— Так темно было! — вяло возмутилась девочка.
— Темно... ноги как попало ставила, так и темно. Мамаша твоя, помнится, по лесу шла, под ней ветка не хрустнет. А ты? Топала как кобылица.
— Мама по своему лесу ходила, — надулась девочка.
— А когда я вас на восток с собой брал, по своему разве? Никогда не приглядывалась? Вот уж не думал, что тебя такому простому делу учить надо. Тьфу! А ещё ведьма!
Смачно плюнув в костёр, он отдал весь свой интерес каше и на девочку уже внимания не обращал. Эрна хотела заспорить, но не было сил, да и... тревожное предчувствие сжало сердце. Она прислушалась. Не смолкали ночные звуки, не хрустели ветки, не шелестели раздвигаемые кусты... только приближалось что-то... чья-то недобрая и очень разгневанная воля...
— Дядюшка Виль... — дрожащим голосом протянула девочка. — А здесь есть своя ведьма?..
— Есть, конечно, — отозвался Виль. — Как не быть?
Девочка сглотнула. Она, наконец, вспомнила. Ведьмы не колдуют на чужой земле без разрешения. А тут, похоже, жила очень могущественная и старая ведьма... ну, самой Эрны точно старше.
— А ты её знаешь? — спросила Эрна.
— Я всех знаю, — ответил убийца.
— А... она тебя?
— И меня все знают.
Он повернулся и при свете костра посмотрел на девочку.
— Не трясись, Эрлейн. Или в мамашу пошла? Та тоже всего боялась. Много ей это помогло?
— Дяяядюшка Виль, — заныла Эрна. Словно сжимался вокруг чёрный круг, словно захлопывалась ловушка, словно...
— Да уймись ты! — сердито отозвался убийца. — Не мешай. Или заняться нечем? Так я тебя займу.
Девочка промолчала. Её трясло. Мама говорила когда-то, что ведьмы любят друг друга не больше, чем вампиры, и так же "охотно" пускают чужих на свою территорию. Что она наделала?!
Внезапно чёрный круг распался. На костёр легла тень и голос из темноты — довольно приятный женский голос — произнёс:
— Так-так-так... кого я вижу... неужели сам Медный Паук пожаловал?
— Жду Освобождения, сестра, — отозвался убийца. Женщина не ответила. — Садись, в ногах правды нет.
Тень скакнула к ним, и к костру вышла женщина. Обычная женщина, не высокая и не низкая, с копной распущенных рыжих волос и туго набитой торбой на плече. Садиться она не стала.
— А это кто? — спросила она, бросив цепкий взгляд на девочку.
— Ну-ну, Денна, — укоризненно произнёс Виль. — Уж ты-то знаешь, кто она такая.
— Как не знать, — усмехнулась Денна. — Все знают, что ты отобрал у ведьмы ребёнка, которого она родила для тебя.
— Слыхала, Эрлейн? — усмехнулся убийца. — Изволь соответствовать. А то всё "дядюшка" да "я не буду".
— Зачем ты пришёл? — спросила Денна напряжённым голосом. — Я отказалась от Освобождения давным-давно. Ты больше не брат мне.
— Никогда не поздно передумать, сестра, — спокойно отозвался убийца. — Я давно искал тебя, но ты сильна. Хорошо прячешься.
— Так, значит, это милое дитя — приманка? — засмеялась рыжая ведьма. — Ты ей не сказал? И мать её не сказала... девочка, посмотри на меня.
Эрна и не хотела, но послушно подняла голову и уставилась в тёмные глаза женщины. Глаза как глаза. Только выражение их было немного странное.
— Твоя мать хотела отдать тебя мне в обучение, — странно улыбнулась Денна, — но я сказала, что приму тебя только когда ты вырастешь... время ещё не пришло... но раз ты здесь... оставайся, дитя.
Эрна затрясла головой.
— Я не хочу!
— Зря, девочка, — покачала головой рыжая ведьма. Она простёрла руку над костром... показалось Эрне или нет, будто что-то сыпется из широкого рукава прямо в пламя?
— Нехорошими делами занимаешься, — сказал Виль. — Я давно хотел с тобой побеседовать.
— О чём, Медный Паук? — спокойно спросила рыжая ведьма.
