Просто судьба

— Вы с Христенко где учились? Случайно не в школе для киллеров? Потому что только киллеры так улыбаться могут! — язвительно спросила Лёна.

— По крайней мере, нашу школу называли как угодно, только не школой для киллеров. А теперь дай мне сосредоточиться.

Больше Лёна не лезла. В конце концов, из них двоих именно Женя дипломированный специалист, один из лучших. А не она. Тем более от каждого движения, буквально от малейшего, голова взрывалась от боли, как будто в нее долбили тысячи маленьких острых молоточков. А горло словно долго терли наждачной бумагой — от каждого сглатывания Лёна болезненно морщилась. Во всем теле чувствовалась непонятная слабость, было холодно и жарко одновременно. Иногда ей казалось, что по лицу течет холодный пот, но разок докоснувшись до щеки, Лёна с отстраненным удивлением поняла, что лицо сухое и горячее.

Заболела. Отлично. Как вовремя. Лёна начала обмахиваться ладонью в попытке разогнать спертый воздух и прогнать духоту. Помогало мало, но хоть что-то. Она назло всем высидит до конца, дождется, когда Игоря выпустит, а месть отложит на потом.

Вскоре закончили и свидетели, которые, заметно повеселев после допроса, были бодрыми и значительно более заинтересованными.

Вышла Вика, и Алена неосознанно напряглась. Да, она знала, что все, что ни скажет здесь Вика, будет ложью от начала до конца. Знала, что весь ее рассказ — тщательно продуманная и отрепетированная роль. Как у актера. Но прогнать нервозность и страх была не в силах.

Судья начала с вопросов о прошлом. Как родилась Алена, как жили, как Вика познакомилась с Игорем.

Вначале все было не так плохо. Вика без эмоций, спокойно и рассудительно излагала факты о своей жизни. Училась, забеременела, вышла замуж, развелись. Дочь осталась с ней. С Игорем познакомилась, когда дочь была совсем маленькой. И здесь...пошла такая грязь, что, наверное, еще немного и Лёну бы вырвало.

— Игорь всегда тянулся больше к Алене, чем ко мне, — печальным и полным страданий голосом начала вещать Вика. Хотя, в принципе, так оно и было. — Именно он привязывал к себе девочку, подолгу гулял и играл с нею. Я сначала не придавала этому значения, наоборот, вы должны меня понять, — Вика с мольбой посмотрела на судью, давя на жалость. — Я была одинокой, с ребенком, без денег. А тут...Игорь, который, как мне казалось, любил меня и дочь.

Лицо судьи было непроницаемым, даже каменным, и она резко оборвала стенания Вики.

— К делу, пожалуйста.

Вика едва заметно поморщилась, но сразу натянула на лицо страдальческую мину.

— Да, да, — проблеяла она. — Просто мне тяжело...ворошить прошлое.

Если бы атмосфера была не такой напряженной и гнетущей, то Алена бы точно не сдержалась и фыркнула. Ха, прошлое ей ворошить тяжело. Сама придумала себе это прошлое и вывернула наизнанку.

— Он всегда испытывал...нездоровый интерес к ней. С самого детства.

— Он как-то проявлял его?

— Он старался всегда проводить с ней много времени, если вы понимаете, о чем я, — Вика многозначительно посмотрела на судью.

Лёну скривило от всего этого. Женя был прав. Допрос Вики будет самой сложной частью суда. И эта ложь...как можно ТАК нагло лгать? Наверное, все мысли можно было прочесть на ее лице, потому что Вика поспешила добавить:

— Алена была совсем малышкой, поэтому многого не понимала и не видела.

— Продолжайте.

— Я всеми силами пыталась оградить дочку от Игоря. Когда она немного подросла, я отправляла ее на все лето на дачу. Мне даже с работы пришлось уйти, чтобы не допустить их...более близкого знакомства. Я делала все, чтобы заботиться о дочке.

Боже. Лёна смотрела на все это с широко открытыми глазами. Как все можно настолько извратить? И судя по сочувствующим взглядам, ей верят и жалеют. Алена резко сглотнула, не обращая внимания на боль.

