Так, с взаимными уверениями, отправились в свой дом, там все приготовили для приема мамы и малютки. Помогали Алене все, даже старшие дети, наперегонки приносили пеленки и подгузники, угукали с малышом. Молодая мама только кормила грудью, глядя блаженно на сосущего младенца как Литта, кормящая мадонна. Я же присаживался рядом, прижимал к себе счастливую Алену, а она клала голову мне на грудь. Так мы сидели долго, смотря на довольного сына, пока он не засыпал.

Алена укладывала Виталика, мы назвали сына в честь его дедушки, я поднимал жену на руки, нес в постель и нежно ласкал ее. Заметил в себе особое влечение к подругам, кормящим грудью. Вид обнаженной груди, сосущего младенца, даже идущий от них запах — возбуждали меня непомерно. Так было с Таней, когда она кормила Валюшу, а потом Сережу, с Наташей, теперь с Аленой. С трудом сдержал себя от близости с только что родившей подругой, разрядил все скопившееся напряжение в неистовом соитии с темпераментной Ксюшей.

Перед Новым годом водил Валюшу и Сережу-старшего в институт на утренник. Дед Мороз и Снегурочка с подарками, хороводы, кукольный спектакль захватили души малышей, своими маленькими сердечками переживали происходящее празднество, глаза их сверкали от возбуждения. Я сам с ними как-бы оказался в чудесном волшебном мире, радовался и волновался за них, а они только вскрикивали: — Папа, смотри, — и тыкали пальчиками в ряженных Снеговика и зверюшек, клоунов с шарами и надувными цветами.

Всю обратную дорогу и дома наперебой рассказывали об увиденном, а взрослые разделяли их восторг, умилялись детской непосредственностью и верой чудеса. Мы еще вместе ходили на новогодние представления в ТЮЗ и цирк, дети и взрослые одинаково увлеченно следили за происходящими на сцене и арене выступлениями артистов, дрессированных животных. Встречали Новый год дома у пахнувшей смолой елки, каждому малышу приготовили под ней подарки, а мамы водили с ними хоровод. После всей семьей, оставив дома только Алену, отправились гулять по улицам, поздравляли встречающихся, а они в ответ нас. Ночная темнота расступалась от многочисленных фейерверков и огней, стоял непрекращающийся шум хлопушек и петард, народ вокруг веселился, мы с ними также.

Через два дня после Нового года произошло событие, повлиявшее на мою в общем размеренную жизнь далеко не лучшим образом. Мы с Таней и нашими детьми — Валюшей и двумя Сережами, — только что вернулись с утренника во Дворце и сели обедать, когда позвонили в воротах. Пошел открывать, увидел стоящий прямо у ворот джип Чероки и рядом с ним троих молодых людей в кожанках. Тот, что постарше, спросил у меня, едва я вышел за калитку:

— Евсеев Сергей?

Меня насторожил их вид, в них нетрудно распознать братков из криминальных кругов. У меня прямых контактов с такими деятелями до сих пор не было, если не считать разборки со шпаной трехлетней давности. Так что их приезда я не ожидал, тревога охватила меня. Но постарался не показать чужим людям свою обеспокоенность, спокойным тоном отвечаю:

— Да, это я. По какому поводу ко мне?

— Бугор послал нас за тобой. Он все объяснит. В обиде не останешься.

— У меня с вами никаких дел нет. Почему я должен поехать неизвестно куда?

— Мы из Перовской бригады. Вопросы есть?

Среди обывателей на слуху крупнейшие банды города, или, как их называют, ОПГ. Перовцы входят в одну из них — Измайловскую. Она "славится" размахом своей деятельности, как в легальной сфере, так и криминальной, а также жесткими мерами в разборках с другими ОПГ. Становиться на ее пути смерти подобно, правда, в последние годы она стала действовать более цивилизованным способом, через финансовые и другие легальные возможности. Но волк остается волком, даже если он рядится в овечью шкуру. Не стал обострять ситуацию, согласился:

— Хорошо, я поеду с вами. Только на своей машине. Пойду соберусь.

