— Он предложил мне бежать, — сказала Алиса. — Я попросила времени на подготовку.
Существо внезапно заскрипело — это было уже не тихое "крри-кри", а что-то вроде скрипа хирургической пилы по кости.
— Уффф, насмешили старика, — наконец, проговорил он. — Какая трогательная наивность! Твой несостоявшийся ухажёр совершенно не собирался подстрекать тебя к побегу. Он хотел, чтобы ты, как честная девочка, признавшая свою вину, убила бы себя. И ещё позаботилась об уничтожении своего тела, по понятной причине.
От удивления Алиса икнула.
— Нет, вы не поняли, он же сам мне сказал... — начала она и осеклась.
— Да-да. Припомним, что он тебе сказал. Он намеревался сообщить на учёном совете о твоём преступлении и бегстве. И добавил, что, если тебя найдут, ты расскажешь слишком много, в том числе и позорящий его эпизод. Поэтому тебя не должны найти — так он выразился? Ну вот. Согласно конфуцианским нормам приличия, заложенным в его основу, он не мог тебе сказать, чтобы ты, допустим, нырнула в бак с кислотой. Но он сделал прозрачный намёк. И если ты говорила ему именно то, что говорила мне — он воспринял это так, что ты попросила отсрочку, чтобы привести свои дела в порядок. Например, уничтожить результаты своей научной работы. С его точки зрения, ты имела в виду нечто вроде этого, и он принял твои условия.
Лиса потрясённо молчала.
— Какой любопытный случай конфликта интерпретаций! — голос как-то оживился, даже повеселел. — А ведь суицидальные намерения не должны быть вам вовсе чужды, — Алиса заметила, что существо снова перешло на "вы". — Напротив, в вашем положении весьма логично рассматривать эту возможность как актуальную. Вам никогда не хотелось умереть, Алиса?
— Всегда, — вырвалось у лисы. — По утрам, — поправилась она, вовремя вспомнив о крысе со щипцами.
— Ну вот видите... Вы упустили прекрасную возможность. А ведь я вам готов был её предоставить. Но теперь даже и не просите. Откровенно говоря, я собирался после нашего разговора включить пресс. Вы меня и впрямь очень разозлили. Однако в свете открывшихся обстоятельств мои планы радикально изменились. Вы спросите — почему? Причин несколько, но главная — я не люблю плясать под чужую дудку. В моём возраста и в моём положении это несколько не комильфо, вы не находите? Так вот, делать с вами то, чего возжелал этот самодовольный рогоносец, я решительно не намерен. Скорее уж я поступлю ему назло. Так что у меня появился стимул помочь вам выбраться отсюда. К тому же очень скоро такая возможность представится. Пожалуй, я внесу данный вопрос в список условий дальнейшего сотрудничества... — неизвестное существо, похоже, задумалось. — Кстати, ваша работа. Это что-то новенькое? Впрочем, у Тора-Боры и со стареньким есть проблемки. Чем вы заняты?
— Экспресс-прошивка с нуля, — начала объяснять лиса. — Технология позволяет сохранить тканевую основу и сократить число ребилдингов при радикальных изменениях, вплоть до основы. Но там много тонкостей, я сейчас занята экспериментами...
Внезапно её изуродованный палец пронзила страшная боль. Алиса отчаянно закричала.
— Соврала, — пояснила крыса, разжимая щипцы.
— Алисочка, — в голосе послышалась укоризна. — Вы меня-таки разочаровываете обратно, как говорили в Одессе до украинизации...
— Я не лгала! — у Алисы хватило духу возмутиться.
Крыса шумно втянула воздух носом и хмыкнула.
— Сейчас вроде правду говорит, — сказала она.
— Хм, очень интересно... А-а, я понял. Вы, Алисочка, не лгали, просто не стали углубляться в детали. Поленились, так сказать. А это уже попытка обмана, и ваше тело среагировало на неё именно так. Но в чём-то я вас понимаю, технические подробности утомительны. Давайте же обратимся к сути. Речь идёт именно о нулевом цикле? И в чём тут может состоять ваше, если можно так выразиться, ноу-хау? Зачем это нужно?
— Из-за оборудования, — принялась объяснять лиса. — Можно выращивать изделия с яйцеклетки в обычном автоклаве, это дешевле...
