— Отлично! — выдохнул Залемран. — И что теперь?
— Для начала её стоит связать, — практично предложил Вийник. — Тогда эффект заклинания продлится столько, сколько я хочу.
Тиселе всё-таки рванулась вперёд, к горлу волшебника и два взрослых мужчины с большим трудом смогли связать отчаянно кусающуюся и царапающуюся девушку. Вместо верёвки они воспользовались всё тем же магическим поводком, который, на беду ведьмы, мог становиться такой длины, какой пожелает хозяин. Связанная, вернее, опутанная целиком, с головы до ног, как личинка в коконе, ведьма бесполезно рвала зубами свои путы и злобно шипела.
— Очень странное дитя, — задыхаясь, проговорил Залемран и налил себе и другу ещё вина. — Ты прав, её магия такая же... нарисованная. Лес?
— Или Заклятая, — предположил Вийник.
— А, может, Заклятые и впускают в себя магию леса, — осенило Залемрана.
— Жизнь леса, — негромко поправил Вийник и покосился на девушку, которая почему-то перестала брыкаться и кусаться.
— Очень странное дитя, — повторил Залемран. — Я расспросил Ковека, он в детстве жил в степях.
— И? — уточнил Вийник.
— Они так себя не ведут, — коротко ответил Залемран.
— Ты знал, что она ведьма, и позволил ей расхаживать по твоему дому? — спросил Вийник.
— Но она собиралась спать! — запротестовал Залемран, сам понимания, как глупо звучат такие оправдания. — И ученики сказали, что она защищала Киксу!
— Заклятая, — повторил Вийник и снова покосился на пленницу. Она сидела подозрительно тихо, запрокинув голову назад... и ждала... звала?.. — Заль! Не спрашивай ни о чём! Быстро! Ответь! Она что-нибудь приносила с собой?
— Да, — ответил удивлённый магистр. — Лесной цветок, который оказался вовсе...
— Быстро! — вскочил на ноги Вийник. — Остановим её!
И опоздал.
Тиселе прекратила бессмысленно метаться как только поняла: это не поможет. Ей подарили слишком много силы, чтобы она могла колдовать, но волшебники забыли... забыли о чём-то очень важном.
Для этого не нужна была магия — та магия, которую применяют люди. Только понимание... единение. Цветок представлял часть её самой, и Тиселе смогла бы позвать его, даже лежи она на смертном одре. Впрочем, на смертном одре это получилось бы лучше всего. Цветок не был настоящим растением, он был лишь кусочком могущества стража, и теперь прилетел на зов его любимицы. Помедлив на мгновение, он врезался Тиселе между лопаток — обжигающе жаркий, сияющий как полуденное солнце. Ведьма выгнулась, завыла от невыносимой боли...
А после количество поглощённой силы превысило её возможности. Тиселе просто-напросто вырвало съеденной магией, и никто не мог бы этому помешать.
Волшебники теперь стояли у противоположной стены, не столько напуганные, сколько осторожные. От верёвки не осталось и следа. Ведьма билась в мучительных судорогах, исторгая из себя всю съеденную, но ещё не усвоенную магия. Сила собиралась в комнате в огромный светящийся шар, который, как знали все, в любой момент мог сорваться. Тиселе не сможет его принять, и тогда он найдёт другую жертву. Киксу. И высвободит на свободу её огненный дар, и весь дом сгорит в волшебном пламени. И поделать с этим было ничего нельзя. Но сказанное не означает, что Залемран и Вийник не станут пытаться.
Агония закончилась. Тиселе с трудом поднялась на четвереньки и посмотрела на шар. Под взглядом девушки магия завертелась ещё быстрее. Ведьма знала, что волшебство ищет, в кого бы спрятаться, и ещё знала, что оно может — и всё-таки не сорвётся без её разрешения. Ведь это была её магия, не так ли?
