Нас тут ждали, предупрежденные — так что заселение в квартиру прошло без проблем. Две комнаты — на "дона Педро" и Че. Вещи бросили — ну а теперь предлагаю съездить пообедать в одно очень хорошее заведение. Где нас тоже с нетерпением ждут — но о том пока промолчу.
Быстролетов отказывается — ну, твое право. Тем более, он тут (в этом самом месте) не в первый раз, и в здешней столовой бывал. Ну а Команданте точно, не откажется — после многочасового перелета.
Да, держи вот это. Поскольку на территории СССР без документов находиться не рекомендуется — а про твой аргентинский паспорт лучше пока забудь. Ксива с твоей фоткой, всеми подписями-печатями. Гражданин Геворкян Эрнест Дмитриевич, год рождения твой, место рождения Москва, национальность испанская. Чтоб твой акцент оправдать — а так, любому знающему менту или человеку из иной Конторы, ясно: из детей испанских-эвакуированных, их обычно москвичами и писали. Хотя всерьез никто у тебя документы проверять не будет, тем более в моем присутствии — если только ты сам по дури не станешь беспорядок нарушать. Было ведь, как ты на "святом" пароходе, перебрав текилы, стал бить людям морды? Здесь такое очень не рекомендую — хочешь пить, пей дома, чтоб без приключений.
Ну, поехали что ли? С ветерком отвезу, и назад доставлю.
Эрнесто Гевара. Москва, 1 июля 1955 года
И это — Советский Союз? Терра инкогнита — великая и неизвестная страна.
Эрнесто читал книги русских классиков из маминой библиотеки. Но герои тех романов, Обломовы и Раскольниковы, чеховские герои и "лишние люди", не победили бы Еврорейх. И никогда бы не решились построить рай на земле, поставив небывалый общественный эксперимент над собой и всем своим народом.
В январе в кинотеатрах Буэнос-Айреса шел советский фильм по роману Тургенева ("пропаганда коммунима" в Аргентине была запрещена, но русская классика и фильмы вроде "Индианы Джонса" дозволены). Так героем там был болгарин, а не русский — и в конце слова звучат, "нет пока у нас в России таких людей". Или не там искали — ведь герои романов принадлежали к "обществу", а революцию семнадцатого года совершил простой народ, согласно учению марксизма?
-Коммунизм придумал вовсе не Маркс, а наш парагваец, Карлос Лопес — говорил друг Рохо — и не только придумал, но и реализовал, сделав Парагвай самой промышленно развитой страной нашего континента. Где не было голодных, безработных, бездомных, и даже неграмотных — но не было и личной свободы: каждый парагваец обязан был делать, что ему укажут, и жить там где укажут. Тому Парагваю просто не хватило сил выстоять против альянса могущественных соседей — ну а теперь представьте Парагвай от Панамского перешейка до мыса Горн, вот что такое СССР!
Гринго говорили, что у русских нет свободы — все должны жить в одинаковых казармах, одеваться в единую униформу "vatnik", в одно и то же время всем идти на работу, туда куда прикажут, и не иметь никакой собственности — и кто нарушит эти правила, тех или казнят немедленно, или гонят на ужасную северную каторгу, именуемую "GULAG"; это и правда, позволяет эффективно объединять усилия нации ради одной цели и экономить ресурсы, не тратя их на личное потребление — но превращает людей в бессловесных рабов. Однако же донья Селия среди прочих журналов из Европы выписывала и "Лючию", русская и итальянская мода, без коммунистической пропаганды — но и картинки и описания жизни в СССР вовсе не были похожи на "kolhoz", как утверждали гринго. Разница между элитой и народными массами, подобно тому, что есть при эксплуататорском строе? Однако из того, что было слышно о СССР сейчас, в воображении Эрнесто возникал образ железной Империи, похожей то ли на древнюю Спарту, то ли на пуританскую диктатуру Кромвеля — когда служение ради общей победы ставится выше собственной жизни, семьи, богатства, и те, кто в главе, обязаны первыми показывать пример.
