Просто судьба

Как я и предполагала, добрались мы примерно через час. К тому же и такси ловили долго, поэтому, к тому моменту как мы приехали к бабушкиному дому, на улице начало смеркаться. Мы вышли из машины, расплатились с таксистом и зашли в маленький магазинчик.Нам с Наташей с детства вдалбливали, что в гости надо приходить не с пустыми руками, потому что это неприлично. Маленький тортик, кекс, пирожное, да хоть что-нибудь, но должно быть при себе. Выбор в магазине был небольшой, поэтому мы купили более-менее свежий рулет. Сойдет. К тому же, зная бабулю, я могла с уверенностью заявить, что больше этот чахлый рулет больше никогда в своей жизни не увижу. Бабушка не то, что скряга...ладно, она жуткая скупердяйка. И такой я ее помнила с детства. В память мне врезался один момент, который произошел, когда мне было лет шесть. Я ходила в подготовительный класс, и у всех детей были такие красивые ручки и карандаши, с необычными резными колпачками и другими различными украшениями. И я дико хотела себе такой же. И даже присмотрела себе его на рынке. Нежно-розовый, с блестками и изогнутым колпачком карандаш, который стоил пять рублей. Он стал моей мечтой. И я попросила бабушку купить мне его. — Баааа, — протянула я. — Чего тебе? — бабушка осуждающе на меня посмотрела. — Купи карандаш, бабуль. Пожаалуйста, — я умоляюще на нее поглядела, состроив умильную мордашку, перед которой не мог устоять ни один взрослый. Но у бабули был поразительный иммунитет. — Нет! — она зло на меня посмотрела и даже по руке ударила. — Скажи спасибо, что я вообще с тобой вожусь. Я не нанималась еще и деньги на тебя тратить! Карандаш мне все-таки потом купили. Игорь купил. Но тот разговор с бабушкой я не забыла. Просто когда была маленькая, не поняла, за что она так накричала на меня. В глазах было такое отвращение...хотя тогда мне казалось, что она только злится. Став старше, я уже по-другому воспринимала ее отношение и реакции на свои поступки. Я была для нее обузой и позором семьи, вся в "придурка-отца", как иногда она говорила маме, когда думала, что я ничего не слышу. У нее всегда был тяжелый характер, из-за чего люди ее никогда не любили. Даже собственная дочь старалась держаться от нее подальше. Я не встретила ни одного человека, который бы относился к бабушке с толикой какой-то душевной теплоты. И, если честно, я не до конца понимала, как она сумела завести ребенка, и какой мужчина согласился с ней жить. Наверное, мой дедушка отличался глухотой и слепотой, если не замечал язвительный характер и жуткие гримасы своей жены. Как-то мы всей семьей приехали к ней на Рождество. Маме показалось, что в такой праздник мы должны непременно находиться рядом с близкой родней, из которой у нас была только бабушка. Пришлось, скрипя зубами, ехать. Но самое интересное было впереди. Бабушка у меня старой закалки, но что меня действительно в ней поражает, так это то, как она умеет оскорбить человека, при этом чуть ли не делая комплимент. Многие не понимают ее иронии, но мы с Игорем знали, на что способна маленькая и хилая на вид старушка. Как бы там ни было, мы уехали от нее в отвратительнейшем настроении, потрепанными нервами и нервным тиком. — Игорь, — сказала я тогда ему, — пообещай мне одну вещь. — Какую? — убитым голосом спросил отчим. — Пообещай мне, что если, когда состарюсь, я стану похожа на бабушку, ты меня прибьешь. Мы посмотрели друг на друга и громко захохотали. Это, по крайней мере, разрядило атмосферу. Но я не шутила. Я не хотела становиться бесчувственной злой мегерой, но с такой наследственностью...у меня были неплохие шансы. Наконец, мы дошли до бабушкиного дома. Я уже начала открывать дверь в подъезд, как меня окликнула Ната. — Лён, — тихо обратилась она ко мне. — Я, наверно, не пойду. — Нат, ты чего? — я недоуменно уставилась на подругу. — Да мы быстро. Я только узнаю, что она от меня хочет. А потом домой сразу. Ты не опоздаешь. — Да я не из-за этого не хочу идти, — Наташа нетерпеливо и немного нервно взмахнула рукой. — Просто...