— Стоп-стоп-стоп! Обычные автоклавы есть и в Подгорном Королевстве, а вот аппаратуры нулевого цикла у них нет. Алисочка, да вы завидная партия, у вас недурное приданое. В таком случае нам будут нужны ваши наработки. Ваш экспериментальный материал — он в автоклавах?
— Да, — сказала лиса, пытаясь отвлечься от нарастающей боли в отсутствующей фаланге пальца. Похоже, вектора уже начали свою работу. — Кролик и два цыпля. Один на передержке, — вспомнила она.
— То есть три большие пластмассовые кастрюли и всё к ним прилагающееся. Несколько громоздко, но мы решим этот вопрос. Вы сможете продолжать работу, если вам предоставят для этого соответствующие возможности? — продолжал голос.
— Конечно, — не поняла лиса.
— Вот и славненько. Вам будет чем заняться. Видите ли, вам придётся некоторое время провести здесь. Нет, разумеется, не в этом подвале, совершенно не оборудованном для содержания молодых барышень. Условия будут более комфортными. Разумеется, вы будете ограничены в своих перемещениях. Попросту говоря, посидите под замком. Ничего-ничего, я и так устроил аттракцион неслыханной щедрости... Но это не всё. За вашу жизнь, здоровье и скормленные витамины я потребую множество мелких услуг. Ну, одну-то уж точно потребую, — существо опять скрипнуло: видимо, у него это означало что-то вроде смешка. — У меня есть небольшой, чисто личный счёт, который мне хотелось бы красиво закрыть. Вас это не затруднит — думаю, даже наоборот, будете рады. Нужно кое с кем переспать.
— У меня векторная проказа, — напомнила лиса. — Мне нельзя...
— Вот именно поэтому, — перебил её голос. — Вы должны заразить векторами одно изделие, которое имело несчастье сначала меня огорчить, а потом выжить. Да-да, Шуша, не прячь глазки, ты виновата.
— Дайте мне ещё один шанс, — попросила крыса. — Мне не повезло. Если бы не доктор Коллоди с этой штукой...
— Я не буду, — сказала лиса. — Я никогда этого не сделаю. Мне доверяли и не изолировали, хотя я больна. Если я кого-нибудь заражу, начнётся векторная эпидемия. Я знаю, что такое жить с векторами в крови. Включайте свой пресс. Только побыстрее, пожалуйста, — голос её предательски дрогнул.
Крыса шумно втянула носом воздух и в сомнении пошевелила усами.
— Вроде и врёт, — сказала она, — а вроде и нет.
— Ничего удивительного, просто ей очень не хочется под пресс. Мне бы на её месте было бы тоже несколько не по себе. Алисочка, не выводи меня из меня. Твоё прекраснодушие мы уже оценили. Но если ты будешь и дальше испытывать моё терпение... это что такое?
Лиса плакала — тихо, беззвучно. Слёзы катились по рыжей шёрстке, взмокшей от страха и боли.
— Я же сказал, что терпеть не могу сырости! — голос снова стал недовольным. — Девочка, сейчас тобой займётся Шушенька, и минуты через три ты матерью подочеришь мне всё что угодно.
— Я знаю, — тихо сказала лиса. — Я на всё соглашусь. Но это сейчас. А потом я не смогу.
— Шуша? Она так думает?
— Угу, вроде как, — презрительно подтвердила крыса, обнюхав лису.
— Фу-ты ну-ты! — невидимое существо откровенно развеселилось. — Выходит, старик Гегель был прав в своих рассуждениях о негативном идеализме молодой души. Ах да, вы же не в курсе, кто такой Гегель? В Сундуке его сочинений не осталось, да и быть не могло. А между тем немецкая классическая философия была прелюбопытнейшим эпифеноменом человеческой культуры. Девочка, ты сама себя не знаешь. Мы посадим тебя, если можно так выразиться, на голодный паёк, и твоя матка поможет тебе принять правильное решение. Думаю, двух дней будет достаточно, но я не тороплюсь. Так что поживёшь недельку в душевной и телесной чистоте, in castrum, так сказать. Шуша за тобой присмотрит.
— Зачем вам это? — сказала лиса, чтобы хоть что-то сказать.