В итоге, Эрнесто решил что проще будет не ломать голову заранее, а внимательно смотреть и слушать — и в конце самому сделать выводы. Как учил его Дон Педро, говоря:
-Научить драться, стрелять, бегать по лесу — можно любого, кто не немощный и не калека. А все замечать, запоминать, анализировать — и принимать решения, и ответственность за них нести — это уже уровень не рядового "гвардейца", а Команданте.
Так кто же в действительности — тот, кто заменил Эрнесто родного отца? Не хотелось обвинять Дона Педро во лжи — но еще меньше верилось в наличие здесь его друзей с такими возможностями: подобное даже для Латинской Америки (где личные связи значат очень многое) было бы чересчур. Полет на русском военном самолете (из Италии, другой совсем страны), и ведь там их явно ждали, и лишних вопросов никто не задавал. Здесь в "ужасной тоталитарной диктатуре", отсутствие всяких формальностей и даже фальшивый паспорт (с его, Эрнесто, фотографией) уже готов — когда в Аргентине, чтобы получить паспорт с гражданством, это вопрос не одной недели даже для очень важного и богатого иностранца. И этот русский друг Дона Педро — пожалуй, они и правда были знакомы прежде — явно очень важная персона, судя по его автомобилю с радиотелефоном, и второму такому же, с телохранителями — в Аргентине такое мог себе позволить разве что министр или генерал! Но он вел себя как с равными (не только с Доном Педро, что еще можно было понять, но и с ним, Эрнесто Геварой) — или у русских тоже принято, "друг моего друга — мой друг"? Информации пока мало — первый день в этой загадочной стране. В другом полушарии Земли — это что ж выходит, родная плантация Матавердес где-то под ногами, если через центр планеты смотреть? Глобуса нет под рукой, чтобы такое представить.
Шоссе отличное — вопреки кому-то из русских же классиков, сказавшему что-то о русских дорогах как одной из двух великих бед. И машин много, вполне современного вида — в отличие от того фильма гринго, где сюжет в России, и ездят исключительно на лошадях, и даже на собаках, а если в кадре автомобиль, то обязательно американской марки. Кстати, этот автомобиль, в котором сейчас едем — оказывается, русский, и изготовление, и конструкция, хотя похож на "паккард". Вот уже Москва — и никакого военного поста на въезде (с проверкой и досмотром всех проезжающих). И вполне приличные городские кварталы — у русских нет фавел! (прим.авт. — автору известно, что слово "фавелы" появилось после 1955 года. Но вставлено здесь, так как фавелы, это чисто латиноамериканское явление, и не вполне соответствуют европейским городским трущобам, примером которых может служить Хитровка в рассказах Гиляровского). Вот это потрясение!
В Латинской Америке, фавелы, это обязательная часть любого города (за исключением самых мелких). Поскольку любой крестьянин (в свободной стране живем!) имеет свободное право уйти со своей земли в город, в надежде что найдет тут хорошую работу. Нашел он ее или нет — ему надо где-то жить, и потому власть не препятствует свободному праву где-то на окраине (чтобы не оскорблять взор чистой публики) соорудить себе укрытие от непогоды, из любого подручного материала: обрезков досок, железа, фанеры, палок, земли, даже тряпья. Конечно, там нет электричества, водопровода, и нечистоты прямо между лачугами текут, нет ни школ, ни больниц, и даже полиция туда не суется без самой крайней необходимости, а когда целые гектары таких фавел сносит стихийным бедствием вроде наводнения или урагана, это никого не беспокоит, поскольку жизнь обитателя фавел и его семьи стоит не дороже, чем у уличного пса или крысы. Но считается, что это справедливо, как исходный уровень для пути наверх: ведь "каждый чистильщик обуви, при усердии и умении, может стать миллионером" — а Церковь учит, что "все наши невзгоды, это испытания, которые посылает нам Господь". А у советских, выходит, все намного реальнее — хорошо работай, и через сколько-то лет получишь свой собственный дом, и можешь получить образование, стать большим человеком — инженером, врачом, учителем. Неужели им удалось приблизиться к осуществлению мечты о рае на земле?
