Последователи Глубины

Набрав в легкие побольше воздуха, советник, наконец, перестал чувствовать страх перед чуждым ему миром. Подойдя к круглому смотровому окну, больше напоминающему нору, он с интересом взглянул на улицу, где творился настоящий хаос. Жители Шептуна в панике бежали в неизвестном направлении, пытаясь спастись от призрачной опасности. Кто-то падал и становился жертвой толпы, иные добровольно уходили из жизни, срываясь с крыш или падая в мусорные ямы, что терялись в пустотах Подземья.

Резервация бурлила и фыркала проклятиями, стремясь превратиться в проснувшийся вулкан. Буревестник прекрасно понимал, чем вызвана подобная реакция. На Шептуне люди могли лишь существовать. Именно существовать, а не жить. А в этом состоянии грань между спокойствием и паникой настолько мизерна, что любое волнение может вызвать настоящий эмоциональный взрыв. Когда-то советник даже выступал с подобным докладом в высшей Ассамблее, но как это часто бывает, был не понят чванливой публикой. Впрочем, сейчас эта паника играла ему на руку. В поимке Глубины случайностей не бывает и состояние Шептуна отвлечет местные власти от 'маленькой' охоты за небывалым экспонатом для его коллекции.

Буревестник еще раз бросил скучающий взгляд на улицу. Людской поток стал плотнее, а среди служителей резервации начали зарождаться первые признаки агрессии. Советник проследил за четвертой стрелкой часов. Стоило поторапливаться, если, конечно, он не собирается стать жертвой уличного беспредела.

За дверью послышалось неприятное шуршание. Так обычно скребся старый пес Буревестника Тилмо, но четвероногий друг остался на поверхности... Впрочем, советник совсем позабыл, что завел себе здесь нового питомца.

— Чего замер, проходи, — позвал он ходячего.

— М-у-у т-а-а-ам-м, ч-ч-че-ло-ве-е-ек, — понурив голову промямлил тот.

После того, как этому несчастному свернул шею мистер Фрейд, а потом заставил подняться и исполнять приказы, парень напоминал обычный кусок мяса на двух ногах. Но со временем все изменилось. Он умудрился не просто следовать командам, а еще и осмысливать полученные инструкции. И уж совсем неслыханное чудо — вспомнил человеческую речь.

— Ну кто там еще? — раздраженно фыркнул советник.

— Тот, кто не собирается отвечать за кавардак, что творится сейчас на Шептуне! — крикнул ворвавшийся в кабинет мужчина.

Был он низок ростом и совершенно лыс. Разве что аккуратная бородка выступала из-под маски обычным клочком.

— С кем имею честь общаться? — сменив раздражение на равнодушие, поинтересовался Буревестник.

— Сэрг Ля Фарег — комендант Твердыни, — представился мужчина.

— И что же вам угодно, мистер Ля Фарег? — спросил советник, обратившись к столь высокому чину неподобающим образом.

Но комендант проигнорировал подобную оплошность. Сейчас его интересовали проблемы куда серьезнее. Опираясь на широкую трость из бивня подводного слона, он остановился в центре комнаты.

— Можете не представляться, лорд Гредерик, я прекрасно осведомлен о вашей запредельной должности и неограниченных полномочиях.

— Тогда вдвойне непонятно, как вы отважились вломиться ко мне в номер, не получив аудиенции, — зевнул Буревестник.

Ля Фарег вздрогнул и, покосившись на мрачного типа в углу, быстро произнес:

— Оставь нас, малец. У нас с твоим хозяином будет серьезный разговор, не предназначенный для посторонних ушей.

Ходячий поклонился и закрыл за собой дверь. Только теперь лысый немного расслабился и, посмотрев на советника, устало спросил:

— Зачем вы так?

— Вы это о чем? — не понял советник.

— Зачем вы разрушили Шептун? И не отрицайте, будто не имеете ко всему происходящему никакого отношения... Я знаю все... Ну или практически все... Это началось с прибытия в резервацию ваших людей. Сначала наемники, потом дикие охотники. Поэтому я спрашиваю, в чем мы провинились перед вами лично и перед корпорацией в целом?..

