даже без обуви, от испуга оставили ее на пляже.

Отойдя примерно на километр от берега, остановился, посчитал, что теперь мы в безопасности. Да и интуиция, подавшая мне сигнал тревоги, молчала, так что спокойно выбрал свободное место между деревьями, очистил его от сухих веток и шишек. Жены постелили на землю захваченные с собой пляжные коврики — они успели уложить свои вещи еще до тревоги, так что одеты и собраны были не в пример лучше других. Усадили детей, сами сели кружком, я рядом с ними. Только теперь, в сравнительно спокойной обстановке, когда прошел первый страх от неизвестной опасности, они взялись за расспросы, допытываясь у меня, что же произошло. Многое объяснить им не мог, только свои предположения, но ясно понимал, что мы стали свидетелями и едва ли не жертвами какой-то природной катастрофы:

— Я не знаю наверняка, что случилось с озером. Это предстоит еще выяснить ученым — сейсмологам, гидрогеологам или еще кому-то. Но, думаю, на его дне по какой-то причине произошел сдвиг грунта. Газы, скопившиеся под озером в каких-нибудь пустотах, прорвались, по-видимому, через возникшие трещины наружу. Уверен, что они ядовитые, опасные для жизни. Видел на месте прорыва всплывшую мертвую рыбу. Вода там еще помутнела, наверное, от поднявшегося с газами грунта.

К нашему разговору прислушивались сидящие неподалеку беженцы, от них тоже посыпались вопросы об увиденном на озере. Кто-то стал вспоминать подобные истории — о загадочной смерти рыбаков на озере Сюрзи от неизвестного газа, других опасных водоемах — Мертвое, Смердячье, Смерти. Так за разговорами провели час-другой, день уже перешел на вторую половину. Первыми не выдержали женщины, предложили вернуться в пансионат — надо покормить детей, да и сами проголодались. Я вызвался на разведку, со мной еще один молодой человек. Прошли осторожно стороной лес, вышли к озеру с наветренной стороны. Увиденное потрясло моего спутника, Николая, — вся вода вдоль берега была усеяна тушками уснувших рыб. Прошли к самому пансионату, перед его воротами лежала мертвая собака, ее открытая пасть была вся в пене.

В главном корпусе, коттеджах никого не оказалось — персонал убежал вслед за отдыхающими. Никаких признаков опасности мы не почувствовали — тошноты, головокружения, каких-либо подозрительных запахов. Решили с Николаем, что он останется, будет вызывать спасательные службы и СЭС, я же отправился в лес звать всех обратно. К нашему возвращению в пансионат объявилось его руководство, сразу провело среди нас перекличку. К общему облегчению, никто не пострадал от случившейся катастрофы, если не считать ушибы и ссадины бежавших в панике в лес отдыхающих. После еще ждали приезда вызванных служб, не решились без них пить воду и принимать пищу, оставшиеся в пансионате — предположили, что яд еще может оставаться в них.

В тот же день все выехали из пансионата, никто не хотел оставаться у отравленной воды. Да и СЭС закрыла его до проведения нужных обследований специалистами — нет никакой гарантии, что подобное происшествие не повторится вновь. Как высказалось руководство службы — это чудо, что на сей раз обошлось без жертв. В пробах воды и воздуха нашли радон, диоксид и еще некоторые токсины, опасные для жизни людей. Тут вспомнили обо мне, что именно я поднял тревогу, помог избежать трагических последствий. На вопрос руководителей прибывших служб, как же я узнал об опасности, ответил скромно:

— Просто почувствовал, когда увидел выбросы газа в фонтане, что от него идет беда. Вот и поднял тревогу.

Спецы только покачали головой, поражаясь такому удачному обстоятельству, спасшему жизнь доброй сотне людей, вместе с руководителями пансионата выразили мне свою благодарность. После такого общения с руководством вернулся в коттедж, жены с порога заявили мне о желании немедленно выехать домой. Они еще зареклись когда-либо отдыхать на этом злосчастном озере, Таня же суеверно заметила:

— Нам судьба уже дважды дала знак о ждущей здесь беде. Не стоит искушать ее более, на третий может не обойтись. Согласен, Сережа?

Поспешил успокоить заведенных после пережитых волнений жен:

— Хорошо-хорошо, девочки, сюда больше ни ногой! Собирайтесь, едем домой.

Уже ночью, вернувшись в город, я привычно вошел в ментал, собираясь проводить упражнения со своей энергетикой, и поразился — моя аура горела ослепляющим ярким светом, а насыщенность энергией возросла в десятки, даже сотни раз! Она намного превосходила тот нижний порог, что я считал нужным для работы в астрале, и была близка к прежнему уровню, с которым оперировал когда-то. Что же произошло, откуда взялся такой прирост энергии — мог только гадать, но то, что он связан с происшествием на озере — не сомневался. Возможно, что я впитал выброс энергии, сопровождавший природный катаклизм. Может быть и другая причина — стрессовая ситуация инициировала внутренние резервы, пробудила мой дремавший потенциал.

Как бы то ни было, у меня открылись совершенно новые возможности, не преминул немедленно ими заняться. Первая же попытка выйти в астрал оказалась удачной. Я ранее неоднократно отрабатывал, пусть и безуспешно, методику такой процедуры, сейчас эта работа сказалась — выход произошел четко, без сбоев. Сформировал канал пробоя и подал в него достаточный импульс энергии, после же открытия в серой мгле светящегося ореолом окна проскользнул в него своим сознанием. Передо мной предстала та картина, что видел в прошлой памяти — бескрайний космос, мириады звезд, туманности и сгустки протоплазмы. Но ошеломление от нового мира не стало меньшим, зачарованно смотрел на прекрасную и величественную Вселенную.

Спустя долгое время, когда схлынуло волнение от первой встречи с иллюзорным, но так похожим на реальный, миром, сделал первый шаг и полетел, за мгновение преодолев немыслимый путь через десяток галактик. А потом в упоении скоростью и бескрайним простором позабыл обо всем, целую вечность наслаждался эйфорией от покорно расступавшимся передо мной мирозданием. Но стоило мне только подумать о возвращение, тут же ощутил свое тело и реальное окружение — без какого-либо поиска пути по маяку и процедуры обратного перехода, как мне виделось в прошлой памяти. Немного озадачился таким отличием, но оставил его разгадку на будущее, для первого выхода впечатлений и опыта посчитал вполне достаточным.

В последующем каждый вечер по нескольку часов отводил занятиям в астрале. Вначале составил примерную карту ближайшего сектора Вселенной, схему основных реперных точек для ориентирования. Теперь мог в его пределах практически мгновенно переместиться в произвольно выбранную область одним мысленным представлением координат. Позже наряду с расширением изученной зоны исследовал в меру возможности характеристики и свойства объектов астрального мира, его связь с реальной обстановкой. У меня теперь получилось, как когда-то прежде, выходить из астрала в заданном реальном месте, проводить какие-то конкретные действия. В принципе я подготовился к тем сложным операциям, что выполнял ранее, до аварии, требовалась только реальная практика в условиях клиники.

Днем занимался семейными хлопотами, работами по дому и во дворе. Еще весной сам перекопал приусадебный участок, помог женам сажать семена и рассаду цветов и овощей. С появлением всходов и цветением каждое утро охотно возился с ними — осматривал, обрабатывал и поливал. Мне интересно было наблюдать за ними, как они росли, видеть появившиеся за день новые листочки и цветы. Чувствовал в своей душе что-то схожее с этими нежными растениями — новую жизнь, распускающиеся под теплым солнцем ростки новых возможностей и энергии, радость наступающему дню. Со мной рядом копошились младшие дети, в меру своих сил помогали ухаживать за зеленью — носили воду в своих ведерках, подносили обвязку для рассады. Учил их видеть красоту пробуждающейся природы, беречь каждый росток или букашку.

Свободное от забот время отдавал своему новому досугу. Как-то незаметно я пристрастился рисовать карандашом. Началось с набросков детей, рисовал их по памяти и с натуры, насколько хватало детского терпения. Рисунки им понравились, охотно позировали, а после важно показывали друг другу и мамам свои портреты. Не старался перенести на бумагу все детали натуры, больше пытался показать эмоции и характер. Прочитал советы художников, отработал на десятках набросках более-менее приемлемую технику рисования — передачи света и тени, объемности, пропорций. После первых работ рисовал уже сложные картины — природу, окружающую обстановку, портреты. Мои не очень строгие ценители — жены, хвалили их, сами позировали мне.

Рядом со мной за соседними столами сидели дети, тоже рисовали, а потом показывали мне свои фантазии. Мое увлечение передалось им, старательно подражали мне. Я дал первые уроки — учил держать карандаш, наносить линии, правильно располагать рисунок на листе. Для наших художественных занятий в одной из свободных комнат оборудовал изостудию — поставил детские столы и стулья, мольберты и демонстрационную доску, стенды для выставки рисунков. Приобрел нужные принадлежности — карандаши, мелки, фломастеры, акварельную краску и гуашь, кисти, бумагу и ватман, собрал разные предметы для рисования — от простых кубиков и пирамид до игрушек.

Теперь часами все вместе трудились над своими картинами, даже самый младший — Вова, уже пытался что-то изобразить. У старших детей получалось вполне достойно для их возраста, особенно у Сережи-старшего. У него оказалось очень хорошее пространственное воображение, да и с техникой довольно неплохо. Его рисунки карандашом и красками Наташа отправила в журнал "Филиппок" на конкурс детского творчества. Через два месяца жюри конкурса отметило работы Сережи, передало нам грамоту и поощрительный приз — набор юного художника. Счастью мальчика от столь авторитетного признания таланта не было предела, мы радовались вместе с ним, отпраздновали его первый успех.

Наступил сентябрь с учебными заботами и занятиями — лекциями, семинарами и практическими работами. Меня официально приказом зачислили в группу, с которой в прошлом семестре факультативно проходил программу второго курса и сдал летнюю сессию. Отношения с нынешними однокурсниками особо не поменялись, так и остались ровными, ни к чему не обязывающими. Ни с кем не стал сближаться, да и не видел смысла в более тесном общении с беспечной молодежью гораздо моложе себя. Держался особняком на занятиях, ни к кому не обращался с просьбами или предложениями, все выполнял сам. С заданиями и учебным материалом проблем у меня не стало, я уже наверстал пройденное за первые два курса.

Спокойно, без какого-либо напряжения, шел с другими наравне, даже оставалось время для занятий по собственной программе. Я готовился в ближайший год приступить к клиническим операциям, поэтому форсировал изучение материала по предметам старших курсов — хирургии и травматологии, невропатологии, психиатрии, акушерству и гинекологии, урологии, онкологии. Пока, конечно, чисто в теоретическом объеме, но после освоения материала планировал начать работу в одной из клиник. Возвращаться в онкологический центр не собирался, меня больше интересовала общая практика по разным направлениям лечебных воздействий — как операционных, так и терапевтических.

На занятия приезжал с Мелиссой, виделись в перерывах между парами, отправлялись домой также вместе, так что весь день проходил у нас рядом друг с другом. Женское счастье неузнаваемо преобразило ее, как Золушку, расцвела зрелой красотой. Как будто даже ростом стала выше, с поднятой головой и расправленными плечами. Ходила плавно, мягко, без прежней порывистости — Мелисса уже чувствовала в себе дитя и берегла его. Из-за нашей связи у нее расстроилась дружба с Ксюшей, та взревновала ко мне, а после того, как узнала о ее беременности, разорвала тесное общение. Правда, Мелисса особо не расстроилась, посчитала, что бывшая подруга просто позавидовала ее счастью.

С октября часть занятий у Мелиссы стала проходить в центральной клинике города, нередко продолжаясь до самого вечера. Заезжал за ней, с разрешения преподавателя присутствовал на практических семинарах рядом со своими бывшими однокурсниками. Слушал вместе с ними, обходил палаты, наблюдал за больными. Воспользовался возможностью реальной практики, опробовал свои наработки в видении ауры и состояния организма, отдельных органов. Пока ограничился только отслеживанием их взаимосвязи и влиянии, не торопился применять свои воздействия даже в сложных клинических ситуациях. Хотя иной раз подмывало вмешаться, облегчить боль и страдания пациентов. Останавливало понимание того, что у меня знаний недостаточно, по неведению могу нанести вред.

