Всё как-то быстро случилось. Он и отлежаться-то не успел. Остался у матери и уж такой хороший сон увидел! Будто ничего не болит у него, прошло всё и явилась ему сама матерь богов, Кабаниха, в человеческом виде, обняла, по голове погладила, да подарила своё благословение. Только сказала, мол, испытать его нужно. Жуга даже во сне разозлился. Мало того, что его люди трусом честят, теперь богиня про это услышала. Не верит ему! А она только засмеялась. Сказала, в сердце читает. Верит. Пусть он к ней в лес придёт, не побоится. Сейчас пусть за ней идёт. Жуга и пошёл. Тихо-тихо, чтоб маманю с дядькой не разбудить, встал, оделся да и выскользнул за порог. А матерь богов впереди пошла. Жуга и не боялся вовсе! Чего тут бояться? Это счастье — идти за ней, смотреть в её прекрасное лицо, видеть ободряющую улыбку. Матерь богов — не как маманя, не робкая, ничего не боится. Надо только дойти... вот так... и упасть в её объятья. Матерь богов склонилась над ним и Жуга увидел кабаньи клыки у неё во рту. Это было страшно, но...
— Отойди от него, — всё испортила проклятая девчонка.
Жуга открыл глаза... и заорал. Он стоял посреди леса, одетый, а над ним склонялась чёрная тень, вроде как человечья. Позади неё лился свет и от него ли, нет ли, а только Жуга увидел, что у тени этой были здоровые клыки.
Тень повернулась — медленно, так Кабан двигался... как человек, который всё равно знает, что успеет первым. За её спиной стояла девчонка, а вокруг неё в траве был прочерчен круг. Круг этот светился тусклым светом. Тень стала яснее, реальнее. Теперь Жуга разглядел, что это была женщина, высокая, статная, одетая в меховую одежду с широченными длиннющими рукавами. Голову её венчала меховая высокая шапка, украшенная янтарными да жемчужными бусинами, да расшитый золотом чёрный платок поверх. В свете, окружавшем девчонку, всё это богатство играло да переливалось. Женщина открыла рот и что-то прошипела на языке, который Жуга отродясь не слышал.
— Приблизим Освобождение, сестра, — на закатном языке произнесла девчонка. Женщина-тень снова что-то зашипела. — Я не понимаю тебя, но ты ведь меня понимаешь. Тётушка Вейма говорила — вы читаете мысли, чуете чувства людей.
И снова шипение, а потом словно в виски ударили слова.
- Что тебе нужно, соплячка?
— Приблизим Освобождение, сестра! — с жаром повторила девочка. Женщина покачала головой.
— Зачем ты помешала мне? — снова толкнулось в виски. Это что, она в голове у них разговаривает?! — Ты мне не сестра. Жалкая, слабая... что может твоё детское колдовство?
— Я так и думала, — прошептала девчонка. — Ты не знаешь Освободителя. Убирайся отсюда!
Женщина засмеялась.
- Я сожру твоего дружка, а потом дойдёт черёд и до тебя. Ты ведь боишься, да, маленькая? А он боится втрое.
— Жри, — равнодушно разрешила девчонка. Жуга попытался отползти, но страшная женщина только глянула на него и он замер на месте.
Девочка вытянула перед собой руки и что-то зашептала. С её пальцев полилась темнота... густая, чёрная, страшная... Женщина-тень захохотала ещё громче. А потом девчонка выкрикнула какие-то слова, вроде тех, которые с дядькой своим страшным твердила. Что-то вроде "еретрев адиднак ни аргин". И тьма вдруг заменилась ярким светом, он сиял так, что Жуга зажмурился, а страшная женщина жутко заорала и в воздухе запахло палёной шерстью. Девчонка стояла в своём кругу, закусив губу, и держала руки перед собой, с них лился яркий белый свет, который окутал ужасную женщину и жёг её, а та визжала, пробовала закрутиться волчком, но тогда свет, как пламя, охватил её со всех сторон, а девчонка и сама стала орать, но всё держала и держала, пока от боли не опустила руки. Свет погас. Страшная женщина взвыла и бросилась к ней, но ударилась, едва добежала до круга, а девчонка стиснула зубы и снова выставила перед собой проливающие сияние ладони. Вой был жуткий, такого и в страшном сне не услышишь, богатые одежды горели, плавился янтарь, сама женщина тоже обугливалась и всё кричала и кричала — уже не как человек, а как ночная птица или ещё кто похуже, а девчонка мучилась, но держала руки... И вонь была — как тогда, когда в очаг окорок уронили и не сразу заметили. Жуга уж думал, он там сам с ума сойдёт, пока, наконец, от ужасной женщины не осталась одна только горстка пепла. Девчонка уронила руки и упала на колени. Видно, саму ноги-то не держали. Сияние её погасло, только круг продолжал тускло светиться.