Советник кивнул и почесал подбородок.

— Скажите, если вам было все известно, то почему вы не остановили меня? Или хотя бы не пришли раньше...

Лысый вытер взмокший лоб и дрогнувшим голосом ответил:

— Я солдат, сэрг советник. Знаю, что такое долг. И отдаю себе отчет в своих поступках. Как бы я ни радел за свое дело, но существует определенный устав. Без его четких предписаний любая система превращается в обычный балаган. Пустой звук, который может лопнуть как мыльный пузырь. Отправив донесение на поверхность, я так и не получил каких-либо распоряжений. А без одобрения руководства, я не имею права предпринимать никаких действий... Уж не знаю ваши ли это происки, или корпорация контролирует все вокруг, но в данном случае я бессилен.

— Зачем же вы ко мне тогда пожаловали? — искренне удивился Буревестник.

— Просто попросить. По-человечески, — выдохнул комендант. — Всего за пару часов вы можете разрушить то, что я создавал годами. Ради чего, сэрг? Ответьте, прошу! Я, как никто имею право знать!

Советник приблизился к Ля Фарегу и посмотрел тому прямо в глаза.

— Я вам ничего не должен, это раз, — тихо произнес он. — И в скором времени от вашей резервации не останется и следа, это два. Я сотру ее с лица Подземья. Хотите знать почему? Потому что мне это по силам! Потому что вы лишь инструмент для достижения моей цели! И никто не смеет встать у меня на пути...

Комендант вздрогнул и отступил. Он не ожидал от лорда такого напора.

— У вас ничего не выйдет! Я подниму по сигналу всех подчиняющихся мне глубинщиков из корпуса Сигма! — пригрозил он, прекрасно понимая, что эти угрозы бессмысленны.

— Вы напрасно сотрясаете воздух, — советник повернулся к Ля Фарегу спиной и принялся собирать свои вещи.

Колбы, банки, книги переместились из шкафа-сейфа в широкий украшенный латунными бляхами чемодан.

— Я понял, — внезапно произнес комендант. — Вы просто безумец, сэрг! У вас нет ничего святого!

— Вот как? — буркнул советник. — Нет, вы ошибайтесь. У меня есть идеалы и цели. Они для меня гораздо важнее святости и заветов неведомых мучеников. Так что, плюньте на свой Шептун и отправляйтесь восвояси. Возможно вам повезет и посчастливится отплыть на последней батисфере до начала разрушения.

— О нет, — не согласился комендант. — Вам не удастся сослать меня на поверхность. Здесь мой дом, и я ни на что его не променяю!

Скользящий звук заставил советника обернуться. Ля Фарег извлек из трости тонкое, словно игла, лезвие. Острие мгновенно уперлось в грудь лорда. Рука коменданта дрогнула, но осталась твердой.

— В последний раз прошу вас сэрг, отдайте приказ остановить это безумие! Иначе у меня не будет иного выхода как...

— Уничтожить одного из лордов Колхиды? — на лице Буревестника растянулась хищная улыбка. — Что ж, попытайтесь! По крайне мере вы погибните за идеалы, а не просто так...

Слова советника послужили Ля Фарегу командой. Если до этой секунды он еще колебался, то теперь все сомнения ушли без следа. Он сделал легкий взмах. Лезвие устремилось к шее Буревестника, который даже не пошевелился. Со спины коменданта атаковал ходячий. Стойка с газовым фонарем на конце опустилась на голову Ля Фарега, отправив того к предкам. Буревестник закрыл глаза, выдохнул и продолжил сборы. Очередной раунд опасной игры окончился в его пользу.

* * *

Элюмины гасли один за другим, погружая мир в темноту. Недолгую, всего пару часов, может быть, чуточку дольше. Но за это время Подземье менялось до неузнаваемости. Становилось опаснее острых рифов Корсаки. Густой сумрак замирал, выпуская на волю тех, кто скрывался от свечения в глубоких и узких разломах. Тысячи тварей, наделенных клыками, зубами, когтями и жвалами, выбирались из своих убежищ, чтобы найти пропитание. А если не повезет — самим стать жертвами кровавой охоты.