Своим сказал, что поехал по срочным служебным делам, могу задержаться. Кажется,они не почувствовали мою тревогу, только Таня беспокойно смотрела на меня, такого у меня еще не происходило. Выгнал Камри из гаража, поехал вслед за джипом, только едва не потерял его за первым перекрестком. Водитель на нем с места рванул как угорелый, с ходу проскочил перекресток на желтый сигнал. Я же остановился, как требуется правилами, дождался зеленого и спокойно направился дальше. Ищу глазами провожатых, а их нет, уже след простыл. Остановился, стал ждать возвращения бандитов. Минут через пять они прилетели стрелой, водитель с ходу принялся отчитывать меня:

— Ты, что, чайник, ездить не умеешь?

Осаживаю зарвавшихся беспредельщиков, которым правила не указ:

— Так, ребята, я с вами ехать куда-то не напрашивался. Это вам надо привезти меня, так что не торопитесь, гнать и попадаться гаишникам не собираюсь.

Водитель злобно посмотрел на меня, а потом на своего старшего, сидящего рядом. Тот успокаивающе произнес ему: — Ладно, Серега, не гони. Парень еще молодой, всего еще боится.

Дальше мой тезка ехал более внимательно, останавливался и ждал, если я отставал. Выехали за город, проехали еще с десяток километров, а потом на развилке повернули к элитному поселку в сосновом бору. Вход в него закрывал опущенный шлагбаум, старший крикнул вышедшему из будки охраннику:

-Открывай, служба. Камри с нами.

Проехали по поселку недолго, через сотню метров остановились у ворот трехэтажного особняка. Водитель Чероки посигналил, оттуда выглянул через открывшийся проем браток в камуфляже, после поторопился открыть настежь ворота. Я въехал за джипом в просторный двор, за мной их тут же закрыли. Вышел из машины, но осматриваться мне дали, старший указал: — Сергей, иди за мной.

Прошли в дом, поднялись по широкой лестнице на верхний этаж, старший позвонил у входной двери, через несколько секунд та открылась. Мы прошли мимо очередного охранника, дальше по коридору в просторную приемную. В нем за офисным столом с компьютером сидела симпатичная девушка, старший бросил ей: — Мы к Палычу.

Секретарша молча набрала связь, проговорила в микрофон:

— Иван Павлович, к вам Кузнецов, с молодым человеком.

Услышал из динамика густой бас: — Пропусти, Лена.

В большом кабинете за столом у дальней стены заметил крупного мужчину, сравнительно молодого, не больше сорока. По внешнему виду обычный руководитель среднего уровня, ничего бандитского в нем нет, разве что жесткое выражение лица и недобрый взгляд.

Кузнецов поторопился отчитаться перед боссом: — Вот, Иван Павлович, доставили Евсеева, о котором Вы говорили.

— Нормально обошлись с ним, без своих наездов? — Босс строго посмотрел на своего посыльного.

— Нормально, Иван Павлович, как Вы велели. Он сразу согласился ехать с нами.

— Ладно, Владимир, можешь идти.

Подождав, пока выйдет мой провожатый, босс обратился ко мне:

— Как зовут тебя? Сергей? Присаживайся, разговор будет долгим.

Когда я уселся за столом сбоку, продолжил уже более мягким, даже просительным тоном:

— Я слышал, что ты экстрасенс, можешь лечить серьезные болезни. У меня к тебе дело. Сын мой в коме, уже два месяца. Гонял с подружкой на своей машине по улице, на повороте не вписался и въехал в дерево. Подружка насмерть, сам он с серьезными травмами попал в реанимацию. Врачи что могли, сделали, подлатали всего, а с травмой головы не справились. Даже специалисты института Бехтеревой не смогли помочь. Признали его безнадежным. Сейчас он дома, под аппаратом, мой врач следит за ним. Сколько еще поддерживать жизнь, не знаю. Прямо скажу, сын сейчас живой труп, ни на что не реагирует. Если сможешь вылечить, то я твой должник, а за долги я рассчитываюсь сполна. Если нет, то такая судьба у Саши, придется кончать с ним. Как, возьмешься?