Но все же однажды, в начале декабря, на одном из таких занятиях мне пришлось впервые применить свои вновь открывшиеся способности. Причем произошло это событие в экстремальной ситуации — у меня не осталось другого выбора, дорога была каждая секунда. Преподаватель в учебном кабинете разобрал с нами клиническую картину пациентов гастроэнтерологического отделения по их истории болезни, а потом в палате мы под его контролем уже сами проводили курацию больных с общим осмотром и собеседованием, составлением своего заключения. В обычном порядке работали с подопечными — я ассистировал Мелиссе, как вдруг один из обследуемых на соседней койке на полуслове замолчал, а потом захрипел от удушья, его лицо побледнело. Через несколько секунд у него начались судороги, после потерял сознание.

Все это происходило на моих глазах, сразу пришла мысль — у больного анафилактический шок в тяжелой форме. Счет пошел на секунды, крикнул подруге: — Зови врача! — сам бросился к умирающему.

Резко отодвинул в сторону замершую от испуга студентку, срочно принялся за реанимацию. Странно, но волнения и страха не испытывал, хотя эта операция стала первой в новой моей памяти. Наверное, сказался скрупулезный разбор оперативный действий прежнего "я". В голове мысли текли четко, я точно знал, что мне надо делать. В первую очередь освободил больному дыхательные пути — отдавил нижнюю челюсть и вычистил рот от рвотной массы, а потом убрал спазмы трахеи, энергетическим лучом снял опухоли ткани. Реанимировал почти остановившееся сердце вливанием дозы энергии и принудительным сокращением сердечных мышц. А потом принялся за очистку организма от токсинов, вызвавших шок.

На всю процедуру у меня ушли считанные минуты, к приходу встревоженного персонала пациент уже очнулся, жадно дышал открытым ртом. Отголоски только что перенесенного криза еще чувствовались в нем — бледность, одышка, расширенные зрачки, холодный пот на лбу. Но уже заметно, что жизнь больного вне опасности, он уже приходил в себя. Прибежавший врач замерил давление, послушал сердце и дыхание, после дал стоящей рядом медсестре назначение поддерживающими средствами. Отозвал меня в сторону, вместе с подошедшим преподавателем принялся расспрашивать о произошедшем и принятых мною мерах. Не стал делать тайну из своей операции, в двух словах рассказал о ее сути, не вдаваясь в разъяснение деталей.

По лицу лечащего врача было видно его скептическое отношение к моему рассказу, но и другого объяснения — как же мне удалось справиться с чрезвычайно опасной ситуацией, — тоже не знал, в недоумении ушел из палаты. Преподаватель же поверил, он знал о моей прошлой работе в онкологической клинике. Только спросил:

— Сергей, тебе все удалось вспомнить о своей прежней практике? Что ты еще можешь? Немного подумав над заданным вопросом, осторожно ответил:

— Наверное, не все, Валентин Николаевич. А с применением прошлых умений вовсе не уверен. Мне еще многому надо учиться. Сегодня впервые опробовал и то не запланировано. Думал практиковать только в следующем году.

Не знаю, что решил преподаватель, но, вероятно, по его подсказке, вскоре меня вызвал декан и предложил, даже приказал, не сомневаясь в моем согласии:

— Евсеев, мы с руководством центральной больницы решили закрепить тебя за нею. Будешь помогать в экстренных ситуациях, как в недавнем случае, на прошлой неделе. Зачислят в штат больницы консультантом. Я согласовал с ректором твой перевод на четвертый курс, сдашь экзамены и зачеты за третий. Все понятно?

Каких-либо серьезных возражений у меня не возникло, условия приемлемые. Единственно, что удержало от немедленного согласия — я не чувствовал себя готовым к сложным операциям. Первый, пусть и удачный, опыт, не давал полной уверенности, что и дальше все обойдется благополучно. В ответе декану постарался аргументировано объяснить свою позицию:

— Понятно, Евгений Александрович. Я не против, только прошу учесть, что сейчас еще не готов к самостоятельным операциям. У меня пока нет нужных знаний, да и реальной практики тоже. Если есть возможность, то вначале хотел бы работать вместе с опытными врачами, под их контролем.

Декан задумался, через минуту высказался:

— Хорошо, Евсеев. Я обсужу твое предложение с главным врачом, но в принципе оно резонное. Мы постараемся найти лучшее решение, ты же готовься к сдаче экзаменов. До Нового года сумеешь?

— Думаю, что да, Евгений Александрович.

Вот так и случилось, что мне пришлось приступить к лечебной практике в больнице преждевременно, пусть и под наблюдением специалистов. Мне дали время подготовиться к экзаменам и зачетам за третий курс. За неделю до Нового года их в спешном порядке приняли мои преподаватели, особо не придираясь, хотя я и подготовился к ним неплохо. А после рождественских каникул вышел на работу в больнице. Она совмещалась с учебными занятиями, вместе с другими сокурсниками слушал преподавателей, выполнял задания. При возникновении необходимости в моем участии вызывали с занятия, вместе с операционной бригадой проводил свои процедуры.

Мне особо запомнилась первая такая совместная операция в хирургическом отделении. Вечером, когда занятия закончились, а я остался на дежурстве, скорая помощь привезла пострадавшего в ДТП со множественными травмами. После первичного осмотра в приемном отделении послали за мной, врач посчитал слишком опасным состояние пациента. Операцию проводил дежурный хирург, я же ассистировал ему — поддерживал работу сердца, зачищал швы, сращивал сосуды, а после добавил жизненной энергии в прооперированные органы. Пациент выжил, послеоперационная картина также сложилась благополучно, обошлось без криза. С тех пор так и проводили процедуры, я получал все больший опыт и уже сам выполнял часть оперативного вмешательства.

Казалось, все у меня налаживается, многое из прежних способностей возвращается, но все больше приходило понимание, что прежнего мастерства, можно сказать, могущества, мне не достичь. Что-то было во мне такое — талант или особый дар, позволившее когда-то творить чудеса. Сейчас же такого чувства посвященного в высшие возможности не было. Нынешние успехи на фоне прежних представляли слабое подобие, я реально оценивал свой уровень как подмастерья, пусть и наделенного некоторыми способностями. Я скрывал от родных людей свое неудовлетворение, заверял на их вопросы о моих делах, что все хорошо. Но все же самые близкие — жены, чувствовали мое беспокойство, как-то Таня высказалась:

— Сережа, пожалуйста, не таи от нас свою душу. Мы же видим, что тебя что-то мучает, позволь нам хоть как-то помочь тебе.

Не стал отвечать успокаивающими отговорками, сказал ей и другим женам, со вниманием слушавшим нас:

— Прямого повода у меня тревожиться нет. Действительно, у меня складывается все нормально. Просто пришел к мысли, что мои нынешние возможности далеки от прежних. У меня нет чего-то нужного, важного, что было когда-то. Что же именно и как его достичь — не знаю, даже приблизительно не представляю. Вроде сил хватает, энергии с запасом, почти как прежде, да и опыт набирается. Но ясно понимаю — даже с ними многое из самого трудного, что мне было по силам, теперь недоступно.

Жены задумались, после минутного молчания Алена высказалась:

— Сразу сказать, чего же в тебе нет из прежнего — не могу. Но не отчаивайся, Сережа, со временем ты обязательно найдешь нужное. Мы все верим, что у тебя все получится!

Таня добавила:

— Сережа, что-то в тебе действительно поменялось. Ты стал мягче, можно сказать, чувствительнее, чем раньше. Больше стал уделять внимания и ласки детям и нам. Да и прежняя целеустремленность, занятость своими планами поубавилась. Но таким ты нам дорог не меньше, мы любим тебя, как бы дальше не сложилось.

В какой-мере жены меня успокоили, оставил на время мысли о недостижимом, хотя подспудно они оставались, иногда — во сне или в минуты расслабления, — напоминали о себе. Семейная жизнь у нас продолжалась в прежнем ключе, вместе с детьми праздновали Новый год, рождественские каникулы проводили на утренниках и представлениях. Сразу после Новогоднего праздника съездили на два дня в дом отдыха. Как когда-то в прошлом, гуляли в лесу, катались с детьми на санках, игрались в снежки, лепили снеговика и бабу. Со старшими — Валюшей и обоими Сережами, я ходил на лыжах. Правда, сил у них хватило только на малый круг, рядом с корпусами, но и той прогулки им стало довольно для новых эмоций.

Подошло время рожать Наташе и Мелиссе. У обеих беременность протекала с некоторыми трудностями, Мелиссе пришлось даже ложиться в больницу на сохранение. Я по мере своих возможностей помогал им справляться с недомоганием, каждый вечер гулял с ними вокруг дома и ближайшим улицам. Первой в начале марта роды прошли у Мелиссы, как только у нее начались схватки, отвез в наш роддом. Рожала трудно, ей даже предлагали сделать кесарево сечение, но она отказалась, решила все же естественным путем. Только после многочасовых мучений на свет появилась дочь, мы ее назвали Снежаной.

Из-за слабого состояния Мелисса пробыла в больнице почти неделю, да и молоко у нее появилось только на пятый день. Но счастливей ее, наверное, никого не было, когда она сама стала кормить малышку. В первый день после выписки из роддома она почти не выпускала из рук дочь — нянчила, кормила грудью, лежала рядом со спящей малюткой, любуясь ею. Старшие жены не стали беспокоить первородку, все хлопоты с новорожденной приняли на себя. Я тоже заботился о Мелиссе, ухаживал за ней, говорил самые ласковые слова, бережно ласкал ее и дочь. А она млела, вся купалась в счастье материнства и любви.

Мелисса еще находилась в роддоме, когда туда же попала и Наташа, роды у нее начались немного раньше срока. Прошли они намного легче, чем у младшей жены, уже через три часа после того, как попала в родильное отделение, разродилась сыном, Артемом. С молоком у нее тоже обошлось без задержки, на третий день выписалась из больницы, на следующий после Мелиссы. Так что у нас в доме почти одновременно оказались две роженицы, забот всем хватило. Интересная складывалась картина, когда две жены сидели рядом в зале, кормили своих малюток и переговаривались о своих материнских делах. Я садился рядом с ними, обнимал обеих, вместе с ними любовался младенцами, сосущими грудь. Так в семейной неге проходили день за днем, малыши подрастали, а мамы их постепенно возвращались к домашним хлопотам.

Как только решилось с моим переводом на четвертый курс, Мелисса передумала брать на год академический отпуск, не захотела отставать от меня. Перед родами до последнего дня ездила со мной на занятия, после них занималась дома по учебникам и моим конспектам. А через месяц вновь приступила к учебе, оставляя малышку на день Наташе. Правда, и без того Наташа подкармливала Снежану своим молоком, его у нее хватало на обоих младенцев. У Мелиссы же с грудным вскармливанием возникли трудности, в ее небольшой даже после родов груди живительной пищи оказалось недостаточно для растущей дочери. Так с той поры у нас повелось: весь день Мелисса занималась со мной, потом бежала домой, я же оставался в больнице до позднего вечера на дежурстве. Только воскресенье у нас оставалось свободным — гуляли с детьми, ездили в гости, ходили на представления и концерты. И так до лета, принесшего новые приключения на нашу семью.

Глава 13

Сессию мы с Мелиссой сдали неплохо, в основном на четверки. Но свободного времени у меня больше не стало, все дни до позднего вечера находился в больнице. Мне уже доверили самостоятельные операции, от начала до конца. На первых порах еще под наблюдением ведущих врачей, а потом уже без них — все равно они не могли контролировать мои невидимые даже для аппаратуры действия. Мне передавали пациентов с самой разной клиникой — от ран и травм до урологических и гинекологических патологий. От самых сложных, безнадежных больных я отказывался — знал наверняка, что с их недугом не справлюсь. Думал, ломал голову над каждой подобной ситуацией, но не было у меня уверенности в благополучном исходе своего вмешательства. Честно признавался ведущим специалистам в своем бессилии, они же не настаивали, знали, что я реально оцениваю свои возможности.

Все чаще возвращалась мысль о том, как же я в прошлом вполне успешно возвращал к жизни таких больных. Вновь и вновь звал на помощь Мелиссу, читал в ее видениях свою прошлую память. Казалось, я все делал правильно, как прежде, но чего-то не хватало — то ли наития, то ли особого, можно сказать, божьего дара. Поражался самому себе — как же филигранно и вдохновенно я проводил операции, безошибочно находил наилучший выход в самом сложной, для меня нынешнего — безнадежной ситуации. У меня подспудно зрело чувство, что я прошел мимо, не заметил очень важное, оно совсем рядом, но я не вижу его. Получилось, как в сказке — найти то, не знаю что. От отчаяния меня брала тоска — не находил места, настроение хуже некуда. Старался в такие минуты спрятаться от других, запирался в своей комнате или кабинете, перебарывал слабость в одиночестве.