В отличие от свободных земель Подземья, Шептун научился бороться с подобной напастью. Отгородившись широкой стеной из белого песочника, люди никогда не забывали запирать ворота на ночь. Необходимая мера безопасности, позволявшая беспрепятственно передвигаться по городу даже с наступлением сумерек.

Глубина стояла возле приоткрытой створки и наблюдала за Дорном, который расправлялся с одним из стражей. Бушевич вырубил еще двух. Теперь северный выход остался без должной охраны.

— И что дальше? — запыхавшись, поинтересовался констебль.

— Мы встретим их здесь, — сказала Безликая.

— Устроим им засаду, — потер ладони Бушевич. — Давно мечтал надрать им задницы! — Констебль извлек из-под куртки свой пятизарядный кольт.

— Бесполезно. В Подземье оружие с поверхности можно использовать разве что как шутиху, — разочаровал его праведник. — Так что, придется пользоваться стрелометом. Скажи спасибо, что позаимствовали их у арла.

— Значит, получат от меня по игле! — заявил констебль.

Дорн кивнул, но подобной радости не выказал. В городе творилось нечто невообразимое. Паника, охватившая Шептун, превратилась в настоящую болезнь. Страшась собственной тени, люди спешили к Плавучему порту. Скорее покинуть резервацию! Оставить ненавистный город! Иного выхода у них просто не было.

На окраинах не осталось ни души. Покинув рабочие места, ихтианы взялись за оружие, и бывшие рабы стали новыми хозяевами резервации.

— Стало быть, ты выбрала путь насилия! — грустно произнес Дорн.

— А ты видишь иной способ решения конфликта? — поинтересовалась Глубина.

Праведник не ответил. Он прекрасно понимал, что уничтожить хаос можно только одним способом. Разрушить все до основания, сровнять с землей руины и начать все заново.

— Но зачем ты отдавала приказ ихтианам?

Девушка изобразила удивление.

— А разве ты не понимаешь? Мир, созданный вами, людьми, в этом месте истончился и готов к гибели. Но я не хочу, чтобы вместе с человеками погибли дети глубин. Я просто даю им шанс выжить, а дальше дело за ними.

Праведник был удовлетворен ответом.

— Скажи, что нам делать дальше?

— Ждать, — спокойно ответила Глубина. — Скоро охотники окажутся у ворот, мы освободим пленницу, и все закончится. Мне можно будет отправляться на покой, а ваш коллекционер раз и навсегда прекратит свои ужасные забавы.

— И все-таки ответь: почему именно Ульга? Чем она так важна для тебя? — не унимался Дорн.

— Всему свое время, священник, всему свое время, — и на лице Глубины возникло некое подобие улыбки.

Опустевшие улочки несли на себе отпечаток недавних бесчинств. Разбросанные вещи, разбитые светящиеся колбы, поломанные повозки — ничто не укрылось от человеческой ярости. Даже провода связи, протянутые под самым куполом города, свисали жалкими тряпицами.

Первым возле ворот появился тощий. Он осторожно посмотрел по сторонам, сделал несколько шагов вперед и, свистнув, подал знак, что можно двигаться дальше. Следом за ним вышел Хитрован с мешком-ловушкой и Рвач. В руках рыжего виднелся трехзарядный стреломет, правда зарядов осталось всего ничего.

— Все чисто, никого, — ответил Юнг и смело направился к проходу.

Резкий свист нарушил тишину, и ему в ногу впился болт.

— Засада! — завопил Рвач.

Толстяк-охотник попятился назад, но получил стрелу в плечо. Дальше вместо слов звучали только стрелометы. Короткие хлесткие выстрелы. Сначала со стороны ворот, потом ответ из ближайшего переулка. Только попаданий больше не было. Угодив в ловушку и получив заслуженные ранения, охотники не собирались сдаваться так легко. Заняв оборону, они затаились, решив получше изучить противника.