— Вот как ты это называешь? Заботиться о дочке? А то, что почти с десяти лет я каждое лето одна жила в полуразваленном и старом дачном доме, пока его не отремонтировал Игорь? То, что ты постоянно хотела выгнать меня из дома. А то, что ты ругала меня за то, что я вернулась с дачи за восемь дней до первого сентября, когда мне было четырнадцать? Это ты помнишь? А все потому, что я заболела. Я простыла на этой даче, а ты, когда я стояла перед тобой вся трясущаяся в ознобе и мало соображающая из-за температуры, орала на меня из-за того, что я сорвала твои планы. Что я жить тебе мешаю. Помнишь?

Алена не кричала, нет. Она говорила тихо и проникновенно, не сводя слезящихся от температуры и слабости глаз с той, что когда-то ее родила. А Вика...как-то сразу растеряла половину своей уверенности.

— Протестую! — вскочил со стула Виктор. — Это не относится к делу!

Он говорил что-то еще, но у нее не осталось больше сил ни на что. Тем более слушать чьи-то возражения. Ей было плохо, не только морально, но и физически. Становилось холодно, хотя пару минут назад в кабинете было очень жарко и душно. У девушки уже не оставалось сил на то, чтобы прямо сидеть — хотелось куда-нибудь лечь, и пол не казался уже такой плохой альтернативой. В поисках поддержки она облокотилась на плечо Жени.

— Продолжайте, — судья опять кивнула ее матери. — Вы говорили о том, что Игорь Волков изнасиловал вашу дочь и избивал вас. Когда это случилось впервые?

— Он ударил меня впервые, когда Алене было пятнадцать. Он что-то сказал о моей дочери, а я была не согласна. Он... — Вика судорожно вздохнула, словно пытаясь найти в себе мужество признаться. — Он со всего размаху стукнул меня по лицу. Так сильно, что я отлетела и врезалась спиной в стену. Со временем это стало почти традицией, — Вика невесело хохотнула. — Он избивал меня, потом насиловал. С каждым годом все становилось...более жестоким и невыносимым.

— Ваша честь, можно? — Женя расслабленно взмахнул рукой, привлекая к себе внимание. Дождавшись согласия, он обратился к Вике: — То есть Игорь Волков избивал вас на протяжении семи лет?

— Нет, немного меньше. Я подала на развод два с половиной года назад, к тому же попросила Игоря съехать из нашего частного дома, когда родился мой сын.

— То есть он не притрагивался к вам с того момента как вы забеременели?

— Он ударил меня последний раз в тот день, когда Алена уехала из города, — спокойно произнесла Вика. — Это был уже поздний срок. Седьмой-восьмой месяц. Он толкнул меня и ударил кулаком по лицу.

— Вы обращались к врачу? Есть какие-то медицинские подтверждения ваших травм? — спросила судья.

— Нет, я не обращалась к врачу. Хотя жалею об этом. Поймите, я столько лет скрывала это от дочери...Я не думала о том, что когда-нибудь мне понадобится медицинское заключение.

— Я хочу уточнить, — Женя опять поднялся со своего места и повернулся к Вике: — Скажите, вы прожили с Игорем Волковым около девятнадцати лет. В гражданском браке большую часть, так?

— Да, — Вика кивнула.

— Этот вопрос может показаться чересчур личным, но почему у вас не было детей так долго? А вы забеременели только в 2006 году. Вы как-то предохранялись?

— Протестую! — опять вскочил со своего места Виктор, но судья остановила возмущенные возгласы адвоката мановением руки. — Продолжайте, — кивнула она Жене.

— Да, я принимала таблетки.

— Все эти годы?

Вика замолчала. Очевидно, она не ожидала такого отступления от темы. И мысленно просчитывала, какой вред или пользу ей может принести ответ на этот вопрос. А главное, как ответить, чтобы это не нанесло ей вреда.

— Нет, — наконец-то решилась Вика. — Мы предохранялись традиционным способом. Таблетки я как раз начала пить перед тем, как забеременела. Очевидно, произошел какой-то сбой. Или они не помогли. Я не знаю.

