Стоп! А теперь то же самое, но без всяких звезд, туманностей и планет. А все потому, что это просто живая человеческая клетка, пойманная всевидящим микроскопом.
— Узнаешь ты эти цепи? — спросил Палладас.
— Двойная спираль ДНК! — без сомнения ответила Эфимия.
— Чему-то вас там все-таки учат! Две полинуклеотидные цепи, как видишь, закручены одна вокруг другой. Молекулы полинуклеотида присоединяют к себе азотистые основания, их хорошо видно. Видишь? Вот! Ладно, неважно, это я тебе рассказываю теорию, без нее никуда. Цепи эти, само собой, контактируют между собой: между пурином одного нуклеотида и пиримидином другого в ДНК и РНК образуются связи и получается что-то вроде привычной "веревочной лесенки", как любят рисовать в учебных схемах. А вот от последовательности самих нуклеотидов, которые нанизаны друг за дружкой, как бусинки на нить, зависит о того, программу клетки какого организма они должны будут составить. У человека этот порядок именно такой! — дед указал на изображение.
Эфимию смущало то, что здесь не было поясняющих надписей, таких привычных подсказочек из учебных пособий. Она мало что понимала в увиденном, но слова Алана были доходчивей.
— А теперь смотри туда внимательно, Фимка! — вдруг вскричал дед, и она вздрогнула от неожиданности, а клеомедянин улыбнулся из-за плеча. — Эфий входит в состояние управляемого сна! Ага? Ага? Видишь, что творится?
— Вы его не пугайтесь, — шепнул Эфий. — Всё не так сложно, как кажется. Это обычный ВТО.
— ВТО?
— Внетелесный опыт. То, что в этом институте пытаются изучать уже лет тридцать и не могут...
— Фимка! Смотри, как все замедлилось! Вот началась профаза митоза...
— Деление клеток?
— Умница! Моя внучка! Да, дублирование генетической информации. То, что происходит с нами постоянно, только мы этого не чувствуем. Хромосомы стали видимыми.
Эфимия улыбнулась. Микроскоп вещал из святая святых храма творения.
— Смотри, как все медленно! То, что ты видишь, ускорено мной во много раз. Вот наступает середина профазы. Это хроматиды, они закручены одна вокруг другой. А ядрышко исчезает. Смотри, хромосомы танцуют сиртаки!
Забавные фигурки, похожие на буковки, выстроились по экватору клетки... и вдруг все замерло.
— Всё, он вошел в состояние свободного сознания! — прокомментировал Алан, хлопнув по плечу Эфия.
— Ты хочешь сказать, что в этом состоянии прекращается работа клеток? — переспросила Эфимия.
— Не прекращается, но замедляется. Так, что это фиксируют лишь приборы! Она прекратилась бы в одном-единственном и бесповоротном случае...
— Физической смерти... — пробормотал клеомедянин, глядя на Эфимию.
— Физической смерти... — как завороженная, шепнула она в ответ.
Дед кивнул:
— И однажды я пронаблюдал за этим... Но не думаю, что стоит об этом рассказывать.
Девушка очнулась:
— Ну ты что, деда? У меня крепкие нервы, я провела вскрытие на патологоанатомической практике с первого раза, а многие в обморок падают.
— Так то ж на "синте", скажешь тоже!
— Во-первых, и от вида мертвого "синта" в обморок падают, а во-вторых — ты что, дед, доминист? Какая разница, "синт" или человек?
— Ты мне еще за права техники поборись! — усмехнулся Палладас. — Совсем молодежь с катушек съехала: какая разница, мол, между "синтетикой" и живым человеком! Чему вас только учат?
Эфимия вспыхнула и вмиг изменилась, превратившись в олицетворенный лозунг:
— Вообще-то кибер-организмы воевали с вами плечом к плечу, если ты не забыл!
Палладас заморгал и беспомощно уставился на Эфия:
— Великий Конструктор, ну что она несет? Что она несет?
Клеомедянин пожал плечами.
— Фимка, не зли меня! Тебя тогда не было, а что вам ваши лидеры в этих дурацких движениях на уши вешают — так это от безделья! Вы бы лучше любовью занимались, черт возьми, чем в этих погремушках расхаживать и нормальных людей пугать! Балда ты малолетняя, не могут "синты" убивать, вообще не могут, понимаешь? Как бы они воевали?