Однажды в тревожном сне, мучившим меня кошмарами, раздался неведомый тихий голос, едва расслышал его слова: — "Иди к святому источнику". От такого наваждения даже проснулся, настолько явственно они прозвучали. Сон как ветром сдуло, лежал и думал об услышанном. Этим словам я поверил сразу, принял их к сердцу. Теперь раздумывал, кто же произнес их, и о том, как мне теперь поступить дальше. Посчитал своим внутренним голосом, давшим ответ на давно мучимый вопрос. Что за источник, то же представлял — у храма Сергия Радонежского, с водопадом. Но ведь я там был и ничего не почувствовал, что же тогда упустил?! Но коль подсказано свыше, надо возвращаться к нему, такое решение принял без каких-либо сомнений. Обнял прижавшуюся ко мне Мелиссу и заснул спокойно, кошмары не вернулись.

В ближайший выходной отправился на минивэне к храму. Никого с собой не взял, хотя старшие дети — Валюша и Сережи, просились со мной еще с вечера субботы, как узнали о предстоящей поездке. Возить их по жаре, да еще в обе стороны, посчитал излишним. Отцовское сердце с трудом выдержало настойчивую просьбу любимых чад, особенно доченьки, но ответил им твердым "нет". Как-то успокоил малышей (правда, они себя считали уже большими — Валюше, самой старшей, исполнилось шесть лет!) — пообещал в следующий выходной повезти на пруды искупаться. Выехал ранним утром, на рассвете, доехал по свободной от заторов дороге быстро, уже через два часа въезжал на парковку храмового комплекса.

Оставил здесь машину и без промедления поднялся по лестнице к самому источнику. Постоял на смотровой площадке из дерева, обустроенной на вершине скалы, внимательно осмотрелся вокруг, прислушивался к себе, своему чутью, но вновь ничего примечательного не увидел и не почувствовал. Но я поверил в те пророческие слова из сна, решил проверить теперь досконально. По узкой кромке, рискуя сорваться со скалы, прошел к расщелине, откуда вырывался широкой струей источник. Встал на скользком карнизе рядом с нею, прислушался — опять ничего! Надежда утекала с каждой секундой, как та вода из родника, в какой-то момент почти на автомате прижался ладонями к мокрой от брызг каменной стене и застыл в ожидании хоть какого-то знака.

Через долгие секунды почуял едва заметный мысленный отголосок, как-будто издалека кто-то пытался докричаться до меня. В первое мгновение не поверил себе — не почудилось ли, а после с воспрянувшей надежной и закрыв глаза, замер, с напряжением вслушиваясь в себя. Наконец более внятно до меня донеслось:

— Всяк страждущий благодати с верой в сердце и чистым духом достоин ее. Открой свою душу, ищущий воли Божьей, да благословит тебя Господь и сохранит тебя!

Голос звучал в голове откровением, о какой-либо вере в бога и его благословении прежде и мысли не было. Не сказать, что я убежденный атеист, но и не сторонник слепой веры. Сейчас же поверил, что произнесенные слова идут свыше, от имени всемогущего и милостивого создателя всего сущего. Всем душой и сердцем потянулся на зов глашатая воли божьей, через мгновения почувствовал прикосновение неведомого разума или духа. Казалось, время остановилось — все вокруг замерло, только перед глазами пронеслись образы и картины моей жизни, а вслед за ними — кого-то чужого, его подвиги и свершения на благо Господа и своего народа, помыслы и чаяния.

Я переживал с ним лишения и невзгоды, терпел трудности и мучения ради жизни и блага других. А потом в меня потоком хлынул поток энергии — чистой и благотворной, он наполнял меня силой и благодарностью к дарующему свою милость. А потом услышал тот же голос: — Служи верно Господу и людям, неси им добро и избавление от страданий. Да будет так!

После этих слов наваждение пропало, время снова помчалось вперед. Услышал звук падающей воды, щебетание птиц, далекие голоса людей. Открыл глаза — передо мной та же каменная стена, ощутил брызги воды, летящие на меня. Осторожно двинулся по карнизу к ровной площадке на скале, а потом по лестнице сошел вниз. Здесь, у подножья горы, остановился и задумался о произошедшем со мной. Сомнений, что мне не привиделось, не было, увиденное все еще стояло перед глазами. Особенно поразили картины о себе самом — узнал из них, что я не от мира сего. Видел детство и юность, возмужание в другой реальности, а потом внезапный переход в нынешний мир. Первые дни и шаги, вживание в новую среду и так до последних дней.

Открывшаяся правда обескуражила, даже ошеломила меня — оказывается я сам объект невообразимого разумом явления и все происходившее со мной также нереалистично, выходящее за рамки возможного, понятного всем. Как и сейчас, с благословением и благодатной энергией. Только теперь мне стало понятно, что же прежде помогало мне творить чудеса. Действительно, в самом прямом смысле — божий дар. По-видимому, с памятью я потерял ту искру, которой одарили меня когда-то в этом святом месте. Сейчас появилась надежда, что прежние возможности вернутся. Только нужно много трудиться, расти в мастерстве и тогда мне будет доступно многое.

С такой мыслью отправился в храм возблагодарить Господа за милость его. Не скажу, что проникся фанатичной верой, но посчитал по совести отдать должное за преподнесенный дар. В храме с зажженной свечкой стоял перед иконой с образом Господа вседержителя и вознес своими словами благодарность всевышнему. Никакой молитвы, кроме первых слов "Отче наш", я не знал, но был уверен, что искренние слова доступны Господу не меньше. Убедился в своей правоте, когда после мысленной речи почувствовал в душе просветление и радость приобщения к великому Таинству, вдохновляющему на благие подвиги.

В таком умиротворенном состоянии отправился в обратный путь, с полным терпением отнеся к ущербным водителям, подрезающих всех, стоянию в пробках. Эти и другие дорожные сложности меня сейчас нисколько не напрягали, хотя раньше случалось выходить из себя, отводил душу в не совсем благозвучных выражениях. Дома жены сразу заметили мое благодушие, на их вопрос: — У тебя получилось? — невольно улыбнулся от рвущейся наружу радости и сказал только: — Да.

С этого дня начался мой новый путь к вершине целительского искусства и тайнам мироздания, явного и невидимого. При первом же опыте со своим полем выявил не только существенный прирост энергии, превысившей на порядок даже тот, прежний уровень, но и качественно новые возможности с ее оперированием. Мог развернуть расходящейся на километры сферой или концентрировать в узкий луч огромной мощности. Со временем экспериментами и реальной практикой мне удалось освоить многие свойства изменившейся энергетики, неизвестные прежде, создал тем самым основу для предстоящих свершений и побед.

Но все эти пробы и успехи еще в будущем, а пока поражался невообразимой красотой и насыщенностью преобразившейся ауры и ее энергетики, сердце млело в предчувствии головокружительных перспектив. Моя радость передалась всем — женам, детям, весь вечер проходил в праздничном оживлении. Подруги расстарались, приготовили чудесный ужин, старались угодить мне и ухаживали как за именинником. Благодарность и любовь переполняли меня, чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Этот день и последующий вечер стали памятными как новое рождение, переломными в моей судьбе. В трудные минуты я вспоминал о них, испытываемые тогда чувства вновь возвращались ко мне.

Первое испытание божьего дара состоялось через неделю, к нам в больницу доставили пациента с лопнувшим аппендиксом. Его состояние осложнил обширный перитонит в терминальной стадии. Меня срочно вызвали в операционную, у больного уже наступил тяжелый септический шок — потерял сознания, давление крови у него опустилось ниже критического, сердце, легкие, другие органы практически перестали работать. Хирург высказался о его состоянии как безнадежном, а потом посмотрел на меня, ожидая моего ответа. Беглым осмотром я убедился в правоте врача, даже с моими способностями пациента невозможно спасти. Уже собрался ответить своим отказом, но в каком-то наитии, невольном порыве сказал другое: — Берусь.

В первую очередь стал стимулировать работу сердца, одновременно изолировать и выводить из пораженных органов токсины. У меня впервые получилось работать сразу с несколькими объектами, действовал почти на автомате — сознание само распределяло оперативное вмешательство. После принялся восстанавливать пострадавшие ткани, сосуды, нервные окончания, рецепторы. Завершил напиткой энергией оперированных органов и всего организма. Проследил еще раз за их состоянием — опасений уже не вызывали, до нормы можно довести обычными поддерживающими процедурами. И обратил внимание на свое самочувствие — усталости почти не ощущал, хотя сил затратил намного больше, чем в прежних операциях.

После первого больного с такой сложной клиникой пошли другие. Я все реже отказывал обреченным, в каждом подобном случае прислушивался к своей интуиции. Если она молчала, не подавала знака, то даже не брался, осознавал, что мне не под силу. Дважды уступал настойчивым указаниям, даже требованиям руководства и оба раза мои операции не помогли — пациенты умерли прямо во время моего вмешательства. Их смерть ошеломила меня, на несколько дней я потерял покой, болело сердце, перед глазами стояли лица умерших. Терялась уверенность, мне с трудом приходилось преодолевать страх новой неудачи даже при сравнительно несложной операции. После такого трагического исхода на меня перестали давить, поняли, что я не волшебник-исцелитель и лучше знаю пределы своих возможностей.

Работы мне добавилось, почти каждый день оперировал сложных больных, как экстренных, так и плановых. К нам их доставляли из других больниц города, привозили и иногородних, записывали на прием родственники. Повторилась ситуация как когда-то в онкологической клинике — с плановой очередью, экстренными больными и по особому списку ВИП-персон. Пока сам справлялся с возросшим потоком пациентов — на операции у меня уходило немного времени и сил хватало. Но подстраховался на будущее — предложил руководству больницы скомплектовать бригады ассистентов, иначе скоро просто не буду успевать, да и силы мои не безграничны.

Вскоре приступил к совместным операциям с другими специалистами — распределяли между собой участки работы, я подстраховывал их действия. Со временем мы стали практиковать одновременное оперативное вмешательство сразу с двумя, а потом и большим числом пациентов. Успевал справляться с ними за счет скорости своих процедур. Образовалась своеобразная конвейерная система — хирурги подготавливали клиентов, вскрывали пораженный участок и вызывали меня. Вместе проводили свои воздействия на пострадавшие органы, после они завершали операцию, я же переходил к следующему. Особым пациентам вел процедуры сам, без хирургического вмешательства, но таких было немного, в основном работа шла принятым порядком.

В таких заботах шли летние месяцы. Уже август наступил, а конец-край моей работы или хотя бы просвет в ней и не намечался. Жены не выдержали, заявили протест — надо ведь и о семье подумать! С трудом выпросил у руководства больницы двухнедельный отпуск, в профкоме взял путевки в ведомственный санаторий на озере Белое. Отправились туда на своих машинах ранним утром, пока еще стоит прохлада. Лето выдалось жарким, даже сейчас, в середине августа, температура поднималась к полудню до тридцати. Путь нам предстоял немалый, почти вдвое больше, чем к озеру Сенеж. Но при выборе места отдыха и речи не было о прежнем, еще в прошлом году зареклись.

Санаторий же нам расхвалили знакомые, побывавшие там раньше, — отдых там налажен превосходно, да и озеро замечательное, с чистой, даже целебной водой, вокруг густой лес, дающий прохладу и свежий воздух. Правда оговорились, что здесь иногда возможны пожары из-за горящего торфа, тогда вся округа окутывается густым дымом, трудно дышать. Но уже три года обходилось без них, пожарники постоянно следят за опасными участками патрулированием и на вертолете. Все же перестраховался от подобной напасти, набрал на всех, детей тоже, респираторы. Дорога к санаторию выпала ровной и свободной, даже дети выдержали ее без труда. Через каждый час останавливались для небольшого отдыха, приехали к озеру перед самым обедом.

Лес подступал почти к самому берегу. Березы перемеживались с елью и соснами, изредка попадалась рябина. Вдоль дороги заметили кустарники боярышника, черники, калины с гроздями ягод — красных, фиолетовых, желтых. В просвете между деревьями уже виднелась голубая гладь сравнительно небольшого озера, меньше Сенежа. Мы подъехали к жилому комплексу санатория, расположившемуся в лесу, поставили машины на гостевой стоянке у главного корпуса.

С первого взгляда нам здесь понравилось. Чистые аккуратные дорожки, цветники, вдоль них обустроены беседки и лавочки. Два многоэтажных здания, коттеджный городок, отделенный живой изгородью от остальной территории. Все здания смотрелись нарядно, со свеженанесенной краской разных цветов. На берегу виден просторный пляж с лежаками и зонтами, дальше лодочная станция и водные аттракционы.