— Вы не хотели иметь детей? Все-таки тринадцать лет...

— Хотела, но не давила на Игоря.

— Он был рад, когда узнал о ребенке?

— Нет, он был расстроен и взбешен. Я боюсь оставлять их с Костей наедине. Поэтому буду биться до последнего за сына.

Женя неспеша начал скользить, другого слова и не подберешь, по направлению к Вике.

— То есть сын родился по счастливой неожиданности из-за того, что вы перешли на таблетки?

Вика ненадолго замолчала, подыскивая достойный ответ.

— Можно сказать и так.

— Пока все, — Женя слегка склонил голову в сторону судьи и вернулся к своему месту.

А допрос все продолжался. Лёна мало понимала из того, что говорила Вика. Многое улавливала отрывками, и получалось что-то невнятное. Все силы уходили на то, чтобы держать глаза открытыми и делать вид, что все в порядке. Наверное, тогда это было к лучшему. Иначе Лёна бы просто не выдержала и все могло пойти кувырком.

Дальше Вика подробно рассказывала о своих мучениях под одной крышей с Игорем и о том, как узнала, что ее гражданский муж насилует ее несовершеннолетнюю дочь.

Лёна не знала, что говорила Вика, но по лицу Жени, пусть и через какую-то дымку и совсем неясно, можно было понять, что ее "мамочка" говорит далеко нелицеприятные вещи. Даже лицо Жени, на котором всегда держалась маска учтивости и легкой улыбки, исказилось в гримасе отвращения.

Когда Вика закончила говорить, в зале суда стояла напряженная тишина. Никто не произнес ни слова, пока судья говорила о том, что надо привести Игоря Волкова.

— Ален, ты нормально? — Женя спрашивал так настойчиво, что казалось, он пытается давно до нее достучаться. — Ален!

— Я в порядке, — заплетающимся от слабости языком прошептала Лёна. — Где Игорь?

— Сейчас придет, не волнуйся.

После этих слов мозг Лёны отключился. Сил и энергии не было на лишние телодвижения и мысли. Самое главное — дождаться Игоря. И все. Все станет отлично. Только что ж так плохо...

Алена скорее почувствовала, чем увидела, как Игоря привели в зал. Даже сама атмосфера изменилась. Алена не могла бы объяснить точно, особенно со своим воспаленным сознанием, но как будто воздух уплотнился и стал более...наэлектризованным. Лёна не могла точно подобрать эпитетов.Перед глазами расплывались черные круги, ее начало мелко потряхивать от озноба, а слабость была настолько сильной, что, казалось, малейшее дуновение ветерка, и она свалилась бы со своего стула. Слава богу, что в здании ветра не бывало.

Лёна попыталась открыть глаза пошире. Наверное, она просто не заметила, как от нехватки сил закрыла их. Иначе как объяснить такую темноту.

— Лён, Лёна, мать твою, — кто-то тряс ее за плечо. — Лён, ты меня слышишь?

Кажется Женя. Да-да, точно он.

— Я в порядке, — ей казалось, что она кричит, но друг продолжал переспрашивать.

Фоном она слышала чьи-то голоса. Самым громким и полным ярости, а Лёна почувствовала это даже сквозь боль, был голос Игоря. Еще она почти различила голос судьи. Да, наверное, он.

— Мать твою, ты что здесь делаешь? — обхватил ее за плечи Игорь. — Да еще в таком состоянии. Лёна...идиотка чертова.

Его голос раздавался очень невнятно, как будто Лёна накрылась подушкой и все звуки доносятся издалека. Но именно он помог Лёне выплыть из такого затягивающего забытья. Нашлись силы, чтобы открыть глаза и твердо встретить разъяренный взгляд Игоря.

— Не ори на меня, — она говорила спокойно, но сил на это уходило столько, что, казалось, что по ее лицу стекает холодный пот. — Ты должен был все мне рассказать.