неспокойно мне. Ален, ты иди, — она успокаивающе кивнула головой, — а я тебя тут на лавочке подожду. Я с сомнением посмотрела на Натку. Уже становилось прохладней, а скоро начнет темнеть. Но к бабушке надо все равно зайти. Просто так она не стала бы звонить и приглашать в гости. Особенно меня. — Иди, — повторила Наташа, — я тебя здесь подожду. Только не вздумай задерживаться. Я улыбнулась краешком губ и поспешила зайти в подъезд. Ко всем обычным стимулам побыстрее покинуть бабушкину квартиру добавился еще один. Надо поторапливаться. Я позвонила в дверь. Звонок был еще старый, советский, поэтому от него неприятно звенело в ушах. Мы много раз предлагали бабуле сменить квартиру или, на крайний случай, сделать ремонт хотя бы в этой, на что она всегда отвечала категорическим отказом. Мне казалось, что она делает это специально, не из-за того, что хранит какие-то нежные воспоминания об этой квартире именно в таком виде, касающиеся, ну, например, ее молодости или радостных моментов, а просто, чтобы разозлить и поддеть Игоря. Он не раз предлагал ей новый дом (правда, желательно, подальше от нашего), но бабушка была неумолима. Что не мешало ей каждый раз поддевать этим отчима, что, мол, поскупился он "любимой теще" на жилплощадь, а ей всего лишь комнатка нужна, поближе к нам (читай — в нашем доме). Особенно ей нравилось заводить такой разговор при посторонних людях, ее это, можно сказать, вдохновляло и давало заряд положительных эмоций. Бабушка открыла дверь почти сразу. Как будто стояла под дверью и ждала меня. От такой мысли у меня поползли мурашки по спине. Мне все больше и больше не нравился этот вечер, этот разговор, этот "чай". — Здравствуй, Алена, — бабушка посторонилась. — Проходи. Я прошла в такую знакомую с детства квартиру, которая совершенно не изменилась за все эти годы. В коридоре все также наклеен пеноплен, пожелтевший с годами, у стенки стоит старый сервант, заполненный различной посудой, которую бабушка не доставала ни разу, так как та была "для особых случаев". Или, как она шутила, "для ее похорон". Г-образный коридор ведет на кухню, оттуда — в зал и спальню. Обычная квартира, планировкой не особо отличающаяся от квартиры Анны Сергеевны, но в доме учительницы все-таки было...теплее и уютнее. Но, вполне возможно, что так кажется только мне. — Ты долго будешь стоять в коридоре? — окликнула меня бабушка с кухни. — Иди сюда, сейчас чай остынет. — Сейчас, только руки помою, — сказала я ей и направилась в ванную. Бабушка в это время вернулась в коридор и взяла с тумбочки рулет. Мне было неспокойно. Бабушка была слишком вежлива и собрана. Прямо как мама иногда. Я прерывисто вздохнула. — А Наташа где? — спросила бабуля. — Она не приехала? — Она не стала заходить, — сухо ответила я. — Ната предпочитает более дружелюбные компании. Бабушка не обратила внимания на колкость. — Присядь, — попросила она, указывая рукой на табуретку. — Я постараюсь быстро закончить. Эта фраза звучала бы вполне органично в устах палача. Или бабушки. Я постаралась не показывать свое волнение и молча села на предложенную табуретку. — Сколько ты хочешь? — напрямик спросила бабушка. — Эээ, прости, — я лишилась дара речи. И не совсем понимала, что она хочет от меня. — О чем ты? — Что тебе нужно, чтобы исчезнуть из нашей жизни? — отчетливо произнесла она. — Или сколько? Вот в чем дело. Этого следовало ожидать. Я знала, что бабушка может такое сказать, но не представляла себе, что она действительно на это решится. — Мне не нужны деньги, — едва сдерживаясь, произнесла я. — И ничего другое тоже не нужно. — А здесь ты ошибаешься, милочка, — бабушка скривила губы. — Я не думаю, что ты осталась бы в городе, если бы Игорь предложил тебе уехать. У всего есть своя цена, и глупо притворяться, что в жизни есть что-то бесценное. — Для тебя, может, и нет, — я попыталась успокоиться. — А для меня есть. Это все, что ты хотела мне сказать? Теперь я могу идти? — Послушай меня, — бабушка произнесла чуть устало. — Просто выслушай, а потом можешь катиться на все четыре стороны. Или боишься? — когда я промолчала, она продолжила: — Ты портишь всем жизнь, Ален. Ты испортила ее своей матери, Игорю, чего греха таить, мне, но это даже не важно. Если ты останешься, ты испоганишь жизнь еще и малышу. МОЕМУ внуку! А я этого не хочу. Подумай сама, что тебя ждет здесь? Что тебя ждет с Игорем? Это сейчас он молодой мужчина, а что будет через пятнадцать лет? Ему стукнет уже пятьдесят, а