Симпатичная девушка-администратор на ресепшене оформила нас быстро, только небольшая заминка произошла из-за младших детей — по правилам здесь принимают их, начиная с четырех лет. Когда я брал путевки, в них вписали малышей, только мне оговорили, что их возьмут без лечебного курса и под полным присмотром родителей. Здесь же ограничение возраста действовало без оговорок, администратор пропустила нашу семью по особому разрешению главврача.

Нам дали четыре смежных номера во втором корпусе, каждый их двух комнат. Я с Наташей и тремя детьми, считая усыновленного Сережу-старшего, как официальная семья, — в своем номере-люксе, остальные жены с детьми в других. Интересно было видеть вытянувшееся от удивления лицо оформлявшей нас девушки, когда все дети звали меня папой, а жены обращались как к главе семьи. Да и в метриках отцом записан я и фамилия у них моя. Но промолчала, пошла навстречу просьбе разместить нас рядом, в соседних номерах.

В первый день осваивались с санаторием — прошли через процедуры оздоровительного центра, обедали в столовой корпуса, ознакомились с развлекательными заведениями для взрослых и детей — спортивным комплексом, детской площадкой и игровыми комнатами. Несколько часов провели на пляже — общем и детском. Вода в озере настолько чистая и прозрачная, что видно дно даже на большой глубине. Хотя озеро небольшое, но глубокое, больше, чем в Сенеже. У пляжа дно пологое, с мягким песком, а вода теплая, так что накупались с детьми от души. На детском пляже, покрытым мелким белым песком — на взрослом его нет, прошли с детьми водные аттракционы на надувных батутах, горке, тарзанке, колесе и еще куче новых для нас снарядах.

Вечером после ужина поигрались и повозились с детьми, а потом уложили их спать. Причем старшие дети, а за ними и младшие, за исключением грудничков, устроились все вместе, в номере Тани — она как курочка-квочка собрала их всех вокруг себя. Сами отправились на дискотеку в главном корпусе, оставив дежурить с детьми Наташу. Народу было не продохнуть, немалый зал забит почти до отказа. Кое-как нашли себе место, а потом отдались заводному ритму интересно подобранной танцевальной программы. Иногда выходили на свежий воздух отдышаться, перевести дух, а потом вновь ныряли в волны страстной музыки.

Парные танцы я проводил поочередно с каждой из жен, но больше с Мелиссой — Таня и Алена пользовались популярностью у танцующей мужской половины. С одним молодым человеком, изрядно подогретым, произошел конфликт. Он во время танца с Аленой откровенно стал лапать ее — прижал к себе, обхватив за ягодицы. Она попыталась вырваться, а тот все не отпускал. Пришлось вмешаться мне, вызвал озабоченного парня на улицу, а потом нагнал страху, надавив на его психику. Наверное, он даже обмочился от неожиданно охватившего ужаса — через секунду и след его простыл. Дальше вечер прошел без подобных инцидентов, вернулись к себе уставшие и довольные — нас здесь, в санатории, все устроило.

Утро у нас началось с лечебных процедур — мы не стали отказываться от этих услуг, хотя особой нужды в них не было, чувствовали себя и без того отлично, а потом до самого обеда провели на пляже, почти не выходили из воды. Отдыхали в прохладных комнатах с включенными кондиционерами, ближе к вечеру отправились на аттракционы. И дети и взрослые натешились вдосталь, прошли не раз полюбившиеся утехи. Вернулись к ужину с замаявшимися детьми, после него они вскоре заснули без ног. Оставили с ними на этот раз Мелиссу, вновь до полуночи отрывались на танцевальной площадке, а потом я успокаивал разгоряченных жен известным образом до полного их изнеможения.

На третий день произошло то, что должно было когда-то случиться, но почему-то именно при нас. По санаторию среди отдыхающих поползли слухи о начавшихся пожарах в округе — загорелся торфяник, а от него и лес. Администрация успокаивала заверениями — ситуация под контролем у пожарников, никакой опасности для нас нет. Однако люди, привыкшие за годы последнего лихолетья с сомнением относиться к подобным уверениям, засуетились — кто-то собрался уезжать, другие с тревогой обсуждали между собой, что же делать дальше. У меня самого сложилось предчувствие грядущей опасности от стихийного бедствия, но бросать всех и спасать себя и свою семью не хотел и не мог.

В тот же день обратился к руководству санатория с предложением срочно эвакуировать контингент, но главврач отказался прислушаться к моим опасениям. Заявил, что компетентные службы лучше знают ситуацию, а от меня потребовал не распространять панику среди отдыхающих. Пришлось смириться с подобным настроем администрации, хотя отчетливо понимал — когда опасность станет явной, то будет уже поздно избежать ее. О каком-либо беззаботном отдыхе многие оставили мысли, с напряжением ждали новостей о дальнейшем развитии событий. Даже дети приутихли, чувствуя общую тревогу, пляжи и аттракционы заметно обезлюдели.

Стихия вышла из под контроля людей — это стало ясно всем через два дня, когда клубы густого дыма закрыли небо, причем они шли со всех сторон — озеро и санаторий оказались в огненной блокаде. На выручку к нам прорвались пожарники и спасатели с техникой, день и ночь непрерывно заливали водой из озера горящий лес. С воздуха им помогала авиация, сбрасывала на очаги возгорания воду и изолирующую пену, создавала заградительные полосы растворами огнезадерживающих химикатов. Но огонь подступал все ближе, на пятый, самый критический день, подошел на километр от санатория.

Все мужчины вышли на защиту последнего рубежа — рыли ров, убирали валежник, срубали кустарники и небольшие деревья. Многие долго не выдержали жара от близкого огня, бежали к бакам с водой, обливались ею прямо в одежде, вновь возвращались к огненному фронту. Женщины тоже по мере своих сил помогали отчаянной борьбе со стихией — носили воду от озера, готовили кушать и приносили в судках и ведрах к самому переднему краю. Оставшиеся в санатории заботились о детях и больных, защищали их от дыма и жары навешанными на окна и двери мокрыми простынями, одеялами. Кондиционеры в комнатах не работали, как и другое бытовое оборудование — уже два дня, как прервалась подача электроэнергии.

Я вместе с самыми стойкими к обжигающей жаре мужчинами находился на линии огня, помогал пожарникам переносить и укладывать рукава, убирал за кромку пожара и тушил землей и водой загоревшийся сухостой. Нам дали спецодежду, обувь, защитную каску и респиратор, работали в одной цепи с профессионалами, не прячась за их спины. Держались из последних сил, бились со всеми, но не уходили назад, пока не переломили стихию. Мне было легче, чем другим на фронте огня, у меня получилось трансформировать идущий от него жар в свою биоэнергетику. Можно сказать, я, как пресловутая саламандра, питался огнем, силы не убывали, напротив, только росли.

Использовал льющуюся в меня энергию для срезания подроста и кустарников в пожароопасной зоне, тушил огонь окутыванием горящего дерева непроницаемой для воздуха оболочкой. Внешне казалось, что дерево само перестало гореть и только тлело, легко гасилось поданной из брандспойта струей. После опробовал объемное тушение огня, охватывал своей энергетической капсулой массив — сначала из нескольких деревьев, а потом группой, все более увеличивая ее сферу. Вот так, с моей помощью, мы на нашем участке справились с огнем, а после перешли на помощь к соседям. Я видел недоумение на лицах пожарников, когда на их глазах целые массивы леса вдруг перестали гореть и без особых хлопот тушились подручными средствами. Но ничего не стал им объяснять, так день за днем вместе работали с тушением пожаром.

Самоотверженным трудом всех защитников удалось остановить огонь на подступах к озеру. Пожар в отдельных очагах продолжался еще несколько дней, а дым от торфяников шел месяц, пока их не залили сильные дожди. Но главную опасность для жизни людей и сохранности санатория сняли. Уставшие, вымотанные отчаянным трудом в течении нескольких дней и ночей, мужчины и женщины падали с ног и засыпали. Сам я подобной усталости не испытывал, после возвращения в санаторий дал женам возможность отдохнуть. Принял на себя семейные хлопоты — успокоил и позаботился о детях, разбирался с администрацией по поводу сорвавшегося отдыха, выяснял ситуацию с налаживанием питания, бытовых условий и других текущих дел.

Через три дня, когда открыли дорогу в город, выехали в обратный путь. После всех пережитых перипетий настроение в семье сложилось двойственное. С одной стороны радость от того, что обошлось сравнительно благополучно — все живы и здоровы, с другой же — разочарование и досада, отдых практически сорвался. Возвращались более уставшими и напряженными, чем до поездки в санаторий. Даже обратная дорога не обошлась без тревог, местами видели еще массивы горящего леса и пожарников, занятых ими. А дым от торфяника сопровождал нас почти до самого города, ехали с закрытыми окнами и включенным кондиционером. На некоторых участках видимость составляла считанные метры, двигались едва ли не на ощупь, с черепашьей скоростью. Не раз встречали столкнувшиеся автомобили, сам чуть было не въехал в корму машины, внезапно нарисовавшейся из дыма перед самым нашим носом.

Дома мы несколько дней приходили в себя, пока нервное напряжение отпустило нас. Жены и дети наконец-то почувствовали себя в полной безопасности и расслабились, недавние приключения воспринимали уже не столь остро, близко к сердцу. Никто не высказал мне каких-то попреков, даже намеков, но и без них я читал в обращенных на меня глазах вопрос, почему же подобные происшествия происходят именно с нами? Конечно, можно сослаться на случайное стечение обстоятельств, но раз за разом! Сам я тоже предполагал, что в какой-то мере имею непосредственное отношение к стихийным и иным бедствиям, произошедшим с нами. Или каким-то образом, пусть и невольно, провоцирую их наступление, или судьба, рок, предопределение — можно по разному назвать уготовленное свыше назначение, — направляет меня, а вместе со мной и близких мне людей, в самую гущу драматичных событий.

Давало пищу размышлениям проявившиеся на пожаре новые способности и главная из них — я интуитивно, пока неосознанно и в самой малой мере, — научился воспринимать внешнюю энергию и трансформировать в собственную энергетику. Открылся практически неограниченный ее источник для последующих опытов и реальных воздействий. Даже то, что смог применить при тушении пожара, давало мне предпосылки для более масштабного влияния на окружающую среду. От пришедшей внезапно мысли даже волосы зашевелились на голове — почувствовал мурашки под кожей, — это что, я — будущий повелитель стихии, едва ли не близкий к Высшему творцу?! Сам же одернул себя — какой еще повелитель, ты только ученик, делающий первые шаги к тем могущественным силам, способным менять мир.

Мне еще многому предстоит учиться, освоить постепенно, без спешки и очень осторожно, дарованные способности. По мере растущих возможностей, а они непременно будут расти — в этом у меня появилась твердая уверенность, — избавлять людей и природу от грядущих напастей и страданий, как-то менять их к лучшему, нести своему миру доброту и терпение. Эти мысли текли в мою голову сами, как будто кто-то внушал их мне. У меня закралось такое подозрение, но не стал выяснять и тем более противиться им, они полностью ложились в мою душу как собственные, в ладу с совестью и мировоззрением. Только крепла решимость идти назначенным путем, шаг за шагом, не сворачивая и не ища послаблений. Цель мне известна, а трудностей и опасностей я не боялся, знал, что могу и должен их преодолеть.

Глава 14

В больнице с нетерпением ждали меня — я опоздал на неделю из-за пожара. За месяц моего отсутствия скопилась очередь плановых и ВИП-пациентов. Вместе с ассистентами в интенсивном режиме проводил ежедневно до десятка операций. И так в течении двух недель, пока не разобрали очередь, дальше пошло в обычном порядке. К этому времени начались занятия пятого курса, первую половину дня проводил на них, а потом в операционном блоке. Как и на четвертом, проходили клинические дисциплины — терапию, хирургию (их пять!), акушерство, гинекологию, офтальмологию, психиатрию. И все непосредственно в больнице, циклами — сначала по одному предмету, затем переходили к следующему. Изредка лекции и зачеты проводились в институте.

Занимались по два-три часа, редко, когда больше. Потом освобождали учебные и процедурные кабинеты, операционные боксы для следующей группы и расходились по домам. И так происходило каждый день. Подобная практика ведения занятий как-то расхолаживала студентов, после напряженных первых трех курсов нынешний объем изучаемого материала представлялся несерьезным. Да и на шестом курсе предстоит все то же, сплошная синекура! Наверное, те, кто из года в год, в течении не одного десятка лет, придерживаются подобной системы подготовки будущих врачей, считают ее единственно правильной — такое ответственное дело не терпит спешки! Меня же она возмущала потерей времени, как минимум года, из-за нерациональной организации учебного процесса.