Пока Алена пыталась взять себя в руки и с достоинством выдержать разговор с Игорем а не позорно свалиться от слабости, Женя попросил у судьи перерыв. Алена не знала, что говорил друг, но он сильно жестикулировал и указывал в ее сторону. Судья хмурилась, барабанила пальцами по столу, что-то отвечала, но Женька не сдавался.

— Идиотка несчастная, я бы сам все уладил, — Игорь отвернулся от нее, чтобы не выдать всей бури эмоций, которую уже не мог скрыть. С досады запустил руку в и так взлохмаченные волосы и растрепал их еще сильнее. — Зачем ты приехала сюда? Еще такая! Да ты горишь вся, Лён. Я даже отсюда чувствую!

— А что я должна была думать? — сил возмущаться и кричать не было, а жаль, потому что за его самонадеянность хотелось просто убить. — Ты не звонишь, не отвечаешь! Черт, Игорь, ты даже не рассказал мне толком ничего. Что мне прикажешь делать? Сидеть и ждать? — когда он возмущенно ругнулся, Лёна продолжила: — Я не хочу больше сидеть и ждать, Игорь. Я и так терпела два дня. Хватит. Я больше не могу и не хочу прятаться. Мы должны все решить вместе. Я прошу тебя, Игорь, — Лёна протянула дрожащую от слабости руку к его плечу и слегка дотронулась. — И если ты не прекратишь злиться, то я расстроюсь, — попыталась она разрядить обстановку.

Игорь не ответил, но ругаться сквозь зубы прекратил. Почувствовав, что ее рука дрожит даже, когда просто находится на его плече, резко развернулся и дотронулся до ее лба тыльной стороной ладони. Нежно и очень аккуратно, как будто боялся поранить. Если бы могла, Лёна не сдержала бы улыбки. Только что он стоял, весь пышущий злобой и яростью, а через мгновение наполнен нежностью и заботой.

— Ты вся горишь! Лён, да у тебя под сорок. Тебе нельзя находиться здесь, — безапелляционно отрезал Игорь. — Надо домой ехать и врачей вызывать. Так что...

— Нет, — слабым голосом запротестовала девушка, пытаясь отодвинуться от Игоря. — Не поеду.

— Алена, — он начал терять терпение и снова хмуриться. — Ты здесь загнуться хочешь?

— Я без тебя не поеду, — Лёна была непреклонна. — Я не хочу, чтобы ты снова вернулся в обезьянник. Вот когда освободишься, тогда и поедем.

Ей было больно смотреть на Игоря. Не потому, что слезились глаза, а потому что вспоминался давний разговор с Женей. Который не выходил у нее из головы с тех пор, как она узнала, что Игорь в СИЗО.

Он рассказывал ей о том, как проходил практику в исправительных колониях Европы и Америки. Первоначально Женина специальность была именно уголовным правом, и он активно изучал его и мечтал устроиться на работу именно с таким профилем.

Но потом резко поменял его, стараясь вообще не вспоминать о том, что хотел когда-то заниматься чем-то подобным. Он переквалифицировался и сейчас работал юридическим консультантом по экономическим и торговым вопросам. Сначала в Польше, потом в крупной автомобильной компании Франции, где продолжал трудиться и по сей день, правда, вдобавок подрабатывал и в России, как он говорил, для того, чтобы "получить больше опыта". В общем, было незаметно, что Женя очень жалеет о своем выборе.

Пару лет назад Алена подняла эту тему в разговоре с другом. Как-то не специально даже, просто начала расспрашивать о впечатлениях от Европы и работы там. И неожиданно перескочила на тему, которая тогда была неприятна и непонятна ей.

— Ален, знаешь, я много что видел и где бывал по работе, — Женя был серьезен как никогда, сосредоточенно вертя бокал вина в руке и не отрывая глаз от плескавшейся там темно-красной жидкости. — Мне приходилось бывать в европейских, американских тюрьмах и колониях. Я общался с заключенными. Парни, и даже женщины были посажены по разным причинам. Убийства, бытовая драка, клевета, рукоприкладство, хулиганство, изнасилование, воровство. Разные судьбы, разные наказания, разные сроки. Я со многими общался и разговаривал. Не о деле, а просто так, как с обычным человеком.