тебе только будет сколько? Тридцать два, тридцать три? Вся жизнь впереди. Тем более, — здесь бабушка усмехнулась, — многое в отношениях решает постель. А неудовлетворенная женщина опасна. — Если все дело в том, что ты боишься за мою половую жизнь, — мой голос дрожал от едва сдерживаемых слез, но я все равно говорила, — то не стоит. Дядя Олег в свои пятьдесят остается до сих пор видным мужчиной, который может удовлетворить самую опасную женщину. Игорь не хуже. Это ты хотела узнать? — Алена, — бабушка покачала головой, — ты не слышишь меня. Или не хочешь слышать. Что тебя ждет здесь? Максимум, ты можешь рассчитывать на статус осуждаемой всеми любовницы, которая увела мужика у собственной матери. Да, ты можешь переехать, а он будет навещать тебя, но что будет с ребенком? Пока он маленький, ему будет все равно, согласна, но когда он вырастет? Ты что думаешь, он поблагодарит тебя за то, что ты, его родная сестра, увела отца из его жизни? Он будет ненавидеть тебя всю сознательную жизнь, — бабушка била не просто больно, она ковыряла ножом в открытой, кровоточащей ране, — за то, что ты сделала с его матерью. Ты думаешь, Вика всегда была такой? Неет. ТЫ ее такой сделала! — Не вешай на меня всех собак, — крикнула я. — Я не виновата, что мать такая сука! — ТЫ! — бабушка усиленно закивала. — ТЫ отравляешь всем жизнь. ВСЕМ, кто тебя окружает! Но я устала, я устала смотреть на то, как мучается моя дочь, и я не позволю мучить так своего внука! НЕ ПОЗВОЛЮ! Меня била нервная дрожь, из глаз текли слезы. Она озвучила все мои страхи и нещадно давила меня ими. Как же больно. — А я, — я постаралась внятно произнести эти слова между всхлипами, — разве я не твоя внучка? Разве я — чужой тебе человек? Ты годами наблюдала за тем, как я общаюсь с мамой и ничего, ничего и никогда не сделала. — Ты ублюдок, — пожала она плечами, — которого я никогда не хотела. Да и Вика тоже. Дочери была нужна мечта, семья, но она прекрасно бы прожила без тебя и твоего папаши. Ты вообще не должна была появиться на свет, чистая случайность, которая уже испортила несколько жизней. Хочешь испортить еще одну? — Я никому ничего не сделала, — я задыхалась, я не могла остановиться. У меня истерика, которую я больше не могла сдерживать. Я закричала. — ЧТО Я ВАМ ВСЕМ СДЕЛАЛА? ЧТО? — ЧТО? — бабушка тоже повысила голос, словно чувствуя, что я уже на грани. — И ты спрашиваешь ЧТО?! Ты родилась. Этого недостаточно? Как же больно. Я зарыдала. Я не могла сидеть, сползла тихонько по стенке и, уткнувшись лицом в колени, заплакала еще сильнее. За что они так со мной? Зачем? Я бы отдала им все, но мне нужно было лишь немного тепла. Самую капельку тепла и любви. Я не просила много. У других было даже больше. Но я никогда не жаловалась. И не жалела себя. До этого момента. — З-за что т-ты так cc-о мной? — спросила я. — За что? Я н-не прос-сила м-меня рожать. Не просила...не просила...не просила, — повторяла я снова и снова, раскачиваясь из стороны в сторону и захлебываясь слезами. Бабушка выдохнула. Она добилась того, чего хотела. За пять минут она сделала то, чего мама не смогла сделать за десять лет. Она сломала и растоптала меня. — Это уже не важно, — сказала она. — Это уже не исправить, но я не могу позволить тебе и дальше портить нам жизнь. Не ради себя, Ален, а ради внука. Которого я смогу любить и баловать. Я хочу счастья не для себя, в отличие от тебя, а для ребенка, — она встала, налила стакан воды и поставила его рядом со мной. — Уезжай, Ален, ради Христа, уезжай. Забудь все это как страшный сон, и позволь забыть это нам. Позволь нам жить. Не ради меня, матери или Игоря. Хотя бы ради ребенка. Просто уезжай. И все забудется. Я не могла больше. Я встала на трясущихся ногах и пошла к двери, не прекращая захлебываться слезами. У меня не хватало воздуха даже для дыхания. Хотелось сдохнуть. Лечь куда-нибудь и просто сдохнуть. И никому не будет никакого дело до того, что с тобой и где ты. Самое страшное чувство — быть ненужным. И заставить человека верить в это. Бабушка превратила меня в ходячего мертвеца, в тело без души, сказав всего пару слов. Я думала, что без души наступает пустота. Не верьте этому. Без души больно, ничего не может оставаться пустым. Боль и темнота.