Причем не только в нашем институте, а по всей стране, да и мире также, все еще считается нормальным десятилетний и больший срок обучения врачей. И еще, что меня не удовлетворяло — отсутствие реальной практики у студентов до последнего курса в той же хирургии, которой я планировал заниматься. Максимум, что им разрешалось — наблюдать за операцией преподавателей и опытных врачей, близко не подпускали к самостоятельным действиям, даже самым простейшим. Понятно, что учиться оперативным вмешательствам на живом человеке не дадут, но можно же и на других объектах, тех же тренажерах. В мире уже разработаны и применяются первые образцы, имитирующие человеческий организм, а у нас все еще по старинке — реально учатся оперировать только после 6 курса, в интернатуре или ординатуре.

Мне с подобными занятиями было проще, хотя тоже пока ограничивалось сторонним наблюдением. У меня уже сложился опыт работы с ведущими хирургами, так что в ходе операции они по моей просьбе объясняли свои действия, а я внимательно следил за ними. Кроме общеизвестных приемов и навыков у каждого из них имелись свои наработки на разных этапах — от подготовки пациента до завершающих процедур. Оценивал их, сравнивал, делал заметки для себя — что можно использовать в будущей практике. Хотя у меня свои возможности и способы оперативного вмешательства, но посчитал полезным знать и уметь применять традиционные средства хотя бы на минимальном уровне. Учился со всем усердием и старательно перенимал опыт лучших специалистов.

Каждый день, когда выпадало свободное время, занимался с открывшейся способностью принимать и преобразовывать энергию извне, больше интуитивно, чем с каким-нибудь логичным объяснением. Я пока не понимал природу подобного явления, — что же происходит с моей энергетикой, какой механизм повлиял и запустил ее взаимодействие с внешней средой. Наблюдения и эксперименты как в реальном, так и астральном плане не дали мне ответ на эти вопросы, но некоторые практические результаты они принесли. В первых опытах мне удавалось улавливать самый мизер внешней энергии, можно сказать, мой кпд составлял ничтожно малую величину, близкую к нулю.

Работал я с различными источниками — световым и тепловым излучением, электрическим и магнитным полем, давлением ветра и восходящих воздушных потоков, биоэнергетикой живых организмов. С чем-то работалось лучше, как с электромагнитными и тепловыми носителями энергии, с другим хуже — с теми же биологическими объектами. Вначале просто окутывал своем полем исследуемый предмет, а потом втягивал идущее от него излучение, как действовал в первом опыте на пожаре. Потом уже подбирал параметры энергетической оболочки, вводящие ее в резонанс с характеристикой объектов, отдача сразу же заметно выросла, во много крат. Только для каждого из них приходилось искать свой оптимальный настрой, какой-то общей закономерности я не нашел.

Одновременно с ростом перерабатываемой энергии также менялась природа и емкость хранимого резерва. Я аккумулировал потенциал в своем поле, он все увеличивался в объеме и плотности и в какой-то момент перешел на качественно новый уровень — у меня образовался свой микрокосм, со звездами-накопителями, туманностями распределенной энергии и квантовыми астероидами. В астральном поле я видел вокруг себя мини-Вселенную, которой мог произвольно оперировать — принимать и высвобождать силу стихии, дозировать или устраивать взрывной разряд, проводить микроскопические манипуляции или нести огненный шторм. Правда, пока еще довольно скромный, резерв не столь значительный. Да и устраивать Армагеддон, даже малый, я не собирался, пока у меня цель — постижение новых возможностей с растущей энергетикой.

В семье тем временем шло своим чередом, дети росли — вот уже Валюша и Сережа-старший пошли в школу, в нулевой класс. С ними вместе Таня, вышла на работу почти после семилетнего перерыва. Ей дали старшие классы, ведет у них математику и классное руководство. Первый месяц доставил ей хлопот — отвыкла от школы, но после нормализовалось, как с ведением уроков, так и в общении со старшеклассниками. Теперь за хозяйку в семье Наташа — с ней оба грудничка, остальные малыши в садике. К обеду после занятий возвращалась Мелисса, вместе на пару справлялись с тем, что раньше вела Таня — как по дому, так и с детьми. Алена исполнила свое намерение, конечно, с моей помощью — забеременела, по сроку ей рожать в июне. Переносила сносно, особых недомоганий не чувствовала, да и я следил за ней.

Вот так день за днем шли наши семейные дела, без каких-либо тревог, в мире и ладу. Взбаламутил покой террористический акт в метро — шахидка подорвала себя в вагоне, в котором возвращалась домой Мелисса. Как потом рассказывала нам, она сразу обратила внимание на девушку, вошедшую в вагон на следующей станции. Смертницу, по-видимому, накачали наркотиками — шла, покачиваясь, как пьяная, глаза выпученные, беспокойно бегали вокруг. Одета была в дутую куртку с накинутым на голову капюшоном — с утра в тот промозглый ноябрьский день шел дождь. Прошла вглубь вагона, едва двери закрылись, как оттуда прогремел взрыв.

Первую минуту после него Мелисса запомнила смутно. В памяти остался громкий хлопок, наступившая тут же темнота, а потом ее вместе с другими пассажирами, стоящими перед ней, отбросило назад. Удар головой о что твердое и она потеряла сознание. Когда очнулась, услышала чьи-то крики, стоны, почувствовала запах гари. Болела голова и грудь, почти не чувствовала рук-ног. В темноте, прорезаемой светом с перрона через разбитые окна, попыталась встать с пола, но сразу не получилось — ее завалили чьи-то тела. Кто-то сам приподнялся, пополз к выходу, другие так и лежали на ней, по-видимому, без сознания. С усилием, давшимся ей с трудом — тело еще плохо слушалось, выскользнула из под них. Встать на ноги не смогла, не было сил, да и все кружилось перед глазами, тоже поползла к выдавленной наружу двери.

На пути лежали люди — стонущие и без признаков жизни. Помочь им не могла, самой надо прийти хоть как-то в себя. Оползала их стороной, через кого-то пришлось перелезать. Чувствовала, как порезала ноги и руки об острые осколки, но все же выбралась из темного и задымленного вагона на перрон. Тут ей помог встать мужчина, отвел в сторону к колонне, так и осталась там, сидя на полу и прислонившись спиной к опоре. Видела, как выползали и выходили люди из пелены сгустившегося дыма, кого-то выносили на руках. Многие были в крови — своей и чужой, к ним на помощь подбегали мужчины из других вагонов. Паники не было, никто не бежал наверх, пытались помочь пострадавшим. Вскоре работники станции и прибывшие спасатели организовали эвакуацию раненых, Мелиссу на носилках подняли и перенесли в карету скорой помощи.

В больнице ей провели необходимые лечебные процедуры — обработали порезы и травмы, сняли томографию головного мозга и рентгеновский снимок грудной клетки. Кроме сотрясения мозга и ушибов, ничего серьезного не обнаружили, после небольшого отдыха отпустили домой. Мелиссе, можно сказать, повезло — стоящие перед ней люди закрыли ее от поражающих осколков, да и находилась поодаль от места взрыва. По рассказам врачей, далеко не всем удалось обойтись столь легко — число жертв превысило два десятка, еще около пятидесяти человек попали в больницы города с серьезными ранами. В момент теракта в вагоне оказались более сотни пассажиров, преступники выбрали одну из самых многолюдных линий метро. В какой-то мере помогло пострадавшим то, что взрыв произошел на станции, а не в тоннеле, — здесь сумели быстро организовать их эвакуацию.

Для меня этот день начался как обычно — занятия, а потом работа с плановыми пациентами. Перед самым обедом поднялась суматоха, забегали врачи и другой персонал, к нам в операционный бокс хирургического отделения зашел заведующий и велел готовиться к массовому проведению экстренных операций. Тогда нам и стало известно о произошедшем в метро взрыве и многочисленных жертвах, самых сложных раненых везут в нашу больницу. У меня от предчувствия беды сдавило сердце — я сразу связал случившееся несчастье с Мелиссой. Улучив минуту, позвонил домой, разговор с Наташей только усилил тревогу — ее до сих пор нет, хотя уже должна была приехать. С немалым напряжением воли заставил себя оставить в сторону беспокойные мысли, вернулся в операционную ждать первых пострадавших.

Вскоре одна за другой стали прибывать скорые, раненных везли сразу в операционные боксы, минуя приемное отделение. Сначала в хирургию, а потом и другие, непрофильные отделения. Кроме дежурных хирургов работали сменившиеся, их всех экстренно вызвали в больницу. А поток раненых все прибывал, они уже не вмещались в операционных, их размещали в свободных палатах и коридорах в ожидании операции. Руководство отправило на помощь им почти весь свободный персонал больницы, врачи и медсестры поддерживали всеми возможными мерами жизнь и облегчали страдания до хирургического вмешательства.

Я работал одновременно с тремя бригадами в хирургическом отделении, впервые применил распределенное сразу на троих оперируемых поле воздействия. Работать последовательно с каждым просто не оставалось времени, дорога была каждая минута. В каком-то наитие, держа под контролем одного пациента, попробовал перенести часть внимания на другого и у меня получилось — я видел обоих подопечных, действия хирургов над ними. Сначала осторожно, точечными уколами оперативным лучом, опробовал параллельную процедуру, а потом уже более решительно перешел к фронтальной операции по всем пострадавшим органам двух пациентов. Как только освоился с ней, перешел к третьему раненному, с ним возникли некоторые трудности — с разтроением контроля и оперирования в первые минуты выходило сложнее и с путаницей, но потом наладилось и с ним

После первой партии так и продолжил работать, только предупредил работавших со мной специалистов, что они могут вести свою часть операции, не дожидаясь моего подключения. В основном их работа заключалась в вскрытии и удалении осколков, заживлением и восстановлением поврежденных органов занимался я сам. Операции пошли намного скорее, до вечера мы прооперировали более десяти человек. После них, когда завершили с потоком раненых, прошел по другим отделениям, где также проводили хирургическое вмешательство. Осмотрел пациентов, нескольким из них понадобилась серьезная помощь и даже повторная операция своими средствами, без повторного вскрытия.

В общей сложности в нашу больницу доставили два десятка пострадавших и никого из них мы не потеряли. Хотя были очень серьезные ранения, в условиях обычных клиник чаще приводившие к летальному исходу. Посчитал заслугой в подобном итоге как профессиональное мастерство наших специалистов, которое я действительно ценил высоко, так и свой уровень и новые возможности. С полным основанием считал, что во многом достиг тех способностей, приобретенных прежде — до потери памяти, а в чем-то превзошел. Как сегодня — одновременной работой с несколькими клиентами, а также большим запасом своей энергетики — моих сил хватило на всех оперированных, а не как раньше — двоих-троих в день.

Уже дома — увидев, наконец, Мелиссу, выслушав ее рассказ и осмотрев, — расслабился душой. Весь прошедший день, вернее, вторую его половину, провел в постоянном напряжении. Вид растерзанных страшными ранами людей, льющаяся кровь, страдания детей, женщин — давили на меня тяжким грузом. Сердце болело от мучений ни в чем не повинных людей, в нем прорастала ненависть к извергам, преступившим все человеческие нормы. Божьим даром в храме мне было завещано терпение и милость ко всем Сущим, но ведь должен быть предел всепрощению? Для себя решил — приму все возможное, пойду на любое прегрешение, но не дам безнаказанно творить подобные злодеяния!

Не стал откладывать с поиском виновников трагедии — здесь дорог каждый час, пока еще свежи оставленные ими следы. Попросил Мелиссу представить шахидку из своей памяти как можно подробнее. Вижу как своими глазами совсем еще юную девушку, ее бледное лицо под капюшоном, беспокойный взгляд, мечущийся по сторонам. Всмотрелся в окружающую ее ауру, запоминая каждую линию и оттенок. Все, след взят. Отпустил Мелиссу, сам своим сознанием отправился к месту происшествия. Ночь, станция закрыта, в полусумраке дежурного освещения видны только силуэты нескольких мужчин, наверное, агентов ФСБ. Проследовал по перрону, среди тысяч следов аур ищу нужную. Прошел от края до края раз-другой, но нет ее. Обострил до максимума внимание в астрале и то далеко не сразу обнаружил едва заметное на фоне более ярких и эмоционально насыщенных следов искомое видение.