— Кто это был? — шёпотом спросил Жуга. Разговаривать с девчонкой было неохота, но молчать тоже невтерпёж. Она сама страшная! Он-то не забыл её равнодушного "жри" — о нём, о Жуге! И как она смотрела на ту женщину... как будто крылышки у мухи обрывала. Брр! Что ж за человек-то она такой?!
— Я не знаю, как это по-вашему. У нас говорят — вамипир, — отозвалась девчонка осипшим голосом.
— Что она хотела? — ляпнул Жуга и тут же себя обругал болваном. Чего тут непонятного, вон клычищи какие были! Сожрала бы его. А девчонка спасла. Только как она догадалась?..
— Она злой дух, — пояснила девчонка. — Пьёт по ночам кровь детей. И кричит... когда летает — кричит тоненько-тоненько. Только дети слышат.
— Это у вас на закате такие водятся?
— Она прилетела не из Тофилана, — ответила девчонка. Тофилан — это закатная страна, он уже знал. То есть не Тофилан, а как-то по-другому, но у них звуки какие-то странные, ему так не выговорить.
— Как ты убила её?
— Ты так не сможешь, — презрительно бросила Аталеле. Жуга надулся. Он был не дурак и кое-что скумекал. Девчонка-то подготовилась. Круг, вон, прочертила. Следила за ним?.. нет, тогда бы не успела. Значит...
— Ты знала! — обвиняюще выкрикнул он. — Ты знала, что она меня выманит, да?
Девчонка хрипло засмеялась.
— Конечно, знала. Где бы я её ещё поймала? Гордая, тварь... небось княгиня какая.
— Вонь! — дошло до Жуги. — В домах воняло! Это ведь ты сделала! Нарочно, да?
— Умный какой, — хмыкнула девчонка. — Слушай. Я потерялась в лесу и ты меня искал. Вот сейчас нашёл. А вой мы издалека слышали и сами перепугались, понял?
— Сама ври, если хочешь, — отвернулся Жуга. Вот ещё!
Он пошёл себе прочь, но тут уловил какой-то странный звук... повернулся... девчонка билась о круг, как давеча страшная княгиня, и не могла переступить проведённую ею же границу. Она даже попыталась стереть круг с земли, но не смогла его коснуться.
— Ага! — обрадовался Жуга. — Вот ты, ведьма, и попалась! Сиди себе тут... в клетке.
Он отвернулся и пошёл себе прочь. Лес был ему знаком, не мог же он далеко уйти от дома. Всё лучше, чем здесь сидеть. Того и гляди, волк выскочит. Или вовсе — оборотень. Они, говорят, и досюда доходят.
— Если ты один вернёшься, Кабан с тебя шкуру спустит, — посулила девчонка. Жуга остановился. Знал: спустит.
— Убегу тогда! — заявил он, храбрясь. — От тебя все беды!
Думал — заплачет, попросит прощения. Страшно, поди, вот так одной в лесу в клетке невидимой. Звать будет. А она нос вздёрнула и отвернулась. Жуга не удержался, подошёл поближе. Ткнул в воздух над кругом. Ничего его не остановило. Вот здорово. Замахнулся, толкнул девчонку. В плечо пришлось, в лицо бить-то побоялся. Глазами ведь так и зыркает. Хорошо толкнул, сильно. Аталеле отлетела, упала на круг, тот её оттолкнул, на ноги поставил. Здорово! Сейчас можно ей за всё отплатить, как мучила его, как...
Он замахнулся и ударил ещё. Девчонка даже не вскрикнула. Ещё. И вот она гадюкой вцепилась ему в руку, потянула к себе. Жуга струсил, никак в круг затащит! Дёрнулся что было сил... и покатился по земле, по узловатым корням — вместе с девчонкой. Она как-то хитро извернулась, по-особому куда-то нажала — и вот он, Жуга, лежит, а девчонка на нём сидит и головой его о землю стукает.