Подумал немного, по-видимому, у больного очень сложная патология, наверняка хуже, чем с Дашиным сыном. Коль с Лешей справился с большим трудом, то здесь вообще загадывать не стоит. Отвечаю неопределенным тоном, сомнения не дают мне уверенности:

— Мне надо посмотреть больного, по силам ли мне. Я только учусь, многого еще не знаю и не умею.

— Ты где, в мединституте учишься? На каком курсе?

— Да. На первом.

— На первом? — Явно слышу в голосе авторитета скепсис, даже разочарование. — А мне наговорили, что ты опытных врачей за пояс затыкаешь. Но все равно, мне выбирать больше не из чего. Сейчас поедешь со мной домой, дальше решим, как быть.

Дом оказался неподалеку, в этом же поселке, только на параллельной улице. Поменьше, чем первый, но тоже солидных размеров, охраны также хватало. Да, непростая жизнь у этих авторитетов, коль так пекутся о сохранности своей жизни. В доме, кроме прислуги, нас встретила супруга босса, он назвал ее Валентиной Сидоровной. На вид старше мужа, далеко не топ-модель, плотного сложения, но поддерживает себя в порядке, не расползлась в ширину. В доме гнетущая атмосфера, уже через минуту почувствовал себя неуютно.

Беда наложила след на семью босса — его самого, жену, младшую дочь-восьмиклассницу, чувствуют как рядом с покойником. При мне еще бодрятся, стараются не показывать свою растерянность и отчаяние, но видно, что нервы у них на пределе в ожидании самого худшего. Видел фотографию сына — симпатичного парня лет семнадцати или немногим больше. Он смотрел на нас счастливыми глазами, наверное, только что пережил какую-то большую радость. Понимаю состояние родителей, видеть теперь жалкое подобие сына для них мучительно.

В комнате юноши застал доктора, уже пожилого, даже пенсионного, возраста, мужчину, он стоял у постели больного, ставил систему. Подождал немного, пока врач закончил процедуру, после принялся за осмотр. Даже общая картина ауры была удручающая, практически весь организм стал разлагаться. А в головном мозгу состояние можно оценить двумя словами: сплошная патология. Нет живого места, от коры до глубинных слоев. Рваные ткани, лопнувшие сосуды, кровь залила прилегающие участки, все отекло. Любой врач, если ему показать такую картину, посчитает больного обреченным.

Выношу родителям, напряженно стоявшим рядом со мной, даже дыхание затаили, приговор их сыну:

— Мозг пострадал очень сильно, сейчас он на грани полного омертвения. Но все же я попытаюсь как-то его спасти. Но сразу предупреждаю, такая вероятность чрезвычайно малая. Да и в лучшем случае, даже если удастся вернуть вашего сына к жизни, о полноценном восстановлении мозговой активности речи нет. Вероятнее всего, он останется с существенно нарушенным интеллектом, прямо говоря — кретином. Теперь решайте, приступать к лечению или нет. Лечебный курс займет не меньше месяца. Надо весь организм приводить в порядок, кроме головного мозга и другие органы тоже начали разрушаться. Как надумаете, вот мой телефон, позвоните.

Глава 4

Авторитет позвонил ранним утром. Мы с Ксюшей еще лежали в постели, расслабились в рождественские каникулы. Он говорил громко, едва сдерживая волнение:

— Мы согласны лечить сына. Мать не хочет и слышать о других вариантах. Главное, чтобы сын выжил, пусть хоть каким. Сережа, я сейчас отправлю машину, через час будет у тебя.

— Хорошо, Иван Павлович, я собираюсь.

Ксюша, сплетница, во все уши слушала наш разговор, а потом переспросила:

— Все таки они согласились, Сережа?

— Да, моя болтушка!

