Интересное2

Отто фон Штиль поднялся в самолет, и второй пилот тотчас поднял трап и захлопнул дверь.

Харальд придержал фуражку, чтобы не сдуло потоком воздуха от винтов, проводил взглядом выруливающий на взлетную полосу самолет и развернулся кругом.

Что ж, Штиль отработал честно, до конца. Встретил груз «СР» — два больших контейнера-термоса с последней промышленной партией сыворотки — и улетел тем же бортом. Претензий быть не может. А что, фактически, бросил свою лабораторию, подопечных, сослуживцев и друзей, так это глупость. Не женат на них, чтобы хранить верность до гроба.

Опять же — оружие победы. Если оно действительно сработает, слова Отто, которые сейчас кажутся бравадой, станут сбывшимся пророчеством. Война закончится, и тогда история обернется так, будто бы никто никого в пекле не бросал. Просто все знали уже тогда, в холодном феврале сорок пятого, что победа не за горами и беспокоиться не о чем.

Хиршфельд дал отмашку солдатам, и они с легкостью подняли, а затем осторожно погрузили контейнеры в кузов грузовичка. В каждом из контейнеров находились термосы емкостью в двести литров. На подготовку каждого солдата-берсерка уходило по литру с четвертью.

«Нетрудно подсчитать, что этой партии хватит на триста двадцать бойцов. Штиль обещал, что с новыми добавками сыворотка будет менее агрессивной и солдаты проживут хотя бы полгода, а не три месяца, как предыдущие три группы. Очень надеюсь, что это правда».

Четвертая, ныне действующая группа была подготовлена всего три недели назад, а по численности она получилась самой крупной, более трех тысяч штыков — Непобедимая Дивизия! За глаза полк Харальда так и называли, расшифровывая для непонятливых: «Численностью батальон, называется полком, мощью — дивизия». Так что до конца марта оружие победы оставалось под надежной охраной. А вот в апреле…

«В апреле почти вся моя Дивизия будет отправлена в секретный крематорий, и на посту останется лишь резерв, триста двадцать бойцов-берсерков. Тоже немало, учитывая их способности, но… лучше бы ученым поспешить и запустить ракету до апреля. Иначе сбудется именно мое предсказание, а не Штиля, и в апреле Кенигсберг станет русским. Вряд ли фюреру понравится такой подарок на день рождения».

Глава 15

Наши дни, Москва

Справка о телевидении СССР в поисковой системе

Самый заметный персонаж на ярмарочной площади — это городской сумасшедший. Самый малозаметный — он же. Все зависит от его поведения. Если он двигается, выкидывает фортели, выписывает кренделя и выкрикивает белиберду, все смотрят на него. Если же он замирает, а тем более — садится на паперти, все смотрят мимо него. Зачастую ему достаточно просто умолкнуть и шаркать по своим сумасшедшим делам более-менее ровно, без подскоков. В этом промежуточном случае его будут видеть, но внимания уделят не больше, чем любому другому прохожему в толпе.

Когда дверь кабинета открылась и вошел садовник, Леонид ничуть не удивился. Репин мог хмуриться и строжиться сколько влезет, но убедить обитателей базы, что этот чокнутый парень какой-то там враг, у него не выходило. Садовник бродил где вздумается, и никто ему даже не пытался помешать. Никто. Включая плотное оцепление вокруг «башни», вооруженное тепловизорами.

«А вот этот момент интересен. — Зимин смерил садовника взглядом и вопросительно вскинул брови. — Если все прохладные записаны Репиным в условные враги, то этого парня следует все-таки запереть, юродивый он или нет, просто для порядка. Но в народе слишком крепка память о традициях предков. Юродивых не трогают, даже если очевидно, что они опасны».

— Пойдем, пойдем, — садовник махнул Зимину и подмигнул. — Под лестницей! Тайна под лестницей! Ты представить не можешь, какая тайна!

— Почему же не могу? — Зимин потянулся. — Могу. Очаг, нарисованный на куске грубого холста, а за ним дверца.

— Пойдем, пойдем! — Садовник подмигнул другим глазом и попытался состроить какую-то гримасу, но вышло у него черт знает что. — Я покажу! Она ждет!

— «Она» — это тайна? — Зимин поднялся. — Ладно, давай разомнемся. Золотой ключик не забыл взять?

— Все спрятано там… там. — Садовник указал пальцем в пол. — Двенадцать ступенек на каждом марше, шесть маршей, дверь, подвал… дверь… тайна! Большая тайна! Тсс!

Он приложил палец к губам и пошел к лестнице. Между прочим, пошел почти бесшумно, как заправский разведчик.