— Это мой каприз, — самодовольно заявило существо. — И я имею на него моральное право, как оскорблённая сторона. Когда какая-то жалкая, ничтожная личность... впрочем, о личностном начале в данной ситуации говорить вообще не приходится... так вот, когда какая-то жалкая заготовка наносит мне смертельное оскорбление, впервые за последние пятьдесят лет... Как сказал бы великий Омир, "вспять потекли источники рек", — ах да, этого вы тоже не знаете. В общем, я так хочу. Этого довольно.
— Дайте мне ещё один шанс, — снова попросила крыса.
— Нет, нет, нет и ещё раз нет! — заявил голос. — Плохой девочке уже давали шанс. Теперь дадим шанс хорошей девочке.
Глава 23, в которой послушная дочь внемлет материнским речам, но в конце концов предаётся разнузданности
9 октября 312 года о.Х. Ранний вечер.
Страна Дураков, Вондерленд, мини-сити Кавай, частный клуб-ресторан "Кабинет"
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
...В прошедший уик-энд внимание публики было приковано к череде праздничных мероприятий в Кавае. Молодые полусветские двухсотки с боем прорывались на закрытое шоу-пати в элитарном "Кабинете", желая блеснуть в традиционном соревновании по блиц-няшу. На сей раз устроители конкурса предложили электорат свежего отлова на волчьей и кошачьей основе. Победительницей была признана Псения "Псюша" Сучак (флаттершай, 290 гр.), за четыре с половиной минуты овладевшая манулом. Приз — случка с чемпионом породы — был консуммирован в Красном зале, где были замечены такие известные пуси, как Сара Барабу, Склизка Дерри-Пасха, Молли "Гвин" Драпеза и другие. Молодёжь тем временем веселилась в Синем зале, где певица Жозефина (мышь, собств. Сары Барабу) порадовала свежим хитом "В далёкой бухте Тимбукту". Через два часа певица вновь была презентована шеф-поваром, предложившим паровую мышатину с артишоками. Мясо снова входит в моду: теперь, чтобы быть в тренде, нужно иметь крепкий желудок...
"Вечерний Понивилль", N 12(230), полусветский обзор от Бекки Биркин-Клатч
Гермиона Ловицкая осторожно тронула копытом тяжёлую дверь. Она стала полноправной вагой клуба полгода назад, но всякий раз где-то под ложечкой возникало гаденькое чувство, что на этот раз её не пустят. Фейс-контроль в "Кабинете" был жёстким — пройти через охрану могла только настоящая двухсотка.
Две поняши в гламурных попонках, тусующиеся в том же переулочке, заметив её, начали о чём-то шептаться. Одна, впрочем, разулыбалась и бочком-бочком начала подступать к двери, явно пытаясь упасть пусе на хвост. Ванда, конечно, всё равно её тормознула бы, но через открытую дверь няшить было легче: появлялся хоть какой-то шанс.
Противное чувство неуверенности как языком слизнуло. Гермиона усмехнулась и хлестнула хвостом по крупу — то был приглашающе-снисходительный жест: "можешь за мной, разрешаю". Гламурная кобылка тихо фукнула, но решила смирить гордыню и заняла стратегически важное место у двери. Подруга одарила её злобным взглядом и сделала вид, что она тут просто пасётся. Хотя на булыжной мостовой не росло ни травинки, а потрава газона с настурциями обошлась бы девочке в десятку-другую.
Фру-Фру вытянула шею и тихонько свистнула. Подлетел услужающий бэтмен, Ветерок, повис на попонке, зубками потянул за молнию балаклавы и благоговейно расчехлил хозяйскую мордочку.
Гермиона ещё раз стукнула в дверь копытом, посильнее. Открылось маленькое зарешёченное окошко, в котором замаячила скуластая мордашка панды Ванды, поставленной на это место в прошлом месяце и уже успевшей заслужить дружную нелюбовь посетительниц Синего зала. Някнуть Ванду было ой как непросто.
Разумеется, Мирре Ловицкой было бы достаточно одного взгляда и пары слов. Увы, Гермионе всё-таки требовалась минута-другая.
Фру-Фру набрала воздуху в лёгкие, приблизила мордочку к решётке и нежнейшим голосом начала напевать заняшивающую майсу:
— Маленькая, слушай, — тут она плавно включила теплоту, — всё правда, всё на самом деле правильно, хорошо, ты умничка, — она чуть наклонила голову и улыбнулась глазами.