Наташа стояла в подъезде на лестничной клетке между вторым и первым этажом. — Лёна, что... Я не слушала ее, пробежала мимо. Не хватало воздуха, я задыхалась. После того дня мне до конца жизни в кошмарах снились бабушкины слова. Все — каждое слово, каждая фраза. Я не видела, была ли рядом Наташа или нет. Я просто шла, не понимая, куда и зачем. Не видя вокруг ничего. Только когда какая-то машина резко затормозила передо мной и сверкнула в глаза фарами, я отвлеклась. — Ты идиотка? — крикнул мужик, открыв окно авто. — Совсем ополоумела? Смотри куда идешь, дура. Вперед вышла подруга, которой я даже не заметила до этого. — Простите пожалуйста, — произнесла она. — Темно, мы не заметили машину. Извините еще раз. Мужчина взмахнул рукой и пробормотал что-то о "долбаных наркотиках и распустившейся молодежи". Ната взяла меня за руку и отвела до ближайшей скамейки. Я шла как сомнамбула, только мысль мелькнула о том, что хорошо, что сейчас ночь. Наташа хотя бы моего лица видеть не будет. Она посадила меня. Сама уселась рядом. Сжала мою руку. — Лён, — Наташа обеспокоенно и заботливо на меня посмотрела. — Я все слышала. Я не специально...но...мне жаль, Лён. Правда. Лён, пожалуйста, не думай об этом. Ради Бога, не вини себя. Все, что не делается — все к лучшему, — подруга пыталась до меня достучаться. — Лён...скажи что-нибудь. Я покачала головой. Я не хотела говорить. Я была даже не уверена, смогу ли сделать это — Лён, — начала Наташа, — послушай меня внимательно, ладно? — она набрала воздуха в легкие и попробовала до меня достучаться. — Лён, а что если нам правда уехать? Послушай...ты же умираешь здесь. Угасаешь. Я же вижу. Посмотри на себя — ты лишь тень прошлой Алены. Пожалуйста... Я не смотрела на нее. Мне почти те же самые слова сказала бабушка, а теперь и Ната. Может, правда, уехать? Так далеко, как только возможно. Я могла это сделать, но смогу ли я жить без души? Наполненная болью и горечью? Наташа, казалось, все читала по моему лицу. Она не стала бы давить на меня, нет, ни в коем случае. Для этого она слишком любила свободу. Но отступать подруга не собиралась. — Рано или поздно тебе придется начать новую жизнь, — она не отрывала от меня взгляда, который выражал сочувствие и боль. — Помнишь, ты сказала мне эту фразу совсем недавно? — Ты давно уже это задумала, — я не спрашивала, я утверждала. — Тогда, еще в отеле, да? — Да, — не стала отрицать подруга. — Я не могу больше смотреть на то, как ты ломаешь сама себя. И как тебя ломают. Ты даже не замечаешь того, что боишься людей. Ты шугаешься от них. Ты никогда не была такой. Я... — она запнулась на мгновение, но затем решительно продолжила: — я знала, что ты с Игорем. Я же не слепая. И всегда видела, как вы смотрели друг на друга...но такие чувства, Ален...они опасны. Потому что сжигают тебя дотла. Я слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе так жить. Ты не заслужила такого. И никто не заслужил. — Ты тоже меня осуждаешь, да? — спросила я у нее. Я уже не чувствовала ничего. Какая разница, человеком больше, человеком меньше. — Алена! — Наташа с укоризной на меня посмотрела. — Ты прекрасно знаешь, что я ни разу в жизни не осудила тебя! Что-то похожее на стыд шевельнулось в моей душе. Значит, я еще могу что-то чувствовать. — Прости, — хрипло произнесла я. — Я не хотела тебя обидеть. — Знаю, — она вздохнула. — Именно поэтому я все еще здесь. Ален, пойми, здесь у нас нет будущего. Никакого. Что ты будешь делать через несколько недель, когда Игорь и твоя мать распишутся? — Ты его не любишь, так ведь? — спокойно, без всяких эмоций спросила я у нее. Наташа скривила губы. — Мне плевать на него, если честно, — я чувствовала ее недовольство. — Но он поступает с тобой как последняя скотина. Хотя я все понимаю. Этот ребенок...