Тиселе пролаяла несколько слов на лесном языке. Шар остановился, покачался на месте и рванулся в сторону окна. Сквозь стекло он прошёл беззвучно, и ударил в сыплющийся с неба снег. Тиселе уйти без шума не удалось — она разбила окно. Мужчины вскрикнули, но девушка, не замечая крови, не чувствуя порезов, бросилась в ночь. Шар как будто распался и вплёлся во вьюгу. Ведьма пронзительно засвистела, и магические жгуты стегнули по снежинкам. Всё засветилось — тем светом, который видят лишь волшебники, а после пустырь за окном огласило громкое ржание.
— Заль... — выдохнул Вийник. — Ты тоже видишь?
— Да, — кивнул Залемран, не веря своим глазам. — Вижу.
Из вьюги соткалась белая лошадь и остановилась перед девушкой. Наклонила шею, словно приветствуя ведьму, подставила спину. Тиселе одним прыжком запрыгнула на снежное животное, вцепилась пальцами в гриву и пятками ударила по бокам. Лошадь поскакала — не прочь отсюда, а по спирали, с каждым новым витком набирая высоту. Свист вьюги сделался нестерпимым. Девушка оглянулась на дом, в котором к разбитому стеклу прямо-таки приклеились два мага. Закричала, но ветер унёс слова. Ударила пятками по бокам, и снежная лошадь унесла её прочь. Вьюга стихла.
— Вижу, — повторил Залемран внезапно севшим голосом. — Видел.
— У лошади не было головы! — почему-то шёпотом произнёс Вийник.
— Да, — хрипло подтвердил Залемран. — Не было.
Часть третья
Из записок Элесит, королевского этнографа
Глава первая
о том, как ввязываться в неприятности
На новом месте я устроилась удивительно быстро. Родители пристроили ко мне в услужение "сестру нашей Гресси" — молчаливую женщину, которая недавно только оправилась после родов. Сначала я возражала против появления в моих покоях ребёнка, но моё мнение не было принято во внимание. Позже оказалось, что возражала я зря. Младенцев я себе представляла смутно, в основном по собственному опыту — сестрёнка была болезненным, капризным ребёнком, чуть что, заходившимся в крике. Дети бедняков, видно, созданы из другого теста: за всё время, которое "сестра нашей Грэсси" провела в соседней со мной комнате, я не слышала ни одного раздражающего звука.
Меня служанка, кажется, воспринимала как ещё одного ребёнка, и, похоже, даже более беспомощного, чем её собственное дитя. Во всяком случае, именно ради этого высказывания она нарушила обычное своё молчание, когда спустя полтора месяца работы личным секретарём Вереза Алапа я вернулась к себе, избитая, усталая, украшенная жестокими синяками и с трудом передвигающая ноги.
Первое время я не вылезала из кабинета начальника Ведомства, входя в дела и принимая просителей. Как и обещал Везер Алап, за протекцию мне полагались богатые подарки. Люди, прежде не считавшие нужным даже заговаривать со мной, заглядывали мне в глаза и как бы невзначай оставляли на столе деревянные дощечки. Им и невдомёк было, что очерёдность посетителей устанавливалась Везером Алапом (по крайней мере, первое время, пока я не научилась оценивать срочность каждого дела сама). Эти люди думали, что, именно подкупив меня, они были приняты в назначенное время, не то пришлось бы ждать вдвое дольше. Сначала я смущалась, потом привыкла, а потом научилась радоваться подаркам.
Но, наконец, Везер Алап послал меня с каким-то делом в архив. Встреча с бывшими сослуживцами оказалась бурной.
— Да смилостивятся семь богов! — всплеснула руками служанка. — Леди Элесит, где ж видано-то такое! Кто это вас так?
Я неопределённо пожала плечами и тут же скривилась от боли. Служанка принялась стаскивать с меня кафтан, а за ним рубашку. Руки мои, кажется, превратились в один сплошной синяк, и эту процедуру я вытерпела с большим трудом.
— Вас можно хоть ненадолго одну оставить? — возмутилась сестра Грэсси, догадавшись, наконец, о происхождении ушибов. — Леди Элесит, вы же девушка! Как вы теперь людям на глаза покажитесь?