-Поехали! — сказал Валентин, друг Дона Педро — пообедаем, и с хорошими людьми тебя познакомлю.
Это был еще город, или уже где-то за ним — асфальт, но тротуаров нет, по сторонам заборы, за ними строения заводского вида. И железная дорога рядом — которую они по эстакаде пересекли. После спуска, поворот направо, железные ворота открыты, узкий проезд, слева что-то производственное — а прямо впереди двухэтажное здание красного кирпича, к нам торцом, слева рядом еще одни стальные ворота, и на балке вместо вывески автомобильная шина висит. Эти ворота были заперты, но Валентин посигналил, и сторож поспешил открыть. В длинном дворе ряд мотоциклов и пара автомашин, джип и "победа", справа дверь, у которой двое стоят, в таких же кожаных куртках с эмблемами, курят. Проехали мимо, на задний двор, там обширная площадка, у забора ряд гаражей, еще один выезд (запертый) в дальнем конце двора, и тоже машины стоят — грузовик и пикап-эвакуатор с крановой стрелой. В торце здания, выходящем во двор, громадные ворота, распахнуты настежь — оттуда слышны звук работающих станков и удары по металлу.
-Вот это и есть "Покрышка" — произнес Валентин — производственная артель по ремонту мотоциклов и автотехники, хотя мотоциклы основное, а четырехколесное, только по выбору. И штаб-квартира нашего клуба, членом которого я имею честь состоять. Сначала с делами разберемся — а после удовлетворим голод.
Они вышли из машины, направились внутрь здания. Это действительно был как заводской цех, а заодно и склад, на стеллажах вдоль стен. Сразу за воротами Эрнесто и его спутника ждали четверо — в том числе, две женщины, к удивлению Гевары, причем одна из них оказалась тут главной.
-Инночка, привет! — сказал Валентин — позволь представить, нашего испанского друга, о котором вчера был разговор. Техника готова?
-На выбор, два экземпляра — был ответ — что предпочитаете, "ижа" или фрица?
Решили попробовать оба. Механики (откликавшиеся на странные имена "Финн" и "Репей") выкатили мотоциклы, русский и "БМВ". Эрнесто тут же во дворе завел, сделал круг (благо, места хватало). Выбрал немецкий — просто потому, что эта же марка, хорошо знакомая, была у него в том давнем путешествии три года назад. Хозяева отнеслись к выбору Гевары вполне нормально, предложили пройти в столовую. Та самая дверь сбоку, в проезде — за ней настоящий банкетный зал, как в ресторане: столики, барная стойка, бильярдный стол, даже эстрада наличествовала и свободное место перед ней, хоть танцуй. И проход справа — за которым лестница наверх.
-Там у нас гостевые комнаты. Все ж мы — "архангелы", а не кто-то. Первый мотоклуб Москвы — и считай, всего СССР.
Расположились за столиком у окна — Эрнесто отметил, что Валентин не задумываясь сел так, чтобы видеть обе двери. От стойки подошла девушка, спросила, что будете кушать. Валентин ответил:
-Лично мне — пять новых покрышек и две фары. Товарищу — что сейчас выберет из меню. И еще наши дамы сейчас подойдут.
Эрнесто удивился — но оказалось, что так на русском мотожаргоне называются сахарные пончики и яичница-глазунья. И для остальных блюд тоже были свои обозначения. Так, венские колбаски, это "глушители", а спагетти — "проводка". Для того, чтобы в разговоре отличить "своих"?