— Об Освобождении, — усмехнулся убийца. — Брось, Денна, не дело обманывать слепых фокусами.
— Ты думаешь, что древние боги — обман? — засмеялась Денна. — Так смотри же!
Виль и не подумал повернуть голову, а вот Эрна послушно уставилась туда, куда показывала рыжая ведьма. Между деревьев стоял... стоял... стоял...
Это был, наверное, древний бог. Мама никогда не рассказывала про таких! На востоке, в болотах, где Эрна недолго гостила, верили во всякое, но о таком и они не рассказывали.
Был это, без сомнения, мужчина, совершенно обнажённый, от талии и до земли он имел козлиное тело, а выше — человеческое. Голову его венчали рога. Эрна попыталась зажмуриться, но не могла отвести взгляда. Урод сделал шаг в их сторону. Девочке захотелось визжать, но она не могла издать ни звука.
— Думаешь, я не видел, как ты гадость какую-то в наш костёр высыпала? — засмеялся Виль. От его голоса, в котором не было слышно ни капли страха, Эрне стало полегче. Ведьма околдовала их. Настоящий ли тот... козёл или только морок, пока Эрна его видит, она будет в опасности. Надо было разрушить чары. Надо... надо...
Но она же ничего такого не умеет! Мама никогда не учила её этому! Почему?!
Козлоногий урод сделал ещё один шаг. Он шагал, казалось, с трудом и не сразу обретал равновесие. Но он двигался, двигался! Он шёл прямо к Эрне!
Девочка сглотнула. Мама говорила, силу ведьме даёт неисполнимое желание. Но у Эрны нет никаких желаний! У неё всегда всё было, чего бы она ни хотела!
А вот дядюшка Лонгин говорил, что силу магу дарят всякие плохие чувства. Обида там, злость... страх. И чем они сильнее, тем сильнее и маг. Страха у Эрны хватало, хватало и злости... но что она может?! Дядюшка Лонгиг учил её только несложным фокусам! И чёрная магия не помогает против ведовства! Лонгин мог бы перекрыть дыхание своему врагу или заморозить кровь в его жилах, но Эрну он учил по капле, отмеривая не больше знаний, чем девочка могла усвоить. А тут...
Только белая магия спасает от колдовства! Так Виринея разбила мамины чары и тем убила превращённого Магдой в оборотня рыцаря. Только белая магия, но...
Козлоногий сделал ещё один шаг и Эрна решилась. Из-под её ногтей полилась тьма — эти чары всегда давались девочке просто с перепугу, — а потом Эрна решительно произнесла:
— Еретрев адиднак ни аргин!
Это было самое сильное из известных ей заклинаний и надо было ещё сосредоточиться, чтобы изменить проходящие через её тело потоки чар...
Тьма сменилась на бьющий лучами обжигающий свет. Эрна еле успела направить лучи на козлоногого бога... тот сначала вспыхнул, потом поблек, потом...
— Хорош, Эрлейн! — раздался голос дядюшки Виля. — Опять обожжёшься, я тебя к матери не поведу.
Свет погас сам собой, Эрна бессильно уронила руки на колени. На этот раз прошло легче, чем в тот раз. Легче, чем на тренировках, на которых настоял дядюшка Лонгин. Девочка слышала странный звук и повернулась...
На земле между ней и дядюшкой Вилем лежала умирающая старуха. В груди у ней торчал нож и кровь толчками выходила изо рта. У старухи были седые волосы, глаза закрыты. Если бы не одежда, Эрна никогда бы её не узнала.
— Но... — попыталась сказать она, но осеклась. Дядюшка Виль воспользовался тем, что ведьма занята борьбой с магией девочки и...
— Ты знала, к кому идёшь в обучение, — коротко бросил Виль и склонился над старухой. Лицо его изменилось, стало серьёзным и... сострадающим. Убийца тихо заговорил на церковном языке, обращаясь не к убитой им женщине, а к её душе. Речь его была похожа на проповедь или молитву. Он призывал душу освободиться от пут и вернуться в предвечную пустоту, из которой её когда-то украл Создатель, чтобы заточить в бренном мире. Он призывал Освободителя провести эту душу и быть к ней милостивым.
Заканчивая свою молитву, он выдернул нож. Из раны хлынула кровь. Женщина дёрнулась в последний раз и затихла. Эрна сглотнула. Её тошнило.