Казалось, призрачная картина таяла на глазах, при любом отвлечении тут же терялась. С большим напряжением, постоянно ведя частичкой сознания аурный след, поднялся наверх, покружился около центрального входа. По-видимому, шахидка перед спуском в метро присматривался к окружающей обстановке. А потом след повел меня почти строго на юг, в район новостроек и еще оставшихся частных домов, ожидающих сноса. Добрался к одному из таких хибар, готовому вот-вот развалиться, пролетел внутрь, но никого не обнаружил — дом оказался пустой. Только видны признаки спешного сбора — раскиданы ненужные вещи, везде мусор и грязь. Заметил и запомнил следы еще трех аур, не считая смертницы. Переключил поиск на них и отправился по направлению их последнего, наиболее четко различимого, пути.

Он вел за город, петляя по дороге. Проходил мимо коттеджных поселков и дач, деревень, где-то в тридцати километрах от города довел к небольшому особняку с высоким глухим забором на окраине самого обычного села. В общем зале за столом застал группу из десятка мужчин, по-видимому, празднующих свое злодеяние. Большинство составляли заросшие черной бородой выходцы из южных краев, но были и с явной славянской внешностью, принявшие чуждую веру. Особое внимание привлекли двое — один из них главарь бандитов, судя по уважительному обращению подельников, второй тоже не рядовой — ухоженный вид, дорогая одежда, бороды нет. Они говорили между собой на непонятном мне языке, так что надумал напрямую влезть в их сознание.

Взял под контроль их обоих — одновременным давлением из астрала на аурное поле продавил рефлекторное сопротивление объектов, захватил под свое управление нервную и иммунную системы, а через них и весь организм. Вся хранившаяся в их памяти информация потекла в меня. Я отсек не нужную мне ее часть, ограничился запросом сведений по последнему событию. Узнал о подготовке новых терактов, их исполнителях и соучастникам, местах хранения оружия и взрывчатки, снятых в аренду квартирах и домах для проживания членов банды. Кроме обнаруженной группы в городе действовали еще две, координатором действий между ними оказался второй из подконтрольных мне главарей.

От него я перенял информацию о широко разветвленной преступной системе, охватившей городские группировки, коррумпированных должностных лиц во всех органах власти, вплоть до высших — аппарата Президента, правительства, МВД, ФСБ. Узнал поименно каждого из них, сведения о их связях с криминалом и террористами с конкретными данными, цифрами, датами. Ясно представлял, что с такой информацией сам окажусь в реальной опасности, но оставить в живых бандитов и покрывающих их двурушников не мог, вынес им смертный приговор. Привлекать компетентные ведомства, помочь выявить сеть преступников посчитал преждевременным — излишний шум только распугает заправил, они опять уйдут от возмездия.

Конечно, уподобляться Дон Кихоту и воевать с ветряными мельницами я не собирался — гидру преступности никому не одолеть, только всем миром и то с переменным успехом, но сделать то, что мне по силам — посчитал нужным. В эту ночь я совершил страшный суд — лишил жизни свыше двухсот живых душ, террористов и их пособников. Убивал по-возможности без мучений — останавливал сердце, вызывал обширное кровоизлияние в мозг, перекрывал дыхание. Знал, что совершал смертный грех и он воздастся мне, но не мог и не хотел остановиться — совесть и боль за невинных погибших, пострадавших оправдывали меня, звали к беспощадному мщению. Отдал за ночь все силы, последних из числа приговоренных убирал уже теряя сознание, а после отключился.

Не чувствовал, как из кабинета, где я проводил свои акции в астрале, меня перенесли в спальню, а утром пытались разбудить. Первое, что испытал, придя в себя, — бесконечную усталость, не было сил даже поднять голову. Лежал и пытался вспомнить, что произошло со мной, но многое расплывалось как в тумане. Последнее, что я четко запомнил — это выход на базу террористов, а все последующее выпало из памяти. Меня пробрал страх — неужели снова повторяется прежняя беда, когда я как малый ребенок учился всему с самых азов. Но тут же успокоился отчасти — остальное ведь знаю. От напряженных раздумий разболелась голоса, постарался отвлечься и незаметно уснул.

Проснулся в темноте, за окном уже стояла ночь. Рядом лежала Мелисса, спала, тихо посапывая. Прислушался к себе — вроде в порядке, пусть даже относительном. Прежней слабости нет, хотя и заметного прилива сил также не чувствую. Голова работала легко, мысли текли сами, без болезненных ощущений. И я вспомнил все то, что недавно ускользало из внимания, вплоть до последних мелочей. Двойственное представление о совершенном мной сдавило душу — удовлетворение от суда над преступниками и вместе с тем угрызение — нет, не совести, она поддерживала меня, — а осознания высшей ценности. Кто я такой, чтобы судить кого-либо?! Неужели возомнил себя правым в делах человеческих и божьих? В этих вопросах я чувствовал суд над самим собой и приговор был вовсе не оправдательным, несмотря на все кажущиеся благими мотивы. Кто-то свыше произносил в моих мыслях — покайся, только истинное покаяние освободит твою душу. Иначе больше не будет тебе святого благословения!

Разумом понимал — тот, кто осуждал меня, возможно, частица духа святого Сергия Радонежского, — прав, но сердце говорило о другом — добро не должно быть беззащитным. Я целитель, но в час невзгод должен стать против зла как воин, бить врага всеми доступными средствами. Если суд человеческий, те ведомства, что должны защищать мирных людей, сами погрязли в кривде, то я буду свершать свой выбор по закону совести, а не божьему. И никакого покаяния в душе не чувствовал, зрела только решимость отстаивать свое право, даже если оно не по нраву святому покровителю. Пусть он лишит меня дара, не смогу творить чудо, но останусь самим собой, в ладу с душой и совестью. С такой мыслью вновь отдался умиротворяющей волне тихого сна, без тревог и сомнений.

Проснулся на рассвете, свет из окна только начал развеивать ночную тьму. Осторожно встал, стараясь не разбудить спящую Мелиссу, вышел во двор. Размял затекшие за сутки мышцы, чувствовал, как они с каждым движением наполняются силой. Поднимающееся солнце пробивалось лучами через затянувшее небо облака, грело мою мятущуюся в глубине душу. Все же нелегко мне дался выбор — готовность отказаться от всего наработанного и возможности помогать отчаявшимся людям стоила дорого. Привычно, как устоялось по утрам за последний год, предпринял выход в астрал и только потом с восторгом осознал — у меня получилось! Прежние силы вернулись ко мне, никто их меня не лишил. Наверное, я выдержал какое-то испытание, наведенное святым духом, или он проникся моими доводами.

Как бы то ни было, но этот и последующие дни шли по-прежнему, после занятий вел операции, причем с последней наработкой — параллельными процедурами со всеми пациентами. Конечно, они проводились не в столь интенсивном порядке, как в день теракта, но позволили принять существенно больше нуждающихся в хирургической помощи. В нашу больницу направляли плановых больных не только города и области, но и с других краев, график был занят на месяцы вперед. Так что теперь с ожиданием необходимой операции намного ускорилось, мы принимали ежедневно десяток пациентов, иногда больше. Сверх того еще экстренных и по особым спискам, так что у меня набиралось в день до полутора десятка операций. Такой довольно напряженный режим я выдерживал сносно, без особого утомления, причем с течением времени все легче — сказались полученный опыт и отработанные многократно навыки.

Со временем после теракта прояснились события, связанные с моей зачисткой замешанных лиц. Массовая смерть как явных бандитов, так и считавшихся добропорядочными высокопоставленных чинов в первые дни вызвала замешательство в криминальных и властных кругах, немалый интерес в СМИ. Никто точно не знал, как такое могло произойти, разные эксперты строили свои догадки и предположения в аналитических статьях и кратких справках. Вскоре по материалам следствия появилась информация о раскрытых базах террористов, причастии громких имен к проведенным и готовившимся терактам, выявились новые банды и связи как в нашем городе, так и в других областях. Пошла цепная реакция по всей стране, компетентные органы под давлением обстоятельств предприняли какие-то меры по ее очищению от нелюдей.

Никто не связал произошедшую историю со скромным студентом, пусть и с неординарными способностями. Интереса со стороны заинтересованных в этом деле кругов к себе и своей семье я не обнаружил, жизнь у нас продолжалась своим чередом. Сам больше не прибегал к подобным акциям. Да и прежде не ставил себе цели карать кого-либо, пока судьба не столкнула меня напрямую с извергами. Но если вновь возникнет необходимость, то в стороне не останусь, в этом не было сомнения. Продолжал работу со своим полем в астрале и реальном времени, выявлял и изучал новые возможности. Здесь у меня шел постоянный прогресс, ежедневные занятия давали постепенный прирост потенциала, закрепляли практические навыки, готовили мне базу для новых прорывных проектов.

Так у меня шли день за днем, встретил с семьей Новый год, на каникулах выезжали в загородний дом отдыха на Истре. Перед самым Крещением съездил в храм Сергия Радонежского, внутренний голос позвал меня туда. Вместе с паломниками и местными прихожанами отстоял обедню, а потом причастился к святому Таинству. Вновь испытал благодать святого места и духа — почувствовал душевное обновление и покой, прежние сомнения и тревоги ушли в небытие. Хотя я не признавал в себе какого-либо тяжкого греха, даже в том массовом лишении жизни, но тягость на душе оставалась, как будто я запятнал ее грязью и кровью. Теперь же на нее бальзамом снизошли прощение и благословение свыше. На сердце стало легко и отрадно, я готов был объять весь мир таким, каким он есть — добрым и злым, прекрасным и уродливым.

Нельзя сказать, что возлюбил врага своего — бил и буду бить его, но принял большее терпение к слабостям ближнего, даже идущим во вред окружающим. Я не пастырь, ведущий заблудшую овцу, перевоспитывать кого-либо не собираюсь, но и карающим мечом нельзя наказывать провинность, если есть возможность обойтись без него. Такой вывод принял после причащение, внесшего некоторый компромисс в мою реакцию на зло. Сейчас, вспоминая свою смертную кару преступникам, лучше понял, в чем же был не прав. Я пошел самым радикальным путем, тогда как нужно было действовать более разборчиво с каждым отступившим, а не огульно. Кто-то действительно заслуживал вынесенный мною приговор, другим бы хватило иных мер, не столь кровожадных.

Главная моя ошибка состояла в том, что поддался гневу и не мог более трезво оценивать свои действия. Именно в нем покаялся в ходе причащения, а Господь простил мою вину и дал свое благословение на добрые дела. Оно сказалось в самом скором будущем, а пока я возвращался домой по заснеженной дороге, буквально через километр от храма стал свидетелем дорожной драмы. Едущий впереди меня грузовой автомобиль вдруг резко ушел влево, на встречную полосу, по которой к нам приближался патрульный автомобиль милиции, а за ним автобус. Водитель патрульной машины мог избежать столкновения, уйдя на обочину, но он стал резко тормозить и подставил под удар многотонного грузовика левый бок.

Видел как в замедленных кадрах — грузовик бьет легковушку, а затем, отклонившись от удара вправо, цепляет краем встречный автобус, а потом останавливается. Сам затормозил, остановил минивэн на обочине и побежал к месту аварии. Автобус к этому времени уже встал, а его водитель со всех ног мчался к отброшенному за кювет патрульному автомобилю. Я подбежал чуть позже, когда тот дергал заклинившую дверь, вдвоем вырвали висевшую на одной петле преграду, а потом осторожно вытащили из машины окровавленное тело водителя, потерявшего сознание. Второй милиционер, сидевший справа, был в лучшем состоянии, во всяком случае, находился он в сознании и следов крови на нем не заметил.

Положили раненого на мою расстеленную на земле куртку, я немедленно взялся за операцию. Даже беглого осмотра хватило, чтобы определить крайне сложное состояние пострадавшего. Он практически уже умер — сердце остановилось, дыхания нет. Вся левая сторона тела травмирована, множественные переломы и ушибы. Срочно взялся за реанимацию сердца, пробитого кусочком ребра, параллельно восстанавливал оборванные сосуды, легкие, другие органы, травмированные от удара. Работал в интенсивном режиме, сразу со всеми повреждениями, помог наработанный опыт сотен подобных операций. Много времени не ушло, вскоре заработало сердце, раненый задышал, а потом пришел в сознание.