-Не только — ответил Валентин — но и просто, короче. Как у вас же в Аргентине у аборигенов Огненной Земли в языке есть особенность впихивать в одно слово смысл долгой фразы — мне вот запомнилось, "взгляд между двумя людьми, в котором выражается желание каждого в том, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым", и это все на языке индейцев ягана будет Mamihlapinatapai, вот язык сломаешь. В сложной ситуации бывает полезно даже полсекунды сэкономить — когда надо своему "второму номеру" что-то передать.
-Вы воевали? — спросил Эрнесто — и бывали у нас в Аргентине? Хотя, сколько я знаю, индейцы яхана больше в Чили живут.
-У вас не приходилось, пока. Европу всю прошел, в Китае был, в Африке... Про индейцев — слышать довелось от тех, кто там был. И запомнилось — мало ли куда еще судьба занесет.
Верно — мог ли сам Гевара подумать еще пару месяцев назад, что окажется в России? Причем Дон Педро делал намеки, что этот вояж прямо связан с таинственным будущим "экзаменом". Ощущение тайны, вопрос без ответа... И спрашивать бесполезно — в лучшем случае, услышишь туманный намек. Хотя Дон Педро обещал, что в конце этого путешествия — Эрнесто все узнает!
-О, вот и наши прекрасные дамы наконец явились! — сказал Валентин.
Эрнесто обернулся. К их столику от двери шли — впереди та, что распоряжалась в мастерской, Инна, как ее представил Валентин, "казначей" клуба, только сейчас она была в платье, а не в кожаном костюме. За ней та, которую Гевара тогда не рассмотрел, она поодаль стояла, в тени, и ничего не говорила, лишь смотрела, и одета была не по-рабочему, в накидке и в шляпке с вуалью. Здесь, на свету, она вуаль откинула — и Эрнесто едва не свалился со стула.
-Сеньора Смоленцева?!
-Тоже член нашего клуба — произнес Валентин, доедая яичницу — Лючия, привет. Вижу, вас представлять друг другу не надо — так что можно по-простому, "без чинов". Тамара, заказ прими! А Юрка будет?
-Нет, у мужа дела — ответила та, чей портрет, вырезанный из журнала, дома висел на стене у доньи Селии, и еще у нескольких сеньорит, знакомых Геваре по Буэнос-Айресу — но у меня нашелся свободный час, чтобы заглянуть к своей подруге. И посмотреть на будущего Команданте — я ведь, к сожалению, с вами не еду. Мотоцикл водить умею — но это не мое.
-Объясните мне, что происходит? — решительно заявил Эрнесто — что меня так называет тот, кто стал моим наставником и отцом, это его воля. А вы говорите так, словно это мое будущее — как вы можете это знать? Отчего все говорят мне о каком-то испытании, экзамене? Я не супергерой из американского фильма — а всего лишь врач Эрнесто Гевара из Аргентины, мне уже двадцать семь лет, и я не совершил в своей жизни абсолютно ничего, никого не спас, никому не помог, и даже в Гватемале был не более чем зрителем. Кто и к чему меня готовит — мне кажется, я имею право это знать?!
-Сеньор Гевара — ответила Лючия — вы коммунист? Или, как мне говорили, по крайней мере, считаете себя им?
-Если можно быть коммунистом, не вставая с дивана — усмехнулся Эрнесто — да, учение Маркса мне глубоко симпатично. Да, я прочел много книг — и Ленина, и даже "Краткий курс" вашего Вождя Сталина. Но я не состою и никогда не состоял ни в какой Партии, а главное, не сделал в подтверждение своих убеждений абсолютно ничего. А ведь Ленин писал, что "нам не нужны попутчики, коммунисты лишь на словах — член Партии лишь тот, кто делает конкретное дело в одной из партийных организаций", так кажется написано? Я видел, как живут простые люди у нас в Аргентине, и в других странах — и думаю, что коммунизм в наибольшей степени подходит для того, чтобы улучшить их жизнь. Гватемала казалась мне подходящим случаем наконец сделать что-то полезное — не получилось. Так коммунист ли я?