Панда зажмурилась, борясь с накрывающей волной. Она была заняшена восьмьюдесятью грациями и каждый день получала от хозяйки строгий приказ "не пускать никаких посторонних". Кто такие посторонние, ей не объясняли, поэтому по умолчанию она ориентировалась на слово "никаких". Однако грациозность Гермионы была двести сорок, и на "умничке" зверёк поплыл — ушки развесились, глазёнки зацвели дурной блажью.
— Смотри, это же я пришла, кто же ещё, а ты устала, ждать меня устала, маленькая, — продолжала боромотать поняша обычные няшущие слова, добавляя всё больше теплоты, — ты меня ждала, ты кричала, звала, я пришла, не обманула...
Дверь приоткрылась, някнутая панда высунула рыльце. Поняша наклонилась и посмотрела охраннице в глаза. Та со счастливым стоном распахнула дверь полностью.
Довольная собой Фру-Фру тихо свистнула, подзывая бэтмена, и вошла в вестибюль. За спиной она услышала верещание панды и неубедительное бормотание гламурной поньки. Потом дверь захлопнулась: то ли гламурная цаца была совсем не в форме, то ли у неё вообще не было высоких граций, а только лишь понты.
"Шла бы ты в "Сено", детка", — подумала Гермиона с удовольствием, и представила себе на месте этой дуры свою сестру. Интересно, она прошла бы? Скорее всего, нет. Так бы и осталась под дверью. И это наверняка увидела бы какая-нибудь её подружка-тусовщица... Увы, Панюню была неглупа и на "Кабинет" не заглядывалась. Впрочем, признала про себя Гермиона, в пресловутое "Сено" сестра тоже ходила редко, и в основном её вытаскивала туда эта ужасная Биркин-Клатч. Которая, в свою очередь, в "Кабинет" была войти способна, хотя бывала тут всё-таки нечасто. Гермиона, умеющая подмечать закономерности, давно вычислила, что Бекки осчастливливает Синий зал своим появлением по вполне определённым дням — видимо, в середине своего женского цикла, то есть на самом пике грациозности. Из чего следовало, что средняя няшность тусовщицы двести десять плюс-минус десятка туда-сюда; не так уж и много.
Перед входом в Синий зал к Фру-Фру вразвалочку подошёл — горой бурого меха на огромных лапах — педобир Иеремия, вольнонаёмный администратор заведения. Его истовая вера в Дочку-Матерь препятствовала спонтанному няшу, а обращать его специально никто не хотел: педобир был достопримечательностью, которой дорожили. Вряд ли во всём Кавае набралось бы хотя бы с полсотни необращённых существ.
Педобир, как обычно, пожелал ей здоровья и добра, и тоже как обычно, попросил не снимать балаклаву в Синем зале. Гермиона и не стала бы: ей было приятно чувствовать крупом завистливые взгляды девочек, еле-еле прошедших через фейс-контроль и чувствующих себя принцессами на балу. Когда-то в школе такие девочки брезговали маленькой заучкой с высшей математикой в голове. А теперь она возляжет в Красном зале, куда им вход заказан. Пусть-ка принцесски подожмут хвостики, когда мимо проплывёт королева в золотой балаклаве.
Но гордого шествия через Синий зал на сей раз не получилось. Большинство столиков пустовало. За одним сидела пожилая поняша с завитой гривой, уткнувшая мордочку в салат. За другим шушукались две кобылки, обсуждая беременность и где лучше рожать; от обеих несло свежей случкой. Фру-Фру погрустнела: у неё в этом смысле не было никого, кроме братика, к которому она, как хорошая девочка, езила два раза в месяц, чтобы снять стресс. Увы, перед этим приходилось пить отвары — генетики не дали разрешения на имбридинг. Сегодня она их тоже пила — как оказалось, зря... Ещё одна парочка лежала рядышком над нетронутым стожком клевера и откровенно няшила друг друга — поняшечки пели друг другу майсы, тёрлись крупами и закатывали глазки. Женская любовь, да ещё такая извращённая, со взаимоовладением, у Гермионы вызывала испуг, но и интерес: каково это — быть счастливой рабыней своей счастливой рабыни? Так или иначе, девочки никого, кроме себя, не видели и не хотели. Гермиона прошла незамеченной. Только барменша-брюнетка с чёрным бэтменом на плече проводила её глазами. И то — её, похоже, заинтересовала не она, а Ветерок.