Глава 15

Меня поразила самоотверженность милиционера, рискнувшего своей жизнью ради спасения других. Конечно, это его долг — защищать людей от беды, но все равно — когда на твоих глазах совершается подвиг, он не может оставить равнодушным. Такое же отношение видел и в глазах окруживших нас людей — пассажиров автобуса, водителей, остановившихся возле нас. Восхищение поступком героя, переживание за его жизнь — эти чувства сплотили всех присутствующих. Они стояли рядом молча, казалось, даже затаили дыхание. И когда милиционер открыл глаза и едва слышно прошептал: — Что с автобусом, все живы? — все облегченно перевели дыхание, кто-то выкрикнул: — Жив! Слава богу, выжил!

Водитель автобуса поспешил успокоить очнувшегося раненого:

— Сержант, не волнуйся, все живы, никто не пострадал. Спасибо тебе, спас нас всех!

По моим указаниям мужчины подняли сержанта на руки и перенесли в минивэн. Туда же доставили второго милиционера, впавшего в болевой шок. Я провел ему минимум восстановительных процедур — состояние не представляло опасности, а после отвез в ближайшую больницу в районном центре. А потом заехал в райотдел милиции — оба пострадавших оказались его сотрудниками, рассказал о случившемся происшествии. Дежурный капитан тут же связался с отделением ГАИ, там объяснили, что к месту аварии уже отправлена следственная группа. Капитан вызвал своих сотрудников — следователя и криминалиста, попросил меня проехать с ними туда же.

К нашему возвращению большинство людей разъехалось, остались только очевидцы происшествия. Следователи ГАИ уже приступили к своей работе — отмеряли, фиксировали следы, снимали показания очевидцев. Мои попутчики также принялись за следственные действия, я же, оставив им свои данные и показания, отправился домой. Почти всю дорогу меня не оставляли мысли о происшедшем, героизме и самоотверженности рядовых милиционеров. В памяти всплывали другие — холеные, в высоких чинах, продавшие бандитам свою совесть и офицерскую честь. Ясно осознаю, что нельзя судить о милиции по отщепенцам. Большинство сотрудников, как тот сержант, отдадут жизнь ради других. И служба у них на переднем краю, они первыми встречают опасность. Как бы то ни было, милиция заслуживает уважения, сегодняшнее событие лишний раз подтвердило мне эту мысль.

После того, как побывал в храме, в душе как-будто наступило просветление, чувствовал необыкновенную легкость и ясность. Что бы я ни делал — оперировал больных, учил науки или дома возился с детьми, — все давалось непринужденно и свободно, даже в самые трудных ситуациях находил лучшее решение. Можно назвать такое чувство вдохновением, я видел отчетливо всю картину происходящего, варианты его развития, моментально их просчитывал и выбирал оптимальный. И удача шла мне навстречу, все получалось так, как задумывал. Конечно, я не рассчитывал на слепой случай, любое дело продумывал и тщательно готовил, но и везение не подводило меня. В таком настрое и подъеме я вел операции, которые еще совсем недавно считал проблемными, и они все завершились успехом.

Мне удалось справиться с частью заболеваний, которые считались неизлечимыми, особенно в запущенной стадии — раком различных органов, артериальной гипертонией, полиомиелитом и бронхиальной астмой. С другими подобными недугами — сахарным диабетом, вирусным гепатитом, артритом, СПИДом — только начал работать, но первые клинические испытания давали надежду на успех и с ними. Планировал еще в скором будущем приступить к экспериментам с наследственными и другими заболеваниями, связанными с нарушением генной структуры. По всем болезням изучал имеющиеся материалы, наблюдал за пациентами, очень аккуратно проводил с ними проверку гипотез максимально безопасными пробами. Свои опыты не афишировал, кто же даст согласие на них с живыми людьми?! Но я был уверен в полной безопасности клиентов, а результаты обещали превосходные перспективы.

Все новые работы и исследования велись для личного применения, именно для моих возможностей. В общей лечебной практике они особого значения не имели. Но некоторые выводы и наблюдения могли помочь лучше понять природу и причины заболеваний, до сих пор недостаточно изученных медицинской наукой. На будущее, после окончания института, предполагал заняться исследовательской работой с их излечением традиционными средствами, доступными любому практикующему врачу. Пока же записывал в отдельной тетради свои мысли, прогнозы и выводы, результаты клинических испытаний. Эти записи позволяли более последовательно и методично планировать работу, оценивать ее итоги, а также вносить исправления — ошибки, пусть и незначительные, я все же допускал.

Тем временем с наступлением весны пришли новые хлопоты — меня дополнительно обязали принимать пациентов в клинической больнице Главного медицинского управления, обслуживающей аппарат Президента и Правительства, городской мэрии. Как-то утром вызвали прямо с занятий к главврачу, тот без обиняков объявил:

— Евсеев, на тебя пришло предписание из горздрава. Направляешься в распоряжение правительственной больницы, будешь там один день в неделю вести прием больных. В остальные дни продолжишь работу и учебу здесь, как и прежде. Вот направление, завтра же поезжай туда оформляться. С деканатом института все согласовано. Есть вопросы?

Переспрашивать главврача не стал, все прояснится в самой клинике. Следующим утром отправился по указанному мне адресу в парковой зоне на Лосином острове. Здешнее место мне понравилось, чувствовал как на отдыхе в живой природе — чистый воздух, вокруг обширный березовый лес с островками ели и сосны, кустарниками, ухоженные пруды. Сама больница находилась в глубине острова на огороженной, довольно просторной территории. В главном корпусе меня принял курирующий зам главврача, после собеседования и оформления направил в хирургическое отделение ассистентом хирурга. Но оговорил, что могут привлечь к приему амбулаторных больных в поликлинике.

В тот же день приступил к новой работе — познакомился с персоналом, обсудил со специалистами предстоящую практику совместных действий, провели первую операцию, со своими трудностями и слаживанием. В последующем дело у нас наладилось, да и каких-то сложных операций в первый месяц не было, больше занимался приемом больных в поликлинике. Особой необходимости в моих способностях я здесь не видел, наверное, кому-то вздумалось привлечь набирающего известность чудодея в угоду власть предержащим, для лечения их болячек. Правда, высокопоставленные чины — руководители управлений и департаментов, — ко мне еще не обращались, пока только рядовые работники, редко кто из среднего уровня. Причем больше доводилось работать не с самими сотрудниками аппарата, а их родственниками.

Не раз пришлось испытывать свое терпение от капризов избалованных жен и чад чиновников, требующих от меня почтительного внимания к их недомоганиям, зачастую воображаемым, внушенным самим себе. В конце концов не выдержал, стал давить на их психику, эмоциональный настрой установкой — "У меня все в порядке, чувствую себя хорошо". Но, против ожидания, поток пациентов только возрос и именно с психическими заморочками — депрессией, нервными срывами, даже плохим настроением. Практически исполнял роль психотерапевта — успокаивал, внушал положительные эмоции, восстанавливал психическую устойчивость. Не мог отказать в той малости, что они ждали от меня — внимания и сочувствия.

Первое более-менее серьезное вмешательство пришлось на втором месяце работы, у одной из сотрудниц аппарата правительства обнаружили рак легких. Правда, в начальной стадии, можно обойтись обычным удалением ракового образования. В больнице такие операции проводились, но она обратилась ко мне. Следующий случай оказался гораздо сложнее, больной перенес инсульт с обширным кровоизлиянием. Интенсивная терапия в реанимационном отделении не дала улучшения, меня вызвали ночью, когда пациент уже впал в кому. При первом осмотре выявил отек мозга, началось отмирание тканей. Процесс еще не зашел далеко, но надежды на полное восстановление практически нет, речь идет только о минимизации потерь мозговой деятельности.

Работал с больным несколько часов, дольше, чем обычно при подобной патологии. Остановил дальнейшее разрушение тканей, убрал отек, потом восстановил лопнувшие сосуды, очистил от тромб и бляшек. Больше времени ушло на реабилитацию коры мозга, передачу нейронных цепей от пострадавших участков на соседние. Понадобились еще дополнительные сеансы для восполнения мозговой активности, но я их провел позже, а пока ограничился необходимыми реанимационными процедурами. По окончании операции перевел пациента из бессознательного состояния в глубокий сон. Последующими сеансами в течении недели в значительной мере восстановил все функции головного мозга. Больной после окончания лечебного курса даже смог приступить к работе, правда, с некоторыми трудностями в первое время — отчасти пострадала память.

Эти и еще другие сложные операции привлекли ко мне внимание высшего руководства, с мая меня все чаще стали вызывать для лечения особо высокопоставленных чинов — от мэра города и министров до руководителя аппарата президента. В начале июня у меня состоялась первая встреча с президентом страны, у него серьезно занемогла жена. За мной приехал нарочный, когда я проводил операцию в своей больнице. Сразу по ее окончанию меня вызвали к главврачу, в его кабинете увидел молодого, моего возраста, человека в штатском, но с заметной выправкой. Главврач представил нас друг другу, а потом обратился ко мне:

— Сергей, сейчас поедешь с лейтенантом, он объяснит подробности. Операции на сегодня отменяются, проведешь их завтра с утра. Все, поезжай, тебя ждут.

С посыльным я почти не разговаривал, он особенно и не старался общаться, только сказал, что могу называть его Максимом и едем мы за город, на дачу Президента в Горках. Вместе прошли к ожидавшей нас машине, внешне ничем не приметной, даже без мигалок. Почти в полном молчании — водитель тоже оказался молчуном, выехали из города на запад, вскоре добрались до лесного массива и поста на въезде в охраняемую зону, окруженную высоким глухим забором. После проверки моих документов проехали через парк к большому двухэтажному дому, Максим проводил меня в одну из комнат для гостей на первом этаже. Ждал недолго, минут через десять позвали в приемную. Там помощник президента провел со мной небольшой инструктаж — что можно делать и что нельзя, а потом разрешил пройти в кабинет главы государства.

В первый момент не узнал Мельцина — обмякшее усталое лицо оказалось разительно отличающимся от тех портретов, что печатались в газетах и журналах, или показывали по телевизору. Разве что крупное сильное тело напоминало о харизматичном лидере, взявшем в свои руки власть больше десяти лет назад в переломный для страны момент. Насколько я понял из истории той поры, именно нынешний президент стал одним из инициаторов поднятой тогда бучи, фактически свергнул правящий коммунистический режим, а потом в отчаянной, с жертвами, борьбе спас страну от полного развала и разрухи. Сейчас тянул за уши Россию из самого дна к прежнему величию, постепенно восстанавливал разворованное хозяйство, поднимал армию, науку, дух народа.

У меня самого о Мельцине сложилось мнение в большей степени негативное. Я считал его главным виновником происшедшей со страной вакханалии. Соглашался в том, что прежний режим, как сформулировали историки, погряз в застое, потерялась динамика роста, но доводить до случившегося беспредела посчитал преступлением. В моем прежнем мире тоже были сложности в экономике и идеологии, но советская власть выдержала все трудности. Пришедшие на смену послевоенной партократии молодые руководители сумели коренным образом реформировать командно-административную систему хозяйствования, постепенно, без революционных наскоков, развили многоукладную экономику и свободу совести. У людей появился интерес к творческой и активной позиции, часть из них занялась предпринимательством, другие вкладывали свой ум и труд в государственном предприятии.

Общий подъем народной воли сказался на росте экономики, Советский Союз вышел в мировые лидеры как по общим показателям, так и по большинству стратегически важной и наукоемкой продукции. Мы экспортировали в страны Европы, Азии самые разные товары — от автомобилей и компьютеров до обуви и одежды, причем они успешно конкурировали на рынке с самыми лучшими зарубежными аналогами. А в этом мире почти ничего своего нет — все привозное. Редкие оставшиеся предприятия дышат на ладан, не выдерживают жесткого давления гораздо качественных и дешевых товаров из Европы и Китая. Правда, в последние годы идет небольшое оздоровление национального производства за счет государственных кредитов и льгот, введения таможенных барьеров для импортной продукции. Но оно еще слишком незначительно в общем товарообороте, так что путь к экономической независимости страны предстоит еще долгий.

Президент встретил меня настороженным взглядом, как бы оценивая — заслуживаю ли я той надежды, что вынужденно должен питать ко мне. Сухо ответил на мое приветствие, а потом медленно, придавая вес каждому слову, выговорил:

— Азов рекомендовал тебя для лечения болезни жены. У нее сахарный диабет в тяжелой форме, инсулин уже не помогает. Болят почки, вся отекла. Еще ее мучают постоянная жажда и зуд. Сможешь помочь?

Отвечаю осторожно: — Борис Нилович, мне надо осмотреть больную, тогда смогу ответить точно.

Мельцин помолчал, вглядываясь в мои глаза, потом буркнул: — Иди за мной.