Рвач и Хитрован осторожно выглянули из-за угла и указали тощему, который скрылся возле лестницы, ведущей на второй этаж, где располагались зубцы бойниц. Но Рыжий заметил еще кое-что, чуть правее. Именно оттуда прилетели последние три болта. Стрелок не менял позиции, а стало быть, можно рискнуть.

Юнг понял охотника правильно и, достав свой любимый обоюдоострый нож, медленно пополз вверх. Добравшись до перехода, он разглядел притаившегося бойца. Худой, длинноволосый, с таким выражением лица, будто совершает самый отчаянный в мире подвиг. Тронутому хватило пары секунд, чтобы вспомнить, где он видел этого парня. Это был констебль с пирса. Получается, и вездесущий праведник, заноза в заднице тоже неподалеку. О подобной удаче Юнг и не мечтал. Он ужасно не любил оставлять противников в живых и всегда руководствовался одним железным правилом: 'Не убьешь врага сегодня, получишь от него нож в спину завтра'.

— Ну вот и свиделись, мистер упрямец, — прошипел, словно змея, тощий.

Одним прыжком он настиг констебля. Тонкие пальцы вцепились в ворот, но перед этим Юнг успел выбить у противника стреломет и нанести два сокрушительных удара в челюсть. Охнув и привалившись к стене, Бушевич не сразу понял, что его обошли с тыла. Но даже после внезапной атаки он все-таки умудрился откинуть от себя тощего. Короткая передышка, и они вновь сцепились как разъяренные дворовые псы.

Воспользовавшись заминкой, охотники рванули к воротам. Ждать Юнга никто не собирался, как-нибудь сам выкрутится. Возле арки Хитрован по привычке перекинул мешок на другое плечо и ощутил обжигающую боль. Рвач слегка замедлил бег. В этот самый момент откуда-то сверху на него упало что-то тяжелое. Нападавший действовал весьма умело. Припечатав рыжего к земле, он схватил его кнут и оплел тому руки. Высоко, в локтях, так чтобы охотник не смог пошевелиться.

Пренебрежительно отбросив мешок в сторону, на помощь кинулся Хитрован. Захватив шею праведника, он приподнял того над землей и отшвырнул к стене. Дорн довольно быстро оправился от удара, но толстяк уже был тут как тут. Неуклюже навалившись на праведника, он начал молотить того, словно жернова. Хитрована охватила эйфория. Он наслаждался победой над противником, совершенно позабыв о своем приятеле...

Боль в ноге сильно ограничивала Юнга в движениях. Но он давно привык терпеть боль. Тем более в период возрождения. Так что, небольшая кровоточащая рана чуть ниже бедра не шла ни в какое сравнение с его последней смертью.

Тронутый оскалился, оттолкнулся от поручня и навалился всем телом на констебля. Тот взвыл и на минуту потерял координацию. Жадно хватая ртом воздух, Бушевич ощутил, как его шею сдавливают тонкие костлявые пальцы.

— Не уверен, что вам удастся выпутаться, мистер обреченный! — прошипел Юнг.

Перед глазами констебля сверкнуло лезвие кинжала.

— Зря вы впутались в эту историю, мистер правдоглаз, — выдал очередную фразу Тронутый.

Констебль захрипел. У него просто не осталось сил. Изворотливый злодей оказался ему не по зубам. Невероятно жилистый при неказистой комплекции, он был весьма неудобным противником.

Лезвие скользнуло возле левого глаза. Юнг не любил расправляться с жертвами слишком быстро, упиваясь каждым мгновением. Момент истины, когда человек попадает на границу жизни и смерти. Один вздох, один глоток воздуха. Тощему нравился ужас, застывший в глазах жертвы. Вроде бы существует призрачная надежда, но страх и недоверие сильнее. Ни с чем не сравнимое чувство превосходства. Ради этого стоит пойти на что угодно.

Острие коснулось кожи и медленно продавило ее. Констебль дернулся, скрипнув зубами.