— А воевать — это не обязательно убивать, — огрызнулась девушка, вспомнив очередное дежурное возражение. — Разве помощь людям уже не в счет?
— Ты еще хуже своей змеюки-мамаши...
— От нее тебе, кстати, привет.
— Спасибо, ей тоже наподдай... Да где ты вообще набралась этой киберглупости?
— Это не глупость. Мне няня Луиса, Нинель, рассказывала, что они на планете Сон в эвакуации все вместе были. У них просто аннигиляционного гена в хромосомах нет, вот и все!
Эфий как-то странно поджался и пригнул голову, будто его самого только что причислили к стану кибер-организмов.
— Вот дурища! — еще сильнее возмутился дед. — При чем тут аннигиляционный ген? Они же — сплав органики и синтетики, а вместо того гена — программа! — Палладас постучал себе по лбу, как будто именно там у "синтов" находилось устройство, контролирующее их поведенческие особенности. — Аннигиляционный ген не делает человека человеком или роботом! Он просто как предохранитель от убийства, но выбрать-то каждый может по своему усмотрению: убить и распылиться на атомы или воздержаться от убийства. А у "синтов" нет этого выбора!
Эфимия засмеялась:
— Так значит, они более человечны, чем люди, которым зачем-то требуется выбирать: убить другого человека или не убить!
— Да тьфу ты! Не знаю, как с тобой спорить! Чушь порешь!
— Прекрасный аргумент. О'кей, принято. Ты сдался. И не отводи мне глаза, а рассказывай, как выглядит физическая смерть в микроскоп?
Палладас помрачнел, а потом махнул рукой:
— Гадко она выглядит, как и без микроскопа. Сначала по всем связям как будто пробегает молния. Это и в самом деле походит на электрические разряды, взрывающие цепочки ДНК. Связи рвутся. И орут при этом ДНК страшно.
— Орут?
— Орут. От боли. Переведенный в акустику крик ДНК — это спектакль не для слабонервных. Эфию в первый раз плохо стало, да и я не как на курорте себя ощущал.
Клеомедянин кивнул.
— Дед, а зачем ты проводишь все эти эксперименты?
— О! А вот это — самое главное, Фимка! Это распоряжение сверху! — Палладас потыкал пальцем в потолок.
— В смысле — совсем сверху? — легкомысленно передразнила его жест Эфимия.
— В смысле — откуда надо! В этих экспериментах уже поучаствовала сотня добровольцев. И Савский тоже. И дед твой, Калиостро.
— Ого!
— Вот тебе и "ого"!
Удивилась Эфимия не тому, что дед из Сан-Марино принимал участие в эксперименте дела из Москвы, а тому, что нашел для этого время. Значит, это был поистине важный эксперимент. Тем более — по заказу "свыше"... если дед Алан не преувеличивает значимость...
Фредерику Калиостро было уже далеко за восемьдесят, но никто не мог бы заподозрить его в таком возрасте. При нынешней средней продолжительности жизни в сто — сто десять лет и способах оздоровления пожилые люди редко выглядят на свои годы, и это уже никого не удивляет. Однако Фред Калиостро отличался и здесь. Эфимия видела его стереографии двадцатилетней давности, сравнивала с ним нынешним, и ей казалось, что время замерло для него на одной отметке. Мама шутила, что дед заставил ученых изобрести анабиоз, в состоянии которого можно работать, а Калиостро-старший отшучивался, что ему просто некогда стареть.
— И что было с добровольцами?
— Просто засыпали. В клетках — никаких таких изменений. Фред ворчал, мол, хуже некуда — знать и не достигнуть.
— Он не так говорил, — вставил Эфий, и дед с внучкой обернулись. — Он говорил, что в этой жизни не повезло: раньше такое получалось даже у детей, а теперь вот умеешь, а возможности нет.
— Велика разница, мало ли что он там бурчал! Ему уж давно пора на пенсию, старикану!