— Как и они, — прошипела я. — Можешь мне поверить, они выглядят не лучше. Помолчи, пожалуйста, мне не до твоих упрёков.
Увы, примерно в том же духе высказался мой начальник на следующее утро.
— Леди этнограф Элесит, — неторопливо начал он, посматривая на мои синяки из-под кустистых бровей, — вы, конечно, помните закон, запрещающий дворянам кисти иметь при себе оружие и пользоваться им?
— Отлично помню, сэр Везер Алап, — проворчала я.
— И выполняете? — не отставал начальник.
— Разумеется, выполняю, сэр.
— В таком случае, потрудитесь объяснить, кто это вас так отделал, — предложил мне Везер Алап. — И по какому поводу.
— Разногласия, сэр, — пояснила я. Начальник поднял брови. — По вопросам карьерного роста.
— Очень интересно, — хмыкнул Везер Алап. — Могу я предположить, что на первом же замечании вы схватились за пенал, а на втором — пустили его в ход?
— На третьем, сэр, — поправила я, отводя взгляд.
— Что?
— На третьем замечании, сэр. На втором я предложила им взять свои слова обратно.
То есть на самом деле я посоветовала бывшим товарищам по несчастью немедленно проглотить свои гнусности, пока я не забила их обратно в их грязные глотки, но признаваться в этом я совершенно не собиралась.
— Им? — уточнил Везер Алап. — Я так понимаю, ваших противников было несколько.
Трое. Двое девушек из архива и один парень. С такими же, как у меня, голодными и злыми глазами, в которых начисто отсутствовала надежда. Но дралась я, конечно, не со всеми.
— Э-э-э... в разговоре — да, сэр. Но всерьёз мы поспорили, конечно, один на один.
И мне невероятно повезло, что я немного отъелась за пару дней и оттого двигалась чуть быстрее и ловчее. И успевала прикрывать лицо, в которое целилась бывшая приятельница. Оттого-то у меня руки все в синяках. По лбу и подбородку я схлопотала случайно, по собственной глупости отбив удар не в сторону, а прямо на себя. Как же они смеялись при этом...
— Вы, я надеюсь, понимаете, что ваше поражение бросает тень и на меня? Я уже не говорю о вашем внешнем виде.
— Да, сэр, — понурилась я. — Разумеется, понимаю, сэр.
— В таком случае, леди, почему бы вам не обзавестись новым пеналом?
— Сэр? — удивлённо переспросила я.
Пеналы нам выдавали при поступлении на службу в Ведомство и сурово наказывали, если мы их теряли или, что чаще случалось, ломали в драке. Представляли собой пеналы, по сути, кожаные тубы из нескольких слоёв толстой кожи, которая тщательно проклеивалась, и, кроме того, для жёсткости между слоями вставлялись железные штыри. По-моему, на них шли испорченные заготовки корабельных гвоздей, но точно сказать не берусь. Крышек было две — одна приделывалась наглухо, вторая закрывалась на неудобную застёжку (которая порой ломалась прямо в разгар драки, осыпая противника плитками краски и кисточками). Получившаяся конструкция была опасным оружием в умелых руках и довольно-таки неприятным — в неумелых. Все этнографы (как и другие мирные слуги короны) с первых же дней привыкали выхватывать пеналы при малейших признаках оскорбления, но далеко не все правильно представляли себе, что с ними делать дальше.
Где наше Ведомство брало эти пеналы, и что изменит новый — я не имела ни малейшего представления.
Везер Алап вместо ответа взял листок рисовой бумаги, кисточку, вывел несколько слов и протянул мне. Адрес и имя сапожника, делавшего, кроме прочего, кожаные вещи на заказ. Потом начальник окинул меня оценивающим взглядом, отцепил от пояса деревянные пластинки и протянул одну из них мне. Дубовую. Покраснев, я начала отказываться.
— Это не обсуждается, леди этнограф Элесит, — нахмурился Везер Алап. — Это вопрос вашего престижа в качестве моего личного секретаря. Займитесь немедленно.