— Когда к людям выйдем, — сказала она холодным недетским голосом, — скажешь, что я велела. Тогда Кабан тебя не побьёт, понял? Скажешь, потерялись. Скажешь, вой издалека слышали. Понял?
— Слезь с меня!
— Сначала поклянись, что как я сказала, говорить будешь, — снова стукнула его голову о землю девчонка.
— Клянусь, клянусь! — со злостью прошипел Жуга. Вот позорище!
— Тогда ещё слушай. Победный лук — трава такая, её запах вампиры не любят. Ещё ромашник, он жар прогоняет. Полынь от всех напастей защитит...
Она называла одно растение за другим, рассказывала, от чего они помогают и зачем их люди используют. И ведь так и не слезла с него, пока он ей всё в ответ не пересказал.
— Вот молодец, — засмеялась девчонка, позволяя ему встать. — Ты, главное, помни про это, а лучше в лесу их сам найди да собери. Вонять будешь, но ни один злой дух тебе будет не страшен. Не благодари.
— Не за что мне тебя благодарить, ведьма проклятая, — пробурчал Жуга. — Сама меня жути этой чуть не скормила, а теперь хвастаешься!
Он повернулся к ней, вдруг хоть чуточку смутится. Но нет! Круг давно погас и за лесом поднималась заря. Это, наверное, от её лучей лицо девчонки было какое-то красное... Аталеле повернула руки ладонями вверх. И они тоже какие-то красные... девчонка коснулась своего лица, поморщилась...
Да она обожглась! Обожглась сама своим светом!
— Страшно? — зло спросила девчонка. — Скажем, я костёр развела и не тех веток в него кинула, слышишь?! Молчи, что видел, а то Кабан тебя до смерти запорет.
И вот кого за то, что девчонка обгорела, чуть не прибили? Если б она не сказала, что сама те ветки кинула, так ему б живому-то не быть. А уж как над ней бабы-то причитали! И сметаной её обмазывали и на травах припарки делали! Одно хорошо, с руками-то обожжёнными она лошадьми заниматься бросила и дядька Жугу обратно к себе взял.
И ведь если бы дядька Жугу к Кабану за мёдом не отправил, всё веселье б Жуга пропустил-то! Но он не дурак. Пришёл к Кабану и видит — вместо девчонки крутится пришлый какой-то. Кабан ему и не приказывает, а он сам всё знает и приносит. И никто на него и не смотрит вовсе. А тот будто старается, за водой сходил, дров наколол, кашу в горшке помешал... чудно так. Сам неказистый и вроде как на него смотреть-то не хочется. Жуга дядьке мёда-то отнёс, а сам к Кабану вернулся да затаился. Пока тут сам крутился, выучил уже, где встать, чтоб тебя не видно было. Чужак странный. Лошади будто нет — пешком, что ли, шёл? Может, и вовсе оборотень. И никто о нём и не слышал вовсе, Жуга кого встретил, поспрашивал. Вроде как нет никого у Кабана. А как же нет, когда вот он? Жуга ждал, ждал... и дождался. Девчонка проклятая в дверь вошла — она у кого-то из баб сидела, всё её рожу сожжённую сметаной мазали, толку-то с их сметаны? Всем поселением причитали, мол, кто ж её теперь замуж возьмёт, а была уж такая раскрасавица. Кто возьмёт — дурак будет, теперь хоть ожогов ради поостерегутся. Сама себя пометила, так ей и надо!
Девчонка-то вошла, чужак-то плошки все и уронил. Грохнулись все, разбились. Ой, с Жуги-то Кабан шкуру спустил бы за плошки! Этого, небось, не прибьёт. Девчонка глаза подняла. Визгу было! И всё на радостях! Дядюшка Виле это, оказывается. Вот вредина! Везде у ней дядюшки! А тот на неё только глянул — сразу и замолчала, только улыбается до ушей. И кривилась ещё. Больно, поди-ко, улыбаться. Виле-то этот девчонку за плечо ухватил да повёл на двор. За сарай завёл... вот выбрал! Тут незаметно-то и не подобраться! Вроде как и не укромное место, а отсюда раньше всех увидишь, когда кто-то идёт. Жуга и сам тут, бывало, прятался. Ну, ничего! Не такой уж он дурак, Жуга-то. Это для старших не подобраться. А Жуга и с сарая всё прекрасно услышит. Пусть девчонка не думает, что только она одна по крышам-то лазить умеет. Эка невидаль, в курятник пробралась, воровка!