— Зачем?! — вырвалось у неё.
— Ты знала, к кому идёшь в обучение, — повторил дядюшка Виль. — Если урок не по нраву — можешь убираться.
Эрна промолчала.
— А когда ты вампиршу заживо жгла своим светом, ты о чём думала? — спросил Виль, вытирая нож о край одежды своей жертвы.
— Я думала, она быстро умрёт, — тихо призналась девочка. — А потом побоялась отпустить.
— Я так думал. Ну-ка, посмотри на меня. Руки покажи.
Он осмотрел лицо и руки девочки, но на этот раз чуждая ведьмам белая магия не оставила на ней следов.
— Кашу придётся выбросить, — с сожалением произнёс Виль. — Мало ли что она туда сыпанула.
— А что это было?
— Морок, — пожал плечами убийца. — Денна может... могла показывать людям своего истукана живым. Она отравляла их какой-то травой, а чары довершали дело. Твоя мамаша мне кое-что рассказывала... Нечего у нас язычникам делать. Своих святош хватает.
— А мама правда обещала меня ей отдать? — осторожно спросила девочка.
— Твоя мамаша, Эрлейн, искала тебе наставницу. Сунулась сюда, да обожглась. Денна хотела, чтобы Маглейн привела это чучело в ваш лес. Твоя мамаша отказалась.
— И всё?! Та на неё не напала?!
— Напала, — засмеялся Виль. — Дурочка ты, Эрлейн. Чтобы справиться с мороком, нужна только воля. А ты сразу — заклинание! Думать надо.
Эрна сглотнула.
— А почему ты её сразу не убил?
— Хотел посмотреть, как ты справишься. Так себе справилась, конечно. Но хотя бы старалась.
— Сам бы попробовал! — обиделась девочка.
Вместо ответа Виль щёлкнул её по носу и поднялся на ноги.
— Пошли отсюда. Нечего рядом с трупом ночевать.
— Мы... — осторожно спросила девочка, — мы её не похороним?
— Ай-ай-ай, какая неприятность, лопату с собой не взял, — отозвался убийца. — Что ж ты не подумала, а, Эрлейн? В другой раз ты лопату и потащишь. Пусть лежит. В лесу зверюшки, знаешь, тоже кушать хотят.
Девочка хотела возразить, что она устала, её не держат ноги и она хочет спать, но дядюшка коротко на неё взглянул и она послушно закинула сумку на плечо и поплелась за своим наставником. В горле закипали слёзы.
— Глава третья. Роскошь
На рассвете они добрались до человеческого жилья. Виль тащил Эрну на себе — полумёртвую от усталости, хнычущую и даже не пытающуюся сохранить хоть каплю достоинства. Опустил на чей-то порог, будто она была кулем с его пожитками, и три раза тихо стукнул в окно. Шепнул что-то и отошёл. Дверь открылась.
— Отдыхай, — велел он девочке, — приходи в себя. Я вернусь, когда ты сможешь идти.
Эрне было страшно оставаться без него, страшно было и рядом с ним, и она тихонько заплакала. Из дома, в который Виль постучался, вышла женщина (Эрна не разглядела её в предутреннем сумраке), помогла девочке встать и завела в дом. Там она положила девочку в дальний тёмный угол, отгороженный занавеской, как бывает у знахарок. Эрна хотела спать, но не могла от боли, и женщина размяла все сведённые мускулы, напоила девочку молоком с мёдом и травами. Душная темнота угла затягивала. В доме привычно пахло зельями и снадобьями... Эрна сладко зевнула и сама не заметила как заснула.
В доме знахарки она отдыхала весь день и всю ночь и весь следующий день. Что-то удерживало девочку от расспросов, а сама женщина едва с ней заговаривала. Следующая ночь была в разгаре, когда раздался тихий стук в окно. Знахарка заторопилась, растормошила Эрну, дала ей с собой хлеба и тех трав, которые добавляла в молоко, и вытолкнула наружу. Сама она выходить во двор не стала. Едва Эрна перешагнула порог, как Виль повернулся к ней спиной и зашагал. Девочка едва за ним поспевала.
— Кто это был? — спросила она, догнав наставника.