Палладас всегда немного ревновал внучку к деду Калиостро, чувствуя, что к тому она тянется сильнее, чем к нему. Да и выглядел он теперь старше Фреда, что тоже не добавляло чувства симпатии к "сопернику". Эфимия тихо хихикнула и поймала понимающий взгляд клеомедянина, который за много лет работы с Аланом тоже видел его насквозь.
— Протестировали мы еще двоих коматозников, — продолжал Палладас. — Картина такая же, как у Эфия в трансе. Участок "сигма" перестал быть видимым, связи "растянулись", но не порвались. Как будто выпало какое-то связующее звено. Или ослабело...
— Где же вы нашли коматозников? — изумилась девушка. — Это ведь такая редкость!
— Один в Австралии — нарочно туда всё барахло везли. Другой обнаружился в Испании...
— А что вы хотите добиться всем этим?
Палладас хитровато подмигнул:
— А вот чего. Узнать, что мешает отделиться сознанию от тела у большинства и почему Эфий делает это без особых затруднений. Что держит связи в молекуле ДНК и почему только у Эфия они "лабильны" — прошу прощения за несколько неуместный термин, но суть он отражает здорово! Много, много секретов таит в себе вот этот хитрый змей, эта перекрученная двойная спираль! И ведь не зря, не зря умные люди в древности говаривали: "Не может быть меньше тела душа, но и больше тела она быть тоже не может". Все, все заложено именно там, и ответ на наш вопрос мы отыщем тоже только там!
При словах о древних людях Эфимия снова вспомнила свой сон. И еще какая-то тревога шевельнулась в душе. "Прав, прав дед! — шепнуло сознание и со стоном добавило: — Но пойми: нужно что-то делать! Так дальше нельзя!"
— А теперь я тебе все-таки включу запись "крика" ДНК! — разошелся Палладас. — Чтобы ты не думала, что я голословен!
— Может... не стоит этого делать? — осторожно уточнил Эфий, с озабоченностью поглядывая на побледневшую девушку.
Но ученый, бухтя что-то в адрес циничной и ни во что не верящей молодежи, нашел в папках нужную запись.
Страшный, ни с чем не сравнимый вопль, полный ужаса и одновременно порождающий ужас смерти вселенных, огласил лабораторию.
Вырванная криком из своих мыслей, Эфимия пошатнулась. Кровь совсем отлила от ее лица, и, тихонько охнув, девушка повалилась в обморок на руки вовремя подоспевшему клеомедянину.
— Хилый народ эта молодежь... — разочарованно констатировал Алан.
4. В погоне за призраком
Ноиро успел заметить лишь выскользнувшее прочь из домена болезненно-желтое пятно, а в следующий миг открыл глаза.
Та-Дюлатар стоял над Хаммоном и тряс его за плечо. Осовело озираясь, старик подскочил в постели.
— Что такое? — спросили они с Ноиро дуэтом, и журналист добавил: — Я опять видел какого-то человека в желтой одежде. Кто это?
Ответ лекаря был бы странным для человека непосвященного.
— Кристи говорит, что человек в желтом плаще — это только его враг и ни чей больше. Но, говорит, хуже всего, что он был тут не один. Кристи почему-то считает, что они являлись сюда за мной... Только я ничего не слышал и никого не видел, вот дела! — от себя добавил Хаммон. — Это что ж выходит, что наши караульные заснули на посту?
Ноиро все понял правильно.
— Нас решили взять измором, — кивнул он, поднимаясь на ноги.
Элинор заговорил снова, и брови Хаммона поползли на лоб. Собравшись с мыслями, старый кемлин перевел:
— Кристи спрашивает, для чего ты его сейчас звал?
— Скажите, что я не звал, мэтр Хаммон! Я тоже услышал Призыв, но... А не могут ли это быть Улах или его раванги?.. В смысле, звать?
Лекарь быстро собрал волосы в хвост и оделся, что-то говоря бородачу, а потом повернулся к Ноиро и объяснил по-кемлински, но с сильным акцентом:
— Их Призыв не спутать с нашим.
— Говорит, чей-то призыв с нашим не спутать.
— Я понял.
— Да?! — удивился Хаммон. — Ты выучился его языку?
— Кажется, это он выучился нашему...