На лестнице никто не дежурил, поэтому в подвал удалось спуститься беспрепятственно. И дверь оказалась не заперта. Подземелье выглядело мрачновато, но это признак всех помещений такого типа. С уютом в них не очень по определению. Здешний подвал был устроен просто: коридор и девять дверей. По четыре слева и справа и одна в конце. Но это были нормальные двери, с косяками, ручками и магазинными номерами на двустороннем скотче.

Но имелась в подвале еще одна дверца, десятая, секретная, под последним маршем лестницы. В этой связи была она меньше полутора метров высотой, да и в ширину тоже не фонтан, полметра. Ручки у нее не было, зато имелась замочная скважина.

— Тихо, тихо, — шепнул садовник и вынул из кармана ключ. Не золотой, железный, на обычном кольце, в паре с похожим ключом, только чуть меньшего размера. — Голову береги.

Он отпер дверь, первым сунулся в темное пространство за ней и остановился на пороге. Последовал щелчок, и по ту сторону секретной дверцы зажегся свет. Садовник исчез за дверью. Зимин секунду поколебался, вздохнул и тоже протиснулся в узкий лаз.

За дверью обнаружился вполне нормальный коридор, не хуже, а главное — не ниже подвального. Леонид выпрямился. Да, потолок здесь был примерно два метра с четвертью, да и ширину коридор имел приличную, около метра. Освещение, правда, подкачало. Одна тусклая лампочка светилась над входом, и еще две или три висели по ходу коридора, но, чтобы разглядеть спину проводника, этого хватало.

Садовник был уже далеко, поэтому Зимину пришлось сразу взять приличный темп. И он, в конце концов, запыхался. Это говорило не о плохой физической подготовке, а о длине подземного хода. Садовник и его ведомый прошли быстрым шагом не меньше километра.

Коридор закончился новой лестницей и еще одной дверью, к которой подошел второй ключ садовника.

Очутившись на свежем воздухе, Зимин невольно сделал глубокий вдох и сощурился от яркого света. На самом деле свет был не таким уж ярким, но после подвального полумрака слепил, поэтому Леонид не сразу сориентировался, где очутился. Да, в лесу, сомнений не было, но по какую сторону забора?

Зимин оглянулся. Скошенный скворечник входа в подземный коридор был замаскирован кустами. Забора поблизости не наблюдалось, а сосны и заросли были не такими, как на территории базы, никакие садовники за ними явно не ухаживали.

— Как все просто на самом деле, — негромко проронил Зимин. — Ни тебе камер, ни сигнализации, да и замки «от честных людей». Удивительно.

— Мы часто обманываемся видимостью легкого пути и попадаем в ловушки, — вновь достаточно адекватно отреагировал садовник. — По секретному подземелью нельзя пройти обратно, только сюда.

— Да? — Леонид хмыкнул. — И как же мы вернемся?

— Никак. — Зимину ответил не садовник.

Леонид обернулся еще раз и встретился взглядом… с Варварой! Она стояла рядом с садовником и, улыбаясь, разглядывала Зимина. Откуда она появилась, было непонятно, но явно не из секретного тоннеля. Скорее из ближайших зарослей. Выглядела она эффектно. В полувоенном костюме импортного образца, спортивных ботинках и в заграничной кепке-бейсболке Варвара напоминала героиню какого-нибудь калифорнийского боевика или компьютерной игры. Не хватало кобуры на бедре и обрезанных перчаток в крупную дырку.

— Ты зачем сюда явилась?! — вырвалось у Леонида.

— Ты не рад меня видеть, Зимин? — В голосе у Варвары промелькнули нотки возмущения.

— Рад, конечно!

— Так и говори. А вопросы будешь задавать в безопасном месте. Быстро за мной!

Она развернулась и махнула рукой.

— Погоди! — Леонид не двинулся с места. — Зачем?

— Что «зачем»? — Варвара вновь обернулась и удивленно округлила глаза. — Зачем я тебя освобождаю?

— Там осталась синяя папка. — Зимин указал большим пальцем за спину. — Я почти закончил расшифровку.

— Плюнь и забудь! Поздно пить боржоми! Увидишь, что творится в Москве, и без синей папки все поймешь! И потом, у тебя ведь есть копия.

— Откуда ты знаешь?

— Разве не из-за копии Репин тебя сцапал и привез в эту глухомань?

— Из-за нее. — Леонид кивнул. — Но тебе-то откуда это известно?

— Не будь занудой, Зимин! В библиотечном коллективе тайн быть не может. О твоей выходке начали шептаться еще, когда ты только начал копировать документы. Ты мог надуть чекистов, но обмануть библиотекарей… Зимин, это утопия! Поехали!

— Я знаю, что происходит в Москве.

— Репин просветил? — Варвара усмехнулась. — Ты ему веришь?