— Женщина, — отозвался убийца.
— Но кто она?
— Поди её спроси.
— Ну, дяядюшка!
— Не болтай. Надо будет — сам расскажу.
— А почему она мне помогала?
— Она всем помогает. Эрлейн, я думал, ты с семи годочков-то выросла. Язык что помело. Чего не знаешь, того не расскажешь другим. Поняла?
— Поняла, — насупилась Эрна и они шли до самого рассвета, а после Виль остановился на обочине и вынул из сумки дорогую накидку из тех, что носят горожанки.
— Примерь-ка, — кинул он накидку девочке. Эрна взвизгнула от восторга. Даже тётушка Вейма не приносила ей таких красивых вещей. Накидка была расшита шёлковыми нитями и те переливались в свете зарождающегося дня.
— Одно слово — девка, — усмехнулся Виль. — Садись. Не ходить же тебе с косой, будто ты вчера из деревни вышла.
К удивлению девочки Виль достал из-за пазухи гребень, извлёк откуда-то ленты — украшенные жемчугом, помилуй Освободитель! — а после быстро и ловко переплёл ей волосы. Он когда-то плёл ей косы — тогда Эрне ещё не исполнилось семь лет, давным-давно, — но сейчас девочка сидела ни жива, ни мертва, поражаясь и умению своего наставника, и неожиданной щедрости его подарка.
— Платье потом переоденешь, — сказал он, закончив, — а пока накидку не распахивай.
— Дядюшка Виль, а зачем? — осмелилась спросить Эрна.
— А затем, что мы теперь поедем в карете, как знатные господа. Пока ты отлёживалась, я всё устроил.
Эрна чуть было не завизжала снова. Вот это да! В карете! Настоящей! Как в сказке!
— Дурочка ты, Эрлейн, — засмеялся Виль. — Слушай внимательно. Тебя зовут Нинета. Ты дочка хларского рыцаря лю Дидье, мать твою ты не помнишь, тебя вырастила кормилица из Лабаниана, которая потом переехала дальше на восток, вглубь Тафелона, поэтому хларского ты почти не знаешь. Я слуга твоего отца, который вспомнил о тебе и послал эту карету. Запомнила? Зови меня дядюшка Ги.
— Я вообще не знаю хларского, — возразила девочка.
— Дорогой я буду тебя учить.
— Зачем так сложно? — надулась Эрна. — Почему мы не можем идти сами собой? Что это за рыцарь такой — лю Дидье?
— Затем, что эту карету послал нам рыцарь лю Дидье, — спокойно объяснил Виль.
— А он знает обо мне? С чего бы ему признавать меня?
— Что ему надо, то знает, — заверил убийца. — Этот лю Дидье тот ещё потаскун, бастардом больше, бастардом меньше...
— За бастардами не посылают кареты, — не перестала спорить девочка.
— Уговорила, — отозвался Виль. — Так и быть, я поеду в карете, а ты побежишь следом. Встретимся в Хларии. Так лучше?
— Нет!
— Тогда не спорь.
Карета была самая настоящая, запряжённая четвёркой лошадей, с кучером и — мамочки! — двумя слугами на запятках. Виль открыл перед девочкой дверцу и подсадил внутрь. Сидения были мягкие, обитые кожей. Эрна чувствовала себя настоящей королевой. Виль уселся рядом и крикнул кучеру, что можно ехать.
— Ух ты! — шёпотом сказала Эрна. Начало их пути, сбитые ноги, усталость, страшное убийство — всё казалось уродливым сном. А Виль вытряхнул из мешка башмачки с позолоченными пряжками и острыми носами и велел девочке переобуться. Её старую пыльную обувь он просто выбросил из окна — Эрна и ахнуть не успела.
— Это всё мне? — ещё тише спросила девочка.
— Одно слово — девка, — снова засмеялся убийца. — Тебе, тебе. Не смотри так. Если бы я хотел, я бы тебе дорогу золотом мог вымостить, этого добра у меня довольно. Учись, Эрлейн. Сегодня ты принцесса, завтра — нищенка. Успеешь побывать и той, и другой. Вот вернёмся, мамаше твоей скажу, пусть она Увару словечко шепнёт. Я уж говорил ему, чтобы он соврал Дюку, будто у него две дочери, а не одна.