Не знаю, чего добивался почтенный Везер Алап, но только купленный на его деньги пенал не исправил положения. Бывшие коллеги по архиву возненавидели меня ещё больше, когда увидели обнову у меня за поясом. Обнова была не только проклеена, но и укреплена металлическими заклёпками, а один из зашитых в кожу штырей при желании можно было вынуть и пустить в ход. Что я и сделала в первой же драке. Напавшей на меня девушке сказочно повезло, что отшатнулась от внезапного удара в лицо: я целилась в глаз. В результате моя противница отделалась уродливой царапиной на щеке. Повезло и мне, что именно в этот момент по двору проходил ночной сторож, иначе меня забили бы до смерти остальные участники ссоры. Такой подлости они ещё не видали.
На следующий вечер никто не пытался со мной ругаться и провоцировать драку. Брат изуродованной мной девушки подстерёг меня в ночном коридоре, и бросился на меня из-за угла. Всё произошло очень быстро. Меня ослепил свет: неожиданно сработали заклинания против нечисти, которыми были покрыты стены. Я вскинула перед собой руки, защищаясь не только от света, но и от чего-то неприятного, опасного, что жгло кожу и вызывало животный ужас. Этого нападавший не предусмотрел, так как в руках у него было сапожное шило, которым он ударил меня одновременно с моим движением... Он тоже целился в глаз. Удара я не почувствовала, только странный звук, как будто остриё вонзилось в дерево. Когда мои глаза привыкли к свету, я обнаружила, что шило вонзилось в тыльную поверхность руки, и теперь покачивалось перед носом у моего врага. Вокруг места удара постепенно расползалось знакомое уже пятно светло-коричневого цвета... только сейчас оно ещё и светилось зелёным гнилостным светом. Нападавший отшатнулся.
— Ведьма! — сдавленно прошептал он, слишком напуганный, чтобы кричать.
— Зачем ты напал на меня? — прошипела я, помахивая перед лицом врага рукой с воткнувшимся в неё шилом. Враг попятился и заслонил ладонями лицо. Свет заклинаний вокруг нас постепенно гас, но я по-прежнему хорошо видела. — Думал расправиться со мной? Ты напал из-за угла. Теперь ты в моей власти, и вот что я сделаю с тобой...
— Ведьма! — прохрипел юноша. — Не подходи! Не прикасайся ко мне!
Его голос звучал странно. Я понимала каждое слово, и всё же мы говорили на разных языках. Он перешёл на язык западной империи, которая лежит за владениями баронов? Но зачем? А, не важно!
Свободной рукой я схватила его за горло. Парень не сопротивлялся. Его глаза казались чёрными в полумраке, и всё же я видела в них своё отражение. Исказившееся лицо, оскаленные зубы, тусклое зелёное свечение, льющееся из глаз... зелёных глаз с вертикальными зрачками.
Я взглянула на свою руку, так удобно схватившую за горло противника. Так не душат, так можно только вырвать горло. Вонзить в шею когти — длинные, кривые и очень острые, — и рвануть на себя. В зелёном свечении моих глаз враг был белее мела, его тело сковал ужас. Мои губы скривила улыбка, показавшие звериные зубы. Я облизнулась и втянула воздух. От врага пахло вином и страхом.
— Ты вонзил в моё тело сталь, — прорычала я. — Ты хотел сделать мне больно. Как насчёт когтей, человек? Какого цвета твоя кровь?
Легонько сжав руку, я отпустила его горло и слизнула кровь с когтей. Парень следил за моими, нарочито медленными движениями, не шевелясь, но вдруг отскочил сразу на три шага назад. Выхватил пенал, словно тот мог ему чем-то помочь.
— Не приближайся ко мне, проклятая нечисть! — выкрикнул он на всё том же странно-знакомом языке. Следующие его слова я не разобрала, но поняла, что они направлены против меня. Оба пенала, и мой, и его, вспыхнули ярким светом, и светом же вновь озарились стены. Заклинание против нежити, нечисти, ведьм и Заклятых, нанесенные в городах буквально повсюду. Свет ударил меня по глазам, и я яростно зашипела.