Мы вдвоем, хозяин впереди, я за ним, вышли из кабинета, прошли по коридору до широкой лестницы и поднялись на второй этаж. У второй двери он остановился, бросил: — Подожди здесь, — сам прошел в комнату. Через минуту окликнул меня: — Заходи.

Супруга президента лежала на кровати у дальней стены с подключенной капельницей. Рядом с ней на стуле сидел врач в белом халате, измерял давление. Внимание привлекло опухшее от отека лицо больной, особенно вокруг глаз, она дышала трудно, с хрипом. Внешне, по первым признакам, предположил очень сложную форму сахарного диабета — диабетическую нефропатию с наложившейся на нее хронической почечной недостаточностью. Подождал, пока врач закончил свои процедуры, потом приступил к детальному обследованию пораженных органов. Действительное состояние оказалось хуже, больная была уже на грани самой опасной — гиперосмолярной диабетической комы, угрожающей жизни, ей нужна экстренная помощь.

Без лишних в данной ситуации слов и объяснений приступил к операции. В первую очередь заблокировал дальнейшее отравление организма продуктами нарушенного метаболизма, а потом параллельно с их выводом принялся за восстановление пострадавших органов — почек, печени, кровеносной системы. И здесь рискнул, впервые применил свою заготовку — вмешательство в эндокринную систему и устранение гипергликемии, причины сахарного диабета. Тем самым не просто снять приступ осложнения, а радикально решить с самим заболеванием. Работал не спеша, очень аккуратно — операция во многом новая и сложная, не мог допустить какой-либо ошибки. После каждого промежуточного этапа проверял общую клиническую картину и состояние подконтрольных органов, так шаг за шагом провел всю процедуру.

Завершил операцию общеукрепляющей подпиткой энергии — за период обострения болезни организм больной практически истощил свой резерв, тонус у нее очень слабый. Сейчас состояние не внушало каких-либо опасений, да и метаболизм более-менее восстановился. Нужно еще время для полной реабилитации, но здесь справятся без меня общеукрепляющими средствами. На операцию и другие процедуры потратил несколько часов, все это время никто мне не мешал. Как только я завершил работу, Мельцин нетерпеливо спросил:

— Что с Фаиной Ильиничной, все в порядке?

Успокаиваю волнующегося за жену хозяина:

— Да, сейчас в порядке. У нее было обострение болезни, предкоматозное состояние, сейчас все нормализовалось. Фаина Ильинична спит, ей надо отдохнуть, набираться сил. И еще, возможно, больше не понадобится инсулиновое лечение. Я провел операцию с эндокринной системой, ответственной за диабет, думаю, с болезнью теперь покончено. Но надо еще понаблюдать, хотя бы неделю, тогда все станет ясным.

Мельцин смотрел неверящими глазами на меня, а потом недоуменно переспросил:

— Как покончено? Но ведь диабет неизлечим, всю жизнь надо принимать инсулин!

Стараюсь отвечать спокойно, для многих представляются немыслимыми мои возможности:

— Борис Нилович, есть большая вероятность, что о болезни действительно можно забыть. У меня свои методы лечения, о них, наверное, Вам рассказывал Евгений Игоревич.

— Да, о чем-то таком говорил Азов, — задумчиво произнес Мельцин, — о твоих каких-то особых способностях, прямо волшебных. Если то, что сказал о Фаине Ильиничне, правда, то и я, и она будем тебе обязаны. А долги свои я не забываю!

Условились, что в течении недели буду наблюдать за больной, заодно поправлю сердечнососудистую систему — давление у нее повышенное. На том и расстались, Мельцин прощался гораздо теплее, даже расчувствовался — обнял меня и назвал Сережей. Опасения мои оказались напрасными — внесенные поправки в организм супруги президента оказались устойчивыми, инсулиновая зависимость исчезла. Анализы, показавшие отсутствие в крови глюкозы, подтвердили мой первый успешный опыт со считавшейся до сих пор неизлечимой болезнью. В последующем ко мне нередко обращались больные с таким недугом, я работал с ними намного увереннее. Со временем подобные операции стали для меня обыденными, как и другие, освоенные ранее.

С четой Мельциных, особенно с Фаиной Ильиничной, у меня сложились доброжелательные, можно даже сказать, сердечные, отношения. Не только из-за той помощи в лечении, которую я оказывал им обоим, но и взаимной душевной наклонности. Жена президента с той поры, как встала на ноги, отнеслась ко мне с материнской заботой — угощала вкусной стряпней, приготовленной своими руками, расспрашивала о моих близких, передавала им гостинцы. Когда впервые узнала, что у меня четыре жены и дети от всех, изумилась, даже всплеснула руками. Ей, выросшей в старообрядческой семье, сама мысль о многоженстве казалась кощунственной.

— Как же так, Сережа, ты же добрый и умный молодой человек, а допускаешь тяжкий грех. Должен понимать — у мужа и жены одна судьба на двоих до конца дней на земле, пока не призовет к себе всевышний. Они как половинки, прилепились друг к другу, как же может быть иначе!

Терпеливо, как объяснял когда-то своим родителям, ответил обескураженной старой женщине:

— Фаина Ильинична, я не мог поступить иначе. Мои жены, как Вы сказали, прилепились ко мне, не могли жить без меня. Видно такая у меня судьба, не стал отказывать им в счастье, резать по живому их душу. Живем мы дружно, в согласии и мире, заботимся друг о друге и обо всех детях. Старшей дочери скоро исполнится семь лет, самые младшие еще грудные. Они между собой как родные, старшие ухаживают за младшими, а те тянутся к ним.

Мои слова не убедили Мельцину, она поджала губы и упрямо продолжила:

— Все равно, Сережа, как ни оправдывай, но то, что ты живешь с несколькими женщинами — блуд. Случившего уже не воротишь, дети не должны страдать. Ради них придется тебе нести тяжкий крест, благими делами замаливать свой грех. Хотя что я говорю! Ты уже столько принес добра людям, подарил жизнь без боли и мучений, как мне, что тебе простятся и большие прегрешения!

В последующем Фаина Ильинична не поднимала эту тему, но о детях расспрашивала в каждую встречу. Я ей как-то показал прошлогоднюю фотографию всей нашей большой семьи, снятую на отдыхе в санатории, еще до пожара. Она долго рассматривала каждого, надев очки, а потом с теплой ноткой проговорила:

— А детки у тебя, Сережа, все хорошенькие. Разные, но такие милые. И жены симпатичные, особенно вот эта — ткнула пальцем на Таню, — крепкая женщина, на таких Русь держится.

После попросила оставить снимок, я потом видел его в рамке на столике у ее кровати вместе с фотографиями родных детей и внуков.

С Борисом Ниловичем складывалось иначе, но тоже по-доброму. После лечебных процедур — у него были серьезные проблемы с сердцем и сосудистой системой, перенес несколько инфарктов и инсульт, да и с другими органами далеко не ладно, — в минуты отдыха мы разговаривали на разные темы. Он больше спрашивал, а потом внимательно слушал, уточнял непонятные ему моменты. Говорили о здоровье — его, жены, их детей, я лечил всю семью президента, стал, можно сказать, домашним целителем. Интересовался моими способностями в лечебной практике, в других сферах их применения. Продемонстрировал несколько опытов с телекинезом — перемещал предметы своим полем, заставлял двигаться по произвольной траектории, левитировал, "видел" из астрала, что происходит в соседней комнате и другом конце города.

Конечно, о некоторых возможностях я и не упоминал, особенно с психическим давлением на окружающих, вселении в чужое тело и манипулировании его сознанием, да и о других своих тайных приемах. Мельцин, по-видимому, догадывался о подобном, но и показанное достаточно его впечатлило, только ахал, не стеснялся выражать свои эмоции. На старости лет, ему уже минуло семьдесят лет, как и Фаине Ильиничне, он отчасти размяк душой, держал себя не так строго, но правил страной еще довольно уверенно. У меня после более-менее близкого общения с президентом мнение о нем изменилось значительно, появилось больше уважения и понимания его воли. Как-то у нас зашел разговор о событиях прошлого, задели и проведенный им переворот, если прямо назвать отстранение от власти партийной верхушки.

Понятно, что каких-то тайных деталей, подоплеки произошедшего Мельцин не раскрыл, но и из сказанного им у меня сложилась картина драматичности тех дней. Тогда все смешалось — интересы, временные союзы, интриги разных политических сил, от крайне левых сталинистов до националистов и либералов. Власть уже не контролировала страну, пошли стихийные выступления, забастовки, погромы, межнациональные конфликты. Воспользовавшись разбродом в высших эшелонах власти, группа партийных функционеров, поддерживаемая армейскими чинами, провела путч — арестовала руководство страны, ввела в город верные им воинские части и провозгласила возврат к прежнему тоталитарному порядку. Клика продержалась неделю, основные силовые структуры и общественные движения не поддержали мятежников.

Именно в это горячее время Мельцин взял на себя организацию сопротивления путчу, в первый же его день объявил на всю страну преступным взявшую власть клику. Он единственный из влиятельных государственных лидеров проявил смелый гражданский акт и решительность, пошел ва-банк. Остальные заняли выжидательную позицию, открыто не присоединяясь к мятежу, но и не выступая против. Мельцин возглавил массу недовольных, к нему присоединились могущественные союзники, сделавшие свой выбор. Новый лидер действовал напористо и активно, не в пример путчистам, все еще ждущим поддержки от других политических сил и силовых органов. Возглавляемый им комитет национального спасения силами перешедших на его сторону воинских частей заблокировал Кремль с засевшими там путчистами, выдавил из города остатки армейских подразделений, поддержавших мятежников.

Удалось обойтись без боевых столкновений, те сами уходили, едва завидев идущую на них силу. Потеряв всякую силу, организаторы путча сдались после ультиматума комитета. После занятия Кремля Мельцин объявил о низложение клики и принятии на себя всей власти в стране до проведения всеобщих выборов. Передавать ее как на блюдечке скомпрометировавшему себя безволием и слабостью прежнему руководству не стал. По всей стране прошли митинги и собрания в поддержку нового лидера и широко пропагандируемую стратегию перехода от диктата партии к демократизации всего общества. Активная компания дала прогнозируемый результат. На первых выборах президента Мельцин получил поддержку подавляющей части населения и с присущей ему смелостью взялся за реализацию свои реформ.

Власти на местах не пошли на открытое сопротивление идущим из столицы переменам. Многие чиновники принародно открещивались от прежних догм, сдавали и рвали свои партийные билеты. Но двурушничество не спасло перерожденцев. В новые органы власти пришли другие, голодные и злые. Под лозунгами демократизации и свободы принялись творить произвол. Своекорыстно исполняли объявленные в стране программы и реформы — приватизацию, легализацию предпринимательства и доходов, передачу государственных полномочий местным органам. Благие начинания, предпринятые Мельциным, перешли на местах в откровенный грабеж. Каждый, получивший власть, как калиф, на час, старался урвать себе кусок побольше. В стране практически наступил хаос — производства сворачивались, люди оставались без работы и денег, расцвела преступность.

Надо отдать должное Мельцину — потеряв вначале контроль над происходившими в стране процессами, он смог собраться и не спасовать. День за днем упорно шел своим путем, пусть и с трудом, но сумел как-то оздоровить государственную систему, очистил ее от самых одиозных и проворовавшихся чинов, начал восстановление хозяйства. Не так убедительно, как в первый раз, но еще дважды избирался президентом. Скоро заканчивается третий срок, а с ним эпоха Мельцина, он намерен уйти на пенсию. Кого-то специально готовить себе в преемники не стал, из всех лидеров, способных достойно вести страну, отличал двоих — Путинцева и Степанова, молодых, честолюбивых и энергичных. Приблизил к себе обоих, дал им возможность проявить себя на высших государственных должностях.

Я разделял убеждение Мельцина, что самое трудное для страны время позади, впереди ее ждут процветание и величие. Но они не придут сами, как манна небесная. Каждому из нас, считающих себя патриотами, надо неустанно трудиться, общими усилиями принесем достояние себе и государству. Преодолевая при том происки внутренних и внешних врагов, их у России изобилие. Особенно с тех пор, как она стала вставать на ноги после первых лет разрухи и развала прежней страны — Советского Союза. Душой и сердцем верил, как и Мельцин — мы преодолеем трудности и невзгоды, наши дети будут жить счастливо в великой России. Обещал себе — приложу все силы и свои способности на общее благо. Я могу уже многое, но путь к совершенству только начат. У меня не было сомнений — впереди еще много интересных открытий, придут новые способности, но для того надо работать и учиться, без лени и легких путей.

Конец второй книги