я могу понять, почему он так делает. Но не могу понять, почему он не хочет отпускать тебя. Это эгоистично. Ален, — она посмотрела на меня с надеждой. — Давай уедем. — А если не получится? — тихо спросила я. — Что если я не смогу так жить? Жить без него? — Ты и не пыталась, — ответила мне Ната. — Попробуй. А если не получится...что ж, тогда ты будешь точно в этом уверена. В конце концов, ты всегда можешь вернуться сюда. Когда угодно. Но я не позволю тебе губить свою жизнь. У меня, — она посмотрела на меня с такой надеждой, — нет никого, кроме тебя и мамы. Я не вынесу, если потеряю кого-то из вас. — А ты? — я решила все выяснить. До конца. — ТЫ сможешь уехать и начать новую жизнь? С чистого листа? Забыв все и всех, оставив свою мать здесь? — Не знаю, — Наташа не смотрела мне в глаза, но я знала, о чем она сейчас думает. — Но я хотя бы попытаюсь. Лучше призрачный шанс, чем загнивающая утопия. — Нат, я все понимаю, — проговорила я. — И про ребенка, и про будущее. Бабушка правду сказала. Не смогла бы я жить так. А уйти сил не хватало. Но я... — Надеялась на что-то? — Куцова понимающе улыбнулась краешком губ. — До последнего верила, что все образуется, наладится. Случится чудо, и твоя мать образуется и оставит вас в покое? Или Игорь наконец-то перестанет играть в правильного парня и начнет думать не только...хм, неважно. Ален, ничего не изменится. Я столько лет жила с надеждой на перемены к лучшему. Как и ты. Скажи, хоть что-нибудь изменилось? Хоть что-нибудь? — Нет. Она была права. Ничего не менялось, становилось лишь хуже. Но менять свою жизнь, полностью, не оглядываясь назад, страшно. Хотя я не чувствовала страха. Я почти ничего не чувствовала. — Ты ведь уже все продумала, так ведь? — я посмотрела на Наташу. — Ты не стала бы предлагать мне все это, если бы не была уверена в том, что все готово. — Ты не умеешь врать, Ален, — фыркнула подруга. Я почти улыбнулась. — Поэтому мне пришлось самой все организовывать. Через три дня будут экзамены для спортсменов и людей, учащихся или собирающихся учиться за рубежом. Я договорилась с Аннушкой, она смогла нас вписать в этот день на экзамены. Сдавать примерно неделю. Тяжело, но мы справимся. — Значит, все уже давно все решили, — хмыкнула я. — А предупредить нельзя было? Я уже не прошу даже интересоваться моим мнением. Я понимала, что могу сейчас обидеть Нату. И наверняка именно так и сделала. Но я не могла себя остановить. Хотя в глубине души и понимала, что она права и все это делает для того, чтобы наладить нашу жизнь. Мою жизнь. — Лён, — произнесла она, — я не буду на тебя давить. Но тебе нужно принять решение. Самостоятельно. Пора становиться взрослой девочкой и перестать прятаться за Игоря. Ты должна учиться жить. И я заставлю тебя это сделать, даже если тебе будет очень больно. Ты ОБЯЗАНА пройти через все это. Главное, решиться сделать первый шаг. — Ты говоришь, что не будешь давить на меня, — я несмело улыбнуться. — А что же ты сейчас делаешь? — Вправляю тебе мозги, — невозмутимо произнесла Куцова. — Это разные вещи. — Ну да, ну да, — я покачала головой. — Давно додумалась до такой фразы? — Умный человек подсказал, — Наташа внимательно посмотрела на меня. — Но это неважно. Я даю время тебе до завтра. Подумай хорошенько, Ален. Ради всех нас. Подумай и реши. Сама. Больше она не сказала мне ни слова. Поднялась с лавочки, отряхнула джинсы, подала мне руку и пошла в сторону остановки ловить такси. В машине мы тоже не разговаривали, лишь смотрели на ночной город, каждая из своего окна. Только перед тем, как разойтись по своим домам. Наташа сказала: — Решай, Ален. Пока не стало слишком поздно.