Девушка помолчала, а потом уверенным тоном заявила: — А я знала, что так будет. Какая мать не захочет, чтобы сын ее жил, пусть и не совсем нормальным!

Я вчера после возвращения домой рассказал подругам о произошедшем, они только ахали от такой вести, переживали за бедного юношу. Пока Ксюша бегала к старшим женам поделиться последней новостью, не спеша стал собираться, потом завтракал, когда услышал шум подъехавшей машины. Водитель не стал сигналить, будоражить всех, ждал, пока я не выйду. Меня провожали жены как на подвиг, желали удачи, надеялись на успех.

За рулем сидел тот же Серега, ответил на мое приветствие, а потом дал газу. Мне так быстро не приходилось ездить в городе, даже от страха поджилки затряслись, но не стал урезонивать лихача. Машина его, пусть едет как хочет. Доехали к дому босса чуть больше, чем за полчаса, почти вдвое скорее, чем вчера со мной. Здесь ждали меня все домочадцы, босс тоже остался, решил сам понаблюдать за операцией. Они все зашли за мной в комнату Саши, даже пигалица, его сестренка. Я не стал возражать, они мне не помеха, если не станут греметь.

Начал с кровеносных сосудов. Очистил их от тромбов и сгустков, аккуратно срастил разорванные края. Сил и времени на их восстановление ушло много, слишком обширные повреждения как мелких капилляров, так и основных каналов. После немало усилий понадобилось на очистку тканей от отеков и следов излившейся крови. Результат первого сеанса меня обнадежил, исчезли темные участки в местах разрыва сосудов, они приобрели розовый оттенок. Не стал продолжать операцию, хотя еще остался резерв энергии, но доводить до полного ее истощения, как случилось с Алешей, посчитал неразумным. Лечение предстоит длительное, надо рассчитать ресурс на весь курс.

Внешне вид больного заметно не изменился, если не считать более естественный цвет лица, исчез красный оттенок вокруг глаз. Рассказал родным Саши о проведенной операции, первых обнадеживающих ее итогах. Они восприняли мой рассказ с облегчением, но пока еще боясь поверить в лучший исход. Их осторожность понятна, инстинктивно защищают себя от краха надежды. Поблагодарили меня за труд и участие, договорились о следующем сеансе. Я назначил его на завтра, только во второй половине дня. Утро у меня занято, веду детей на спектакль в ТЮЗе.

Последующее лечение проводил по продуманному плану, поэтапно. Восстанавливал поврежденные ткани, нейронные связи, нервные рецепторы, функциональные параметры. На седьмом сеансе Саша вышел из комы, открыл глаза. Видно, что он узнал родителей, мышцы лица дернулись, но сказать ничего не смог. Речевой центр, как и многие другие, я еще не восстановил. Но даже такой успех вызвал взрыв эмоций родных больного, они уже уверились в скором выздоровлении Саши. Мать плакала, обняв сына, у отца тоже дрожали губы. Когда я уходил, Валентина Сидоровна обняла меня, все еще плача, а потом, захлебываясь, проговорила:

— Сережа, я буду молить бога до конца дней своих о всех благах тебе! Ты нам вернул сына, — твоя мать поймет, — нет дороже для меня никого, ради его жизни я готова отдать свою. Ты наш спаситель, не только сына, да хранит тебя Господь!

Не знаю, то ли молитва страждущей матери помогла или мое провидение, или все вместе, но в событии, произошедшем незадолго до завершения курса лечения, спасли мне жизнь. В тот день какая-то тревога вселилась в меня, без всякой видимой причины. Процедуры проходили в нормальном режиме, я практически завершил с восстановлением головного мозга и связанных с ним структур и систем организма, принялся за лечение других органов. Больной уже мог говорить, пусть с трудом, самые простые слова и выражения, самостоятельно есть, пить. Вставать еще не мог, двигательный центр не полностью вышел на нужный уровень рефлексии, да и с вестибулярным аппаратом мне еще надо позаниматься.