— Нет. Но все равно не вижу смысла ехать. Судя по всему, ты была права: внутри КГБ созрел какой-то заговор, и это связано с немецкой сывороткой. Думаю, что «холодные» бойцы — это новые берсерки. Кто-то наштамповал их в большом количестве и теперь пытается использовать. Репин ждет, что я подскажу ему, кто это может быть и как с этим бороться.

— А если он сам участвует в заговоре?!

— Зачем тогда требует расшифровать записи? Нет, Репин на правильной стороне. Понимаю, для тебя все чекисты пока в черном списке, но я, кажется, начал понимать, кто из них кто. На этой базе не осталось заговорщиков, все уехали в Москву, устраивать дворцовый переворот. Как в пятьдесят девятом или восемьдесят восьмом.

— Все-таки не веришь, да? — Варвара достала из кармана «ВЭФ». — Это не дворцовый переворот, Зимин. Сменой правительства и Политбюро дело не ограничится. Смотри, что покажу. Записи сделаны три часа назад. Дворец Советов, Кремль, Лубянка, Останкино, Садовое кольцо… смотри, мой наивный оптимист, и прозревай.

Четкости изображения и яркости красок «ВЭФ» позавидовала бы сама природа. В объемном изображении сжался, но раскрасился и насытился соком целый мир во всех деталях. Даже мельчайшие подробности были видны резко и отчетливо, вне зависимости от ракурса и дистанции.

Первый видеофильм снимала летающая камера Пятой программы. Почему-то ленинградский новостной канал всегда находил больше сюжетов в Москве, чем в Колыбели Революции. Вот и сегодня он отличился: снял панораму с высоты макушки стометровой статуи Ильича на крыше Дворца Советов. Это была классика жанра, но в этот раз облет центра Москвы отличался двумя деталями: камера снимала не просто панораму, а периодически увеличивала отдельные участки до максимума. А еще расставляла так называемые акценты: делала стоп-кадры, которые сопровождала стрелочками и комментариями.

Будь это НВТ — Новое Всесоюзное телевидение, или московский Центр Телевещания, известные склонностью к подгонке событий под формат сенсаций, все эти ухищрения выглядели бы нормально. Однако Пятерка всегда тянулась за Первым и Вторым, или даже за Новостями Европы и старалась подавать материал беспристрастно, как говорили профи, «без комментариев». И вдруг — стрелочки, стоп-кадры и «зумы».

Уже одно это обстоятельство заинтриговало, и Зимин буквально с головой погрузился в кадр.

Сначала казалось, что ничего особенного не происходит. Но камера расставляла акценты, которых становилось все больше и больше по мере приближения к Кремлю. Затем, на обратном пути, по мере возвращения к Дворцу Советов, камера начала показывать и вовсе такое, что стало ясно: дело дрянь.

Крепкие мужчины в серой униформе без всякого почтения заламывали руки отдельным гражданам и уводили их в черные автобусы или в вестибюли государственных учреждений. Примечательно, что среди схваченных было много милиционеров и других людей в форме. Несколько милиционеров попытались вырваться, но тут же отхватили таких «лещей», что провалились в нокдаун. Двое так и вовсе вырубились и обмякли.

Выглядело все странно, однако еще более странным показался другой фрагмент: в сотне метров от места предыдущей потасовки уже, наоборот, милиционеры навешивали люлей и крутили руки гражданам, в том числе некоторым «серым», после чего отводили их в те же самые автобусы!

В Александровском саду камера выхватила кадр гораздо большего накала. Группа военных срочной службы в парадной форме, по всей видимости отдыхающих в суточном увольнении, сцепилась языками все с теми же товарищами в сером. Как говорится, слово за слово, и перепалка трансформировалась в очередную нешуточную потасовку. «Серых» было втрое меньше, но военные проиграли и очутились в фургоне с решетками на окнах, как и граждане во всех видах униформы из предыдущих кадров.

В чем было отличие этого кадра — в крупных планах, пугающих реалистичностью. Зимин впервые видел не в кино, а наяву, как человеку бьют с ноги в живот, и он улетает метров на пять. Естественно, после такого он не встает. Зато когда «серому» бьют булыжником по затылку — с хорошим замахом, энергично и довольно точно, он даже не чешет ушибленное место. Разворачивается и зачетным свингом кладет солдата с булыжником на землю. Просто одним ударом.

На Красной площади никаких драк не наблюдалось, но там шла интенсивная передислокация всевозможной техники. Всевозможные машины, автобусы и дорожная техника двигались по загадочным маршрутам, то останавливаясь и образуя нечто вроде заслона у башенных ворот, то уезжая куда-то, затем возвращаясь и снова выстраиваясь в неведомые фигуры. Складывалось впечатление, что водители ежеминутно получают новые приказы и каждый раз эти приказы противоречат предыдущим.