— Он сказал, что если бы это был их Призыв, то я... — старик поморщил лоб, — я уже был бы мертв... Ну и игры у вас, я скажу...
— Ждите тут оба!
Элинор улегся обратно на свою лежанку и закрыл глаза. Ноиро ощутил, что несколько секунд целитель был неподалеку, а потом вдруг растворился в пучине иного мира. Сердце журналиста стучало где-то в горле, рану в плече слегка подергивало болью. Хаммон покряхтел, плеснул себе в лицо немного воды из миски, чтобы проснуться, и почесал бороду у кадыка:
— Вот хоть ты объяснил бы мне, парень: чего он делает, когда вот так выключается? Я всегда пугаюсь до смерти, когда он так делает. Не поймешь — дышит или нет?
— Сны смотрит, — хмыкнул Ноиро. — Ему там сны пророческие снятся, вот он их и просматривает.
— Ой, да будет тебе ёрничать! Говорил бы уж как есть, я что — не пойму, что ли? Голова на плечах имеется...
— А я не ёрничаю. Шаманы ведь то же самое делают.
Это сравнение Тут-Анна убедило. Он и без Ноиро считал, что коли уж Элинор монах, то это почти что шаман, а у шаманов свои секреты и умения. Журналист ответил так с умыслом: по вчерашнему разговору он понял, что для Хаммона все священнослужители на одно лицо и приставать с подробными расспросами тот не станет.
Вскоре Элинор зашевелился и привстал на локте.
— Э-э-э... — обескуражено протянул Хаммон, выслушав его монолог. — Он сказал, что молния никогда не ходит одной и той же дорогой. Еще говорит, что-то стряслось с какой-то Нэфри: не может ее вызвать, не может найти.
Журналист медленно осел на свою постель:
— Нэфри? — переспросил он. — Это точно?
Элинор кивнул и нахмурил брови.
— Послушай! — Ноиро кинулся к нему. — Послушай, Кристиан, Та-Дюлатар... Ну, может, я поищу ее?
— Нет! — сурово прикрикнул целитель, а остальное, дослушав его речь до конца, перевел Хаммон:
— Кристи говорит, чтобы ты не смел там показываться без него или пока он не позовет. Тебя, мол, сомнут — тем более, без Нэфри...
Ноиро сник:
— Она... умерла?
Губы не хотели выговаривать страшное слово. Та-Дюлатар понял и опустил взгляд.
— Я не знаю, — на кемлинском пробормотал он, искажая слова, но понятно. — Ее следов нет нигде.
— И в Кийаре?
Дальше переводчиком снова выступил Тут-Анн:
— Говорит, что Кийар слишком далеко, выход туда небезопасен. Ты сам должен отправляться домой и искать ее. Только так будет понятно, что случилось. Может быть, говорит, она просто не может куда-то выйти, дескать, так иногда бывает...
В своем горе Ноиро слышал только себя. Все вокруг сейчас казались ему бесчувственными чужаками. Он не замечал, как сразу лет на двести состарились глаза лекаря, который торопливо готовил стол и инструментарий к операции.
— Раздевайся, полезай вон туда, — жалостливо похлопав журналиста по здоровому плечу, перевел Хаммон, указывая бородой на укрывшую стол простыню. — Кристи говорит, что будет больно, но ты терпи.
Молодой человек машинально снял с себя рубашку и лег, куда приказали. Он не хотел верить, что исчезновение Нэфри — явь, и только жгучая боль вышибла слезы, возвращая его в реальность бытия. Элинор выдернул нитки, внимательно рассмотрел рубец, оставшийся у раненого на руке, промыл шов каким-то раствором и намазал пронзительно воняющим снадобьем.
— Теперь поешь, — напоследок велел он.
— Не хочется.
— Поешь! — повторил Элинор, растапливая печку. — Надо!
Снаружи послышались голоса. Лекарь крикнул: "Ито!" и поставил котел с похлебкой на огонь. В домен поднялись воины Птичников. Вместе с ними пришли вкривь и вкось заштопанный Бемго и невозмутимый Айят. Лица у всех были вымазаны краской, на головах громоздились украшенные перьями кожаные шлемы — слабая, но все-таки защита. Копьеносцы готовились к сражению.