Когда он бесшумно дополз до края крыши, чужак уже держал девчонку не за плечо, а за косу и трепал из стороны в сторону, приговаривая:
— Я тебе что про фокусы говорил?.. А мать тебе что про магию говорила?.. А ты что сделала?.. Кто тебе разрешение давал?.. Ты зачем это устроила?.. А головой своей ты подумала?.. А что я твоей матери скажу?.. А если её искать будут?.. Да если ты навсегда с такой рожей останешься?.. Да ты ж теперь в руках ничего не удержишь!.. Да кому ты теперь нужна будешь?.. Да чего это ты себе удумала?..
И та-та-та, и та-та-та, и та-та-та.
Жуга на крыше развеселился. Вот, наконец хоть кто-то девчонку как есть понял! Так ей и надо! Ещё и не такую трёпку бы задал! Но осторожности не потерял. Не будет, поди, этот Виле при нём девчонку-то колотить.
— Ничего они не найдут, — пробурчала девчонка. — Её человеком никто не видел, а вампиры ничего не почуют, я там травы рассыпала...
— Вот травы твои они и почуют, бестолочь!
— Они не могут думать, когда чуют их, мне тётушка Вейма рассказывала!
— Ах, тебе Вейма рассказывала! — совсем рассердился Виле и сильнее дёрнул за косу. — И что она ещё тебе рассказывала?
— Она сказала, вампиры друг друга не любят и только рады, когда кто-то из них умирает!
— Так ты тётушке подарок решила сделать?! Бестолочь, это в Тафелоне вампиры так живут, а в Дарилике как — ты не знаешь. А если у неё целый выводок? Или учитель? Дурында, ты головой-то своей думаешь? Она у тебя, чтобы волосам на чём расти было?!
— Они ничего не почуют, — упрямо ответила девочка.
— Да они людей пошлют, бестолочь! Зачем я тебя учу, дурочка, если ты о такой простой вещи подумать не можешь?!
— Люди не узнают, куда идти, — спорила Аталеле.
— Эрлейн, ты ещё глупее своей мамаши, если так думаешь.
— Не гово...
— Замолкни.
Он отпустил её косу, но девочка и не думала никуда убегать, просто стояла и чего-то ждала. Виле, казалось, надоело сердиться, он коснулся ожога на щеке девочки и уже другим тоном спросил:
— Всё ещё болит?
И тут девчонка разрыдалась! Вот это здорово! Жуга-то думал, она вообще не умеет! А она всё всхлипывала в ладони и бурчала, что устала, что хочет к маме, что тут всё чужое и что ей во сне снится, как жутко та тварь сгорала. Жуге и самому снилось, он даже орал во сне, его дядька чуть не прибил за это. А кому скажешь-то, а? А девчонка что-то ещё хныкала, что она теперь останется уродиной и руки болят и что она не знала, что так будет, и к маме хочет, к маме, ей тут плохо.
Ей плохо!
Вот змея-то!
Небось, нарочно ревёт, чтобы дядьку своего разжалобить!
А тот ничего.
Дождался, пока проревётся, а потом сказал так спокойно:
— Собирайся, дурында. Пойдем мы к твоей мамаше. Авось сведёт она с тебя ожоги. Но если ты ещё раз без спросу такое сделаешь...
— Не сделаю! — просияла девчонка и умчалась в гостевой дом к Кабану.
А Виле этот не пошёл никуда, постоял эдак спокойно и сказал:
— Слезай, паршивец. Я тебя слышу.
Жуга так удивился, что прямо рядом с этим чужаком с сарая и спрыгнул.
— Будешь болтать — пальцы по кусочку отрежу и тебя жрать заставляю, — посулил Виле. Спокойно так — аж мороз по коже! Сразу ясно, заставит.
— Я ничего не сделал, дяденька! — заскулил Жуга.
— Я вижу, ничего не сделал. А теперь рассказывай, как что было.
